Книжные Эвересты: самые трудные для прочтения романы. Кто написало самый сложный текст для восприятия

Выискивая интересную книгу, люди часто обращаются к различным рейтингам и рекомендациям экспертов. Нашу сегодняшнюю десятку литературных произведений осилит далеко не каждый читатель. Дело в том, что портал The Millions опубликовал рейтинг самых трудночитаемых книг в истории .

Каждое из произведений, угодивших в десятку, отличается приличным объемом, сложным запутанным слогом, странной структурой и замысловатым синтаксисом. Прочитав одну-две книги из нашего сегодняшнего списка, вы имеете полное право похвастаться своим интеллектуальным превосходством, а также недюжинной силой воли.

Лесбийский роман американской писательницы-модернистки редактировал поэт и драматург Томас Стернз Элиот. От этого произведение не стало легче, хотя некоторые литературные порталы регулярно включают её в обязательных для прочтения.

9. Джонатан Свифт, «Сказка бочки»

Антицерковный памфлет был подвергнут запрету самим Папой Римским. Сюжет произведения пересказать невозможно по причине его полного отсутствия. Автор много и пространно рассуждает обо всех аспектах человеческой жизни, ее законах и принципах. Отдельные части памфлета логически никак не связаны между собой.

8. Георг Гегель, «Феноменология духа»

Одна из главных работ философа имеет три части, посвященные соответственно сознанию, самосознанию и абсолютному субъекту. Искушенным книголюбам философского склада понравятся новаторские для своего времени идеи Гегеля, основанные на понятии «являющегося духа». Книга считается фундаментальным трудом в истории философской мысли.

7. Вирджиния Вулф, «На маяк»

Роман погружает читателя в размышления о времени и о течении человеческой жизни. Автор выстраивает настоящий калейдоскоп из обрывков мыслей разных героев. Сюжет практически отсутствует. Даже поклонники творчества Вулф называют роман противоречивым.

6. Сэмюэль Ричардсон, «Кларисса»

Неторопливый сюжет романа, пространный анализ мыслей и поступков героев, постоянные отсылки к более ранним событиям вызывают у большинства читателей неоднозначные чувства. «Кларисса» считается лучшим романом Ричардсона.

5. Джеймс Джойс, «Поминки по Финнегану»

Этот комический роман ирландский модернист писал 16 лет. Текст произведения представляет собой непредсказуемую смесь каламбуров на разных языках. Малодоступный для понимания роман вызывает противоречивую реакцию литературоведов.

4. Мартин Хайдеггер, «Бытие и время»

Произведение оказало существенное влияние на философию XX столетия. Как и каждый фундаментальный труд по философии, «Бытие и время» никому не покажется легким и необременительным чтивом.

3. Гертруда Стайн, «Становление американцев»

Роман никогда не пользовался популярностью среди широкого круга читателей. По стилю, структуре и слогу произведение можно окрестить «экспериментальной прозой».

2. Эдмунд Спенсер, «Королева фей»

Героями этой аллегорической поэмы стали феи и эльфы. Но образы далеки от привычных нам сказочных персонажей. Напротив, все действующие лица олицетворяют реальных англичан и французов времен царствования Утера Пендрагона.

1. Джозеф МакЭлрой, «Женщины и мужчины»

Роман МакЭлроя – настоящий литературный Эверест, покорить который дано не каждому. Кстати, Los-Angeles Times включило эту книгу в число классических произведений американского постмодернизма.

Еще в 2009 году, электронный литературный журнал «The Millions» начал свою серию "трудные книги" – раздел, в котором выявляют самые трудные и самые неприятные для прочтения книги, когда-либо написанные. Рассматриваются также элементы стиля писателя, которые делают прочтение его творений трудным и сложным процессом.

Два куратора литературного журнала, Эмили Колетт Уилкинсон и Гарт Риск Холберг, выбрали самые трудные из самых трудных, десять литературных произведений, которые являются настоящими Эверестами, восхождение на которые потребует от вас изрядной доли смелости и упорства. Хотя, возможно, некоторые из них вам уже покорились.

Валлийский поет Дилан Томас называл «Найтвуд» "одной из трех величайших прозаических книг, когда-либо написанных женщиной", но для того, чтобы узреть это величие, вы должны овладеть извилистым, готическим стилем прозы Барнс.

В своем предисловии к роману литературный критик, Томас Стернс Эллиот, писал, что «это в целом живая проза», но «она требует от читателя нечто, чего обыкновенный читатель романов не готов дать». «Найтвуд» - это роман идей, свободное собрание монологов и описаний.

Первая трудность: изобилие ссылок (более ста) на устаревшие культурные явления и понятия (некоторые неясные уже даже в Англии восемнадцатого века), а также персона рассказчика: обедневший сифилитический сумасшедший, который безжалостно режет на кусочки свою рукопись и своих сограждан.

Его компульсивное отклонение намеренно непонятно, но более непонятной является его сатира, направленная на "злоупотребления и упадок в системе образования и религии". Общее впечатление: книга написана консервативным англиканским священником, который не находит ничего святого в своем окружении.

Вам нравится хорошее интеллектуальное чтиво? Если это так, то Гегель ваш человек, а эта книга, классика немецкого идеализма и, несомненно, одно из самых значительных произведений современной философии, является прекрасным поводом для начала.

Опровержение Гегелем кантовского идеализма, история сознания, и квинтэссенция объяснения процесса диалектики слишком тяжелы для понимания и еще тяжелее для запоминания, главным образом из-за широкого охвата понятий и терминологии. Смысл книги фактически непостижим без хороших пояснений редактора и подручных справочников.

4. Вирджиния Вульф «На маяк»

Благодаря фирменному литературному приему - смешении отдельных сознаний героев, художественная проза Вирджинии Вулф является интеллектуально и психически трудной.

Мало того, что порой трудно сказать, кто есть кто: кто говорит или думает - в замешательство вводит, даже вызывает тошноту, нахождение в чужом сознании, с его собственными ритмами и ассоциативными моделями. Порой кажется, что вас захватило чужеродное сознание.

Хитрость заключается в том, чтобы сдаться (это работает с другими модернистами "высокого полета"), чтобы позволить тексту пройти через вас и отнести туда, куда вздумается, не заботясь слишком о догматичном понимании происходящего.

5. Сэмюэль Ричардсон «Кларисса, или история молодой леди»

« Кларисса…» Ричардсона является тяжеловесом не только в физическом смысле. Физический вес романа является частью его сложности, тем более, что все 1500 страниц небогаты событиями.

Но бедность сюжета с лихвой восполняется психологической глубиной истории. Ричардсон стал первым мастером психологического романа, и его никто не превзошел с тех пор.

Эти глубины весьма темны и психически мучительны: отказ Клариссы и дегуманизация ее чудовищной семьи, садистские муки, которым она подвергается в руках ее спасителя, который оказался мучителем - "очаровательный социопат" Роберт Лавлейс.

«Поминки по Финнегану» длинная, плотная и лингвистически узловатая книга, которая вас щедро вознаградит, если вы научитесь ее читать. Под учением вовсе не имеется ввиду, что вы должны цепляться за научные толкования текста. Нужно просто отдаться словесной музыке Джойса.

Смысл текста здесь больше зависит от произведенного эффекта на читателя, чем от декодирования. Попробуйте читать 25 страниц в день, вслух, с плохим ирландским акцентом. Возможно, вскоре вас охватит легкое безумие - и вы на несколько дней-недель переместитесь в мир Ирландии Джойса.

Литературный смысл и философский смысл – несколько разные категории, причем последний не обязан быть приукрашенным и сказочным. Философский текст стремиться стать новой наукой, фундаментом, на котором строятся научные знания.

Хайдеггер говорит о многих вещах с шокирующей правотой, тем не менее, абстрактность и сухость его книги препятствуют легкому пониманию ее тайн и секретов. Необходимо время чтобы надлежащим образом все осмыслить.

Трудность и удовольствие от чтения шедевра Спенсера возникают из общего источника: его семиотической распущенности. Королева фей является аллегорией силы самой аллегории.

Эта аллегория «осушает ум, как сладкие вина, разодетая в слои одежд, заставляет бежать сквозь пение Эдемского сада…» В книге полно подобных сумасшедших образов, но это не вершина коварного плана Спенсера (Как и Хайдеггер, он закончил только половину своего опуса).

«Королева фей» - тщательно поэтически сложена: сотни и сотни идеально составленных строф. Сюжет романа быстро забывается, а вот поэтические образы не стираются из памяти годами.

Если учитывать откровенно премодерновый обертон слова «канон» - может сложиться впечатление, что сама идея постмодерна выглядит как терминологический курьез. И в самом деле - один из подходов к построению постмодернистского канона раздвигает рамки настолько широко (Кэти Акер , Филип К. Дик, Grandmaster Mele Mel), что этот термин становится бессмысленным. Впрочем, в узких кругах литературной критики с каноническим постмодернизмом принято связывать, как правило, группы белых писателей определенного возраста: Барт и Бартелми, Гэддис и Гэсс, Делилло, Кувер и Пинчон.

Очевидно, что этому канону, как и предшествующему ему, не чужды упущения. И все же, в свете литературной демографии, кажется вдвойне непонятным тот факт, что Джозеф Макэлрой, которому в нынешнем году исполняется 79 лет , так настойчиво игнорируется перечнями мастеров po-mo. Подобно своему коллеге-тяжеловесу Томасу Пинчону, Макэлрой является автором восьми романов, знаменательных поистине энциклопедическим размахом изображения современной жизни. Вот что пишет The New York Times :

Эта книга принадлежит к максималистскому подвиду постмодернистского романа, к которому относятся Gravity’s Rainbow , The Recognitions и Underworld . Хотя, такая принадлежность сродни принадлежности Chevy Suburban к автомобильному классу «легких грузовиков» или Андрэ Гиганта к Мировой Федерации Рестлинга.

Если про другие книги из этой же категории можно сказать, что им тесно на пятачке жанра, то Women and Men будет тесно и на целой литературной автостоянке. Если другие книги представляют собой серьезную форму литературного исчисления, то Women and Men - это теория хаоса. И, раз уж на то пошло, если они объемные - Women and Men куда объемней. Приблизительно 700000 слов (около 1192 убористо отпечатанных страниц) - это в полтора раза больше, чем «Война и мир».

Роман попал в руки продвинутых читателей в 1987 году в виде двух 600-страничных томов. Обозреватель The New York Times не скрывал, что потратил на прочтение книги всего пару дней. Отсюда и его тон, в котором смешались признание амбициозности романа с плохо скрываемой досадой на то, что он вынужден был его прочитать. Типичный критический отзыв. По всей видимости, аудитория, интересующаяся художественной литературой, нуждалась в небольшом поощрении, чтобы проигнорировать книгу весом 4 фунта в твердом переплете. И Women and Men , на написание которых, по имеющимся сведениям ушло порядка 10 лет, стали не издательским событием, а скорее разочарованием.

Так случилось, что я питаю слабость к аутсайдерам, как впрочем, и к постмодернистским мега-романам; обзаведясь некоторым количеством свободного времени прошлым летом, я приобрел «нечитанное» первое издание Women and Men за что-то в районе 10 баксов. Я таскал эту книгу за собой повсюду шесть недель, читая в среднем около 30 страниц в день. И мне быстро стало понятно, почему эту книгу так мало читают. А впоследствии я обнаружил, что по некоторым причинам так и должно быть.

Почему это нужно прочесть… после прыжка.

Помимо вопроса о длине текста, я вскоре наткнулся на вопрос о его сложности. Фабула романа - сюжет и конспирация одновременно, - и, надо сказать, среди запутанного изложения Макэлрой делает немногочисленные уступки, предвидя некоторые читательские затруднения. На уровне сюжета Women and Men повествует о соседях по дому - Джиме Мэйне и Грэйс Кимбэлл, которым никак не удается встретиться. А уровень конспирации, в свою очередь, обнаруживает бесчисленное количество связей между ними, прослеживает личные и политические интриги, простирающиеся от Пиночетовского Чили до индейцев Пуэбло на мысе Кеннеди в Нью-Мексико.

Макэлрой предпочитает изымать ключевые моменты этих связей, и это значит, что важнейшие сюжетные загадки остаются неразрешенными - словно замкнутая цепь, одновременно включенная и выключенная. Кроме того, роман ошеломляет (полагаю, преднамеренно) память читателя. Поначалу это разочаровывает. Однако, впоследствии, делает его особенно «живым»: ближе к финальным эпизодам каждая деталь мобилизуемая писателем, буквально каждое слово резонирует с полузабытыми ассоциациями. Это и есть философский метод макэлроевского безумия. Там, где постмодернистский «черный юмор» постулирует нестабильность изложения как посягательство на истину, экстатический бренд Макэлроя призывает нас к восприятию истины как суммы всех способов ее изложения.

В погоне за своим плюралистическим видением, Джозеф раздвигает границы языка. Его интерлюдии, чем-то напоминающие рассказы, демонстрируют способность к строгому, простому письму, но, между прочим, Women and Men распухли из-за содержания в них длиннейших и затейливейших сентенций, когда-либо написанных на английском языке. Их манера основана непосредственно на матрице нью-йоркского диалекта и специализированных дискурсов (наука, мифология, теология, метеорология, экономика). Все же, известная длина и макэлроевские «синтаксические матрешки» требуют от читателя бдительности и терпения.

Тем не менее, если вы сможете втянуться - Women and Men обернутся для вас авангардистской вариацией на тему того, что старый добрый Генри Джеймс окрестил «осязаемой близостью». Позади, между и внутри композиционно-убийственных дебрей информации, роман транслирует неописуемо плотную фактуру жизни в Нью-Йорке конца 70-х: как научить своего ребенка кататься на велосипеде в парке, каково бродить вокруг Мэдисон Сквэр Гарден после наступления темноты и все в таком духе. Более того, Макэлрой описывает невероятные жизни Джима и Грэйс с большим остроумием, настойчивостью и изрядной долей человеческого тепла. Именно эти старомодные добродетели заставили меня прочесть роман до конца.

А критики их не заметили в 1987 году, и реакция на роман будто бы разоблачила скрытую враждебность по отношению к бескомпромиссной эстетике Макэлроя. Реакция на его следующую книгу, куда более утонченную The Letter Left to Me , немногим отличалась от той, которой были встречены головокружительные романы 70-х. Впоследствии Макэлрой расстался со своим давнишним издателем Альфредом А. Кнопфом. В 2003 Actress in the House обретет свой издательский дом в лице Нью-Йоркского Overlook Press . С тех пор это издательство выпустило в мягких обложках переиздание двух первых романов Макэлроя, но Women and Men по-прежнему ожидают своего часа. Европейцы, очевидно, высоко оценивают этот роман, а в Штатах работа Джозефа перекликается с пассажем о творчестве композитора в романе The Recognitions Уильяма Гэддиса: «О нем все еще говорят с большим уважением, как во времена известности, хотя и редко играют».

Быть может, вполне уместно, что Women and Men как апофеоз определенной ниши американской словесности вызвал, а может и развил, амбивалентные чувства среди читателей по поводу постмодернистского мега-романа в целом. В самом деле, ваше отношение к его современникам вполне может быть хорошим индикатором того, как вы отнесетесь к самому Макэлрою. Для читателя, находящего Gravity’s Rainbow тяжеловесным романом, Women and Men покажутся неоправданной книгой.

Как бы там ни было, мне кажется, что подобное отстранение происходит из ошибочной идеи, которая заключается в том, что наша работа состоит в декодировании произведения, когда от нас требуется лишь полное погружение в него. Эта идея провозглашалась постмодернистами настолько же истово, как и их предшественниками-модернистами. Таким образом, Макэлрой может стать жертвой постмодернизма в той же степени, в какой он является его мастером. Однако, не похоже, чтобы это его сильно волновало. Он по-прежнему живет в Нью-Йорке и пишет: то о Стиве Эриксоне для Believer , то об 11 сентября для Electronic Book Review , то о Гао Синцзяне в The Nation . Может быть, он и потерянный постмодернист, но он находится прямо у нас под носом, ждет, пока его найдут.

Литературный интернет-журнал The Millions составил список из 10 самых трудночитаемых книг в истории. Cоставители рейтинга не поскупились на такие эпитеты как «10 литературных Эверестов, покорив которые, вы тут же почувствуете свое интеллектуальное превосходство над среднестатистическим homo sapiens».

К чтению книг из данного списка составители рекомендуют подходить с осторожностью, напоминая смелому читателю о том, что восприятие этих произведений может оказаться достаточно затруднительным. Сложности у современного читателя может вызвать чрезмерный объем некоторых из этих произведений, необычный синтаксис и оригинальная структура текста. Также в числе подстерегающих читателя трудностей был назван слишком сложный стиль написания, экспериментальная работа авторов с языком и просто абстрактность текста.

Составленный сайтом ТОП-10 самых сложных книг выглядит следующим образом:

1. «Найтвуд» Джуна Барнс;
2. «Сказка бочки» Джонатан Свифт;
3. «Феноменология духа» Георг Гегель;
4. «На маяк» Вирджиния Вулф;
5. «Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов» Сэмюэл Ричардсон
6. «Поминки по Финнегану» Джеймс Джойс
7. «Бытие и время» Мартин Хайдеггер
8. «Становление американцев» Гертруда Стайн
9. «Королева фей» Эдмунд Спенсер
10. «Женщины и мужчины» Джозеф Макэлрой.

Однако нашего читателя (да и переводчиков) всеми этими страшилками не напугать. Большая часть этих книг доступна нашему читателю. Не переведены пока «Найтвуд» Джуны Барнс, «Становление американцев» Гертруды Стайн, да постмодернист Джозем Макэлрой с его «Женщинами и мужчинами».

Частично переведены «Королева фей» Эдмунда Спенсера и «Поминки по Финнегану» Джеймса Джойса - вероятно, самая сложная для перевода из всех представленных в списке книг.

Сам же список вероятно призван заинтересовать читателя методом «от противного». Если данная книга сложна - отчего бы и не осилить? Хотя бы для самого себя. Да и привычные рейтинги уровня «что прочесть, чтобы выглядеть начитанным» уже набили оскомину. Список конечно далеко неполон, да и составлялся для англоязычного читателя. Вероятно, вскорости следует ждать и других списков самых сложных для восприятия книг. Прежде всего - русских…

См. также:
* 39 книг, которые объяснили Россию
* Сто книг для тульских школьников
*

декабря 27, 2013

Кто написало самый сложный текст для восприятия?

Секрет чтения

Люди читают книги по разным причинам. Одни ради развлечения и времяпровождения, другие в силу какой-либо необходимости для получения информации, третьи для самообразования и повышения уровня своего развития. Причин очень много, жанров литературной направленности еще больше, и соответственно счет авторов и книг идет на миллионы. Как известно - любое литературное произведение находит своего читателя.

Осмысленность и целостность

А по каким параметрам определяется литературная ценность того или иного текста? Одинаково ли восприятие одного и того же автора у различных категорий читателей и как вообще тот или иной автор становится классиком? Конечно, основным критерием качественного произведения является его литературная идея и что самое главное - читабельность текста, его структура и смысловая нагрузка. Ведь текст - это не просто набор слов, это последовательное выражение мысли автора путем словосплетения.

И даже самый сложный текст должен сохранять осмысленность и целостность. И именно исходя из всех этих взаимодействующих правил построения текста - оценивается автор, его произведение и основная мысль, доносимая до читателей. На фоне тысяч писателей и миллионов различных книг, на фоне литературных "пустышек" и просто безграмотного построения текстов, лишь немногие авторы и их книги завоевывают мировую известность и попадают в категорию классической литературы, то есть становятся авторами, которые внесли свой бесценный вклад в развитие мировой литературы и соответственно в духовное развитие нации.

Зарядка для ума

Если брать в расчет интеллектуальную нагрузку произведения, то конечно здесь большое значение имеет механизм построения текста, сложность его восприятия и основный смысл, который раскрывается в процессе прочтения. И чем сложнее этот узор повествования, тем более ценным становится произведение для искушенного высокообразованного читателя. Существует список десяти наиболее сложных для восприятия авторов, внесших свой интеллектуальный вклад в литературу. Вряд ли прочтение этих книг доставит удовлетворение большинству, но несомненно, будет полезной зарядкой для ума и поспособствует интеллектуальному развитию личности.

Джозеф МакЭлрой "Женщины и мужчины"

Первое место в рейтинге самых сложных книг занимает американский писатель Джозеф МакЭлрой со своим произведением "Женщины и мужчины". Этот поистине сложный текст считается классикой американского постмодернизма и к тому же авторский неповторимый стиль именно этого романа считается тяжелейшим для восприятия прозаическим произведением в мире. К сожалению, на русский язык эта книга не переведена, а потому русскому читателю пока вряд ли удастся составить свое мнение о литературной сложности и восприятии данного текста.

Какими бы ни были литературные предпочтения большинства читающих масс, но любые книги имеют право быть, читаться, восприниматься и обсуждаться. Вкусы разные. А книга, как известно, это пища для ума.