Бомбардировка 1941. Бомбардировка берлина

Энциклопедичный YouTube

• 1 / 5

  Через месяц после начала боевых действий 22 июля 1941 года немецкая авиация впервые осуществила массированный авианалёт на Москву , который, впрочем, был успешно отражён. 24 июля немцы повторили бомбардировку, на этот раз им удалось сбросить 300 тонн фугасных и зажигательных бомб . На фоне больших потерь военно-воздушных сил Красной Армии Министр пропаганды Германии Йозеф Геббельс объявил, что советская авиация разгромлена, главнокомандующий люфтваффе Герман Геринг заявил: «Ни одна бомба никогда не упадёт на столицу рейха! ».

  Планирование и подготовка

  Дорогой мой Эрнст! Война с Россией уже стоит нам многих сотен тысяч убитых. Мрачные мысли не оставляют меня. Последнее время ночью к нам прилетают бомбардировщики. Всем говорят, что бомбили англичане, но нам точно известно, что в эту ночь нас бомбили русские. Они мстят за Москву. Берлин от разрывов бомб сотрясается… И вообще скажу тебе: с тех пор как появились над нашими головами русские, ты не можешь представить, как нам стало скверно. Родные Вилли Фюрстенберга служили на артиллерийском заводе. Завода больше не существует! Родные Вилли погибли под развалинами. Ах, Эрнст, когда русские бомбы падали на заводы Симменса, мне казалось, всё проваливается сквозь землю. Зачем вы связались с русскими?

  В дальнейшем боевые вылеты были менее успешными.

  Вылет 10 августа

  Следующий полёт был запланирован на 10 августа . Было принято решение привлечь к участию в вылетах ВВС РККА под командованием Жигарева П. Ф. Полёт планировалось осуществить силами 81-й бомбардировочной авиационной дивизии с аэродрома города Пушкина на более современных самолётах ТБ-7 (412-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк , переименованный в 432-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк) и Ер-2 (420-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк, переименованный в 433-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк).

  Последующие полёты

  После оставления Таллина и Моонзундского архипелага полёты на Берлин пришлось прекратить.

  Награды

  В ночь с 7 на 8 августа группа самолётов Балтийского флота произвела разведывательный полёт в Германию и бомбила город Берлин. 5 самолётов сбросили бомбы над центром Берлина, а остальные на предместья города. Объявляю благодарность личному составу самолётов, участвовавших в полёте. Вхожу с ходатайством в Президиум Верховного Совета СССР о награждении отличившихся. Выдать каждому члену экипажа, участвовавшему в полёте по 2 тысячи рублей. Впредь установить, что каждому члену экипажа сбросившему бомбы на Берлин, выдавать по 2 тысячи рублей. Приказ объявить экипажам самолётов, участвовавших в первой бомбёжке Берлина, и всему личному составу 81-й авиадивизии дальнего действия.

  Полковник П.Н. Преображенский с экипажем своего корабля

  В ответ на начало массированных воздушных налетов немецко-фашистской авиации на Москву Ставка Верховного Командования приняла решение приступить к бомбардировке столицы фашистской Германии – г. Берлина. Инициаторами этой идеи выступили Народный комиссар ВМФ СССР адмирал Н.Г. Кузнецов и генерал-лейтенант авиации С.Ф. Жаворонков. Ставка согласилась с их мнением, и в результате детальной проработки вопроса выбор пал на 1-й минно-торпедный авиационный полк (мтап) 8-й авиабригады ВВС Краснознаменного Балтийского флота (КБФ) под командованием полковника Е.Н. Преображенского.
  

  

  
  Подготовка бомбардировщика к боевому вылету

  Он лично возглавил особую группу, собранную из всех пяти авиационных эскадрилий первого полка, которая в начале августа 1941 г. перебазировалась на один из четырех самых больших островов Моонзундского архипелага – о. Саарему (Эзель, Моонзундский архипелаг).

  С аэродрома Кагул (о. Эзель), который к тому времени располагался в тылу противника, тактический радиус дальних бомбардировщиков ДБ-3ф обеспечивал возможность нанесения ударов с воздуха по Берлину. Но столицу фашистской Германии можно было достичь не только с учетом предельного радиуса действия самолетов 1-го мтап, но и при условии выполнения полета только в ночное время суток и в основном над водной поверхностью.

  После первого пробного разведывательного полета с острова по маршруту группы из пяти ДБ-3ф под командованием капитана А.Я. Ефремова было принято окончательное решение на бомбардировку столицы Третьего рейха.

  Вечером 7 августа один за другим взлетели тринадцать максимально груженных крылатых машин. Флагманом шел Е.Н. Преображенский, вторую группу вел В.А. Гречишников, третью возглавлял А.Я. Ефремов. По маршруту шли на высоте 7 км, температура за бортом была отрицательная, стекла кабин и очки шлемофонов членов летных экипажей обмерзали, периодически пользовались аварийными кислородными приборами.

  В историческом вылете над Берлином побывало пять самолетов полка, остальные экипажи отбомбились по Штеттину. О неожиданности действий морских авиаторов говорит тот факт, что наутро немецкие радиостанции сообщили в эфир о попытке 150-ти самолетов Великобритании прорваться к Берлину.

  

  
  Экипаж бомбардировщика ДБ-3

  Англичане ответили так: «Германское сообщение о бомбежке Берлина загадочно, так как в ночь с 7 на 8 августа английская авиация со своих аэродромов не поднималась ввиду неблагоприятных метеоусловий».

  После первого налета на Берлин появился приказ Наркома обороны СССР (И.В. Сталина) от 8 августа 1941 г. № 0265: «В ночь с 7 на 8 августа группа самолетов Балтийского флота произвела разведывательный полет в Германию и бомбила город Берлин. 5 самолетов сбросили бомбы над центром Берлина, а остальные на предместья города».

  Реакция германского командования на первую бомбардировку советской морской авиацией Берлина была следующая: «Дополнением к директиве ОКВ № 34 от 12 августа 1941 года, подписанной начальником штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Германии фельдмаршалом Кейтелем, штабу группы армий «Север» предписывалось: «Как только позволит обстановка, следует совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-морские базы противника на островах Даго и Эзель. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются воздушные налеты на Берлин. Координация проведения подготовительных мероприятий поручается командованию сухопутных войск».

  В дальнейшем морские летчики продолжили воздушные бомбардировки столицы третьего рейха. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 августа 1941 г. наиболее отличившиеся летчики: полковник Е.Н. Преображенский, капитаны В.А. Гречишников, А.Я. Ефремов, М.Н. Плоткин и штурман флагманского экипажа капитан П.И. Хохлов были удостоены звания Героя Советского Союза. Многие представители летно-технического состава 1-го минно-торпедного авиаполка были удостоены высоких государственных наград.

  Всего балтийскими летчиками на столицу Германии было совершено восемь налетов, последний из которых состоялся в ночь на 4 сентября 1941 года. Авиационная группа выполнила 86 самолетовылетов, при этом 33 самолета (что составило 38%) дошли до цели и бомбили Берлин. Остальные самолеты по разным причинам нанесли бомбовые удары по запасным целям – Штеттину, Кольбергу, Мемелю, Виндаме, Данцигу, Либаве. В результате налетов в Берлине было зарегистрировано 32 очага пожара. За период бомбовых ударов по Берлину наши потери авиагруппы полковника Е.Н. Преображенского составили 18 самолетов и 7 экипажей.

  Первый воздушный налет дальнебомбардировочной авиации на Берлин в ночь с 10 на 11 августа 1941 года

  Помимо авиации КБФ столицу фашистской Германии бомбила 81-я авиационная дивизия дальнего действия (аддд). Она была сформирована в соответствии с приказом Наркома обороны СССР № 0052 от 15 июля 1941 г. (основание – решение Государственного Комитета Обороны СССР от 14 июля 1941 г.).

  Ее командиром стал один из первых Героев Советского Союза комбриг М.В. Водопьянов. Дивизия включала в свой состав: управление, 432-й и 433-й авиационные полки.

  В составе каждого полка предусматривалось иметь по 5 эскадрилий тяжелых бомбардировщиков ТБ-7 (Пе-8) в составе трех кораблей каждая, одну эскадрилью истребителей охраны типа Як-1 или ЛаГГ-3 в составе 10 самолетов и батальон аэродромного обслуживания.

  На формирование управления 81-й авиационной дивизии и 432-го авиа­ционного полка были обращены личный состав и материальная часть недавно сформированного 412-го тяжелобомбардировочного авиационного полка (тбап) на ТБ-7. Командиром полка назначен один из опытнейших пилотов дальней авиации полковник В.И. Лебедев.

  81-я дивизия, обладая особым статусом в Военно-воздушных силах, непосредственно подчинялась командующему ВВС Красной армии генерал-лейтенанту авиации П.Ф. Жигареву. Вопросы ее боевого применения находились в компетенции Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. По его распоряжению, в качестве ответной меры за массированные налеты люфтваффе на Москву, дальняя авиация (вслед за 1-м минно-торпедным авиационным полком 8-й авиабригады ВВС КБФ) должна была подвергнуть бомбардировке военные объекты столицы третьего рейха.

  В первой декаде августа 1941 г. командование ВВС доложило в Ставку Верховного Главнокомандующего (СВГК) о полной готовности дивизии к боевой работе по Берлину. По личному указанию И.В. Сталина в ночь с 8 на 9 августа было подготовлено специальное распоряжение Государственного Комитета Обороны (ГКО): «Т-щу Водопьянову. Обязать 81-ю авиадивизию во главе с командиром дивизии т. Водопьяновым с 9.VIII на 10.VIII или в один из следующих дней, в зависимости от условий погоды, произвести налет на Берлин. При налете кроме фугасных бомб обязательно сбросить на Берлин также зажигательные бомбы малого и большого калибра. В случае если моторы начнут сдавать по пути на Берлин, иметь в качестве запасной цели для бомбежки г. Кёнигсберг. И. Сталин 8.8.41».

  На основании этого документа командующий ВВС Красной армии П.Ф. Жигарев издал соответствующий приказ. Одновременно штабом ВВС совместно с 5-м управлением Главного управления ВВС (авиации дальнего действия) были разработаны боевые задания 81-й аддд по обеспечению пролета и возвращения бомбардировщиков через линию фронта.

  Удар по столице фашистской Германии, вслед за ВВС КБФ, должны были наносить экипажи 432-го (на ТБ-7) и 433-го (на Ер-2) дальнебомбардировочных полков (дбап) 81-й авиадивизии.

  Для выполнения боевой задачи первоначально были задействованы 12 ТБ-7 и 28 Ер-2. 10 августа самолеты перелетели на военный аэродром «подскока» г. Пушкин (28 км южнее Ленинграда). После очередной технической ревизии состояния машин количество отобранных бомбардировщиков уменьшилось до 10 ТБ-7 (выбор пал только на дизельные машины) и 16 Ер-2, составившие основу 1-й и 2-й эскадрилий 432-го дальнебомбардировочного полка (приказ командующего ВВС № 0010 от 9 августа 1941 г.). Примерно 8 »еров» были включены в состав «оперативной группы» того же авиаполка под командованием заместителя командира полка капитана А.Г. Степанова.

  Общее руководство организацией первого налета дальнебомбардировочной авиации (ДБА) на Берлин было возложено на командующего ВВС Красной армии генерал-лейтенанта авиации П.Ф. Жигарева, непосредственное командование авиагруппой бомбардировщиков – на комбрига М.В. Водопьянова.

  В 18.00 10 августа экипажи эскадрилий были собраны для постановки задачи (аэродром г. Пушкин). Генерал П.Ф. Жигарев зачитал обращение Верховного Главнокомандующего к личному составу дивизии, одновременно был отдан приказ иметь на каждом воздушном корабле максимальный боекомплект и полную заправку топливных баков. Основу боеприпасов составляли фугасные (ФАБ-100, -250, -500, -1000), зажигательные (ЗАБ-50) и ротационно-рассеивающие (РРАБ-3) авиабомбы.

  Крайняя ограниченность по времени, и строжайшая секретность планируемого мероприятия исключили возможность своевременного доведения до руководства Северной зоны ПВО и противовоздушной обороны Краснознаменного Балтфлота сведений о предстоящем полете наших самолетов. Это обстоятельство сыграло над участниками налета на Берлин злую шутку. Подавляющее большинство личного состава подразделений зенитной артиллерии и экипажей истребительной авиации не были знакомы с силуэтами ТБ-7 и Ер-2, что позволяло принимать их за вражеские бомбардировщики.

  

  
  ТБ-7 в полете

  Вследствие возникших технических проблем на Берлин ушло лишь 10 бомбардировщиков (7 ТБ-7 и 3 Ер-2), до цели долетели 7 тяжелых самолетов. Итоги боевой работы экипажей дальнебомбардировочной авиации отражены в таблице.

  

  При налете ТБ-7 на район Берлина было сброшено 20 ФАБ-250, 3 ФАБ-500 и 3 РРАБ-3, Ер-2 – около 20 ФАБ-100.

  

  
  Бомбардировка объектов Берлина

  12 августа на страницах газеты «Красная звезда» появилась оптимисти­ческая заметка под названием «Налет советских самолетов на район Берлина» с соответствующим текстом: «В ночь с 10 на 11 августа имел место новый налет советских самолетов на военные объекты в районе Берлина. Сброшены зажигательные и фугасные бомбы большой силы. В Берлине вспыхнули большие пожары и наблюдались серьезные взрывы. Все наши самолеты вернулись на свои базы, за исключением одного самолета, который разыскивается». Представленная советской общественности информация была далека от истины, но пропаганда в условиях войны работала по своим законам жанра. Истинное положение дел оказалось под грифом «совершенно секретно».

  Результаты первого воздушного налета на Берлин дальнебомбардировочной авиацией были отражены в специальном приказе Наркома обороны СССР № 0071 от 17 августа 1941 г. «О результатах и недостатках в организации налета 81-й авиадивизии на район Берлина». В целом, воздушная бомбардировка военных объектов столицы нацистской Германии была признана успешной. За личное участие в налете Нарком обороны объявил благодарность комбригу М.В. Водопьянову, командирам воздушных кораблей: А.А. Курбану, М.М. Угрюмову, А.И. Панфилову, В.Д. Видному (Бидному), Б.А. Кубышко и всему личному составу экипажей.

  Отдельные участники (летчики и бортмеханики) первого воздушного налета дальней авиации на Берлин удостаивались правительственных наград. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 августа 1941 г. были награждены: орденом Красного Знамени – подполковник А.А. Курбан; майоры Г.М. Молчанов, М.М. Угрюмов; капитаны Э.К. Пусэп, А.Г. Степанов; старшие лейтенанты А.П. Бурилин, М.И. Антипов; лейтенанты В.М. Малинин, Б.А. Кубышко, А.И. Панфилов; А.Х. Ковалев; орденом Красной Звезды – капитаны Ж.С. Сагдиев, Г.Н. Федоровский; воентехник 1-го ранга А.Г. Гаинутдинов.

  В то же время последовали кадровые решения. Своих должностей лишились: комбриг М.В. Водопьянов (отсутствие достаточных командных навыков и опыта в организаторской работе, необходимой в командовании соединениями) и начальник штаба 81-й авиадивизии полковник И.Н. Лышенко (не справился с должностными обязанностями). Новым комдивом был назначен полковник А.Е. Голованов (бывший командир 212-го авиаполка), начальником штаба – подполковник Н.И. Ильин.

  В процессе подготовки и выполнения полета был выявлен ряд существенных недостатков, потребовавший принятия незамедлительных мер. Полки авиадивизии были пополнены тяжелыми бомбардировщиками ТБ-7 с моторами АМ-35 и АМ-35А, самолетами Ер-2 с моторами АМ-37 и самолетами ДБ-3 с дополнительными баками для организации полетов в глубокий тыл противника.

  Последующие налеты на столицу третьего рейха были более тщательно спланированы и заранее согласованы с руководством Северной зоной ПВО и КБФ.

  Несмотря на сложности в организации первого налета, дальнебомбардировочная авиация до 5 сентября 1941 г. произвела 10 налетов на Берлин и другие города Германии: Кенигсберг, Штеттин, Данциг и Свинемюнде, сбросив на них 21,5 тонны бомб.

  Герасимов В.Л. Воздушные удары по Берлину морскими авиаторами Балтики // Бомбардировки Берлина и других городов Германии советской авиацией в 1941 году / Материалы работы круглого стола 15 ноября 2011 г. М., 2012. С. 7.

  Алексин В.И. Мы бомбили столицу «третьего рейха» в 41-м // Независимое военное обозрение, 1998. № 32.

  Герасимов В.Л. Советские морские летчики первыми потушили огни Берлина // Военно-исторический журнал, 2001. № 8. С. 26.

  Виноградов Ю.А. Под крыльями – Берлин. М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 2005. С. 180 – 181.

  Герасимов В.Л. Воздушные удары по Берлину морскими авиаторами Балтики. С. 11.

  Боевая деятельность авиации ВМФ в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941 – 1945 гг.: Ч. 2. Военно-воздушные силы Краснознаменного Балтийского флота в Великой Отечественной войне. М.: Воениздат, 1963. С. 120.

  Кожевников М.Н. Командование и штаб ВВС Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. М.: Издательство «Наука», 1978. С. 57.

  Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 4. Оп 11. Д. 62. Л. 226 – 227.

  Приказ НКО СССР № 0052 от 15 июля 1941 г. «О сформировании 81-й авиационной дивизии дальнего действия» (п. 3).

  Октябрь, 1970. № 5. С. 173 – 174.

  Использована таблица из книги Медведь А., Хазанов Д. Дальний бомбардировщик Ер-2. «Самолет несбывшихся надежд». М.: Яуза, Эксмо, 2012 с некоторыми авторскими доработками.

  РГВА. Ф. 4. Оп. 11. Д. 62. Л. 303 – 304.

  СССР 17 (18) самолётов, 8 экипажей

  Бомбардировки Берлина в 1941 году - серия авианалётов на столицу нацистской Германии Берлин , совершённых с 7 августа по 5 сентября советской авиацией во время Великой Отечественной войны .

  Предыстория

  Через месяц после начала боевых действий 22 июля 1941 года немецкая авиация впервые осуществила массированный авианалёт на Москву , который, впрочем, был успешно отражён. 24 июля немцы повторили бомбардировку, на этот раз им удалось сбросить 300 тонн фугасных и зажигательных бомб . На фоне больших потерь военно-воздушных сил Красной Армии Министр пропаганды Германии Йозеф Геббельс объявил, что советская авиация разгромлена, главнокомандующий люфтваффе Герман Геринг заявил: «Ни одна бомба никогда не упадёт на столицу рейха! ».

  Планирование и подготовка

  Дорогой мой Эрнст! Война с Россией уже стоит нам многих сотен тысяч убитых. Мрачные мысли не оставляют меня. Последнее время ночью к нам прилетают бомбардировщики. Всем говорят, что бомбили англичане, но нам точно известно, что в эту ночь нас бомбили русские. Они мстят за Москву. Берлин от разрывов бомб сотрясается… И вообще скажу тебе: с тех пор как появились над нашими головами русские, ты не можешь представить, как нам стало скверно. Родные Вилли Фюрстенберга служили на артиллерийском заводе. Завода больше не существует! Родные Вилли погибли под развалинами. Ах, Эрнст, когда русские бомбы падали на заводы Симменса, мне казалось, всё проваливается сквозь землю. Зачем вы связались с русскими?

  В дальнейшем боевые вылеты были менее успешными.

  Вылет 10 августа

  Следующий полёт был запланирован на 10 августа . Было принято решение привлечь к участию в вылетах ВВС РККА под командованием Жигарева П. Ф. Полёт планировалось осуществить силами 81-й бомбардировочной авиационной дивизии с аэродрома города Пушкина на более современных самолётах ТБ-7 (412-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк , переименованный в 432-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк) и Ер-2 (420-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк , переименованный в 433-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк).

  В приказе Сталина «О порядке награждения лётного состава ВВС за хорошую боевую работу» от 19 августа 1941 года было специально установлено: «При действиях по политическому центру (столице) противника за каждую бомбардировку каждое лицо экипажа получает денежную награду в размере 2000 рублей » (за обычную успешную бомбардировку лётчики ДБ получали 500 рублей ).

  Всего в августе-сентябре Орденами Ленина были награждены 13 человек, Красного Знамени и Красной Звезды - 55 человек. В сентябре Героями Советского Союза стали ещё 5 человек, многие получили ордена и медали.

  См. также

  • Бомбардировка Берлина во Второй мировой войне (англ. )
  • Стратегические бомбардировки в период Второй мировой войны

  Примечания

  Литература

  • Бондаренко И. М. Роман-дилогия «Такая долгая жизнь», кн. 2, часть 2, глава 12. М.: Советский писатель, 1990.
  • Виноградов Ю. А. «Под крыльями - Берлин» - М.: Терра-книжный клуб, 2005.
  – А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
  – Ну уж там для чего бы ни было…
  В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
  – Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
  Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
  – Вот и договорился! – сказала она.
  Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
  – Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
  – Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
  – Полно, полно, глупости…
  – Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
  – Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
  – А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
  – Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
  – Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
  Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
  – Нет, я, кажется, домой поеду…
  – Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
  – Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
  – Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
  – Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
  «Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
  – Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
  – Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
  Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.

  Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
  На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
  Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
  – Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
  – Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
  Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
  Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
  Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
  На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
  – Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
  – Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
  Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
  «Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
  – Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
  Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
  – Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
  Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
  Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
  Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
  – Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
  Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
  За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
  – Народ все еще надеется увидать ваше величество.
  Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
  – Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
  Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
  – Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
  Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.

  15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
  Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
  Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
  Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
  Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
  Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
  – Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
  Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
  – И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
  Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
  – Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
  Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
  – Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n"ai pas L"honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.

  ВЛ / Статьи / Интересное

  5-07-2016, 10:49

  Почему-то стало привычным считать, что в начале Великой Отечественной войны Красная Армия терпела исключительно одни поражения. Этот ущербный, гнилой стереотип превращается в труху, если вспомнить бомбардировку Берлина в августе-сентябре 1941 года. Даже Гитлер, взирая тогда на пылающую столицу, не мог поверить своим глазам.

  Действительно, летом 1941 года Германия захлёбывалась от восторга перед победной поступью своих солдат по русской земле. Вот, казалось бы, тот самый «блицкриг». Погибни, Москва! У тебя не осталось даже авиации, мы слёту разгромили её, пока она ещё базировалась на земле. «Ни одна бомба никогда не упадёт на столицу рейха», - заявлял немецкому народу главнокомандующий люфтваффе Герман Геринг. И народ ему безоговорочно верил потому, как не верить оснований не было. Взрослые и дети спали в своих кроватях здоровым, сытым сном.

  А тем временем в голове адмирала Кузнецова загорелась идея одёрнуть немцев так, чтобы сон и явь каждого из них наполнились кошмаром, чтобы не лез в горло кусок колбасы, чтобы немцы задумались: «А кто они, эти русские, и на что они способны?» Что ж, вскоре офицеры вермахта и вправду будут писать в своих дневниках: «Русские - не люди. Они сделаны из железа».

  Итак, 26 июля 1941 года на стол Иосифу Сталину попадает предложение Кузнецова о бомбардировке Берлина. Сумасбродство? Безусловно! От линии фронта до столицы рейха - тысяча километров. Тем не менее, Сталин довольно улыбается и уже на следующий день приказывает 1-му минно-торпедному авиационному полку 8-й авиабригады ВВС Балтийского флота произвести бомбовый удар по Берлину.

  30 июля генерал Жаворонков прибывает в указанный авиаполк и едва успевает заговорить о приказе Ставки, как командующий полком Евгений Преображенский обескураживает его, выложив на стол готовые расчёты, список экипажей и карту предполагаемого маршрута. Поразительно! В те адские дни лётчики, предвосхитив приказ, думали единым разумом с адмиралом Кузнецовым.

  Осталось только приступить к выполнению задачи. Но легко сказать… Все условия были против полёта. Во-первых, огромное расстояние. Минутная ошибка в маршруте грозила отразиться на запасе топлива самым роковым образом. Во-вторых, взлёт был возможен лишь с территории Прибалтики, с аэродрома Кагул, что на острове Саарема, где имелась короткая земляная полоса, вполне подходящая для истребителей, но не для тяжелых бомбардировщиков. И, в-третьих, лететь предстояло на высоте 7 тысяч метров с температурой за бортом минус 45-50 градусов по Цельсию. Убийственный холод для восьмичасового полёта.

  «…Они сделаны из железа». Именно так. 7 августа в 21 ч. 00 мин. с интервалом в 15 минут в воздух поднялись самолёты ДБ-3Ф. Три звена по пять бомбардировщиков в каждом. Первое звено возглавлял командиро полка Преображенский. В небе самолёты выстроились строем «ромб» и взяли направление на Германию.

  Сначала маршрут предполагал полёт над морем мимо острова Рюген (славянский Руян или Буян, воспетый Пушкиным). Затем следовал поворот на южный город-порт Штеттин, и уже после открывался прямой ход на Берлин.

  Восемь часов в кислородной маске и при холоде, от которого обмерзали стёкла кабин и очки шлемофонов. Позади целый день усиленной подготовки. Итого: сверхчеловеческие нагрузки, никем ранее не испытанные.

  Над территорией Германии группа обнаруживает себя… Немцы связываются с ней по радиосвязи и предлагают сесть в ближайшем аэропорту. Они считают, что это летят сбившиеся с курса бравые рыцари люфтваффе. Им даже не приходит в голову, что это может быть враг. Потому, не получив ответа, они успокаиваются. Не отвечают, мол, и пусть. Будет на их совести.

  Десять самолётов вынуждены сбросить бомбы на Штеттин, на его портовые объекты. Топливо на исходе, рисковать уже не приходится. Однако пять оставшихся ДБ-3Ф долетают до Берлина.

  Внизу двигаются трамваи и автомобили. Вокзалы и военные аэродромы освещены. Окна в домах горят. Никакой светомаскировки! Немцы убеждены в своей неуязвимости.

  Пять самолётов сбрасывают 250-килограммовые бомбы ФАБ-100 на военно-промышленные объекты, находящиеся в самом центре города. Берлин погружается в кромешную тьму, разрываемую всполохами пожаров. На улицах начинается паника. Но поздно. Радист Василий Кротенко уже передаёт: «Моё место – Берлин! Задачу выполнили. Возвращаемся на базу».

  Лишь через 35 минут немцы понимают, что подверглись бомбардировке с воздуха. В небо устремляются лучи прожекторов, открывают пальбу зенитные орудия. Однако огонь ведётся наугад. Снаряды взрываются впустую на высоте 4500-5000 метров. Ну не может же быть, чтобы бомбардировщики летели выше! Это же не боги!

  Над изуродованным Берлином поднялось солнце, а немцы так и не уразумели, кто же их бомбил. Газеты вышли с нелепыми заголовками: «Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненные. Сбито 6 английских самолётов». Растерянные, как дети, фашисты решили врать в соответствии с заветами Геббельса: «Чем наглее ложь, тем более в неё верят». Однако растерялись и англичане, поспешившие заявить, что духу их над Германией не было.

  Тогда-то певцы «блицкрига» и признали, что налёт совершили советские асы. Позор лёг на голову министерства пропаганды, и у всей германской нации защемило сердце. Что ещё ждать от русских «недочеловеков»?

  А ждать было чего. Советская авиация продолжила вылеты. Вплоть до 4 сентября их было совершено 86. С 33-х самолётов на Берлин обрушилось 36 тонн фугасных и зажигательных бомб. Это если не считать снарядов, начинённых агитационными листовками, и 37 самолётов, отбомбивших другие города Германии.

  Гитлер выл, как раненый зверь. 5 сентября он послал несметные силы группы «Север», чтобы те вдребезги разнесли аэродром Кагула. Однако Берлин уже перестал зажигать по ночам огни, и в каждом немце засел животный страх перед тьмой родного арийского неба.

  Первая же группа под командованием полковника Преображенского вернулась вся, за исключением самолёта, которому не хватило горючего. Управлял им лейтенант Дашковский. 13 августа 1941 года пятеро лётчиков, отбомбивших Берлин, получили звание Героя Советского Союза и по 2 тысячи рублей. Остальные лётчики были также награждены и премированы. После этого группа Преображенского бомбила столицу рейха ещё 9 раз.

  
  
  Оцените новость

  Новости партнеров: