Архипелаг гулаг название глав. Книга «архипелаг гулаг
Год издания книги: 1973-1975 – Париж; 1989-1990 – СССР
Произведение Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ» было написано еще в 1958 году, однако первая публикация в странах СССР состоялась только через тридцать лет. Книга вызвала противоречивую реакцию, некоторые критики считали ее недопустимой, некоторые расценивали как смелое и сильное произведение. Но каково бы не было это произведение во многом именно благодаря ему Солженицын по сей день занимает высокое место среди .
Книги «Архипелаг ГУЛАГ» краткое содержание
Попасть в ГУЛАГ можно было тремя способами. Первый – после обучения при МВД, когда бывшие студенты становились управляющими. Второй способ – через военкомат. Таким образом можно стать работником охраны. Для тех, кому суждено было стать заключенными, путь на архипелаг был один – посредством ареста. Они бывают абсолютно разными: дневные, ночные, служебные, групповые и т.д. Но все они были внезапными. Во времена, когда по стране прокатилась волна арестов, некоторые люди так устали бояться заключения, что отправлялись в тюрьму с радостью в сердце.
Аресты стремительно начали проводить с 1917 года. Тогда в первую очередь занялись различными социальными группами: кадетами, социал-демократы, представители науки и культуры. С 1919 года в следствии продразвёрстки по многим деревням прокатилась волна забастовок. Тогда недовольных крестьян сотнями вывозили в ГУЛАГ отбывать наказание. Еще через три года власть стала проникать в церковные дела. Одного за другим стали арестовывать батюшек и патриархов. Некоторых расстреливали, некоторых отправляли в тюрьму. До конца тридцатых годов Чрезвычайная Комиссия активно вылавливала и наказывала даже простых верующих граждан.
Самой распространенной статье, попасть под которую мог практически каждый, была статья Уголовного кодекса от 1926 года под номером 58. Она состояла из четырнадцати пунктов, благодаря чему покрывала любой проступок граждан. Активное ее использование пришлось на 1936-1937 годы, когда власти посадили за решетку огромное количество политических преступников и изменников Родине.
Арестовывали и бывших чиновников, которые якобы скрывали свое происхождение. Более того, за решетку вместе с ними часто отправляли и их близких родственников, в том числе и детей. Когда началась Вторая Мировая война, исправительные лагеря стали наполняться с новой силой. Туда отправляли за малейшее непослушание – наведение паники, распространение слухов, а иногда даже как в книге просто так. Далее лагеря начали наполнять немцы, которые в данный момент проживали в СССР, после них – множество военнопленных со многих уголков земли и советские эмигранты. Для того, чтобы заставить арестанта признать свою вину и пустить в дело пятьдесят восьмую статью, использовали много способов. Иногда это были жестокие пытки вплоть до избиения или испытания бессонницей. Однако часто такие жестокие меры не были необходимостью – люди, не зная своих прав, сдавались сами.
Далее в Солженицына книге «Архипелаг ГУЛАГ» главный герой рассказывает о том, что для каждого заключенного памятной всегда становится его первая камера. Именно в ней были пережиты самые сильные эмоции, именно с этими сокамерниками связаны воспоминания. Для главного героя такой была камера под номером 67 на Лубянке. Он вспоминает, как их будили в шесть утра и после завтрака устраивали долгие допросы, как выпускали на двадцатиминутную прогулку, как давали книги из библиотеки. Когда главный герой с сокамерниками узнали о том, что война наконец закончилась, они надеялись на амнистию в честь такого события, однако этого не произошло.
Кроме того, что существовало множество негласных судов, создавались и дополнительные госучреждения. Так на протяжении 1917-1918 годов были введены Революционные Трибуналы (для рабочего класса и крестьян) и Революционные железнодорожные Трибуналы. В середине октября 1918 года Троцкий создал Революционный Военный Трибунал, который имел больше всего полномочий (вплоть до немедленной расправы с врагами государства).
В произведении рассказывается о том, что, хотя смертная казнь и была отменена в 1917, ровно через год ее снова вернули. Начался массовый расстрел людей – за один раз могли открыть огонь по тысяче советских заключенных. Но до исполнения приговора виновные должны были находиться в страшных смертных камерах. Отсутствие пространства, нормальной пищи и медицинской помощи доводило до того, что люди сами начинали ждать расстрела.
Кроме исправительных лагерей существовали и тюрьмы особого назначения (ТОНы). Они находились в зданиях монастырей и царских тюрем. Туда отправляли больных заключенных, а также тех, кто организовывал бунт в лагерях. Позже кроме тюрьмы особого назначения появились так называемые этапы.
На Архипелаг заключенных везли поездом. В одно купе размещали около двадцати арестантов. Часто смешивали политических и уголовных заключенных. Первые, пройдя жестокий допрос, уже не имели ни физических, ни внутренних сил. Часто они подвергались издевательствам от уголовников или даже от самого конвоя. Жили ГУЛАГовцы, бывало, просто под открытым небом в вырытой яме, питались кашей и хлебом, разбавленным в воде. Редко кто долго находился в одном лагере, чаще всего арестантов переводили из одного острова Архипелага на другой.
С каждым годом количество исправительных лагерей росло. Уже к 1922 году общее число советских арестантов превышало показатель в 80 тысяч человек. Уже через год стали появляться лагеря особого назначения на Севере страны (СЛОНы). Заключенные там были одеты в обыкновенные мешки с отверстиями для конечностей. Многие не выдерживали такой жизни и пробовали совершить побег. Была даже группа людей, которую еще называли группой Бессонова, которым удалось покинуть лагерь и перебраться в Англию. Там они издали мемуары о тюремной жизни, однако в СССР этим рассказам люди не верили. Их всех убеждали, что в исправительных лагерях находятся опасные преступники – насильники, воры, убийцы. Но часто там можно было встретить обыкновенных инженеров, историков, врачей. Все они попали на Архипелаг по доносу и числились врагами страны.
Далее в книге Солженицына о ГУЛАГе читать можем, как к концу тридцатых годов лагеря укрепились и ужесточили свои условия. Был принят ряд законов, запрещающих свидания с близкими, выдачу родным тела погибшего для проведения похорон. О наступлении войны арестанты узнали только через день. На протяжении следующих пяти лет отменили освобождение и сильно урезали питание заключенных. В результате чего на Архипелаге погибало не меньше людей, чем на фронте.
По своей системе ГУЛАГ напоминал крепостное право. Заключенные работали по четырнадцать часов в сутки, потому как властям нужна была бесплатная и бесправная рабочая сила. Самым тяжелым видом работ был лесоповал. Арестантам приходилось по тринадцать часов работать на морозе, а после – отогреваться в вырытых землянках. В тридцатые годы увеличилась смертность среди преступников, поскольку санитарная часть перешла под власть самого Архипелага. Больше врачи не лечили, а просто ждали, когда придет время констатировать смерть.
В лагеря отправляли и женщин. Им поначалу было немного легче – они не испытывали такого сильного голода и слабости. Но дальше пытки становились все более невыносимыми. Работники Архипелага отбирали себе самых красивых женщин для развлечения, а работы на лесоповалах или кирпичных заводах отнимали здоровье. Вскоре в 1951 году их перенаправили на общие работы, однако это было простой формальностью.
Многие арестанты попали в ГУЛАГ по доносам в ЧК-КГБ так называемых секретных сотрудников. На архипелаге таких называли стукачами. Даже в самом лагере их было предостаточно, из-за чего многие получали второй или даже третий срок. Чаще всего за поступок, который они не совершали. Единственным способом вырваться оттуда был побег. На протяжении марта 1930 года из ГУЛАГа сбежало больше тысячи заключенных. И, хоть с годами охрана на островах ослабевала, местным пообещали щедрое вознаграждение за поимку арестантов, поэтому бежать им было трудно.
Кроме женщин среди преступников часто числились и несовершеннолетние. После закона, разрешающего проводить суд над ребенком старше двенадцати лет, лагеря пополнились малолетками. Дети работали четыре часа в сутки, еще четыре часа – учились. За особо тяжелые преступления с 1935 года разрешалось применить к несовершеннолетним арестантам смертную казнь.
Внутри лагеря также действовали различные наказания. За их выполнение отвечали Роты, Бригады и Зоны Усиленного Режима. Когда арестанты попадали, например, в ЗУР, им уменьшали количество порций пищи и увеличивали нагрузку во время работы. Полагалось, что пребывание на Архипелаге необходимо заключенным для того, чтобы осознать свою вину и раскаяться в содеянном. Однако этого тут не происходило – настоящие преступники гордились своими деяниями, а несправедливо осужденные понимали, что раскаиваться им не в чем. Именно по этой причине были распространены побеги – многие не чувствовали за собой вину, были уверены в своей правоте и хотели свободы. Существовали даже отдельные типы людей, которые с самого начала своего пребывания на Архипелаге планировали побег. Они просчитывали все малейшие детали, знали всю теорию побега, видели его во сне. Многим из них удалось все-таки покинуть лагеря, хотя некоторое были пойманы и получили дополнительный срок. Например, Георгий Тэнно, который в сентябре 1950 года смог организовать побег для нескольких людей. Но после того, как их нашли через двадцать дней, преступники получили еще двадцать пять лет заключения.
Преимуществом жизни в ГУЛАГе была свобода от влияния политической идеологии. Здесь не было профсоюзов, партий и громких лозунгов. Голова людей была забита более насущными проблемами – голод, болезни, тяжелый труд. Однако это помогало видеть ту правду, которая происходила в стране и не воспринимать агитации после выхода на свободу. Многие люди смогли на Архипелаге обогатиться духовно, снова обрели веру в Бога, которую запрещали власти.
Тем временем по стране стали распространяться случаи стукачества. Это был единственный способ задобрить себя перед партией и хоть как-то обезопасить семью. Люди становились более скрытными, недоверчивыми и безумно жестокими к окружающим. Были случаи стукачества даже в пределах семьи.
Через какое-то время на смену старой охраны в ГУЛАГе пришли молодые мальчики с оружием в руках. Для них все заключенные были просто опасными преступниками, они не знали, что многие сидят здесь за веру в Бога или за стремление к справедливости. Мальчики знали только то, что за убийство заключенного им выдадут вознаграждение. Так однажды в мае 1953 года группа новых охранников открыла огонь по нескольким арестантам, которые просто стояли в очереди.
Падение Берии немного изменило пребывание в лагерях в лучшую сторону. Снова было введено досрочное освобождение заключенных, на окна перестали ставить решетки, тяжело больных могли отпустить на свободу.
Если произведение Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» скачать, то узнаем о том, что на 1932 год пришлось большое количество смертей, сравнимое разве что с количеством жертв Второй Мировой войны. Это произошло из-за постановления ЦК ВКП(б) об ускорении процесса коллективизации. Только на протяжении трех лет погибло около пятнадцати миллионов граждан СССР. Их хоронили в больших ямах без гробов и почестей – просто сбрасывали в одну кучу.
Многие арестанты мечтали о ссылке – там у них было немного больше свободы. Когда главного героя отправили в ссылку в Казахстан, он был несказанно рад. Ему разрешили поселиться в одной из местных квартир. Он снимал помещение у довольно милой женщины и устроился в районное потребительское сообщество экономистом. Через некоторое время после ХХ съезда партии бывший заключенный получил должность учителя математики в одной из местных школ. Еще через несколько месяцев всех, кто был заключен по 58 статье, в том числе и главный герой были освобождены.
Однако клеймо заключенного навсегда осталось в его жизни. Он не мог прописаться или устроиться на нормальную работу. Друзья и родственники часто отворачивались от бывших арестантов. Именно поэтому многие из них оставались работать на территории неподалеку от лагеря. Там они могли найти жилье и работу.
Далее в своем произведении «Архипелаг ГУЛАГ» Александр Солженицын рассказывает, что с 1954 года лагерная система была упрощена. Стали вводить более облегченные режимы, заключенных стало в разы меньше. Можно было бы сделать так, чтобы ГУЛАГ полностью исчез, однако Хрущёву это не удалось. Все потому, что в некотором смысле строгий государственный режим нуждался в Архипелаге. Однако стоит заметить, что с тех пор значительно уменьшилось количество политических преступников. Вышел даже отдельный закон, в котором оговаривалось наказание за стукачество. Теперь власти принялись исключительно за уголовников. Но и тут порой царил хаос – часто фиксировали случаи, когда милиция просто «вешала» все нераскрытые дела на кого-то одного, чтобы закрыть отчетность. Все это подводит к тому, что как бы не видоизменялся ГУЛАГ, жестокая система продолжала действовать и еще долгое время люди опасались отправиться в тюрьму за несовершенные преступления.
«Архипелаг ГУЛАГ» – документально-художественный роман Александра Исаевича Солженицына, повествующий о лагерях тюремного типа, на территории которых автору пришлось провести 11 лет жизни.
Реабилитированный, принятый в Союз советских писателей, одобренный самим Хрущевым, Солженицын не отрекся от своего замысла – создать правдивую хронику о ГУЛАГе, основанную на письмах, мемуарах, рассказах обитателей лагерей и собственном печальном опыте заключенного под номером Щ-854.
Писался «ГУЛАГ» тайно на протяжении 10 лет (с 1958 по 1968). Когда один из экземпляров романа попал в руки КГБ, произведение пришлось оперативно публиковать. В 1973 году первый том трилогии вышел в Париже. В этом же году советское правительство решало судьбу автора. Отправлять в лагерь Нобелевского лауреата, признанного миром писателя побоялись. Андропов подписал указ о лишении Солженицына советского гражданства и его немедленной высылке из страны.
Что за жуткую историю поведал советский писатель миру? Он рассказал лишь правду.
ГУЛАГ, или Главное управление лагерей и мест заключения, был печально знаменит на территории Советского Союза в 30-50-е годы ХХ века. Его кровавая слава до сих пор гремит эхом железных кандалов в ушах потомков и является темным пятном в истории нашего отечества.
Александр Исаевич Солженицын знал о ГУЛАГе не понаслышке. Долгих 11 лет он провел в лагерях этой «дивной» страны, как с горькой иронией называл ее писатель. «Свои одиннадцать лет, проведенные там, усвоив не как позор, не как проклятый сон, но почти полюбив тот уродливый мир, а теперь еще, по счастливому обороту, став доверенным многих его рассказов и писем…»
В этой книге, составленной из писем, воспоминаний, рассказов, нет вымышленных лиц. Все люди и места названы своими именами, некоторые обозначены лишь инициалами.
Знаменитый остров Колыму Солженицын называет «полюсом лютости» ГУЛАГа. Большинство ничего не знает о чудо-Архипелаге, некоторые имеют лишь смутное представление о нем, побывавшие там знают все, но они молчат, словно пребывание в лагерях навсегда лишило их дара речи. Только спустя десятилетия эти калеки заговорили. Они вышли из своих убежищ, приплыли из-за океана, выбрались из тюремных камер, восстали из могил, чтобы рассказать страшную историю под названием «ГУЛАГ».
Как попадают на Архипелаг? Ни в Совтуристе, ни в Интуристе туда нельзя приобрести билет. Если хотите управлять Архипелагом, путевку на него можно получить по окончании училища НКВД. Если хотите охранять Архипелаг – горящие туры предлагает отечественный военкомат. Если хотите умереть на Архипелаге – ничего не делайте. Ждите. За вами придут.
Все заключенные ГУЛАГа прошли через обязательную процедуру – арест. Традиционный вид ареста – ночной. Грубый стук в дверь, полусонные домочадцы и растерянный обвиняемый, еще не достегнувший брюк. Все происходит быстро: «Ни соседние дома, ни городские улицы не видят, скольких увезли за ночь. Напугав самых ближних соседей, они для дальних не событие. Их как бы и не было». А на утро по тому самому асфальту, по которому ночью вели обреченных, с лозунгами и песнями пройдет ничего не подозревающее молодое советское племя».
Близкое знакомство с Родиной
Солженицын не узнал парализующей притягательности ночного ареста, его задержали во время службы на фронте. Еще утром он был капитаном роты, а вечером лежал в заплеванном душном карцере, в котором с трудом помещались три человека. Солженицын был четвертым.
Карцер стал первым пристанищем осужденного Солженицына. За 11 лет ему довелось пересидеть во многих камерах. Вот, например, вшиво-клопяная кутузка в КПЗ без нар, без вентиляции, без отопления. А вот одиночка Архангельской тюрьмы, где окна вымазаны бардовым суриком, чтобы в камеру попадал только кровавый свет. А вот милое пристанище в Чойбалсане – четырнадцать взрослых человек на шести квадратных местах месяцами сидят на грязном полу и меняют ноги по команде, а с потолка свисает 20-ваттная лампочка, которая не гаснет никогда.
За каждой камерой следовала новая, и не было им конца, и не было надежды на освобождение. В ГУЛАГ попадали по знаменитой 58-й статье, состоявшей всего из четырех пунктов, каждый из которых осуждал человека на 10, 15, 20 или 25 лет. По окончании срока наступала ссылка или освобождение. Последнее практиковалось крайне редко – как правило, осужденный становился «повторником». И снова начинались камеры и сроки, длившиеся десятилетия.
Апелляция? Суд? Извольте! Все дела попадали под так называемую «внесудебную расправу» – очень удобный термин, придуманный в ЧК. Суды не упразднили. Они по-прежнему наказывали, казнили, но внесудебная расправа шла обособленно. По статистике, составленной многим позже, только в двадцати губерниях России ЧК расстреляла 8 389 человек, раскрыла 412 контрреволюционных организаций (авт.: «фантастическая цифра, зная всегдашнюю неспособность нашу к организации»), арестовала – 87 тысяч человек (авт.: эта цифра, из скромности составителя статистики, изрядно занижена). И это без числа официально расстрелянных, рассекреченных и осужденных!
Среди обитателей ГУЛАГа ходила легенда о «райских островах», где текут молочные реки, кормят досыта, стелют мягко, и работа там только умственная. Туда отправляют заключенных «особенных» профессий. Александру Исаевичу посчастливилось интуитивно соврать, что он, дескать, ядерный физик. Эта никем не подтвержденная легенда спасла ему жизнь и открыла дорогу в «шарашки».
Когда появились лагеря? В темные 30-е? В военные 40-е? Би-Би-Си сообщило человечеству страшную истину – лагеря существовали уже в 1921-м! «Неужели так рано?» – изумлялась общественность. Что вы, конечно, нет! В 21-м лагеря уже были на полном ходу. Товарищи Маркс и Ленин утверждали, что старый строй, включая существующую машину принуждения, нужно сломать, а на ее месте воздвигнуть новую. Неотъемлемым аппаратом этой машины является тюрьма. Так что лагеря существовали еще с первых месяцев после славной Октябрьской революции.
Почему возникли лагеря? В этом вопросе все тоже до банальности просто. Есть огромное молодое государство, которому нужно окрепнуть в короткие сроки без посторонней помощи. Ему нужна: а) дешевая рабочая сила (еще лучше бесплатная); б) неприхотливая рабочая сила (подневольная, легко транспортируемая, управляемая и постоянная). Где черпать источник такой силы? – В своем народе.
Что делали в лагерях? Работали, работали, работали… От зари до зари и каждый день. Работа находилась для всех. Даже безруких заставляли утаптывать снег. Рудники, кирпичная кладка, очистка торфяных болот, но все зэки знают, что самое страшное – это лесоповал. Не зря его прозвали «сухим расстрелом». Сперва зэку-лесорубу нужно срубить ствол, затем обрубить ветки, потом дотащить ветки и сжечь, после этого распилить ствол и уложить брусья штабелями. И все это в снегу по грудь, в худой лагерной одежонке («хоть бы воротнички пришивали!»). Летний рабочий день – 13 часов, зимний – чуть меньше, без учета дороги: 5 километров туда – пять обратно. У лесоруба короткий век – три недели и тебя нет.
Кто сидел в лагерях? Тюремные камеры ГУЛАГа были радушно открыты для людей всех возрастов, полов и национальностей. Без предрассудков сюда принимали и детей («малолетки»), и женщин, и стариков, сотнями сгоняли фашистов, евреев, шпионов, а раскулаченных крестьян свозили целыми деревнями. Некоторые даже рождались в лагерях. Мать на время родов и грудного вскармливания вывозили из тюрьмы. Когда малыш немного подрастал (как правило, ограничивались месяцем-двумя), женщину отправляли обратно в лагерь, а ребенка – в детский дом.
Предлагаем вашему вниманию , которая из-за своей насыщенности и резких поворотов судьбы очень напоминает захватывающий роман или повесть.
В своем романе изобразил жизнь пациентов Ташкентсой больницы, а именно ракового корпуса №13, само название которого вселяло многим людям отчаяние и трепет.
У каждого заключенного своя история, достойная целой книги. Некоторые из них приводит Солженицын на последних страницах второго тома «ГУЛАГа». Вот истории 25-летней учительницы Анны Петровны Скрипниковой, простого работяги Степана Васильевича Лощилина, священника отца Павла Флоренского. Сотни их были, тысячи, всех не припомнить…
В период расцвета лагерей в них не убивали, смертная казнь, расстрелы и прочие методы мгновенной смерти были упразднены как заведомо убыточные. Стране нужны были рабы! ГУЛАГ же являлся виселицей, только растянутой в лучших лагерных традициях, чтобы перед смертью жертва успела еще помучиться и потрудиться на благо отечества.
Можно ли убежать из лагеря? – Теоретически можно. Решетки, колючие проволоки и глухие стены для человека не преграда. Можно ли убежать из лагеря навсегда? – Нет. Беглецов всегда возвращали. Порой их останавливал конвой, порой тайга, порой добрые люди, которые получали щедрое вознаграждение за поимку особо опасных преступников. Но были, вспоминает Солженицын, так называемые «убежденные беглецы», которые решались на рискованный побег снова и снова. Таким запомнился, например, Георгий Павлович Тэнно. После очередного возвращения его спрашивали «Зачем ты бегаешь?» «Из-за свободы, – вдохновлено отвечал Тэнно, – Ночь в тайге без кандалов и надзирателей – это уже свобода».Роман «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Исаевича Солженицына: краткое содержание
Советская эпоха привнесла в жизнь России немало изменений, новых понятий и терминов, одним из которых был Архипелаг ГУЛАГ – система лагерей для особо опасных заключенных, включавшая несколько десятков поселений, колоний и тюрем строго режима.
Узниками ГУЛАГа были несправедливо осужденные политические оппоненты советской власти, воры, убийцы, семьи людей, подозревавшихся в измене. Советских граждан помещали в ГУЛАГ без суда и следствия, забирая темной ночью прямо из постелей, так, чтобы добропорядочные соседи ничего не видели и не могли рассказать. Так исчезали целые семьи.
Первый ГУЛАГ был создан еще в 1917 году по личному распоряжению Ленина, объявившего о начале «Красного террора». Изначально лагеря предназначались для инакомыслящих, троцкистов, белогвардейцев и иных подозревающихся в несогласии с проводимой государством политикой, лиц. Но с приходом к власти Сталина, лагеря наполнились врачами, инженерами, учеными и бывшими членами партии.
Заключенными становились также и служители церкви, «враги народа», семьи «врагов народа». Не миновала эта участь и детей, для них создавались особые подростковые лагеря, куда помещали всех, кто не достиг еще 12 лет. Постоянными жителями лагерей становились раскулаченные крестьяне и представители национальных меньшинств. В годы войны в лагерях сгинуло немало немецких семей, проживавших на территории России. Туда же отправляли бежавших из немецкого плена, предателей, полицаев, распространителей слухов, шпионов и всех, кто просто был по той или иной причине неугоден советской власти.
Большая часть заключенных попадала в ГУЛАГ по 58 статье УК СССР, включавшей 14 пунктов, каждый из которых предусматривал от 10 до 25 лет наказания. 10 лет лагерей могли получить только дети, остальные же заключенные на такую милость рассчитывать не могли. К тому же целью следствия было сломать и запугать человека, а не оправдать его, потому следователи использовали все имеющиеся в их распоряжении средства принуждения, могущие заставить подследственного подписать признание не только за себя, но и за своих знакомых и родных.
Именно так попал в лагерь и Александр Солженицын, в августе 1945 года подписавший обвинительный приговор, обрекающий его на 10-летнее лагерное проживание и вечную ссылку без права вернуться в родные места.
Фактически Солженицыну повезло, так как вплоть до 1947 года в статью № 58 включался также и пункт о применении высшей меры наказания – расстреле. В этом году расстрел был заменен на срок в 25 лет лагерного заключения.
Первый лагерь ГУЛАГа был организован в 1923 году на территории Соловецкого монастыря. Одновременно были созданы ТОНы – в расшифровке это тюрьмы особого назначения, а также этапы. Прежде чем попасть в сам лагерь, заключенный проходил семь кругов ада, его заставляли идти тысячи километров пешком в холодные зимы, в дожди и в жаркий зной, строить дороги, валить лес и выполнять другие важные для страны, но крайне опасные для жизни работы.
Тяжелые условия лагерной жизни не могли не вызывать возмущения среди заключенных. Бунты среди политических были достаточно распространенным явлением, в одном из них принимал участие и Солженицын. К сожалению, все попытки как-то воздействовать на лагерные власти были бесполезны, заключенных охраняли по высшему разряду, бежать из ГУЛАГа было практически нереально. В качестве надсмотрщиков выступали также и особо отличившиеся урки, так называемые «социально близкие». При необходимости они могли и порешить несогласного с начальством заключенного.
Особое значение имело также то, на чем заключенный попадал в ГУЛАГ, так, крестьян, эмигрантов и представителей малых народов перевозили в особых красных вагонах, политических – в черных, а представителей интеллигенции и ученых – под спецконвоем. Желая хоть как-то смягчить свою участь, Солженицын солгал по поводу своей профессии и был переведен в качестве физика-ядерщика из Красной Пресни в Бутырки.
Начиная с 1918 года заключенных ГУЛАГа активно использовали, как бесплатную рабочую силу, но до начала 30-х годов к работам было привлечено лишь 40% заключенных. С началом пятилеток эта цифра достигла 100%, работали все, в том числе женщины и дети. Особо дурной славой пользовались СЛОНы – Северные Лагеря Особого Назначения, где заключенных, плохо одетых, голодных и больных, заставляли днем и ночь валить лес. Медчасти в лагерях не существовало, люди умирали буквально десятками за день, но это никого не волновало, так как им на смену приходили другие.
Выйти живыми из лагеря практически не было шансов, впрочем, также как и бежать, все происходящее в лагере держалось в строжайшем секрете, жители окрестных сел и городов были уверенны в виновности заключенных, потому предпочитали сдать беглеца властям, нежели помочь ему.
Система лагерей держалась также и на стукачах – заключенных, пошедших на сговор с администрацией тюрьмы и докладывавших о любых антисоветских разговорах среди товарищей. Формально пошел на такой сговор и Солженицын.
Все лагеря были окружены поселками и городами, где проживали родственники заключенных, охранников и офицеров.
В 1943 году Сталиным в дополнение к 58-й статье были введены каторга и виселица, попасть на каторжные работы означало смертный приговор, причем не только для мужчин, но и для женщин. К 1948 году все лагеря ГУЛАГа были дополнены каторгой, сидел в таком лагере и Солженицын, сначала это был лагерь Степной, а после Экибастузский.
Все отсидевшие и сумевшие выжить в лагере отправлялись в бессрочную ссылку, что для многих заключенных было настоящим спасением, так как отсидевших их отказывались принимать родные и друзья, прошлое приходилось скрывать, а на работу невозможно было устроиться.
Свою ссылку Солженицын отбывал в Кок-Терекском районе. Смерть Сталина не стала концом лагерей, они продолжали существовать еще долгое время. Выйдя на свободу, Солженицын получил более 200 писем от тех, кто сумел, как и он выжить, на их основе была написана эта книга.
Арест. За что? За все!
Колыма была самым крупным и знаменитым островом, полюсом лютости этой удивительной страны ГУЛАГ, географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент, который населял народ зэков.
В этой книге нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий.
На Архипелаг одни попадают по долгу службы или армейскому призыву (охранять), а другие — потому что их арестовали.
Арест. Не надо спрашивать: «За что?» Не стоит надеяться, что это ошибка, что разберутся. «Политические аресты нескольких десятилетий отличались у нас именно тем, что схватывались люди ни в чем не виновные, а потому и не подготовленные ни к какому сопротивлению. Создавалось общее чувство обреченности, представление, что от ГПУ-НКВД убежать невозможно».
Арест сопровождается обыском.
«При аресте паровозного машиниста Иношина в комнате стоял гробик с его только что умершим ребенком. ...Выбросили ребенка из гробика, искали и там».
Аресты 29-го — 30-го годов, «поток с добрую Обь»: раскулаченные мужики (самые хозяйственные, земная опора).
«Поток 44-го — 46-го годов, с добрый Енисей»: тех, кто был в плену
в Германии и вернулся.
«Поток 37-го года прихватил и понес на Архипелаг также и людей с положением, людей с партийным прошлым, людей с образованием... Тридцать седьмой! Волга народного горя!»
А еще крымские татары, прибалты, чеченцы... А еще — священники, вообще — верующие люди.
А еще «бывшие дворяне», интеллигенция, профессура...
Все «вредители», все! Все — и везде.
Всеохватная 58-я статья — за контрреволюционные действия.
Практически все подозревались в шпионаже, вредительстве и диверсиях. Доносить были обязаны все и на всех (и за все), недоносительство
каралось жестоко.
Подозрительность походила бы на анекдот, если бы последствия не были так страшны. После партийного заседания все встают и начинают аплодировать в честь товарища Сталина. Пять, семь, восемь, одиннадцать минут — бессмысленных аплодисментов. А кто первый перестал и сел — того и упекли на десять лет.
Существовал план по заключенным — и косили всех.
Следствие и пытки
Почему же люди, брошенные в тюрьму и отправляемые в лагеря и на расстрел, признавали свою вину, подписывали ложные обвинения?
На следствии их подвергали страшным пыткам: кормили соленым и не давали пить; не давали спать по нескольку суток; угрожали посадить всех, кто дорог; гасили папиросу о кожу подследственного; били, выбивали зубы.
«Камеру раскаляли, пока из пор тела не выступала кровь; увидев это в глазок, клали арестанта на носилки и несли подписывать протокол».
«Брат мой! Не осуди тех, кто так попал, кто оказался слаб и подписал лишнее... Не кинь в них камень».
Против себя бумагу подписать, чтобы избавиться от пыток, испытание менее ужасное, чем быть вынужденным страшными истязаниями клеветать на знакомых, коллег, родных, друзей.
Следователи же требовали выдать сообщников.
«Были, были такие в 37-м, кто избрал смерть, но не подписал ни на кого».
Невероятное упоение своей всесильностью! Стоит ли сомневаться, доискиваться правды, если посчастливилось быть голубою фуражкой! Любая вещь, какую увидел — твоя! Любая квартира, какую высмотрел — твоя! Любая баба — твоя! Любого врага — с дороги! Земля под ногою — твоя! Небо над тобой — твое, голубое!
При обысках воровали, тянули все что приглянулось.
Сажали друг друга. Подставляли из страха и для карьеры. Жертвовали своими женами — лишь бы самим уцелеть.
Училища НКВД сулили пайки и двойную-тройную зарплату.
«Нарастает гордость на сердце, как сало на свинье.
Я метал подчиненным бесспорные приказы, убежденный, что лучше тех приказов и быть не может. Даже на фронте, где всех нас, кажется, равняла смерть, моя власть быстро убедила меня, что я — человек высшего сорта.
Ел свое офицерское масло с печеньем, не раздумываясь, почему оно мне положено, а солдату нет».
— Да, я был палач и убийца.
Его стали жадно расспрашивать о ходе боев, но подследственные не должны были ничего узнавать о внешнем мире.
В каждой камере обязательно должен быть человек-наседка: осведомитель, стукач. Многие умели определять предателей — и не доверялись им.
В потолке горит двухсотваттная лампочка. На ночь глаза кое-как прикрывают носовыми платками.
В туалет (утренняя и вечерняя оправка) нужно ходить строго по расписанию. Потом «парашу» (сосуд с испражнениями) выносят. Это стыдная дополнительная пытка.
Еда: баланда, черный хлеб, кипяток — «чай» .
Есть и радости: шахматы, двадцатиминутная прогулка и книги из библиотеки Лубянки. Прекрасные книги! Отобранные у расстрелянных и погубленных...
Если в камере есть окно, то на окне — «намордник»: приспособление, не позволяющее заключенному выглянуть из окна, увидеть хоть что-нибудь, кроме кусочка неба...
Соседи по камере: каждый — судьба и характер.
Старый революционер, сидевший еще в царских тюрьмах, — выносливый и стойкий. Крупный инженер из крестьян, привыкший жить на широкую ногу: он мечется, не находит себе места — вся шикарная жизнь пошла под откос.
Измученный офицер, побывавший в плену у фашистов. СССР не признавал своих вчерашних солдат, не поддерживал их в плену. Норвежцы и англичане получали от своих правительств богатые пайки — и кидали часть еды через забор русским.
И это СССР — «самая справедливая страна в мире», Родина-Мать.
«И как правильно быть, если мать продала нас цыганам, нет, хуже4— бросила собакам? Разве она остается нам матерью?»
«Девятого мая принесли обед вместе с ужином, как на Лубянке делалось только на 1-е мая и 7-е ноября.
По этому мы только и догадались о конце войны.
Не для нас была та Победа. Не для нас — та весна».
«Та весна»
«Та тюремная томительная весна под марши Победы стала расплат-ной весной моего поколения.
Это нам над люлькой пели: «Вся власть советам!» Это мы загорелою детской ручонкой тянулись к ручке пионерского горна и на возглас «Будьте готовы!» салютовали «Всегда готовы!». Это мы в Бухенвальд проносили оружие и там вступали в компартию. И мы же теперь оказались в черных за одно то, что все-таки остались жить».
Не только военнопленные попадали в тюрьмы и лагеря, но и многие офицеры-освободители, которые видели Европу и могли Сравнить.
Первый раз, когда правительство сделало все для проигрыша войны: уничтожило линии укреплений, подставило авиацию на разгром, разобрало танки и артиллерию, лишило толковых генералов и запретило армиям сопротивляться.
Военнопленные — это и были именно те, чьими телами был принят удар и остановлен вермахт. Второй раз бессердечно предала их Родина, покидая подохнуть в плену.
И теперь третий раз бессовестно она их предала, заманив материнской любовью («Родина простила! Родина зовет!») и накинув удавку уже на границе.
Автор проводит исторические параллели: «Еще давняя наша пословица оправдывала плен: «Полонен вскликнет, а убит — никогда». При царе Алексее Михайловиче за полонное терпение давали дворянство! выменять своих пленных, обласкать их и обогреть была задача общества во ВСЕ последующие войны ».
Амнистии не будет!
В тюрьмах после Победы ждали амнистии, а получали направление и лагеря.
Сроки назначали без суда и доказательств так называемые «особые тройки», или ОСО.
Можно было «пришить» любое из этих обвинений:
— АСА — Антисоветская Агитация
— КРД — Контрреволюционная Деятельность
— КРТД — Контрреволюционная Троцкистская Деятельность (эта буквочка «т» очень утяжеляла жизнь зэка в лагере)
— ПШ — Подозрение в Шпионаже (шпионаж, выходящий за подозрение, передавался в трибунал)
— СВПШ — Связи, Ведущие (!) к Подозрению в Шпионаже
— КРМ — Контрреволюционное Мышление
— ВАС — Вынашивание Антисоветских настроений
— СОЭ — Социально Опасный Элемент
— СВЭ — Социально Вредный Элемент
— ЧС — Член Семьи (осужденного по одной из предыдущих литер).
«На новосибирской пересылке в 1945 году конвой принимает арестантов перекличкой по делам. «Такой-то!»— «58-1-а, двадцать пять лет». Начальник конвоя заинтересовался: «За что дали?» — «Да ни за что» . — «Врешь. Ни за что — десять дают!»
«К высшей мере»
«Смертная казнь в России имеет зубчатую историю. В Уложении Алексея Михайловича доходило наказание до смертной казни в 50 случаях, в воинском уставе Петра уже 200 таких артикулов. А Елизавета, не отменив смертных законов, однако и не применила их ни единожды: говорят, она при восшествии на престол дала обет никого не казнить — и все 20 лет царствования никого не казнила.
Екатерина II сохранила для защиты себя, трона и строя, то есть в случаях политических (московский чумной бунт, Пугачев) она признала казнь вполне уместной.
При Павле отмена смертной казни была подтверждена...
Кровь пяти декабристов разбудила ноздри нашего государства. С тех пор казнь за государственные преступления не отменялась и не забывалась до самой Февральской революции...
И сколько же человек было за это время в России казнено? Было казнено 486 человек, то есть 17 человек в год!»
Смертная казнь была восстановлена во всех правах с июня 1918 года — нет, не «восстановлена», а — установлена как «новая эра казней» .
И, например, в 1939-1940 годах было расстреляно по Союзу ПОЛМИЛЛИОНА «политических» и 480 тысяч блатарей (уголовников).
« В благополучном и слепом нашем существовании смертники рисуются нам роковыми и немногочисленными одиночками. Мы инстинктивно уверены, что мы-то в смертную камеру никогда бы попасть не могли, что для этого нужна если не тяжкая вина, то во всяком случае выдающаяся жизнь. Нам еще много нужно перетряхнуть в голове, чтобы представить: в смертных камерах пересидела тьма самых серых людей за самые рядовые поступки, и — кому как повезет — очень часто не помилование получали они, а вышку» (так называют арестанты «высшую меру»).
«...Если б когда-нибудь родственники расстрелянных сдали бы в одно издательство фотографии своих казненных, и был бы издан альбом этих фотографий, несколько томов альбома, — то перелистыванием их и последним взглядом в померкшие глаза мы бы много почерпнули для своей оставшейся жизни. Такое чтение, почти без букв, легло бы нам на сердце вечным наслоем.
В одном моем знакомом доме, где бывшие зэки, есть такой обряд: 5 марта, в день смерти Главного Убийцы, выставляются на столах фотографии расстрелянных и умерших в лагере — десятков несколько, кого соврали. Траурная музыка. Приходят друзья, смотрят на фотографии, молчат, слушают, тихо переговариваются; уходят, не попрощавшись.
Вот так бы везде... Хоть какой-нибудь рубчик на сердце мы бы вынесли из этих смертей ».
Корабли Архипелага
Как из тюрем доставляют заключенных в лагеря?
«Вагон-зак — какое мерзкое сокращение! Как, впрочем, все сокращения, сделанные палачами. Хотят сказать, что это — вагон для заключенных. Но нигде, кроме тюремных бумаг, слово это не удержалось. Усвоили арестанты называть такой вагон столыпинским или просто Столыпиным. Это очень напоминает зверинец: за сплошной решеткой, па полу и на полках, скрючились какие-то жалкие существа, похожие на человека, и жалобно смотрят на вас, просят пить и есть. Но в зверинце так тесно никогда не скучивают животных.
Н. В. Тимофеев-Рессовский ехал из Петропавловска в Москву в купе, где было ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ЧЕЛОВЕК!
Несколько суток он ВИСЕЛ в купе между людьми, ногами не касаясь пола. Потом стали умирать — их вынимали из-под ног...»
Кормят хлебом да селедкой — варить-то кашу в поезде некому. Поды стараются не давать — а то конвою придется водить лишний раз на«оправку».
Отвратительно в этом поезде общение с «блатарями», которые обирают «политических» и готовы убить, растоптать, унизить.
Воры и бандиты — «социально близкие» советской власти, «политические» — чуждые.
Сопротивляться блатной банде невозможно: вы замахнетесь — вам всадят нож промеж ребер.
Конвой — тоже ворует, не дает пайковый сахар, а хлеб, положенный по разнарядке заключенным, выдает им в обмен на их же вещи.
Пересыльные тюрьмы
Тюрьму не топили — и не только не мерзли, но на верхних нарах лежали раздетые. Выдавливали все стекла в окнах, чтоб не задохнуться. Потому что в камере вместо положенных двадцати человек сидело ТРИ СТА ДВАДЦАТЬ ТРИ!
Норму питания не людям давали, а на десятку. Если кто из десятки умрет, его прятали под нары и на него получали норму.
« Посуды не было никакой! Баланду во что хочешь бери — в полу, в ладони! Воду цистернами привозили, а разливать не во что, так струей поливают, кто рот подставит — твоя» .
Деньги, продукты и вещи у «политических» отбирают блатные. Пи рассказам иногда «58-я» бьет уголовников, но на защиту «социально близких» выступает охрана с огнестрельным оружием.
«Но даже новичку, которого пересылка лущит и облупливает — они нужна, нужна! Она дает ему постепенность перехода к лагерю. В один шаг такого перехода не могло бы выдержать сердце человека. В этом мороке не могло бы так сразу разобраться его сознание. Надо постепенно».
На пересылке руководители строек или производств, где нужны были рабочие, покупали здоровых и работоспособных заключенных, как рабов. Товар «требовали прогонять перед ними живым и голым».
Офицеры выбирали наложниц для себя и своего окружения.
Опытные лагерники учили новичков: «С первого шага в лагере каждый будет стараться вас обмануть и обокрасть. Не верьте никому, кроме себя!»
Вот, например, выгрузили заключенных из эшелона, и конвой приготовился вести их десять километров до лагеря по рыхлому глубокому снегу. Подъехали сани, кучер предложил подвезти вещи, забрал — и больше его никогда не видели. Но какие люди встречаются на пересылке! Настоящая интеллигенция! И они стараются держаться, не терять привычки к умственной работе.
— Профессор Тимофеев-Рессовский, президент научно-технического общества 75-й камеры. Наше общество собирается ежедневно после утренней пайки около левого окна. Не могли бы вы нам сделать какое-нибудь научное сообщение?
Соловки — Беломор — Колыма...
Соловец, Печора, Воркута — вся северная часть Архипелага рождена была Соловками. Но еще и на Среднем и Южном Урале, в Закавказье, в Центральном Казахстане, в Средней Азии, в Сибири и на Дальнем Во стоке.
Беломорканал — одна из самых известных душегубок. Прославили ее как средство «перековки», перевоспитания. Приезжал на строительство, где людей убивали голодом, скученностью и тяжелым трудом, Максим Горький. Ждали, что он расскажет правду. Известен факт, что Горького встречать вышли с газетами, перевернутыми вниз заголовком: знак, что все, что рассказывают об энтузиазме «перековывающихся» ложь. Нашелся молодой человек, который посмел рассказать писатели! обо всех издевательствах над заключенными. После отъезда гостя юношу расстреляли.
А великий правдолюбец написал восхищенную статью о строительстве канала.
Этот канал был не нужен. По этому мелкому руслу нельзя было перевозить грузы, людей, сплавлять лес.
Колыма: заключенные голодали так, что на ключе Заросшем съели труп лошади, который пролежал в июле более недели, вонял, и весь шевелился от мух и червей. На прииске Утином зэки съели полбочки солидола, привезенного для смазки тачек.
Ни выходных, ни праздников, ни своего дома, ни имущества, ни семье.
Существуют в лагерях и верные сталинцы. Вот одна из них: «она повязывается в лагере красной и только красной косынкой, хотя ей уже за сорок (таких косынок не носит на заводе ни одна лагерная девчонка и ни одна вольная комсомолка). Никакой обиды за расстрел мужа и за собственные отсиженные восемь лет она не испытывает: «долгий срок исключения не сломил моей воли в борьбе за советскую власть».
Туземный быт
«Тачку катать («машина ОСО, две ручки, одно колесо»). Носилки тискать. Кирпичи разгружать голыми руками (покров кожи быстро снимается с пальцев). Таскать кирпичи на себе «козой» (заспинными носилками). Ломать из карьеров камень и уголь, брать глину и песок. Золотоносной породы накайлить шесть кубиков да отвезти на бутару. Да просто землю копать, просто землю грызть (кремнистый грунт да зимой). Уголек рубить под землею. Можно креозотом пропитывать шпалы (и все тело свое).
Но старше всех работ Архипелага — лесоповал.
В годы войны (при военном питании) звали лагерники три недели лесоповала — сухим расстрелом.
Этот лес, эту красу земли, воспетую в стихах и в прозе, ты возненавидишь! Ты с дрожью отвращения будешь входить под сосновые и березовые своды!»
«Шаламов замечает, что декабристам в Нерчинске был урок в день добыть и нагрузить три пуда руды на человека (сорок восемь килограмм! — за один раз можно поднять!), Шаламову же на Колыме — восемьсот пудов».
Большая удача — попасть в «придурки»: рабочие при кухне, парикмахеры, учетчики (словом, на легкую, да просто несмертельную работу).
Чтобы избавиться от убийственного труда, некоторые решаются сделать себе «мостырку»: умышленно повредить здоровью (обвариться, сломать ногу, съесть какую-нибудь гадость).
Впрочем, заподозрив, что заключенный сделал себе вред нарочно, его н лечить не станут, и участи его не облегчат.
За что сажали?
За то, что улыбнулся, читая газету «Правда».
За чтение Есенина (считалось, что он — контрреволюционный поэт).
За то, что на стене висят иконы.
За рассказанный анекдот.
За то, что на торфоразработках «порицал» жидкий и невкусный суп, а значит, и советскую власть.
Сажали и «правоверных» коммунистов, которые и в лагерях верили в правоту «тигра» Сталина.
Бороться? Примеры сопротивления единичны. Так, троцкисты объявили голодовку почти на пять месяцев. Но «оппортунистов» кормили насильно (через шланг). И требования голодающих не были выполнены.
Нет в русском языке слова гаже, чем «сексоты» (секретные сотрудники), а проще говоря: стукачи, доносчики.
В «стукачи» вербуют: если вы — советский человек, то обязаны доносить. А если несоветский — то «мотать второй срок» в нечеловеческих условиях.
Из уст в уста передавали случаи невероятных побегов. И даже в то страшное время бывало, что беглецам помогали или хотя бы не выдавали их.
Но уж тех беглецов, которых поймали, возвратив на зону и «припаяв» новый срок, бросали в карцер. Часто карцер был просто мокрой ямой, куда швыряли сверху хлеб и рыбу в размокшую от дождей глину.
«Блатняки» проигрывают в карты одежду и жизнь — нет, не свои, «политических». На того, кого проиграли, набрасываются и избивают — все остальные сидят молча, будто ничего не видят, сопротивление бесполезно.
Урки — не Робин Гуды! «Воровская «романтика» — ложная. Когда нужно воровать у доходяг — они воруют у доходяг! Когда нужно с замерзающего снять последние портянки — они не брезгуют и ими. Их великий лозунг — «умри ты сегодня, а я завтра!»
У них свои законы старшинства, по которым их паханы не избираются вовсе, но входя в камеру или в зону, уже сразу признаны за главного. Эти паханы бывают и с сильным интеллектом, всегда же с ясным пониманием блатняцкого мировоззрения и с довольным количеством убийств и грабежей за спиной.
Малолетки — несовершеннолетние, отбывающие срок. За кражу, насилие, увечья и убийства можно было судить детей с двенадцатилетнего возраста (58-я статья при этом тоже подразумевалась).
И за стрижку колосьев (для пропитания) маленьким детям не давали меньше 8 лет!
«И за карман картошки — один карман картошки в детских брючках! — тоже восемь!»
Зона быстро «перевоспитывает» малолеток — они превращаются в маленьких наглых хищников.
«В их сознании нет никакого контрольного флажка между дозво ленным и недозволенным... Для них то все хорошо, чего они хотят, и то все плохо, что им мешает... Пронять малолеток словами — просто нельзя, человеческая речь вырабатывалась не для них, их уши не впус кают ничего, не нужного им».
Издевательской по сути является попытка воспитывать заключенных: не умолкают громкоговорители на каждом столбе и в каждом бараке. Они обличают отстающих и умеренно хвалят передовиков.
Проводятся политбеседы. Над ними все смеются, но про себя — опасаются стукачей.
В лагерях гибли крупные ученые.
Отец советского космоплавания Королев был, правда, взят на «шарашку» (лагерную научную лабораторию), но как авиационник. Начальство шарашки не разрешило ему заниматься ракетами, и он занимался ими по ночам.
Крупный отечественный аэродинамик и чрезвычайно разносторонний научный ум — Константин Иванович Страхович, после этапа из ленинградской тюрьмы был в лагере подсобным рабочим в бане.
Через Архипелаг прошли артисты с известными именами: Вадим Козин, Татьяна Окуневская, Зоя Федорова, Лидия Русланова.
Лагерь растлевает: «чем больше делаешь людям гадости, тем больше тебя будут уважать».
Тем дороже примеры людей, которые не умеют духовно гнуться, — (то люди глубоко религиозные или редкие примеры необыкновенной стойкости и честности.
«Безопаснее было при Александре II хранить динамит, чем при Сталине приютить сироту врага народа — однако, сколько же детей таких Мяли, спасли (сами-то дети пусть расскажут). И тайная помощь семьям — была... А кто-то же ушел на Архипелаг и за защиту своих неприметных безвестных сослуживцев».
Селили в палатке — в страшные норильские морозы. В палатку на МО человек набивали двести. Вот такая «разумная экономия»: сотня была на работе, а сотня в бараке.
На работе строй оцеплял конвой с собаками, их били кому не лень и подбодряли прикладами. По пути в зону могли по прихоти полоснуть автоматной очередью — и никто не спрашивал с солдат за погибших.
Двенадцать рабочих часов долбили бутовый камень под полярными норильскими вьюгами. За полсуток — 10 минут обогрева. За счет же двенадцати часов отдыха вели из зоны в зону, строили, обыскивали. Барак был без окон и никогда не проветривался. Ни в уборную, ни в столовую, ни в санчасть заключенные не допускались никогда. На все была или параша, или кормушка.
От двенадцати часов камерного «досуга» едва-едва оставались четыре покойных часа для сна.
На каторге гнило много разного народу — в частности учителя, которые преподавали в школах во время оккупации. Неужели нужно было оставить детей — маленьких детей! — без грамоты?
Около 17 миллионов крестьян разорено, послано на уничтожение, рассеяно по стране без права помнить и называть своих родителей.
А верующие? Двадцать лет кряду гнали веру и закрывали церкви.
Вера — чистая, горячая — помогала терпеть.
«На всей планете и во всей истории не было режима более злого, кровавого и вместе с тем более лукаво-изворотливого, чем большевистский, самоназвавшийся «советским».
«Почему нас так раздражает украинский национализм, желание наших братьев говорить и детей воспитывать, и вывески писать на своей мове? Почему нас так раздражает их желание отделиться?
Мне больно писать об этом: украинское и русское соединяются у меня и в крови, и в сердце, и в мыслях».
«Тоже вот и чечены. Тяжелы они для окружающих жителей, говорю по Казахстану, грубы, дерзки, русских откровенно не любят. Но стоило проявить независимость, мужество — расположение чеченов тотчас было завоевано! Когда кажется нам, что нас мало уважают, надо прове рить, так ли мы живем».
Ссылали крымских татар. «Стройная однообразность! — вот преимущество ссылать сразу нациями! Никаких частных случаев! Никаких исключений, личных протестов! Все едут покорно, потому что: и ты, и он, и я. Едут не только все возрасты и оба пола: едут и те, кто во чреве — и они уже сосланы тем же Указом!»
«Кого-то готовился Генералиссимус ссылать в 1953-м году? Евреев ли? Кроме них кого? То ли всю Правобережную Украину? Этого великого замысла мы никогда не узнаем».
После XX съезда партии Солженицын написал ходатайство о пересмотре своего дела. Весной стали ссылку снимать со всей пятьдесят восьмой. Однако освобожденных не прописывали в больших городах, и людям умственного труда было трудно найти работу по специальности, да и не только по специальности. Значит, невозможно было получить продовольственные карточки. Где жить? На что жить? Хоть возвращай ся обратно в лагерь. На реабилитированных по-прежнему смотрят с подозрением и презрением.
«Освобождение на этот свет мыслилось ведь не таким. Оно рисова лось нам по пушкинскому варианту: «И братья меч вам отдадут» . Но такое счастье суждено редким арестантским поколениям ».
«Все осталось позади, да не все. Реабилитирован, а покою нет. Редкая неделя, чтобы сон прошел спокойно, а то все зона снится. Вскакиваешь в слезах или будят тебя в испуге» (из воспоминаний бывшего заключенного).
Злодейство тех, кто пытал и допрашивал, кто писал ложные доносы, — не наказано. Хрущевская «оттепель» была недолгой. Журнал «Новый мир» опубликовал повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» (о жизни заключенного), и далеко не все приня ли ту правду, что была в ней. А вскоре было издано распоряжение изъять произведение из библиотек.
«В годовщины своего ареста я устраиваю себе «день зэка»: отрезаю утром 650 хлеба, кладу два кусочка сахара, наливаю незаваренного кипятка. А на обед прошу сварить мне баланды и черпачок жидкой кашицы. И как быстро я вхожу в старую форму: уже к концу дня собираю в рот крошки, вылизываю миску».
«А еще предстоят на воле бывшим зэкам — встречи. Отцов — с сыновьями.
Мужей — с женами. И от этих встреч нечасто бывает доброе. За десять, за пятнадцать лет без нас не могли сыновья вырасти в лад с нами: иногда просто чужие, иногда и враги. И женщины лишь немногие вознаграждены за верное ожидание мужей: столько прожито порознь, все сменилось в человеке, только фамилия прежняя. Слишком разный опыт жизни у него и у нее — и снова сойтись им уже невозможно.
Тут — на фильмы и на романы кому-то, а в эту книгу не помещается».
Нет, не стал суд праведным.
«Архипелаг был. Архипелаг остается. Архипелаг — будет!»
(читается за 2 минуты)
Книга Солженицына «Архипелаг Гулаг» повествует о нелегкой судьбе арестантов эпохи репрессий, большинство из которых попали на зону без вины. Он рассказывает о жизни трудовых лагерей изнутри, ведь ему и самому пришлось провести там долгих 11 лет. Сам автор характеризует свою книгу как «попытку художественного исследования», что говорит о том, что в книге собраны только правдивые истории и факты из жизни 227 арестантов, чьи имена перечислены на первых страницах книги. Перед началом каждой главы Солженицын дает перечень ключевых тем, о которых и будет рассказывать в этой главе. Он не раз признает, что ни одной книги не будет достаточно, чтобы передать все подробности той нелегкой эпохи. Именно поэтому он скромно называет свой труд «попыткой».
В первой части говорится о том, как происходили аресты – ночные и дневные, внезапные и всегда пугающие. О том, как у арестованных конфисковывали личные вещи, как бессовестно осуществлялся обыск в их домах и о том, как однажды попав на ГУЛАГ, можно было потерять надежду когда-либо увидеться с семьей. Солженицын рассказал и о своем аресте – его забрали прямо из военной части за переписку со школьным приятелем.
Следом автор описывает первые годы после революции, о том, как огромное количество деятелей искусства, ученых, инженеров и других образованных людей безжалостно расстреливали и судили лишь за принадлежность к классу интеллигенции. Но и многие крестьяне стали жертвами так называемого «Красного террора». Часто им приходилось подчистую отдавать весь урожай, а при попытке хоть что-то оставить, их немедленно отправляли в тюрьму или на расстрел. Любая попытка восстания каралась смертью. Под удар попали и представители духовенства, как и простые верящие люди – так из страны искоренялась религия. В этой главе Солженицын перечисляет потоки арестов, каждый из которых искалечил тысячи, а порой и миллионы судеб ни в чем не повинных людей.
Поводы для арестов часто бывали надуманными, а указы власти противоречивыми. Так нужны были виноватые, так называемые козлы отпущения, которые могли взять на себя ответственность за любую неудачу произошедшую в стране. В трехлетнем диком голоде обвинили людей, ни коим образом к нему не причастных, и тут же отправили на расстрел. Инженеров, прослуживших своей родине многие десятилетия, сажали за самые невинные фразы, намеренно искажая их смысл. А сколько студентов были обречены доживать свою жизнь в лагерях за неосторожность в разговорах с приятелями?
Повествуя о тюремной жизни, Солженицын подробно останавливается на описании различных пыток, которые приходилось переносить арестантам. Именно поэтому многие признавали вину, которой не было. Тюремные камеры же были часто переполнены людьми из разных сословий, а порой даже разных полов. Заключенные давно смирились со своей участи, но в них еще теплилась надежду на амнистию после окончания войны. Однако вместо долгожданной свободы они получили место в трудовых лагерях.
Во втором томе автор исследует историю возникновения лагерей. Наивно было бы предполагать, что бесчисленные потоки людей ссылались туда без причины. От них требовался рабочий труд, выполнение непосильной работы, за которую они не получали абсолютно ничего. Никто не оставался без работы – даже инвалидам давали задания. Многие заключенные не выдерживали таких условий и умирали через несколько лет жизни в лагере.
Немало внимания уделяется и описанию местности – северной страны под названием Гулаг, в которую вошли такие острова как Соловки, Беломор и Колыма. Раз повидавший этот мир, уже никогда его не забудет. Заключенным приходится работать не покладая рук. Порой даже женщинам приходилась голыми руками разгребать кирпичи и таскать тяжести. Кормили плохо. Холод пробивал до костей.
Здесь же Солженицын рассказывает истории, услышанные от заключенных. У каждого из них своя судьба, но у всех она одинаково трагична и со всеми обошлись ужасно несправедливо. Автор извиняется, что не может поведать все истории, ведь заключенных были тысячи, и многие канули в лету.
В третьей части мир под названием ГУЛАГ описан еще подробнее. Автор рассказывает о том, что бывает за попытку побега. Даже если кому-то и удавалось вырваться из лагеря, их непременно находили и возвращали. Убежать из ГУЛАГА нельзя. Только в очень редких случаях заключенных отпускали на волу. Таким счастливчиком оказался Солженицын – спустя 11 лет проведенных в лагерях он наконец обрел свободу. Но за ним никогда не переставали следить, а воспоминания о перенесенном преследовали его всю жизнь. Создавая эту книгу он рисковал снова потерять с таким трудом приобретённую свободу. Но он не мог молчать. Как только власти узнали о печати этой книги, Солженицына навсегда изгнали из страны.
Картинка или рисунок Архипелаг ГУЛАГ
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Лиханов Чистые камушки
После войны отец Михаськи становится спекулянтом. Даже верный друг Сашка не хочет больше с Михаськой дружить. Несмотря на это, с риском для жизни герой выручает Сашку из беды. Отец поступает подло
- Краткое содержание Хаггард Дочь Монтесумы
Повесть написана от лица Томаса - сына испанки Луизы и англичанина, взявшего ее в жены против воли всей семьи. После свадьбы они уезжают в Англию, рожают детей и живут в мире и согласии
- Краткое содержание На графских развалинах Гайдар
Главные герои повести два друга - Яшка и Валька. Живут они в небольшом поселке. У них летние каникулы. Друзья бегают на рыбалку, меряются силой и противостоят компании Степки. Они не раз дрались и часто были биты
- Краткое содержание Колотый сахар Паустовского
Этот необыкновенный рассказ Константин Георгиевич Паустовский написал о широте русской души а так же человеческой доброте. Данное действие происходит в небольшом городке Забайкалья
- Краткое содержание Лесков Приведение в Инженерном замке
Поговаривали, что в здании, где ранее располагался Павловский дворец живут приведения. Сейчас этот дворец именуют Инженерным замком, который обжили кадеты.
