Ледяной поход добровольческой армии знак. Литературно-исторические заметки юного техника

О Ледяном походе не рассказывали в школах, особенно в советское время, но оставить без внимания эти страницы российской истории значило бы закрыть глаза на события, показавшие силу духа, патриотизм и талант воинов белого движения, тех, кто боролся за свою Родину. С похода на Кубань началась история Добровольческой армии.

1917 год и начало создания Добровольческой армии

Начало 1917 года принесло Российской империи много потрясений и перемен, на фоне событий Первой Мировой войны и отсутствия сильной власти в стране среди армейского командования стали возникать идеи о введении военной диктатуры. Человеком, стремившимся навести строгий порядок в вооруженных силах и ввести строжайшую дисциплину, которая позволила бы сохранить ресурсы страны для борьбы с внешней угрозой, стал генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов.

Еще в августе 1917 года он инициировал так называемое Корниловское выступление – воспользовавшись положением Верховного Главнокомандующего генерал сделал попытку навязать Временному правительству и его министру-председателю Александру Керенскому свою программу действий. Начинание не было поддержано, и выступление обернулось тюремным заключением в городе Быхове Могилевской губернии – впрочем, весьма условным. Заключение Корнилов отбывал вместе с другими офицерами-союзниками, и именно тогда возник план создания армии, впоследствии получившей название Добровольческой.

После переворота 25 октября генерал Духонин, ставший Верховным Главнокомандующим после бегства Керенского, направил в Быхово, где содержались корниловцы, телеграмму с рекомендацией срочно уходить к Дону – во избежание расправы большевиков. На Дону офицеры рассчитывали заручиться поддержкой казачества и начать борьбу с большевиками.
Перед своим отъездом Генерал Корнилов отправил генералу Духонину телеграмму: «Доношу вам, что сегодня покинул Быхов и отправляюсь на Дон, чтобы там снова начать хотя бы рядовым бойцом беспощадную борьбу с поработителями Родины» . В начале декабря Корнилов уже был в Новочеркасске.

Движение к Екатеринодару

Так начался первый Кубанский поход армии, возглавил которую генерал Корнилов. Малочисленные войска назывались армией потому, что считали себя наследницей, преемницей Русской армии. В состав участников похода на тот момент входило около четырех тысяч человек, включая 122 сестры милосердия. Продвижение в сторону Екатеринодара сопровождалось постоянными стычками и боями с подразделениями Красной Армии. Офицеры, принимавшие участие в походе, вспоминали, что никогда перевес численности противника не был менее чем 6-10 раз, армия постоянно находилась в кольце войск большевиков. Тем не менее, армия продолжала путь – сопровождаемая уверенностью в правильности борьбы за будущее страны, вдохновляемая Корниловым, в ожидании помощи от казачьих войск Кубани.

Между тем стало известно о захвате Красной Армией Екатеринодара в марте 1918 года. Корнилов решил уйти на юг, в горы, где армия сможет получить отдых в горных селениях. Март в том году был крайне холодным: проливные дожди сменялись морозами, от чего, по воспоминаниям участников похода, по вечерам приходилось штыками снимать ледяную корку с раненых, лежащих на телегах. В горах температура опускалась до 20 градусов ниже нуля, начались снегопады. Собственно, и название похода, как считается, закрепилось благодаря одной из сестер милосердия, якобы однажды она сказала генералу Маркову – «Это настоящий ледяной поход!».

Генерал Сергей Леонидович Марков, «шпага генерала Корнилова», был одним из лидеров движения и весьма харизматичной фигурой в Добровольческой армии. Победы добровольцев над войсками большевиков и современники, и историки часто приписывают личной отваге генерала, его умению применять тактическое мастерство в сложных условиях и при многократном превосходстве сил противника.

Конец Ледяного похода

После заключения в марте 1918 года союза с формированиями Кубанского правительства численность Добровольческой армии увеличилась до 6000 человек, и корниловцы повернули обратно к Екатеринодару - несмотря на то, что его защищали 20-тысячные войска Красной армии. С 27 марта начался штурм города, при котором генерал Корнилов был убит случайной гранатой. Командование принял генерал Деникин, которому благодаря все тому же Маркову удалось отвести армию за Дон и таким образом сохранить ее. К концу апреля 1918 года армия вышла на юг Донской области и поход был окончен. Корниловцы, таким образом, описали «восьмерку», и при формальном отсутствии побед на силами Красной Армии все же воспринимали поход как триумф – именно тогда оформилось ядро будущего белого движения.
Екатеринодар был взят во время Второго Кубанского похода в августе 1918 года, в этом же походе погиб генерал Марков.

За участие в Ледяном походе выдавался знак, ценившийся участниками белого движения крайне высоко – серебряный терновый венец с серебряным мечом, на Георгиевской ленте с розеткой цветов. Сами же участники именовали себя первопоходниками - поскольку именно эта операция положила начало формированию армии на юге страны.
Среди первопоходников были Евгений Шварц, будущий писатель, поэт и драматург, и Сергей Эфрон, муж Марины Цветаевой. В марте 1918 года она написала цикл стихотворений «Дон», посвященный белой гвардии:
«Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…
Старого мира – последний сон:
Молодость – Доблесть – Вандея – Дон».

Поражение белогвардейцев в Гражданской войне изменило судьбы тех, кто уцелел - многим фоицерам и их семьям пришлось

Из воспоминаний реальных участников боя за село Лежанку 21 февраля 1918 года

Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. Том 2
ГЛАВА XIX. ПЕРВЫЙ КУБАНСКИЙ ПОХОД.

"В селении Лежанке нам преградил путь большевистский отряд с артиллерией.
Был ясный слегка морозный день.
Офицерский полк шел в авангарде. Старые и молодые; полковники на взводах.
Никогда еще не было такой армии. Впереди - помощник командира полка, полковник Тимановский шел широким шагом, опираясь на палку, с неизменной трубкой в зубах; израненный много раз, с сильно поврежденными позвонками спинного хребта… Одну из рот ведет полковник Кутепов, бывший командир Преображенского полка. Сухой, крепкий, с откинутой на затылок фуражкой, подтянутый, краткими отрывистыми фразами отдает приказания. В рядах много безусой молодежи - беспечной и жизнерадостной. Вдоль колонны проскакал Марков, повернул голову к нам, что-то сказал, чего мы не расслышали, на ходу "разнес" кого-то из своих офицеров и полетел к головному отраду.

Глухой выстрел, высокий, высокий разрыв шрапнели. Началось.
Офицерский полк развернулся и пошел в наступление: спокойно, не останавливаясь, прямо на деревню. Скрылся за гребнем. Подъезжает Алексеев. Пошли с ним вперед. С гребня открывается обширная панорама. Раскинувшееся широко село опоясано линиями окопов. У самой церкви стоить большевистская батарее и беспорядочно разбрасывает снаряды вдоль дороги. Ружейный и пулеметный огонь все чаще. Наши цепи остановились и залегли: вдоль фронта болотистая, незамерзшая речка. Придется обходить.

Вправо, в обход двинулся Корниловский полк. Вслед за ним поскакала группа всадников с развернутым трехцветным флагом…

Корнилов!

В рядах - волнение. Все взоры обращены туда, где виднеется фигура командующего…

А вдоль большой дороги совершенно открыто юнкера подполковника Миончинского подводят орудия прямо в цепи под огнем неприятельских пулеметов; скоро огонь батареи вызвал заметное движение в рядах противника. Наступление, однако, задерживается…
Офицерский полк не выдержал долгого томления: одна из рот бросилась в холодную, липкую грязь речки и переходить вброд на дугой берег. Там - смятение, и скоро все поле уже усеяно бегущими в панике людьми мечутся повозки, скачет батарее.
Офицерский полк и Корниловский, вышедший к селу с запада через плотину, преследуют.

Мы входим в село, словно вымершее. По улицам валяются трупы. Жуткая тишина. И долго еще ее безмолвие нарушает сухой треск ружейных выстрелов: "ликвидируют" большевиков… Много их…
Кто они? Зачем им, "смертельно уставшим от 4-х летней войны", идти вновь в бой и на смерть? Бросившие турецкий фронт полк и батарее, буйная деревенская вольница, человеческая накипь Лежанки и окрестных сел, пришлый рабочий элемент, давно уже вместе с солдатчиной овладевший всеми сходами, комитетами, советами и терроризировавший всю губернию; быть может и мирные мужики, насильно взятые советами. Никто из них не понимает смысла борьбы. И представление о нас, как о "врагах" - какое то расплывчатое, неясное, созданное бешено растущей пропагандой и беспричинным страхом.

- "Кадеты"… Офицеры… хотят повернуть к старому…

Член ростовской управы, с. д. меньшевик Попов, странствовавший как раз в эти дни по Владикавказской жел. дороге, параллельно движению армии, такими словами рисовал настроение населения:

"…Чтобы не содействовать так или иначе войскам Корнилова в борьбе с революционными армиями, все взрослое мужское население уходило из своих деревень в более отдаленные села и к станциям жел. Дороги… - "Дайте нам оружие, дабы мы могли защищаться от кадет" - таков был общий крик всех приехавших сюда крестьян… Толпа с жадностью ловила известия с "фронта", комментировала их на тысячу ладов, слово "кадет" переходило из уст в уста. Все, что не носило серой шинели, казалось не своим; кто был одеть "чисто", кто говорил "по образованному", попадал под подозрение толпы "Кадет" - это воплощение всего злого, что может разрушить надежды масс на лучшую жизнь; "кадет" может помешать взять в крестьянские руки землю и разделить ее; "кадет" это злой дух, стоящий на пути всех чаяний и упований народа, а потому с ним нужно бороться, его нужно уничтожить"*161.

Это несомненно преувеличенное определение враждебного отношения к "кадетам", в особенности в смысле "всеобщности" и активности его проявления, подчеркивает, однако, основную черту настроения крестьянства - его беспочвенность и сумбурность. В нем не было ни "политики", ни "Учредительного Собрания", ни "республики", ни "царя"; даже земельный вопрос сам по себе здесь, в Задонье и в особенности в привольных Ставропольских степях, не имел особенной остроты. Мы, помимо своей воли, попали просто в заколдованный круг общей социальной борьбы: и здесь, и потом всюду, где ни проходила Добровольческая армия, часть населения более обеспеченная, зажиточная, заинтересованная в восстановлении порядка и нормальных условий жизни, тайно или явно сочувствовала ей; другая, строившая свое благополучие - заслуженное или незаслуженное - на безвременьи и безвластия, была ей враждебна. И не было возможности вырваться из этого круга, внушить им истинные цели армии. Делом? Но что может дать краю проходящая армия, вынужденная вести кровавые бои даже за право своего существования. Словом? Когда слово упирается в непроницаемую стену недоверия, страха или раболепства.

Впрочем, сход Лежанки (позднее и другие) был благоразумен - постановил пропустить "корниловскую армию". Но пришли чужие люди - красногвардейцы и солдатские эшелоны, и цветущие села и станицы обагрились кровью и заревом пожаров…
У дома, отведенного под штаб, на площади, с двумя часовыми-добровольцами на флангах, стояла шеренга пленных офицеров - артиллеристов квартировавшего в Лежанке большевистского дивизиона.

Вот она новая трагедия русского офицерства!..

Мимо пленных через площадь проходили одна за другой добровольческие части. В глазах добровольцев презрение и ненависть. Раздаются ругательства и угрозы. Лица пленных мертвенно бледны. Только близость штаба спасает их от расправы.
Проходить генерал Алексеев. Он взволнованно и возмущенно упрекает пленных офицеров. И с его уст срывается тяжелое бранное слово. Корнилов решает участь пленных:

Предать полевому суду.

Оправдания обычны: "не знал о существовании Добровольческой армии"… "Не вел стрельбы"… "Заставили служить насильно, не выпускали"… "Держали под надзором семью"…
Полевой суд счел обвинение недоказанным. В сущности не оправдал, а простил, Этот первый приговор был принят в армии спокойно, но вызвал двоякое отношение к себе.
Офицеры поступили в ряды нашей армии."

Суворин Б.А. "ЗА РОДИНОЙ"

"Ген. Корнилов решил избегать боя до соединения с кубанской группой, которого мы добились, к сожалению, гораздо позднее. Все столкновения с большевиками до самого Екатеринодара, несмотря на их громадное численное превосходство и громоздкость нашего обоза, оканчивались для НИХ ПЛачевно. Впервые они попробовали нас задержать у границы Дона и Ставропольской губернии, но результат для них был ужасен. Наши потери были 1 убитый (случайным попаданием) и человек 20 раненых, все в офицерской роте Кутепова, которого не взлюбил начальник штаба ген. Романовский, впоследствии убитый в Константинополе, и не хотел передать более ответственной должности. БОЛЬШЕВИКИ, совершенно не умевшие пользоваться своей артиллерией, почти без офицеров, брошенные своими комиссарами и начальством, потеряли более 500 человек.

В этом селе - Лежанке, я впервые увидел весь ужас братоубийственной, беспощадной войны. В начале боя, когда впервые я увидел разрывы большевистской артиллерии, когда я представил себе, что там, на той стороне речки, в веселом освещенном солнцем селе, с поднимающимися к небу колокольнями православных храмов, засели какие-то озверелые люди, мечтающие о нашем истреблении, сделалось как-то жутко на душе.
За что, думалось мне? За то, что мы не идем за продажным большевиком Лениным, за евреем Бронштейном, за то, что мы хотим увидеть вновь свою Родину великой и счастливой?
Эти трупы русских людей, разбросанные по улицам большого села, все это было кошмарно. Страшный призрак гражданской войны, с которой мне пришлось встретиться лицом к лицу, подействовал тягостно на меня. Потом мне пришлось видеть много, много крови, но так устроен человеческий механизм, что сильнее привычки нет ничего на свете, и даже ужасы гражданской войны не производили впечатления на привыкшие нервы.
Следующее, серьезное на этот раз и ожесточенное сопротивление большевики оказали под Кореневской станицей. Здесь наша маленькая армия имела перед собой не сброд, как в Лежанке. Здесь впервые наши части понесли серьезные потери.
Самое тяжелое для командования были наши раненые. Их приходилось возить с собой по ужасным дорогам при самых тяжелых условиях, почти без организованной помощи.
Оставлять раненых нельзя было, это значило обрекать их на верную и мучительную гибель. Так было с ранеными, оставленными при ОТХОДе из Новочеркасска и Ростова. где большевистская прислуга госпиталей, до сиделок включительно, с необычайными надругательствами перебила всех раненых. Та же участь постигла раненых и сестер милосердия, оставленных под Екатеринодаром.
Как страдали наши раненые и больные, какие мучения им приходилось переносить в этих тряских повозках, без ухода, без хороших перевязок, без серьезной медицинской помощи.
Один раз ночью на одном ИЗ самых трудных переходов по страшной грязи, почти без дороги. по разлившимся ручьям, я шел за обозом с ранеными. Впереди везли молодого юнкера. Он не был тяжело ранен, но у него уже началось заражение крови. Об операции думать было нечего. Всю ночь он кричал от боли. От его крика некуда было уйти и кажется мне эта страшная ночь, кустарник, кругом вода, кочки, выбившиеся из сил лошади и слышится этот страшный непрерывный крик. Утром он скончался.
В другой раз я обогнал раненого в повозке: сверху шинели, покрывавшей его, лежал револьвер, как он объяснил для того, чтобы застрелить возницу, если он заметит, что он хочет его бросить и самому застрелиться.
Как бы не были тяжелы страдания во всякой войне, в войне против потерявших всякое представление о пощаде, в братоубийственной резне, положение раненых было бесконечно более тяжелое.
Тот медицинский персонал, который посвятил себя уходу за ними, те женщины сестры-милосердия, которые должны были бессильно следить за медленным мучительным умиранием этих несчастных молодых людей, не будучи в состоянии как-нибудь облегчить их участь, достойны преклонения.
Русская женщина на этом походе показала себя на удивительной высоте, во всем разделяя ужасные условия этого длительного небывалого подвига.
Как я уже говорил выше, ни одного, даже частичного, неуспеха наша армия не потерпела до самого Екатеринодара и на обратном пути на Дон, но все эти победы или успехи не давали ощутительных результатов.
Разбив врага под одной станицей, армия, привязанная к своему обозу, без намека на базу, где она могла бы остановиться и хотя бы отдохнуть, не могла преследовать его и должна была, чаше всего без отдыха, двигаться все дальше вперед, где она неминуемо должна была встретить новые, во много раз сильнейшие, массы неприятеля.
У большевиков были нескончаемые резервы, наша же армия могла увеличивать лишь свой обоз раненых и тем затруднять свое продвижение.
Нужно было необычайную смелость и уверенность в духе своих бойцов, чтобы совершить этот, ни с чем несравнимый, поход среди большевистского океана, и будущий военный историк, когда начнут изучать этот русский Анабазис, не раз преклонится перед решимостью, талантом, находчивостью вождей и непреодолимым духом маленькой армии, бывшим сильнее всех разочарований, которые неумолимая судьба готовила нам на каждом шагу..."

"Вскоре мы добрались до Лежанки, где впервые встретили сопротивление большевиков в начале похода, сопротивление столь дорого стоившее им.
Мы остановились у священника. Была страстная неделя. Матушка пекла куличи. Красили яйца и мы рассчитывали хорошо встретить Пасху в гостеприимном доме. Большевики казались нерешительными и как будто отказывались от преследования.
Мы жили спокойно. Ходили с милыми сестрами Энгельгардт в церковь. Искали водку и скучали по новому идеалу - Новочеркасску, который казался нам таким же прекрасным, как исчезнувший из наших мечтаний Екатеринодар.
От первой донской станицы, Егорлыцкой, восставшей одной из первых, мы были в 25-ти верстах и не понимали, почему мы не идем туда, где казался отдых обеспеченным. А как мы мечтали об отдыхе.
Так, в ничего неделании, дожили мы до страстной субботы и вполне были уверены, что встретим Пасху здесь. Но вот с утра, приблизившиеся большевики, открыли стрельбу по Лежанке.
Снаряды ложились довольно аккуратно по селу, имея мишенью колокольню церкви, вокруг которой размещались штаб, ген. Деникин, ген. Алексеев и остальное начальство.
Были раненые. На площади лежала убитая лошадь. Я сходил к полк. Реснянскому, приехавшему из дальней командировки. Его впечатления о России были самые мрачные. Россия безвозвратно погибала. Я грустно возвращался домой. В десятке сажень неожиданно ударил снаряд и улица опустела.
У нас было подавленное впечатление неизвестности. "Мы пообедали и многие расположились поспать. Нас было человек десять в комнате. Артиллерия большевиков действовала вяло. В это время нам приказано было быть готовыми через час, так как мы уходили из Лежанки.
Посыпались догадки, предположения. Итак, мы не увидим Пасхи!
Я пошел к своей лошади, чтобы приготовиться к отъезду. Когда я проходил через двор, низко надо мной пролетел снаряд и ударил где-то за нами невдалеке.
«Перелет», подумал я, потом «недолет», а «потом...»
Я не успел дойти до конюшни, как страшный треск раздался сзади меня и как будто в самом доме, где мы жили, Я бросился в него.
В одно мгновение мне показалось, что снаряд упал в наш дом, где спало человек десять, и я представлял себе уже кучу изуродованных тел.
В узком коридоре я встретил перепуганную матушку, ее дочку, скользившую как-то вдоль стены и жену офицера, жившую у них, всю в крови. Все это кричало и охало. Я бросился в нашу комнату. Все были на ногах и никто не ранен.
Оказалось, что снаряд попал у самого окна нашей хозяйки, выбил раму и к счастью никого не тронул. Только осколки стекла порезали гостью матушки.
После всего этого всем было не до сна и нам приказано было торопиться. Мы уходили на Дон, в Егорлицкую.
Прощай куличи, пасхи и красные яйца!

Мы вышли вечером кружной дорогой вдоль какой-то речки.
Сейчас передо мной карты и с помощью записной книжки я силюсь припомнить этот переход. Ведь это было три года тому назад. Три года испытаний, и сколько пережил я за это время.
Я не нашел подробной карты - десятиверстки, которая бы мне указала наш путь; но, развертывая их непослушные свитки, я вспоминаю другие места, другие надежды. Все это куски России, великой, единой, которые ушли от нас и в этом беглом взгляде на холодную карту, испещренную именами, то дорогими, то связанными с тяжелыми воспоминаниями, тоска захватывает сердце. Мы же были там. Там на русской земле искали мы счастье и свое и своей Родины. Эти краски географической карты залиты русской кровью, и про этих людей, безумно любящих и любивших свою Родину, болтают озлобленные эмигранты, ничего не делавшие для ее спасения, кроме надменного самолюбования и оценивания ошибок тех, кто работал, кто умирал на этих забытых полях, - чьих могил мы никогда не найдем.
Неужто это все было напрасно, а нужны самодовольные рассуждения и пошлость человечества, чувствующего себя в безопасности?
* * *
Этот переход был очень легкий. Во первых мы шли на Дон, а во-вторых мы торопились к заутрени.
Наступала темнота, появилась ущербленная луна в облаках. Спичек не было и мы курили по очереди, так чтобы можно было зажигать папиросу от последнего. Как берегли мы этот священный огонь.
И вот в темноте к нам вышли мельницы, предвестие жилья. Все заторопились, лошади прибавили хода. Замелькали хаты.
Лихорадочно мы стали разыскивать квартирьеров, и всех потянуло к церкви.
Она уже была ярко освещена.
Светлая заутреня уже шла.
Кое-как привязав к плетню указанного дома лошадь, распустив ей подпругу, я побежал в церковь.
Она была полна народу. В ней было жарко от людей и свечей. Пот лил градом. Но какое наслаждение было услышать наше великое:
«Христос Воскресе.»
Я смотрел на серьезные, точно испуганные, лица казаков, на своих друзей и слезы радости, слезы воскресения так и бежали из глаз.
«Христос Воскресе», говорит батюшка.
«Воистину Воскресе», гулом идет к нему ответ, и слышу я его сейчас и вижу эти одухотворенные простые лица, освещенные свечами и чувствую ту радость, удивительную, великую, которая, как ураганом, увлекла меня к счастью.
Да, воскрес Христос и мы воскреснем, воскресли уже, и пение великой песни, как будто заунывное и вместе с тем волшебное по своей силе, надежде и ясности спасения, сжимает так радостно сердце, что свечка дрожит в руке и слезы в глазах отражают бесчисленные огни свечей и страшная лихорадочная радость горит в сердце, в голове.
Ген. Алексеев христосуется со священником, за ним Деникин. Нет сил терпеть. Хочется плакать, не зная отчего, и я выхожу, мимо тех же бородатых, с исступленно-вдохновенным лицом казаков, из церкви..."

КАКУРИН И.И. "Первый Кубанский Генерала Корнилова поход"

"21 февраля утром Добровольческая армия выступила из Егорлыцкой на село Лежанка Ставропольской губернии, находящееся в 22 верстах южнее. В авангарде шел Офицерский полк с батареей. Противник, увидев, идущую в воде цепь, открыл по ней огонь. Генерал Марков с одной из рот атакует мост. Красные не выдерживают атаки и стремительно бегут в село, преследуемые нашим огнем. В этом бою ярко сказался недостаток у нас конницы: ни хорошей разведки, ни энергичного преследования противника не было. И в других боях мы это чувствовали.
В этот день генерал Корнилов выслал к походному атаману Попову офицерский разъезд из офицеров 6-го Донского казачьего полка в 15 шашек под командой подполковника Ряснянского с новым предложением о соединении с Добровольческой армией. Подполковник Ряснянский настиг отряд походного атамана в станице Великокняжеской и поручение передал, но генерал Попов вновь категорически отказался покинуть Донскую область.
22 февраля армия отдыхала в селе Лежанка, наполовину оставленном жителями. Убитые офицеры с воинскими почестями были погребены на местном кладбище. Генералы Алексеев и Корнилов проводили их до места вечного упокоения.
23 февраля утром армия выступила из Лежанки на станицу Плосскую Кубанской области..."

КАКУРИН И.И. "Первый Кубанский Генерала Корнилова поход"
(Возвращение в Лежанку - прим. И.У.)

17 апреля генерал Деникин выслал из Плосской Егорлыцкую 1-й конный полк, в составе коего находились и лейб-казаки: подъесаулы С. Краснов и Ф. Рыковский, хорунжий Н. Ляхов и братья С. и Г. Чекуновы, подхорунжий Г. Мигулин и казак Харламов. После полудня армия тронулась из Плосской на село Лежанка Ставропольской губернии, ей памятное по бою 21 февраля. На этот раз село нас встретило без всякого сопротивления и с населением, уже не бросившим свои дома.
18 апреля. День прошел в Лежанке спокойно. Настроение у добровольцев было хорошее: выбрались из окружения, соединились с восставшими донцами; армия пополнилась кубанцами, и генерал Покровский сформировал конный отряд в составе нескольких сотен. Доносился отдаленный гул артиллерийской стрельбы - то донцы вели бой с красными у станицы Заплавской, расположенной в 14 верстах от Новочеркасска. Вечером было выставлено усиленное охранение с пулеметами.
19 апреля перед рассветом часть Офицерского полка была посажена на подводы и выехала в северо-восточном направлении. Было приказано выбить красных из села Лопанка, находящегося в 15 верстах.
Произошел встречный бой, и стремительным ударом противник был опрокинут и село занято. Ночью части возвратились в Лежанку.
20 апреля 2-я и конная бригады срочно ушли на помощь донцам в Гуляй-Борисовку в тыл красным, наступавшим на донские станицы Егорлыцкую и Мечетинскую. В Лежанке остались 1-я бригада и конный отряд генерала Покровского, а с ними весь походный лазарет армии с 500 ранеными и обоз. Пройдя 15 верст, передовые части 2-й бригады вошли в соприкосновение с противником, и после первых стычек с красными последние прекратили наступление на Мечетинскую и стали поспешно отступать на слободу Гуляй-Борисовка. Наступала уже ночь, и генерал Богаевский с бригадой прекратил преследование, остановившись на отдых в большом хуторе. 1-му конному полку полковника Глазенапа было приказано после освобождения Егорлыцкой наступать к Мечетинской. Противник, заметив выход из Лежанки большой колонны, повел на село энергичное наступление с востока и юга. Их была подавляющая масса. 1-я бригада заняла позиции редкой цепью и, подпустив противника на тысячу шагов, сильным огнем заставила его залечь. Затем бригада перешла в атаку, поддержанная подвижными пулеметными батареями на тачанках, и обратила его в бегство по всему фронту. Бригада преследовала красных несколько верст. Наступила ночь.
Выдвинувшимся вперед частям приказано было отойти к селу и выставить усиленное охранение. Потери в Офицерском полку были серьезные, до 50 человек. Был ранен и командир полка генерал Боровский.
После отдыха на хуторе 2-я бригада генерала Богаевского выступила около 10 часов вечера и, пройдя насколько часов в полной тишине, на рассвете 21 апреля атаковала слободу Гуляй-Борисовку Корниловским полком, шедшим в авангарде. По-видимому, противник не ожидал нашего появления. Из крайних хат началась беспорядочная стрельба, скоро прекратившаяся. Суматоха поднялась по всей слободе. Цепи корниловцев во главе с полковником Кутеповым ворвались в нее. Началась ловля и истребление неприятеля по дворам. Пленных сгоняли на площадь на краю слободы. Вскоре их набралось у партизан генерала Казановича более 300 человек. Здесь впервые от начала похода было получено приказание генерала Богаевского, по случае страстной субботы, пленных не расстреливать. Но суровая действительность заставила военно-полевой суд отнестись к некоторым из них более строго.
В страстную субботу конница генерала Эрдели вступила в Егорлыцкую, где была встречена казаками с хоругвями и иконами. Добровольческая армия соединилась с восставшими донцами южных станиц. У армии теперь есть тыл, и в первой половине дня в тыл, в станицу Еroрлыцкую, из Лежанки кружным путем ушел весь походный лазарет и обоз 1-й бригады. Обоз оставлял Лежанку под обстрелом артиллерии противника.
Обстрел начался с утра и постепенно усиливался. Было видно разворачивание красной пехоты. Затем вся эта масса перешла в наступление. Бой был жестокий. Бригада генерала Маркова с трудом сдерживала наступление превосходных сил противника. Неоднократно Офицерский и Кубанский стрелковый полки, поддержанные подвижными пулеметными батареями на тачанках, то там, то здесь переходили в контратаки, но красные, подаваясь в иных местах назад, поддерживаемые резервами, продолжали наступать. Упорный бой шел на самой окраине села, на кладбище. Красные захватили кирпичный завод и угрожали перерезать дорогу на Егорлыцкую, для восстановления положения была послана инженерная рота - последний резерв генерала Маркова, численностью в 80 человек, и была снята с соседнего участка полурота в 50 человек. Немедленной атакой красные были выбиты из кирпичного завода и бежали, оставив на месте два пулемета и много патронов. По всему фронту наступление красных стало выдыхаться. Только к вечеру красные окончательно были отброшены от села в свое исходное положение. Выставив охранение, части бригады расположились в домах на окраине. В минувшем бою части бригады понесли чувствительные потери - до 80 человек, из которых 7 убитых потерял Офицерский полк; Инженерная рота потеряла убитыми 8 офицеров и свыше 20 ранеными. Снова при бригаде образовался походный лазарет со 150 ранеными. Вечером, в конце боя, из Лежанки в Еroрлыцкую перешел штаб армии.
22 апреля. Первый день святой Пасхи прошел спокойно в 1-й бригаде в Лежанке. В светлый праздник добровольцам пришлось хоронить своих соратников на том же кладбище, где раньше были похоронены первые четыре жертвы начала похода. Конница встретила светлый праздник в Егорлыцкой. Бригада генерала Богаевского спокойно встретила светлый день в Гуляй-Борисовке. Вечером этого дня колонна 1-й бригады на подводах тронулась по дороге на Егорлыцкую, переехала мост через реку Егорлык, ту реку, которую 21 февраля переходил вброд Офицерский полк, но вскоре свернула с дороги вправо по направлению к железнодорожному разъезду Прощальный. В сумерках хвост полка был внезапно обстрелян наскочившим на него грузовиком с пулеметом, но одного артиллерийского выстрела было достаточно, чтобы грузовик поспешно скрылся.

ПАВЛОВ В.Е. "Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917-1920 годов" Том 1, Париж, 1962 (Сборник)


БОЙ У СЕЛА ЛЕЖАНКА

21 февраля (6 марта). Утром Добровольческая армия выступила из станицы Егорлыцкой на село Лежанка Ставропольской губернии, находящееся в 22 верстах. В авангарде, по-прежнему, Офицерский полк с батареей полковника Миончинского и Техническая рота. Генерал Марков, обгоняя свои части, со всеми поздоровался и ускакал вперед со своими ординарцами. Снега нет совершенно, но густая, липкая, черноземная масса делает поход тяжелым. Сделали привал, затем второй. Было известно, что Лежанка занята красными, и, в частности, там стоят части 39-й пехотной дивизии. Следовательно, бой неизбежен.
Откуда-то по колонне Офицерского полка передается приказание:
- Ротные командиры к командиру полка!
Все следят, куда идут командиры. Слегка в стороне от дороги все видят генерала Маркова и полковника Тимановского. К ним идут полковник Плохинский, полковник Лаврентьев, полковник Кутепов, ротмистр Дударев, полковник Кандырин, подъезжают верхом полковник Миончинский и полковник Гершельман. О чем они там говорят? Но - "это дело хозяйское". Совещание кончилось, и все его участники направляются к своим частям и отдают распоряжения.
И, наконец... от авангардной 4-й роты отделяются взводы и идут влево от дороги, за ними вся рота. От 1-й роты один взвод идет по дороге вперед, другой вправо - на топографический гребень, вдоль которого идет дорога. Влево рысью уходит конница, скоро исчезнувшая за цепью курганов.
Когда походные заставы отошли примерно на версту, полк в колонне двинулся вперед. Генерал Марков значительно впереди. Все тихо. Что впереди? Где противник? - Не видно. Лишь за перегибом впереди лежащей местности видна верхушка колокольни села Лежанки.
Вдруг над колонной высоко в небе появляется маленькое белое облачко от разрыва шрапнели. Другое, третье... Наконец их уже не счесть. И все "журавли". Полк начинает разворачиваться в боевой порядок, левее его Техническая рота. А шрапнели все продолжают "давать журавлей": со стороны Лежанки стреляет батарея, и стреляет прескверно.
Роты быстро достигли гребня, откуда местность начинает понижаться к реке Средний Егорлык, на противоположном берегу которой расположено село. Едва заметив появление цепей, красные открыли ружейный и пулеметный огонь. Расстояние слишком велико (около 2 верст), и стрельба их недействительна. Не снимая с ремней винтовок и не прибавляя шага, роты идут на сближение. По дороге идет полковник Тимановский с трубкой в зубах, опираясь на палку.
Расстояние все уменьшается, и пули все чаще и чаще пролетают мимо ушей. Впереди уже ясно видна вся обстановка: полоса камышей, за ними огороды и на них окопы красных, за огородами село. Невольно усиливается шаг, перешедший затем в бег, чтобы скорее достичь камышей и укрыться от взоров противника. Но - взводу поручика Кромма приказано остановиться и ротным пулеметам открыть огонь. По этому взводу сосредатачивается главная сила огня противника, наносящая ему потери.
В это время над огородами по ту сторону реки с поразительной точностью разрываются несколько шрапнелей батареи полковника Миончинского, заставив красных ослабить свой огонь. Головные взводы без потерь достигают камышей. Ливень огня сбивает верхушки камышей над головами останавливающихся там офицеров.
У моста генерал Марков, полковник Тимановский. Они нацеливают 2-ю роту на молниеносную атаку моста; левее 4-я, правее 3-я и 1-я роты должны поддержать атаку 2-й роты, всеми возможными мерами стараясь форсировать реку.
Но в это время 3-й взвод 1-й роты, штабс-капитана Згривец, достигнув и скрывшись в камышах, не остановился, а продолжал продвижение вперед. Раздвигая руками камыши, утопая в воде, офицеры взвода, пройдя 2-3-саженный пояс камышей, оказались на чистой воде. До камышей противоположного берега было всего лишь шагов 20; воды всего лишь по пояс. Но положение взвода создавалось трагичным: неглубокий Егорлык имел илистое дно, выше колен уходили в ил ноги. Движение сильно замедлилось. Красные, увидев идущую по воде цепь, открыли по ней огонь. Одна мысль была у всех: скорей добраться до камышей противоположного берега. Шли с трудом; некоторые пытались плыть… Но вот, наконец, и другой берег; снова скрыты от взоров противника и есть опора - камыши. Вперед!
Выйдя из камышей, взвод атаковал красных, находящихся в десяти шагах. Красные не оказали никакого сопротивления: их охватила паника, и они бросились бежать. Офицеры штыковыми ударами, выстрелами в упор, устилали путь их бегства в село трупами. Перед взводом и левее него толпы красных бежали на дорогу от моста в село. Здесь к ним подскакали двое верховых… в погонах. Один из них, оказавшийся прапорщиком Варнавинского полка, кричал:
- Товарищи! Собирайтесь на соборную гору! Кадеты штурмуют мост.
Залп - и оба падают убитыми (впоследствии, возвращаясь снова на Дон, офицеры видели на кладбище села среди свежих могил одну с надписью: "Барон, прапорщик Борис Николаевич Лисовский. Убит бандой Каледина 21 февраля 1918 г.").
Выбежав на дорогу, взвод разделяется: два отделения преследуют красных, бегущих в село, другие два поворачивают налево, навстречу бегущим от реки... Красные не ожидали встретить у себя в тылу офицеров...
В этот момент генерал Марков атаковал мост. В момент офицеры были на другом берегу. Левее 4-я рота частью перешла вброд реку и опрокинула красных. Правее 3-я рота, частью вброд, частью на оказавшихся на реке лодках, также переправилась на другой берег. Генерал Марков бежал с головным взводом по дороге к селу за бегущими красными. И вдруг он остановился в недоумении, увидев перед собой офицеров 1-й роты.
- А вы откуда взялись? - спросил он. Он не ожидал такого маневра 3-го взвода 1-й роты.
Здесь генерал Марков отдал приказание: 1-й роте продолжать преследование противника по ведущей от моста улице села; 3-й роте обходить село справа; 2-й и 4-й - слева. Увидев, что офицеры собирают пленных, он закричал:
- Пленными не заниматься. Ни минуты задержки. Вперед!
А в это время отделения 3-го взвода продолжали преследование на улице села. Чем дальше в лихом и быстром преследовании бежали вперед, тем гуще перед ними были красные. Последние бежали, как куры перед автомобилем. Офицеры стреляли на бегу в упор, кололи...
Вот они на соборной горе... Церковь посреди площади и... четырехорудийная батарея с суетящейся возле орудий прислугой; орудия стреляют. Впереди поручик Успенский, за ним другие. Они атакуют батарею. Прислуга бежит, остаются несколько человек, среди них трое в офицерских погонах... Они "сдались".
3-я рота обходит село справа. У ветряных мельниц стреляет красная батарея. Но она успевает сняться, оставив лишь зарядный ящик.
Перед 2-й ротой, обходящей слева, красные исчезли в селе. Еще левее скачет в обход села конный отряд полковника Гершельмана и конные разведчики 1-й батареи, посланные туда генералом Марковым.
Село взято.
***
На опустевшей от красных площади остановились головные отделения 3-го взвода 1-й роты, дальше продолжать преследование не было сил. Подходит вся 1-я рота.
Генерал Марков подскакал к 4-й роте. Увидя пленных, он закричал:
- На кой черт вы их взяли?
Скачет ко 2-й роте. Все благополучно, и спешит на церковную площадь. Сзади раздается беглая стрельба.
- Узнать, в чем дело, - приказывает он ординарцу.
Ординарец вернулся с донесением: "Стрельба по вашему приказанию, Ваше Превосходительство!"
На площади к генералу Маркову подвели пленных артиллеристов, среди них командир батареи. Офицеры видят, что генерал Марков вне себя от гнева, и слышат возбужденный его голос:
- Ты не капитан! Расстрелять!
Но подъехал генерал Корнилов:
- Сергей Леонидович! Офицер не может быть расстрелян без суда. Предать суду! (На следующий день над пленными офицерами был суд. Так как их преступление было очевидно, их не оправдали, но... простили и влили в части армии). /…/
***
Потери Офицерского полка выразились в количестве 4-х убитых (все взвода поручика Кромма) и нескольких раненых. Незначительные потери, огромный успех первого боя и восторг офицеров своим командиром влили во всех уверенность в дальнейших успехах полка и армии.
Патронов в бою было израсходовано мало, а добыто огромное количество. Приходилось весьма сожалеть, что были захвачены орудия горного образца, снаряды которых оказались для армии ненужными.
22 февраля (7 марта). Армия отдыхала в селе Лежанка, наполовину оставленном жителями. Бежали потому, что поверили рассказам красных о жестокостях, чинимых "кадетами". В течение дня немалая часть бежавших вернулась в свои дома, которые нашла совершенно нетронутыми и не разграбленными. Смущение было огромное, когда добровольцы не требовали, а просили и за все расплачивались. Не возвращались в село лишь люди призывного возраста, боясь, что их мобилизуют, и те, которые связали себя службой у красных.
В этот день, в присутствии генералов Алексеева, Корнилова, Деникина, Маркова и других в сельской церкви было отпевание четырех убитых офицеров.
Мы проводили их с воинскими почестями до их могилы на сельском кладбище. Отслужена была последняя лития, а потом генерал Алексеев сказал со слезами на глазах о наших первых жертвах похода, о нашей обреченности в дальнейшем. Генерал Корнилов внимательно осмотрел закрытые могилы и сказал нам: "Запомните, господа, где мы их похоронили: может быть, близкие будут искать эти одинокие могилы".
23 февраля (8 марта). Утром Добровольческая армия выступила из села Лежанки и скоро вошла в пределы Кубанской области. Конный отряд полковника Глазенапа несколько раньше выступил в юго-восточном направлении на село Белая Глина, дабы отвлечь внимание красных от истинного направления движения армии. Офицерский полк с 1-й батареей на этот раз шел в арьергарде. Погода была чудесная, дорога совершенно сухая; идти было легко. Колонны частей шли в образцовом порядке.
Вдоль колонны Офицерского полка проскакал генерал Марков. Роты быстро "взяли ногу". Проезжая 4-ю роту, он вдруг громко спросил:
- Четвертая рота, что это за строй?
Не успел ротмистр Дударев ответить, как вся рота сказала:
- Справа по три, Ваше Превосходительство!
Этот кавалерийский строй унаследован был всей ротой от главной составной ее части, Ударного дивизиона кавалерийской дивизии. В ответ раздалась реплика генерала Маркова:
- Я вам покажу! Пехота, а справа по три...
И так как генерал Марков ускакал дальше, так ничего и не "показав", то рота весь дальнейший поход и проходила в кавалерийском строю "справа по три".
Совершив без утомления двенадцативерстный переход, армия остановилась в первой кубанской станице Плосской, разместившись там по квартирам. Сразу же всех поразила резкая противоположность тому, что было в селе Лежанка: станица не была оставлена жителями, и казаки встретили их приветливо и радушно, страха перед пришедшей армией они не испытывали. Всего 12 верст разделяло два различных характера, две психологии - казачью и крестьянскую. И это несмотря на то, что крестьяне Ставрополья жили не беднее казаков.
Но задумываться над этим офицерам не хотелось, они были заняты приведением себя в порядок в ожидании скорого и, видимо, обильного вкусного обеда. Они видели, как расторопные казачки готовили еду. Особенно пострадали куры; их приходилось ловить офицерам "по всем правилам военного искусства" и не всегда удачно; особенно беспомощны были офицеры в "убийстве" кур: казачки и казаки это проделывали с поразительной ловкостью и без всякого "оружия". Курьезы и смех! Казачки решительно отказывались брать деньги за угощенье.
В Технической роте особенное оживление: прапорщика Шмидта, одетого в черкеску, казаки принимали за Великого Князя Николая Николаевича. Впрочем, сходство действительно поразительное. Ему, как и тем, кто с ним, оказывалось особо почтительное внимание и хлебосольство. Казаков не разуверяли ни теперь, ни потом.
Был впоследствии даже такой случай: один офицер, подойдя к прапорщику Шмидту, сказал ему на ухо:
- Ваше Императорское Высочество, я вас узнал! - На это ему Шмидт также тихо ответил:
- Ну и молчи!
Когда спросили Петра Эдуардовича, зачем он дал такой странный ответ, он объяснил, что если бы он постарался разуверить офицера, что он не Великий Князь, ему офицер все равно не поверил бы, а приказ "Великого Князя" молчать действительно заставил бы его не распространять этот вздорный слух.
Несмотря на благожелательное отношение казаков станицы к добровольцам и несмотря на то, что они бесспорно разделяли цели и задачи Добровольческой армии (генерал Корнилов почти в каждой станице разговаривал с казаками), тем не менее они не внимали призыву вступить в борьбу против большевиков. Не ожидали этого добровольцы.
24 февраля (9 марта) армия выступила дальше в западном направлении, имея в арьергарде Офицерский полк. Сделав в хуторе Ново-Ивановском двухчасовой привал, перешла на ночлег в станицу Незамаевскую. Здесь она нашла иное отношение казаков и к большевикам, и к себе: предчувствуя или понимая, что могут дать им большевики, казаки взялись за оружие и дали армии пополнение - пешую и конную сотни.
25 февраля (10 марта). С утра армия снова в походе. Шедшему в арьергарде Чехословацкому батальону пришлось отбить атаку и нанести большие потери кавалерийскому отряду красных. За это дело генерал Корнилов выдал батальону награду в 5000 рублей.
Пройдя всего лишь 15 верст, армия остановилась в станице Веселая и расположилась по квартирам, что весьма удивило всех. Стали строить догадки о причинах этого. То обстоятельство, что армия находилась уже недалеко от Владикавказской железной дороги, заставляло предполагать о возможном переходе ею этой дороги и даже с весьма вероятным боем, и что все это может произойти ночью. И действительно, около 21 часа армия выступила дальше, имея в авангарде Офицерский полк, Техническую роту, Юнкерский батальон и 1 батарею, под общим начальством генерала Маркова. Направление движения было взято по прежнему на запад, на станцию Сосыка, но, пройдя верст десять, у хутора Упорный авангард круто повернул на юг.
В темноте Офицерский полк по небольшой проселочной дороге, спускаясь вниз, прошел по гати, перешел мост через реку Тихонькая... Но орудия застряли на гати. Полковник Миончинский мобилизовал все силы батареи: кустарник, камыш, солома... все валится на гать. Ей на помощь подошла Техническая рота: вяжутся фашины, крепится мост... Стучат топоры. Среди глухого шума работающих людей слышен отчетливый резкий голос генерала Маркова. Наконец орудия благополучно перешли мост, но снова застряли на второй половине гати. Подбежала Офицерская рота. Скоро орудия оказались на твердом грунте, и авангард тронулся дальше.
- С ним не пропадем и везде пройдем, - говорили про генерала Маркова.
Где-то вправо раздались 2-3 взрыва.
26 февраля (11 марта). Перед рассветом авангард вошел в станицу Ново-Леушковскую и, не задержавшись в ней, продолжал путь, но уже в западном направлении. Еще 5-6 верст, и он вышел на железную дорогу, пропуская мимо себя армию. Генерал Марков распоряжался на переезде. Здесь же был и генерал Корнилов.
Однако, переход армией железной дороги не прошел спокойно: с севера, со стороны станции Сосыка, подошел бронепоезд красных и начал обстрел переезда. Оказалось, железнодорожный путь был подорван слишком близко, но его скоро отогнала 1-я батарея, выехав на версту вперед. Когда прошли последние части, тронулся за ними и Офицерский полк с батареей.
Наступила ночь.
***
Уже было далеко за полночь, а Офицерский полк с батареей все еще в походе. Дорога была хорошая, но дул холодный ветер. Усталость давала себя чувствовать. Вспоминалась солдатская песенка:
"Хорошо служить в пехоте;
Впрочем, очень чижало…"
Короткие остановки мало облегчали. Одолевал сон. Вдруг длительная остановка: впереди задержка при переходе болотистой балки. Многие заснули. Даже резкий оклик генерала Маркова не сразу всех разбудил. Кое-кто задержался, приводя в порядок свою изорванную обувь; ему брошено короткое приказание:
- В первом же бою добыть цельные сапоги!
Отстающих нет; колонна идет в порядке. Беда, если "приспичило пойти до ветра" по большому делу: генерал Марков тут ничего не скажет, но догонять своих нелегко. Генерал Марков не может ехать спокойно: он должен быть всюду. И обоз он не оставляет без внимания. Он знает всех едущих на подводах.
- Что с вами? - обращается он к одному штаб-офицеру.
- Болен, Ваше Превосходительство!
- Позвать доктора и сказать ему, чтобы он доложил мне о состоянии здоровья этого офицера! - После доклада доктора, генерал Марков приказал передать "больному", что "армии такие больные не нужны".
Наконец, вот и станица Старо-Леушковская, но арьергард должен ждать, пока вся армия втянется в нее. Досадно утомленным тридцативерстным переходом в течение суток быть в степи на холоде и голодными. Но - "як треба, то треба".
27 февраля (12 марта). Только под утро Офицерский полк и батарея втянулись в станицу и остановились в указанном им районе. Конечно, некоторым взводам пришлось сразу же идти в заставы и оставить надежды на отдых и еду.
Полковник Биркин со своим отделением был послан в заставу у мельницы и неожиданно нашел там заставу корниловцев в 10 человек. Корниловцы были в возбужденном состоянии... Оказалось, ночью на них натолкнулась колонна красных, шедшая в станицу, и они бесшумно разделались с нею: около сотни убитых лежало на дороге, и стояло 5-6 захваченных подвод с оружием. Но быть смененными они не решились, так как не получили никакого уведомления об этом, и полковник Биркин с отделением вернулся в станицу. Отдохнуть ему опять не пришлось: армия уже выступала.
Пройдя еще 20 верст, армия пришла в станицу Ирклиевскую, и только здесь было объявлено о ночевке и даже добавлено - спокойной. Необходимость отдыха была огромна: ведь армией за полутора суток пройдено до 50 верст.
28 февраля (13 марта). Объявлено о возможной дневке в станице, и, действительно, армия простояла не только весь день, но и еще одну ночь. Добровольцы основательно отдохнули.
Конечно, среди офицеров велись разговоры на темы, выдвигаемые походом. Прежде всего, о безболезненном переходе Владикавказской железной дороги. Объяснение у всех одно: армию ведет генерал Корнилов. Затем - куда направляется армия? Тут - разногласия. Одни убеждены, как убеждены были и до перехода железной дороги: она идет на станцию Тихорецкая и изменила лишь направление удара на нее; другие утверждают, что теперь она идет на Екатеринодар и что для этого совершенно не нужно предварительно разбить Тихорецкую группу красных. В одном офицерском взводе по этому вопросу шел весьма горячий спор, и мир восстановил командир взвода, штабс-капитан Згривец, своим обычным приемом: "Слышь! Почистите винтовки, а пойдем туда, куда прикажет генерал Корнилов".
1 (14) марта. Утром армия двинулась по дороге на станицу Березанскую, имея в авангарде Корниловский ударный полк с батареей. Офицерский полк на этот раз шел почему-то в голове главных сил, что всем казалось новым за поход.
Впереди начался бой и, судя по стрельбе, серьезный. Колонна остановилась.
В это время бывший в голове колонны генерал Корнилов, обратившись к генералу Маркову, сказал:
- Помогите корниловцам! Если мы не собьем противника до вечера, мы будем окружены.
Тревога генерала Корнилова была понятна: он не думал, что красные будут оказывать упорное сопротивление армии в таком отдалении от железной дороги; не допускал мысли, что кубанские казаки будут на стороне красных, как случилось теперь. Оказалось, что противник не только обороняет станицу большими силами, но и сидит в окопах.
Генерал Марков выехал вперед. За ним Офицерский полк с батареей. Вскоре полк свернул с дороги и перестроился в боевой порядок. Выйдя на линию корниловцев, оба полка перешли в наступление. На фланге - конный дивизион.
Красные встретили полки жесточайшим ружейным и пулеметным огнем. Но цепи, не останавливаясь, спокойно, с винтовками на ремне, шли вперед; лишь изредка кто-нибудь на ходу давал выстрел-другой по важной цели. Красные не выдержали такого уверенного наступления и, сначала одиночками, а затем и всей своей массой, поднялись и бросились бежать, бросая пулеметы и винтовки.
Пройдя окопы красных на пологом гребне, добровольцы в 3-4 сотнях шагов увидели станицу, куда ныряли красные, укрываясь в постройках, садах, в огородах и в камышах пересекающей станицу речки. Конный дивизион обошел станицу и преследовал красных уже за ней. В станице вылавливали укрывшихся; иные платились жизнью, а на станичной площади старики-казаки поучали свою молодежь за помощь красным.
Офицерский полк не задержался в станице и вслед за конным дивизионом перешел в занятую им станицу Журавскую, проделав за день до 30 верст.
Потери полка в бою были ничтожны.
2 (15) марта. Вся армия перешла в станицу Журавскую, выделив Корниловский полк и конный дивизион полковника Гершельмана для занятия станции Высеки, на железной дороге Тихорецкая - Екатеринодар. Станция была взята. Оставшийся на ней конный дивизион не подорвал железнодорожный путь в сторону Тихорецкой, стоял беспечно и неожиданной атакой красных с бронепоездом был с потерями выбит.
Посланный для восстановления положения Партизанский полк встретил упорное сопротивление и не мог взять станции ночной атакой. Положение армии, имеющей теперь на фланге сильную группу красных, базирующуюся на Тихорецкую, было тяжелое. Разбить в первую голову красных в Выселках стало первой и неотложной задачей.
3 (16) марта. До рассвета на помощь партизанам выступил отряд генерала Маркова: Офицерский полк, Техническая рота и 1-я батарея; ему был придан и батальон корниловцев.
Под прикрытием утреннего тумана отряд подошел к станции версты на 2-3 и стал разворачиваться. Впереди была слышна стрельба. Не доходя гребня, офицерские роты встретили отходящих партизан, пропустили их и ускорили движение на гребень. Едва поднявшись на него, они нос к носу столкнулись с наступающими густыми цепями красных. С дистанции в 50 шагов офицеры ринулись в штыки. Местами произошел короткий рукопашный бой; красные были опрокинуты. Расстояние быстро увеличивалось: офицерские цепи, продолжая наступление, преследовали красных огнем, но, встреченные огнем многих пулеметов из построек поселка, залегли. Тем временем красные с помощью резервов снова перешли в наступление.
Генерал Марков был в цепи полка. В этот момент к нему подскакал красавец-казак, высокого роста, с красным башлыком 17-го Баклановского полка.
- Очень рад видеть вас, есаул Власов! - громко заговорил генерал Марков, - как нельзя вовремя подошли: на наш левый фланг наступают матросы... Как бы до штыков не дошло! Атакуйте их, только поскорее!
- Слушаюсь, Ваше Превосходительство! - ответил есаул Власов, изящно отдав честь, скачком сел в седло и, круто повернув коня, карьером понесся к своей сотне, стоявшей в укрытом от пуль месте. Через несколько минут лава казаков в 40 шашек с гиком бросилась в атаку. Затрещала пальба и... стихла.
- Вперед, бегом! - и с криком "ура" цепь Офицерского полка кинулась в атаку. Теперь снова цепи оказались шагах в ста от красных. Атака есаула Власова сделала свое дело: его сотня изрубила ведущую часть красных - матросов и соседних с ними. Батарея затушила пулеметный огонь из мельницы; она заставила красный бронепоезд укрыться за зданиями поселка, а затем поспешно уйти в сторону станции Тихорецкой. Красные бежали через поселок на восток, но там они попали под огонь обошедшей станцию с севера офицерской роты. Генерал Корнилов в решающий момент атаки станции был с цепями.
Станция была взята и противник разбит, но части Добровольческой армии понесли большие потери. Это был первый серьезный и жестокий бой. На стороне красных, кроме матросов (их было до 150 человек, погибли почти все), участвовали казаки и части 39 пехотной дивизии, чем и объяснялось их упорство. Генерал Марков был вне себя. К нему не обращались с вопросами о случайных пленных, а священнику, просившему о помиловании "заблудившихся", он ответил:
- Ступайте, батюшка! Здесь вам нечего делать.
В конной атаке погиб и есаул Власов. В момент схватки с матросами под ним был убит конь. Есаул упал, но, вскочив, он снес голову стрелявшему матросу и тут же погиб под пулями другого.
- Есаул! Есаул! - закричали его казаки. Изрубив матросов, они уже не могли преследовать красных: они столпились у тела своего командира и рыдали. Ночью тело есаула Власова и других убитых были преданы земле на кладбище поселка Выселки.

***
Уже в полных сумерках Офицерский полк, Техническая рота и 1-я батарея расположились на ночлег в поселке станции Выселки и близлежащей станице Суворовской. Генерал Марков приказал отдохнуть "как следует" и, кроме того, всем нашить на головные уборы белые повязки, чтобы в бою легче было отличить своего от красного. Тем частям отряда, которые остановились в станице Суворовской, приказано было не платить за питание, как репрессия за участие казаков этой станицы на стороне красных.
Партизанский полк и батальон корниловцев со взятием станции ушли на присоединение к главным силам армии в станицу Журавскую.
Стало всем известно об екатеринодарских добровольческих частях. Несколько дней назад здесь эти части потерпели поражение и отошли к Екатеринодару. Но факт существования добровольческого отряда в Екатеринодаре теперь был бесспорен, и путь в Екатеринодар не представлялся трудным: красные будут сжаты с двух сторон и не помешают соединению армии с Кубанским отрядом.

ПАВЛОВ В.Е. "Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917-1920 годов" Том 1. Париж, 1962 (Сборник)
Марковцы в Первом походе Добровольческой армии.
(Возвращение в Лежанку. Прим. - И.У.)

БОИ У СЕЛА ЛЕЖАНКА

19 апреля (2 мая). Перед рассветом часть полка была посажена на подводы и выехала в северо-восточном направлении. Было приказано выбить красных из села Лопанка, находящегося в 15 верстах. Произошел встречный бой, и стремительным ударом противник был опрокинут и село занято. Ночью части вернулись в Лежанку.
20 апреля (3 мая). 2-я и Конная бригады срочно ушли на помощь донцам, которые вынуждены были оставить станицы Егорлыцкую и Мечетинскую. В Лежанке остались 1-я бригада и Конный отряд генерала Покровского, а с ними - весь походный лазарет армии с 1500 ранеными и обоз.
Вскоре обнаружилось наступление красных на село с востока и юга. Их была подавляющая масса. Генерал Марков отдал приказ - не допустить противника ворваться в село и разбить его. Вся бригада заняла позиции редкой цепью. Выдано по 30 патронов на человека. Кроме того, генерал Марков приказал в полках часть пулеметов держать на подводах, составить из них подвижные пулеметные батареи, готовые вынестись вперед, по возможности, на фланги цепей противника, поражать их фланговым огнем, чем облегчить пехоте переход в контрнаступление. Это был первый случай в армии организации таких батарей.
Противник приближался. Ему оставалась верста до села, когда он на ходу открыл огонь. Несколько его орудий обстреливали цепи 1-й бригады. Это пулеметы, выскочив вперед своих цепей, заливались огнем. Ему отвечали редким ружейным и орудийным огнем.
Но вот противнику оставалось пройти последние каких-нибудь 1000 шагов, как сильный огонь обороняющихся заставил его залечь. Еще момент, и вперед вылетели пулеметные батареи, открыв огонь с дистанции в 500-600 шагов, посыпая его огнем во фланги. У противника замешательство, а громкое "ура" перешедшей в атаку бригады обращает его в бегство по всему фронту. Только частью своих сил бригада преследовала красных несколько верст.
С прекращением преследования противник остановился и стал приводить себя в порядок. Его батареи стреляли по выдвинувшимся частям полка. 4-я рота остановилась в 2-3 верстах от села на линии больших стогов соломы и сараев с сельскохозяйственными машинами. Шрапнели рвались над ней, нанося ей потери. Несколько серьезно раненых были внесены в сараи, где пули были не столь опасны. К несчастью, один снаряд попал в сарай и зажег находившееся в нем сено. Огонь распространился так быстро, что из сарая не успели вынести всех раненых. Трое из них погибли в пламени.
Наступила ночь. Выдвинувшимся вперед частям приказано отойти к селу и выставить сильное охранение.
Потери в Офицерском полку были серьезны: до 50 человек. Был ранен в голову и командир полка, генерал Боровский. По приказанию генерала Маркова полк принял полковник Дорошевич.
21 апреля (4 мая). Страстная суббота. Пришло радостное сообщение: 2-я пехотная и Конная бригады разбили красных у села Гуляй-Борисовка и заставили их поспешно отойти от станицы Егорлыцкой и очистить станицу Мечетинскую. Итак, Добровольческая армия соединилась с восставшими донцами южных станиц, которые вошли в подчинение генералу Деникину. Теперь территория армии уже не ограничивалась территорией одной станицы или села. У армии теперь есть тыл, и в первой половине дня в тыл, в станицу Егорлыцкую, уехал весь походный лазарет. Вместе с лазаретом был отослан и обоз всей 1-й бригады. Обоз оставлял село под обстрелом артиллерии противника.
Обстрел начался с утра и постепенно усиливался. Одновременно было видно разворачивание красной пехоты на значительно большем фронте, нежели в предыдущие дни, и с охватом села с северо-востока и юго-запада. Затем вся эта масса перешла в наступление. Захваченные пленные в стычках передовых частей заявили, что на митинге минувшей ночью было решено во что бы то ни стало взять Лежанку, чтобы в ней встретить праздники.
Бой был жестокий. Неоднократно выскакивали вперед пулеметы на тачанках и 1-я батарея, расстреливая красных чуть ли не в упор. Неоднократно Офицерский и Кубанские полки то там, то здесь переходили в контратаки, но красные, подаваясь в иных местах назад, поддерживаемые резервами, продолжали наступать. Упорный бой шел на самой окраине села, на кладбище. Красные захватили кирпичный завод и угрожали перерезать дорогу на станицу Егорлыцкую. Для восстановления положения была послана Инженерная рота - последний резерв генерала Маркова. 80 человек, поддержавшие часть Офицерского полка, не смогли сломить сопротивление противника в 500 человек и залегли. Пришлось снять с соседнего участка полуроту в 50 человек. Немедленной атакой красные были выбиты из кирпичного завода и бежали, оставив на месте 2 пулемета и много патронов.
По всему фронту наступление красных стало выдыхаться. Генерала Марков приказал Инженерной роте "пройтись в село Лопанка с пасхальным визитом", но общая обстановка перед селом заставила его отменить приказание. Только к вечеру красные окончательно были отброшены от села.
На этот раз красные не задерживались на виду у села, а отошли в те села, из которых они пришли. Выставив охранение, части бригады расположились в домах на окраине. Мечта многих побывать в церкви у Светлой Заутрени не осуществилась. Не было приготовлено ничего для пасхального стола, так как еще утром хозяйственные чины вместе с обозом уехали в станицу Егорлыцкую. Разговелись только тем, чем угостили жители.
В минувшем бою части бригады понесли чувствительные потери - до 80 человек, из которых 7 убитых, потерял Офицерский полк; Инженерная рота одними убитыми потеряла 8 офицеров и свыше 20 ранеными. Снова при бригаде образовался походный лазарет с не менее чем 160 ранеными.
Опять ранен был и командующий Офицерским полком, полковник Дорошевич. Генерал Марков назначил командовать полком полковника Хованского.
Вечером, в конце боя из Лежанки в станицу Егорлыцкую уехал штаб армии.
22 апреля (5 мая). 1-й день Святой Пасхи. Перед рассветом части бригады приготовились к возможному наступлению красных, но последние не появлялись: решили праздновать. Так русские люди, вчера ведшие бой, сегодня отдыхали и отмечали день Святой Пасхи в пятнадцати-двадцативерстном удалении друг от друга.
Грустный праздник был у жителей: они боялись ухода добровольцев и прихода красных. Грустный он был и для добровольцев: в Светлое Христово Воскресение им пришлось хоронить своих соратников. Похоронили их на том же кладбище, на котором раньше были похоронены первые четыре жертвы начала похода.
Генерал Марков обошел свои части и поздравил их с Праздником. Ему кричали "ура". Посетил он и раненых, которые забыли на время свои боли, увидев своего любимого начальника. Пошутил он над 4-мя ранеными 4 роты:
- Что это вы подставляете свои ноги и руки? (двое были ранены в ноги и двое в руки). А я так вообще не подставляю себя под пули.
Вызвал генерал Марков улыбку даже у тяжелораненых. Один офицер был ранен в живот навылет, и у него началась кровавая рвота. Подошел генерал.
- Ну, что? Ранен? - Раненый улыбнулся, кивнул головой.
- По глазам вижу, что выздоровеете!
Эта улыбка смертельно раненого, этот случай запомнились. Раненый действительно выздоровел.
Трудно было подыскать название генералу Маркову, которое оценивало бы его целиком. Он и "Ангел-Утешитель", как в описанном случае, он и "Ангел-Хранитель", как называли его в обозе армии, грозой которого он был, он и "Бог войны", и "Шпага генерала Корнилова".
Вечером этого дня бригада выстроилась на северной плошали села, и ей было объявлено, что она оставляет село. Колонна на подводах тронулась по дороге на станицу Егорлыцкую, перешла мост через реку Егорлык, ту реку, которую в свое время переходил вброд Офицерский полк, но вскоре свернула с дороги вправо. В сумерках хвост полка был внезапно обстрелян наскочившим на него грузовиком с пулеметом. Но одного артиллерийского выстрела было достаточно, чтобы грузовик поспешно скрылся.
23 апреля (6 мая). 2-й день Святой Пасхи. На рассвете бригада подошла к разъезду Прощальный на железной дороге Торговая - Батайск. Высланные подрывники к станции Целина подорвали там путь, а бригада в это время основательно разрушила его у разъезда. Выполнив эту задачу, она двинулась в станицу Егорлыцкую, куда и прибыла еще засветло, проделав за сутки до 50 верст.
Встреча и прием станичниками ставших у них по домам добровольцев были искренне радостными, с широким гостеприимством. Теперь их отношение к добровольцам совершенно не было равнодушным, как два месяца назад. Они признались в своем заблуждении. И это произошло ровно через два месяца, как тогда им и говорил генерал Корнилов. Старик-казак с гордостью заявлял, что его два сына, служивших раньше в Императорской Гвардии, теперь "бьют большевиков". Все это радовало добровольцев, усиливало пасхальное настроение.
24 апреля (7 мая). 3-й день Святой Пасхи. За ночь все чины бригады спокойно выспались и проснулись в бодром и радостном состоянии. Не теряя времени, разбрелись по станице, чтобы встретить и похристосоваться со своими знакомыми и друзьями. Все спешили в походный лазарет навестить и поздравить раненых соратников. "Христос Воскресе! - Воистину Воскресе!" - раздавалось по станице.
Во второй половине дня разнесся слух о выступлении. Досадно! Но бодрое настроение оставалось. На вечерней перекличке и молитве было объявлено: рано утром бригада выступит на подводах. Никаких вещей с собой не брать, но патронами запастись. Итак, снова в поход, но, как будто, на короткое время. Куда и с какой целью? Ответ на эти вопросы генерал Марков дал бы короткий и определенный: "Это вас не касается!"
О предстоящей задаче похода узнали лишь 7 офицеров Инженерной роты во главе с подполковником Александровым, которых генерал вызвал к себе и им сказал:
- Инженеры! На вас возлагается серьезная задача, от которой зависит успех нашего набега на треугольник станций: Крыловская - Сосыка-Ейская и Сосыка-Владикавказская. Вам надлежит пробраться в тыл к красным и около разъезда Хуторской на железной дороге на Ейск подорвать основательно полотно железной дороги и перерезать телефонные и телеграфные провода. Нужно, чтобы все, что есть на этих трех станциях, попало нам в руки. В ночь на 27 апреля (10 мая) вы должны выполнить этот приказ, а с утра я примусь за красных. Вам в помощь дается три проводника и сотня черкесов. Подробные приказания даны подполковнику Александрову.
Ночью отряд тронулся в путь.
25 апреля (8 мая). В 6 часов утра 1-я пехотная и Конная бригады выступили в юго-западном направлении. Целый день тряски на подводах и прибытие в станицу Незамаевскую. Переход около 65 верст. Ночевка.
Казаки просили генерала Маркова оставить отряд для защиты их станицы, на что тот предложил им самим сорганизоваться для защиты, а еще лучше - влиться в части бригады. Те колебались.
26 апреля (9 мая). Утром генерал Марков объехал части и объявил задание, данное армии:
- Идем запасаться боевой провизией. 2-я бригада будет наступать на станцию Крыловская. 1-я в центре, на станции Сосыка-Владикавказская и Сосыка-Ейская; Конная - левее, на станции Леушковская. Цель - захват всего, что имеется у красных на этих 4-х станциях. Боевая провизия необходима ввиду массового прилива в ряды армии кубанских казаков.
От станицы Незамаевской 1-я и Конная бригады пошли по разным направлениям. Проехав около 30 верст, 1-я бригада остановилась, не доезжая нескольких верст до станции Сосыка-Владикавказская. Разъезды от Черкесского конного дивизиона, приданного бригаде, доносили, что станция занимается большими силами противника с бронепоездом.
По диспозиции штаба армии атака трех бригад должна начаться одновременно с рассветом следующего дня.
С наступлением ночи 1-я бригада стала разворачиваться в боевой порядок: Офицерский полк - для атаки станции Сосыка-Владикавказская, Кубанский - левее его; с занятием этой станции бригада должна, заходя левым плечом вперед, наступать на станцию Сосыка-Ейская.
***
Отряд подполковника Александрова в течение 25 и 26 апреля (8 и 9 мая) скрытыми путями, весьма осторожно приближался к Владикавказской железной дороге севернее станции Сосыка. В ночь на 27-е (10 мая) он перешел дорогу и приблизился к месту своего назначения. Оставив шагах в 300 от железной дороги черкесов и проводников, офицеры подползли к полотну и принялись за работу. Через короткое время - команда: "Отползай". У полотна остались двое. Следующая команда: "Поджигай". Раздались сильные взрывы. И в этот момент всего лишь в нескольких шагах от места взрыва офицеры увидели силуэт остановившегося бронепоезда. Еще момент, и по ним понеслась с него пулеметная очередь: видимо, красные заметили отбегавших. На рассвете отряд взял направление на гул начавшегося боя и благополучно присоединился к бригаде.
27 апреля (10 мая). Незадолго перед рассветом 1-й роте было приказано произвести демонстрацию наступления. Рота сбила заставу красных, но, подойдя к железной дороге на 200 шагов, была встречена картечным и пулеметным огнем бронепоезда. Она залегла и в этот момент подверглась атаке красной пехоты с флангов. В жестокой схватке сопротивление роты было сломлено, и она стала отходить. Преследовавшие ее красные были остановлены пулеметным огнем батарейных и ротных пулеметов. На всем фронте разгоралась стрельба.
Едва стало светать, Офицерский полк перешел в наступление. Перед железной дорогой, не в силах преодолеть сильнейший огонь противника, он залег, но через несколько минут, когда 1-я батарея отогнала бронепоезд, а слева у кубанцев уже неслось "ура", он сбил красных, занял станцию и, не задерживаясь на ней, повел наступление вдоль железной дороги в северном направлении. Красные отходили, не оказывая уже сопротивления, и вскоре совершенно рассеялись.
Генерал Марков с Черкесским дивизионом, не обращая внимания на разбегавшихся красных, прискакал на станцию Сосыка-Ейская. На обоих станциях было захвачено несколько эшелонов с "боевой провизией", которую немедленно стали перегружать на те подводы, на которых ехала бригада, в то время как Офицерский полк продолжал двигаться на север. Бронепоезд красных успел проскочить станцию Крыловская до занятия ее 2-й бригадой.
Был момент тревоги: к станции Сосыка с востока подходила большая колонна пехоты и кавалерии. Выяснилось, что это были казаки станицы Незамаевской, шедшие на присоединение к бригаде. Их было свыше 500 человек. Генерал Деникин, приехавший на станцию, их всех назначил на пополнение в 1-ю бригаду, и им тут же было выдано оружие.
Тем временем, Офицерский полк занял станицу Павловскую, радостно встреченный жителями. Генерал Марков просил их немедленно разойтись по домам, так как станица не будет удерживаться, что вызвало у жителей восклицания: "Что теперь будет с нами?" Захваченных здесь пленных в числе нескольких десятков человек генерал Марков приказал отпустить.
К вечеру в станицу Павловскую пришел и Кубанский полк, а ночью вся бригада двинулась дальше на север.
28 апреля (11 мая) она пришла в станицу Ново-Михайловскую, в 6-7 верстах западнее станции Крыловской, занятую с жестоким боем 2-й бригадой, но еще ведшей бой севернее ее. Через несколько часов на станцию выступила вся 1-я бригада, но на ней не задержалась, а проследовала на восток через станицу Екатериновку в станицу Ново-Пашковскую, где и расположилась на ночлег. За нею отошла и 2-я бригада.
29 апреля (12 мая). Бригада перешла в село Гуляй-Борисовку и 30 апреля вернулась в Егорлыцкую.
Уставшими вернулись части с "налета на Сосыку", но бодрыми. Одержан был большой успех и добыты трофеи, нужная для армии "боевая провизия". 2-я бригада захватила даже два орудия. В первый раз Добровольческая армия вела наступление на фронте в 30 верст.
Потери в Офицерском полку были большие: около 100 человек, из которых на долю одной 1-й роты пришлось 27 человек убитыми и 44 ранеными, свыше половины ее состава. Был ранен и командующий полком, полковник Хованский, третий командир за время с 20 апреля (3 мая).
С 27 апреля (10 мая) в командование полком вступил полковник Тимановский. Генерал Марков расстался со своим неразлучным помощником, оставаясь, однако, его ближайшим начальником.
30 апреля (13 мая) - дата окончания Корниловского, Ледяного, 1-го Кубанского похода Добровольческой армии.

Их было чуть больше четырех тысяч человек. Но все - идейные, ответственные люди, для которых понятие "Отечество" не было просто пафосной фигурой речи. К слову, к моменту их ухода из Ростова в городе находились шестнадцать тысяч офицеров, не пожелавших принимать участие в сопротивлении красным, выжидавшим "чья возьмет". После того, как туда вошла большевистская армия под командованием Сиверса, некоторые из них были показательно расстреляны. Просто потому, что офицеры.... Да, и ростовский обыватель, не пожелавший пожертвовать даже горсточкой из личных запасов ради обеспечения Добровольческой армии, был впоследствии вынужден отдать красным "освободителям трудового народа" все, что они потребовали для собственных нужд.

Вышли, чтобы разбудить

В отличие от оставшихся, вышедшие морозной февральской ночью в студеные южные степи четко знали, какая пагуба овладевает над страной. И имели четкий план, объединившись с бесславно бежавшим из Екатеринодара подразделениями сепаратистской Кубанской областной рады, по сути переподчинив их и край интересам единой и неделимой России, отвоевать город, сделав его центром антибольшевистского сопротивления.

Интересно, что практически одновременно с этим аналогичные движения начали другие серьезные формирования антибольшевистского сопротивления. Так, чтобы сберечь личный состав, на первоначальном этапе зараженная казачьим сепаратизмом выступила в Степной поход из Новочеркасска армия донских казаков - Донская армия, частично деморализованная после самоубийства атамана Каледина. В тоже время с Румынского фронта в начале марта стали прорываться через охваченную хаосом гражданской войны территорию исторической России на Дон русские добровольцы под командованием Михаила Гордеевича Дроздовского, по ставшему впоследствии легендарным маршруту "Яссы - Дон". Впоследствии именно "дрозды" отобьют у красных Ростов.

Генерал Михаил Алексеев. Фото: www.globallookpress.com

Пока же, именно в предстоящем походе был сформирован костяк Добровольческой армии, ее подразделения, прошедшие впоследствии через все гражданскую войну. Итак, на тот момент она состояла из офицерского полка под командованием доблестного генерала Сергея Леонидовича Маркова, его бойцов, за версту узнаваемых по черным мундирам и белым верхам фуражек, так впоследствии и будут звать - "марковцы". А также Корниловского ударного полка, сведенного из ветеранов-патриотов Первой мировой (Великой) войны и бойцов государева Текинского (туркменского) конвоя - те же черные мундиры, но еще и символ христианского воинства на знамени, кокардах и нашивках - голова Адама в виде черепа и костей, а также красные тульи фуражек, после гибели командира их также будут называть его именем - "корниловцами". Плюс Партизанский полк донских казаков генерала Богаевского, Юнкерский батальон, состоящий в основном из горячих, но совсем юных юнкеров и студентов, Чехословацкий инженерный батальон и три дивизиона кавалерии: офицерский, донской и партизанский. А также десять орудий. И все. При этом противостояла добровольцам на тот момент пусть спешно мобилизованная, но довольно большая и в отличие от них хорошо вооруженная Красная армия. В каждом бою "белым" приходилось вступать в соприкосновение с частям противника пятикратно и шестикратно противостоящих им по численности. Но они в ответ брали отвагой, решимостью и верностью своему делу - за все восемьдесят дней добровольцы отступили только один раз, но об этом позже.

"Пока есть жизнь, пока есть силы, не всё потеряно, увидят «светоч», слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе — те, кто пока ещё не проснулись, - писал участник "Ледяного похода", впоследствии главнокомандующий Вооруженными силами Армии Юга России, генерал Антон Иванович Деникин. - В этом был весь глубокий смысл Первого Кубанского похода. Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором всё — в области духа и творимого подвига. По привольным степям Дона и Кубани ходила Добровольческая армия — малая числом, оборванная, затравленная, окружённая — как символ гонимой России и русской государственности. На всём необъятном просторе страны оставалось только одно место, где открыто развевался трёхцветный национальный флаг — это ставка Корнилова".

Не менее определенно и трагично высказался о миссии добровольцев стоявший у истоков движения генерал Михаил Васильевич Алексеев:

"Мы уходим в степи, можем вернуться, только если будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы…”

Когда снег и лед не лучше картечи

Да, это был тут самый Алексеев, стоявший у истока заговора против святого государя Николая Александровича Романова. Понимал, ли он тогда, что выходит и выводит людей в отчаянный бросок за историческую Россию, восходит на Ледяную Голгофу во искупление собственного греха? Судя по его воспоминаниям, можно сделать вывод, что всю преступность того рокового участия в отстранении государя этот некогда любимчик царственной четы все-таки осознал.

"Руководящие деятели армии сознают, что нормальным ходом событий Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками, которые необходимы для облегчения гигантской работы по управлению для одного лица, - писал Алексеев. - Как показал продолжительный опыт пережитых событий, никакая другая форма правления не может обеспечить целость, единство, величие государства и объединить в одно целое различные народы, населяющие его территорию. Так думают почти все офицерские элементы, входящие в состав Добровольческой армии, ревниво следящие за тем, чтобы руководители не уклонялись в своей деятельности от этого основного принципа".

Но ящик Пандоры был уже открыт, кровь вовсю лилась рекой, а маленькая горстка храбрецов с боями шла вопреки погоде и шквальному огню противника - из восьмидесяти дней похода на сорок пришлись ожесточенные боестолкновения с "красными".

"Армия шла по сплошным пространствам воды и жидкой грязи... — вспоминал Деникин. — Люди шли медленно, вздрагивая от холода и тяжело волоча ноги в разбухших, налитых водою, сапогах. К полудню пошли густые хлопья липкого снега, и подул ветер…"

"Всю ночь накануне лил дождь, не прекратившийся и утром, - писал другой участник похода. - Армия шла по сплошным пространствам воды и жидкой грязи — по дорогам и без дорог — заплывших, и пропадавших в густом тумане, стлавшемся над землёю. Холодная вода пропитывала насквозь все платье, текла острыми, пронизывающими струйками за воротник. Люди шли медленно, вздрагивая от холода и тяжело волоча ноги в разбухших, налитых водою, сапогах. К полудню пошли густые хлопья липкого снега, и подул ветер. Застилает глаза, нос, уши, захватывает дыхание, и лицо колет, словно острыми иглами…Между тем, погода вновь переменилась: неожиданно грянул мороз, ветер усилился, началась снежная пурга. Люди и лошади быстро обросли ледяной корой; казалось, все промёрзло до самых костей; покоробившаяся, будто деревянная одежда сковала тело; трудно повернуть голову, трудно поднять ногу в стремя".

Существует легенда, что название "Ледяной поход" тоже появилось случайно. После взятия станицы Ново-Дмитриевской юная сестра милосердия не менее юного Юнкерского батальона, продрогшая до костей во время перехода, но успевшая отогреться в ходе боя, сказала генералу Маркову: "Это был настоящий ледяной поход!".

"Ды, вы правы!" - ответил девушке генерал.

Когда смерти нет

Почему же они побеждали? Почему ни разу не дрогнули под напором стихии и вооруженного противника? Почему не было дезертирств, сдачи в плен?

"Малочисленность и невозможность отступления, которое было бы равносильно смерти, выработали у добровольцев свою собственную тактику, - писал в эмиграции корниловец Александр Трушнович. - В её основу входило убеждение, что при численном превосходстве противника и скудости собственных боеприпасов необходимо наступать и только наступать. Эта, неоспоримая при маневренной войне, истина вошла в плоть и кровь добровольцев Белой армии. Они всегда наступали. Кроме того, в их тактику всегда входил удар по флангам противника. Бой начинался лобовой атакой одной или двух пехотных единиц. Пехота наступала редкой цепью, время от времени залегая, чтобы дать возможность поработать пулемётам. Охватить весь фронт противника было невозможно, ибо тогда интервалы между бойцами доходили бы до пятидесяти, а то и ста шагов. В одном или двух местах собирался «кулак», чтобы протаранить фронт. Добровольческая артиллерия била только по важным целям, тратя на поддержку пехоты несколько снарядов в исключительных случаях. Когда же пехота поднималась, чтобы выбить противника, то остановки уже быть не могло. В каком бы численном превосходстве враг ни находился, он никогда не выдерживал натиска первопоходников".

Да, впоследствии их так и называли соратники по Белому движению - "первопоходники". За что эти несколько тысяч смелых и отчаянных пользовались заслуженным почетом и уважением в среде русских патриотов. Об их мужестве слагали легенды, их бесстрашие было правдой. Причем, отвагой отличались как рядовые бойцы, так и их командиры. Вот что писал, о бое у станицы Медведовской эмигрантский журнал "Вестник первопоходника":

"Около 4 часов утра части Маркова стали переходить через железнодорожное полотно. Марков, захватив железнодорожную сторожку у переезда, расположив пехотные части, выслав разведчиков в станицу для атаки противника, спешно начал переправу раненых, обоза и артиллерии. Внезапно от станции отделился бронепоезд красных и пошёл к переезду, где уже находился штаб вместе с генералами Алексеевым и Деникиным. Оставалось несколько метров до переезда — и тут Марков, осыпая бронепоезд нещадными словами, оставаясь верным себе: «Стой! Такой-растакой! Сволочь! Своих подавишь!», бросился на пути. Когда тот действительно остановился, Марков отскочил (по другим сведениям тут же бросил гранату), и сразу две трёхдюймовые пушки в упор выстрелили гранатами в цилиндры и колеса паровоза. Завязался горячий бой с командой бронепоезда, которая в результате была перебита, а сам бронепоезд — сожжён".

И подобный храбрый поступок генерала пришелся кстати, бронепоезда красных наносили серьезный урон белым, у которых отчаянно не хватало артиллерии. Поэтому каждое выведение подобного монстра из строя дорогого стоило.

Прошедшим с боями через студеными кубанские степи не удалось взять Екатеринодара. Точнее почти не удалось, отдельные подразделениям белых смогли даже закрепиться в центре города, но не получив подкрепления, они отошли. Роковым переломом в наступлении стал гибель командующего Добровольческой армии - генерала Лавра Георгиевича Корнилова. Кстати, еще одного участника заговора против государя... После чего сменивший его более осторожный Деникин решает отступить от города. И у этого решения были свои резоны, в ходе боев за Екатеринодар с 26-тысячной армией красных под командованием Автономова и Сорокина, добровольцы потеряли четыре сотни убитыми, что для их небольшой армии, чья численность выросла до пяти тысяч человек, стало серьезной потерей.

Отступившим удалось выйти из всех большевистских ловушек, не дать заманить себя в тактическое окружение, к 13 мая Добровольческая армия вышла в район Мечетинская — Егорлыкская — Гуляй-Борисовк, где закрепилась. Ледяной поход был завершен. Но до конца гражданской войны и победы в ней антирусских сил было еще далеко.

Что интересно, начало первого организованного выступления "белых" совпало с подготавливающей православных к Великому Посту недели о мытаре и фарисее, а завершилось после Фоминого воскресенья или Антипасхи. Вряд ли подобное промыслительное совпадение можно, в принципе, считать совпадением. Именно в ходе этого похода сформировалась и жертвенно-христианская символика Белого движения. Во-первых, сам символ Ледяного похода - меч в терновом венце Спасителя на георгиевской ленте. Во-вторых, в униформе "цветных" полков добровольцев преобладали цвета: черный - символ траура и покаяния, красный - мученичества и самопожертвования и белый - Воскресения и Господа. А также практически отсутствовавший в имперской армии символ православного воинства, который за годы безбожия в нашем отечестве стал ассоциироваться исключительно с пиратами из переводных англоязычных романов. Но нет, «Голова Адама» - череп со скрещенными костями, по преданию была и на хитоне Александра Пересвета, вышедшего на бой с ордынским батыром-оккультистом Челубеем, и на знамени покорившего Кавказ атамана Бакланова. И на мундирах "белых" добровольцев, как символ бессмертия, освобождения от смерти через Искупление Спасителя.

Можно много рассуждать о том, почему проиграло Белое движение. Была ли его изначальная жертвенность подготовленным искуплением за предательство царя. Но именно в День защитника Отечества хочется понять одно - Промыслом Божиим нашему народу дана праздничная дата, от которой, в принципе не нужно отказываться. Ее следует просто переосмыслить. Поскольку в отличие от пьяных и обнюхавшихся кокаином красных матросов, драпанувших только от одного вида немцев, на другом конце русской земли их соотечественники явили подвиг мужества и самопожертвования. А, следовательно, у этого праздника все-таки есть правильная историческая основа. Посему всех настоящих защитников Отечества всех времен - с праздником!

В ночь с 22 на 23 февраля 1918 года (с 9 на 10 по старому стилю) начался Ледяной (1-й Кубанский) поход Добровольческой армии генерала Корнилова.
Не получив поддержки от донских казаков, только что сформированная Добровольческая армия, в условиях угрозы окружения и уничтожения красными в Ростове, двинулась на Екатеринодар для соединения с кубанскими казаками.
На самом деле силы добровольцев были незначительны, не хватало оружия и боеприпасов. Однако поход на Кубань и обратно на Дон создал возможность формирования мощной Добровольческой армии и возникновению Белого движения на юге России.

В составе Добровольцев было много кадровых офицеров русской армии (одних полковников 190 человек), офицерский полк генерала Маркова, морская рота, юнкерский батальон, батальон добровольцев из числа учащейся ростовской молодёжи.
Поход длился 80 дней, на 44 из которых приходились бои с превосходящими силами красных. во всех этих боях "не было случая, чтобы численность большевицких сил не превосходила в шесть-десять раз числа добровольцев" (Трушнович А. Р. Воспоминания корниловца: 1914—1934 / Сост. Я. А. Трушнович. — Москва—Франкфурт: Посев, 2004).

Кстати сказать, новочеркасский атаман генерал от кавалерии Каледин (герой Брусиловского прорыва), который вроде бы согласился поддержать Добровольцев, но сам порекомендовал генералу Алексееву не задерживаться в Новочеркасске больше недели, узнав о решении Добровольцев уйти с земель Войска Донского, 29 января 1918 года собрал заседание Донского правительства, на котором сообщил о том, что для защиты Донской области от большевиков на фронте нашлось лишь 147 штыков. Он также заявил, что в таких условиях слагает с себя полномочия войскового атамана.
В тот же день генерал Каледин, Георгиевский кавалер, покончил с собой выстрелом в сердце. В предсмертном письме генералу Алексееву он объяснил свой уход из жизни «отказом казачества следовать за своим атаманом».
Во время штурма Екатеринодара 31 марта (13 апреля по новому стилю) генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов был убит шальным снарядом, попавшим в его штаб.
Штурм был неудачным (город защищала 20-тысячная Юго-Восточная армия красных под командованием Автономова и Сорокина.) и, потеряв командующего, Добровольцы отступили. Генерал Корнилов и убитый днём ранее командир Корниловского полка Генерального штаба полковник М. О. Неженцев были тайно похоронены, однако местные жители заметили, что «кадеты зарывают кассы и драгоценности»

И небольшое отступление. После публикации подобных постов, находятся малохольные граждане - мои бывшие блогодрузья, которые втихаря вычёркивают мой журнал из друзей. Втихаря - так как возразить им нечего. Видимо полагают, что если замалчивать такие события нашей истории, то и прошлое как бы изменится и станет лучше. Ошибаетесь. граждане...

Генерал Корнилов со штабом.

Фотография изуродованного тела Л. Г. Корнилова с дарственной надписью «На память американскому товарищу Акселю Гану», подаренная ему командующим красной Кавказской Армией Чистовым 23 апреля 1918 года

Награды за Ледяной поход. Слева - участникам боёв, справа - для лиц в боях непосредственно не участвовавших.

Отечественная история первой половины XX столетия богата яркими событиями, которые, обретя со временем символический смысл, надолго перешли в сферу ценностей, обладающих определенным идеологическим звучанием. Усилиями русского зарубежья в течение десятилетий, прошедших после окончания Гражданской войны, был создан своего рода эпос: воспеты многие сражения и боевые операции белых армий — Степной поход, поход дроздовцев Яссы-Дон, Великий Сибирский поход, поход группы генерала Бредова. Первое и самое почетное место в этом ряду всегда занимал 1-й Кубанский поход Добровольческой армии. Хорошо известно резюме, в котором А. И. Деникин подвел ему объективный итог: "Армия выступила 9 февраля и вернулась 30 апреля, пробыв в походе 80 дней. Прошла по основному маршруту 1050 верст. Из 80 дней — 44 вела бои. Вышла в составе 4 тысяч, вернулась в составе 5 тысяч, пополненная кубанцами. Начала поход с 600 — 700 снарядами, имея по 150 — 200 патронов на человека; вернулась почти с тем же; все снабжение для ведения войны добывалось ценой крови. В кубанских степях оставила могилы вождя и до 400 начальников и воинов; вывезла более полутора тысяч раненых" .
Как в Советском Союзе, так и в эмиграции освещение военно-политических событий зимы 1917 — весны 1918 г. на Юге России было начато их непосредственными активными участниками . Эмигрантская литература имеет преимущественно мемуарный и публицистический характер . Советские историки, обращаясь к обстоятельствам возникновения очага военной контрреволюции на Юге России, собственно 1-й Кубанский поход затрагивали лишь попутно . Начиная с 1930-х годов действия антибольшевистских сил и формирований на несколько десятилетий исчезли из поля зрения исследователей . На рубеже 1950 — 1960-х годов этому способствовала и утвердившаяся в советской историографии точка зрения о том, что Гражданская война началась в мае 1918 года. Военные действия предшествующих месяцев рассматривались как часть "триумфального шествия Советской власти" и трактовались как явления, находящиеся на периферии происходивших в стране процессов .
В 1990-е гг. на первый план в изучении истории Гражданской войны вышла проблематика антибольшевистских движений, что не могло не вызвать обращение к событиям 1-го Кубанского похода .
Возникновение Добровольческой армии в конце 1917 г. явилось результатом противодействия военных верхов нараставшему революционному процессу. На протяжении весны-осени 1917 г. многомиллионная армия все более выходила из-под контроля генералитета. В связи с этим созданные накануне июльского наступления для выполнения особых боевых заданий на фронте ударные подразделения и части из добровольцев стали рассматриваться как противовес остальной солдатской массе. Затем появились проекты создания из "ударников" новой армии для ведения войны "до победного конца". В обстановке 1917 года планы создания такой добровольческой армии имели контрреволюционный характер, так как ее первоочередной задачей должно было стать наведение "порядка" в тылу.
Поскольку Л. Г. Корнилов и его ближайшие сподвижники после августовского выступления находились под арестом, ключевая роль в исполнении этих замыслов досталась генералу М. В. Алексееву. Взяв на себя тяжкую обязанность ареста Корнилова, он уберег от разгрома революционными силами Ставку главнокомандования, после чего 11 сентября подал в отставку. Прибыв в столицу в октябре, Алексеев приступил к созданию тайной военной организации, получившей в литературе название "Алексеевской". Принадлежавший к ней небольшой отряд под командованием штабс-капитана В. Д. Парфенова участвовал в столкновениях с красной гвардией во время Октябрьских событий. 30 октября, после поражения восстания юнкеров в Петрограде, Алексеев отправился в область Войска Донского, которая должна была стать районом формирования Добровольческой армии. Туда же прибыли бежавшие из-под ареста в Быхове генералы А. И. Деникин, А. С. Лукомский, И. П. Романовский, С. Л. Марков, а чуть позже и Корнилов.
Развитие военной и политической ситуации на Юге России в декабре 1917 — январе 1918 г. показало ошибочность многих первоначальных оценок и ожиданий этих деятелей. Основатели Добровольческой армии, несмотря на сочувственное отношение войскового атамана А. М. Каледина, не получили безоговорочной поддержки со стороны донской власти, либерально-эсеровской по ориентации. Формирование Добровольческой армии на Дону шло полулегально — достаточно сказать, что Алексеев и Корнилов в Новочеркасске и Ростове не смели появляться в военной форме.
Дело осложнялось и напряженными личными отношениями между Алексеевым и Корниловым. Только после долгих переговоров при участии видных представителей партии кадетов удалось прийти к решению о том, что власть на территориях, контролируемых добровольческими силами, должна быть сосредоточена в руках триумвирата генералов: к компетенции Каледина относились управление делами Войска Донского и формирование Донской армии, Алексееву предстояло заведовать финансовыми и политическими вопросами, Корнилов принимал командование Добровольческой армией, которая официально стала так называться с 27 декабря 1917 года . Начальником ее штаба стал Лукомский. Все существующие формирования подчинялись начальнику Добровольческой дивизии Деникину (начальник штаба дивизии — Марков). Таким образом, воинским контингентом, не достигавшим по численности и полка, управляли три штабные структуры, подчиненные соответственно Алексееву, Корнилову и Деникину. Избыток штабов и учреждений порождал волокиту, интриги и путаницу.
Цели и задачи создаваемых вооруженных сил нашли отражение в Политической программе Корнилова, которая хотя и преподносилась как его личное кредо, а Добровольческая армия ни словом в ней не упоминалась, все же подразумевала программу возглавляемого им движения, в перспективе — всероссийского правительства. В качестве ее важнейших положений провозглашались, вполне в духе Февраля, основные гражданские и политические права и свободы и даже закрепление "целесообразных завоеваний революции". По поводу наиболее сложных и принципиальных вопросов — о государственном устройстве и о земле — программа воздерживалась от всяких деклараций, относя их решение к сфере компетенции Учредительного собрания. Основные формулировки и положения этого документа вполне определенно указывали на причастность к его подготовке упомянутых либералов (в первую очередь П. Н. Милюкова), находившихся на Дону и помогавших Алексееву и Корнилову в создании армии.
Оценивая создавшуюся в России ситуацию как национальную катастрофу, ближайшей задачей борьбы Корнилов видел "сокрушение большевистского самодержавия и замену его таким образом правления, который обеспечил бы в стране порядок" . Вооруженная борьба до полного уничтожения большевизма являлась тем единственным значимым пунктом, который играл роль объединяющего начала для вступавших в армию добровольцев. Участники событий признавали, что для них, в большинстве своем еще очень молодых людей, реальные политические ориентиры, а порой и собственные взгляды, подменяла преданность вождям: "Разговоры на политические темы в армии при Корнилове не поднимались, — вспоминал один из рядовых добровольцев прапорщик СМ. Пауль. — Он сам являлся для нас олицетворением политики, духовным диктатором" .
Первое подразделение будущей Добровольческой армии — сводно-офицерская рота под командованием Парфенова — было создано 4 ноября в Новочеркасске в помещении лазарета под видом "слабосильной" команды . Приток добровольцев не оправдывал ожиданий командования. Во второй половине ноября в распоряжении Алексеева находилось около 500 человек, сведенных в две роты (офицерскую и юнкерскую) и Михайловско-Константиновскую батарею, состоявшую из юнкеров одноименных артиллерийских училищ. Велось формирование Георгиевской роты, основу которой составили несколько десятков солдат киевского 1-го запасного Георгиевского полка. Большая часть офицерства, уставшего от длительной войны и деморализованного свержением монархии и распадом армии, хотя и враждебно относилась к советской власти, не спешила включиться в вооруженную борьбу.
К январю 1918 г. Добровольческая армия представляла собой ряд частей и формирований, как возникших непосредственно на Дону, так и прибывших из других районов страны. На протяжении декабря-января были сформированы три офицерских батальона, юнкерский батальон, артиллерийский дивизион из трех батарей. В декабре и в Ростове началось формирование добровольческих частей — под видом отрядов самообороны генерала А. Н. Черепова. Здесь были созданы офицерский отряд полковника В. Л. Симановского, ростовская офицерская рота, студенческий батальон, морская рота, техническая рота и кавалерийский дивизион полковника В. С. Гершельмана. На Дон прибыли и подчинились добровольческому командованию 3-я Киевская школа прапорщиков, часть ударного дивизиона Кавказской кавалерийской дивизии и несколько сот солдат и офицеров Корниловского ударного полка .
Все очевидцы отмечали малочисленность Добровольческой армии в период ее становления. Деникин полагал, что добровольцев было не более 3 — 4 тыс. человек, по оценке Лукомского — примерно 5 тысяч . С учетом убыли в ходе начавшихся вскоре боев численность армии в декабре 1917 — январе 1918 г. колебалась в пределах 2,5 — 3,5 тыс. бойцов и вплоть до выступления в 1-й Кубанский поход не превышала 4 тыс. человек. Но вооружения, обмундирования, снаряжения и продовольствия не хватало даже для такого числа бойцов. Советская власть относительно быстро взяла под контроль аппарат Военного министерства и Ставки, что сделало невозможным их эффективное использование антисоветскими силами. Снабжение и финансирование Добровольческой армии все это время имели импровизированный характер.
В планах основателей Белого движения значительное место отводилось донскому казачеству. Надежды эти также не оправдались. Возвращавшиеся с фронтов казачьи части в значительной мере разложились, казаки-фронтовики в массе своей не намерены были сражаться против советской власти. Совету народных комиссаров удалось в короткий срок направить значительные силы на Юг. Наступавшие из центра страны на Украину и Дон отряды красной гвардии, усиливаемые фронтовыми и запасными частями старой армии, а также различными местными формированиями, образовали Южный революционный фронт по борьбе с контрреволюцией, который возглавил В. А. Антонов-Овсеенко (начальник штаба — подполковник М. А. Муравьев).
Боеспособными формированиями в распоряжении Каледина оказались только "партизанские" отряды, состоявшие преимущественно из юнкеров и учащейся молодежи. Поэтому с самого начала военных действий донской атаман вынужден был опираться на помощь Добровольческой армии. В ходе январских боев она показала себя наиболее организованной вооруженной силой, объединявшей вокруг себя прочие антибольшевистские формирования. Тем не менее общая военная и политическая ситуация складывалась не в пользу калединского Дона, и переломить ее Добровольческая армия была не в состоянии. Решающим образом на исход борьбы повлияла позиция фронтового казачества, значительная часть которого выступила с оружием в руках на стороне советской власти.
Окончательно убедившись, что дальнейшее пребывание на Дону угрожает Добровольческой армии разгромом, Корнилов решил вести армию на Кубань, где сохранялась власть краевого правительства, не признавшего Совет народных комиссаров. Первоначально предполагалось перебросить войска по Владикавказской железной дороге через Батайск — Тихорецкую в Екатеринодар, для чего даже началась подготовка эшелонов. 27 января Лукомский, представлявший добровольческое командование на заседании донского правительства и войскового круга в Новочеркасске, заявил о намерении Корнилова как можно скорее отозвать свои части с северного участка обороны Дона. На следующий день Корнилов телеграфировал Каледину о своем плане отступления на Кубань . Это известие стало роковым для Каледина: окончательно утратив надежду спасти положение, он 29 января покончил с собой.
Объявленный на Дону после смерти Каледина "сполох" (всеобщая мобилизация), возродил у Корнилова надежду на казачество, и он отложил эвакуацию армии из Ростова. Добровольческие части еще несколько дней продолжали вести бои на подступах к городу. В результате, когда 1(14) февраля части революционной 39-й пехотной дивизии захватили Батайск, Добровольческая армия фактически оказалась в оперативном окружении наступавших советских войск. Отступление в направлении Екатеринодара по железной дороге стало невозможным. В самом Ростове рабочие подняли восстание и из района Темерника начали обстрел железнодорожного вокзала. В этих условиях около полудня 9 (22) февраля после короткого совещания Корнилов передал в части приказ об отступлении в направлении станицы Аксайской. Поздно вечером Добровольческая армия оставляла Ростов. Колонну чинов штаба возглавлял сам Корнилов, который впервые за все время, проведенное на Дону, предстал в военной форме с генеральскими погонами . Около 23 часов колонна с большим обозом тронулась в восточном направлении, к станице Аксайской. Арьергардом по Большой Садовой в направлении Нахичевани прошел 1-й офицерский батальон, удерживавший до этого позиции на железнодорожном вокзале. Дальнейшее движение планировалось в направлении станицы Ольгинской (верстах в десяти к югу на левом берегу Дона). Дорогой колонну продолжали нагонять отставшие добровольцы и штатские лица, пожелавшие отправиться с армией.
Добровольческое командование, лишенное военной инициативы и не владевшее обстановкой, не вполне представляло характер предстоящего похода. Его цели также не были определены, кроме одной — ясной и очевидной — спасти армию от неминуемого уничтожения. Не была проведена и подготовка к дальнему походу. Разбросанные по всему городу либо находившиеся на позициях формирования получили приказ оставить Ростов за несколько часов до выступления. Предпринятые командирами и добровольцами импровизированные попытки снабдить части и самих себя в последний момент хотя бы самым необходимым неминуемо принимали характер бессистемных реквизиций, которые именовались мобилизациями. Предметом их могло оказаться что угодно: пара белья, лошади пожарной команды, шоколад из станционного буфета .
В Аксайской армия провела остаток ночи и еще затемно начала переправляться через Дон по льду. Так начался первый день похода. В эмиграции уцелевшим "первопоходникам" приходилось отмечать его годовщины по новому стилю — 23 февраля, в тот самый день, который в советской стране праздновался как день рождения Рабоче-крестьянской Красной армии.
После полудня армия в основном сосредоточилась в богатой станице Ольгинской. В соответствии с данными, опубликованными позже в эмиграции, всего из Ростова выступило 3683 человека, в том числе 2325 офицеров и 1067 добровольцев, остальные — гражданские лица (включая 165 женщин) . В Ольгинскую пришло до 25 отдельных частей: батальонов, дивизионов, рот, отрядов, насчитывавших в своих рядах от нескольких десятков до сотен человек. Здесь в результате реорганизации, предпринятой Корниловым, армия получила более четкую структуру: три стрелковых полка — Сводно-офицерский (командир Марков), Корниловский ударный (командир — подполковник М. О. Неженцев) и Партизанский (командир — генерал А. П. Богаевский); Особый юнкерский батальон (командир — генерал А. А. Боровский); легкий артиллерийский дивизион (командир — полковник С. М. Икишев) в составе четырех двухорудийных батарей; кавалерийский дивизион (командир — полковник Гершельман) и два конных отряда (командиры — полковник П. В. Глазенап и подполковник А. А. Корнилов); техническая рота (командир — полковник Н. И. Кондырин) и Чехословацкий инженерный батальон (командир — капитан Неметчик) .
Эта реорганизация, помимо чисто строевого улучшения, позволила Корнилову заменить на командных постах ряд молодых офицеров, выдвинувшихся благодаря "добровольческим" и "партизанским" заслугам последних месяцев, более опытными и дисциплинированными генералами и полковниками. Исключение составил лишь любимец Корнилова подполковник Неженцев. Как всегда в таких случаях "сведение частей вызвало много обиженных самолюбий смещенных начальников и на этой почве некоторое неудовольствие в частях" .
В Ольгинской предстояло наметить план дальнейших действий. Выбор екатеринодарского направления отстаивали Алексеев, Деникин (Корнилов назначил его своим помощником, фактически первым заместителем) и начальник штаба армии (назначен в конце января) Романовский. Рассматривался и другой вариант: движение в район зимовников — поселков и хуторов Сальского округа Донской области, куда на зиму сгонялись табуны лошадей и гурты скота. Командующий первоначально склонялся ко второму варианту, поддерживал его и Лукомский, который полагал, что перспективы похода на Екатеринодар слишком туманны. Кроме того, 13 (26) февраля в Ольгинскую приехал походный атаман Войска Донского генерал П. Х. Попов во главе отступившего из Новочеркасска полуторатысячного отряда партизан и юнкеров . Атаман заявил, что готов подчиниться Корнилову в случае, если Добровольческая армия не покинет пределов Дона. В итоге окончательное решение было отложено на несколько дней, до получения дополнительных сведений о районе зимовников.
Оставление Ростова позволило Добровольческой армии оторваться от противника и получить некоторую передышку. Советское командование на Юге страны в лице Антонова-Овсеенко оценивало результаты борьбы на Дону как бесспорную победу: режим Каледина перестал существовать, а Добровольческая армия была оттеснена в степи и ее окончательный разгром представлялся вопросом ближайшего будущего. "В основном мы считали свою боевую задачу выполненной, оставалось закрепиться в жизненных районах Дона, Кубани, Северного Кавказа и добить отброшенного из них, деморализованного и лишенного источников снабжения и пополнения врага". Попытки противодействовать движению Добровольческой армии из района Ростова оказались безуспешными из-за неповиновения окончательно разложившихся частей, занявших Батайск. 12 (25) февраля 112-й запасной пехотный полк, не исполнив приказа о выступлении на Ольгинскую, вернулся в Ставрополь для демобилизации . Не оставляя намерения настигнуть Корнилова, Антонов-Овсеенко выделил для этой цели части 4-й кавалерийской дивизии, однако наиболее благоприятный для этого момент был уже упущен.
Вскоре после взятия Ростова и Новочеркасска большая часть советских войск, действовавших против Каледина, была переброшена на Украину для борьбы с германским наступлением. На фоне других очагов вооруженной борьбы армия Корнилова в тот момент воспринималась центральной советской властью как некое порождение калединского режима, а не самостоятельная и жизнеспособная военно-политическая сила и не рассматривалась в качестве первоочередной проблемы. В статьях и выступлениях, приходящихся на период 1-го Кубанского похода, В. И. Ленин много раз упоминал имя Корнилова, неизменно как один из символов военной контрреволюции, но никогда в связи с текущими событиями на юге России . Поход Добровольческой армии на Кубань в тот момент почти не привлек общественного внимания, поскольку выглядел как событие на одной из окраин, откуда доходят лишь смутные известия. Единственное, что придавало ему некоторое значение, было участие в нем столь заметных фигур, как Корнилов и Алексеев.
Оставив Дон, Добровольческая армия вышла из сферы влияния центрального советского правительства, точнее из зоны действия войск Южного революционного фронта по борьбе с контрреволюцией, подчинявшихся Антонову-Овсеенко. В пределах Ставропольской губернии и Кубанской области ей противостояли местные революционные силы, стихийно возникавшие уже в ходе вооруженной борьбы. Генерал Н. Н. Головин отмечал, что "появление Добровольческой армии, предводимой Корниловым… содействовало формированию из оседавшей на Кубани солдатской массы большевистской вооруженной силы" . Ядро этих сил первоначально составляли части 39-й пехотной дивизии, выведенные осенью 1917 г. с Кавказского фронта и разместившиеся вдоль железнодорожных магистралей Ставрополья и Кубани. Дивизионный военно-революционный комитет в отличие от донских и кубанских войсковых властей признал власть Совета народных комиссаров. Полки дивизии сыграли заметную роль в установлении советской власти в основных центрах Кубанской области. Формируемая местными советами красная гвардия получала за счет частей, уходивших с Кавказского фронта, постоянную поддержку вооружением и личным составом. Общее руководство советскими отрядами на Кубани (Юго-Восточной революционной армией) принадлежало А. И. Автономову.
Из Ольгинской Добровольческая армия выступила рано утром 14 (27) февраля. Дальнейший шестидневный путь пролегал через донские станицы Хомутовскую, Кагальницкую, Мечети некую, Егорлыкскую и составил 88 верст . Противник практически не напоминал о себе . Переходы совершались днем и не превышали 25 верст, но запомнились их участникам большими трудностями, связанными с распутицей. На каждый переход издавался приказ по армии, определявший направление и цель перехода, порядок движения армии в походной колонне, месторасположение в ней командования . В авангарде обычно находился Сводно-офицерский полк, за ним следовала колонна главных сил — Корниловский полк и Юнкерский батальон, следом двигался обоз, в арьергарде чаще находился Партизанский полк. Конные отряды вели разведку впереди и на флангах. Командование — Корнилов, Деникин, Романовский — возглавляло колонну главных сил, на первых порах редко садясь верхом; здесь же ехал в экипаже Алексеев. Рядовым первопоходникам командующий запомнился объезжающим части на марше верхом в сопровождении текинского конвоя . Иногда Корнилов пропускал колонну, устраивая армии своеобразный смотр.
Постоянную заботу представлял обоз, состоявший главным образом из мобилизованных подвод и растягивавшийся временами на несколько верст. В обозе находились все запасы снаряжения и амуниции, армейский лазарет под началом доктора Ф. Ф. Треймана, в котором было вывезено из Ростова до 200 раненых. Вместе с обозом следовали беженцы, штатские лица, не состоявшие в рядах армии, среди них известные общественные деятели: думцы Н. Н. Львов, Л. В. Половцов, журналисты братья А. А. и Б. А. Суворины.
С удалением от Ростова население встречало добровольцев все более благожелательно. Части получали лучшие условия для отдыха и лучшее питание, что было весьма важно, так как котловое питание в армии организовано не было. Корнилов же, видя в казачестве союзника, хотя бы и потенциального, "требовал особенно осторожного отношения к станицам и не применял реквизиций" . За постой, питание, вещи с хозяевами принято было расплачиваться деньгами.
В каждой станице распространялись переписываемые от руки "Объявления", кратко излагавшие от имени Корнилова цели и задачи Добровольческой армии . Перед казаками выступали Алексеев и Корнилов, а также известный агитатор эсер Ф. Баткин, которого Корнилов, несмотря на ненависть офицеров, держал в обозе под охраной текинцев. Однако подобная пропаганда встречала в основном равнодушное отношение казаков, не желавших принять чью-либо сторону в малопонятном пока большинству гражданском конфликте.
Во время остановки в станице Мечети некой 17 февраля (2 марта) на совещании командиров Корнилов огласил свое окончательное решение, объявленное на другой день в приказе по армии N 34, о выступлении армии на Егорлыкскую "для дальнейшего движения в Кубанскую область . Через несколько дней к генералу Попову был направлен во главе разъезда казачьих офицеров капитан С. Н. Ряснянский с предложением присоединиться, но походный атаман ответил отказом . Пути Добровольческой армии и донского отряда окончательно разошлись.
стр. 75
________________________________________
По мнению Головина, одного из немногих эмигрантских авторов, пытавшихся критически проанализировать действия военачальников белого Юга, выбор екатеринодарского направления являлся ошибкой. Корнилов поддался влиянию либерально-интеллигентской среды, составлявшей социальную сущность добровольчества, для которой свойственно действовать не в реальной, а в воображаемой обстановке . Эти суровые выводы кабинетного стратега не учитывали экстремальную логику Гражданской войны. На данном этапе Корнилов интуитивно избрал единственный возможный путь для спасения своей армии. Объединение в Екатеринодаре с местными антибольшевистскими силами представляло понятную для рядовых бойцов цель. Движение на Кубань предполагало активные и самостоятельные действия Добровольческой армии, в то время как пребывание в сальских степях обрекало ее на пассивное ожидание изменений в ситуации на Дону и грозило разложением.
После двухдневного отдыха в Егорлыкской — последней донской станице на своем пути — утром 21 февраля (6 марта) Добровольческая армия выступила в направлении села Лежанка (Средний Егорлык), расположенного в 22 верстах уже на территории Ставропольской губернии. Занимавшие Лежанку подразделения 154-го Дербентского полка 39-й пехотной дивизии и местные красногвардейцы встретили добровольцев артиллерийским и пулеметным огнем. Однако сопротивление было недолгим. Фронтальная атака Офицерского полка и охват правого фланга противника Корниловским полком вызвали панику и бегство оборонявшихся.
Лежанка — первый населенный пункт, захваченный Добровольческой армией с боем, — стала местом беспрецедентной расправы над пленными, картины которой бывшие добровольцы спустя годы передавали в шокирующих деталях. О ее масштабе позволяет судить соотношение потерь. В бою за Лежанку добровольцы потеряли по разным данным от трех до шести офицеров, противник — более 500 человек, преимущественно расстрелянными .
Жители в большинстве своем покинули село во время боя. Отчасти поэтому добровольцы сочли население "большевистским" и в отношении брошенных домов и имущества не чувствовали себя стесненными . В Лежанке были конфискованы и переданы в распоряжение Алексеева средства в сумме 14,8 тыс. руб., в том числе 10,6 тыс. деньгами и 4,2 тыс. рублей гербовыми и почтовыми марками, которые к тому времени широко использовались в качестве разменных знаков. В дальнейшем конфискации ценностей в станицах и селениях, оказывавших сопротивление, превратились в обычную практику. В Березанской, Выселках, Ново-Суворовской, Ново-Дмитриевской деньги и ценные бумаги изымались не только в станичных правлениях, но и из касс ссудосберегательных товариществ, потребительских лавок и почтовых отделений . Ясно, что в условиях похода захваченные ценности присваивались и использовались по своему усмотрению как командованием частей, так и отдельными добровольцами.
Армия выступила из Лежанки утром 23 февраля (8 марта) и после 20-верстного перехода остановилась на ночевку в станице Плосской — уже в пределах Кубанской области. На следующий день колонна достигла станицы Незамаевской, а днем 25 февраля (10 марта) остановилась на отдых в Веселой . В эти первые дни на Кубани казалось, что сбываются самые оптимистичные ожидания. Начальники отметили дружественный прием со стороны казаков, выказывавших на станичных сборах враждебность к большевикам и лояльность Корнилову. Рядовым добровольцам более запомнилось радушное отношение хозяев, хороший отдых и угощение . Выступления Корнилова и Алексеева перед казаками приносили лучший, нежели на Дону результат. В кубанских станицах армия, впервые с начала похода, получила некоторое пополнение . И все же настроение жителей кубанских станиц оценивалось участниками похода скорее как нейтральное, в основе которого лежали настороженность и недоверие к любой новой власти .
Дальнейшее продвижение в направлении Екатеринодара предполагало вступление армии на территории, где оперировали крупные советские силы. Наибольшие затруднения ожидались по линии Владикавказской железной дороги, узловые станции которой являлись местами скопления революционных войск. Предстоящий марш был тщательно спланирован Корниловым и его штабом. Выступив из Веселой в 22 часа 25 февраля (10 марта), армия благополучно пересекла железную дорогу у станицы Ново-Леушковской и, пройдя за двое суток более 90 верст, достигла Ирклиевской. 1 (14) марта

Добровольческая армия с боем заняла станицу Березанскую, защищать которую пытался небольшой революционный отряд, отчасти поддержанный местными жителями. Бой за Березанскую почти полностью повторил происходившее восемь дней назад под Лежанкой: фронтальная атака Офицерского и Корниловского полков с минимальными потерями, паника и беспорядочное бегство защитников; "зачистка" со скорыми расправами, которые исполнялись добровольцами уже вполне буднично . И все же, несмотря на ощущение легкой и безоговорочной победы, Березанская стала для добровольцев тревожным знаком. Значительная часть населения, оставив дома и хозяйства, ушла к занимаемой советскими отрядами станции Выселки. Богаевский отмечал: "Известие, что против нас выступают казаки-кубанцы, тяжело отразилось на сознании добровольцев" . Начиная с Березанской и вплоть до Екатеринодара Добровольческая армия продвигалась с непрерывными, почти ежедневными боями.
Жители станицы Журавской, извещенные о приближении крупного вооруженного отряда, выслали навстречу делегатов, которые заявили Корнилову, что советских войск в станице нет и она готова пропустить Добровольческую армию без сопротивления. 2 (15) марта армия перешла в Журавскую и остановилась на ночлег. Обеспечивая ее левый фланг, Корниловский полк с боем занял станцию Выселки, однако оставленный там заслоном конный дивизион Гершельмана вечером без приказа оставил станцию. Сочтя положение опасным, Корнилов отменил уже отданный приказ о наступлении на станицу Кореновскую и поставил задачу Партизанскому полку и дивизиону Гершельмана при поддержке артиллерии вернуть Выселки .
Бой за Выселки на рассвете 3 (16) марта оказался, по признанию добровольцев, первым действительно серьезным и ожесточенным с самого начала похода. Защищавшие станцию отряды солдат 39-й дивизии, матросов, местных жителей и Тихорецкий коммунистический полк проявили стойкость и упорство. Советские войска отступили с большими потерями, но потери были необычно велики и у добровольцев. Только Партизанский полк потерял около 80 человек, из них почти половину убитыми; в бою погибли известные партизанские командиры полковник Краснянский и есаул Власов .
По примеру Журавской, решение беспрепятственно пропустить добровольцев было принято на заседании совета крестьянских и казачьих депутатов станицы Кореновской 2 (15) марта . Однако задержка на сутки, которой Добровольческая армия заплатила за Выселки, позволила советским отрядам, переброшенным из Екатеринодара, занять Кореновскую и железнодорожную станцию Станичную. Бой за Кореновскую, начавшийся утром 4 (17) марта, на этот раз продолжался несколько часов. Были заняты станица и станция, захвачены трофеи — медикаменты и боеприпасы, в которых армия особенно нуждалась. Советские отряды вновь потерпели поражение, но потери добровольцев оказались очень велики — до 300 человек, в том числе около 80 убитыми .
Именно в Кореновской добровольческое командование получило достоверные сведения о том, что Екатеринодар, до которого оставалось всего 70 верст, оставлен кубанским правительством и занят большевиками. Первоначальная идея всего похода, таким образом, оказывалась под большим сомнением. Командование армии не располагало полноценной информацией, так как наладить работу разведки все не удавалось, поэтому, по признанию Деникина, в основе всех дальнейших решений лежали чисто интуитивные предположения . Сам он, как и Романовский, настаивал на продолжении наступления на Екатеринодар, но Корнилов, считаясь с мнением командиров частей, и в первую очередь Маркова и Неженцева, решил, что поворот на юг и переход за Кубань даст возможность привести в порядок части и походный лазарет, непомерно разросшийся в последние дни, а людям — отдохнуть после непрерывных маршей и боев. Целью дальнейшего поворота на юг в приказе по армии было объявлено соединение с находившимся на левом берегу Кубани войсковым отрядом кубанского правительства .
Выполняя этот приказ, Добровольческая армия вступила на территории с преимущественно иногородним населением и, оказавшись, по словам Богаевского, в "сплошном осином гнезде большевизма", вновь была вынуждена вести непрерывные тяжелые бои. За четверо суток 6 (19) — 10 (23) марта, пробивая себе дорогу и отражая атаки советских отрядов, армия прошла более 80 верст, пересекла железную дорогу у Усть-Лабинской, форсировала
Кубань и Лабу и достигла станицы Рязанской. Части были совершенно измотаны и вновь понесли немалые — несколько десятков человек — потери. Каждый переход становился жестоким испытанием для находившихся в обозе раненых и больных, количество которых уже достигало 500 .
После тяжелых боев под Филипповским и Рязанской армия, наконец, оторвалась от противника и, двигаясь в течение трех суток форсированными маршами, преодолев около 80 верст, достигла поздно вечером 13 (26) марта черкесского аула Шенджий. Такая поспешность объяснялась тем, что к 10 (23) марта командование имело достоверные сведения о том, что войсковой отряд кубанского правительства ведет бои в районе Шенджий-Калужская, до которого оставалось всего один-два перехода . Таким образом, соединение двух контрреволюционных группировок приобретало реальную перспективу.
События января-февраля 1918 г. на Кубани и в Причерноморье в значительной мере повторяли происходившее на Дону. Обстановка определялась в первую очередь тем, что в силу удаленности и даже изолированности области от основных революционных центров конфликт развивался в большей степени за счет местных движущих сил и под влиянием местных условий. Рост революционной активности многочисленного иногороднего населения края, выжидательная позиция казачества, а также прибытие на его территорию большевистски настроенных войск Кавказского фронта — все это постепенно ослабляло влияние и лишало реальной власти Кубанское краевое правительство, возглавляемое Л. Л. Бычем, и выборного войскового атамана полковника А. П. Филимонова.
Кубанские советы, которые опирались на войсковые соединения, покидавшие Кавказский фронт, и умело использовали настроения неказачьего населения области, добились заметных успехов в формировании и подготовке отрядов красной гвардии, численность которых к февралю превышала 20 тыс. человек .
Оказавшись перед необходимостью организации вооруженного сопротивления революционным войскам и не найдя опоры в вернувшихся с фронта казачьих частях, правительство и атаман пошли по пути формирования добровольческих отрядов. Основу их, как и на Дону, составили офицеры, юнкера и учащаяся молодежь, а общая численность не превышала полутора-двух тысяч бойцов . В ходе боев в январе-феврале 1918 г. среди кубанских командиров выдвинулся военный летчик георгиевский кавалер капитан В. Л. Покровский. Минуя один чин, он был произведен войсковым атаманом в полковники, а в середине февраля назначен командующим войсками Кубанского края.
Отдельные успехи малочисленных добровольческих отрядов не могли изменить общую ситуацию в крае. Во второй половине февраля на различных направлениях кубанские добровольцы потерпели поражения, и к двадцатым числам под контролем краевого правительства оставался лишь Екатеринодар с окрестными станицами. На секретном совещании представителей войск и гражданских властей, состоявшемся 22 февраля (7 марта) под председательством войскового атамана Филимонова, было решено эвакуировать Екатеринодар в недельный срок. 28 февраля (13 марта) атаман, правительство и законодательная рада вместе с войсками оставили столицу, взяв с собой часть средств (серебряную разменную монету) из хранилища конторы Государственного банка и 36 заложников — в основном ранее арестованных большевиков . Известие об этом событии и достигло Добровольческой армии 4 (17) марта в Кореновской.
Численность войск, отступивших из Екатеринодара и образовавших 1 — 2 (14 — 15) марта в ауле Шенджий отряд, названный позже кубанской армией, составляла около пяти тысяч человек, при "боевом элементе" не более трех тысяч. 4 (17) марта кубанский отряд занял станицу Пензенскую, но на переходе в Саратовскую его авангард натолкнулся на сопротивление. Одновременно были получены сведения о том, что генерал Корнилов ведет бои восточнее. В последующие дни, по выражению Н. Е. Какурина, армия "бродила" за Кубанью, южнее Екатеринодара; только в районе Шенджия она оказалась, в течение недели, еще дважды. Начальник штаба кубанского войскового отряда полковник В. Г. Науменко отмечал: "Настроение отряда было подавленное. Большинство не понимало движения взад и вперед… Такое положение привело некоторых участников похода в отчаяние, и усилился уход из отряда отдельных лиц" . Отряд покидали не только отдельные лица, но и большие группы. 9 (22) марта конный отряд полковника Кузнецова (200 всадников при двух орудиях), прикрывавший отход главных сил, отказался присоединиться к ним и двинулся на Туапсе, а в дальнейшем был рассеян противником . День 11 (24) марта, когда кубанцы вели бой на подступах к станице Калужской, стал, по признанию атамана Филимонова, критическим для кубанского правительственного отряда. В бой были втянуты все силы, и атаман лично, собрав в обозе нестроевых и безоружных, в том числе членов правительства и законодательной рады, направлял их в передовые линии. В этот напряженный момент несколько черкесов из Шенджия доставили известие о том, что в аул прибыл разъезд Добровольческой армии и сам Корнилов наступает туда же. Поздно вечером в окрестностях аула Голтукой произошла первая встреча разведки кубанцев с конниками Глазенапа .
Известие о скором соединении Добровольческой армии с кубанцами воодушевило рядовых бойцов, однако командование обоих отрядов сразу оказалось перед лицом серьезных проблем. Обе стороны имели основания настороженно относиться друг к другу. Добровольческие начальники помнили свой недавний опыт взаимодействия с донской властью и не собирались принимать всерьез претензии кубанцев, известных своей приверженностью идее автономии. Кубанское правительство и рада не желали поступиться статусом областной власти, подчинившись Корнилову, и в то же время понимали, что им нечего противопоставить его личной популярности. Еще меньше выгод сулило объединение кубанского отряда с Добровольческой армией Покровскому, ничем в последние две недели себя не проявившему, но зато только что произведенному в генералы.
Первая встреча высшего командования произошла в Шенджие 14 (27) марта, куда приехал Покровский с начальником своего штаба Науменко. Корнилов потребовал, чтобы кубанский отряд поступил в полное и безусловное подчинение ему. Покровский же соглашался перейти лишь в оперативное подчинение. Окончательное решение вопроса было отложено, но достигнута договоренность о том, что 15 (28) марта оба отряда одновременным ударом захватят станицу Ново-Дмитриевскую .
Именно переход к Ново-Дмитриевской 15 (28) марта первым получил название "Ледяного", которое впоследствии распространилось на весь 1-й Кубанский поход. Объяснялось это не какой-то особенной сложностью боевой задачи, а теми необычными погодными условиями, при которых пришлось действовать войскам; стихии природы в большей степени, чем противник, проверяли Добровольческую армию на прочность. Чтобы преодолеть расстояние в 15 верст от Шенджия до Ново-Дмитриевской, армейской колонне потребовалось около 8 часов. Во время марша погода быстро менялась: мелкий холодный дождь перешел в мокрый снег, а после полудня температура резко опустилась ниже нуля, и в степи бушевала настоящая метель. Насквозь мокрая одежда превращалась в ледяной панцирь, ледяной коркой покрывалось оружие, обмерзали колеса орудий и повозок. Множество степных ручьев и речек разлилось, и преодолевать их приходилось с большими трудностями. Около 17 часов Офицерский полк начал переправляться через реку Черную, непосредственно в окрестностях Ново-Дмитриевской. Марков, приказав действовать одними штыками, сам повел 1-ю роту на станицу. За ней последовали и остальные роты полка, переходившие реку вброд. Красногвардейский Варнавинский отряд, состоявший в основном из солдат 491-го Варнавинского полка 123-й пехотной дивизии, численность которого, по оценкам добровольцев, достигала трех тысяч бойцов, к утру был выбит из станицы, потеряв артиллерию и до тысячи человек убитыми. Потери добровольцев составили несколько десятков человек убитыми и ранеными .
Между тем конница кубанцев не поддержала атаку на Ново-Дмитриевскую и вернулась в Калужскую, где благополучно переждала непогоду. Такое нарушение договоренности укрепило позицию добровольческого командования в переговорах с кубанскими руководством, которые продолжились в Ново-Дмитриевской 17 (30) марта. Корнилов требовал безусловного объединения обоих отрядов под своим началом. Его уверенность основывалась на заранее полученном сообщении о готовности кубанских частей подчиниться Добровольческой армии независимо от решения своего правительства и командования. В итоге было достигнуто соглашение и кубанский войсковой отряд влился с состав Добровольческой армии, причем Корнилов получал право его переформировать. Покровский и чины его штаба откомандировывались в состав войскового правительства .
Добровольческую армию, имевшую на момент объединения 2770 бойцов, пополнили 3150 кубанцев ; ее боевой состав теперь достигал 6 тыс. бойцов. В Ново-Дмитриевской значительно увеличившаяся армия была сведена в две пехотные (командиры Марков и Богаевский) и конную бригады (командир генерал И. Г. Эрдели). Чехословацкий батальон оставался самостоятельным подразделением . Впервые с начала похода добровольческое командование имело возможность комбинировать действия своих войск и наносить удары одновременно на разных операционных направлениях. Получив в свое распоряжение такие силы, добровольческое командование вплотную приступило к подготовке удара на Екатеринодар.
23 марта (5 апреля) 2-я бригада Богаевского овладела станицами Григорьевской и Смоленской , а на следующий день обе бригады после упорного кровопролитного боя заняли станицу и железнодорожную станцию Георгие-Афипскую, заставив советские отряды отойти в направлении Екатеринодара. Среди трофеев оказалось около 700 столь необходимых артиллерийских снарядов. Этот успех Добровольческая армия оплатила самыми крупными с начала похода потерями. В Офицерском полку они составили 150 человек, а в Корниловском — 50 человек убитыми и ранеными .
В ночь на 26 марта (8 апреля) конница Эрдели захватила паромную переправу через Кубань у станицы Елизаветинской . Авангард армии в составе 2-й бригады выступил из Георгие-Афипской во второй половине дня 25 марта (7 апреля) . Движение было затруднено разливом Кубани, затопившей левобережные плавни. Части бригады остановились на ночь в ауле Панахес, а к утру следующего дня достигли переправы. Переброска войск и обоза через Кубань сама по себе являлась крайне рискованным предприятием и с учетом всех имевшихся средств и возможностей должна была занять не менее трех суток. В течение этого времени силы добровольцев оказывались разделены и куда более уязвимы. Несмотря на поражение под Георгие-Афипской, советские отряды, отброшенные к Екатеринодару, не были разгромлены. Группа советских войск, сосредоточившаяся в городе, удерживала железнодорожный мост через Кубань и поэтому одинаково угрожала Добровольческой армии на обоих берегах реки.
Части Конной и 2-й бригад начали переправляться утром 26 марта (8 апреля) и к вечеру целиком находились на правом берегу, заняв без боя Елизаветинскую, жители которой встретили добровольцев, по словам Богаевского, "скорее с любопытством, чем с радостью". Отход армии от Георгие-Афипской обеспечивала 1-я бригада; выставив заслоны на новороссийском и екатеринодарском направлениях, она оставалась на левом берегу Кубани до завершения переправы обоза .
По прибытии в Елизаветинскую 27 марта (9 апреля) Корнилов без согласования с кубанским правительством отдал приказ о мобилизации казаков окрестных станиц в Добровольческую армию. При обсуждении вопросов, связанных с предстоящим занятием Екатеринодара, было решено не восстанавливать власть кубанского правительства, по крайней мере до упрочения военного положения, а генерал-губернатором города назначить Деникина .
Во главе обороны советского Екатеринодара стоял командующий Юго-Восточной революционной армией Автономов. На Кубани проводилось постепенное преобразование революционных отрядов, состоявших из солдат старой армии и местных красногвардейцев, в части вновь создаваемой Красной армии. В городе сосредоточивались вооруженные отряды, прибывавшие со всего края, и велось усиленное формирование новых частей из добровольцев. Численность советских войск в Екатеринодаре в ходе боев за город по различным оценкам составляла от 20 до 35 тыс. бойцов, учитывая ее колебания, связанные с потерями и подходом подкреплений . Однако слабая организация и отсутствие у командного состава опыта в руководстве такой крупной группировкой, обусловили пассивный характер действий советских войск. Только благодаря этому трехдневная переправа Добровольческой армии через Кубань у Елизаветинской завершилась успешно.
Опыт предыдущих боев породил у добровольческого командования надежду на то, что само по себе энергичное наступление неизбежно приведет к победе. Разведывательные сводки за период, непосредственно предшествующий штурму Екатеринодара, отличаются, с одной стороны недостатком точных данных о силах противника, а с другой — успокоительным тоном, навевавшим командованию уверенность в предстоящем успехе .
27 марта (9 апреля) советские отряды попытались атаковать охранение добровольцев на восточной окраине Елизаветинской, но были отбиты и отступили к предместьям Екатеринодара. Этот легкий успех произвел значительное впечатление в штабе. Ночью части получили приказ, согласно которому наступление на Екатеринодар следовало начать утром, силами 2-й бригады, не дожидаясь переправы остальных частей. В связи с этим эпизодом Деникин, обычно в мемуарах не позволявший себе критических замечаний по адресу Корнилова, сдержанно досадовал на то, что 1-я бригада Маркова все еще оставалась на левом берегу Кубани, а в последующие дни входила в бой по частям .
Штурм Екатеринодара — кульминация 1-го Кубанского похода Добровольческой армии — начался с рассветом 28 марта (10 апреля). С самого начала бой принял ожесточенный характер. Части 2-й бригады атаковали западную окраину города, Конная бригада Эрдели двинулась в обход с севера, через предместье Сады, с целью перерезать железную дорогу на Тимашевскую и выйти к станице Пашковской, чтобы там привлечь на свою сторону казаков. Однако ни в этот, ни в последующие дни решительный успех не был достигнут. Ситуацию не изменили ни отчаянные усилия и жертвы добровольцев, ни вступление в бой 1-й бригады, ни ночной прорыв в город генерала Б. И. Казановича с батальоном Партизанского полка. Армия увязла в кровопролитном сражении на окраинах кубанской столицы .
После трех дней боев счет потерям шел уже на тысячи, армия лишилась многих своих начальников и ветеранов-добровольцев. После гибели Неженцева полковник А. П. Кутепов принял Корниловский полк, в котором оставалось всего 67 штыков (перед началом штурма — 1300 человек). Из 800 бойцов Партизанского полка в строю находилось не более 300. Подкрепления из нескольких сот мобилизованных кубанских казаков, не проявлявших к тому же особого рвения в бою, не могли компенсировать понесенных потерь . Сказывался недостаток боеприпасов. Еще 28 марта (10 апреля) Корнилов приказал изъять в обозе все патроны, передав их на передовую . Количество раненых в обозе достигало полутора тысяч. Части были перемешаны и до предела утомлены. Озабоченность вызывало и моральное состояние войск: "Замечается редкое для добровольцев явление — утечка из боевой линии в тыл" .
Все это было доложено Корнилову на состоявшемся вечером 30 марта (12 апреля) военном совете, который можно считать одним из самых драматичных моментов 1-го Кубанского похода. Корнилов, невзирая на единодушное мнение всех начальников о необходимости отступить от Екатеринодара для сохранения армии, объявил свое решение о возобновлении штурма 1 (14) апреля. Генералы безропотно подчинились приказу, являвшемуся, по существу, приговором для армии . Единомышленниками Корнилова на этот раз оказались представители кубанской власти, которых тот склонен был третировать, и Алексеев, с которым Корнилов пребывал в перманентном конфликте.
Понимая всю меру собственной ответственности, Корнилов готов был заплатить за неудачу по самому серьезному счету. По свидетельству Деникина, в разговоре, состоявшемся сразу после совета, командующий сказал ему, что в случае провала штурма готов покончить с собой . Но его решение вновь атаковать Екатеринодар — практически без шансов на успех — не оставляло иного выбора и для всей армии.
Ситуация неожиданно круто изменилась уже через несколько часов. В восьмом часу утра 31 марта (13 апреля) в дом на территории фермы Екатеринодарского сельскохозяйственного общества, где размещался штаб Добровольческой армии, попал артиллерийский снаряд. Смертельно раненный Корнилов скончался через несколько минут. Алексеев подписал приказ по армии о вступлении в командование Деникина. Новый командующий немедля отдал приказ об отступлении, отменив волю погибшего вождя.
Сражение за Екатеринодар, ставшее первым столь крупным, продолжительным и кровопролитным сражением Гражданской войны, завершилось с огромными потерями для обеих сторон. Численность Добровольческой армии сократилась в два раза: с шести тысяч до начала штурма до трех тысяч человек. Потери советских войск, очевидно, превосходили потери добровольцев и достигали по ориентировочной оценке не менее двух тысяч убитыми и свыше четырех тысяч ранеными .
Для советского военного командования и политического руководства на Кубани, как и для всех участников обороны города, отступление Добровольческой армии представлялось едва ли не полным ее разгромом. Плохо организованные и слабо подготовленные советские отряды выдержали и отразили натиск добровольцев, которые потеряли своего вождя. Руководители обороны — офицеры военного времени А. И. Автономов и И. Л. Сорокин — обладали личной храбростью и умением сплотить наспех созданные разношерстные отряды, но не имели достаточных опыта и подготовки, чтобы использовать численный и технический перевес и контроль над путями сообщения для полного уничтожения Добровольческой армии. Успех был достигнут за счет революционного энтузиазма рядовых бойцов, который поддерживался классовой ненавистью к "золотопогонникам" и "кадетам" и осознанием того, что пощады в случае победы добровольцев ожидать не придется.
Добровольческую армию под Екатеринодаром впервые постигла серьезная неудача, которую, однако, нельзя считать ни поражением, ни тем более разгромом. В течение всех дней штурма добровольцы вели активные наступательные действия и сохраняли за собой инициативу. Отступление же происходило в соответствии с приказами начальников и в целом носило организованный характер.
Ночью и днем 1 (14) апреля армия прошла 50 верст и остановилась на ночевку в немецкой колонии Гначбау и близлежащих хуторах. Следующий день, проведенный в колонии под непрерывным артиллерийским обстрелом противника, остался в воспоминаниях участников похода как критический для армии. Люди находились в подавленном состоянии, ничего не знали об обстановке и планах командования, теряли самообладание, впадали в панику . Под прикрытием сумерек армии удалось выйти из колонии. На ее окраине тайно были захоронены тела Корнилова и Неженцева . Ночью армейская колонна с боем перешла линию Черноморской железной дороги. Офицерским полком и артиллеристами 1-й бригады был уничтожен бронепоезд красных, а затем захвачены станция и станица Медведовская, где добровольцам в качестве трофеев досталось некоторое количество боеприпасов .
Деникин предполагал вести обескровленную армию на восток с тем, чтобы как можно скорее покинуть территории с густой сетью железных дорог, где действовали крупные советские силы. Целью похода стал район, находившийся на стыке трех областей — Дона, Кубани и Ставрополья, откуда при благоприятной обстановке армия должна была возобновить борьбу .
За трое суток армия преодолела около 100 верст и к вечеру 3(16) апреля остановилась на отдых в станице Дядьковской. Обоз, который перед штурмом Екатеринодара насчитывал до 600 повозок, был значительно сокращен, но продолжал ограничивать маневренность армии. По этой причине в Дядьковской на попечение станичного сбора было оставлено более 100 тяжелораненых и медицинский персонал. Гарантировать их безопасность должны были несколько освобождаемых заложников, взятых кубанским правительственным отрядом еще при отступлении из Екатеринодара . Ценой столь тяжелого решения Деникин придал армии подвижность, какой она еще не знала. Вся пехота была посажена на подводы, получив возможность совершать 50 — 60-верстные переходы лишь с небольшими привалами. Выступив из Дядьковской 5 (18) апреля, армия преодолела более 200 верст в восточном направлении и 12 (25) апреля заняла станицу Успенскую. Не имея в течение нескольких дней серьезных столкновений с противником, армия, несмотря на высокий темп движения, получила отдых и пополнилась казаками, мобилизованными кубанским правительством и атаманом.
Успенская стала поворотным пунктом, открывавшим заключительный этап 1-го Кубанского похода. Здесь добровольческое командование получило сведения о начале антисоветского восстания на Дону и просьбы о помощи казачества задонских станиц . Армия выступила из Успенской 16 (29) апреля и, нанося удары по нескольким направлениям, до конца месяца совместно с казаками ликвидировала основные узлы сопротивления красных, заняв крупнейшие населенные пункты в Задонье. Завершающим боевым эпизодом 1-го Кубанского похода стала атака добровольческими частями в ночь на 26 апреля (9 мая) участка Владикавказской железной дороги Крыловская — Сосыка-Ново-Леушковская (более 30 верст по фронту). Захватив снаряжение и боеприпасы, без серьезного давления со стороны советских отрядов добровольцы отступили .
К 30 апреля (13 мая) Добровольческая армия встала на отдых. Части 1-й и Конной бригад стояли в станице Егорлыкской, штаб армии и 2-я бригада занимали Мечетинскую. Первый Кубанский поход был завершен.
Оценка итогов 1-го Кубанского похода как значительного эпизода Гражданской войны отразила различия взглядов и позиций, свойственных советской и эмигрантской историографии. Различия объяснялись не только разницей идеологических установок. Несопоставимы были значение похода для делавшего первые шаги Белого движения, с одной стороны, и его итогов на фоне тех бурных событий, которые переживала страна весной 1918 г., с другой. Наиболее объективными следует признать выводы Какурина. "По существу и по форме выполнения, — писал он, — корниловский поход явился партизанским набегом, военное значение которого было бы само по себе ничтожно, если бы не обстоятельства, которые спасли Добровольческую армию от окончательного разгрома. Обстоятельствами этими являлись: сдвиг в настроениях казачьей массы на Кубани и приближение волны германской оккупации с запада, что отвлекло внимание советского командования. В силу этих обстоятельств остатки Добровольческой армии сделались стержнем, вокруг которого начали нарастать и формироваться контрреволюционные образования Северного Кавказа, выросшие в дальнейшем в течение лета 1918 г. уже в настоящую армию" .
"Ледяной" поход, являясь по форме местным вооруженным конфликтом, оказал заметное влияние на дальнейший ход Гражданской войны. В результате антисоветские добровольческие формирования на Юге России из разрозненных частей превратились в организованную силу, способную воздействовать на развитие событий в общероссийском масштабе. Белое добровольчество из стихийного протеста части интеллигенции и офицерства стало заметным общественно-политическим явлением, объединившим наиболее непримиримые антисоветские элементы. В 1-м Кубанском походе сложилась структура Добровольческой армии, была заложена организационная основа ее дальнейшего развертывания. Окончательно сформированные первые добровольческие полки — Корниловский, Офицерский и Партизанский — стали военно-организационным ядром Добровольческой армии и главной ударной силой белых на Юге России.
Эти части являлись не только главной опорой командования Вооруженных сил Юга России, но и живым воплощением традиций Белого движения, которое обрело в 1-м Кубанском походе свою легенду и своих героев — первопоходников. Их культ стал складываться летом 1918 г. благодаря публикациям в донской печати , за 1-м Кубанским походом закрепилось еще одно название — "Ледяной" .
Первой и самой почетной наградой Добровольческой армии стал установленный приказом командующего в сентябре 1918 г. "Знак отличия Первого Кубанского похода", который получили более трех тысяч его участников. Первопоходники раньше других чинов белых армий предприняли попытку создать свое собственное общественное объединение. В сентябре 1919 г. в Екатеринодаре собрание из более 300 бывших участников похода приняло решение основать "Союз участников 1-го Кубанского, генерала Корнилова похода" . Бывший жандармский генерал К. И. Глобачев, весной 1919 г. оказавшийся на территориях, занимаемых Вооруженными силами Юга России, отмечал: "В военных сферах имели преимущество принимавшие участие в Корниловских походах, то есть люди, начавшие зародыш Добровольческой армии; царила тенденция, что эти люди самые способные и единственные, которые могут освободить родину" .
Первопоходники ощущали себя особой корпорацией, принадлежность к которой могла означать преимущество при производствах в чины и назначениях на командные посты. Даже в конце 1920 г. доля первопоходников в начальствующем составе стародобровольческих полков колебалась в пределах от 21,6 % до 37,5 % . Почти все добровольческие командиры периода 1-го Кубанского похода заняли видное положение в Белом движении и в эмиграции. Кутепов, с января 1919 г. командовавший 1-м армейским корпусом, после эвакуации Крыма оставался ближайшим помощником главнокомандующего генерала П. Н. Врангеля, а после его смерти в 1928 г. возглавил Русский общевоинский союз (РОВС). Командовавший 2-й бригадой Богаевский в феврале 1919 г. был избран войсковым атаманом Донского казачьего войска и оставался им до конца жизни в 1934 году. Бывший командир Партизанского полка Казанович командовал 1-й пехотной дивизией, 1-м армейским корпусом, войсками Закаспийской области, в 1926 г. именно его Врангель назначил председателем главного правления "Союза участников 1-го Кубанского похода". Командовавший 1-м Конным полком Глазенап занимал пост военного губернатора Ставропольской губернии, а осенью 1919 г., будучи откомандирован в распоряжение Н. Н. Юденича, был назначен командующим Северо-Западной армией и оставался на этом посту вплоть до разоружения армии эстонскими властями.
"Союз участников 1-го Кубанского похода" оставил заметный след в жизни русского зарубежья. Он имел свои отделения в ряде городов Югославии, а также в Болгарии, Греции, Польше, в качестве отделений в него входили Союзы первопоходников во Франции и Чехословакии. Главное правление Союза возглавляли известные ветераны-первопоходники генералы Н. В. Скоблин и И. К. Кириенко, а в 1926 г. приказом Врангеля его председателем, как старший в чине, был назначен генерал-лейтенант Казанович, который оставался на этом посту до конца жизни. С момента образования в 1924 г. РОВС "Союз участников 1-го Кубанского похода" был включен в его состав.
В 1928 г. количество членов Союза в разных странах превышало 1000 человек. В составе Союза существовал — редкое явление для воинского объединения — Постоянный дамский комитет под председательством А. Н. Алексеевой . Значительное место в работе Союза в среде эмигрантов занимала пропаганда и популяризация традиций Белого движения. В 1926 г. в Белграде под редакцией Казановича вышел первый сборник воспоминаний первопоходников "В память 1-го Кубанского похода", в дальнейшем подобные сборники неоднократно выходили к юбилейным датам "Ледяного" похода. К десятой, пятнадцатой и двадцатой годовщинам похода в 1928 — 1938 гг. главное правление Союза в Белграде выпускало юбилейное издание "Первопоходник".
Обширная мемуарная литература о возникновении Добровольческой армии и 1-м Кубанском походе стала одним из важнейших факторов формирования самосознания русской эмиграции "первой волны". Значительный вклад в создание официальной "добровольческой" версии истории 1-го Кубанского похода внесли труды Деникина. Относительно редкие в те годы воспоминания рядовых первопоходников в целом соответствовали упомянутой традиции, хотя порой и содержали оценки, отличные от точки зрения известных генералов .
1-й Кубанский поход стал для эмигрантской литературы явлением знаковым. В стихах М. И. Цветаевой, не раз воспевшей образ белого добровольца, возникает уже знакомый символ: "В сердце, явственном после вскрытия, Ледяного похода знак" . А. Н. Толстой, работая над второй книгой "Хождения по мукам" вскоре после возвращения из эмиграции, провел своих героев через события 1-го Кубанского похода.
В годы второй мировой войны наиболее активная часть ветеранов 1-го Кубанского похода вновь включилась в антисоветскую борьбу. Многие первопоходники, проживавшие в Югославии, вступили в созданную оккупантами осенью 1941 г. Русскую охранную группу (с ноября 1942 г. — корпус), которая всю войну участвовала в немецких карательных операциях на Балканах. Зимой 1944 — 1945 гг. штаб формируемой гитлеровцами в Бреслау так называемой 1 -й русской национальной армии возглавил один из соратников Корнилова полковник Ряснянский.
В 1960 — 1970-х годах объединения участников Белого движения в силу возраста их членов превратились в ветеранские организации, для которых насущной задачей являлось поддержание уходящих в прошлое воинских традиций. Особая заслуга в собирании их воспоминаний принадлежит журналам "Вестник первопоходника" и "Первопоходник", издававшимся Калифорнийским отделом "Союза участников 1-го Кубанского похода" . Поколение участников 1-го Кубанского похода Добровольческой армии ушло из жизни, оставив потомкам исторический миф как основу для антисоветской и антикоммунстической самоидентификации. С конца 1980-х годов в этом качестве образ "Ледяного похода" вновь стал актуальным и в самой России, компенсируя исчезновение из официальной риторики представлений о "Залпе Авроры" и "Штурме Зимнего" как о начале новой исторической эпохи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. ДЕНИКИН А. И. Очерки русской смуты. Т. 2. М. 1991, с. 345.
2. АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО В. А. Записки о гражданской войне. Т. 1. М. -Л. 1924; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч. Т. 1, 2. М. 1991; МИЛЮКОВ П. Н. Россия на переломе. Т. 2. Париж. 1927.
3. Наиболее известные эмигрантские исследователи рассматривали 1-й Кубанский поход главным образом с точки зрения военных итогов: (ГОЛОВИН Н. Н. Российская контрреволюция в 1917 — 1918 годах. Ч. 2. Кн. 5. Рига. 1937; ЗАЙЦОВ А. А. 1918 год. Париж. 1934).
4. Среди советских исследований 1920-х годов выделяются работы военного специалиста Н. Е. Какурина, который рассматривал "Ледяной" поход как самостоятельный эпизод, не ограничиваясь анализом военного аспекта событий (КАКУРИН Н. Е. Как сражалась революция. Т. 1 — 2. М. 1990; КАКУРИН Н. Е., ВАЦЕТИС И. И. Гражданская война. 1918 — 1921. СПб. 2002).
5. См. напр.: История Гражданской войны в СССР. Т. 3. М. 1957; АЛЕКСАШЕНКО А. П. Крах деникинщины. М. 1966; и др.
6. В работах, посвященных борьбе революционного центра против калединского Дона, затрагивались вопросы становления военной контрреволюции и в частности возникновения Добровольческой армии (КИРИЕНКО Ю. К. Крах калединщины. М. 1976; ЕГО ЖЕ. Революция и донское казачество. Ростов-н/Д. 1988; КОЗЛОВ А. И. На историческом повороте. Ростов-н/Д. 1977; ХМЕЛЕВСКИЙ К. А., ХМЕЛЕВСКИЙ С. К. Буря над тихим Доном. Ростов-н/Д. 1984). Собственно событиям 1-го Кубанского похода посвящены две статьи, сохраняющие определенную ценность, так как основывались на анализе источников, использование которых в то время было затруднено (РАЗГОН И. Разгром Корнилова на Кубани. — Военно-исторический журнал, 1940, N 2; ЕФИМОВ Н. А. Разгром Корнилова на Северном Кавказе. — Исторические записки, 1977, т. 98).
7. См. напр.: ФЕДЮК В. П. Белые. М. 1996; ПОРТУГАЛЬСКИЙ Р. М., АЛЕКСЕЕВ П. Д., РУНОВ В. А. Первая мировая война в жизнеописаниях русских военачальников. М. 1994; ИППОЛИТОВ Г. М. Деникин. М. 2000; УШАКОВ А. И., ФЕДЮК В. П. Лавр Корнилов. М. 2006; ЦВЕТКОВ В. Ж. Белые армии юга России. М. 2000; ВОЛКОВ СВ. Трагедия русского офицерства. М. 2001; АБИНЯКИН Р. М. Социально-психологический облик и мировоззрение добровольческого офицерства. В кн.: Гражданская война в России: события, мнения, оценки. М. 2002, с. 413 — 437. В книге СВ. Карпенко впервые подробно рассматриваются финансовые проблемы формирования Добровольческой армии и предлагается по-новому оценить роль Л. Г. Корнилова в нарождавшемся движении (КАРПЕНКО СВ. Бесприютная армия: добровольцы в конце 1917 — начале 1918 г. В кн.: ЕГО ЖЕ. Очерки истории Белого движения на юге России. М. 2003).
8. ЛУКОМСКИЙ А. С. Воспоминания. — Архив русской революции (АРР), 1922, т. 5, с. 140 — 141.
9. Отчет о командировке из Добровольческой армии в Сибирь в 1918 году. — АРР, 1923, т. 9, с. 285 — 286.
10. ПАУЛЬ СМ. С Корниловым. В кн.: Белое дело. Ледяной поход. М. 1993, с. 183.
11. ПОЛОВЦОВ Л. В. Рыцари тернового венца. Прага. Б.г, с. 15.
12. ВОЛКОВ С. В. Белое движение в России: организационная структура (материалы для справочника). М. 2000, с. 169.
13. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч. Т. 2, с. 200; ЛУКОМСКИЙ А. С Ук. соч., с. 146.
14. ЛУКОМСКИЙ А. С. Ук. соч., с. 148; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., с. 220.
15. ХАН Р. -Б. ХАДЖИЕВ. Генерал Л. Г. Корнилов в "Ледяном походе". В кн.: Первый Кубанский ("Ледяной") поход. М. 2001, с. 92.
16. ПАВЛОВ В. Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1918 — 1920 годов. В кн.: Первый Кубанский ("Ледяной") поход. М. 2001, с. 313; ПАУЛЬ СМ. Ук. соч., с. 189.
17. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. Р-5895, оп. 1, д. 96, л. 15об. Впрочем, некоторые первопоходники скептически оценивали эти точные данные о численном составе армии, так как в условиях похода учет личного состава не мог быть налажен с такой точностью (См. напр.: ГЕРНБЕРГ С. Н. Выступление Добровольческой армии в 1-й Корниловский ("Ледяной") поход. — Первопоходник, 1972, N 5, с. 25).
18. ВОЛКОВ С. В. Белое движение в России, с. 236, 210, 121, 260, 206, 341, 271; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 228.
19. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 228.
20. ЛУКОМСКИЙ А. С. Ук. соч., с. 154; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 231.
21. АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО В. А. Ук. соч., т. 1, с. 271, 260, 261, 268; Директивы командования фронтов Красной Армии 1917 — 1921. Т. 1. М. 1971, с. 81, 83.
22. Исключение — упоминание в одной из речей о гибели Корнилова под Екатеринодаром (ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 233).
23. ГОЛОВИН Н. Н. Ук. соч., с. 82. Так же оценивал значение образа Корнилова для консолидации революционных сил в 1917 г. П. Н. Краснов (КРАСНОВ П. Н. На внутреннем фронте. — АРР, 1921, т. 1, с. 103 — 104).
24. БОГАЕВСКИЙ А. П. 1918 год. В кн.: Белое дело. Ледяной поход, с. 42; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 232.
25. Единственный боевой эпизод имел место утром 15 (28) февраля. Конный отряд Шарова (несколько эскадронов 4-й кавалерийской дивизии с артиллерией), атаковал охранение добровольцев у Хомутовской и обстрелял станицу, вызвав панику в обозе (ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 326; ЛЕВИТОВ М. Н. Материалы для истории Корниловского ударного полка. В кн.: Первый Кубанский ("Ледяной") поход, с. 496).
26. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 39720, оп. 1, д. 1, л. 7, 14, 15.
27. БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 44; ПАУЛЬ С. М. Ук. соч., с. 192.
28. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 232.
29. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 2, л. 67.
30. Там же, д. 1, л. 15.
31. РЯСНЯНСКИЙ С. Н. Командировка к походному Донскому атаману. — Вестник первопоходника, 1964, N 29, с. 18.
32. ГОЛОВИН Н. Н. Ук. соч., с. 77, 79.
33. ЕФИМОВ Н. А. Ук. соч., с. 100.
34. ГАРФ, ф. Р-5881, оп. 2, д. 374, л. 18; ГУЛЬ Р. Б. Ледяной поход. В кн.: Белое дело. Ледяной поход, с. 252 — 253, 257; ПАУЛЬ С. М. Ук. соч., с. 195 — 196; ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 331.
35. ГУЛЬ Р. Б. Ук. соч., с. 255; ПАУЛЬ СМ. Ук. соч., с. 197.
36. Денежные документы генерала Алексеева. — АРР, 1922, т. 5, с. 353 — 354.
37. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 1, л. 23, 26, 29, 31.
38. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 240; БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 49; ГУЛЬ Р. Б. Ук. соч., с. 259; ПАУЛЬ С. М. Ук. соч., с. 197.
39. Станица Незамаевская дала пешую и конную сотни — около 150 казаков (ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 240; КАКУРИН И. И. Первый Кубанский генерала Корнилова поход. В кн.: Первый Кубанский ("Ледяной") поход, с. 48). Позже еще три сотни (173 конника) прибыли из станицы Брюховецкой (БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 57).
40. ГУЛЬ Р. Б. Ук. соч., с. 258; ПАУЛЬ С. М. Ук. соч., с. 197.
41. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 1, л. 34; ГУЛЬ Р. Б. Ук. соч., с. 261 — 263; ПАУЛЬ С. М. Ук. соч., с. 198 — 199.
42. БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 52.
43. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 2, л. 71; д. 1, л. 50, 52; БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 52; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 242.
44. ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 337; ЕФИМОВ Н. А. Ук. соч., с. 113; БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 55.
45. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 2, л. 72.
46. БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 58; ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 347.
47. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 247.
48. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 1, л. 70.
49. БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 65; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 249.
50. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 1, л. 98, 105.
51. ЕФИМОВ Н. А. Ук. соч., с. 109 — 111, 141.
52. НИКОЛАЕВ К. Н. Смутные дни на Кубани. — Часовой, 1953, N 331, с. 19; ПЕРМЯКОВ Л. В. Моя контрреволюция. — Вестник первопоходника, 1968, N 76 — 78, с. 78 — 79.
53. НИКОЛАЕВ К. Н. Ук. соч., с. 11; ФИЛИМОНОВ А. П. Кубанцы. В кн.: Белое дело. Ледяной поход, с. 156.
54. НАУМЕНКО В. Г. Начало гражданской войны на Кубани. В кн.: Первые бои Добровольческой армии. М. 2001, с. 290, 292; ФИЛИМОНОВ А. П. Ук. соч., с. 156; КАКУРИН Н. Е. Ук. соч., т. І, с. 184.
55. ГАРФ, ф. Р-5881, оп. 2, д. 230, л. 1 — 9.
56. ФИЛИМОНОВ А. П. Ук. соч., с. 163; НАУМЕНКО В. Г. Ук. соч., с. 293; РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 8, л. 129, 130.
57. Там же, д. 1, л. 110.
58. ЛЕВИТОВ М. Н. Ук. соч., с. 515, 534; ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. І, с. 378.
59. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 276 — 279; БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 75.
60. НАУМЕНКО В. Г. Ук. соч., с. 296.
61. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 8, л. 380; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 279.
62. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 3, л. 1.
63. ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 387; ЛЕВИТОВ М. Н. Ук. соч., с. 519.
64. БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 82; ЛЕВИТОВ М. Н. Ук. соч., с. 519; ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 388.
65. РГВА. ф. 39720, оп. 1, д. 1, л. 136.
66. БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 82; ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 388 — 389.
67. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 283.
68. БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 89; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 293; ЕФИМОВ Н. А. Ук. соч., с. 129.
69. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 2, л. 56 — 61.
70. Там же, л. 10; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 285.
71. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 3, л. 53.
72. Наиболее подробное описание боев за Екатеринодар см.: СУХОРУКОВ В. Т. XI армия в боях на Северном Кавказе и Нижней Волге (1918 — 1920 гг.). М. 1961.
73. ЛЕВИТОВ М. Н. Ук. соч., с. 523; КАЗАНОВИЧ Б. И. Движение Добровольческой армии в марте месяце и штурм Екатеринодара. — Вестник первопоходника, 1968, N 76 — 78, с. 14; БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 89; ГУЛЬ Р. Б. Ук. соч., с. 289.
74. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 3, л. 56.
75. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 294.
76. Там же, с. 295; БОГАЕВСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 96; ФИЛИМОНОВ А. П. Ук. соч., с. 174.
77. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 295.
78. ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 405; ЛЕВИТОВ М. Н. Ук. соч., с. 534; КАЗАНОВИЧ Б. И. Ук. соч., с. 14; Борьба за Советскую власть на Кубани в 1917 — 1920 гг. Краснодар. 1957, с. 240; ЕФИМОВ Н. А. Ук. соч., с. 134.
79. ЕФИМОВ Н. А. Ук. соч., с. 134; ГУЛЬ Р. Б. Ук. соч., с. 292.
80. Уже на следующий день захоронение было обнаружено советскими отрядами. Тело Корнилова, доставленное в Екатеринодар, демонстрировалось при большом стечении народа, а затем было сожжено (ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 301).
81. ПАВЛОВ В. Е. Ук. соч., т. 1, с. 414; ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 309.
82. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 305 — 306.
83. ЛИМАНСКИЙ А. Заложники у белых. Ростов-н/Д. 1927, с. 90 — 91.
84. ДЕНИКИН А. И. Ук. соч., т. 2, с. 317.
85. РГВА, ф. 39720, оп. 1, д. 2, л. 15.
86. КАКУРИН Н. Е. Ук. соч., т. 1, с. 186.
87. Последний поход Л. Г. Корнилова. — Донская волна, 1918, N 5, с. 4.
88. ГУЛЬ Р. Б. Ук. соч., с. 285.
89. ГАРФ, ф. Р-5895, оп. 1, д. 96, л. 4об.
90. ГЛОБАЧЕВ К. И. Правда о русской революции. — Вопросы истории, 2002, N 10, с. 70.
91. АБИНЯКИН Р. М. Офицерский корпус Добровольческой армии. Автореф. канд. дисс. Орел. 2000, с. 17.
92. ГАРФ, ф. Р-5895, оп. 1, д. 96, л. 4об.
93. Гуль вспоминал, что его книга "Ледяной поход" встретила неприязненное к ней отношение в военных кругах за слишком большое, по их мнению, "внимание темным сторонам" движения (ГУЛЬ Р. Б. Я унес с собой Россию. Т. 1. М. 2001, с. 92).
94. Для Цветаевой 1-й Кубанский поход не был абстракцией. Ее муж прапорщик С. Я. Эфрон от начала до конца прошел его в рядах Офицерского полка.
95. Оба журнала издавались в Лос-Анджелесе (США); в 1961 — 1970 гг. вышло 93 номера "Вестника первопоходника". В 1971 г. издание возобновилось под названием "Первопоходник" (до декабря 1976 г. вышло 34 номера).

Акульшин П.В., Гребенкин И.Н. Вопросы истории №6 (..2006)