А кто ходит в детский сад для аутистов? Стоит ли детям аутистам посещать детский сад.

Детский аутизм представляет собой отклонение в психофизиологическом развитии, основное проявление которого заключается в коммуникативных нарушениях. К сожалению, до сих пор не существует какой-либо специальной системы дошкольных учреждений для аутистов, поэтому малыши со слабовыраженными нарушениями могут посещать общеобразовательные детские сады, а ребята с глубоким аутичным расстройством, как правило, посещают детсады для умственно отсталых деток. Безусловно, умственная отсталость и аутизм – это абсолютно разные вещи, но в этих учреждениях работают детские психологи − специалисты по нарушениям развития. Кроме того, группы малочисленны, что позволяет уделять больше внимания каждому ребенку.

Ребенок-аутист в детском саду адаптируется очень тяжело по сравнению с остальными сверстниками. Такие детки отличаются повышенной тревожностью, их страхи и переживания фиксируются на продолжительное время. Аутисты требуют дополнительного внимания и осторожности в обращении.

Для того чтобы ребенок-аутист быстрее и легче адаптировался к новой обстановке, ему нужно помочь наладить отношения со сверстниками: вовлекать в коллективные игры, пресекать возможное агрессивное или неадекватное обращение, проявлять доброжелательность.

Детские сады для детей с нарушениями умственного и физического развития

Аутизм − это не единственная серьезная проблема, с которой приходится сталкиваться родителям. Детки с нарушениями слуха, зрения, опорно-двигательного аппарата также имеют особенности развития и нуждаются в посещении специализированных дошкольных заведений, в которых предусмотрены особые педагогические методики и методические пособия.

В такие дошкольные заведения детки комплектуются с учетом уровня начальной подготовки, возраста и степени нарушения слуха. При этом решающее значение имеет не возраст (как в обычных ДДУ), а развитие речи у малыша.

Детские сады для глухих работают по программе, которая по многим разделам совпадает с общеобразовательной, но учитывает специфику развития таких детей. Так, особое значение уделяется формированию навыков произношения и чтения по губам.

У деток с нарушениями зрения, как правило, нарушается координация движений, с трудом формируются навыки самообслуживания и в результате притупляется стремление к трудовой деятельности. Именно поэтому детские сады для слепых основными своими задачами должны ставить формирование таких личностных качеств, как активность, самостоятельность и трудолюбие. Эффективность в этом воспитательном направлении достигается в результате переориентации ребенка с позиции опекаемого на позицию заботящегося о других.

Минчанка Юлия Вишневская открыла специализированный частный детский сад, чтобы развивать своих двух дочерей с аутизмом. «Белсат» посетил одно из занятий Юлии с детьми.

Чтобы открыть садик, пришлось продать квартиру

Детский сад находится в одном из спальных районов Минска, на первом этаже многоэтажной высотки. Первое, что бросается в глаза, когда заходишь внутрь, — интерьер почти полностью белого цвета и множество разноцветных вывесок и изображений.

Хозяйка сада, Юлия Вишневская, рассказала, что к открытию дошкольного учебного заведения ее подтолкнула собственная семейная ситуация. У Юлии две маленькие дочери с аутизмом. В обычный садик женщина их отдать не могла, а найти человека для присмотра, который бы знал, как работать с такими детьми, не получилось. Тогда Юлия решила сама набираться знаний и опыта, чтобы воспитывать не только своих дочерей, но и помочь другим детям с аутизмом. Следующим шагом стало открытие собственного детского сада.

Первой трудностью на пути реализация идеи стала финансовая. Юлия рассказывает, что, чтобы сделать первые шаги, пришлось продать собственную квартиру в Гомеле. Чтобы получить средства, Юлия приняла участие в проекте телеканала ОНТ «Мой бизнес». Но в главный отбор ее не взяли, мол, садик — это не бизнес. В то же время несколько коммерческих организаций совместно выделили Юлии средства — всего десять тысяч долларов.

Деньги пошли на приобретение оборудования — цветных принтеров, смарт-доски и т.д.

Программ для работы с детьми с аутизмом в Беларуси нет

Следующей трудностью стал поиск специалистов для работы в саду. В Беларуси таких специально обученных людей нет.

«К нам приезжают много иностранных специалистов, которые готовы делиться своим опытом, но почему-то системой это у нас не становится, — говорит Юлия. — Все на уровне родительских инициатив, каких-то эпизодических курсов».

Сейчас сад — частное учреждение. Юлия говорит, что были и амбиции сделать его государственным.

«Но если мы становимся государственным учреждением, то автоматически должны выполнять государственные стандарты образования, — отмечает хозяйка сада. — Аутисты очень выбиваются из массы всех остальных детей, для них невозможно составить некий единый стандарт».

На государственном уровне разработкой программ для детей с аутизмом в Беларуси никто не занимается, утверждает Светлана Кот, работница в саду.

«Если для детей с умственной недостаточностью, для инвалидов по зрению возможна общая программа, с каждым аутистом нужно несколько раз провести занятия, а потом для него индивидуально написать программу, которая будет учитывать его особенности развития, — отмечает специалист. — Нам нужна отдельная структура, которая бы занималась диагностикой и написанием программ для таких детей».

Каждый посетитель сада имеет свою индивидуальную программу, рассчитанную на полгода. Программы мобильные, могут быть дополнены в любой момент.

Садик для детей с аутизмом — белые стены и яркие цвета

Чем же отличается садик для детей с аутизмом от всем нам привычного детского сада?

Пространство в таком садике должно быть четко структурированным. Детки должны заниматься различными видами активности в разных местах — например, в правом углу учеба, в левом — игры.

Каждое занятие продумывается так, чтобы ничто не отвлекало, которое у детишек с аутизмом очень трудно занять. После каждого занятия — перерыв на игру с игрушкой.

Юлия обращает наше внимание на то, что в садике интерьер преимущественно белого цвета, а вещи, на которых нужно акцентировать внимание детей во время занятий, раскрашены в яркие цвета. Предметов в комнате, где проходит работа с ребенком, не должно быть много, и они должны иметь свои места — дети-аутисты любят, чтобы все было в порядке. В садике две смены, и в каждой по три ребенка. Больше садик себе позволить сегодня не может.

Работает садик двадцать часов в неделю. Цена за месяц занятий — 520 долларов.

«Но мы с нашей деятельности не получаем прибыль, — говорит Юлия. — Мы работаем на самообеспечении. Прибыль идет на оплату специалистов и аренды».

Юлия рассказывает, что в садик уже есть очереди.

«Нам даже из Москвы звонили, предлагали приехать к нам и здесь снимать квартиру, так как для них это получается дешевле».

По словам Юлии, часто приходится сталкиваться с тем, что звонят родители, очень хотят попасть в садик, но когда слышат цену, говорят, что не могут себе это позволить.

«Но если эта услуга для большинства вообще недоступна, то лучше пусть будет в дорогом варианте, чем ее вообще не будет», — подчеркивает наше собеседник.

Эксперт: «Мы отстаем от Европы и США на 40 лет»

После садика ребенок может пойти в частную школу или в интегрированный класс, которые были созданы в Беларуси специально для аутиста по инициативе общественной организации «Дети. Аутизм. Родители». Но несмотря на попытки создавать интеграционные классы и сады для детей с аутизмом, ситуация с дошкольным и школьным образованием таких детей в Беларуси выглядит достаточно уныло, утверждает Татьяна Голубович, руководитель общественного объединения «Хорошее дело. Помощь людям с аутизмом».

«Наша система образования настолько консервативная, что очень трудно организовать среду, которая бы помогала ребенку с аутизмом развиваться правильно», — говорит Татьяна.

Женщина отмечает, что в белорусском обществе существует огромная проблема понимания такого явления, как аутизм, да и вообще — людей, отличающихся от большинства.

«Но мне кажется, что это все придет к нам, когда общество научится понимать, что есть разные люди, разные дети, — говорит Татьяна. — И что вообще не надо делить детей — вот это аутист, аллергик, астматик и т.д. Это в первую очередь дети. И они, и их семьи должны иметь шанс получить помощь и жить, как все».

Татьяна отмечает, что в Западной Европе и США существует огромное количество программ и организаций, помогающих детям с аутизмом. Мы отстаем от них лет на тридцать-сорок.

«Наша система образования не принимает мировой опыт реабилитации этих детей и тратит огромное количество ресурсов, времени на изобретение собственных, инновационных методов работы с такими детьми. Тем самым просто крадут время у людей».

Сад для детей-аутистов очень важен, так как работать с такими детьми надо начинать с самого раннего возраста, говорит Татьяна. Ведь чем раньше эта работа начнется, тем больше шансов будет у ребенка пойти в обычную школу, научиться говорить, общаться с другими, дружить.

Меня очень часто просят рассказать о своем детстве и о том, каково это, быть аутичным ребенком в детском саду?
Многие родители расценивают то, что их аутичный ребенок может посещать детский сад как какое-то достижение, как повод для гордости, как что-то, за что стоит бороться. Ведь если ребенок ходит в садик, где так шумно и столько других деток, значит он такой нормальный! Да? Родители с радостью рассказывают о подобном достижении своим родственникам, коллегам, друзьям и знакомым, в том числе и другим родителям аутичных детей, тем самым подбивая их на то, чтобы они тоже определили свое аутичное чадо в детский сад.
И, не удевительно, если в погоне за тем, чтобы отметить очередное достижение своего ребенка и успокоить себя тем, что ребенок «может быть нормальным» родители определят его в детский сад когда он к этому не готов.

Когда кто-то пишет о том, что хочет отдать своего ребенка в садик мне хочеться заорать ему: «Нет, не делайте этого ни в коем случае!», но я останавливаю себя, понимая что не все садики похожи на мой и не все аутичные дети похожи на меня.
Тем не менее очень важно обратить внимание на то, что «социализация» в детском саду может стать причин серьезных проблем, некоторые из которых могут остаться на всю жизнь.

Итак, что происходит, когда ребенок оказывается в детском саду? Родители уходят, двери закрываются и ребенка отводят в комнату, полную детей. Ребенок оказывается на совершенно незнакомой ему территории, более того — он оказывается в новом, совершенно незнакомом для него мире, где действуют совсем другие правила, чем «снаружи». Вокруг все непредсказуемо, странно и шумно. Если ребенок аутичен, то он не всегда сможет отделить источники шума один от другого. Другие дети, вероятнее всего, его напугают — в свое время мне показалось, что эти дети безумны, я совершенно не понимала их действия и не понимала, что им от меня надо.
Правила не всегда понятные, не всегда ясно что можно, а что нельзя делать, не всегда ясно как следует задать вопрос. От тебя практически ничего не зависит — твоя жизнь находится в руках у воспитателя, который может быть не более предсказумым, чем другие дети.
Если ребенок после подобного стресса не заболевает, если у него не начинается эпилептический припадок или сильный мелтдаун, считается что он может ходить в садик.
При этом психическое состояние ребенка в садике и то, хочет он туда ходить или нет чаще всего не учитывается. Я постоянно слышу истории об обычных нейротипичных детях, которые умоляли своих родителей не отправлять их в детский сад, когда они были маленькими, но родители не обращали внимание на их просьбы, даже если финансовые возможности и другие ресурсы могли бы позволить им не отправлять ребенка в детский сад. Большинство взрослых людей, которые рассказывают мне о том, как им не хотелось ходить в детстве в детский сад вспоминают об этом с улыбкой, как о чем-то довольно безобидном и не имеющем значения, иногда даже веселом. Они полностью переходят на сторону своих родителей, и зачастую считают, что те поступали правильно, потому что они «учили их терпению», «показали, что не всегда все бывает так, как хочется» и «помогли им понять что значит находиться в коллективе».

Мое прибывание в садике не было обязательным. Я ходила в садик всего два года, те два года, которые предшествовали школе. Первый год я очень много болела, второй год болела чуть меньше, но тоже довольно часто садик пропускала. Обычно меня забирали из садика после обеда или после тихого часа — забирали бабушка с дедушкой, у которых на самом деле была возможность следить за мной весь день. А если это их так утомляло бы, что случилось бы, если бы я несколько часов побыла одна? Думаю, мои родители прекрасно понимали что ничего страшного бы не случилось! Точно так же, как они водили меня по утрам в садик, они могли бы водить меня к тем самым бабушке и дедушке, которые жили неподалеку от садика. Там бы я могла высыпаться — потому что если я встаю рано утром, как в детстве, так и сейчас, я всегда чувствую себя сонной, во сколько бы я ни ложилась спать. Или листала бы книжки. Или играла бы. Или слушала бы советские песни, которые мне тогда нравились. Я прекрасно могла бы проводить время до обеда одной! Более того, мне нравилось проводить время одной!
Но родители решили меня социализировать. В этом была настоящая причина, в этом, а не в том, что им было не с кем меня оставить. Они решили, что если я буду ходить в садик, мне будет легче «привыкнуть к коллективу» в школе. Когда я это поняла и когда кто-то из взрослых (не помню, кто именно) это подтвердил мне показалось, что меня просто внаглую использовали. Если бы я родилась мальчиком и родители сделали бы мне операцию по смене пола, или если бы я была приемной дочерью и они бы это от меня скрывали, или если бы они скрывали что у меня есть брат или сестра… Думаю тогда бы это возмущало бы меня намного меньше! Они решили за меня, как мне будет лучше, хотя я самого начала знала что ничего, ничего хорошего от садика ждать не придется, с самого первого дня! И они не говорили мне всей правды. Разве это не похоже на типичную ситуацию из антиутопии, когда человек у власти якобы «ради блага большинства» навязывает им определенный образ жизни, дает не полную информацию, скрывает часть правды? Почему подобное отношение к взрослым людям считается ужасным, а к детям нормальным?
Из-за садика у меня появилось множество серьезных психологических проблем, которые негативно отразились и на моей социализации, и на моей дальнейшей жизни. Мне уже двадцать лет, но я до сих пор считаю свое пребывание в садике серьезной ошибкой.
Вот история того, как мой опыт в детском саду повлиял на мою социализацию — которая фактически была целью моего там пребывания.

Если что-то и могло сильно усугубить мои проблемы с общением, то только детский сад.
До детского сада я была общительным ребенком.
Насколько вообще может быть общительным аутичный ребенок, который совершенно не понимает эмоции и поведение других людей, с трудом различает и запоминает лица тех, кого не видит каждый день, и воспринимает людей только как слушателей или источник информации. Мне нравилось рассказывать про виды динозавров и про баюк — существ из параллельного мира, которых я выдумала, нравилось рассказывать наизусть фрагменты из мультиков. Я не умела нормально пересказывать и рассказывать то, о чем я фантазировала — мои рассказы были обрывочными историями, но мне нравилось говорить про свои интересы. Я не знала, скучно другим людям или нет, да в принципе это и не было мне важно — скорее всего если бы я задумалась об этом, то не поверила бы что кому-то действительно может быть неинтересно то, что интересно мне.
Мне нравилось, когда другие люди говорили на интересующие меня темы или рассказывали что-то необычное, о чем они не читали мне в детских книгах. Например, когда отец говорил про оптику, зеркальные отражения, черные дыры и параллельные миры. Или когда дедушка рассказывал всякие истории про российских царей и советских разведчиков. И когда все взрослые — не важно кто — рассказывали мне о своем детстве.
Я не понимала людей, не знала чем «расстроен» отличается от «рассержен», как по голосу или по лицу понять о чем думает человек, не знала как сделать так, чтобы люди реагировали на мои слова так, как мне хочется, и даже не думала об этом. Но я не имела ничего против людей. Я хотела общаться в том смысле, в котором я понимала общение. Особенно со взрослыми, потому что дети пугали меня даже на детской площадке — они говорили мне странные вещи, иногда приглашали в игру, смысл которой я не понимала и требовали чтобы я для этой игры выполняла какие-то «бессмысленные действия». Еще я не знала, как мне подойти к ним, когда бабушка на этом настаивала. И вообще зачем мне к ним идти — когда меня спрашивали, почему я ни с кем не общаюсь в школе раннего развития, я не понимала почему я должна это делать. Дети странные, и дети не рассказывали ничего интересного.
Но они пугали меня не сильно.

Когда я пришла в садик, мне казалось, что меня засунули в тюрьму или в сумашедший дом. Дети орали, бегали, выполняли какие-то хаотичные действия и постоянно что-то от меня хотели. С ними было не просто невозможно общаться — за ними было невозможно уследить. Родители и бабушки с дедушкой хотели, чтобы я общалась с детьми в садике. Но мне было сложно сосредоточиться даже на том, о чем они говорят, потому что вокруг было слишком много шума. Из-за шума я почти не понимала, о чем они говорят, а если и понимала, то не могла понять как и что надо говорить. Мне не пришло бы в голову общаться с такими безумными детьми, если бы на этом не настаивала моя семья. Несколько раз я пыталась подойти к ним чтобы «поиграть», но они даже не обращали на меня внимания. Я была этому даже рада.

В садике мне хотелось только одного — чтобы меня все оставили в покое. Я кружилась, расставив руки, в дальнем конце комнаты, или просто бродила в соседней комнате, бегала, вертела головой, повторяла понравившиеся фразы, трясла руками на ходу или прижимала к себе какую-нибудь игрушку, которую я приносила из дома — мне хотелось, чтобы рядом со мной была частичка знакомого для меня места, частичка моего дома. Я еще не знала что такое стимминг, но по сути мое постоянное брождение по комнате, переходящее в бег, вдали от всех, было стиммингом. Это помогало мне не обращать внимание на шум, успокоиться и думать о чем-то своем. Я и сейчас так делаю, когда мне плохо, или когда я сосредоточенно о чем-то думаю, когда мне надо отвлечься, когда я рада или когда я что-то планирую.
Когда я бродила по комнате, или бегала, или кружилась, мне было более-менее нормально. Намного хуже, чем дома, но это было сносно. Иногда мне даже удавалось начать фантазировать — в то время я фактически жила в мире, который выдумала. Иногда я повторяла какие-то понравившиеся мне слова, иногда молчала. Но я никого не трогала. И не хотела чтобы трогали меня.
Но другие дети зачем-то лезли ко мне, пытались отобрать мою игрушку и швыряли ее, перекидывая друг другу как мяч — так, что я не могла понять, что они могут с ней сделать. Если бы они меня избивали, это было бы намного лучше. То, что они забирали у меня единственную привычную и мою вещь в этом хаотичном и чужом для меня месте казалось мне чем-то очень ужасным, настолько, что даже сейчас я не знаю, как это описать. Они трогали меня — иногда слегка, иногда толкали, но это вседа были очень мерзкие ощущения. Они говорили всякие абсурдные и глупые фразы — это были обычные детские дразнилки, но тогда для меня они звучали так, как если бы сейчас на улице я увидела бы взрослых людей, которые орут, показывая друг на друга, что видят зеленых пришельцев и красных собак. Дети в садике меня жутко пугали. Я не понимала, как они мыслят и как общаются друг с другом. Они были инопланетянами, и довольно опасными. Пока они рядом, я не чувствовала себя в безопасности. Мне казалось, что от них можно ожидать все что угодно. Если бы они вдруг накинулись бы на меня и покусали бы, я бы ничуточки не удивилась. Или если бы они вдруг стали бы ползать на четвереньках и лизать пол. Я не могла понять, какие из их слов стоит воспринимать всерьез, а какие нет — все эти слова казались мне нескончаемой чередой пугающего бреда. Угрозы я воспринимала всерьез — например я поверила одному маленькому мальчику, который сказал что убьет меня и мою мать если я кому-то повторю его слова. Мне казалось, что некоторые из детей вполне могли бы убить или покалечить меня но не делают это только из-за страха перед воспитателями. И я не решалась давать им сдачи, когда они ко мне лезут — несмотря на то, что это советовали мне и воспитатели, и родители. Потому что я была уверена, что они могут меня покалечить, и мне было настолько страшно, что я не могла дать сдачи.

Отвечать словами я тоже не могла. Для своего возраста я была довольно развитым ребенком, но в экстренной ситуации я не могла сформулировать даже очень короткий ответ. Более того, я не могла понять, что можно ответить этим существам.
Часто я пыталась рассказать отцу о том, что происходит в садике — мне удавалось пересказывать отдельные момементы, те, которые меня больше всего пугали — и он говорил мне, что отвечать в таких ситуациях. Но проблема была в том, что таких ситутаций больше не было. Каждый случай был уникален, а ответ был только один, тот, который отец дал мне для конкретного случая — эти ответы зачастую были не менее странные чем те, что говорят дети — например мне советовали назвать одного мальчика Стаса «дырявым тазом», это было абсурдно, даже смешно, и я не понимала как это может подействовать, но отец разбирался в людях лучше меня и я действительно верила, что это поможет.
Некоторые аутичные люди рассказывают, что в детстве им казалось, что все остальные люди действуют «от балды», спонтанно, что в их действиях нет и не должно быть логической последовательности. У меня было иначе. Не помню, когда я впервые сравнила себя и других людей, сама я дошла до этого или просто поверила кому-то другому, кто это говорил, но я рассуждала так: «я — человек, и те люди вокруг меня — они тоже люди. я действую, основываясь на логике, а значит и в их действиях есть логическая взаимосвязь». Я думала это не словами, потому что тогда я вообще ничего не думала словами, только зрительными образами. И рассуждала я так задолго до садика — мне кажется, что я думала так всегда потому что я не могу вспомнить момента, когда я начала так думать. Но если логика родителей, бабушек, деда, дяди и других взрослых была мне просто непонятна — они были для меня как иностранцы из страны с другим менталитетом и я думала что смогу понять их со временем, то у детей из детского сада, да и вообще у большинства детей, не было логики. Так мне казалось. Вот они дейтсвительно действовали «от балды», потому что их действия были совершенно непонятны, они не давали им никаких объяснений, даже самых странных, вытворяли какие-то пугающие вещи, говорили фразы, которые звучали как набор слов. Маленькие дети, двухлетки, к которым я сбегала во время прогулки, были более спокойными и понятными. Старшие дети — мои ровесники, не казались мне людьми. Мне казалось, что есть такой период в жизни человека когда он уже не малыш, но еще и не взрослый и действует спонтанно, и мне казалось что я, из-за того что я более развитая, просто переросла этот период. О том, что дети ведут себя так странно, потому что они «еще маленькие»я слышала от родственников. Как и о том, что я «очень развитая девочка». Это было единственное логическое объяснение, и поэтому я ему верила. Именно поэтому абсурдные советы родителей о том, что на абсурдную фразу детей надо отвечать другой абсурдной фразой не казались мне еще большим абсурдом.
Я думала что мои родители понимают язык этих странных существ, которые по загадочной причине считаются одного со мной вида.
Этих существ — моих «товарищей» по группе — я считала скорее машинами, чем людьми. Очень сложными, плохо работающими машинами, которыми надо сказать определенную фразу, которая сама по себе не имеет смысла, чтобы они «сработали» определенным образом. Как бывает в компьютерных играх, в которые я играла в более позднем возрасте. Чтобы другой персонаж сделал то, что я хочу, я должна совершить какое-то бессмысленное действие — например не просто пройти мимо, а перепрыгнуть через его голову и пойти мимо. «Стас — дырявый таз» было подобным бессмысленным действием, после которого Стас должен был, по словам моего отца, от меня отстать.
Вот только фразу, на которую я должна была ответить «Стас — дырявый таз», Стас больше не повторял. А что говорить на его новые абсурдные фразы я не знала, потому что не понимала как Стас работает и действительно ли «дырявый таз» — это универсальная реакция на любые его слова, которые я не понимаю.
И снова я шла к отцу, или к бабушке, или к маме, пыталась продумать все возможные варианты того, что Стас — или какой-то другой ребенок, о котором я вспоминала дома — мог сделать или сказать мне, вспоминала все что он делал и говорил до этого. Особенно часто я так делала в последний год своего пребывания в садике, когда мне было легче запомнить и рассказать фразы. Родственники придумывали ответы — на каждую мою фразу. А я все придумывала новые и новые варианты развития событий, но никогда не могла предусмотреть все.

Мои родственники начинали кричать на меня, говорить не так, как они говорят обычно (сейчас бы я сказала, что они сердились и что моя предусмотрительность им надоедала). Они говорили, что я упиваюсь подобными разговорами, что мне нравится мусолить эти темы и что я не могу за себя постоять.
А я действительно не могла за себя постоять, хоть и очень хотела. Давайте рассуждать логично — когда вам действительно плохо, разве бы вы не сделали все возможное, чтобы улучшить ситуацию?
Проблема была не только в том, что я не знала как отвечать. Даже когда у меня были готовые ответы я вскоре поняла, что не могу отвечать. В буквальном, физическом смысле этого слова. Я открывала рот и не могла ничего сказать или говорила что-то очень короткое. В таких ситуациях сердце билось очень быстро, руки становились потными и мне хотелось бежать куда подальше. Но обычно я никуда не бежала, потому что от этого стало бы еще страшнее.
После садика я практически не могла разговаривать со сверстниками. Это продлилось до седьмого класса школы и стало причиной множества проблем в дальнейшем.

Итак, меня отдали в детский сад ради социализации. Какие же результаты эта «социализация» принесла?

1) До детского сада я не имела ничего против общения со сверстниками, хоть и не стремилась к нему. По сути, в школе раннего развития например, сверстники были мне безразличны. После детского сада мне хотелось держаться подальше от всех детей, близких мне по возрасту. Я стала воспринимать их как опасность.

2) До детского сада я была уверена, что у любого человеческого действия есть прична, которую я просто не могу понять. После детского сада я думала, что большинство моих сверстников действуют «от балды» или следуя какой-то «недопричине».

3) До детского сада я верила взрослым, которые говорили что с любым человеком можно договориться, хоть и понятия не имела, как этого добиться. В детском саду я стала воспринимать взаимодействие с людьми примерно как взаимодействие с техникой — нажатие определенной кнопки вызывает определенную реакцию, потому что установлена определенная программа. Практически я стала воспринимать людей как машины. После определенной абсурдной фразы надо сказать определенную абсурдную фразу и после этого последует желанная реакция — от меня отстанут — вот мое восприятие общения на тот момент.

4) Детский сад убедил меня в том, что я не способна общаться и очень сильно понизил мою самооценку. Я практически не могла говорить из-за полной потери ощущения безопасности, и когда мои родители рассказывали мне, как отвечали своим обидчикам в свое время, я чувствовала себя неполноценной. Мне казалось, что я всегда все порчу и у меня никогда ничего не получается, потому что из-за сенсорных перегрузок и проблем с мелкой моторикой я не могла нормально выполнять задания, которые нам давали в детском саду. Я жутко боялась сделать что-то не так или сказать что-то не то, от чего мои проблемы с речью только усиливались и мне вообще было сложно что-либо делать. У меня возникло устойчивое убеждение того, что я всегда все порчу и сама виновата в издевательствах надо мной, потому что мне очень часто говорили что я сама спровоцировала своих обидчиков тем-то и тем-то или просто тем, что не давала сдачи — фактически я чувствовала себя виноватой в издевательствах надо мной. При этом я не понимала что именно я сделала не так.

5) У меня возникли проблемы с речью и усилились проблемы с формулированием своих мыслей устно. Настолько, что очень часто я открывала рот и не могла произнести ни слова, и со временем эта проблема только прогрессировала. Я не смогла избавиться от нее до 14 лет, и из-за нее я подвергалась травле в школе, она мешала моей учебе и из-за нее я практически не могла не только общаться со сверстниками, а даже отвечать обидчикам и оставалась беззащитной.

Справедливости ради надо заметить, что я помню три случая, когда я действительно играла с другими детьми. Я играла с дочкой нашей нянечки, которая была года на три меня старше и уже училась в школе — мы играли в тихой комнате, и игра заключалась в том что мы — точнее она — придумывала всякие истории с куклами и говорила мне что надо говорить. С ней я играла несколько раз, но так как игры были одинаковые и это был один и тот же человек считаю это за один случай. Этот случай еще раз показал мне, что общаться с теми кто значительно старше меня — а когда тебе пять, три года -значительная разница — гораздо лучше чем со сверстниками.

Во второй раз я играла с одной девочкой, которую знала с двух лет. Это тоже было в последней группе детского сада. Игру придумала она. Даже не знаю, с чего это она решила со мной поиграть — обычно она общалась с другими девочками, которые смотрели те же мультфильмы, что и она.
Мы разложили заколки и личные вещи всех детей, которые они оставили в спальне, по их кроватям и стали «воспитательницами».
— Ты должна проверять кто спит а кто нет, — сказала она. — Если спит — говори что он молодец, если нет, бей плетью.
Она «била» всех, кто ей не нравился. Я же про всех говорила, что они спят. Не могу сказать, что игра была мне интересна — мне сама ее идея казалась странной и скучноватой, но я гордилась собой потому что все взрослые доставали меня тем, что я не умею общаться и не играю с детьми, а тут я действительно играла с одногрупницей.

И, наконец, была еще одна девочка, вместе с которой мы бегали кругами по комнате и орали песню из детской передачи «карусель». Вот эта игра мне не могла надоесть — в нее можно было играть даже в шумной общей комнате. Я делала то же, что и всегда — бегала по комнате кругами, только теперь со мной была еще одна девочка.
Иногда она что-то спрашивала у меня и я отвечала — когда могла услышать. Иногда приходилось переспрашивать, прежде чем ответить. Не помню, как ее звали, но мне нравилось с ней играть… точнее бегать. Мы дружили несколько дней.
Я наконец-то могла ответить бабушке, что у меня есть друг и бабушка переставала меня донимать тем, что мне надо завести друзей.
Но закончилось все тем, что я случайно разбила матрешку и эта девочка перестала со мной общаться потому что я «балованная». Весь день после этого я была очень сильно напугана. Я решила, что я в очередной раз «сделала что-то не так» и если я хочу чтобы со мной дружили надо все делать идиально, даже если я не знаю, что эта идиальность из себя представляет. Так что, возможно, не стоит даже пытаться. История с матрешкой так же напомнила мне, что людям доверять нельзя, они нелогичны и непредсказуемы, они могут трактовать твои действия как угодно и от них можно ожидать все что угодно.

Родители отправили меня в детский сад ради социализации. Как вы думаете, они добились того чего хотели?

(На фото очень маленькая я — одно из немногих фото на котором дедушке удалось сфотографировать меня так будто бы я смотрю в камеру. Фото сделано за год до поступления в детский сад, в России в Ивановской области. В том возрасте мне нравилось рассказывать заученные истории про динозавров, куски из мультфильма про Тарзана и из бабушкиных сериалов и обрывки моих собственных историй про параллельные миры. Я рассказывала эти истории взрослым, потому что дети меня немного пугали. После «социализации» в детском саду страх перед сверстниками сделал фактически невозможным любое взаимодействие с ними. Тем летом я просто не понимала как с ними общаться и не понимала что общение может быть другим кроме бесконечных монологов с моей стороны. Следующим летом я уже боялась говорить с ними и редко произносила вслух даже то, что мне удавалось сформулировать словами)

Вопрос: Здравствуйте. Мы из Крыма. Ребёнку сейчас 5 лет 8 месяцев. С 3 лет посещает сад обычный. В 4 года поставлен диагноз — аутичные черты. На обследовании настояли в саду. В заключении МПК указано: рекомендовано пребывание в ДОУ, занятия с психологом и логопедом. При этом получаем инвалидность.

С заключением мы пришли к заведующей садом, где получили отказ, так как они не могут нам предоставить такие условия. Хотя в саду работает практикующий психолог, которая тоже отказалась заниматься с ребёнком, ссылаясь, что у неё нет права заниматься с такими детьми.

В итоге через наши жалобы в отдел образования с нами заключили договор на кратковременное пребывание в саду и только в сопровождении мамы как тьютора.

Мы работающие родители, и бабушки наши теперь заграничные, проживают на Украине. Я работаю по сменному графику. В гороно порекомендовали нанимать няню в те дни, когда некому с ним в сад ходить. Имея старшего ребёнка студента и оплачивая частные занятия с психологом и дефектологом, это накладно.

Сейчас Крым вступил в правовое поле РФ, и в саду сказали, что договор утратил силу. В городе нет коррекционной группы или сада. Ребёнка деть некуда. Помогите! Что нам сделать для ребёнка. Наталья

Отвечает Владимир Коржов, юрист:

Ваш вопрос весьма сложен и требует объемного ответа. Поэтому постараюсь указать наиболее верные способы решения проблемы Вашего ребеночка.

Нормы Федерального закона РФ от 29 декабря 2012 г. № 273-ФЗ «Об образовании в РФ» (далее – Закон) включают много требований об обеспечении образования детей с ограниченными возможностями здоровья (далее — ОВЗ), например:

• об обязанности органов федеральной, региональной и муниципальной власти создавать необходимые условия для получения без дискриминации качественного образования лицами с ОВЗ посредством организации инклюзивного образования лиц с ОВЗ (п. 1 ч. 5 ст. 5 Закона);
• о включении в федеральные государственные образовательные стандарты образования специальных требований по образованию лиц с ОВЗ (ч. 6 ст. 11 Закона);
• об административной ответственности образовательной организации и ее должностных лиц за нарушение или незаконное ограничение права на образование и требований Закона (ч. 7 ст. 28 Закона);
• о приеме на обучение детей с ОВЗ по адаптированной основной общеобразовательной программе только с согласия родителей и на основании рекомендаций психолого-медико-педагогической комиссии (далее — ПМПК) (ч. 3 ст. 55 Закона);
• о системе обязательных мероприятий по организации получения образования обучающимися с ОВЗ (ст. 79 Закона), которые, например, включают:

1) обязательное обучение и воспитание обучающихся с ОВЗ согласно адаптированной образовательной программой (для инвалидов — также в соответствии с индивидуальной программой реабилитации инвалида);

2) обязательное создание специальных условий для получения образования указанными обучающимися: использование специальных образовательных программ и методов обучения и воспитания, специальных учебников, учебных пособий и дидактических материалов, специальных технических средств обучения коллективного и индивидуального пользования, предоставление услуг ассистента (помощника), оказывающего обучающимся необходимую техническую помощь, проведение групповых и индивидуальных коррекционных занятий, обеспечение доступа в здания организаций, осуществляющих образовательную деятельность, и другие условия, без которых невозможно или затруднено освоение образовательных программ обучающимися с ограниченными возможностями здоровья; и так далее.

Наиболее полные разъяснения по вопросу организации дошкольного образования детей с ОВЗ отражены в письме Минобрнауки России от 28.02.2014 N 08-249 «Комментарии к ФГОС дошкольного образования».

Вместе с этим, распоряжением Совета Министров Республики Крым от 24 июня 2014 года № 555-р «О подготовке учебных заведений Республики Крым к новому 2014/2015 учебному году и к работе в осенне-зимний период» (rk.gov.ru/rus/file/pub/pub_232225.doc ) предусмотрено открытие дополнительных инклюзивных классов и групп для детей с ОВЗ в общеобразовательных и дошкольных учебных заведениях в соответствии с желанием родителей и возможностями учебных заведений .

Нормы открытия инклюзивной (комбинированной) группы в ДОО обозначены в п. 1.11-1.12. СанПиН 2.4.1.3049-13 «Санитарно-эпидемиологические требования к устройству, содержанию и организации режима работы дошкольных образовательных организаций», согласно которым

рекомендуемое количество детей в группах комбинированной направленности: до 3 лет — не более 10 детей, в том числе не более 3 детей с ограниченными возможностями здоровья.

То есть, согласно вышеуказанным требованиям Закона, распоряжения СМ РК, рекомендаций СанПиН 2.4.1.3049-13 по Вашему требованию в ДОО, который Вы посещаете должны были открыть инклюзивную (комбинированную) группу с разработкой для Вашего ребенка специальной адаптированной программы коррекционного развития и созданием соответствующих специальных условий.

Значит, Вам целесообразно ПИСЬМЕННО (!) обратиться в районную прокуратуру, Минобразования РК, к Детскому омбудсмену с вопросом о нарушении прав на получение инклюзивного образования Вашим ребенком, нарушении требований федерального законодательства и распоряжения Совета Министров Республики Крым от 24 июня 2014 года № 555-р, с тем, чтобы Вашего ребенка обеспечили соответствующим адаптированным образованием согласно ИПР.

Если будет ПИСЬМЕННЫЙ отказ, то он должен быть мотивирован – на основании какого документа Ваш ребенок не может получить соответствующего образования. В этом случае можно оспорить в судебном порядке подобный документ республиканской власти или муниципалитета.

Желательно, если таковые есть, приобщить к этому письменному обращению родителей других детей с ОВЗ, которые испытывают подобные трудности (направить коллективное заявление вышеуказанным адресатам).

МОУ начальная школа – сад компенсирующего вида № 35

Выступление на семинаре “Вопросы взаимодействия учителя – дефектолога и воспитателей группы КРО”

Тема: «Как помочь аутичному дошкольнику лучше адаптироваться в детском саду?»

Раннийдетский аутизм – это отклонение в психологическом развитии ребенка, главным проявлением которогоявляется нарушение общения ребенка с окружающим миром. Причины возникновения аутизма в настоящее время до конца не исследованы. Большинство авторов относят к ним нарушение внутриутробного развития и истощающее болезни раннего детства. У аутичных детей чаще обычного наблюдаются мозговые дисфункции, проявляются нарушения биохимического обмена. Аутизм нередко сочетается с другими психическими расстройствами.

Внешние проявления синдрома детского аутизма следующие:

· предельное одиночество ребенка, снижение способности к установлению эмоционального контакта, коммуникации. Характерные трудности установления глазного контакта.

· стереотипность в поведении, связанная с напряженным стремлением сохранить постоянные, привычные условия жизни; сопротивление малейшим изменениям в обстановке; поглощенность однообразными действиями – моторными и речевыми: раскачивание, потряхивание руками.

· особая характерная задержка и нарушение развитие речи, прежде всего ее

коммуникативной функции

За длительное время работы с такими детьми мы пользуемся определенными психологическими установками:

· доброжелательность. Агрессия взрослых – препятствие на пути к установлению положительного контакта.

· целеустремленность.Только ежедневное обучение позволит ребенку осваивать новые умения.

· терпимость по отношению к ребенку.Длительнаяработа и большие усилия взрослых приведут к положительным изменениям в развитии.

· внимательность и оптимистичность. Важно замечать каждый шаг ребенка.

· стремление поддержать ребенка в трудной ситуации.

· готовность поощрять ребенка каждый раз, когда он делает попытку выполнить задание, даже если она не очень успешна.

· требовательность взрослых в процессе обучения и повседневной жизни.

· Нельзя позволять ребенку управлять собой.

Большую часть времени ребенок, посещающий образовательное учреждение, находится с дефектологом и воспитателем. Поэтому роль воспитателя и дефектолога в формировании навыков общения аутичного ребенка со взрослыми и сверстниками особо важна. Чтобы по – настоящему помочь ребенку, надо верить, что все мы занимаемся далеко не безнадежным делом. Нам не добиться снятия диагноза, но мы можем сделать многое: понять ребенка, принять его таким, какой он есть и, учитывая его особенности, помочь приспособиться к миру.

Адаптация аутичного ребенка к детскому саду – процесс долгий и постепенный, требующий согласованных действий близких и персонала ДОУ. Такой ребенок требует дополнительного внимания, которое может проявляться, в частности, в следующем:

Во – первых, необходимо помогать ребенку, понять смысл всего, что происходит в группе, поэтому следует комментировать для него все происходящее и намечаемые действия («Сейчас все собираются на музыкальное занятие, и ты тоже пойдешь на него; потом будем одеваться на прогулку, а когда вернемся – будем обедать»).

Во –вторых, надо помогать аутичному ребенку налаживать контакт с другими детьми: стараться вовлекать в общие игры, предотвращать возможные агрессивные и неадекватные действия. При этом важно не просто пресекать недопустимые поведенческие проявления, но и, сохраняя доброжелательность, обучать ребенка более «правильным», социально приемлемымспособам взаимодействия со сверстниками(«Подожди, отбирать игрушку без спроса нельзя.» Надо попросить: «дай поиграть»). Предлагаемая ребенку речевая формуладолжна зависеть от уровня его речевых возможностей. Передавая по окончании дня ребенка родителям, нужно «вместе» с ним краткоперебрать произошедшиеза день события, рассказывая родителям, «как мы все жили сегодня».

Конечно, такие меры требуют от сотрудников детского сада большого терпения и дополнительных усилий, но они помогают организовать поведение аутичного ребенка, сделать его более упорядоченным.

Прежде чем начать разговор о коррекционной работе, необходимо уточнить:в нашей практике дети “ с классическим аутизмом” встречаются редко,чаще встречаются детис аутистическим поведением.

Ребенок замкнут, большую часть времени проводит сам с собой,не демонстрируя какого – либо интереса ни к чему, кроме предметов, задействованных в стереотипной игре. Склонен к жестко заданным маршрутам, устраивает истерику, если вы что – то делаете не так, как он хочет, крайне неохотно идет на что – либо новое. часто совершает какие- то движения руками, при этом глаза смотрят совсем в другую сторону;избегает обычных телесных прикосновений или как будто игнорирует их. Избегает контакта глазами, с трудом на чем - нибудьконцентрирует внимание или, наоборот, целиком уходит в какую-то игру, так что невозможно ни дозваться, ни отвлечь. Поскольку в арсенале педагога, к сожалению, почти нет специальных разработок повыявлению аутичных детей, то лучшим помощником в такой работе будет личный опыт общения с детьми, терпение и умение наблюдать.

Наблюдение

Понаблюдайте за ребенком в течении нескольких дней. Сначала понаблюдайте пассивно и незаметно, сведя к минимуму перемещения по комнате. Каждый следующий раз садитесь на то же место и лучше в той же одежде.

После пассивного наблюдения попытайтесь стать более активным наблюдателем. Обратите внимание на характер траектории и ритм перемещения малыша по комнате, посмотрите, какие предметы его притягивают;одинаково линегативно он реагирует на прикосновения к разным частям тела; нравится ли ему стишки, песенки; любит ли он, когда его щекочут, подкидывают вверх или раскачиваютнад полом.

Не следует ожидать от ребенка радостных возгласов и выражения (даже бессловесного) просьбы продолжить те ваши действия, которые вызвали у него реакцию заинтересованности. Возможно, он на несколько секунд что – то изменит в своем поведении – бросит на вас взгляд, или просто приостановит стереотипную игру, или как-то зазвучит (лепетно ли, словами ли). Все, что не вызвало сразу резко негативной реакции, например, крика или плача, может стать мостиком к ребенку.

В каждое следующее занятие можно включать все больше и больше нашей активности. Конечно, первое наше взаимодействие с ребенком может длиться очень недолго, буквально 3 секунды, после чего вы, возможно, его «отпустите» и больше к нему не приблизитесь в течении 15 минут- просто будете сидеть на прежнем месте. но постепенно время активного контакта увеличится, да и само занятие со временем станет дольше. Как правило, первые несколько занятий приходится чередовать очень тесный контакт с прямым взглядом в глаза иперерывами во взаимодействии.

Когда ребенок станет допускать наше присутствие поблизости, пробуем просто перемещаться за ним в его ритме или рядом, комментируя все, что он делает радостно, но не очень громко. Пока избегайте прямого взгляда в глаза. С некоторыми детьми какое-то время приходиться перемещаться, молча, пока мы не увидим, что ребенок уже не переутомляется от нашего присутствия, не убегает при нашем приближении. Если контакт с ребенком по каким- то причинам нарушился, начинайте сначала – садитесь на прежнее место и наблюдайте, пока ребенок снова не перестанет вас бояться. Как правило, нарушенный контакт восстановить легче, чем построить его впервые.

Теперь мы знаем что привлекает ребенка. Учитывая это, рассмотрим самыечастые варианты дальнейшего развития событий. Следующие виды взаимодействия могут использоваться как по отдельности (если какой-то из вариантов ребенок пока не допускает), так и одновременно в течении одного занятия. Но помните что у ребенка с расстройствами аутистического спектра (РАС) обязательно должен быть отдых от взаимодействия , причем первое время периоды такого отдыха могутпреобладать.

Сенсорные игры

Если мы заметили, что ребенок предпочитает гладить предметы, стучать ими и слушать их звук, или любит играть с водой или песком, или смотрит на блики и тени, - все это можно использовать для установления более прочного и устойчивого взаимодействия. Попробуйте присоединиться к нему, радостно, но не очень громко комментируя. Вы можете вместе играть в песке: пересыпать, просеивать, подбрасывать и т.д. Как и любое взаимодействие с ребенком, в том числе и обычным, наши действия должны бытьэмоционально насыщенными, живыми, даже несколько утрированными – как с малышом 1-2 лет. Так,можно регулярно с улыбкой обращаться к ребенку, стимулируя его разделить наши эмоции: «Как здорово, какой приятный, теплый песочек».

Прекрасно проходят и всевозможные игры с водой: от простых переливаний и разбрызгивания до окрашивания воды в прозрачных бутылочках. Можно пускать мыльные пузыри, весело приговаривая при этом что –то ритмичное (например: «Дуйся, дуйся, пузырь, раздувайся большой, да не лопайся»).

Хороший материал для сенсорных игр с маленьким ребенком – крупа. Можно зарывать мелкие предметы или ладони в манку или рис, а потом отыскивать их. Можноположить в тазик с манкой 5-10 игрушек одного вида. Потом к ним добавляются 5-10 игрушек другого вида. Их достают и кладут в разные мисочки. При этом игра не должна пресыщать, поэтому количество игрушек и время игры увеличивается постепенно.

Если ребенок крутиться вокруг оси – можно крутиться вместе с ним, сначала молча, затем что –нибудьритмичноприговаривая: «Я юла, юла, юла; я кручусь, кручусь, кручусь».Потом принесите юлу и раскрутите ее, приговариваявсе тот же стишок. Если малыш что –то мычит или напевает, тихонько делайте то же самое. сначала копируйте его звуки максимально точно, а если это не вызвало негативной реакции, попытайтесь слегка разнообразить, например спойте какую-нибудьдругую, но точно известную ребенку детскую песенку.

Пытайтесь отстучать простой ритм: если он присоединится к вам- продолжайте вместе, а если нет- стучите снова негромко, сопровождая ритм коротким детским стишком или напевая песенку под этот ритм. Внимательно отслеживайте реакцию. Все, что не вызывает негативной реакции, в дальнейшем можно использовать на занятиях, а также в острых ситуациях, когда ребенок не справляется с аффектом, а выйти из травмирующей ситуации по каким – то причинам вы не можете.

Основное в таких играх – разделенное переживание. С одной стороны, оно является способом установления контакта, а с другой – становиться основой взаимодействия и создает базу для возникновения разделенного внимания, вокруг которого строится вся остальная деятельность.

Присоединение к стереотипным играм

Если ребенок избегает сенсорных игр, не любит пачкать руки, но допускает игры с предметами – это также можно использовать для взаимодействия. Здесь наша задача – попытаться расширить его игру. Можно попытаться сесть рядом и из своих, незначимых для ребенка игрушек (например, если он складывает только продолговатые предметы, то вы берете кубики или картинки) складыватьточно такие же ряды и пространственные структуры. Наша задача – привлечь внимание ребенка к себе, заинтересовать его. Но на этих « бессмысленных» играх надолго лучше не останавливаться. Через пару занятий добавьте к своему ряду какой – нибудь примитивный сюжет. Например, можно посадить ряд игрушек друг за другом и, приговаривая:» Едет поезд, едет поезд, чух-чух-чух!», аккуратно передвигать ряд по полу. Или: «Змея ползет – ш-ш-ш» и т.д. сначала вы сидите на некотором отдалении от ребенка, затем – едва соприкасаетесь с ним ногой или рукой, но с каждым разом пробуйте увеличивать время и площадь соприкосновения.

При этом игра становиться все более эмоционально насыщенной, вы можете постоянно обращаться к ребенку с «призывом» разделитьрадость: «Вот это паровоз! Смотри, как он с горки съехал. А на нем мишка едет. Куда же он едет? Наверное, в гости к Зайцу…». Имейте ввиду, что невозможно заинтересовать ребенка игрой, если вы сами не почувствуете удовольствие от нее.

Обратите внимание: перед нами не стоит задача убрать стереотипную игру- наоборот, она поможет установить контакт с ребенком, со временем можно расширять этот стереотип, внося в него дополнения и смысл. По мере того, как у ребенка появятся другие виды деятельности, стереотипная игра станет мягче. Аутичныедети видят смысл какой – либо деятельности только тогда, когда она четко заранее запрограммирована: дети должны знать, что делать в первую очередь, какую последовательность действий совершать, как закончить. Например, во время физкультуры им непонятно, зачем и как долго бегать по кругу. но их деятельность будет более осмысленной, если в зале на полу разложить несколько игрушек и дать ребенку конкретное задание: каждый раз, пробегая мимо игрушек, брать одну из них и бросать в корзину. Когда все предметы будут собраны, перейти с бега на шаг, и, пройдя еще один круг, сесть на скамейку. Таким образом, ребенок будет видеть план своих действий и станет более спокойным. Подобной осмысленности необходимо добавиться при выполнений любого задания. Ребенок всегда должен знать, зачем он будет выполнять то или иное действие. С этой целью в помещении, где находится аутичный ребенок, можно разместить так называемые пооперационные карты, на которых в виде символов обозначена четкая последовательность действий. Так, схему, отражающую в нужную последовательность действий ребенка при сборах на прогулку, можно нарисовать на шкафчике.

Образцами подобных карт являются, к примеру, инструкции по сбору игрушек из серии “Киндер- сюрприз”

Аутичные дети с удовольствием складывают мозаики и головоломки. Они доступны и понятны им. Работая по схеме, дети видят конечный результат, которого надо достичь.

Дети с нарушениями в общении любят заниматься коллекционированием, по этому их можно и нужно привлекать к работе по сортировке предметов. Они могут стать неоценимымипомощниками воспитателя, в тех случаях, когда нужно, например, разложить карандаши по цвету, кубики по размеру, вырезанные шаблоны по форме. В школе можно привлекать таких детей к созданию и сортировке гербариев, коллекций камней, ракушек, фотографий. Они неплохо справляются с ведением ежедневных записей – наблюдений за животными в живом уголке (но не на первых стадиях работы).

Аутичный ребенок плохо осознает свое тело. У него может быть нарушена пространственная ориентация. Поэтому полезно разместить в групповой комнате несколько зеркал на уровне глаз ребенка.Время от времени воспитатель или учитель может привлекать внимание ребенка к его отражению. Этот прием дает положительные результаты.

Каждая встреча с аутичным ребенком поистине уникальна. Но, зная общие закономерности развития детей- аутистов и имея в копилке «набор» приемов для работы с ними, всегда можно подобрать ключик к ним, даже в самых сложных и непредсказуемых случаях.

Учитель-дефектолог

Литература:

1.1. Победить аутизм. Метод семьи Кауфман. Сост. Холмогорова Н.Л. – М.:ЦЛП.-2005

2.2. Аутичный ребенок: пути помощи. Никольская О.С., Баенская Е.ОР., Либлинг М.М. – М.: Теревиноф.- 1997