Крез правитель какой державы. Лучшие исторические притчи

Крёз (595-546 до н. э.) правил в 560-546 гг. дон. э.

В Лидии, древнейшей стране Малой Азии, многие столетия существовал настоящий родовой строй. В ее столице Сарды правил царь, которому подчинялись крупные землевладельцы, его родственники. Последним царем Лидии был Крёз, прославившийся своим богатством. Жажда еще больше разбогатеть вынуждала Крёза завоевывать все новые близлежащие земли. При нем Лидия стала одной из самых сильных и процветающих стран Древнего мира. Но чрезмерное стремление к богатству привело Крёза и его страну к полному краху.

Все началось с добычи золота. В землях Лидии этого благородного металла было так много, что, казалось, он никогда не кончится. Крёз отделал золотом свой дворец, потом начал чеканить золотую монету со своим профилем. Он был одним из первых царей Древнего мира, который мог позволить себе такую роскошь. Эти монеты были очень дорогие и не получили широкого хождения. Торговцы их прятали. Путешественники и купцы, которые заезжали в Сарды, не переставали удивляться красоте города. А Крёз, довольный произведенным впечатлением, хвастал, что он не только самый богатый человек на свете, но и самый счастливый.

Однажды в гости к нему прибыл знаменитый афинский правитель, мудрец Солон, он же поэт и оратор. Крёз приветливо принял мудреца, показал свой дворец, накормил роскошным обедом и пригласил в сокровищницу. Он продемонстрировал знаменитому гостю свои сундуки, полные золота и драгоценностей. И не удержался, спросил, знает ли Солон человека более богатого и счастливого, чем он, Крёз.

К его удивлению, Солон ответил, что знает таких людей в Греции. Они помогали своему народу отстаивать свободу и независимость, их имена известны всем, они пользуются уважением и почетом. Они самые счастливые люди в Греции. Крёз возмутился. Как можно сравнивать простых граждан с царем, у которого столько богатства? Солон ответил, что не одним богатством измеряется счастье человека. Гораздо важнее, что он сделал для людей. «Когда ты благополучно закончишь свою жизнь и люди скажут, что ты был счастливейший из смертных, значит так и было».

Крёз был недоволен таким ответом, он не поверил мудрецу и продолжал жить как и прежде: воевал с малыми народами, увеличивал запасы благородного металла. Однажды до него дошли слухи, что царем Персии стал воинственный Кир, который захватил Мидию, близкую союзницу Лидии. Крёз должен был пойти войной против Кира, так как родная сестра Крёза была замужем за царем Мидии.

Обеспокоенный Крёз, набрав золота, отправился в Дельфы, чтобы спросить оракула, как ему поступить. Дельфийский оракул ответил: если он начнет войну, то сокрушит богатейшее государство. Крёз понял, что он сокрушит богатейшее государство Персию, и начал войну.

Увы, боевые действия не принесли ему удачи. Верблюды персов начали кусать лошадей лидийцев, и те повернули вспять, смяв свою же пехоту. Персы наголову разбили войско Крёза, а потом осадили и штурмом взяли его столицу, схватили самого царя и привели к Киру.

Кир приказал сжечь царя Лидии, так как тот первым начал боевые действия. По преданию, Крёз на костре кричал: «О Солон! О Солон!». Киру стало интересно, что тот кричит, и он приказал остановить казнь.

Через переводчиков Крёз рассказал о Солоне и его высказываниях. Киру понравились слова греческого мудреца. Он спросил также Крёза, почему он начал войну. Тот ответил, что Дельфийский оракул предсказал ему, что если он начнет войну, то сокрушит богатейшее государство. Он подумал, что это Персия.

Кир заинтересовался этим предсказанием и предложил Крёзу еще раз отправить послов в Дельфы и устыдить пифию ее предсказанием. Но дельфийская пифия ответила, что все верно. Крёз начал войну против персов и сокрушил великое царство… свое собственное — Лидию.

О дальнейшей судьбе Крёза ничего неизвестно. Есть разные предания. Согласно одним,

Кир оставил его у себя в качестве советника. Согласно другим, приказал закончить казнь. В любом случае от Крёза в истории остался след — история его несметного богатства. Так родилась хвастливая поговорка: «Богат, как Крёз».

КРЕЗ (Kroisos) (ок. 595 – после 529 до н.э.), последний правитель Древнелидийского царства. Сын царя Лидии Алиатта (ок. 610–560 до н.э.) из династии Мермнадов; мать родом из Карии. В 560-х гг. до н.э. был лидийским наместником в Мисии (область на северо-западе Малой Азии). Незадолго до смерти отец назначил его своим наследником. Занял престол ок. 560 до н.э. в тридцатипятилетнем возрасте. Придя к власти, приказал убить другого претендента на корону – своего сводного брата Панталеона.

В начале 550-х до н.э. пошел походом на греческие полисы (города-государства) на западном побережье Малой Азии и заставил их платить ему дань. Планировал также подчинить населенные греками острова в восточной части Эгейского моря (Самос, Хиос, Лесбос) и приступил к строительству флота, но затем отказался от своих замыслов; согласно античной традиции, он принял это решение под влиянием греческого мудреца Бианта из Приены. Покорил всю Малую Азию до р. Галис (совр. Кызыл-Ирмак), кроме Ликии и Киликии. Создал обширную державу, в которую, помимо собственно Лидии, вошли Иония, Эолида, Дорида Малоазийская, Фригия, Мисия, Вифиния, Пафлагония, Кария и Памфилия; эти области, по-видимому, сохранили значительную внутреннюю автономию.

Был знаменит своим непомерным богатством; отсюда пошла поговорка «богат, как Крез». Считал себя самым счастливым человеком на земле; легенда рассказывает о визите к нему афинского мудреца и политика Солона , который отказался назвать царя счастливым, ибо о счастье человека можно судить лишь после его смерти (легенда эта едва ли основывается на реальных фактах).

Поддерживал дружеские отношения с Мидийским царством, которым правил его шурин Астиаг, и государствами Балканской Греции (см. ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ). Покровительствовал Дельфийскому оракулу бога Аполлона (см. ДЕЛЬФЫ) и Фиванскому оракулу героя Амфиарая; посылал им богатые дары.

После поглощения Мидии персами ок. 550 до н.э. организовал со Спартой, Вавилоном и Египтом коалицию против персидского царя Кира II (см. КИР Великий). Получив, как сообщает Геродот (см. ГЕРОДОТ), благоприятное предсказание от Дельфийского оракула («Галис реку перейдя, Крез обширное царство разрушит»), вторгся осенью 546 до н.э. в зависимую от персов Каппадокию, опустошил ее и захватил каппадокийские города. Дал Киру II сражение у Птерии, которое не принесло победы ни той, ни другой стороне, после чего вернулся в Лидию и распустил на зиму наемное войско. Однако, неожиданно для него, Кир II двинулся вглубь Лидийского государства и подошел к его столице – Сардам. Крез успел собрать лишь небольшое конное войско, которое было разбито персами в битве под Сардами. После 14-дневной осады лидийская столица была взята, Крез пленен и приговорен к сожжению. По легенде, на костре он трижды произнес имя Солона; услышав это, Кир II потребовал разъяснений и, узнав от осужденного о его встрече с афинским мудрецом, помиловал его и даже сделал своим ближайшим советником.

В 545 до н.э., после восстания Пактия в Лидии, отговорил Кира II от намерения разрушить Сарды и продать всех лидийцев в рабство. В 529 до н.э. во время похода Кира II против массагетов убедил персидского царя дать бой на земле кочевников, а не на своей территории. После гибели Кира II сохранил высокое положение при дворе его сына и наследника Камбиза (529–522 до н.э.). Дальнейшая судьба Креза неизвестна.

Иван Кривушин

(-546 ) Род: Мермнады


Крёз (др.-греч. Κροίσος , Крез, Крес; 595-546 до н. э.) - последний царь Лидии из рода Мермнадов , правивший в 560-546 гг. до н. э. Считается, что Крёз одним из первых начал чеканить монету, установив стандарт чистоты металла (98 % золота или серебра) и гербовую царскую печать на лицевой стороне (голова льва и быка). По этой причине он слыл в античном мире баснословным богачом.

Правление

Богатство Крёза вошло в поговорку, о нём сложилось много легенд. Согласно одной из них, Крёз спросил греческого мудреца Солона , когда тот однажды посетил столицу Лидии Сарды : можно ли считать владельца столь великих богатств поистине наисчастливейшим из смертных? На что Солон ответил: «Никого нельзя назвать счастливым прежде его смерти». Эта встреча упоминается во многих античных источниках, но невозможна по хронологическим соображениям. Крёз вступил на престол около 560 г. до н. э., а Солон был в Сардах на четверть века раньше . Разговор Солона и Крёза описан, в частности, у Плутарха :

Крёз спросил его, знает ли он человека счастливее его. Солон отвечал, что знает такого человека: это его согражданин Телл. Затем он рассказал, что Телл был человек высокой нравственности, оставил по себе детей, пользующихся добрым именем, имущество, в котором есть всё необходимое, погиб со славой, храбро сражаясь за отечество. Солон показался Крёзу чудаком и деревенщиной, раз он не измеряет счастье обилием серебра и золота, а жизнь и смерть простого человека ставит выше его громадного могущества и власти. Несмотря на это, он опять спросил Солона, знает ли он кого другого после Телла, более счастливого, чем он. Солон опять сказал, что знает: это Клеобис и Битон, два брата, весьма любившие друг друга и свою мать. Когда однажды волы долго не приходили с пастбища, они сами запряглись в повозку и повезли мать в храм Геры; все граждане называли её счастливой, и она радовалась; а они принесли жертву, напились воды, но на следующий день уже не встали; их нашли мёртвыми; они, стяжав такую славу, без боли и печали узрели смерть. «А нас, - воскликнул Крёз уже с гневом, - ты не ставишь совсем в число людей счастливых?». Тогда Солон, не желая ему льстить, но и не желая раздражать ещё больше, сказал: «Царь Лидийский! Нам, эллинам, бог дал способность соблюдать во всём меру; а вследствие такого чувства меры и ум нам свойствен какой-то робкий, по-видимому, простонародный, а не царский, блестящий. Такой ум, видя, что в жизни всегда бывают всякие превратности судьбы, не позволяет нам гордиться счастьем данной минуты и изумляться благоденствию человека, если ещё не прошло время, когда оно может перемениться. К каждому незаметно подходит будущее, полное всяких случайностей; кому бог пошлёт счастье до конца жизни, того мы считаем счастливым. А называть счастливым человека при жизни, пока он ещё подвержен опасностям, - это всё равно, что провозглашать победителем и венчать венком атлета, ещё не кончившего состязания: это дело неверное, лишённое всякого значения» .

В действительности Солона должен был принимать отец Крёза, царь Алиатт. Возможно, что афинский законодатель общался и с самим Крёзом, в то время царевичем. Есть предположение, что Солон посвятил царевичу одну из своих элегий, которая и могла стать источником аберрации для позднейших авторов .

Ещё одну легенду рассказывает Геродот - согласно с ней, у Крёза было два сына: глухонемой калека и превосходивший своих сверстников Атис, о смерти которого от железного копья приснился сон его отцу. Испугавшийся Крёз более не отпускал сына в военные походы. Однако тот якобы всё равно нашёл свою смерть, когда был случайно убит копьём фригийского царевича Адраста (сына Гордия и внука Мидаса ; изгнанного из Фригии за непредумышленное убийство брата), которое тот метнул в свирепого кабана , терроризировавшего население вокруг Малого Олимпа в Мизии .

Крёз был эллинофилом, стремился приобщить Лидию к греческой культуре и посылал щедрые дары в греческие храмы (Дельфы , Эфес). Так, общегреческому святилищу в Дельфах он преподнёс статую льва из чистого золота .

Завоевание Лидии персами

Крёз воевал с персидским царём и основателем империи Ахеменидов Киром II , который, покорив Мидию , решил завоевать лежащие к западу от неё страны.

Ещё до войны стремительное возвышение Персии встревожило Крёза, и он стал думать над тем, как бы ему ослабить нового могущественного соседа. Затем он решил отправить своих послов ко всем известным оракулам в Греции (Дельфы , Абы , Додона , Амфиарай , Трофоний и Бранхиды) и Египте (оракул Аммона в Ливии) . Сначала Крёз хотел проверить проницательность оракулов. Поэтому он велел своим послам отправляться к оракулам и на сотый день после их отъезда из Ливии спросить, что делает лидийский царь. Послы записали ответы каждого оракула и поехали обратно, в Сарды . Правдивыми оказались только ответы из Дельф и Амфиарая . Лишь эти оракулы правильно ответили на вопрос, что он делает - он разрубил черепаху и ягнёнка и варил их в медном котелке, накрытом медной крышкой .

Затем Крёз посылал дары в Дельфы, надеясь умилостивить бога Аполлона . После этого царь отправил послов в Дельфы и Амфиарай с вопросом, стоит ли ему идти войной на персов. Оба оракула дали ответ, что если он пойдёт на персов, то сокрушит великое царство. Также оракулы посоветали ему заключить союз с самым могущественным греческим полисом . Крёз обрадовался и подумал, что если начнёт войну с Киром, то сокрушит его державу. Также лидийский царь заключил союз с Египтом и Вавилоном .

Крёз стал узнавать, какой из греческих полисов самый могущественный, и ему ответили, что Спарта и Афины - самые могущественные греческие города-государства. Поразмыслив, лидийский царь решил заключить союз со Спартой. Когда он отправил послов в Спарту, спартанцы согласились и заключили союз с Лидией .

Затем лидийский царь напал на Каппадокию , которая раньше входила в состав Мидии, а теперь Персии. Он переправился через пограничную реку Галис и захватил город Птерию, разбил там лагерь и сделал базой для походов на города и деревни Каппадокии. Кир между тем собрал войско и двинулся к Птерии .

Первое сражение между персами и лидийцами произошло под стенами Птерии , города в Каппадокии . Оно продолжалось целый день и закончилось безрезультатно. Но поскольку лидийское войско численно уступало войску Кира, Крёз решил отступить к Сардам, чтобы подготовиться к новому наступлению. Он отправил послов к своим союзникам, - Египту, Вавилону и Спарте - просьбу о помощи, предлагая явиться к Сардам через 5 месяцев. Лидийский царь думал, что Кир не пойдёт сразу же в наступление после такой нерешительной битвы, и даже распустил наёмников. Однако Кир энергично преследовал противника и неожиданно появился со всей своей армией под стенами лидийской столицы.

На большой равнине Тимбре перед городом произошло второе решающее сражение . После этой крупной битвы (силы лидийцев Ксенофонт оценивает в 420 тыс. человек, а персов - в 196 тыс. человек, явно завышая оба числа) лидийцы и их союзники египтяне были разбиты, и остатки их отрядов заперлись в Сардах. Город был сильно укреплён, но персам удалось найти тайную тропу, которая вела к городскому акрополю , и внезапным ударом захватить крепость всего через 14 дней после начала осады .

Судьба Крёза

Столица Лидии пала, а сам Крёз взят в плен (546 до н. э.). По одной версии (Геродот и большинство древнегреческих историков) Крёз был приговорён к сожжению, но помилован Киром ; по другой (древневосточные клинописные источники, если в повреждённом фрагменте «Хроники Набонида » речь идёт о завоевании Лидии) - казнён.

Согласно одной из легенд, пленённый Крёз перед казнью на костре воззвал к Солону, вспомнив его слова. Кир потребовал объяснить, что это значит; услышав рассказ Крёза о разговоре с мудрецом, он был настолько поражён, что отдал приказ потушить костёр (в рассказе Геродота Крёзу приписываются также следующие слова, обращённые к Киру: «Ведь нет столь неразумного человека, который предпочитает войну миру. В мирное время сыновья погребают отцов, а на войне отцы - сыновей»). Но пламя разгорелось настолько, что приказ Кира уже нельзя было выполнить. В этот момент бог Аполлон , к которому обращался Крёз, обрушил на землю ливень, который и затушил пламя (поздние легенды рассказывают, что спасший его Аполлон и унес Крёза в страну бессмертных гипербореев).

Согласно другой легенде, пленённый Крёз сказал Киру после взятия Сард следующие слова: «Если ты победил, а твои солдаты грабят Сарды, то они грабят твоё имущество». Этим Крёз остановил разграбление своей бывшей столицы.

Греческие источники утверждают, что Кир не просто помиловал Крёза, но и усадил рядом с собой, великодушно назначив его своим советником. Крёз якобы принимал участие в неудачном походе Кира против массагетов и подсказал персидскому войску несколько хитростей. Согласно этой версии, Крёз продолжал служить и преемнику Кира - Камбису II .

Некоторые современные историки, например Стефани Уэст, считают, что Крёз действительно погиб на костре, а историю о его спасении - не более чем легендой, аналогичной повествованиям об Ахиакаре .

Напишите отзыв о статье "Крёз (царь Лидии)"

Примечания

Источники

  • Суриков И. Е. // . - М .: Наука, 2005. - С. 212-271. - 351 с. - ISBN 5-02-010347-0 .

Ссылки

Отрывок, характеризующий Крёз (царь Лидии)

Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.

Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.

Эллинофил против греческих полисов

Царь Крёз (560 — 546 гг. до н. э.) принадлежал к династии Мермнадов — роду, правившему Лидией с VIII века до н. э. Лидийцы разговаривали на собственном языке, принадлежавшем к индоевропейской семье. Хотя ученые продолжают спорить о происхождении этого народа, точно известно, что на него сильно повлияли хетты.

Крёз не был греком, но считался эллинофилом

Ядро Лидийского государства находилось на западе Малой Азии. Крёз установил контроль над значительной частью полуострова, покорив древнегреческие племена, которые поселились в Малой Азии после падения хеттского царства: ионян, дорийцев и эолийцев. В то же время он вступил в союз с лакедемонянами.

Денежная реформа

Устройством экономики Лидии занялся еще предшественник Крёза Гигес. Он начал ставить государственную печать на слитках, использовавшихся в качестве денег. У лидийцев не было недостатка в благородном металле — по территории их страны текла река Пактол. Она была золотоносной. Пактол приносил электрум — минерал, представлявший собой сплав серебра с золотом.

Золотая монета Крёза

Крёз продолжил дело Гигеса и провел новую реформу. Его золотые монеты распространились не только в Лидии, но также попали и в Грецию. Геродот сообщает о том, что царь в благодарность одарил своими деньгами жителей Дельф. Оракул этого города предсказал ему победу над Персией в грядущей войне. Монеты грекам приглянулись. Их распространению также способствовала торговля.

Храм Артемиды в Эфесе

Крёзом был захвачен Эфес — один из крупнейших греческих полисов в Малой Азии. Жители города поклонялись культу Артемиды. Лидийский царь уважительно отнесся к вере эфессцев и выделил деньги на строительство нового большого храма богине плодородия и охоты. Оно было завершено только в первой половине V века до н. э. Этот храм считается одним из Семи чудес света. Тщеславный Герострат поджег его, желая обессмертить свое имя.


Модель храма Артемиды Эфесской в Турции

Археологам удалось обнаружить две надписи Крёза на колоннах, оставшихся от руин храма. Сам Эфес достиг при Крёзе экономического расцвета. Здесь жило больше 200 тысяч человек — гигантская цифра для античного мира. Несмотря на это, столицей Лидии оставались Сарды (лев — геральдический символ города — чеканился на монетах).

Спасение на костре

Завоевания Крёза остановились после того, как его владения соприкоснулись с территорией Персии. Держава Ахеменидов также была на подъеме. Царь Кир II присоединил Мидию и не собирался останавливать свой натиск на запад.

Против Персии воевала коалиция Лидии, Спарты, Египта и Вавилона

Поскольку столкновение с персами было неизбежно, Крёз заключил союз со Спартой, Египтом и Вавилоном. Идею обратиться за помощью к грекам царю подсказали оракулы. Однако надежды на то, что коалиция сможет совладать с Киром, не оправдались. После двух поражений на поле боя лидийцам пришлось оборонять собственную столицу. Сарды осаждались 14 дней. Персы захватили город, пойдя на хитрость и найдя потайную тропу к акрополю.


Крёз на костре

В большинстве древнегреческих источниках закрепилась версия, что Крёз был приговорен к сожжению на костре, но помилован по решению Кира. Согласно Геродоту, приготовившийся к гибели царь вспомнил разговор с греческим мудрецом Солоном и его мысль о том, что никого при жизни нельзя считать счастливым. Афинянин презрел богатства Крёза. Оказавшись на костре, лидиец был готов обменять все свои сокровища на возможность поговорить с Солоном. Переводчики объяснили Киру слова поверженного противника. Впечатленный персидский царь приказал потушить костер, однако тот уже загорелся и погасить его было уже невозможно. Крёза спас Аполлон, обрушивший на землю ливень.

По другой версии, лидийский царь действительно погиб после падения его столицы. Другая легенда гласит, что помогший Крёзу Аполлон унес его в страну гипербореев. Но какой бы ни была судьба царя, сама Лидия вошла в состав Персии. С тех пор Мермнады управляли страной в качестве сатрапов, зависимых от Ахеменидской державы. А персы переняли технологию лидийцев — царь Дарий начал чеканить собственную золотую монету дарик.

Именно благодаря грекам классического периода, в особенности историку" Геродоту, Лидия приобрела репутацию страны, интересы населения которой были сосредоточены на торговле. Начиная с 680 г. до н. э. и до поражения Креза в 546 г. до н. э. Лидия представляла собой грозную военную силу. В середине V в. до н. э. по этим краям Западной Анатолии много путешествовал Геродот, собирая сведения, которые позднее он использовал при сочинении своей знаменитой «Истории», описывающей греко-персидские войны.

Геродот был поражен сходством народных обычаев и верований лидийцев и собственного народа. Это неудивительно, если принять во внимание культурные контакты, а также войны между лидийцами и ионийскими греками, их соседями по Малой Азии, поселившимися на западном побережье современной Турции в городах Галикарнасе, Эфесе, Смирне (современный Измир), Эритрее и Милете.

Ионийские первопроходцы

Ионийский диалект стал общим языком для всех греков, а 700 г. до н. э. ионийцы стали отважными первооткрывателями и основали свои колонии на берегах Черного и Средиземного морей. В значительной мере их активность была обусловлена территориальными притязаниями Лидии: только в окрестностях Милета были основаны девяносто таких колоний.

Как всегда, вместе с колониями появилась торговля, и Иония превратилась в крупный центр по производству керамики, тканей и изделий из металла. Однако несмотря на такое бурное развитие, Геродот был поражен необыкновенным оживлением в торговле, царившим в лидийском обществе и отличавшим лидийцев от греков, где бы они ни находились.

Уроженец Галикарнаса, Геродот привык к культурному многообразию эллинской цивилизации, процветавшей вдали от материковой Греции. Она не была Грецией Афин или Фив, Спарты или Коринфа. Столетиями ионийские греки испытывали на себе культурное влияние как своих непосредственных соседей, так и других ближневосточных цивилизаций, особенно Сирии, Вавилонии и Персии. Если Геродот был поражен коммерческой жилкой лидийцев, отличавшей их даже от ионийских греков, то различие и в самом деле должно было быть весьма заметным.

Материковая Греция с ее скудными каменистыми землями не славилась большими урожаями, и это сильно отличало ее от плодородной Анатолии, где продовольствия было в избытке, что способствовало интенсивному экономическому развитию Лидии. Лидийские розничные лавки были для Геродота чем-то совершенно новым, поскольку они в корне отличались от хорошо знакомых ему базаров, приуроченных к определенному времени года и составлявших основу греческой торговли. В лидийской столице Сарды чеканили золотые и серебряные монеты и использовали их при торговых расчетах. Вероятно, греки заимствовали это изобретение у лидийцев уже ко временам Геродота, благодаря чему в VII-VI вв. до н. э. началась торговая экспансия Греко говорящего мира. Путешествия историка, растянувшиеся на много лет, после Лидии привели его в Египет и Ливию, в Сузы (в нынешнем Иране), Фригию (в современной центрально-западной Турции), Сирию и даже в Вавилон, который тогда был столицей богатейшей сатрапии Персидской империи. Однако Геродоту не представилось случая пересмотреть свои суждения о том, что интерес лидийцев к деньгам и выгоде представлял собой нечто исключительное, отличающее их от других народов, известных историку.

Возвышение Лидии

Превратиться в ведущую силу Малой Азии VII в. до н. э. лидийцам помогло падение Фригии. Фригия, лежавшая к северу от Лидии в центрально-западной Анатолии, получила репутацию экономически преуспевающей страны после падения в XII в. до н. э. Хеттской империи, до этого доминировавшей в своем регионе. Хотя царь Фригии Мидас фигура скорее мифическая, чем историческая, фригийские города Гордий и Мидас были хорошо известны в VIII в. до н. э. Фригийцы были искусны в резьбе по дереву, кузнечном деле и вышивании, а вытканные ими ковры были широко известны за пределами Фригии. Мастерством фригийцев можно объяснить и тот факт, что в более поздние времена фригийские рабы дорого ценились в Греции.

Ближе к концу VIII в. до н. э. из Предкавказья пришли киммерийцы, оттесненные скифами к Анатолии; в 696-695 гг. до н. э. они захватили Фригию. В возникшем вакууме власти лидийская династия Мермнадов установила свою гегемонию над Западной Анатолией, а в царствование Гига Лидия стала доминирующей военной силой. Союз Гига с Ассирией дал ему возможность дальнейшего продвижения на запад и захвата Ионии. Греческий город Милет подвергся нападению, а город Колофон был взят. Однако эта завоевательная кампания способствовала эллинизации Лидии, поскольку после ее окончания Гиг отправился к оракулу в Дельфы, чтобы принести жертвы богам. Его военная экспедиция в Египет - Гиг отправил войска на помощь мятежникам - сделала его уязвимым ко времени второго нашествия киммерийцев, во время которого он был убит.

Лидия контролирует Ионию

Несмотря на это, военная мощь династии была восстановлена, и царю Алиатту (ок. 610-560 гг. до н. э.) удалось отбить киммерийцев, сдержать напор Мидии в Иране и установить лидийское господство над Ионией, захватив хорошо укрепленный город Смирну. Особенно ожесточенным был конфликт с Милетом: пятилетняя война опустошила сельскохозяйственные районы, которые составляли основу экономики города. В то время Милет был самым большим греческим городом на востоке и имел славу не только экономического, но и культурного центра. Здесь процветали литература, наука и философия. Около 600 г. до н. э. в Милете жил математик и философ Фалес, а также его ученик Анаксимандр, чьи труды по астрономии и географии послужили основой первых космологических представлений о мире. К середине VI века до н. э. этот город признал свою вассальную зависимость от Лидии.

Взлет и падение креза

Крез вступил на лидийский престол после междоусобной войны со сводным братом, но свою воинскую доблесть он продемонстрировал еще при жизни отца, когда служил наместником и верховным военачальником. Как и Гиг, Крез воевал с ионийцами, почитая при этом греческих богов 550 г. до н. э. Крез взял приступом Эфес, основанный ионийскими греками около 600 г. до н. э., и эта победа означала, что теперь Лидия контролирует всю материковую Ионию, хотя отсутствие у Креза флота не позволило ему захватить ионийские острова Хиос и Самос. Щедрые пожертвования дельфийскому оракулу стали для греков символом богатства Креза. Но было бы вполне в духе греков, если бы они предвкушали грядущее возмездие, ожидая, что боги обрушатся на царя в зените его славы.

Обеспокоенный внезапным возвышением персидской династии Ахеменидов, Крез решился на союз с Набонидом, царем Вавилонии, которая могла утратить независимость и также опасалась персов. Заключение в будущем союзов со Спартой и Египтом должно было гарантировать Крезу безопасность на юге и на западе. Затем он двинулся на персов и вошел в Восточную Анатолию, в Каппадокию, где в 547 г. до н. э. состоялось сражение, исход которого был неясен. К этому времени Кир убедил вавилонян разорвать союз с Лидией и занял юго-восточную анатолийскую область Киликию, территорию, по которой проходили единственные сухопутные пути из Анатолии в Сирию. В результате лидийцы оказались отрезанными от любой военной помощи, которая могла бы прийти с востока.

Поскольку благоприятное для ведения военных действий время года заканчивалось, Крез решил, что дальнейших сражений пока не предвидится, отступил к Сардам и стал распускать свою наемную армию. Однако военные силы Кира неожиданно перешли в наступление и преследовали Креза вплоть до городских ворот. После осады в 546 г. до н. э. Сарды сдались, и Крез оказался в плену. Греческие города Ионии оказали захватчикам яростное сопротивление, но военное превосходство персов было очевидным. Лидийская культура не исчезла, однако звездный час Мермнадов близился к концу, и с концом династии закончилось политическое и военное господство Лидии на западе Малой Азии.

Визит к Крезу афинского политического реформатора и законодателя Солона есть не что иное, как результат греческой пропаганды и позднейшего мифотворчества. Геродот говорил о нем как об историческом факте, хотя в действительности он просто пересказал легенду, ставшую популярной у греков, поскольку они с ликованием восприняли известие о судьбе Креза и Лидии. Согласно легенде Солон посоветовал Крезу полагаться на удачу, а не на богатство и власть, если он хочет достичь счастья, доступного смертным в этой жизни. Более того, он сказал, что никто из живущих не может считать себя поистине счастливым. Эта история могла вызывать особый восторг у афинян середины V в. до н. э., когда их политическая уверенность достигла пика после поражения персов. Тот факт, что афиняне с радостью поверили во встречу Солона с Крезом, говорит об отношении греков к монархии и династическому правлению в период между реформами Солона и путешествиями Геродота.

Реформы Солона ограничили власть и урезали привилегии аристократических фракций, определявших политику Афин в начале VI в. до н. э. Солон учредил народное законодательное собрание, так называемую экклесию, где право голоса имели все граждане; оно стало основой последующего развития афинской демократии. Солон создал новый орган, так называемый Совет четырехсот, в ведении которого находились все текущие дела в перерывах между народными собраниями. В Совете по очереди в течение года заседали все граждане, кроме беднейших. Афинская демократия, основанная на этих институциях и культурных достижениях, стала считать ближневосточные монархии безнадежно реакционными и принадлежащими не будущему, но первобытному прошлому. Некоторое злорадство по поводу судьбы Креза, не избежавшего позорного поражения, несмотря на богатство, вполне могло иметь место.



Последние материалы раздела:

Развитие критического мышления: технологии и методики
Развитие критического мышления: технологии и методики

Критическое мышление – это система суждений, способствующая анализу информации, ее собственной интерпретации, а также обоснованности...

Онлайн обучение профессии Программист 1С
Онлайн обучение профессии Программист 1С

В современном мире цифровых технологий профессия программиста остается одной из самых востребованных и перспективных. Особенно высок спрос на...

Пробный ЕГЭ по русскому языку
Пробный ЕГЭ по русскому языку

Здравствуйте! Уточните, пожалуйста, как верно оформлять подобные предложения с оборотом «Как пишет...» (двоеточие/запятая, кавычки/без,...