Электронные публикации. Хожение за три моря

«Хождение за три моря» - литературный памятник прошлого, написанный в жанре «Путешествия», или как раньше называли, «Хождения». Этот литературно-этнографический памятник считается одним из основных источников по изучению той эпохи. В 1957 году по «Хождению…» был снят одноимённый фильм – «Хождение за три моря». В фильме его сыграл Олег Стриженов. Этот источник вместе с такими произведениями как "Человек с Луны" Николай Николаевич Миклухо-Маклай, Анри Санчес Пеньоль "В пьянящей тишине", также "Слово о полку Игореве" является бесценным для получения какой-то информации в плане изучения той или иной культуры.

Датируется эта повесть 1474-1475 годами. Известно, что чиновник Василий Мымрин в 1475 году нашёл эту рукопись. Вернее, нет точных сведений о том, как она у него оказалась. В 1818 году «Хождение за три моря» открывает один из известных русских историков Николай Михайлович Карамзин, и он же её опубликовал в этом же году. Примерно в это же время, Мусиным-Пушкиным был опубликован известный труд «Слово о полку Игореве.

Николай Михайлович Карамзин обнаружил «Хождение…» в Троицком списке. Как пишут историки, Афанасий отправился из родной Твери, вниз по Волге. Им двигало одно желание – увидеть невиданные земли. О «Хождении…» русских купцов в Индию и даже в Китай известно где-то с IX века, но неизвестно, правда это или нет. Тогда в Твери правил Михаил Борисович Тверской (1461-1485) и, испросив у него разрешения, купец Афанасий отправился в путь. Афанасий Никитин достиг берегов Индии, причём реально её достиг, задолго до известного путешествия Васко да Гамы. Известно, что Афанасий Никитин родился крестьянской семье, и что его отцом был Никита. Никитин достиг Нижнего Новгорода, позже они отправились в Дербент, но не без приключений – их кайтаки взяли в плен, но Афанасию удалось достичь Дербента, и он писал даже московскому послу и Хасан беку, чтобы они позаботились о пленённых. Путешествие продолжилось. Вот как об этом говорится в повести:

«И пришли мы в Дербент, и Василий благополучно туда пришел, а мы ограблены. И я бил челом Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым мы пришли - чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки под Тарками захватили. И Хасан-бек ездил на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек послал скорохода к ширваншаху передать: «Господин! Судно русское разбилось под Тарками, и кайтаки, придя, людей в плен взяли, а товар их разграбили».

Далее купец Афанасий поехал в Дербент, оттуда - в Баку, оттуда – в Чапакур. В Чапакуре он прожил шесть месяцев, а в Сари жил месяц. Потом поехал в Амолю, и жил там около месяца, после – Демавенду, а из Демавенда – к Рею, где началась серьёзная усобица. Как пишет сам Никитин, «Семьдесят городов разрушилось». Но когда всё стихло, из Рея они отправились к Кашану, из Кашана – в Наину, из Наина – к Иезду. Дошли они до Тарома, а далее через Лар и Бендер – к Ормузду. И увидел купец Афанасий «Море Индийское, по-персидски дарья Гундустанская».

Вот как Никитин пишет об обычаях индусов: «Зимовал я в Джуннаре, жил тут два месяца. Каждый день и ночь - целых четыре месяца - всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да все съестное. Вино у них делают из больших орехов, кози гундустанские называются, а брагу - из татны. Коней тут кормят горохом, да варят кхичри с сахаром да с маслом, да кормят ими коней, а с утра дают шешни. В Индийской земле кони не водятся, в их земле родятся быки да буйволы - на них ездят и товар и иное возят, все делают».

Или же – такая этнографическая заметка.

«Зимой у них простые люди ходят - фата на бедрах, другая на плечах, а третья на голове; а князья да бояре надевают тогда на себя порты, да сорочку, да кафтан, да фата на плечах, другой фатой себя опояшет, а третьей фатой голову обернет. (О боже, боже великий, господь истинный, бог великодушный, бог милосердный!)».

О том, что русские могли приплыть в Индию, в Индии догадывались, но их не очень жаловали, и, как пишет сам Никитин – часто обманывали.

Кстати, ещё одно любопытное наблюдение. Есть такое поверье, что в некоторых местах Индии почитают обезьян. Как богов. Я нашла кое-что на этот счёт у Афанасия Никитина:

«А обезьяны, те живут в лесу. Есть у них князь обезьяний, ходит с ратью своей. Если кто обезьян обидит, они жалуются своему князю, и он посылает на обидчика свою рать и они, к городу придя, дома разрушают и людей убивают. А рать обезьянья, сказывают, очень велика, и язык у них свой. Детенышей родится у них много, и если который из них родится ни в мать, ни в отца, таких бросают на дорогах. Иные гундустанцы подбирают их да учат всяким ремеслам; а если продают, то ночью, чтобы они дорогу назад не могли найти, а иных учат (людей забавлять)». Об этом он узнал в городе Алаедин, где были рынок, ярмарка и князь, которого люди относительно любили. Афанасий, судя по тексту, был знаком с некоторыми влиятельными людьми в Индии. Путешествовал во многих городах. И, по своему обычаю, справлял там православные праздники.

У Никитина есть очень много любопытных заметок о том, как жили члены царских семей, о том, что султан в таком-то городе молод – «20 лет отроду», и что правят всем бояре.

Что он выезжает с матерью и женой на прогулку. Кстати, возвращался через Феодосию, и Смоленск. Но, к сожалению до дома он не доехал – умер по дороге к Смоленску, где-то под Смоленском.

К XIX веку в историографии сложилось особое направление – востоковедение, которым занимался, в частности, Николай Рерих. Он много лет прожил на Тибете, откуда привёз своё мировозрение, тибетскую культуру, а также сведения по этой стране. Тогда для русских это было в новинку. Сейчас в Тибет и Индию можно путешествовать, только тем, у кого есть на это средства.

Сам источник «Хождение за три моря» Никитина бесценен для этнографов, ну и желающие могут почерпнуть там для себя что-то новое.

Источники:

Афанасий Никитин. Хождение за три моря.

Книги Николая Рериха, его картины

Литература:

Н. Гусева труды по Индии

Языков Д. И. Афанасий Никитин

Лихачёв Д. С. Хождение за три моря Афанасия Никитина

Николай Миклухо-Маклай, Человек с Луны

Текст: Ольга Сысуева

В 1458 г. предположительно купец Афанасий Никитин отправляется из родной Твери в Ширванскую землю (на территории теперешнего Азербайджана). У него с собой путевые грамоты от великого князя тверского Михаила Борисовича и от архиепископа Тверского Геннадия. С ним ещё купцы - всего идут на двух судах. Двигаются по Волге, мимо Клязьминского монастыря, проходят Углич и добираются до Костромы, находившейся во владениях Ивана III. Его наместник пропускает Афанасия далее.

Василий Панин, посол великого князя в Ширване, к которому Афанасий хотел присоединиться, уже прошёл вниз по Волге. Никитин ждёт две недели Хасан-бека - посла ширваншаха татарского. Едет он с кречетами «от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто». Вместе с послом они двигаются дальше.

В пути Афанасий делает записи о своём хождении за три моря: «первое море Дербентское (Каспийское), дарья Хвалисская; второе море - Индийское, дарья Гундустанская; третье море Чёрное, дарья Стамбульская» (дарья по-перс. - море).

Казань прошли без препятствий. Орду, Услан, Сарай и Берензань прошли благополучно. Купцов предупреждают, что караван подстерегают татары. Хасан-бек даёт подарки осведомителям, чтобы они провели их безопасным путём. Неверные подарки взяли, однако весть об их приближении подали. Татары настигли их в Богуне (на отмели в устье Волги). В перестрелке были убитые с обеих сторон. Меньшее судно, на котором была и поклажа Афанасия, разграблено. Большое судно дошло до моря и село на мель. И его тоже разграбили и четверых русских взяли в плен. Остальных отпустили «голыми головами в море». И они пошли, заплакав... Когда путники вышли на берег, и тут их взяли в плен.

В Дербенте Афанасий просит помощи у Василия Панина, который благополучно дошёл до Каспия, и Хасан-бека, чтоб заступились за людей, захваченных в плен, и вернули товары. После долгих хлопот людей отпускают, а больше ничего не возвращают. Считалось, то, что пришло с моря, - собственность владельца побережья. И разошлись они кто куда.

Иные остались в Шемахе, другие пошли работать в Баку. Афанасий же самостоятельно идёт в Дербент, затем в Баку, «где огонь горит неугасимый», из Баку за море - в Чапакур. Здесь он живёт полгода, месяц в Сари, месяц в Амале, о Рее он говорит, что здесь убили потомков Мухаммеда, от проклятия которого семьдесят городов разрушились. В Кашане он живёт месяц, месяц в Езде, где «домашний скот кормят финиками». Многие города он не называет, потому как «много ещё городов больших». Морем добирается до Ормуза на острове, где «море наступает на него всякий день по два раза» (впервые видит приливы и отливы), а солнечный жар может человека сжечь. Через месяц он, «после Пасхи в день Радуницы», направляется на таве (индийское судно без верхней палубы) «с конями за море Индийское». Доходят до Комбея, «где родится краска и лак» (основные продукты экспорта, кроме пряностей и тканей), а затем идут до Чаула.

У Афанасия ко всему, что касается торговли, живой интерес. Он изучает состояние рынка и досадует, что солгали ему: «говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец, да краска». Афанасий привёз жеребца «в Индийскую землю», за которого заплатил сто рублей. В Джуннаре хан отбирает у Афанасия жеребца, узнав, что купец не мусульманин, а русин. Хан обещает вернуть жеребца и ещё дать тысячу золотых в придачу, если Афанасий перейдёт в мусульманскую веру. И срок назначил: четыре дня на Спасов день, на Успенский пост. Но накануне Спасова дня приехал казначей Мухамед, хорасанец (личность его до сих пор не установлена). Он заступился за русского купца. Никитину возвратили жеребца. Никитин считает, что «случилось Господне чудо на Спасов день», «Господь Бог сжалился... не оставил меня, грешного, милостью своей».

В Бидаре он опять интересуется товаром - «на торгу продают коней, камку (ткань), шёлк и всякий иной товар да рабов чёрных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а съестного только овощи, а для Русской земли товара тут нет»...

Живо описывает Никитин нравы, обычаи народов, живущих в Индии.

«И тут Индийская страна, и простые люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, и все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. Из простого народа мужчины, и женщины все нагие да все чёрные. Куда я ни иду, за мной людей много - дивятся белому человеку».

Все доступно любознательности русского путешественника: и сельское хозяйство, и состояние армии, и способ ведения войны: «Бой ведут все больше на слонах, сами в доспехах и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи... да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами».

Особенно интересуют Афанасия вопросы веры. Он сговаривается с индусами пойти в Пар-ват - «то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка». Он дивится, что в Индии семьдесят четыре веры, «а разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся...».

Афанасий горюет, что сбился с русского церковного календаря, священные книги пропали при разграблении корабля. «Праздников христианских - ни Пасхи, ни Рождества Христова - не соблюдаю, по средам и пятницам не пощусь. И живя среди иноверных, я молю Бога, пусть он сохранит меня...»

Он читает звёздное небо, чтобы определить день Пасхи. На «пятую Пасху» Афанасий решает возвращаться на Русь.

И снова он записывает то, что видел своими глазами, а также сведения о разных портах и торгах от Египта до Дальнего Востока, полученные от знающих людей. Отмечает, где «родится шёлк», где «родятся алмазы», предупреждает будущих путешественников, где и какие их поджидают трудности, описывает войны между соседними народами...

Скитаясь по городам ещё полгода, Афанасий добирается до порта - города Дабхола. За два золотых он отправляется до Ормуза на корабле через Эфиопию. Удалось поладить с эфиопами, и судно не ограбили.

Из Ормуза Афанасий посуху идёт к Чёрному морю и добирается до Трабзона. На корабле он договаривается за золотой дойти до Кафы (Крым). Приняв за шпиона, его грабит начальник охраны города. Осень, непогода и ветры затрудняют переход моря. «Море перешли, да занёс нас ветер к самой Балаклаве. И оттуда пошли в Гурзуф, и стояли мы тут пять дней. Божиею милостью пришёл я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог творец! Милостию Божией прошёл я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь!»

Создано: 24.12.2011 18:13

Страница 1 из 3

За какие «три моря» совершил свое «хождение» тверской купец Афанасий Никитин?

В 1466-1472 годах тверской купец Афанасий Никитин совершил путешествие в Персию и Индию, которое отразил в своем произведении «Хождение за три моря». Первое море - Дербентское, дарья Хвалисская, второе море - Индийское, дарья Гундустанская, третье море - Черное, дарья Стамбульская В этой первой в средневековой Европе книге, где дано вполне реалистическое и в то же время красочное описание Индии и путей, ведущих к ней из Восточной Европы. В 1466 году Афанасий Никитин отправился с торговыми целями из Твери вниз по Волге. Достигнув по Каспийскому морю Дербента и Баку, он затем приплыл в Персию (современный Иран), где жил около года. Весной 1469 года он прибыл в город Ормуз и по Аравийскому морю достиг Индии, где прожил около трех лет, много путешествуя. На обратном пути он через Персию дошел до Трапезунда (современный Трабзон), пересек Черное море и в 1472 году прибыл в Кафу (современная Феодосия). Таким образом, во время своего замечательного путешествия Афанасий Никитин пересек Каспийское, Аравийское и Черное моря.

Древнерусский текст. Источник, комментарии.

В лето 6983. Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца1, что былъ в Ындее 4 годы2, а ходил, сказывает, с Василиемъ Папиным. Азъ же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми - за год до казанского похода пришел из Орды, коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили3. Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындея, умер, а сказывают, что, деи, Смоленьска недошед, умеръ4. А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василию5, к дияку к великого князя на Москву.

За молитву святыхъ отець наших, господи Исусе Христе, сыне божий, помилуй мя, раба своего грешнаго Афонасья Микитина сына6.

Се написах свое грешное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дориа Хвалитьскаа7; 2-е море Индейское, дорея Гундустанскаа8; 3-е море Черное, дориа Стебольская9.

Поидох от Спаса святаго златоверхаго10 и сь его милостию, от государя своего от великаго князя Михаила Борисовича11 Тверскаго и от владыкы Генадия12 Тверскаго, и Бориса Захарьича13.

И поидох вниз Волгою. И приидох в манастырь Колязин ко святой Троицы живоначалной и къ святым мучеником Борису и Глебу14. И у игумена благословив у Макария и у святыа братьи. И ис Колязина поидох на Углеч15, и с Углеча отпустили мя доброволно. И оттуду поидох, с Углеча, и приехалъ есми на Кострому ко князю Александру16 с ыною грамотою великого князя. И отпустили мя доброволно. И на Плесо приехал есми доброволно.

И приехал есми в Новгород в Нижней17 к Михаиле х Киселеву, к наместьнику, и к пошлиннику к Ывану к Сараеву, и они мя отпустили доброволно. А Василей Папин проехал мимо город две недели18, и яз ждал в Новегороде в Нижнем две недели посла татарскаго ширваншина19 Асанбега, а ехал с кречаты от великого князя Ивана, а кречатов у него девяносто. И приехал есми с ними на низ Волгою. И Казань есмя проехали доброволно, не видали никого, и Орду есмя проехали, и Усланъ, и Сарай, и Берекезаны есмя проехали. И вьехали есмя в Бузанъ. Ту наехали на нас три татарины поганые и сказали нам лживые вести: "Кайсым салтан20 стережет гостей в Бузани, а с ним три тысящи татар". И посол ширваншин Асанбегъ дал имъ по однорятке да по полотну, чтобы провели мимо Хазтарахан. А оны, поганые татарове, по однорятке взяли, да весть дали в Хазтараханъ царю. И яз свое судно покинул да полез есми на судно на послово и с товарищи своими.

Поехали есмя мимо Хазтарахан, а месяць светит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: "Качма, не бегайте!" А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом. По нашим грехом царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богуне и учали нас стреляти. И у нас застрелили человека, а у них дву татаринов застрелили. И судно наше меншее стало на езу,21 и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мелкая рухлядь вся в меншем судне.

А в болшом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянути вверхъ до езу. И тут судно наше болшее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверхъ нас не пропустили вести деля.

И пошли есмя в Дербенть, заплакавши, двема суды: в одном судне посол Асанбег, да тезикы22, да русаков нас десеть головами; а в другом судне 6 москвич, да шесть тверич, да коровы, да кормъ нашь. А въстала фуртовина на море, да судно меншое разбило о берег. А ту есть городок Тархи, а люди вышли на берегъ, и пришли кайтакы23 да людей поймали всех.

И пришли есмя в Дербенть, и ту Василей поздорову пришел, а мы пограблени. И билъ есми челом Василию Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловал о людех, что их поймали под Тархи кай-таки. И Асанбег печаловался и ездил на гору къ Булату-бегу. И Булатбегъ послал скорохода ко ширваншибегу, что: "господине, судно руское розбило под Тархи, и кайтаки, пришел, люди поймали, а товар их розграбили",

И ширваншабегъ того же часа послал посла к шурину своему Алильбегу, кайтачевскому князю, что: "судно ся мое розбило под Тархи, и твои люди, пришед, людей поймали, а товаръ их пограбили; и ты чтобы, меня деля, люди ко мне прислал и товар их собрал, занже те люди посланы на мое имя. А что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню. А те люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мне доброволно, меня деля". И Алильбегъ того часа люди отслал всех в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их к ширванши в ърду его, контулъ.

А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловалъ, чем дойти до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы, заплакавъ, да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли. А иные осталися в Шамахее, а иные пошли роботать к Баке.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Баке, где огнь горить неугасимы24; а изъ Баки пошелъ есми за море к Чебокару.

Да тутъ есми жил в Чебокаре 6 месяць, да в Саре жил месяць, в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми месяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня25, Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило.

А из Дрея к Кашени, и тутъ есми был месяць, а из Кашени к Наину, а из Наина ко Ездеи, и тутъ жилъ есми месяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны26. А изъ Торома к Лару, а изъ Лара к Бендерю, и тутъ есть пристанище Гурмызьское. И тут есть море Индийское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дория; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили.

А Гурмызъ есть на острове, а ежедень поимаеть его море по двожды на день27. И тут есми взял первый Великъ день28, а пришел есми в Гурмыз за четыре недели до Велика дни. А то есми городы не все писал, много городов великих. А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет. А в Гурмызе был есми месяць, а из Гурмыза пошел есми за море Индийское по Велице дни в Радуницу29, в таву с конми30.

И шли есмя морем до Мошката 10 дни; а от Мошката до Дегу 4 дни; а от Дега Кузряту; а от Кузрята Конбаату. А тут ся родит краска да лекъ31. А от Конбата к Чювилю, а от Чювиля есмя пошли въ 7-ую неделю по Велице дни, а шли в таве есмя 6 недель морем до Чивиля.

И тут есть Индийская страна, и люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякый год, а детей у них много. А мужики и жонкы все нагы, а все черны. Яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются белому человеку. А князь ихъ - фота на голове, а другая на гузне32; а бояре у них - фота на плеще, а другаа на гузне, княини ходят фота на плеще обогнута, а другаа на гузне. А слуги княжие и боярьскые - фота на гузне обогнута, да щит, да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями, а иные с луки и стрелами; а вси наги, да босы, да болкаты, а волосовъ не бреют. А жонки ходят голова не покрыта, а сосцы голы; а паропки да девочки ходят наги до семи лет, сором не покрыт.

А ис Чювиля сухом пошли есмя до Пали 8 дни, до индейскыя горы. А от Пали до Умри 10 дни, и то есть город индейскый. А от Умри до Чюнеря 7 дни.

Ту есть Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп меликътучаровъ33. А держит, сказывають, семь темъ от меликъточара. А меликътучар седит на 20 тмах; а бьется с кафары34 20 лет есть, то его побивают, то он побивает ихъ многажды. Хан же Асъ ездит на людех. А слонов у него много, а коней у него много добрых, а людей у него много хоросанцев35. А привозят ихъ из Хоросаньские земли, а иные из Орапской земли, а иные ис Туркменские земли, а иные ис Чеботайские земли, а привозят все морем в тавах - индейские карабли.

И яз грешный привезлъ жеребца в Индийскую землю, и дошелъ есми до Чюнеря богъ далъ поздорову все, а стал ми во сто рублев. Зима же у них стала с Троицына дни36. А зимовали есмя в Чюнеря, жили есмя два месяца. Ежедень и нощь 4 месяцы всюда вода да грязь. В те же дни у них орют да сеют пшеницу, да тутурган, да ногут, да все сьестное. Вино же у них чинят в великых орехех - кози гундустанская37; а брагу чинят в татну38. Кони же кормят нофутом, да варят кичирисъ39 с сахаром, да кормят кони, да с маслом, порану же дают имъ шешни40. В Индийской же земли кони у них не родят, вь их земле родятся волы да буйволы, на тех же ездят и товар, иное возят, все делают.

Чюнерей же град есть на острову на каменом, не оделанъ ничем, богом сотворен, А ходят на гору день по одному человеку: дорога тесна, а двема пойти нелзе.

В Ындейской земли гости ся ставят по подворьем, а ести варят на гости господарыни, и постелю стелют на гости господарыни, и спят с гостми. Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любят белых людей.

Зиме же у них ходит люди фота на гузне, а другая по плечем, а третья на голове; а князи и бояре толды на себя въздевают порткы, да сорочицу, да кафтан, да фота по плечем, да другою опояшет, а третьею голову увертит. А се оло, оло абрь, оло акъ, олло керем, олло рагим!

А в том в Чюнере ханъ у меня взял жеребца, а увядал, что яз не бесерменянин - русинъ. И он молвит: "Жеребца дам да тысящу златых дам, а стань в веру нашу - в Махмет дени; а не станеш в веру нашу, в Махмат дени, и жеребца возму и тысячю златых на голове твоей возму". А срок учинил на четыре дни, в Оспожино говейно на Спасов день41. И господь богъ смиловался на свой честный праздникъ, не оставил милости своеа от меня грешнаго и не велелъ погибнути в Чюнере с нечестивыми. И канун Спасова дни приехал хозяйочи Махмет хоросанецъ, и бил есми ему челом, чтобы ся о мне печаловал. И он ездил к хану в город да меня отпросил, чтобы мя в веру не поставили, да и жеребца моего у него взял. Таково осподарево чюдо на Спасовъ день. Ино, братие рустии християня, кто хощет пойти в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да воскликнув Махмета да пойти в Гундустанскую землю.

Мене залгали псы бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нет ничего на нашу землю: все товаръ белой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево. Ино возят ачеи моремъ, ини пошлины не дают. А люди иные намъ провести пошлины не дадут. А пошлин много, а на море разбойников много. А разбивают все кафары, ни крестияне, не бесермене; а молятся каменым болваном, а Христа не знают, ни Махмета не знают.

А ис Чюнеря есмя вышли на Оспожин день42 к Бедерю, к болшому их граду43. А шли есмя месяць до Бедеря; а от Бедеря до Кулонкеря44 5 дни; а отъ Кулонгеря до Кольбергу 5 дни. Промежу тех великих градов много городов; на всяк день по три городы, а иной по четыре городы; колко ковов45, толко градов. От Чювиля до Чюнеря 20 ковов, а от Чюнеря до Бедеря 40 ковов, а от Бедеря до Кулонгеря 9 ковов, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов.

В Бедере же торгъ на кони, на товар, да на камки46, да на шелкъ, на всей иной товар, да купити в нем люди черные; а иные в нем купли нет. Да все товар ихъ гундустанской, да съестное все овощь, а на Рускую землю товару нет. А все черные люди, а все злодеи, а жонки все бляди, да веди, да тати, да ложь, да зелие, осподарев морят зелиемъ.

В Ындейской земли княжат все хоросанцы, и бояре все хоросанцы. А гундустанцы все пешеходы, а ходят перед хоросанцы на конех, а иные все пеши, ходятъ борзо, а все наги да боси, да щит в руце, а в другой меч, а иные с луки великими с прямыми да стрелами. А бой их все слоны. Да пеших пускают наперед, а хоросанцы на конех да в доспесех, и кони и сами. А к слоном вяжут к рылу да к зубом великие мечи по кентарю47 кованых, да оболочат ихъ в доспехи булатные, да на них учинены городкы, да в городкех по 12 человекъ в доспесех, да все с пушками да с стрелами.

Есть у них одно место, шихбъ Алудин48 пиръ ятыр базар Алядинандъ. На год единъ базаръ, съезжается вся страна Индийская торговати, да торгуют 10 дни; от Бедеря 12 ковов. Приводят кони, до 20 тысящь коней продавати, всякый товар свозят. В Гундустаньской земли тъй торгъ лучьший, всякый товар продают и купят на память шиха Аладина, а на русскыи на Покров святыя богородица49. Есть в том Алянде50 птица гукукь, летает ночи, а кличет: "кукъ-кукь", а на которой хоромине седит, то тут человекъ умрет; и кто хощет еа убити, ино у ней изо рта огонь выйдет. А мамоны51 ходят нощи, да имают куры, а живут в горе или в каменье. А обезьяны, то те живут по лесу. А у них есть князь обезьяньскый, да ходит ратию своею. Да кто замает, и они ся жалуют князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и оны, пришел на град, дворы разваляют и людей побьют. А рати их, сказывают, велми много, а язык у них есть свой. А детей родят много; да которой родится ни в отца, ни в матерь, ини тех мечют по дорогам. Ины гундустанцы тех имают, да учат ихъ всякому рукоделию, а иных продают ночи, чтобы взад не знали бежать, а иных учат базы миканет.

Весна же у них стала с Покрова52 святыа богородица. А празднують шигу Аладину, весне две недели по Покрове, а празднуют 8 дни. А весну дрьжат 3 месяцы, а лето 3 месяца, а зиму 3 месяцы, а осень 3 месяца.

В Бедери же их стол Гундустану бесерменскому. А град есть великъ, а людей много велми. А салтан невелик53 - 20 лет а держат бояре, а княжат хоросанцы, а воюют все хоросанцы.

Есть хоросанець меликтучар боярин54, ино у него двесте тысящь рати своей, а у Меликхана 100 тысячь, а у Фаратхана 20 тысяч, а много техъ ханов по 10 тысящь рати. А с салтаном выходят триста тысящь рати своей.

А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добре и пышны велми. А все их носят на кровати своей на сребряных, да пред ними водят кони в снастех златых до 20: а на конех за ними 300 человекъ, а пеших пятьсот человекъ, да трубников 10 человекъ, да нагарниковъ 10 человекъ, да свирелников 10 человекъ.

Салтан же выезжает на потеху с матерью да з женою, ино с ним человекъ на конех 10 тысящь, а пеших пятьдесят тысящь, а слонов выводят двесте, наряженых в доспесех золоченых, да пред ним трубников сто человекъ, да плясцов сто человекъ, да коней простых 300 в снастех золотых, да обезьян за ним сто, да блядей сто, а все гаурокы.

В салтанове же дворе семеры ворота, а в воротех седит по сту сторожев да по сту писцов кафаров. Кто пойдет, ини записывают, а кто выйдет, ини записывают. А гарипов не пускают въ град. А дворъ же его чюден велми, все на вырезе да на золоте, и последний камень вырезан да златом описан велми чюдно. Да во дворе у него суды розные.

Город же Бедерь стерегут в нощи тысяща человекъ кутоваловых55, а ездят на конех в доспесех, да у всех по светычю.

А яз жеребца своего продал в Бедери. Да наложил есми у него шестьдесят да осмь футунов56, а кормил есми его год. В Бедери же змеи ходят по улицам, а длина ее две сажени. Приидох же в Бедерь о заговейне о Филипове57 ис Кулонгеря, и продахъ жеребца своего о Рожество.

И тут бых до Великого заговейна58 в Бедери и познася со многыми индеяны. И сказах имъ веру свою, что есми не бесерменинъ исаядениени семь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани59. И они же не учали ся от меня крыти ни о чемъ, ни о естве, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учалн крыти.

Да о вере же о их распытах все, и оны сказывают: веруем въ Адама, а буты60, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А веръ въ Индеи всех 80 и 4 веры, а все верують в бута. А вера с верою ни пиеть, ни ястъ, ни женится. А иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яйца ядять, а воловины не ядять никакаа вера.

В Бедери же бых 4 месяца и свещахся съ индеяны пойти к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскый Мягъкат, где их бутхана61. Там же поидох съ индеяны да будутханы месяць. И торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть, с пол-Твери, камена, да резаны по ней деяния бутовыя. Около ея всея 12 резано венцевъ, какъ бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое, человеческым образомъ являлся; другое, человекъ, а носъ слоновъ; третье, человекъ, а виденье обезьанино; в четвертые, человекъ, а образом лютаго зверя, а являся им все съ хвостомъ. А вырезан на камени, а хвостъ через него сажени.

К бутхану же съезжается вся страна Индийская на чюдо бутово62. Да у бутхана бреются старые и молодые, жонки и девочки. А бреют на себе все волосы, - и бороды, и головы, и хвосты. Да пойдут к бутхану. Да со всякие головы емлют по две шешькени63 пошлины на бута, а с коней по четыре футы. А съезжается к бутхану всех людей бысты азаръ лекъ64 вах башет сат азаре лек.

В бутхане же бут вырезан65 ис камени ис чернаго, велми великъ, да хвестъ у него через него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ ее, аки Устенеянъ царь66 Цареградскый, а в левой руце у него копие. А на нем нет ничего, а гузно у него обязано ширинкою, а видение обезьянино. А иные буты наги, нет ничего, кот ачюкъ, а жонки бутовы нагы вырезаны и с соромом, и з детми. А перед бутом же стоит волъ велми велик, а вырезан ис камени67 ис чернаго, а весь позолочен. А целуют его в копыто, а сыплют на него цветы. И на бута сыплют цветы.

Индеяне же не едят никоторого же мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, а свиней же у них велми много. Ядят же в день двожды, а ночи не ядят, а вина не пиют, ни сыты68. А з бесермены ни пиютъ, ни ядят. А ества же ихъ плоха. А один с одным ни пьет, ни есть, ни з женою. А едят брынец, да кичири с маслом, да травы розные ядят, а варят с маслом да с молоком, а едят все рукою правою, а левою не приимется ни за что. А ножа не дрьжат, а лжицы не знают. А на дорозе кто же варит себе кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермен крыются, чтоб не посмотрил ни в горнець, ни въ еству. А толко посмотрит, ино тое ествы не едят. А едят, покрываются платомъ, чтобы никто не виделъ его.

А намаз же их на восток, по-русьскыи. Обе руки подымают высоко, да кладут на темя, да ложатся ниць на земле, да весь ся истягнет по земли, то их поклоны. А ести же садятся, и оны омывают руки да ноги, да и рот пополаскивают. А бутханы же их без дверей, а ставлены на восток, а буты стоят на восток. А кто у них умрет, ини тех жгут да и попел сыплют на воду. А у жены дитя ся родит, ино бабит муж, а имя сыну дает отець, а мати дочери. А добровта у них нет, а сорома не знают. Пошел или пришелъ, ини ся кланяют по чернеческыи, обе руки до земли дотычют, а не говорит ничего.

К Первоти же ездят о Великом заговение, къ своему буту. Их туто Иерусалимъ, а бесерменскыи Мякъка, а по-русьскы Иерусалимъ, а по-индейскыи Порват. А съезжаются все наги, только на гузне плат; а жонки все наги, толко на гузне фота, а иные ф фотах, да на шеях жемчюгу много, да яхонтов, да на руках обручи да перстьни златы. Олло оакь! А внутрь к бутхану ездят на волех, да у вола рога окованы медию, да на шеи у него триста колоколцов, да копыта подкованы медию. А те волы аччеи зовут.

Индеяне же вола зовут отцем, а корову материю. А каломъ их пекут хлебы и еству варят собе, а попелом темъ мажутся по лицу, и по челу, и по всему телу знамя. В неделю же да в понеделник едят однова днем. В Ындея же какъпа чектуръ а учюсьдерь: секишь илирсень ики жител69; акичаны ила атарсын алты жетел берь; булара достуръ. А куль коравашь учюзь чяр фуна хубъ, бем фуна хубе сиа; капъкара амьчюкь кичи хошь.

От Первати же приехал есми в Бедерь, за пятнатцать денъ до бесерменьскаго улубагря70. А Великаго дни и въскресения Христова не видаю, а по приметам гадаю Великъ день бывает християньскы первие бесерменьскаго баграма за девять дни или за десять дни. А со мною нет ничего, никоей книги; а книги есмя взяли с собою с Руси, ино коли мя пограбили, инии ихъ взяли, а яз забыл виры кристьяньские всее. Праздники крестьянскые, ни Велика дни, ни Рожества Христова не ведаю, ни среды, ни пятница не знаю; а промежу есми вер таньгрыдан истремень ол сакласын: "Олло худо, олло акь, олло ты, олло акъберъ, олло рагымъ, олло керимъ, олло рагым елъло, олло карим елло, таньгресень, худосеньсень. Богъ един, тъй царь славы, творець небу и земли".

А иду я на Русь, кетъмышьтыр имень, уручь тутътым. Месяць мартъ прошел, и яз заговълъ з бесермены в неделю, да говел есми мъсяць, мяса есми не елъ и ничего скоромнаго, никакие ествы бесерменские, а елъ есми по двожды на день хлебъ да воду, авратыйля ятмадым. Да молился есми Христу вседрьжителю, кто сотворил небо и землю, а иного есми не призывал никоторого именемъ, богъ олло, богъ керим, богъ рагимъ, богъ худо, богъ акьберь, богъ царь славы, олло варенно, олло рагим ельно сеньсень олло ты.

А от Гурмыза итти морем до Галат 10 дни, а от Галатыдо Дегу шесть дни, а от Дега до Мошката 6 дни, а от Мошката71 до Кучьзрята 10 дни, а от Кучьзрята до Камбата 4 дни, а от Камбата до Чивиля 12 дни, а от Чювиля до Дабыля 6 дни. И Дабыло же есть пристанище в Гундустани последнее бесерменьству. А от Дабыля до Колекота 25 дни, а от Келекота до Силяна 15 дни, а от Силяна до Шаибата месяць итти, а от Шаибата до Певгу 20 дни, а от Певгу до Чини да до Мачина месяць итти, морем все то хожение. А от Чини до Китаа итти сухом 6 месяць, а морем 4 дни итти, арастъ хода чотъмъ,

Гурмыз же есть пристанище велико, всего света люди в нем бывают, всякый товар в нем есть, что во всем свете родится, то в Гурмызе есть все. Тамга же велика, десятое съ всего емлют.

Камбаят же пристанище Индийскому морю всему, а товаръ в нем все делают алачи, да пестреди, да киндяки72, да чинят краску нил, да родится в нем лекь да ахикь да лон.

Дабыло же есть пристанище велми велико, а приводят кони из Мисюря, изо Арабъстани, изъ Хоросани, ас Туркустани, из Негостани, да ходят сухом месяць до Бедери да до Кельбергу.

А Келекот же есть пристанище Индейскаго моря всего. А пройти его не дай бо никакову костяку: а кто его не увидит, тот поздорову не приидет морем. А родится в нем перець, да зеньзебил, да цвет, да мошкат, да каланфуръ, да корица, да гвоздники, да пряное коренье да адряк73, да всякого коренья в нем родится много. Да все в немъ дешево. Да кул да калавашь писааръ хубь сия.

А Силянъ же есть пристанище Индейскаго моря немало, а в немъ лежит баба Адамъ на горе на высоце. Да около ее родится камение драгое, да червьцы, да фатисы, да бабугури, да бинчаи, да хрусталь, да сумбада74. Да слоны родятся, да продают ихъ в локот75, да девякуши продают в вес.

А Шабатское пристанище76 Индейскаго моря велми велико. А хоросанцем дают алафу по тенке на день77, и великому и малому. А кто в нем женится хоросанець, и князь шабатскый дает по тысячи тенекъ на жертву, да алафу дает на всякый месяць по пятидесяти тенекъ. Да родится в Шабате шолкъ, да сандалъ, да жемчюгъ, да все дешево.

А в Пегу же есть пристанище немало. Да все в нем дербыши живут индийскыи, да родятся в нем камение драгое, маникъ, да яхут, да кирпук78; а продают же каменье деръбыши.

А Чинское же да Мачинское пристанище велми велико, да делают в нем чини, да продают же чини в вес, а дешево. А жоны их с мужи своими спят в день, а ночи жены их ходят спати к гарипом да спят с гарипы, да дают имъ алафу, да приносят с собою еству сахарную да вино сахарное, да кормят да поят гостей, чтобы ее любил, а любят гостей людей белых, занже их люди черны велми. А у которые жены от гостя зачнется дитя, и мужи дают алафу; а родится дитя бело, ино гостю пошлины 300 тенекъ, а черное родится, ино ему нет ничего, что пилъ да елъ, то ему халялъ.

Шаибат же от Бедеря 3 месяцы, а от Дабыля до Шабата 2 месяца морем итти, Мачим да Чим от Бедеря 4 месяцы морем итти, а там же делают чими, да все дешево.

А до Силяна 2 месяца итти морем, а до Келекота месяць итти.

В Шаибате же родится шолкъ, да инчи, да жемчюг, да сандалъ, слоны же продают в локот. В Силяне же родится аммоны79, да червьцы, да фатисы, да хрусталь, да бабугури. В Лекоте же родится перець, да мошкат, да гвоздники, да фуфал, да цвет. В Кузряте же родится краска да лукь, да в Камбояти родится ахикь.

Во Рачюре же родится алмаз бир кона да новъ кона же алмаз. Продают почку по пяти рублев80, а доброго по десяти рублевъ, нового же почка алмазу пенечьче кени, сия же чара - шеше кень, а сипит екъ тенка. Алмаз родится в горе каменой, а продают же ту гору каменую локот по две тысячи фунтов златых новаго алмаза, а кона алмазу продаютъ в локот по десяти тысяч фунтовъ златых. А земля же таа Меликъханова, а холопъ салтанов. А от Бедеря 30 ковов.

А сыто жидове зовут Шабат своими жидовы, а то лжут; а шаибатене не жидова, ни бесермена, ни кристьяне, иная вера индийскаа, ни с худы, ни з бесермены ни пиют, ни ядят, а мяса никакова не ядят. Да в Шабате же все дешево. А родится шолкъ да сахар, велми дешев. Да по лесу у них мамоны ходят да обезьяны, да по дорогам людей дерут; ино у них ночи по дорогам не смеют ездити обезьянъ деля да мамон деля.

От Шабата же 10 месяць сухом итти, а морем 4 месяцы аукыиков81. А у оленей кормленых режут пупки, а в нем мускус родится; а дикие олени пупкы из собя роняют по полю и по лесу, ино ис тех воня выходит, да и есть тот не свеж.

Месяца маиа 1 день Велик день взял есми в Бедере82 в бесерменском в Гундустане, а бесермена баграм взяли в середу месяца83; а заговел есми месяца априля 1 день. О благовернии рустии кристьяне! Иже кто по многим землям много плавает, во многия беды впадают и виры ся да лишают кристьяньские. Аз же, рабище божий Афонасий, сжалихся по вире кристьянской. Уже проидоша 4 великая говейна и 4 проидоша Великыя дни, аз же грешный не ведаю, что есть Велик день или говейно, ни Рожества Христова не знаю, ни иных праздников не ведаю, ни среды, ни пятницы не ведаю - а книг у меня нету. Коли мя пограбили, ини книги взяли у меня. Азъ же от многия беды поидох до Индия, занже ми на Русь пойти не с чем, не осталось у меня товару ничего. Первый же Велик день взял есми в Каине, а другый Велик день въ Чебокару84 в Маздраньской земле, третей Велик день в Гурмызе, четвертый Велик день взял есми в Ындее з бесермены в Бедере; ту же много плаках по вере кристьяньской.

Бесерменин же Меликъ, тот мя много понуди в веру бесерменьскую стати. Аз же ему рекох: "Господине! Ты намаз каларъсень, мен да намаз киларьменъ; ты бешь намазъ кыларъсиз, мен да 3 каларемен; мень гарипъ, а сень инчай". Он же ми рече: "Истинну ты не бесерменин кажешися, а кристьяньства не знаешь". Азъ же во многыя помышлениа впадох, и рекох в себе: "Горе мне, окаянному, яко от пути истиннаго заблудихся и пути не знаю, уже камо пойду. Господи боже вседрьжителю, творець небу и земли! Не отврати лица от рабища твоего, яко въ скорби семь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; не отврати мя, господи, от пути истиннаго, настави мя, господи, на путь правый, яко никоея же добродетели в нужи тъй не сътворих тобе, господи боже мой, яко дни своя преплых во зле все. Господи мой, олло перводигерь, олло ты, карим олло, рагим олло, карим олло, рагимелло; ахамдулимо. Уже проидоша Великия дни четыре в бесерменской земле, а кристьянства не оставих. Дале богъ выдает, что будет. Господи боже мой, на тя уповах, спаси мя, господи боже мой".

В Ындее же бесерменской, в Великом Бедере, смотрил есми на Великую нощь на Великый день Волосыны да Кола в зорю вошли, а Лось главою стоит на восток.

На багрям на бесерменской выехал султан на геферич, ино с ним 20 возыров великых, да триста слонов наряженых в доспесех булатных да з городки, да и городкы окованы. Да в городках по 6 человекъ в доспесех, да и с пушками да и с пищалми, а на великом слоне по 12 человекъ. Да на всяком по два проборца великых, да к зубом повязаны великые мечи по кентарю, да к рылу привязаны великыа железныа гири85. Да человекъ седит в доспесе промежу ушей, да крюк у него железной великой, да тем его правят. Да коней простых тысяща86 в снастехъ златых, да верьблюдов сто с нагарами, да трубников 300, да плясцов 300, да ковре 300. Да на салтане кавтан весь сажен яхонты, да на шапке чичяк олмаз великый, да саадак87 золот сь яхонты, да три сабли на нем золотом окованы, да седло золото, да снасть золота, да все золото. Да пред ним скачет кафаръ пешь да играет теремцомъ88, да за ним пеших много. Да за ним благой слонъ идет, а весь в камке наряженъ, да обивает люди, да чепь у него железна велика во рте, да обивает кони и люди, кто бы на салтана не наступил блиско.

А брат султанов, а тот седит на кровати на золотой, да над ним терем оксамитен, да маковица золота съ яхонты, да несут его 20 человекъ.

А махтумъ89 седит на кровати же на золотой, да над ним терем шидян с маковицею золотою, да везут его на 4-х конех в снастехъ златых. Да около его людей многое множество, да пред нимъ певцы, да плясцов много; да все з голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да с сулицами, да с копии, да с луки с прямыми с великими. Да кони все в доспесех, да саадаки на них. А иные наги все, одно платите на гузне, сором завышен.

В Бедере же месяць стоит три дни полонъ. В Бедере же сладкаго овощу нет. В Гундустани же силнаго вару нет. Силен варъ в Гурмызе да в Кятобагряим, где ся жемчюг родит, да в Жиде, да в Баке, да в Мисюре, да в Оръобьстани, да в Ларь. А в Хоросанской земль варно, да не таково. А в Чеготани велми варно. В Ширязи, да въ Езди, да в Кашини варно, да ветръ бывает. А в Гиляи душно велми да парище лихо, да в Шамахее паръ лих; да в Вавилоне варно, да в Хумите, да в Шаме варно, а в Ляпе не так варно.

А в Севастии губе да в Гурзыньской земле добро обидно всем. Да Турская земля обидна велми. Да в Волоокой земле обидно и дешево все съестное. Да и Подольская земля обидна всем. А Русь еръ тангрыд сакласын; олло сакла, худо сакла! Бу даниада муну кибить ерь ектуръ; нечикь Урус ери бегляри90 акой тугиль; Урусь ерь абоданъ болсынъ; растъ кам даретъ. Олло, худо, богъ, данъиры.

Господи боже мой! На тя уповах, спасти мя, господи! Путине знаю, иже камо пойду из Гундустана: на Гурмыз пойти, а из Гурмыза на Хоросан пути нету, ни на Чеготай пути нету, ни в Бодату пути нет, ни на Катабогряим пути нету, ни на Ездь пути нет, ни на Рабостан пути нет. То везде булгакъ стал; князей везде выбил. Яишу мырзу убил Узоасанбегъ91, а султан Мусяитя окормыли92, а Узуосанбекъ на Ширязе селъ, и земля ся не скрепила, а Едигерь Махмет93, а тот к нему не едет, блюдется. А иного пути нет никуды. А на Мякку итти, ино стати в веру бесерменскую. Занеже кристьяне не ходят на Мякку веры деля, что ставять в веру. А жити в Гундустани, ино вся собина исхарчити, занеже у них все дорого: один есми человекъ, ино по полутретья алтына на харчю идет на день, а вина есми не пивал, ни сыты.

Меликътучар два города взял индийскых94, что разбивали по морю Индийскому. А князей поималъ семь да казну их взял, юкъ яхонтов, да юкь алмазу да кирпуков, да сто юков товару дорогово, а иного товару безчислено рать взяла. А стоял под городом два года95, а рати с ним двесте тысячь, да слоновъ сто, да 300 верблюдов.

Меликътучар пришол с ратию своею к Бедерю на курбантъ багрям, а по-рускому на Петров день. И султанъ послал 10 возыревъ стретити его за 10 ковов, а в кове по 10 вестъ, а со всяким возырем по 10 тысяч рати своей да по 10 слоновъ в доспесех.

А у меликътучара на всяк день садятся за софрею по пятисот человекъ. А с ним садятся три возыри за его скатертию, а с возырем по 50 человекъ, а его 100 человекъ бояринов вшеретных. У меликътучара на конюшне коней 2000, да 1000 оседланых и день и нощь стоят готовы, да 100 слонов на конюшне. Да на всякую нощь двор его стерегут сто человекъ в доспесех, да 20 трубников, да 10 нагаръ, да 10 бубнов великих - по два человека бьют.

Мызамылкъ, да Мекхан, да Хафаратхан, а те взяли три городы великие96. А с ними рати своей 100 тысяч человекъ да 50 слонов. А ть взял бесчислено яхонтов да камени всякого драгаго много множьство. А все то камение, да яхонты, да алмаз покупили на меликтучара, заповедал делярем пришие97, что гостем не продавати, а те пришли о Оспожине дни к Бедерю граду.

Султан выезжает на потеху в четвергъ да во вторникъ, да три с ним возыри выезжают. А брат выезжает султанов в понеделник с материю да с сестрою. А жонок двъ тысячи выеждает на конех да на кроватех на золоченых, да коней пред ними простых сто в доспесех золотых. Да пеших с нею много велми, да два возыря, да 10 возореней, да 50 слонов в попонах сукняных. Да по 4 человекы на слоне сидит нагих, одно платище на гузне. Да жонки пешие наги, а те воду за ними носят пити да подмыватися, а одинъ у одного воды не пиет.

Меликтучар выехалъ воевати индеян с ратию своею из града Бедеря на память шиха Аладина, а по-рускому на Покров святыя богородица, а рати вышло с ним 50 тысящь, а султан послал рати своей 50 тысящь, да три с ними возыри пошли, а с ними 30 тысячь. Да сто слонов с ними пошло з городкы да в доспесех, да на всяком слоне по 4 человекы с пищалми. Меликтучар пошол воевати Чюнедара великое княжение индийское.

А у бинедарьскаго князя98 300 слонов да сто тысяч рати своей, а коней 50 тысяч у него.

Султан выехал из града Бедеря восмой месяць по Велице дни99. Да с нимъ возыревъ выехало 26 возыревъ; 20 возыревъ бе-серменскых, а 6 возыревъ индийских. А с султаном двора его выехало сто тысяч рати своей конных людей, а двесте тысяч пеших, да 300 слонов з городки да в доспесех, да сто лютых зверей на двою чепехъ.

А з братом салтановымъ вышло двора его 100 тысячь конных, да 100 тысяч пеших людей, да 100 слонов наряженых в доспесех.

А за Малханом вышло двора его 20 тысяч конныхъ, а пеших 60 тысяч, да 20 слонов наряженых. А з Бездер-ханом вышло 30 тысяч конных, да и з братом, да пеших сто тысяч, да слонов 25 наряженых с городки. А с Сул-ханом вышло двора его 10 тысяч конных, а пеших 20 тысяч, да 10 слонов з городки. А с Возыр-ханом вышло 15 тысяч конных людей, да пеших 30 тысяч, да 15 слоновъ наряженых. А с Кутовал-ханом вышло двора его 15 тысяч конных, да пеших 40 тысяч, да 10 слонов. А со всяким возырем по 10 тысяч, а с ыным 15 тысяч конных, а пеших 20 тысяч.

А с ындейским авдономом вышло рати своей 40 тысяч конных людей, а пешихъ людей сто тысяч, да 40 слоновъ наряженых в доспесех, да по 4 человекы на них с пищалми.

А с султаном вышло возырев 26, а со всякымъ возырем по десяти тысяч рати своей, а пешихъ 20 тысящ, а с ыным возырем 15 тысяч конных людей и пеших 30 тысяч. А индийский 4 возыри великих, а с ними рати своей 40 тысячь конных людей, а пеших сто тысяч. И султан ополелся на индеян, что мало вышло с ним, и он еще прибавилъ 20 тысяч пеших людей, две тысячи конных людей, да 20 слонов. Такова сила султанова индейскаго бесерменьскаго. Мамет дени иариа. А растъ дени худо донот - а правую веру богъ выдает. А праваа вера бога единаго знати, и имя его призывати на всяком месте чисте чисто100.

В пятый же Велик день възмыслих ся на Русь. Идох из Бедеря града за месяць до улубагряма101 бесерменьскаго Мамет дени розсулял. А Велика дни кристьянскаго не ведаю Христова въекресения, а говейно же ихъ говех з бесермены, и розговехся с ними, и Велик день взял в Кельбери102 от Бедери 10 ковов.

Султан пришол да меликътучаръ с ратию своею 15 день по улебагряме, а в Келбергу. А война ся имъ не удала, один город взяли индийской103, а людей их много изгибло, и казны много истеряли.

А индийскый же салтан кадам велми силен, и рати у него много. А сидит в горе в Бичинегере, а град же его велми велик. Около его три ровы, да сквозе его река течет. А с одну страну его женьгель злый, а з другую страну пришол долъ, и чюдна места велми и угодна на все. На одну же страну приитти некуды, сквозь градо дрога, а града же взяти некуды, пришла гора велика да дебер зла тикень. Под городом же стаяла рать месяць104, и люди померли безводни, да голов велми много изгибло з голоду да з безводицы. А на воду смотрит, а взяти некуды.

А град же взял индийской меликъчанъ хозя, а взял его силою, день и нощь бился з городомъ 20 дни, рать ни пила, ни ела, под городом стояла с пушками. А рати его изгибло пять тысяч люду добраго. А город взял, ини высекли 20 тысяч поголовья мужскаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял великаго и малаго. А продавали голову полону по 10 тенекъ, а иную по 5 тенекъ, а робята по две тенкы. А казны же не было ничего. А болшаго города не взял.

А отъ Кельбергу поидох до Кулури. А в Кулури же родится ахикь, и ту его делают, на весь свет оттуду его розвозят. А в Курили же алмазников триста сулях микунет. И ту же бых пять месяць, а оттуду же поидох Калики. Ту же бозар велми великъ. А оттуду поидох Конаберга, а от Канаберга поидох к шиху Аладину. А от шиха Аладина поидох ко Аменьдрие, и от Камендрия к Нярясу, и от Кинаряса к Сури105, а от Сури поидох к Дабыли - пристанище Индийскаго моря.

Дабил же есть град велми велик, а к тому же Дабыли а съезжается вся поморья Индийская и Ефиопская. Ту же и окаянный аз рабище Афонасей бога вышняго, творца небу и земли, възмыслихся по вере по кристьянской, и по крещении Христове, и по говейнех святых отець устроеных, по заповедех апостольских и устремихся умом поитти на Русь. И внидох же в таву, и зговорих о налоне корабленем, а от своеа главы два златых до Гурмыза града дати. Внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за три месяцы бесерменскаго говейна106.

Идох же в таве по морю месяць, а не видех ничего. На другий же месяць увидех горы Ефиопскыа, ту же людие вси воскричаша: "Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти", а по-рускыи языком молвят: "Боже осподарю, боже, боже вышний, царю небесный, зде нам судил еси погибнути!"

В той же земли Ефиопской бых пять дни. Божиею благодатию зло ся не учинило. Много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопом, ини судна не пограбили.

А оттудова же идох 12 дни до Мошката. В Мошкате же шестой Велик день взял. И поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызе бых 20 дни. А из Гурмыза поидох к Лари, и в Лари бых три дни. Из Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязе бых 7 дни. И из Ширяза поидох к Вергу 15 дни, а в Велергу бых 10 дни. А из Вергу поидох къ Езди 9 дни, а въ Езди бых 8 дни. А изь Езди поидох къ Спагани 5 дни, а въ Спагани 6 дни. А ис Пагани поидох Кашини, а в Кашини бых 5 дни. А ис Кашина поидох к Куму, а ис Кума поидох в Саву. А из Сава поидох к Султанью, а из Султания придох до Тервизя, а ис Тервиза поидох в оръду Асанбегъ. В орде же бых 10 дни, ано пути нет никуды. А на турскаго107 послал рати двора своего 40 тысяч. Ини Севасть взяли, а Тохат взяли да пожгли, Амасию взяли, и много пограбили сел, да пошли на караманского108 воюючи.

И яз из орды пошол ко Арцыцану, а из Орцыцана пошол семи в Трепизон.

В Трепизон же приидох на Покров святыя богородица и приснодевы Мариа, и бых же въ Трапизоне 5 дни. И на корабль приидох и сговорил о налоне - дати золотой от своеа главы до Кафы; а золотой есми взял на харчь, а дати в Кафе.

А в Трапизоне ми же шубаш да паша109 много зла учиниша.Хлам мой весь к себе възнесли в город на гору, да обыскали все - что мелочь добренкая, ини выграбили все. А обыскивают грамот, что есми пришол из орды Асанбега.

Божиею милостию приидох до третьяго моря Черного, а парсийскимъ языкомъ дория Стимбольскаа. Идох же по морю ветром 10 дни, доидох до Вонады, и ту нас сретили великый ветръ полунощный, възврати нас къ Трапизону, и стояли есмя в Платане 15 дний, ветру велику и злу бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды, и ветръ нас стречает злый, не дасть нам по морю ходити. Олло акь, олло худо перводигерь! Развие бо того иного бога не знаю.

И море же проидохъ,да занесе насъ сыс къ Баликаее, а оттудова к Токорзову, и ту стояли есмя 5 дни. Божиею милостию приидох в Кафу за 9 дни до Филипова заговениа. Олло перводигер!

Милостию божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рух оало, ааликъ солом. Олло акьберь. Аилягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагим. Хуво могу лези, ляляса ильлягу яалимуль гяпби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ляиляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу.

Примечания:

Хождение за три моря тверского купца XV в. Афанасия Никитина - бесспорно, один из наиболее замечательных памятников древнерусской литературы. Важнейшей особенностью этого памятника следует считать его совершенно неофициальный характер - это записки русского человека, попавшего на чужбину, не имевшие определенного адресата.

Мы ничего не знаем об Афанасии Никитине, кроме сведений, содержащихся в "Хождении", и заметки, предшествующей ему в летописной редакции. Как может быть установлено по этим источникам, путешествие Никитина происходило в 1468-1475 гг., незадолго до присоединения Твери к Московскому государству; умер он около 1475 г., не дойдя до Смоленска. Нет оснований считать Афанасия Никитина особенно предприимчивым купцом, сознательно стремившимся в Индию; не был он и дипломатом. Товары, с которыми он отправился в путь, предназначались, очевидно, для продажи на Кавказе. В Индию он пошел "от многия беды", после того как был ограблен в низовьях Волги. Единственным товаром, который он доставил в Индию, был купленный по дороге и проданный с большим трудом конь.

Путевые записки Никитина были, в сущности, дневником, только без разбивки на даты. Он предполагал, конечно, что его дневник прочтут на родине (именно поэтому он записывал наиболее сомнительные с официальной точки зрения разделы по-тюркски и персидскн), но не приспосабливал его к этикетным нормам, характерным для церковной и официальной светской литературы того времени. Своей непосредственностью и конкретностью "Хождение" напоминало рассказ Иннокентия о последних днях жизни Пафнутяя Боровского. Личностный характер рассказа Никитина, способность его автора раскрыть читателю свой внутренний мир - этими чертами "Хождение" перекликается с величайшим памятником древнерусской литературы, созданным два века спустя, - "Житием" протопопа Аввакума.

"Хождение за три моря" дошло до нас в трех изводах, или редакциях. Один из них содержится в составе Софийской второй и Львовской летописей, восходящих к своду 1518 г., отражавшему, в свою очередь, более ранний летописный свод 80-х гг. XV в.; второй входит в сборник конца XV - начала XVI в. из Музейного собрания ГБЛ (принадлежавший ранее Троицкому монастырю и именуемый поэтому обычно Троицким); третья редакция, входящая в состав поздней летопнсно-хронографнческой компиляции, относится уже к XVII в. Отрывки из "Хождения" читаются также в сборнике конца XV в.- ГБЛ, ф. 178, № 3271 (л. 35 об.).

В настоящем издании мы публикуем текст "Хождения за три моря" по Эттерову списку Львовской летописи (ГПБ, F. IV. 144, лл. 442 об. - 458 об.) с исправлением по Архивскому списку Софийской второй летописи (ЦГАДА, ф. 181, № 371/821, лл. 193-220 об.) и Троицкому списку (ГБЛ, ф. 178, № 8665, лл. 369-392 об.).

Два больших пропуска в летописном изводе ("...всех в Дербенте доброволно... Гурмызъ есть на острове, а ежедень..." - с. 448, "Приидох же в Бедерь... а виденье обезьянино" - с. 456) восполнены по Троицкому списку (вставки эти, в отличие от более мелких, не отмечены в тексте курсивом).

Сведения об авторе "Хождения за три моря", Афанасии Никитине, скудны. Книжник, внесший «Хождение...» в летопись, записал, что "Офонас Тверитин купец" "был в Ындее 4 года", «Смоленьска не дошед умер». Купцы привезли его «тетрати» «к Мамыреву Василью, к дияку великого князя на Москву». Время, в которое происходило путешествие, по различным соображениям и деталям, датируют двояко: 1466—1472 гг. (И.И. Срезневский, Н.В. Водовозов, Н.И. Прокофьев) и 1471—1475 гг. (Л.С. Семенов, Я.С. Лурье). Летописец же сообщает, что ему неизвестно, когда путешествовал Афанасий, он знает только, что началось его путешествие одновременно с поездкой Василия Папина с кречетами послом от великого князя, причем он за год до казанского похода пришел из Орды. Иначе говоря, проблема хронологии путешествия до сих пор остается открытой. «Хождение за три моря» дошло в семи списках (один из которых содержит лишь отрывки из произведения) и трех редакциях.

"Хождение за три моря": краткое содержание

Произведение начинается кратким вступлением, упоминающим названия морей, через которые прошел повествователь. Если сравнивать его со вступлением к «Хождению игумена Даниила», сразу становится ясным различие двух разновидностей жанра. От авторского самоуничижения в тексте Афанасия остается лишь сочетание «грешное хождение», полностью отсутствуют рассуждения о цели произведения и ссылки на библейские тексты.

В структуре произведения выделяется несколько различных по объему повествовательных частей. Первая, следующая непосредственно за вступлением, — о путешествии Афанасия из Твери до Дербента. В ней необычайно подробно и живо рассказывается о трудностях, встретившихся путешественникам, многие из которых, как и сам автор, потеряли в пути все товары, приготовленные для торговли в Персии, поскольку суда были захвачены татарами. В деталях повествуется и о том, как ширваншах вызволил из плена людей, ехавших к нему. Эта часть отличается особой живостью рассказа благодаря перечислению действий всех персонажей и передаче их речи в формах как прямой, так и косвенной.

Вторая часть, рассказывающая о пути из Дербента в Индию, схематична. Главным образом ее содержание сводится к перечислению географических пунктов, через которые прошел Афанасий. Изредка в этот перечень вставляются краткие замечания о природных явлениях ("А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет"), о бытовых объектах, удивляющих русского человека ("...а фуники кормять животину, батман по 4 алтыны"), о временных рамках путешествия ("А в Гурмызе был есми месяць").

Третья, центральная часть, самая пространная, посвящена странствию Афанасия Никитина по Индии. Здесь, как и в предыдущей части, автор приводит рассказы о городах, в которых он побывал, указывая время, необходимое для перехода от одного пункта до другого, и время, которое он провел в том или ином месте ("А от Пали до Умри 10 дни", "А зимовали есмя в Чюнере, жили есмя два месяца"). Путевые очерки, посвященные разным пунктам, неоднородны по составу и содержат впечатления путешественника от самых разнообразных явлений чужеземной жизни. Так, повествуя о Чюнере (Джуннаре), Афанасий упоминает о правителе Асатхане, его военной силе, обычаях, подробно рассказывает о зиме, прожитой им в этом городе, о земледельческих работах и особенностях скотоводства. Привлекли внимание путешественника обычай поселять купцов по подворьям и зимняя одежда жителей.

Самый драматичный эпизод этого очерка — рассказ о том, как у Афанасия хан забрал жеребца, которого тот хотел выгодно продать, и о чудесном спасении самого автора от перехода в мусульманство и возвращении ему жеребца на Спасов день.

Содержатся в очерке и сведения торгового характера: Афанасий, которого купцы в Персии уверяли, что в Индии есть что купить для продажи на Руси, убедился, что это неверно, все товары подходят только для местной торговли, возить их на Русь невыгодно и опасно. Состав очерка типичен для всей этой части. Из тех составляющих, которые не вошли в него, но есть в других очерках, нужно отметить рассказы о войске, его вооружении и средствах передвижения, об обычаях знатных людей, их жилищах, о кастах, существовавших в буддистской части Индии, о божествах и верованиях, о еде, о месторождениях драгоценных камней, полезных растениях, непривычных для Руси, о климате различных мест; легенды (их всего две, и связаны они с местными индийскими источниками).

Четвертую часть произведения "Хождение за три моря" (краткое содержание) составляет рассказ о пути Афанасия из Индии на родину. Он соединяет в себе особенности первой и второй частей. С одной стороны, здесь присутствует живой рассказ о длительном путешествии по морю до Эфиопии, а с другой — автор кратко упоминает основные пункты по дороге оттуда в Трапезунд, указывая время, которое затратил на переезды в них. Рассказ о путешествии из Трапезунда в Кафу наполнен бытовыми подробностями приключений многострадального автора, которого приняли за шпиона «из орды Асанбега» и «обыскали все — что мелочь добренкая, ини выграбили все».

В заключение «Хождения за три моря» следует упоминание о трех пройденных морях и молитва на смеси восточных языков. Таким образом произведение получает завершенную кольцевую композицию.

Преобладающим принципом повествования в «Хождении за три моря» становится хронологический: Афанасий указывает расстояние между пунктами в днях пути и по существу отказывается от строгого следования топографии, заметив еще во второй части: "А то есмы городы не все писал, много городов великих". Следовательно, тенденция, проявившаяся уже в «Хождении Игнатия Смольнянина», получила свое завершение в первом полностью светском купеческом «хождении».

Образ автора и героев "Хождения за три моря"

Образ повествователя в «Хождении...» также отличается новыми чертами. Круг предметов, интересующих путешественника, значительно расширяется, одновременно увеличивается количество людей, с которыми он встречается и о которых рассказывает читателю. Ему приходится приспосабливаться к условиям тех мест, где он проходит, иногда даже изменяя имя (в Индии он называл себя на мусульманский лад — «Хозя Исуф Хоросани»). При этом Афанасий проявляет удивительную терпимость к чужим обычаям и нравам, по большей части не осуждая и не восхваляя их. В отличие от паломников по святым местам, он находился в иноверческой среде, и это доставляло ему постоянные нравственные страдания. Хотя путешественник нигде не высказывал своего отрицательного отношения к иным верованиям и даже пристально наблюдал за религиозными обрядами мусульман и индуистов, все же эти верования оставались для него чужими. Ограбленный в самом начале своего пути, он утратил книги, которые помогли бы ему ориентироваться во времени христианских праздников, поэтому на протяжении всего произведения он сетует, что не вовремя исполняет обряды.

Глубокую печаль ощущает путешественник от сознания, что он отступил от правил своей веры, хотя в этом и не виноват, и неоднократно обращается с молитвами к Богу, прося простить его. Афанасию Никитину свойственна не только приверженность православию, но и гордость за него. Так, находясь на буддистской территории, он открыл индийцам, что он не мусульманин, а христианин, и они перестали скрывать от него свой быт.

Образ родины постоянно присутствует в размышлениях повествователя "Хождения за три моря". Он не только вспоминает о Руси, сравнивая обычаи чужестранцев со своими, но и думает о судьбе родной земли, записывая, например, на смеси восточных языков: «Русская земля да будет Богом хранима!»

Так повествователь в "Хождении за три моря" становится фактически главным героем произведения, предстающим перед читателем не просто как наблюдатель, как это было в паломнических «хождениях», но как самобытная личность, чей образ раскрывается не только в действиях и поступках, но и в молитвах и размышлениях. Такое изменение в изображении человека отвечает духу эпохи и сходно с теми процессами, которые происходили в других жанрах.

В произведении большое количество эпизодических персонажей: татары, встретившиеся купцам во время путешествия и обманувшие их; Василий Папин, посол ширвашпаха Хасанбек; сам Ширваншах; хан, забравший у Афанасия жеребца, и многие другие. Эти герои нарисованы отдельными штрихами через поступки или прямую речь, причем путешественник воздерживается от сколько-нибудь резких оценок, хотя по отношению к нему многие из упомянутых персонажей проявляют несправедливость. Рассказывая же о нравах, обычаях чужеземцев, автор чаще прибегает к обобщенным образам ("бесермены", «индеяне», «мужи», «жены»).

В целом можно говорить о том, что в первом дошедшем до нас купеческом "хождении" изменяется объект повествования по сравнению с паломнической разновидностью жанра: вместо определенных географических пунктов с их христианскими святынями главным предметом описания становится жизнь людей в ее многообразных повседневных проявлениях, увиденная и запечатленная путешественником-чужеземцем.

От издательства

И мя тверского купца Афанасия Никитина (ок. 1433–1472) у всех на слуху. Всем известно, что он ходил в Индию и оставил «Хождение за три моря», и, если заглянуть в карту, можно даже догадаться, что три моря – это Черное, Каспийское и Аравийское. Но многие ли имели удовольствие наслодиться этим замечательным повествованием?

Путешествие за три моря не было первым для Афанасия. Скорее всего, к своим 33 годам, когда он отправился в Персию с посольством Ивана III, этот предприимчивый человек успел немало побродить по свету. Много знал, много повидал. Может быть, в те времена не так уж далеки друг от друга были Запад и Восток? Может быть, в Средние века не было такой уж пропасти между Европой и Азией, между западными и восточными верованиями и обычаями? Может быть, мы отгородились друг от друга позднее?

Как бы там ни было можно смело утверждать, что именно купцы, а не ученые, завоеватели и авантюристы, с таким упорством расширяли пределы известного мира, искали – и находили новые земли, устанавливали связи с новыми народами. А этого не достичь одной отвагой и бесшабашностью, не обойтись без способности к компромиссам, уважения к новому и дружелюбия. Жаль только, что следом, по проложенным торговыми людьми путям шли орды безжалостных кочевников и жадных правителей, каленым железом выжигая робкие ростки взаимопонимания и веротерпимости. Купец же ищет выгоды, а не ссоры: война – саван торговли.

Среди тысяч купцов, пускавшихся в полные опасностей путешествия в отчаянной решимости подороже сбыть, подешевле купить, можно по пальцам перечесть тех, кто оставил по себе путевые записи. И Афанасий Никитин – среди них. Более того, ему удалось посетить страну, куда, кажется, до него не ступала нога европейца, – удивительную, вожделенную Индию. Его немногословное «Хоженiе за трi моря Афонасья Микитина» вместило целую россыпь драгоценных сведений о староиндийской жизни, до сих пор не утративших своей ценности. Чего стоит одно только описание торжественного выезда индийского султана в окружении 12 визирей и в сопровождении 300 слонов, 1000 всадников, 100 верблюдов, 600 трубачей и плясунов и 300 наложниц!

Весьма поучительно узнать и о тех трудностях, с которыми христианин Афанасий столкнулся в чужой стране. Конечно, не он первый мучительно искал способ сохранить свою веру среди иноверцев. Но именно его повествование – ценнейший европейский документ, являющий пример не только духовной стойкости, но также веротерпимости и умения отстоять свои взгляды без ложного героизма и пустых оскорблений. И можно до хрипоты спорить, принял ли Афанасий Никитин мусульманство. Но разве сам факт того, что он всеми силами стремился вернуться на Родину, не доказывает, что он остался христианином?..

Внятное и размеренное, лишенное всяких литературных излишеств и при этом очень личное повествование Афанасия Никитина читается одним духом, но… ставит перед читателем множество вопросов.

Как этот человек, лишившись всего своего имущества, добрался до Персии, а оттуда в Индию? Знал ли он заранее заморские языки, или выучил их по дороге (ведь он так точно передает русскими буквами татарскую, персидскую и арабскую речь)? Было ли среди русских купцов обыкновенным умение ориентироваться по звездам? Как он добывал себе пропитание? Как собрал деньги, чтобы возвращаться в Россию?

Разобраться во всем этом Вам помогут повествования других путешественников – купцов и послов, составившие приложение к этой книги. Познакомьтесь с записками францисканца Гийома де Рубрука (ок. 1220 – ок. 1293), изо всех сил пытающегося выполнить свою миссию и постоянно сетующего на нерадивость толмачей; русского купца Федота Котова, который отправился в Персию около 1623 г. и для которого на первом, на втором да и на третьем месте торговые выгоды и состояние торговых путей; и венецианцев Амброджо Контарини и Иосафата Барбаро, посла и купца, побывавших в России по дороге в Восточные страны в 1436–1479 гг. Сравните их впечатления. Оцените, как изменился мир за четыре столетия. И может быть именно вам откроется истина…

Афанасий Никитин. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ

Древнерусский текст Троицкий список XVI в.

З а молитву святыхъ отець наших, господи Ісусе Христе, сыне божій, помилуй мя раба своего гр?шнаго Афонасья Микитина сына. Се написах гр?шьное свое хоженіе за трі моря: прьвое море Дербеньское, дорія Хвалитьскаа; второе море Инд?йское, дорія Гондустаньскаа; третье море Черное, дорія Стемъбольскаа. Поидохъ отъ святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыкы Генадія Тв?рьскыхъ, поидох на низъ Волгою и приидохъ в манастырь къ свят?й живоначалной Троици и святымъ мученикомъ Борису и Гл?бу; и у игумена ся благословивъ у Макарія братьи; и с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною Грамотою. И князь великі отпустилъ мя всея Руси доброволно. И на Елесо, въ Новъгородъ Нижней к Михаилу къ Киселеву к нам?стьнику и къ пошьлиннику Ивану Сараеву пропустили доброволно. А Василей Папин проехалъ въ городъ, а язъ ждалъ в хіовъ город? дв? недели посла татарьскаго ширвашина Асамъб?га, а ехал с кречаты от великаго князя Ивана, а кречатовъ у него девяносто. И поехал есми с нимъ на низъ Волгою. И Казань есмя, и Орду, и Усланъ, и Сарай, и Верекезаны проехали есмя доброволно. И въехали есмя въ Вузанъ р?ку.

И ту наехали нас три татарины поганыи и сказали нам лживыя в?сти: Каисымъ солтанъ стережет гостей въ Бузані, а с нимъ три тысячи тотаръ. И посолъ ширвашин Асанб?гъ далъ имъ по однорядкы да по полотну, чтобы провели мимо Азътарханъ. И они по одноряткы взяли, да в?сть дали в Хазъторохани царю. И язъ свое судно покинулъ да пол?зъ есми на судно на послово и с товарищи. Азътарханъ по м?сяцу ночи парусом, царь насъ вид?л и татаров? намъ кликалі: «Качьма, не б?гайте!» И царь послалъ за нами всю свою орду. И по нашим гр?хомъ нас постигли на Бугун?, застрелили у нас челов?ка, а мы у нихъ дву застрелили; и судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да розграбили, а моя рухлядь вся в меншемъ судн?. А болшимъ есмя судном дошли до моря, ино стало на усть Волгы на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взадъ тянули до езу. И тутъ судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые, а нас отпустили голими головами за море, а вверьх насъ не пропустили в?сти д?ля. И пошли есмя к Дербеньти дв?ма суды: в одномъ судн? посол Асамъб?гъ, да тезикы, да русаковъ насъ 10 головами; а в другомъ судн? 6 москвичь да 6 тверичь.

И въстала фуръстовина на мор?, да судно меншее разбило о берегъ, и пришли каитаки да людей поимали вс?хъ. И пришлі есмя в Дерьбенть. И ту Василей поздорову пришелъ, а мы пограблены. И билъ есми челом Василью Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловалъ о людех, что ихъ поимали под Тархы кайтаки. И Осанб?гъ печаловался и ездилъ на гору к Бултаб?гу. И Булатъб?гъ послалъ скоро да къ ширванш?б?гу: что судно руское разбило под Тархи, и кайтакы пришедъ людей поимали, а товаръ их розъграбили. А ширваншаб?гъ того часа послалъ посла к шурину своему Алильбегу кайтаческому князю, что судно ся мое разбило подъ Тархы, и твои люди пришед, людей поимали, а товаръ ихъ пограбили; и ты бы мене д?ля люди ко мн? прислалъ и товаръ их собралъ, занеже т? люди посланы на мое имя; а что тоб? будет надобетъ б? у меня, и ты ко мне пришли, и язъ тоб?, своему брату, за то не стою и ты бы их отпустилъ доброволно меня д?ля. И Алильб?гъ того часа отослалъ людей вс?х в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их къ ширванши въ-рду его коитулъ. А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челомъ, чтобы нас пожаловалъ, ч?м доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы заплакавъ да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамах?е, а иные пошли работать к Бак?.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Бак?, гд? огнь горить неугасимы; а изъ Бакі пошелъ есми за море к Чебокару, да тутъ есми жил въ Чебокар? 6 м?сяць, да в Сар? жил м?сяць в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми м?сяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило. А из Др?я к Кашени, и тутъ есми былъ м?сяць. А изъ Кашени к Наину, а из Наина ко Езд?и, и тутъ жилъ есми м?сяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома къ Лару, а изъ Лара к Бендерю. И тутъ есть пристанище Гурмызьское, и тутъ есть море Индейское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дорія; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили. А Гурмызъ есть на остров?, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тутъ есми взялъ 1 Великъ день, а пришел есми в Гурмызъ за четыре нед?ли до Велика дни. А то есми городы не вс? писалъ, много городовъ великих. А в Гурмыз? есть варное солнце, челов?ка съжжеть. А въ Гурмыз? былъ есми м?сяцъ, а изъ Гурмыза пошелъ есми за море Инд?йское, по Велице дни в Фомину нед?лю, в таву, с коньми.

И шли?емя морем Д?гу 4 дни; от Д?га Кузряту; а от Кузрята Конбату, а тутъ ся родить краска да лекъ. А отъ Канбата к Чивилю, а от Чивиля есмя пошли в семую нед?лю по Велиц? дни, а шли есмя в тав? 6 нед?ль моремъ до Чивиля. И тутъ есть Инд?йскаа страна, и люди ходять нагы вс?, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены, а вс? ходят брюхаты, д?ти родять на всякый год, а детей у нихъ много, а мужы и жены вс? черны; язъ хожу куды, ино за мною людей много, дивятся б?лому челов?ку. А князь их – фота на голов?, а другаа, на бедрах; а бояре у них ходять – фота на плещ?, а другыя на бедрах, а княгыни ходять – фота на плечемъ обогнута, а другаа на бедрах; а слугы княжия и боярьскыя – фота на бедрахъ обогнута, да щит да меч в руках, а иныя с сулицами, а ины с ножи, а иныя с саблями, а иныи с лукы и стрелами; а вс? нагы, да босы, да болкаты; а жонки ходят голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 л?тъ, а сором не покрытъ. А изъ Чювиля пошли есмя сухомъ до Пали 8 дни до инд?йскыя горы. А отъ Пали до Умри 10 дни, то есть городъ инд?йскый. А отъ Умри до Чюнейря 6 дний, и тут есть Асатъхан Чюнерьскыя инд?йскыя, а холопъ Меликътучяровъ, а держить, сказывають, седмь темь отъ Меликтучара.

А Меликтучаръ с?дит на 20 тмахъ; а бьется с кафары 20 л?т есть то его побиють то онъ побивает ихъ многажды. Ханъ же езди на людех, а слоновъ у него и коний много добрых, а людей у него много хорозанцевъ; а привозять их изъ Хоросаньскыя земли, а иныя из Орабаньскыя земли, а иныя ис Тукърмескыя земли, а иныя ис Чеготаньскыя земли, а привозять все моремъ въ тавах, Инд?йскыя земли корабли. И язъ гр?шный привезлъ жеребьца в Ынд?йскую землю, дошел есми до Чюнеря богъ дал поздорову все, а стал ми сто рублевъ. Зима же у них стала с Троицина дни. А зимовали есмя в Чюн?йр?, жили есмя два м?сяца; ежедень и нощь 4 м?сяца, а всюда вода да грязь. В т? же дни у них орють да с?ють пшеницу, да тутурганъ, да ногут, да все съястное. Вино же у нихъ чинять в великых ор?сех кози гундустаньскаа; а брагу чинят въ татну, кони кормять нохотом, да варять кичирисъ с сахаромъ да кормять кони, да с масломъ, порану же дають шьшени. Во Инд?йской же земли кони ся у нихъ не родят, въ ихъ земли родятся волы да буволы, на т?хъ же?зд?ть и товаръ иное возять, все д?лають. Чюнеръ же град есть на острову на каменомъ, не д?ланъ ничим, богомь сътворенъ; а ходять на гору день по единому челов?ку, дорога т?сна, поити нелзя.

Во Инд?йской земли гости ся ставять по подворьемь, а?сти варять на гости господарыни, и постелю стелять, и спять с гостьми, сикишь илересънь ду житель берсень, достурь авратъ чектуръ а сикишь муфутъ любять б?лых людей. Зим? же у них ходять люди фота на бедрах, а другаа на плещем, а третья на голов?; а князи и бояря тогда въздевають на собя порткы, да сорочицу, да кавтанъ, да фота по плечемъ, да другою ся опояшеть, а третьею фотою главу обертить; а се оло, оло, абрь оло акъ, оло керимъ, оло рагымъ. А в томъ Чюнер? ханъ у меня взял жерепца, а ув?дал, что яз не бесерменинъ, русинъ, и онъ молвит: «И жерепца дам да тысячю золотых дам, а стань в в?ру нашу в Махм?т дени; а не станешь в в?ру нашу в Махмет дени, и жерепца возму и тысячю золотыхъ на глав? твоей возму». А срокъ учинил на 4 дни, въ гов?йно успении на Спасовъ день. И господь богъ смиловася на свой честный праздникъ, не отстави от меня милости своея грешнаго и не повел? погыбнути въ Чюнер? с нечестивымі; в канун Спасова дни при?хал хозяйочи Махмет хоросанец билъ есми челомъ ему, чтобы ся о мн? печаловалъ; и он?здилъ к хану в город, да мене отпросил, чтобы мя в в?ру не поставили, да и жерепца моего у него взялъ.

Таково господарево чюдо на Спасовъ день! Ино, братья русьскіи християне, кто хочеть поити в Ынд?йскую землю, и ты остави в?ру свою на Руси, да въскликну Махмета, да поиди в Густаньскую землю. Мене залгали псы бесермена, а сказывали всего много нашего товару, ано н?тъ ничего на нашу землю; все товаръ б?ло на бесермьньскую землю, перець да краска, то дешево; ино возят аче моремъ, иныи пошлины не дають. А люди иные намъ провести пошлины не дадут, и пошлины много, а разбойников на море много. А розбивають все кофары, ни крестіяне, ни бесерьмена; а молятся каменнымъ болваномъ, а Христа не знають. А ис Чюнеря есмя вышли на Успение Пречистые к Бедерю к большему ихъ граду. А шли есмя м?сяць; а отъ Бедеря до Кулонкеря 5 дний; а отъ Кулонгеря до Кельбергу 5 дни. Промежю т?хъ великых градовъ много градовъ; на всякъ день по три грады, а на иной день и 4 грады; колко ковъвъ, толко градов. А отъ Чювиля до Чюнейря 20 кововъ, а отъ Чюнеря до Бедеря 40 кововъ, а отъ Бедеря до Колуньгоря 9 кововъ, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов. В Бедери же торгъ на кони, да на товаръ, да камкы, на шелкъ и на всякой иной товаръ, да купити в нем люди черныя; а иныя в немъ купли н?тъ. Да все товаръ их гундостаньской, да соястной все овощь, а на Русьскую землю товара н?тъ.

А все черныя, а все злод?и, а жонки все бляди, да в?дь, да тать, да ложь, да зельи, господаря морять. Во Инд?йской земли княжать все хоросанци, и бояре все хоросанци; а гундустанци все п?шиходы, а ходят борзо, а все нагы да босы, да щитъ в руц?, а в другой мечь, а иныя слугы с великими с прямимы лукы да стрелами. А бой их все слоны, да п?шихъ пускають наперед, хоросанци на конехь да в досп?сехъ, и кони и сами; а къ слономъ вяжуть к рылу да к зубомъ великия мечи по кендарю кованы, да оболочат ихъ в досп?хъ булатный, да на них учинены городъкы, да и в горотък? по 12 челов?къ в досп?сех, да все с пушками да стрелами. Есть у них одно м?сто, шихбъ Алудинъ піръ атыръ бозаръ алядинандъ, на год единъ бозаръ, съ?ждается вся страна Инд?йская торговати, да торгують 10 дний; от Бедеря 12 кововъ, приводять коней до 20 тысящь продають, всякый товаръ свозять; во Гондустаньской земли той торгъ лучшій, всякый товаръ продають, купят, на память шиха Аладина, на руськый праздникъ на Покровъ святыя богородица. Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летает ночи, а кличеть «гукукъ».

А на которой хоромин? с?дить, то тут челов?къ умреть; а къто ея хочеть убити, ино у нея изо рта огнь выйдеть. А мамонь ходят ночи да имають куры, а живуть въ гор? или в каменье. А обезьяны то т? живуть по лесу, да у них есть князь обезьяньскый, да ходіи ратию своею, да кто их заимаеть и они ся жалують князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и они, пришедъ на град, и дворы разволяють и людей побьють. А рати ихъ, сказывають, велми много, и языкы их есть свои, а детей родять много; да которой родится не в отца, не в матерь, они т?х мечють по дорогамъ; ины гондустанци т?х имают да учать их всякому рукод?лью, а иных продають ночи, чтоб взад не знали поб?жати, а иных учат базы миканетъ. Весна же у них стала с Покрова святыя богородица; а празднують шиху Аладину и весн? дв? нед?ли по Покров?, а празднують 8 дни; а весну держать 3 м?сяца, а л?то 3 месяца, а зиму 3 м?сяца, а осень 3 м?сяца. В Бедери же их столъ Гундустану бесерменьскому. А град есть в?ликъ, а людей много велмии; а салтан великъ 20 л?т, а держать бояре, а княжат фарасанци, а воюють все хоросанци. Есть хоросанець Меликтучаръ бояринъ, ино у него рати дв?сте тысячь, а у Мелик хана 100 тысячь, а у Харат-хана 20 тысячь; а много тех хановъ по 10 тысячь рати.

А с салтаном выходят 300 тысяч рати своей. А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добр? и пышны велми; а все их носять на кровати своеих на сребряных, да пред ними водят кони въ снастех золотых до 20; а на конехъ за ними 300 челов?къ, а п?ших 500 челов?къ, да трубниковъ 10, да нагарниковъ 10 человекъ, да свир?лниковъ 10 челов?къ. Султан же выещаеть на пот?ху с матерью да с женою, ино с ним челов?ковъ на конех 10 тысящь, а п?шихъ 50 тысящь, а слоновъ водят 200 наряженых в досп?с?х золочоных, да пред ним 100 человекъ трубниковъ, да плясцевъ 100 челов?къ, да коней простых 300 въ снастех золотых, да обезьянъ за ним 100, да блядей 100, а все гаурыкы. В султанов же дворъ 7-ры ворота, а в ворот?х с?дят по 100 cторожевъ да по 100 писцевъ кофаровъ; кто поидеть, ини записывають, а кто выйдет, ини записывають; а гариповъ не пускають въ град. А дворъ же его чюденъ велми, все на вырез? да на золот?, и посл?дний камень выр?занъ да золотомъ описанъ велми чюдно; да во двор? у него суды розныя. Городъ же Бедерь стерегутъ в нощи тысяча челов?къ кутоваловых, а?здять на конех да в досп?сех, да у вс?х по св?тычю. А язъ жерепца своего продал в Бедери, да наложилъ есми у него 60 да и 8 футуновъ, а кормилъ есми его годъ.

В Бедери же змии ходят по улицам, а длина ея дв? сажени. Приидох же в Бедерь о загов?йне о Филипов? ис Кулонг?ря и продал жеребца своего о Рожеств?, и тут бых до великого заговейна в Бедери и познася со многыми инд?яны и сказах имъ в?ру свою, что есми не бесерменинъ исаяденіені есмь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся отъ меня крыти ни о чемъ, ни о?ств?, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти. Да о в?р? же о их распытах все, і оны сказывают: в?руем въ Адама, а Буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А в?ръ въ Инд?и вс?х 80 и 4 в?ры, а все в?рують в Бута; а в?ра с в?рою ни пиеть ни ястъ, ни женится, а иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яица ядять а воловины не ядять никакаа в?ра. В Бедери же бых 4 м?сяца и св?щахся съ инд?яны поити к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскыи Мягъкат, д? их бутхана. Там же поидох съ инд?яны да будутханы м?сяць, и торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть с пол-Тв?ри, камена, да р?заны по ней д?яния Бутовыя, около ея всея 12 р?зано в?нцевъ, какъ Бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое челов?ческым образомъ являлся; другое челов?къ, а носъ слоновъ; третье челов?къ, а виденье обезьанино; въ четвертые челов?къ, а образомъ лютаго зв?ря, являлся имъ все съ хвостом, а вырезанъ на камени, а хвостъ черезъ него сажень.

К бухану же съеждается вся страна Инд?йскаа на чюдо Бутово; да у бутханы бреются старыя жонкы и д?вки, а бреють на соб? вс? волосы, и бороды, и головы, да поидуть к бутхану; да со всякыя головы емлють по дв? шекшени пошлини на Бута, а с коней по четыре футы; а съ?жшается к бухану вс?хъ людей бысть азаръ лекъ вахтъ башетъ сат азаре лекъ. В бухан? же Бутъ выр?занъ ис камени, велми великъ, да хвостъ у него черезъ него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ, акы Устьянъ царь Царяградскы, а в л?вой руц? у него копіе, а на немъ н?тъ ничево, а гузно у него обязано ширинкою, а виденье обезьянино, а иныя Буты нагы, н?т ничево, кот ачюк, а жонкы Бутавы нагы вырезаны и с соромомъ, и з детми, а перет Бутом же стоитъ волъ велми великъ, а вырезанъ ис камени ис чернаго, а весь позолочен, а ц?лують его въ копыто, а сыплют на него цв?ты, и на Бута сыплют цв?ты.

Инд?яне же не ядят никоторого мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы ни свинины, а свиней же у них велми много; а ядят же днем двожды, а ночи не ядять, а вина не пиють, ни сыдны; а с бесермены не піють, ни ядять. А?ства же их плоха, а одинъ съ дним ни піеть ни ястъ, ни с женою; а ядят брынець, да кичири с маслом, да травы розныя ядят, все рукою правою, а левою не приимется ни за что; а ножа не держать, а лъжици не знають; а на дороз? кто же соб? варит кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермян скрыются, чтобы не посмотрилъ ни в горнець, ни вь яству; а посмотрил бесерменинъ на?ству, і онъ не ястъ, а ядять иные, покрываются платомъ, чтобы никто не вид?лъ его. А намазъ же их на востокъ по-руськы, обе рукы подымають высоко, да кладуть на т?мя, да ложатся ниць на земли, да все ся истягнеть по земли, то их поклоны. А ясти же садятся, ини омывають рукы да и ногы, да и ротъ пополаскывають. А бутуханы же их безъ дверей, а ставлены на востокъ, а буты стоятъ на востокъ. А кто у нихъ умреть, и они т?х жгут да пепел сыплють на воду. А у жены дитя родится, ино бабить мужь, а имя сыну даеть отець а дочери мати; а добровтра у них н?тъ, а сорома не знають. Или пришел, ины ся кланяють по чернечьскы, обе рукы дотычють до земли, а не говорить ничево.

К Первот? же яздять о Великомъ загов?йне, къ своему буту, тотъ их Іерусалимъ, а по-бесерменьскыи Мякъка, а по-рускы Ерусалимъ, а по-инд?йскый Парватъ. А съеждаются вс? нагы, только на гузне платъ; а жонкы вс? нагы, толко на гузне фота, а иныя в фотах, да на шиях жемчюгъ, много яхонтовъ, да на рукахъ обручи да перстьни златы олло оакъ, а внутрь к бутхану яздять на волех, да у вола рога окованы м?дью, да на шие колоколцевъ 300, да копыта подкованы; а т? волы ачьче зовут. Инд?яне же вола зовуть отцемъ, а корову матерью, а каломъ ихъ пекут хл?бы и?ству варять соб?, а попеломъ т?мъ мажуться по лицу, и по челу, и по всему т?лу ихъ знамя. В нед?лю же да в понед?лникъ ядять единожды днемъ. В Ынд?е же какъ пачекъ-туръ, а учюзе-дерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атырьсеньатле жетель берь; булара досторъ: а кулъ каравашь учюзъ чар фуна хубъ бемъ фуна хубесия; капкара амь чюкъ кичи хошь. От Первати же приехал есми в Бедерь, за 15 дни и до бесерменьскаго улубагря. А Великого дни въскресения Христова не в?даю, а по прим?тамъ гадаю – Великый день бываеть хрестьяньскы первие бесерьменьскаго багрима за 9-ть день или за 10 дни.