Dragon age 2 убить андерса или нет. Некоторые места, где можно поговорить со спутниками

Здешний свет неправильный. Он слишком жёлтый. Слишком яркий. И он исходит откуда-то сверху. На мгновение я осознаю, что не могу понять, почему это так меня удивляет. Солнце… оно было там всегда, так ведь? Что же это за воспоминания?

В моих воспоминаниях появился мир. Тень. Я маг. Не раз я проводил время в этом месте из моих воспоминаний. Это земля тумана и снов. И я был прав, свет тут другой, он исходит из пола и стен, а не рождается в одном-единственном источнике. Но никогда я не был тут более чем гостем. Почему этот мир неожиданно стал казаться мне домом?

Что ещё я не могу вспомнить?

Я сел, и свет стал ярче, затем слабее и только потом стабилизировался. Болезненная пульсация снова стала раскалывать мне голову, и, чтобы она прекратилась, я, не задумываясь, направил частичку маны в направлении источника боли. Пульсация унялась, когда магия начала действовать, успокаивая и охлаждая. Я попытался подумать. Начнём с самого простого. Моё имя. Как меня зовут?

Я Андерс.

Я Справедливость.

Раньше я не сталкивался с такими сложностями.

Неожиданно я вспомнил. Голос Справедливости, мой голос, говорящий со мной через истлевшее лицо того тела, что он однажды занимал. «Время пришло. Ты открыл мне несправедливость, что больше любой виденной мной. Хватит ли у тебя мужества принять мою помощь?»

Я знал, что он предлагает.

Андерс. Мира быть не может!

Для того, чтобы оставаться в материальном мире, ему необходим носитель, тело, в котором он сможет жить долгие годы, а не разлагающийся труп. Если я смогу дать ему это, он отдаст мне всё, что есть у него, всё что есть он сам. Вместе мы сможем превратить Тедас в мир, где правит справедливость, а не страх.

Мир без Круга. Без храмовников. Мир, где каждый маг может постигать все глубины своего дара и при этом возвращаться домой с наступлением вечера. Мир, где ни одна мать больше не будет вынуждена прятать своего ребёнка… или терять его из-за страхов соседей. Где магию видят как дар Создателя, а не как проклятье.

Такой мир почти невозможно представить. Круг, храмовники, они определяли мою жизнь, сколько я себя помню. Мне было не больше двенадцати, когда за мной пришли. Мама плакала, когда на моих запястьях замкнулись кандалы, однако мой отец был рад избавиться от меня. После пожара в амбаре он боялся. Он боялся не того, что я могу сделать, нет, он боялся меня, боялся, что моя магия это наказание Создателя за какие-то грехи, что он когда-то совершил.

Я всегда знал, что не сдамся. Я никогда не смог бы стать таким, каким меня хотели видеть – угодливым, покорным, признавшим свою вину. Но до того, как появился Справедливость, я был один. Я никогда не думал ни о чём кроме своей собственной возможности сбежать: Где мне спрятаться? Сколько пройдет времени, прежде чем они отыщут меня?

Теперь сами эти мысли вызывают у меня отторжение. Почему столько других должны страдать взаперти, когда я на свободе? Почему Круг до сих пор существует? Только потому, что так было всегда и исказили слова Андресте так, чтобы казалось, что она желала видеть магов узниками? Почему в этот затхлый мир ни разу не приходила революция?

«Что, во имя Создателя, с ним произошло?!» По всей видимости, их там двое. Я не знаю обладателя второго голоса.

«Он просто сошёл с ума. Его глаза начали светиться… Даже его проклятая кожа потрескалась, и стало казаться, что внутри он пылает. И всё продолжал бредить о чём-то вроде несправедливости и революции. Я думал, что мне придётся прикончить его словно бешеного пса, но этого делать не пришлось, он просто упал ничком на пол».

«Проклятые маги».

Я попытался встать, открыть глаза и встретиться с ними лицом к лицу, как то подобает мужчине, а не той жёваной гарлоками размазне, которой я себя ощущал. Теперь я могу их видеть. Это Ролан (Rolan); конечно это он. Та цена, которую мне пришлось заплатить за тот акт щедрости, что проявили Серые Стражи, когда приняли меня в свои ряды, буквально вырвав из лап храмовников. Он был одним из них до тех пор, пока церковь, в которой он служил, не была разрушена порождениями тьмы, и он не почувствовал что служба Стражем может стать его призванием. Никто не говорит, что это произошло быстро и просто, но как только храмовники угомонились со своими возмущениями, он сразу же плотно вошёл в ряды Стражей. С тех самых пор на каждое задание нас отправляли вместе. Это ясно как день, что храмовники послали его, чтобы Ролан мог наблюдать за мной.

Что же он мог увидеть такого, что ему стало ясно, что я одержим вследствие своего договора со Справедливостью?

Андерс. Мира быть не может!

Как только он вошёл в комнату, что-то внутри меня проснулось, и мне подумалось, как сложно Справедливости влиять на тело, что все ещё принадлежит живому разумному существу. Но это тщетный вопрос, потому как его мысли - это мои мысли, и он - это я, и я уже не очень уверен в том, какой именно вопрос я задал себе всего пару мгновений назад.

Ролан стоит прямо передо мной. Белый грифон на его доспехе сливается в моём поле зрения со стально-серым символом пламенеющего меча на доспехе его спутника, и мне становится болезненно ясно, что Ролан предал меня.

«Стражи приняли решение, что мы не можем укрывать у себя одержимого», говорит он, его голос полон самодовольства, и больше мне не нужно ничего слышать. Он привёл ко мне, к нам, храмовников, и это то, чего мы так долго ждали.

Я не вижу себя, когда меняюсь, только смотрю на отражение в их глазах и слышу их крики ужаса. Я делаю выпад и сильверит не столько ломается, сколько взрывается дождём из капель раскалённого металла. Меч плавится и стекает по груди храмовника, а я делаю следующий выпад, что приносит с собой волну испепеляющего пламени и сжигает его лицо, оставляя за собой лишь обугленные кости. Горят деревья… горит шатёр… горит всё вокруг.

Ролан всё ещё на ногах, я чувствую запах лириума, выпитого им, что спас его от взрыва. Но он напуган. Я вижу, что его щит дрожит, и что он уже готов в панике убежать, и тут у меня в сознании проносится мысль «Что же я такое?», ибо не видел я в его глазах такого ужаса, даже когда он встречался лицом к лицу с одержимыми и матками.

И тут его меч оказывается у моей груди, и я позволяю ему пронзить меня, ведь это лишь сталь, а она не может мне повредить, ибо не смертен я. И когда меч проникает в плоть по рукоять без какой-либо ответной реакции, он сдается. Он разворачивается и бросается бежать, и сзади я срываю голову с его шеи, и это не магия, это просто я, что бы это сейчас ни значило. Его кровь забрызгала моё лицо и на вкус она была как выдержанное вино, и тепло растеклось по моему телу.

Он ненавидел меня, и он мёртв. Он боялся меня, и он мёртв. Он охотился за мной, и он мёртв.

Они все умрут. Каждый храмовник, каждая святая сестра, кто встанет на пути нашей свободы, умрут страшной, мучительной смертью, и смерть эта станет нашим топливом. Мы восстановим справедливость. Мы получим отмщение.

И внезапно я один, стою в горящем лесу с телами храмовников и стражей у моих ног. Так много, и я даже не знал, что они были тут. Не знал, что убил их, но свидетельства этого повсюду вокруг меня. Не последствия битвы, нет, это следы бойни, где на земле лежат оторванные конечности и куски рваной и полусъеденной плоти.

Это не справедливость. Это не тот дух, что был моим другом и стал мной. Во что же он превратился? Во что превратился я? Мы должны выбраться отсюда. Мне больше нет места с Серыми Стражами.

Есть ли вообще место для меня в этом мире?

Лирия

Ашипки будут)) У меня грамматика во всех языках плачет и убивается)) Прошу не бить)

Of Justice and Cats

It was a late evening when Hawke quietly knocked on the door of Anders’ clinic in Darktown. The main entrance was closed for the night but the service one, which led to the improvised quarters that the mage had made his home, was still available to those who had an urgent business. Or perhaps were just longing for a company.
Hawke was the latter case. The estate was big and had so few people living in it, that it always seemed she was all alone. Even more so now that the dog, affectionately named Crapbag by Carver many years ago, was away with Aveline in the barracks, greatly enjoying himself.
There was no reply and so she just entered, hoping that Anders won’t zap her arse into the Void, mistaking her for a Templar. She found herself in the small room, divided from the main ‘hospital’ by a rather dirty curtain with quite a disgusting flower pattern. Hawke preferred to think that the pattern choice was not voluntary. Sadly, the curtain was the only thing that could somehow tell someone who Anders was.
That is if he really picked that abysmal thing all by himself, Hawke had to remind herself.
The living space felt bare and uninhabited. A bed and a small chest where Anders kept his things. No trinkets, pictures… Nothing. Anders talked sometimes about his life before Kirkwall. Those were just sentences dropped here and there but it was giving a clear picture that he liked some baggage. That’s why the room felt so gloomy. It was as if another person lived here. And in a way it was.
Hawke waved the thoughts away. She came here to spend some casual time with a friend, not to dwell on any serious matters. Problems were always there but if one wants to keep his sanity, he should let them go once in a while.
She found Anders in the main room, crouching on one knee. He had his back turned to her and thus she could not see what the mage was doing.
“Am I interrupting something utterly important?”
“Maker’s breath!” he yelped and stood up. There was a small plate on the dirty wooden floor and it was filled with while liquid. Hawke had several guesses, some of them downright dirty, some creepy. The small glass bottle in Anders’ hand has ‘Milk’ scribbled on it with a coal and so she swallowed her picks and smiled shyly.
“Milk? That is your idea to end the hunger?”
“It’s for cats. I never see much of them in Darktown. Perhaps Kirwall is more of a dog-city.” He paused and eyed a bottle in his hands and then finished with the grave voice. “Or refugees like them warm and toasty.”
Hawke settled down on one of the many handmade stretchers that were standing along the walls.
“Oh? So you like cats.”
“Yes. Even used to have one, his name was Ser Pounce-A-Lot. I think I’ve mentioned him once but you did not bother to ask.”
“That must have been when we just met you. I was quite overwhelmed to just start questioning you about your pet preferences.”
“Fair remark.”
Anders joined Hawke on the stretcher and they eyed quietly the milk bowl. She shimmied a bit closer to him. They were still just friends, but as of recent Hawke had some complicated thoughts regarding their friendship status but she was not ready to talk about it. If Anders did notice she changed position, he did not say anything but did not move away either.
“So… Ser Pounce-A-Lot. What a name! Care to share?” she asked in a carefree voice.
“It was a gift. From The Hero of Ferelden himself. Cute red tabby with quite a personality on him. I took him everywhere… Till Grey Wardens decided it was way too immature and forced me to give him away. Justice was quite happy that day.”
Hawke raised one eyebrow.
“Seems like Grey Wardens were not the only ones that disliked him.”
Anders nodded and smiled sadly. It was quite strange to see him talking about his past and Hawke gave him reassuring nod, scared that the moment of peace will pass or the mage will get skittish and stop talking.
“Thing with Justice… He is… Was a spirit. Cats don’t like creatures from the Fade and it seems to be mutual. Back when we just met, Justice on many occasions had expressed his dissatisfaction with my cat.” He rubbed his temples and frowned a bit. “And after we merged, Ser Pounce-A-Lot had trouble showing me same kind of affection he used to. But I am being a bit too dramatic. I’ve returned him back to the Hero, no Wardens can tell him, to get rid of my cat. And Ser can play with Barkspawn, that dog is great.”
“Barkspawn?”Laughed Hawke loudly. “Brilliant!” The name was hilarious. For a second she thought maybe Crapbag could use a name change. Carver was not here anymore and she was the one who had to endure curious (and on many occasions offended) stares from the people when she was taking her pet for a walk.
The sudden meowing sound made them both silent and they looked in the direction of the main entrance. Only now Hawke noticed, that Anders had tinkered with the door a bit and made a small hole at the bottom, covered with a piece of brown fabric. He took his cat-feeding business quite seriously.
Right now the fabric was pulled aside and a small muzzle of a tortoiseshell cat was poking through. The creature was scared but the heavenly smell of milk made it pull together whatever bravery it had and slowly crawl into the unknown.
Hawke checked on Anders from the corner of her eyes just to see the man stopped breathing and was glaring at the small kitten with the eyes full of love. The kind you have for your pet, that is. It makes you want to cuddle them when they don’t want and clean their litter box once in a while.
Kitten started drinking and that’s when everything went to the dogs. Hawke moved slightly, her hand fell asleep and she could not endure the feeling any longer. The kitten raised its head, milk still dripping from its whiskers and hissed, while slowly backing up and trembling in fear. There was also a quite significant puddle on a floor. And it was not milk.
Anders abruptly stood up and Hawke noticed a bit too late that his eyes were glowing bright and the first blue patterns were slowly crawling up his neck onto his face.
“You insolent bag of fleas! How dare you bring filth to this place!” he boomed and before Hawke even managed to squeeze anything in he shot a pure ball of energy in animal’s direction. The cat yelled and stormed out, tip of his tail smoking slightly.
“No! Come back! I am so sorry!” The light in Anders’ eyes was gone and he desperately dashed after the cat.
Hawke did not know if she should laugh or cry, so she did the only thing that seemed reasonable right now: the flower-patterned curtain would finally fulfill its destiny as the only thing that could soak the cat pee. She ripped a good chunk from it and pulled sleeves up. After she was done with sanitary tasks, she carefully picked up the dish with milk and put it outside: something was telling her the cats of Darktown will not be visiting this place for a while.

Предупреждение: спойлеров в этой части больше, чем во всех предыдущих, вместе взятых. Я серьезно. Роман на соперничестве. Первое, что стоит знать, намереваясь начинать такую свистопляску с Андерсом – ЭТО СЛОЖНО. Даже просто соперничество Андерсу качать сложно (хамить ему не у всех рука поднимется, как и по возможности помогать храмовникам, таская его с собой… ибо только на диалогах вы до третьего акта отношения до нужного градуса доводить будете). А уж роман… Однако, второе, что лучше иметь в виду – ОНО ТОГО СТОИТ. Поясняю, почему. В первом акте особой разницы не видно (разве что ответы на «хамские» реплики будут, естественно, совсем другие, чем на «дипломатические»). Зато во втором и в третьем… Вынос мозга начинается с личного квеста Андерса, а, точнее – с момента, когда не вовремя вылезший Справедливость покушается на жизнь девочки-чародейки. Что делает Хоук – лучший друг/подруга нашего одержимого? Взывает к здравому смыслу («волевое» решение со звездочкой). А что делает соперник? Рявкает: «Ты подчиняешься мне!» (опять-таки звездочка). На что Справедливость отзывается: «Справедливость никому не подчиняется!». И чем заканчивается дело? Андерс приходит в себя, не успев убить девочку, и убегает. Вот вам и «никому не подчиняется»… Возвращаемся за одержимым в Клоаку. Там ждет еще один сюрприз: Андерс признает, что «ты был/а прав/а» и, если давить на него и дальше, порывается уйти из команды и из Киркволла вообще – не просто ноет, как при дружбе, а действительно может уйти. Если попросить его остаться («Первая трудность – и лапки кверху? Ты мне казался более целеустремленным» - хорошая, конечно, просьба… ну, главное, что действенная), Андерс ругается (знаменитое «Почему все, что ты говоришь, вызывает у меня желание свернуть тебе шею?»), но остаться соглашается. Потом «Вопросы веры». Это… нечто. Во-первых, Андерс зачитывает свой манифест (если его об этом спросить). Другу/подруге не зачитывает, а сопернику – очень даже! Почему? Потому что хочет переубедить. Перетащить на свою сторону. И прямым текстом об этом говорит. Во-вторых, само признание в любви. «Проклятье, я не знаю, поцеловать тебя или убить на месте», «Ты воплощаешь в себе все, что я ненавижу… но я не могу не думать о тебе» - плюс соответствующая мимика и интонации. Нежности – ноль, страсть – африканская. Причем флирта и вообще проявлений симпатии для этого нужно минимум (одна – две реплики, не больше). В-третьих – поцелуй. Если другу/подруге нужно для этого дать понять, что он/она не против, то в случае с соперником можно отделаться выразительным молчанием (субтитры-то есть… но, когда на них нажимаешь, Хоук может вообще ничего не сказать, а Андерс все равно целоваться лезет). К сожалению, собственно романтическую сцену создатели игры сделали такой же, как при дружбе. Так что во втором акте к чему-нибудь еще придраться сложно. Переходим к третьему. Разговорчик дома у Хоука - да, именно тот, во время которого Андерс читает Мерриль лекцию на тему «Не порть репутацию Хоук/у» (ага, можно подумать, то, что он/она открыто живет с магом-отступником, эту самую репутацию не портит…). После ухода Мерриль можно говорить практически что угодно (только ключ от подвала сразу лучше не давать) – Андерс выдаст потрясающую фразу: «Не понимаю, как ты можешь быть таким/такой страстным/страстной по ночам и враждебным/враждебной днем. Хотя… когда Мередит придет за мной, тебе придется поступиться своей правильностью». Если после этого дать ключ от подвала, наш одержимый немного подобреет и скажет, что всякий раз, когда он начинается сомневаться в Хоук/е, он/она «выкидывает что-нибудь этакое». Потом хрестоматийный квест «Справедливость». Если на дружбе лично я всегда кивала головой и соглашалась на дело без лишних расспросов, то на соперничестве лучше не упускать возможности потянуть кота за хвост и попытаться вытянуть из Андерса, зачем ему все-таки понадобились селитра и драконий камень. Узнаете много интересного. В частности, уже после добычи сих ингредиентов наш одержимый может признаться, что на самом деле он врал и никакого зелья готовить не собирается. А милое выступление перед этим? Выступление, основная тема которого – «Справедливость счастлив, что я, наконец, начал действовать»? Заметьте, Справедливость счастлив, а не сам Андерс. И необходимость самым натуральным образом шантажировать любимого человека (ибо темнить-то наш одержимый продолжает даже после признания во вранье), чтобы иметь возможность подложить взрывчатку, счастливее его отнюдь не делает. Что очень ярко показывается на очередных «Вопросах веры». Там нам дается возможность переубедить Андерса, заронить в его душу сомнение в правильности задуманного. Именно на соперничестве дается, но никак не на дружбе. Но! Когда наш одержимый, наконец, говорит о своих сомнениях вслух, на свет божий вылезает Справедливость и начинает Хоук/у безбожно хамить. Вплоть до заявления, что, дескать, Андерсу ты не нужен/нужна, так что уходи. Если на дружбе Справедливость мешает Хоук/у и Андерсу общаться просто потому, что последнего «отвлекают от дела», то на соперничестве это уже настоящая ненависть. Вполне обоснованная, в принципе. Но главное преимущество романа на соперничестве раскрывается уже в конце. Андерса можно оставить в живых и в отряде даже при условии перехода Хоук/а на сторону храмовников. Вдумайтесь в это предложение. Андерс, знамя революции, террорист, самый свободолюбивый маг, какой в принципе есть в DA (семь раз сбежать из Круга и один от Стражей – это уметь надо) – на стороне храмовников! Почему? Да потому, что идея революции, хоть и принадлежит в равной мере Андерсу и Справедливости, все-таки более важна именно для духа. После взрыва наш одержимый так и говорит: «Месть оказался сильнее меня». На соперничестве Андерс пытается бороться, пытается сопротивляться влиянию превращающегося в демона духа – а вот на дружбе все идет действительно по сценарию слияния. На дружбе Андерс и Справедливость – одно целое (точнее, может, это и не совсем так, но цели и устремления у них точно одни и те же). На соперничестве до одержимого постепенно доходит простая истина: цель не всегда оправдывает средства. До Мести это дойти не может никак, а вот до Андерса доходит. И он пытается хоть как-то исправить то, что натворил… оставаясь на стороне любимого человека. И именно поэтому он целует Хоук/а в финале, а вовсе не потому, что собирается фактически покончить жизнь самоубийством, подставившись под удар какого-нибудь мага. Андерс хочет быть человеком, а не чудовищем («Именно безумие и жестокость определяют одержимость» - цитируя Винн). И он остается с Хоук/ом, потому что только любовь может помочь ему в этом. И только Хоук может защитить своего возлюбленного от него самого. Именно на соперничестве – а не на дружбе, где Хоук фактически подстраивается под Андерса, а сам маг искренне считает свое дело правым… совершенно забывая о том, что не только он влияет на Справедливость, но и Справедливость на него… Наверное, за эту часть статьи меня будут крепко ругать. Если кто-то крутил роман с Андерсом на соперничестве и сделал из него иные выводы – я приму к сведению и такую точку зрения. Моя же: если из любви подстраиваться под человека, который губит сам себя, и потакать ему во всем, ничего хорошего из этого не выйдет. Конечно, если Хоук сам/а рвется в революционеры, тогда другое дело… Но опять-таки, неизвестно, что лучше для Андерса. Ведь после взрыва его совесть мучает в любом случае. При дружбе – что сделал, при соперничестве – что позволил сделать. Да, в последнем утверждении есть что-то лицемерное (Фенрис правильно сказал, что нечего прятаться за своим духом). Но Андерс хотя бы осознает, что революция – это мечта не столько его, сколько Мести. И это уже кое-что.