Ленин. Красный император

В преддверии столетнего юбилея февраля и октября 1917 года предсказуемо обострится дискуссия о событиях векового прошлого. В каком-то смысле Россия до сих пор пожинает плоды революционных идей, овладевших умами наиболее активной ее части сто лет назад. Поэтому историко-философское объяснение явления революции, ее смысла в контексте мирового развития, оценка ее как метода политических преобразований - все это актуальные вопросы для российского государства. В издательстве «Политическая энциклопедия» (РОСПЭН) выходит книга историка Мартина Малиа «Локомотивы истории: Революции и становление современного мира». Фундаментальная работа Малиа, построенная на анализе цепочки, начинающейся в религиозных конфликтах XV и XVI веках, а заканчивающейся в 1917-м, показывает корни революционных событий XX века. При этом революции рассматриваются как движущая сила исторического процесса.

С разрешения издательства «Политическая энциклопедия» (РОСПЭН) «Лента.ру» публикует отрывок из книги историка Мартина Малиа «Локомотивы истории: Революции и становление современного мира», посвященный главным предпосылкам его исследования.

I

Феномен революции имеет европейское происхождение, подобно тому как европейским творением является современная цивилизация вообще, как бы несправедливо это ни казалось всему остальному человечеству. До XX века за пределами европейского культурного пространства (к коему, несомненно, относится американский континент) не происходило ничего, что можно было бы по праву назвать революцией.

Если на то пошло, за пределами этого пространства не наблюдалось также ничего, хотя бы отдаленно напоминающего демократию, конституционализм, философию индивидуальной свободы или социального равенства как высших общественных благ. Соответственно и слова для обозначения этих понятий существовали только в европейских языках. Таким образом, корни революционного феномена следует искать в чисто европейских институтах и культурных нормах.

II

Вследствие подобной «евроцентричности» революцию нужно изучать в первую очередь с исторической точки зрения, в специфически западных условиях, а не с позиций структурного и «транскультурного» подходов. Американские социальные науки, как правило, структурно ориентированы; они оперируют понятиями «социальной системы» или «общества», которые, как предполагается, имеют одну и ту же базовую структуру везде и всегда, от Франции до Китая и от XII до XX века. История же, напротив, работает с понятиями особенного и преходящего - при такой перспективе различия во времени и месте много значат для разнообразия структур, которое мы наблюдаем в мире.

Марксизм - самая выдающаяся теория революции - предлагает сочетание структурного и исторического элементов. Структурный элемент заключается в том, что, по Марксу, вся история есть «история борьбы классов», а классы повсеместно определяются производственными отношениями, которые ведут к отношениям эксплуатации. Следовательно, говоря о таких разных «правящих классах», как китайские мандарины, индийские брахманы, римские рабовладельцы, западные феодалы или американские плантаторы, мы, по сути, всегда ведем речь об эксплуататорах. Вместе с тем марксизм историчен в своих положениях о том, что классовая борьба со временем развивается и ее интенсивность и сознательность возрастают, по мере того как способ производства становится все более передовым и эксплуататорским.

Тем не менее, с точки зрения марксизма, сам ход истории структурирован, ибо во всех цивилизациях существует единая линия социального развития, разбитая на логические этапы: от рабовладельческого строя к феодальному и затем к капиталистическому. Вдобавок марксизм не придает большого значения автономии политики или культуры, для него и та, и другая - лишь «надстройка».

Одним словом, несмотря на то что марксизм признает исторические различия, обусловленные временем, по-­настоящему компаративистским марксистский подход назвать нельзя, поскольку он сводит всю историю к единому набору социально-­экономических факторов, организованных по возрастающей. Таким образом, исторический материализм хоть и заявляет: «Европа показывает остальному человечеству его будущее», едва ли может объяснить, почему только европейская «борьба классов» породила те самые революции, которые являются локомотивами всеобщей истории. Однако распространенные идеи марксизма, несомненно, по-­прежнему оказывают величайшее влияние на современные общественные науки.

III

Западная революция представляет собой в первую очередь политическое и идеологическое преобразование, а не социальное. Наилучшее руководство в данном вопросе - работы Вебера, если воспринимать их как общее методологическое противоядие от Маркса, поскольку Вебер ничего не говорит непосредственно о феномене революции. Важно, что он, как истинный компаративист, пытался объяснить, почему Марксов капитализм зародился в Европе, а не в какой-­нибудь другой культуре. Его ответ гласит, что особенность европейской религии, в частности кальвинизма, сделала Европу более динамичной по сравнению с другими цивилизациями.

Но европейская религия - это отнюдь не только Лютерова доктрина мирского призвания и кальвинистский принцип двойного предопределения, выделенные Вебером. В первую очередь это сложившаяся в эпоху раннего христианства и в Средние века система таинств и священства; развивавшийся со времен императора Константина принцип коэкстенсивности церкви и общества - «церкви­общества», которое при Каролингах получило название «христианского мира». В этом сакрализованном мире духовный и мирской «мечи» (власти) были неразрывно связаны, причем первый, разумеется, считался превыше второго. Таким образом, любое восстание, даже еще не революция, начиналось в Европе с переопределения сферы духовного - то есть с ереси.

В частности, поскольку вечное спасение зависело от таинств, а те могли оказаться недействительными, если их совершал недостойный священнослужитель, европейские ереси неуклонно тяготели к отрицанию божественной власти духовенства и священности таинств. В итоге по прошествии многих лет после григорианской реформы XI века стало очевидно, что логическим следствием такой позиции является полное упразднение духовенства и таинств ради прямого общения верующего с Богом. Кульминационным выражением этой идеи стало восстание анабаптистов в 1534-1535 годах в Мюнстере.

Кроме того, в сакрализованном мире любой вызов церковной иерархии автоматически означал вызов иерархии светской власти. Поэтому религиозное инакомыслие и ереси придали первоначальный импульс коренным переменам в обществе, а в конечном счете - в западной культуре, и оставались главной движущей силой эгалитаризма до Просвещения XVIII века. Даже собственные попытки церкви реформироваться порождали милленаристские ожидания Царствия Святого Духа на земле. Реформация поставила эти и другие, более умеренные формы религиозного протеста в центр политической жизни; секуляризация религиозных ценностей, совершенно очевидно, входит в число элементов западной революционной традиции, способствуя распылению власти аналогично процессу разделения политических полномочий при феодализме. Наиболее яркую теоретическую формулировку радикальным политическим и эгалитарным социальным последствиям ересей Средневековья и эпохи Реформации дал коллега Вебера - Эрнст Трёльч.

IV

Такое же культурное отличие можно найти в европейских политических формах и философских учениях, поскольку только в западном мире - сначала в Греции и Риме, затем в средневековых представительных собраниях и их современных вариациях - известны партиципаторная политика и порождаемая ею правовая и философская рефлексия. Западная «борьба классов» полностью заключена в рамки данной политической культуры.

Несмотря на множество примеров острых социальных конфликтов в истории Европы, будь то городские бунты (такие, как восстание чомпи во Флоренции в 1385 году) или сельские восстания (например, Жакерия во время Столетней войны или Крестьянская война 1525 года в Германии), ни один из них не привел ко всеобщей революции вроде тех, что произошли в 1640 или 1789 годах. Следовательно, социальная борьба - необходимое, но не достаточное условие крупной революции. Чтобы случилось подобное событие, прежде всего нужна структура унитарного государства, которая фокусирует все политические, социальные и иные формы протеста на одном наборе институтов. Именно сконцентрированность на преобразовании государственных структур и сопутствующее ей оспаривание легитимности существующего государства придают всеобщей революции ее взрывнойй характер и политико-­идеологическую природу.

Исторически европейские формы государственного устройства зародились в феодальных монархиях. Протонациональная институционализация светского «меча», равно как и параллельная организация духовного «меча» в структуру духовенства - мирян, носила строго иерархический характер. По сути, две иерархии слились в систему трех сословий: тех, кто молится, тех, кто воюет, и тех, кто работает. Сформировавшиеся примерно в 1100-1300 годах феодальные монархии постепенно централизовались и к XVI веку превратились в государства, которые историки позже назвали «абсолютными» монархиями, а после 1789 года все стали звать старым режимом. Феодальные корни этих государственных форм имеют огромное значение, поскольку феодальные отношения всегда подразумевают раздел власти, и в дальнейшем это легло в основу принципа разделения властей и системы сдержек и противовесов в современном конституционализме.

V

Таким образом, европейская «великая революция» – это принявший всеобщий характер бунт против старого режима. В истории каждой нации подобная трансформация может произойти лишь единожды, так как она закладывает фундамент будущей «современности» этой нации. Свои отличительные черты западные революции приобретают от конституционных и культурных структур старого режима, против которых они совершаются, порождающих соответствующие модели революционных действий. С 1400 по 1789 год европейские революции совершались против священного союза двух властей и трех сословий.

Изображение: The Metropolitan Museum of Art

VI

Западные революции не просто воспроизводят базовую модель бунта против старого режима. Каждая новая революция извлекает уроки из предшествующего опыта и, таким образом, повышает радикализм модели. (Вспомним, что к востоку от Рейна модифицированный старый режим существовал до Первой мировой войны - в Пруссии, Австро-­Венгрии и России.) Схематично эта прогрессия выглядит следующим образом.

Английская или пуританская революция по схеме действий мало отличалась от французской, однако носила наполовину религиозный характер и потому сама себя никогда революцией не считала. Когда она закончилась, ее наследники постарались стереть из национального сознания нации тот факт, что они совершили революцию. Ее завершающий эпизод - «Славная революция» 1688 года - в свое время понимался как «реставрация». (Изначальный смысл слова «революция» - возвращение к исходной точке.)

Американские колонисты начали то, что они действительно именовали революцией (в духе 1688 года), с попытки реставрировать свои исторические права как части английской нации. Великий политический вопрос современности состоял в том, как совместить ее с индивидуальной свободой. На самом деле именно это, а не химера всеобъемлющего социализма, является практически политической и социальной задачей современной политики. Токвиль убедительно выявил корни современной свободы в феодальных «вольностях», а современного стремления к уравниванию - в борьбе монархического государства против тех же самых аристократических вольностей.

Наконец, Токвиль показал себя истинным компаративистом: чтобы понять, почему самая бурная из европейских революций вспыхнула именно во Франции, стал сравнивать последнюю с похожими «старыми режимами», которые не породили революций, стремясь «выделить переменную», присущую французскому случаю. Ответ, конечно, заключался в том, что такой переменной был анти­дворянский, уравнительный монархический строй. Все эти идеи будут использованы в данном исследовании применительно к ста пятидесяти годам революционной истории после Токвиля.

Когда в 1848 году, наконец, произошли события, претендующие на то, чтобы стать повторением 1789 года, ожидания всех революционных слоев, будь то либералы, социалисты или националисты, оказались обмануты. К власти пришли такие личности, как Наполеон III и Бисмарк, то есть революция впервые привела к победе консерваторов. Однако революционное ожидание не исчезло. Разумеется, в индустриализированной Западной Европе после Парижской коммуны 1871 года больше не случалось восстаний рабочего класса, а марксисты Второго Интернационала после 1889 года все больше склонялись к выборам как методу достижения поставленных целей, фактически, если не в официальной доктрине, встав к 1914 году на путь социал-­демократического реформизма. Тем не менее социализм в смысле полной противоположности капитализму оставался прокламируемой целью международного рабочего движения, и любой кризис легко мог вдохнуть в эту идею новую жизнь.

VII

Развитие западной революционной традиции идет не только от примата политической свободы к примату устранения социального неравенства и от сравнительной умеренности к экстремизму. Она также переходит из передовых обществ в отсталые. Так, от экономически развитых и политически сложных «старых режимов» атлантического Запада эта традиция распространилась на более простые и милитаризованные «старые режимы» Пруссии и Австрии, а также на самый незрелый и жестокий из них - российский. То есть она движется, как говорят немцы, по «западно-­восточному культурному градиенту». Данный фактор также способствует радикализации революционного процесса, поскольку продвижение современности на восток приводит к сжатию исторических стадий, а после 1917 года - к инверсии западного развития.

Наконец, достигнув своего «последнего», инвертированного воплощения в России, революционная традиция в XX веке охватила большинство стран «третьего мира», превращая это столетие в главную точку на всемирно­исторической оси революции.

Цитаты

Владимир Николаевич Ипатьев, генерал, ученый–химик:

«Бездарные члены Временного правительства смеялись над речами Ленина и считали, что тезисы, проповедуемые им, никакой угрозы для них не представляют, поскольку для их выполнения не найдется надлежащего количества последователей. Но Ленин знал, что проповедовал и чего хотел. Он был на голову выше всех своих соратников и имел твердый характер, не метался из стороны в сторону, отлично понимая всю обстановку в России, – как в тылу, так и на фронте. Можно было совершенно не соглашаться с многими идеями большевиков, можно считать их лозунги за утопию, но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 года, проведенный Лениным, обусловил собою спасение страны, избавив ее от анархии и сохранив в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны. Мне часто приходилось, как в России, так и за границей, высказывать свои убеждения, что я в 1917–1919 годах остался в живых только благодаря большевикам….»

"Другой залог для будущего России я вижу в том, что в ней у власти стоит самонадеянное, твёрдое и руководимое великим политическим идеалом правительство. Этот политический идеал не может быть моим. Люди, окружающие Ленина, - не мои друзья, они не олицетворяют собою мой идеал национальных героев. Но я уже не могу их больше назвать «разбойниками и грабителями» после того, как выяснилось, что они подняли лишь брошенное: престол и власть. Их мировоззрение для меня неприемлемо. И всё же медленно и неуверенно пробуждается во мне надежда, что они приведут русский народ - быть может, помимо их воли - по правильному пути к верной цели и новой мощи. … Верить в это я ещё не могу, но тем сильнее того желать … в виду бесчисленных ужасных жертв, которых потребовало разрушение старого строя. Что мои надежды являются не совсем утопией, доказывает, что такие мои достойные бывшие сотрудники и сослуживцы, как генералы Брусилов, Балтийский и Добровольский свои силы отдали новому правительству в Москве; нет никакого сомнения, что они это сделали, конечно, убедившись в том, что Россия и при новом режиме находится на правильном пути к полному возрождению."

Великий князь Александр Михайлович Романов:

«На страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».

"Ленин - локомотив истории. Ничего, что напоминало бы кумира толпы, простой, любимый и уважаемый так, как, быть может, любили и уважали лишь немногих вождей в истории. Необыкновенный народный вождь, вождь исключительно благодаря своему интеллекту, чуждый какой бы то ни было рисовки, неподдающийся настроениям, твердый, непреклонный, без эффектных пристрастий, но обладающий могучим умением раскрыть сложнейшие идеи в самых простых словах и дать глубокий анализ конкретной обстановки при сочетании проницательной гибкости и дерзновенной смелости ума.

«Революции - локомотивы истории» (Карл Маркс) В российском обществе все настойчивее звучат требования радикальных перемен - власть полностью себя дискредитировала и воспринимается значительной частью населения как антинародна и антироссийская, ведущая страну к краху. На этом фоне все чаще звучит слово - революция, но также и майдан, и цветная революция, их часто путают, не умеют различать, кто-то добросовестно заблуждаясь, другие - злонамеренно манипулируя... Давайте уже раз и навсегда разберемся с этим вопросом, чтобы в дальнейшем не путаться с терминами и не позволять собой манипулировать в дискуссиях, выдавая одно за другое. Что же такое социальная революция? Коммунисты и левые в целом, следуя теории и опираясь на практику, понимают под социальной революцией - качественный скачок в поступательном развитии общества, в результате которого кардинально меняется способ производства, осуществляется переход от одной общественно-экономической формации к другой, более прогрессивной. В течение длительного и относительно спокойного периода развития в обществе происходит накопление количественных изменений, созревание и обострение противоречий, уход на обочину и исчезновение старых и появление новых социально-классовых сил, смещение баланса в классовой борьбе. Наконец, наступает момент достижения своеобразной «критической массы», когда возникает возможность революционных перемен и происходит своеобразный скачок, прерывается постепенность, эволюционное развитие сменяется революцией. [Нажмите, чтобы прочитать] Требуется сочетание сразу нескольких факторов, которые позволяют осуществить «цветной переворот»: Во-первых, необходим кризис политики действующей власти или, по крайней мере, её явные просчёты по отношению к потенциальным группам социально-политического риска - необходимо, чтобы в обществе имелась достаточная база для возникновения активной группы протестующих, которые становятся передовым отрядом противников действующего режима. Во-вторых, наличие раскола в правящем классе - очевидно, что возможность государственного переворота возникает только в случае серьёзнейшего столкновения интересов внутри правящей верхушки и примыкающих к ней социальных групп. В-третьих, и это главное, необходимо наличие интереса к смене руководства страны со стороны Запада, по тем или иным причинам. Подобное развитие событий возможно, если: - правящий режим утрачивает способность прежними формами отстаивать интересы Запада, то есть не справляется с социально-политической ситуацией в стране, что создаёт угрозу интересам Запада, - начинает требовать для себя слишком больших преференций в обмен на свою лояльность и поддержка этого режима со стороны Запада становится нецелесообразной. Указанные элементы государственного переворота по сценарию «цветной революции» являются основополагающими для прочих частей этого процесса. [Нажмите, чтобы прочитать] Выводы из всего вышесказанного очевидны и просты - 1. Так называемые «цветные революции» не являются революциями, а представляют собой «верхушечные перевороты» без изменения социально-классового характера власти. 2. Процесс осуществления таких переворотов - это технология принудительной ротации представителей одних групп господствующих классов на других представителей тех же классов. 3. Приходящие к власти в результате подобных переворотов лица, являясь сторонниками неолиберализма, впоследствии осуществляют действия контрреволюционного, реакционного характера. 4. Широкие слои населения, участвующие в цветных переворотах, оказываются объектом манипуляции их инициаторов, исполняя роль поддержки перемен, которые только усугубят положение трудящихся. 5. Цветные перевороты всегда происходят в интересах западных стран-заказчиков - их инициаторы получают разнообразную поддержку со стороны ЕС и США, от дипломатической и информационной до военной. 6. Организаторы «цветных переворотов» в условиях, когда они не способны завоевать политическую власть, оказывают давление на действующую власть, добиваясь от нее уступок при ее взаимодействии с Западом. 7. И действующая власть, и организаторы цветного переворота - равно управляемы внешними силами и действуют с учетом их интересов, либо прямо в их интересах, выполняя их заказ, в ущерб интересам страны и народа. 8. В этих условиях предательство национальных интересов элитами неминуемо и преопределено, причем в критический момент это предательство будет носить прямой характер, способствования иностранной интервенции. 9. При этом, исходя из наблюдаемых действий власти, можно сказать, что сценарий цветного переворота уже запущен и населению уготована роль статиста в этом представлении, которым будут манипулировать обе стороны. 10. В то же время, преждевременно говорить о том, что революционная ситуация уже созрела на этот момент, хотя процесс идет ускоренными темпами, в том числе, благодаря намеренно неуклюжим и провокационным действиям тех сил во власти, что заинтересованы в сценарии переворота. В этих условиях целесообразно придерживаться выверенной классовой позиции, возможными могут быть действия: -Активизировать организацию народного протеста, используя все возможные формы и площадки, обличая действия власти и разоблачая реакционные требования всякого рода инициаторов цветного переворота; -Не допустить формирования такого стереотипа массового сознания, в котором образ защитников государства закрепится за властью, а образ защитников прогресса и свободы - за цветной оппозицией; -Усиливать уличный протест и объединять его с деятельностью патриотов самого разного толка, в том числе - в бизнес- и силовых структурах и представительных органах власти и самоуправления; -Наращивать боевитость и здоровый радикализм в деятельности левых сил в глазах общества, чтобы лишить «цветных революционеров» образа боевой, решительной оппозиции; -Развивать работу в сети Интернет, которая способствует частичному созданию альтернативной системы СМИ, пока ещё не подконтрольной властям и предоставляющей возможности как для информирования населения, так и для мобилизации масс в случае обострения политического кризиса. --- Вопрос уже стоит не в плоскости - быть революции или нет? А в плоскости - каким образом, когда она начнется и как будет развиваться? Причем, кажется очевидным, что предшествовать ей будет именно цветной переворот, осуществленный так называемой оппозицией либерального толка, поддержанный внешними силами и осуществленный в их интересах. Все, что требуется от нас - быть к этому готовыми, понимать механизм процесса и не позволять себя использовать чуждым силам. О неизбежности революции и возможных сценариях переворота здесь уже писалось - Думаю, из этой схемы понятно, в чьих интересах действуют те силы, которые пытаются сейчас устроить цветной переворот. UPD lopuhsurepkin 27 июля 2018, 07:47:54 "Наши зарубежные партнеры", если им какой-то план удался, то они его используют до посинения. План такой. Сначала любой ценой, с истериками и демонстративными нарушениями законов, избирается президентом Горбачев-Ельцин-Путин. Сразу после избрания начинает происходить разная, неожиданная для всех, едундовина, вызывающая резкое недовольство народа. ГКЧП, дефолт, пенсионная реформа. Народ начинает говорить: " мы, выбирая президента, на это не подписывались". Недавно избранный президент говорит: "я устал. я ухожу". И ему на смену приходит "совсем новый и гораздо лучший,отвечающий чаяниям народа". Очень быстро "новый-лучший" оказывается ухудшенным вариантом старого и народ начинает метаться - "эх, а при старом-то не так и плохо было, как нам казалось." Но уже поздно - дело сделано, преемственность антинародной власти сохранена. Передача власти от одного ставленника в другому такому же ставленнику, проведена в максимально надежных условиях, исключающих всякие сбои. Вывод - нельзя верить никаким "новым лицам", хоть как-то связанным с прежней властью. Не то, что членам правительства, а даже губернаторам и депутатам. Любой из них будет только усугублять прежний курс. Особенно опасны бывшие министры, внезапно ставшие оппозиционерами. Что мы видели на примере Ельцина и Порошенко.

Изучая историю и уроки Русской революции, важно для начала определиться - а что мы понимаем под революцией?

Революция - явление всеобъемлющее, охватывающее все стороны жизни общества. Под социально-политической революцией (речь не идёт о революциях в ином смысле слова, например о научно-технических) понимают очень разные вещи. Это и качественные скачки в развитии, и переходы от одной социально-экономической формации к другой, и социальные перевороты, связанные с вторжениями в отношения собственности, и разрушительные социальные взрывы, и политические перевороты, своего рода «обвалы власти», либо просто «нарушения системного равновесия». Некоторые из этих точек зрения совместимы между собой, но, на мой взгляд, они трактуют явление либо расширительно, либо, напротив, зауженно.

Широкое хождение приобрела фраза Маркса о революции как «локомотиве истории». Мол, на станции «феодализм» стоят вагончики общества, к ним подцепляется «локомотив» революции и перетаскивает страну на станцию «капитализм», в более передовую общественную формацию.

В действительности так не происходит. Переход от феодализма к капитализму (а точнее, от традиционного аграрного к индустриальному городскому обществу) - процесс длительный. Революции играт в нём свою роль, но явно не роль локомотива. Если говорить об экономике, то они иногда даже отбрасывают общество назад. Советский историк А.В. Адо отмечал, что во Франции в результате революции даже замедлился переход к промышленному перевороту, укрепились доиндустриальные отношения.

Так, может быть, революция - это не «локомотив», а «диверсия на рельсах истории»? Всё шло хорошо, эволюция ведёт страну вперёд, но злые диверсанты закладывают на рельсах заряд революции? Но откуда берутся эти диверсанты? Можно сколько угодно искать в революциях масонский след и руку зарубежных держав, но на улицы-то выходят массы жителей данной страны.

Если революции - «исторические недоразумения», то почему они происходили, а то и неоднократно, в большинстве развитых стран? Значит, они зачем-то нужны истории.

Революция почти всегда не случайна. Как правило, даже её начало бывает спровоцировано не революционерами, а действиями правящего режима, в результате которых терпению людей приходит конец.

Революция вовсе не обязательно происходит в результате доведения населения до голодного существования. Более того, как правило, в условиях голода никакой революции не происходит.

Революция - продукт предыдущего прогресса, который достиг «пределов роста». Предыдущий прогресс породил ожидания, надежды на выход из существующего состояния, которое воспринимается как стеснённое, неблагоприятное. Рост благосостояния, медленный эволюционный прогресс дает человеку модель благоприятного будущего, а невозможность осуществить его планы в обозримой перспективе - кризис надежд, разочарование, поиск причин неудачи жизненного проекта. В результате у всё большего числа людей происходит переход от материальной мотивации к идейной - к стремлению изменить общество вокруг себя.

Человек ведёт себя не рефлекторно, просто реагируя на ухудшение положения - не каждый сбой роста вызывает революцию. Революцию вызывают такие сбои, которые объясняются именно чертами существующей системы. С одной стороны, это - результат действия «субъективного фактора» (от развития общественной мысли до эффективности пропагандистов). Но, с другой - это результат реального кризиса системы общественных отношений, которая не может обеспечить реализацию назревших потребностей миллионов людей, потребностей, которые воспринимаются как реальные и необходимые. По мере модернизации сознания имущественное и правовое неравенство уже не воспринимается как норма, существующая социальная иерархия становится синонимом несправедливости, легитимность существующего порядка подрывается.

Если существующее устройство общества приводит к накоплению социальных проблем, это значит, что страна в своем развитии подошла к стене, которую нужно преодолеть. Поток людских судеб упирается в стену, начинается «давка», разочарование миллионов и нарастание недовольства не только правителями, а своим образом жизни.

Из этого положения три выхода.

Либо пойти назад - по пути деградации и архаизации общества.

Либо разобрать стену «сверху» - путём филигранных, смелых и продуманных реформ. Но такое в истории случается нечасто. И дело не только в уме государственных деятелей, но и в их социальной опоре. Ведь «разобрать стену» - значит лишить привилегий социальную элиту, господствующие слои общества. А ведь реформатор вышел из их среды, опирается на них и их же опасается. Не удивительно, что, например, П.А. Столыпин, проводя реформы, не мог покуситься на помещичье землевладение и основы аристократическо-корпоративной системы формирования государственного руководства. Стену, уже надломленную революцией 1905-1907 годов, разобрать не удалось. Бывают и удачные примеры, самый известный из них - «новый курс» Ф. Рузвельта в США. Его, конечно, нельзя идеализировать, но социальную ситуацию эти реформы разрядили и открыли перед страной новые перспективы развития.

Однако если реформы не состоялись или не удались, а общество не готово просто деградировать, остаётся одна возможность - взорвать, проломить стену. Даже если при взрыве погибнет часть авангарда общества, даже если пострадают многие иные, даже если при ударе о стену общество на какое-то время остановится в развитии, даже если образуется груда развалин, которую затем будет расчищать эволюция и последующие революции меньшей интенсивности (как 1830 год после Великой французской революции). Путь должен быть расчищен. Без этого дальнейшее движение вперед невозможно.

Революция, таким образом, - это не «локомотив истории», а «таран истории».

Как определить, какое событие является революцией, а какое - нет? Можно выделить ряд черт, которые объединяют как минимум все «классические» революции.

1. Революция - это социально-политический конфликт , то есть такой конфликт, в который вовлечены широкие социальные слои, массовые движения, а также политическая элита (это сопровождается либо расколом существующей властной элиты, либо её сменой, либо существенным дополнением представителями иных социальных слоев). Важный признак революции (в отличие от локального бунта) - раскол в масштабе всего социума (общенациональный характер там, где сложилась нация).

Таким образом, революция - это не просто переворот или верхушечный мятеж. Но это - и не просто восстание, бунт и волнения. Например, Пугачёвское восстание не является революцией, потому что не вызвало раскола элит.

2. Революция предполагает стремление одной или нескольких сторон конфликта к изменению принципов общественного устройства, системообразующих институтов. Определение этих системообразующих принципов, критериев изменения «качества» системы - предмет дискуссии историков. Но дело в том, что в ходе революции ведущие социально-политические силы сами указывают, какие социальные институты они считают наиболее важными, системообразующими. Далеко не всегда это отношения собственности, как правило - принципы формирования элиты.

3. Революция - это социально-политическое творчество , она преодолевает ограничения, связанные с существующими правилами принятия решений, существующую легитимность.

Нужно отличать революцию от «революции сверху». Если можно решить проблему в рамках действующего порядка - революция не начинается.

Революция ломает имеющиеся институты, стремится к созданию новых «правил игры». Она отрицает существующую легитимность (иногда опираясь на прежнюю традицию легитимности, как Английская революция). Поэтому революционные действия преимущественно незаконны.

Революция не ограничена существующими институтами и законом, что иногда приводит к насильственной конфронтации. Но массовые убийства - не обязательный признак революции, значительная часть революционных действий ненасильственна - массовые манифестации, революционные преобразования, дебаты, создание органов самоуправления и др. Однако во время революции всё же идёт борьба по поводу таких важных, принципиальных вопросов, что угроза «сваливания» в вооружённую конфронтацию очень велика. Это накладывает огромную ответственность как на власти, так и на лидеров массовых движений.

Революция не может иметь место без массового стремления к изменению самих основ социального устройства. Поэтому не следует путать революции с так называемыми «цветными революциями». По форме они похожи на революции, но ставят задачи смены правящей верхушки при сохранении того же самого общественного строя. Это - выпускание энергии масс в свисток, конструктивная работа революции по созданию нового общества в таких случаях не происходит. В дальнейшем это может вызвать массовое разочарование в переменах и деградацию общества.

Также путь назад, к архаике, может начаться в результате поражения революции, неспособности общества «протаранить стену». В таких случаях очень важно изучать опыт неудачи, чтобы можно было всё же преодолеть барьер со второй попытки.

Таким образом, революцию можно определить как общенациональную социально-политическую конфронтацию по поводу системообразующих институтов общества (как правило - принципов формирования правящей и имущественной элиты), при которой социальное творчество преодолевает существующую легитимность. Или короче: революция - это процесс преодоления системообразующих структур общества путем социально-политической конфронтации и социального творчества.

При этом следует иметь в виду, что процесс - это не всегда результат. Революция начинается с момента массовых выступлений против существующего строя, а утверждение принципиально новых отношений происходит уже после прихода к власти (иногда - частичного) сторонников нового строя. Процесс смены строя длителен, в нём могут быть как революционные, так и эволюционные фазы. Революция заканчивается, когда снова утверждается легитимная система принятия решений - как правило, уже новая.

Поэтому Великая российская революция может датироваться 1917-1922 годами. В феврале 1917-го рухнула старая легитимная система - процесс революции начался. К концу 1922-го была сформирована новая общественная система, завершилась Гражданская война, угасли массовые повстанческие движения, и, наконец, была провозглашена новая государственность - СССР. Лава революции затвердела в новых формах. Новая легитимность возникла - революция прекратила течение свое. Начался период истории СССР.

Ни одна из буржуазных революций 1848 - 1849 гг., ни одно из пролетарских выступлений и ни одно из национальных движений этого времени но увенчались победой.

Но и в 1848-1849 гг. битвы трудящихся масс были не напрасны!

«Революции - локомотивы истории,- так определял значение рево­люций в истории развития человечества великий основоположник научного социализма Карл Маркс.

Результаты победоносных революций легко обозримы: они воплощают­ся в очевидных прогрессивных преобразованиях, резко ускоряющих исто­рическое развитие человечества, его движение от классового порабоще­ния к коммунизму. Но и революции, потерпевшие поражение, являются локомотивами истории. Именно эта идея выражена, хотя и в иных словах, на первой же странице первой научной истории революции 1848 г., в работе Маркса «Классовая борьба во Франции».

«За исключением лишь немногих глав, каждый более или менее зна­чительный раздел революционной летописи от 1848 до 1849 г. носит за­главие: поражение революции.

Но в этих поражениях погибала не революция. Погибали пережитки дореволюционных традиций, результаты общественных отношений, не заострившихся еще до степени резких классовых противоположностей, погибали лица, иллюзии, представления, проекты, от которых революци­онная партия не была свободна до февральской революции, от которых ее могла освободить не февральская победа, а только целый ряд пора­жению).

Эти строки были написаны Марксом в январе 1850 г. и относились они непосредственно к событиям, происходившим во Франции в 1848-1849 гг. Но ведь и вся европейская «революционная летопись», вся картина рево­люций и революционных движений 1848-1849 гг. широко освещается той же идеей: погибали не революции, а лица, иллюзии, заблуждения, от которых стали освобождаться различные народы Европы, различные по­литические партии и группировки вследствие поражений, понесенных в ожесточенной революционной борьбе.

Воздействие революции на общество, па его текущую жизнь и после­дующие формы развития - непреодолимо. Одной из наиболее глубоких философско-исторических идей Маркса, высказанных им тогда же, в се­редине XIX в., является мысль о том, что революции сохраняют свою великую преобразующую силу и проявляют ее не только в границах того или иного революционного периода, например в 1848-1851 гг. во Франции, но и в последующие периоды, в периоды реакции.

Во Франции, в период буржуазной республики, с 24 февраля 1848 г. до 2 декабря 1851 г., революция, как указывал Маркс, закончила половину своей подготовительной работы: в это время была доведена до «совершен­ства», т. е. до полного изобличения своей узко классовой, антинародной сущности законодательная, парламентская власть буржуазии; после 2 де­кабря 1851 г. завершалась вторая половина исторического дела революции: разоблачалась классовая сущность исполнительной власти буржуазии. Предвидя новую революцию во Франции, революцию пролетарскую, Маркс писал в начале 1852 г.: «Сначала она [революция] довела до со­вершенства парламентарную власть, чтобы иметь возможность ниспровер­гнуть ее. Теперь [после 2 декабря 1851 г.], когда она этого достигла, она доводит до совершенства исполнительную власть, сводит ее к ее самому чи­стому выражению, изолирует ее, противопоставляет ее себе как единствен­ный объект, чтобы сконцентрировать против нее все свои силы разрушения. И когда революция закончит эту вторую половину своей предваритель­ной работы, тогда Европа поднимется со своего места и скажет, торже­ствуя: ты хорошо роешь, старый крот!»

Одновременно с Марксом, также и Энгельс в своей работе о революциях 1848-1849 гг. в Германии, Австрии, Венгрии высказал идентичную мысль: поражение, понесенное народными массами в революции - не есть пора­жение революции! Энгельс писал: «Поражение после упорного боя - факт не меньшего революционного значения, чем легко выигранная победа. Поражения - парижское в июне и венское в октябре 1848 г.-во всяком случае сделали несравненно больше для революционизирования умов народа в этих двух городах, чем февральская и мартовская победы».

В трудах величайших революционных теоретиков и революционных вождей, В. И. Ленина и И. В. Сталина мысль о революциях, как локомо­тивах истории (независимо от того, побеждают ли эти революции или тер­пят поражение) неизменно сохраняет свое значение главной, ведущей идеи.

Повторив афоризм Маркса: «Революции - локомотивы истории», В. И. Ленин далее писал: «Революции - праздник угнетенных и эксплу­атируемых. Никогда масса народа не способна выступать таким активным творцом новых общественных порядков, как во время революции. В такие времена народ способен на чудеса, с точки зрения узкой, мещанской мерки постепеновского прогресса» .

Во время революций, как неоднократно указывал Ленин, обнажаются, всплывают наружу противоречия, вызревавшие в течение десятилетий и да­же целых веков. «Жизнь становится необыкновенно богата. На политиче­скую сцену активным борцом выступает масса, всегда стоящая в тени и часто поэтому игнорируемая или даже презираемая поверхностными наблюда­телями». Эта народная масса испытывает во время революции свои силы, проверяет теории своих идеологов, и «… как бы велики ни были отдель­ные поражения, как бы ни ошеломляли нас потоки крови и тысячи жертв,- ничто и никогда но сравнится, по своему значению, с этим непосредствен­ным воспитанием масс и классов в ходе самой революционной борьбы».

Революция учит, постоянно указывал В. И. Ленин как в статьях, написанных непосредственно в период революции 1905 г. в России так и позднее, в других работах. «Революция учит тем, что выдвигает под­лежащие решению очередные задачи политики в их самой наглядной, ося­зательной очевидности, заставляя массы народа прочувствовать эти за­дачи, делая невозможным самое существование народа без решения этих за­дач, разоблачая на деле негодность всех и всяких прикрытий, отговорок, посулов, признаний». В отличие от «мирных» периодов во время револю­ции неизбежно возникают более разнообразные формы борьбы, с преобла­данием именно непосредственной и революционной борьбы масс над пар­ламентской, публицистической и всей прочей пропагандистско-агитационной деятельностью вожаков.

Характеризуя время революции, как время «действия и сверху и снизу», Ленин подчеркивал, что революция быстро сплачивает тру­дящиеся массы и быстро просвещает их. «Давно уже сказано,- писал Ленин,- что в политике часто приходится учиться у врага. А в революционные моменты враг всегда навязывает нам правильные выводы особенно назидательно и быстро». Поэтому Ленин и сравни­вал революционные периоды с военным временем, когда молодые рекруты учатся непосредственно на практике военных действий. Подраз­умевая исторические условия начала XX в., когда выражение «социал- демократическая наука» еще могло означать науку о революции, Ленин писал: «Помните, что каждый практический шаг революцион­ного движения будет неизбежно и неминуемо учить молодых рекрутов именно социал-демократической науке, ибо эта наука основана на объек­тивно-верном учете сил и тенденций различных классов, а революция ость не что иное, как ломка старых надстроек и самостоятельное выступле­ние различных классов, стремящихся по своему создать новую надстрой­ку». Только в борьбе и познается «… действительная сила всех интересов, всех стремлений, всех задатков». Либералам и растерявшимся интелли­гентам, твердившим: «не идите туда, где были раз разбиты, не становитесь, снова на этот роковой путь», Ленин отвечал: «… великие войны в истории, великие задачи революций решались только тем, что передовые классы не раз и не два повторяли свой натиск и добивались победы, наученные опытом поражений».

Отвечая на вопросы первой американской рабочей делегации, ошибоч­но считавшей, что взгляды Маркса и Ленина по вопросу о творческой силе- революции будто бы различались, И. В. Сталин сказал: «Я думаю, что- всякая народная революция, если она является действительно народной революцией, есть революция творческая, ибо она ломает старый уклад, и творит, создаёт новый».

Революция широко раскрывает все внутренние противоречия обще­ственных классов, борьбу классов за овладение властью. «Революционная эпоха тем, собственно, и замечательна, что борьба за власть принимает здесь наиболее острый и обнаженный характер».

Время революции есть время предметных уроков для народа. Одним из главнейших уроков революций 1848-1849 гг. был уже сам факт почти общеевропейского восстания народных масс против своих угне­тателей, против своих классовых и национальных врагов. Нигде и никогда ранее, ни в древности, ни в средние века, ни даже во времена первых буржуазных революций не было и быть не могло у народов подоб­ной возможности подняться одновременно в разных странах и тем самым наглядно доказать не только в границах какого-либо отдельного государ­ства, но именно на европейской арене свою способность к вооруженной освободительной борьбе. Только к середине XIX в., в условиях, когда развитие капитализма, как неоднократно пояснял И. В. Сталин, отли­чалось характерной для этой эпохи сравнительной плавностью? и когда поэтому в ряде европейских стран кризис феодально-абсолютистского порядка одновременно достиг последнего фазиса своего развития и привел к резкому обострению классовых противоречий, когда - в то же время - в Европе разразился торгово-промышленный кризис, со­провождавшийся сельскохозяйственными бедствиями,- революцион­ная борьба и национальные движения могли впервые принять такой широкий размах. Как ни различны были результаты начавшихся в Европе в январе, феврале и марте 1848 г. революционных наступле­ний, важно было уже то, что народные массы поднимались тогда - в Париже и Риме, в Берлине и Бухаресте, в Лондоне и Мадриде, в Вене и Стокгольме, в Дублине и Праге, в Будапеште и Копенгагене, в Брюс­селе и Кракове. Но перечислить европейские столицы и описать происхо­дившие там в 1848-1849 гг. события - это значило бы приоткрыть лишь часть с трудом обозримой картины революционных движений того времени. Множество провинциальных городов, сел и деревень на тер­ритории от Атлантического побережья до Урала были участниками волнений, которые во многих местах не менее убедительно, чем дви­жения в столицах, обнаруживали свойственную трудящимся массам беззаветную отвагу, готовность жертвовать жизнью в освободительной борьбе.

Одновременно, в значительной мере под влиянием европейских собы­тий, усилилась освободительная борьба также и за океаном. Своекорыст­ная, гибельная для демократического движения политика буржуазного правительства США, тайно сблизившегося весной 1849 г. с реакционным правительством испанской монархии, была одной из главных причин про­вала кубинской экспедиции генерала Лопеза и, в связи с этим, причиной поражения начавшегося еще в 1848 г. освободительного движения на Кубе. Воздействие революции 1848- 1849 гг. на негров в различных частях Аме­рики, на ее материке и близких к нему островах подтверждается даже и томи скудными источниками, которые нам доступны.