Милов л в великорусский пахарь.
Книга посвящена кардинально важным вопросам истории России,
ускользавшим до сих пор, по тем или иным причинам, от пристального внимания
ученых-историков.
Особенностью работы является ее структура, непохожая на традиционный
для научных монографий способ рассмотрения проблемы.
В первой части работы (27 авт.л.) проведено фронтальное исследование
производственных возможностей крестьянского хозяйства практически на всей
европейской территории расселения великорусского этноса. Опорой для такой
проработки был материал XVIII столетия, то есть наиболее раннего периода, по
которому была бы возможна перспектива создания прочной и полной источниковой
базы, способной охарактеризовать все стороны сельскохозяйственной
деятельности социума. Кроме того, для выяснения наиболее важных тенденций
аграрного развития были предприняты целенаправленные экскурсы в XV-XVII вв.,
а также в XIX в. На это потребовались десятилетия поиска и сбора (часто — по
крупицам) исторической информации, включая различные архивные фонды.
В итоге такой работы выявилась громадная роль в развитии великорусского
социума природно-климатического и шире — географического фактора. Больше
того, оказалось возможным вскрыть конкретный механизм влияния этого фактора
на характер и темпы развития общества в целом. В этом отличие данного
подхода к проблеме от предшественников, включая и корифеев исторической и
философской мысли, обычно останавливавшихся лишь на принципиальных
утверждениях важности этого фактора в жизни тех или иных обществ. Поэтому
вторая часть работы (свыше 12 авт.л.) посвящена раскрытию итогов
непосредственного и опосредованного влияния природно-климатического фактора
на экономику общества, социальный строй и российскую государственность в
целом, то есть речь идет о создании некоей модели социума и его
специфических черт.
Главной особенностью территории исторического ядра Российского
государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный
срок для полевых работ. Так называемый «беспашенный период», равный семи
месяцам, фиксируется в государственной документации еще в XVII столетии.
Иначе говоря, на протяжении многих веков русский крестьянин имел для
земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно
130 дней. К тому же из них на сенокос уходило около 30 дней. В итоге
однотягловый крестьянин (то есть имеющий семью из 4 человек) имел для
пашенных работ около 100 рабочих дней.
Для сравнения напомним, что в крупном
(монастырском) хозяйстве в середине XVIII в. на десятину пашни (на все виды
работ) расходовалось 59,5 чел.-дней и примерно столько же шло на гектарпашни
в фермерских хозяйствах Севера Франции того же времени.
Из них толькона обработку земли тратилось 39-42 чел.-дня. Однако, делая такие затраты
труда, французский фермер располагал десятью месяцами рабочего времени в
год, а в Центральной России этот срок был вдвое меньше. Поэтому здесь только
крупное феодальное хозяйство за этот срок, обладая возможностью концентрации
барщинной рабочей силы для летних работ, могло выполнить весь минимально
необходимый с точки зрения норм агрикультуры комплекс работ. Что же касается
крестьянина, то он располагал в расчете на десятину пашни лишь 22-23-мя
рабочими днями на все виды пахотных работ (а если он был на барщине, то
временем, вдвое меньшим).
Отсюда идут все беды русского крестьянина: он мог нормально обработать
лишь крайне небольшой участок пашни. Если же он должен был непременно его
увеличить, то мог сделать это исключительно за счет сна и отдыха и за счет
привлечения труда детей и стариков. Второй вариант расширения мизерной пашни
мог быть реализован лишь за счет резкого снижения уровня агрикультуры
(вплоть до разброса семян по непаханному полю), что вело к низкой и очень
низкой урожайности, выпаханности почвы и постоянной угрозе голода, который в
России был весьма частым гостем. Столь трагическая ситуация усугублялась
тягчайшими условиями развития скотоводства, главным из которых был
необычайно длительный (до 7 месяцев) период стойлового содержания скота, что
требовало больших запасов кормов. А ведь период заготовки кормов буквально
втискивался в напряженный и сжатый по времени цикл полевых работ и поэтому
был крайне ограничен (20-30 суток). Отсюда горький парадокс российского
Нечерноземья: обширные пространства, луга, перелески, а корма практически
мало (и это в основном солома), поэтому и скота было мало, и удобрений для
полей было очень мало, не говоря уже о пищевых ресурсах скотоводства,
возможности сбыта его продукции и т.д.
Важнейшим следствием этих обстоятельств явилось широкое распространение
с самых древних времен архаических приемов земледелия, становление не
классического трехполья паровой системы земледелия, а некоей комбинации
трехполья с периодическим забрасыванием пашни в перелог или залежь. Правда,
наряду с этим наблюдается и многообразие и гибкость крестьянского опыта, его
тонкий учет тех или иных местных специфических условий. В Нечерноземье
важнейшим резервом крестьянского хозяйства были лесные, кратковременно
используемые росчисти.
Описанная ситуация сказывалась на всем укладе жизни великорусского
пахаря, охарактеризовать который в сжатом виде можно как
«мобилизационно-кризисный режим выживаемости общества с минимальным объемом
совокупного прибавочного продукта». Весь быт земледельца был пронизан
стремлением к крайней экономии ресурсов и времени, что отчетливо отражает
исследованный в книге характер жилища, одежды, пищи, психологии сельского
жителя и т.д.
Дефицит рабочего времени в цикле полевых работ вытеснил такой вид
земледелия, как огородничество и садоводство, в русские города. Статус
посадского человека, горожанина позволял здесь резко повысить интенсификацию
земледельческого производства, что очень рано способствовало развитию
торгового огородничества и садоводства, становлению хитроумных технологий
выращивания теплолюбивых культур в суровых условиях исторического центра
России.
Все эти вопросы освещены с привлечением богатого материала источников в
одиннадцати очерках первой части книги «Великорусский пахарь в XVIII
столетии». Они носят несколько образные названия и заголовки: 1. «Судьбы
паровой системы земледелия»; 2. «Как пахал, чем обрабатывал землю русский
крестьянин»; 3. «Что сеяли на полях России?»; 4. Жатва и хранение зерна. Лен
домашний и товарный. Конопля»; 5. «Что такое «сам-3» или «сам-7″? Какие
урожаи были в России»; 6. «Семь потов» великорусского крестьянина (Каким
трудом добывали хлеб)»; 7. «Особенности развития скотоводства»; 8. «Огороды
в городе» — парадоксы русского огородничества и садоводства»; 9. «Изба и
подворье два века назад»; 10. «Забытая одежда наших предков»; 11.
«Деревенская пища».
Вторая часть работы — «Феодальная Россия — социум особого типа» —
посвящена наиболее важным, на взгляд автора, сторонам
социально-экономического развития русского социума и особенностям его
государственности. Она состоит из следующих глав и разделов: Глава I.
«Мачеха-природа и судьбы земледелия (тупик или развитие)»; Глава II.
«Компенсационные механизмы выживания. Крепостники и община. О происхождении
крепостничества»; Глава III. «Некоторые особенности генезиса капитализма в
России. Крупное производство под опекой государства (Тульские заводы XVII
века). Неадекватные формы капитала»; Заключение «К характеристике российской
государственности».
В первой главе исследована основная тенденция в развитии земледелия
вплоть до 1861 года. Названные выше обстоятельства и прежде всего объективно
складывающиеся весьма ограниченные возможности интенсификации труда вели к
тому, что урожайность в целом по стране колебалась вокруг минимального
уровня «сам-3», несмотря на отчаянные усилия великорусского пахаря добиться
повышения этого уровня. Наиболее показательно, что чистый сбор на душу
сельского населения в 40-х годах XIX в. был равен в среднем 23,2 пуда, а в
50-х годах — 21,2 пуда. И даже в самом конце XIX в. душевой сбор в расчете
на все население страны, включая картофель, был равен лишь 21,5 пуда (при
тогдашней норме 24 пуда на человека).
Внешний и внутренний рынки зерна создавались лишь за счет «внутренних
резервов» крестьянского двора, то есть жесткого ограничения потребностей
людей. При этом в XVIII в. себестоимость продукции полеводства была примерно
вдвое выше ее рыночной цены при идеально высоком уровне урожайности. А при
реально низких урожаях себестоимость могла быть втрое и даже впятеро выше
рыночной цены. И не случайно, что в таких условиях прирост населения страны
в решающей своей части поглощался сферой земледельческого производства.
Будучи сугубо экстенсивным, оно распространялось на всё новые и новые
территории. Именно этот фактор лежал в основе многовекового движения
русского населения на юг и юго-восток Европейской России, где были более
плодородные земли, хотя и постоянно подвергавшиеся нашествию засухи.
Всё это, казалось бы, создавало условия для существования в этом
регионе Европы лишь сравнительно примитивного земледельческого общества.
Однако неумолимые, прежде всего геополитические, факторы, диктуя потребности
более или менее гармоничного развития социума, вызывали к жизни и порождали
своего рода компенсационные механизмы, и им в книге посвящен особый раздел.
Крайняя слабость индивидуального крестьянского хозяйства в условиях
Восточно-Европейской равнины была компенсирована громадной ролью общины на
протяжении почти всей тысячелетней истории русской государственности.
Крестьянское хозяйство как производительная ячейка так и не смогло порвать с
общиной, оказывавшей этому хозяйству важную производственную помощь в
критические моменты его жизнедеятельности. Ограниченный объем совокупного
прибавочного продукта в конечном счете создавал основу лишь для развития
общества со слабо выраженным процессом общественного труда. Однако задача
достижения гармоничного развития общества обусловила необходимость
оптимизации объема совокупного прибавочного продукта, то есть его
увеличения, как в интересах общества в целом, его государственных структур,
так и господствующего класса этого общества. Однако на пути этой
«оптимизации», то есть объективной необходимости усиления эксплуатации
крестьян, стояла та же крестьянская община — оплот локальной сплоченности и
средство крестьянского сопротивления этой эксплуатации.
Неизбежность существования общины, обусловленная ее
производственно-социальными функциями, в конечном счете вызвала к жизни
наиболее грубые и жестокие политические механизмы изъятия прибавочного
продукта в максимально возможном объеме. Отсюда исторически обусловлено и
появление крепостничества как наиболее реальной для этого региона Европы
формы функционирования феодальной собственности на землю. Режим
крепостничества сумел нейтрализовать общину как основу крестьянского
сопротивления. В книге подробно исследован на актовом материале XV-XVI вв.
весьма не простой путь становления режима крепостного права как явления,
порожденного не только ситуативными моментами (хозяйственное разорение,
борьба за рабочие руки и т.п.), но и фундаментальными, непреходящими для
феодального социума факторами (такими как природно-климатические условия,
минимальный объем совокупного прибавочного продукта, неизбежность
существования общины). В свою очередь, режим крепостничества в России стал
возможным лишь при развитии наиболее деспотичных форм государственной
власти — российского самодержавия, имеющего глубокие исторические корни. В
итоге такого рода «оптимизации» объема совокупного прибавочного продукта
режим крепостничества, в свою очередь, породил и компенсационные
(патерналистского типа) механизмы выживания, которые тесно переплетались с
общинными механизмами выживания.
Характерной особенностью российской государственности помимо жестокого
политического режима власти является необычайно сильное развитие ее
хозяйственно-экономической функции. Потребность в деспотической власти
исторически лишь на ранних этапах была обусловлена политически (борьба с
монголо-татарским игом, внешняя опасность, задачи объединения русских
княжеств и т.п.). В дальнейшем этот режим существеннейшим образом был
обоснован экономически. Ведь помимо функций изъятия прибавочного продукта и
усиления эксплуатации земледельца, «государственная машина» была вынуждена
форсировать и процесс общественного разделения труда, и прежде всего процесс
отделения промышленности от земледелия, ибо традиционные черты
средневекового российского общества — это исключительно земледельческий
характер производства, отсутствие аграрного перенаселения, слабое развитие
ремесленного и промышленного производства, постоянная нехватка рабочих рук в
земледелии экстенсивного типа и их острое отсутствие в области
потенциального промышленного развития.
Отсюда необычайная активность Русского государства в области создания
так называемых «всеобщих условий производства». Это и строительство
пограничных крепостей-городов, грандиозных оборонительных сооружений в виде
засечных полос, строительство и организация крупных металлургических
производств (особенности которых выявлены в исследовании тульских и
каширских заводов XVII века), огромных каналов, сухопутных трактов,
возведения заводов, фабрик, верфей, портовых сооружений. Без принудительного
труда сотен тысяч государственных и помещичьих крестьян, без постоянных
своего рода «депортаций» в те или иные районы страны мастеров-металлургов,
оружейников, каменщиков, купцов и т.п., наконец, без особого обширного
государственного сектора экономики совершить это было бы просто невозможно.
Следует подчеркнуть, что в условиях России и, в частности, исторически
сложившейся ее огромной территории функционирование многих отраслей
экономики без важнейшей роли ее государственного сектора, элиминировавшего
безжалостные механизмы стоимостных отношений, было невозможно на всем
протяжении российской истории.
Реализация всех этих функций феноменальна сама по себе, ибо минимальный
объем совокупного прибавочного продукта объективно создавал крайне
неблагоприятные условия для формирования государственной надстройки над
компонентами базисного характера. Господствующий класс и так называемое
неподатное сословие даже в петровскую эпоху составляли не более 6-7% от
населения страны (к 1861 году этот процент был около 12%). Основная часть
этой группы являлась своего рода несущей конструкцией всей структуры
самоорганизации общества, которая неизбежно носила упрощенный характер. И не
случайно, что в силу этой упрощенности из функций самоорганизации общества в
начале XVIII в. и в более ранние эпохи резче всего, помимо
организационно-экономической, проявляли себя военная,
карательно-охранительная и религиозная функции. А государственные рычаги
управления уходили в толщу многочисленных структур общинного самоуправления
города и деревни. Управленческая функция общины еще более усиливала ее как
фактор господства общинных традиций в землепользовании, что в конечном счете
необычайно сильно тормозило развитие частнособственнических тенденций в
феодальном землевладении. Этот сложный и длительный процесс становления и
укрепления феодальной земельной собственности так и не довел (вплоть до 1861
года) земельное владение дворянина до уровня полноправной частной
собственности. Решающую роль в этом сыграли неистребимые традиции общинного
землепользования, как, впрочем, и вся история русского народа и
специфичность ведения земледельческого хозяйства.
Вместе с тем выдающаяся роль государства в промышленном развитии страны
способствовала гигантскому скачку в развитии производительных сил страны,
хотя заимствование «западных технологий» архаическим социумом дало вместе с
тем и чудовищный социальный эффект в лице огромной категории рабочих,
навсегда прикрепленных к фабрикам и заводам (так называемые «вечно
отданные»).
В то же время чисто эволюционное развитие процесса отделения
промышленности от земледелия в российских природно-климатических условиях
имело в течение столетий лишь слабые ростки так называемых неадекватных форм
капитала с присущим им относительно высоким уровнем оплаты труда,
сочетающимся с господством поденной и краткосрочной форм найма и ничтожной
возможностью капиталистического накопления (а, следовательно, и укрупнения
мелкого производства). В работе исследованы основные отрасли хозяйства, в
которых в период XVII — начала XVIII в. роль неадекватных форм капитала была
весьма существенна. В силу этих обстоятельств в России в целом уровень
промышленной прибыли на протяжении длительного исторического периода уступал
по своим размерам торговой прибыли, а удачливые
предприниматели-промышленники были, как правило, прежде всего купцами. Когда
же во второй половине XIX в. капитализм в России стал быстро (по сравнению с
прошлым) развиваться при активнейшем содействии государства, мелкое
производство так и не получило широких масштабов развития; в стране очень
рано и весьма стремительно стало развиваться в силу высокой стоимости всей
инфраструктуры народного хозяйства прежде всего крупное промышленное
производство (на начало XX в. составлявшее более 70% предприятий), почти
тотчас охваченное процессами монополизации. Думается, что
природно-географический фактор и, в первую очередь, необъятное пространство
России сыграли в этом деле далеко не последнюю роль.
Названные и рассмотренные в книге моменты, характеризующие особые черты
российской государственности, были исторически неизбежны и породили в
конечном счете своеобразие и самого российского общества, общества Великой
России, с ее великой культурой и великим сосуществованием ее народов.
В силу различия природно-географических условий на протяжении тысячи
лет одно и то же для Западной и Восточной Европы количество труда всегда
удовлетворяло не одно и то же количество «естественных потребностей
индивида». В Восточной Европе на протяжении тысячелетий совокупность этих,
самых необходимых потребностей индивида была существенно больше, чем на
Западе Европы, а условия для удовлетворения их гораздо сложнее и хуже. Стало
быть, объем совокупного прибавочного продукта общества в Восточной Европе
был всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже,
чем в основных западноевропейских социумах. Это объективная закономерность,
отменить которую человечество пока не в силах. Таким образом, книга
поднимает вопрос о новой по сути концепции социально-экономической истории
России.
Поверх основы из стропил укладывают балки обрешетки (с настилом по ним или без настила), меньшего сечения, в поперечном стропилам (горизонтальном) направлении. Непосредственно на обрешетку укладывают кровельное покрытие. Сплошной настил по обрешетке применяется в случае использования рулонного кровельного материала или асбестоцементных плит. Настил выполняют в два слоя: рабочий (перпендикулярно обрешетке) и защитный (под 45° к коньку или параллельно ему), между слоями укладывают слой рубероида.
Уклон кровли зависит от климатических условий. При большом количестве осадков угол должен быть не менее 45°, в сухом климате – не более 30°, в других условиях – от 30 до 45°. Если для покрытия используют штучные материалы (например, сланец или черепицу), уклон должен составлять не менее 25°. Следует помнить, что увеличение угла наклона ведет к увеличению количества материалов.
Плоские крыши
Плоская кровля проще в устройстве, чем скатная. Крыша состоит из следующих слоев (начиная с нижнего).
1. Перекрытие верхнего жилого этажа или чердака (железобетонные плиты или настил из досок, с нижней стороны отделанные потолочным покрытием).
2. Пароизоляция – один или два слоя рубероида или пергамина, уложенного по мастике. Этот слой нужен для защиты от водяных паров, проникающих из помещений здания.
3. Утеплитель из плитных (например, ячеистый бетон) или сыпучих (например, керамзит или пористый шлак) теплоизоляционных материалов. На этом этапе уже можно устраивать небольшой уклон для водоотвода.
4. Цементная или асфальтовая стяжка с небольшим уклоном (до 2,5 %) для отвода воды (настил). Этот слой характерен для невентилируемой совмещенной крыши.
5. Кровельное покрытие (гидроизоляция). Для плоских крыш используют рулонные кровельные материалы (толь, рубероид и т. и.), укладывая их в несколько слоев тем способом, который подходит для выбранного материала.
6. Защитный слой из песка, просеянного (мелкого) шлака или мелкого гравия, вдавленного в слой мастики или битума поверх гидроизоляционного кровельного материала для защиты последнего от механических воздействий извне. Этот слой не обязателен.
Ограждение плоской кровли является необходимым элементом конструкции и может представлять собой более тонкое продолжение контурных стен верхнего этажа, стальную решетку или (третий вариант) два ряда кладки в полкирпича и закрепленную на них решетку. Стальное ограждение крепят на заглушки. Продолжение контурной кирпичной кладки или железобетонной стены над поверхностью крыши называют парапетом. Он нужен для защиты торца крыши от влаги. Но при этом на поверхности кровли в наиболее низком месте по уклону необходимо устроить водосток с выводом наружу через специальную трубу и желоб. Внутренний водоотвод устраивают чаще в промышленных зданиях.
Водоприемные воронки располагают на расстоянии не менее 50 мм от парапета, нижняя часть воронки связана с трубой, которая может проходить наружу через стену на уровне чердака или цоколя, при этом по всей высоте должна быть равномерно отдалена от наружных стен здания. При полностью наружном водоотводе жидкость скапливается в приемных желобах по периметру кровли и стекает по водосточной трубе с дальнейшим отводом в желоб на поверхности земли.
Теплоизоляция
Теплоизоляцию кровли можно разделить на две составные части: пароизоляцию и собственно утепление.
Из-за разницы температур на крыше со стороны помещений образуется конденсат, отрицательно сказывающийся на состоянии конструкций. Для защиты конструкций от этого конденсата и нужна пароизоляция. Обеспечить ее можно двумя способами:
✓ оставив зазор между кровельным покрытием и слоем утеплителя;
✓ уложив под утеплителем слой из водонепроницаемого тонкого материала (фольги, полиэтиленовой пленки).
Второй вариант пароизоляции заранее предусмотрен во многих качественных современных теплоизоляционных материалах: плиты утеплителя производят с пароизоляционным слоем, который при укладке плит должен быть обращен вниз, в сторону помещений.
В качестве кровельного утеплителя используют плиты из минеральной ваты, пенополистирола, вспененного стекла, стекловолокна, пенобетона (толщина плит не менее 25 мм, оптимально – около 100 мм), рулонные и сыпучие материалы.
Наиболее популярны пенополистирольные плиты, однако они имеют такие недостатки, как горючесть и малая паропроницаемость. Вспененное стекло является весьма качественным материалом для утепления плоской крыши, но в то же время довольно дорогим. Стекловата, распространенная в России, обладает высоким водопоглощением и недостаточными прочностными свойствами. Сочетает в себе положительные свойства этих материалов минеральная вата: это негорючий, прочный, хорошо паропроницаемый, долговечный материал с низкой теплопроводностью и водопоглощением и хорошей звукоизоляцией. Различные виды плит из минеральной ваты могут быть применены в различных типах крыш.
Теплоизоляционные плиты стыкуют друг с другом и крепят к несущему основанию на гвозди, шурупы, клей или мастику.
В зданиях с плоской крышей может быть устроена как наружная, так и внутренняя теплоизоляция. Наружную изоляцию выполняют из жестких плит, укладывая их на несущую конструкцию по слою пароизоляции и укрывая слоем гидроизоляции. Перед укладкой гидроизоляционного кровельного слоя можно придавить плиты утеплителя слоем гравия или тротуарной плитки: на таком основании возможно устройство эксплуатируемой кровли. Часто применяют внутреннюю теплоизоляцию – со стороны потолка. При этом плиты приклеивают или прибивают к деревянным планкам, укрепленным на потолке по периметру. Но наиболее популярный способ теплоизоляции плоской крыши – двухслойная система. При этом нижний слой (толщиной от 7 до 20 см) выполняет функцию основного теплоизоляционного слоя, а верхний (толщиной 3–5 см и повышенной прочности) перераспределяет нагрузку.
Наружная теплоизоляция плоской крыши должна производиться после расчета, определяющего, какой дополнительный вес сможет выдержать несущая конструкция крыши.
В зданиях со скатной кровлей и отапливаемым чердаком утепляют скаты крыши с применением жестких или полужестких плит утеплителя, предварительно замерив или уточнив по чертежам расстояние в створе между каждой парой стропил: толщина плит утеплителя должна быть на 1–2 см больше этого расстояния, чтобы можно было прикрепить плиты утеплителя снизу к стропильным балкам (если поместить их между стропилами, могут образоваться "мостики холода" – невидимые глазу щели, пропускающие внутрь низкие температуры и отрицательно влияющие на "здоровье" конструкции крыши). При необходимости, снизу к стропилам крепят дополнительную обрешетку, на которую уже приклеивают или прибивают теплоизоляционный материал. Таким образом, между кровлей и утеплителем остается зазор (в промежутках шага стропил), обеспечивающий вентиляцию.
Толщина плит утеплителя должна быть на 2–5 см меньше ширины сечения стропильных балок.
В зданиях со скатной кровлей и неотапливаемым чердаком утепляют пол чердака с применением рулонных (войлок, минеральная вата) или сыпучих (керамзит, шлак, гранулы из сланцевого материала, полистирола, шерсти или пробки) материалов. По сыпучим материалам с предварительным устройством стяжки укладывают дощатый настил. Расчет таких материалов составляет примерно 100 кг на 1 м2 утепляемой поверхности.
При наличии карнизных свесов предусматривают специальную теплоизоляцию карнизов, чтобы исключить появление "мостиков холода". Утепление карниза не отличается от утепления скатов, однако следует организовать более тщательную гидроизоляцию.
При утеплении крыши необходимо загерметизировать щели вокруг труб и вентиляционных каналов. Для этих целей используют пенные быстрозастывающие утеплители, войлок, паклю и другие материалы. Трубы не должны контактировать непосредственно с теплоизоляционным материалом: перед герметизацией отверстий трубы следует обернуть обычным гофрированным или специальным картоном.
Электропроводка вообще не должна быть перекрыта утеплителем: ее укрепляют поверх утеплителя, разделяя их изоляционным материалом. По слою сыпучего утеплителя выполняют стяжку из раствора на основе известняка или глины и только потом укладывают кабель и провода.
Утепление крыши начинают с тщательного осмотра несущих конструкций: на них не должно быть гнили, плесени или мха, а также вредителей древесины. Утепление следует производить только по сухим конструкциям. Если перечисленные условия на момент осмотра не выполнены, необходимо до начала теплоизоляционных работ привести конструкции крыши в порядок с помощью обработки их химикатами, грунтовкой, краской или же путем частичной замены конструкций.
Затем производят проверку уже выведенных на крышу проводов и труб коммуникаций. При необходимости их очищают, ремонтируют или заменяют.
Утепление плоских перекрытий и чердачного пола намного проще и экономичнее, чем утепление скатов крыши. Рулонные или плитные материалы при этом можно подгонять по размерам прямо на месте, а обрезки использовать для утепления труднодоступных мест.
Д.Ю. Здравствуйте, Клим Александрович!
Клим Жуков. Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич!
Д.Ю. В ходе исторических изысканий о жизни и судьбе русского народа постоянно возникают вопросы. Нынче детям объяснили, что при советской власти все жили в аду, безусловно, голодали все.
Клим Жуков. Я сам там жил некоторое время.
Д.Ю. Да. Мы с тобой чудом спаслись.
Голодали, все расстреливали, вешали. А вот во времена царя-батюшки все было настолько замечательно, что просто нет слов. Так ли это было?
Клим Жуков. Конечно так, естественно.
Д.Ю. И вот о чем я тебя спросить хотел. Есть такая замечательная книга, называется «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса», написал Л.В. Милов. Само название, как бы намекает, что есть связь между пахарем, хлебопашцем и особенностями исторического процесса.
Он являлся преподавателем Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова и являлся специалистом как раз по агротехнике, агроэкономики и всеми связанными с этими вопросами областями экономики России вообще. У него докторская диссертация на эту тему была, кандидатская на эту тему, масса статей, книг и вот, собственно, наиболее известная из всех – вот эта.
Книга, конечно, впечатление производит чудовищное. Потому что, во-первых, она написана на очень большом массиве источников, в том числе, источников объективных, то есть то, что можно сосчитать при помощи калькулятора. То есть ни какие-то фантазии нарратива, какие-то художественные произведения и прочее.
Д.Ю. «Мой дедушка рассказывал».
Клим Жуков. «Мой дедушка рассказывал». «Тетенька слышала, как бабушка моего друга чуть от голода не умерла».
Д.Ю. Чистая правда.
Клим Жуков. А там масса статистики, которую можно перепроверить многочисленными способами. Конечно привлекается не только статистика, естественно. Широкий массив источников, но, в том числе, и источники абсолютно объективные.
Выводы убедительные очень. И этот материал, откровенно говоря, очень пугающий. Потому что оказывается, что в обозримом историческом периоде, который хорошо задокументирован, по крайней мере – с XVI века, у нас великорусский пахарь жил, прямо скажем, не очень сыто. Мягко говоря.
Д.Ю. Не то что небогато, а – не очень сыто.
Клим Жуков. Именно так. Потому что автор обращается ко всем факторам, которые влияли на его не очень сытое состояние. Во-первых, специфический климат, который у нас в Нечерноземье процветает, во-вторых, особенности земледелия (забегая вперед, скажу, книга делится на две части – это феодальный период и капиталистический период, т.е. XVII век и позже). Так вот, система надстройки тоже влияла на нашего великорусского пахаря, в-третьих, это то, какие культуры в принципе у нас могли быть выращиваемы в товарных количествах ну или более менее товарных количествах, учитывая специфику климата.
Д.Ю. Что это было, кроме редьки, репы…
Клим Жуков. Во-первых, лен и конопля. Это важно. Это не едят, но можно продавать, обменивая потом в результате на что-нибудь полезное. В том числе и на что-нибудь, что едят.
Также Милов рассматривает обеспечение крестьянских хозяйств, во-первых, землей – сколько на человека элементарно приходилось земли в определенные века, в динамике. А, во-вторых, тягловой силой, т.е. лошадьми. Соответственно лошадь, сама по себе, лошадь в вакууме – ни о чем не говорит, но если она есть это уже хорошо, но лошадь бывает разная. И как это ни странно, лошадь надо кормить. И вот на прокорм лошади, чтобы она могла тянуть борону, оказывается, уходил тот самый хлеб, в основном, которым питался собственно и крестьянин тоже.
Т.е. ему приходилось, чтобы его кормилица – лошадь, работала, какую-то часть отрывать от семьи.
Д.Ю. Зерна?
Клим Жуков. Зерна. Делать из него комбикорм какой-то.
Д.Ю. Я не крестьянин, для меня непонятливого – одним сеном она сыта не будет?
Клим Жуков. Нет. Лошадь, если она работает, если она пасется сама по себе в диких условиях – ей и так хорошо, но как только начинаются сверхусилия, ей требуются дополнительные калории, которые можно потратить на эти самые сверхусилия. Потому что в дикой природе лошадь тратит сверхусилия только в одном случае – если она сбегает от хищника. Ну или когда жеребцы в брачный период друг другу морды бьют. Тогда кончено требуется усиленное питание.
А если лошадь домашняя, на ней регулярно пашут и нужно ее регулярно кормить, иначе она сдохнет.
Д.Ю. Наверное не совсем этичный пример, но это как разница между клерком, который сидит бумажки на столе перекладывает и стучит по кнопкам и штангистом, который непрерывно жмет веса. И если один обходится здоровым питанием, кашей по утрам, то второго надо кормить – мое почтение как.
Интересно. Я про лошадей никогда даже не думал. Так и что, они сжирали изрядное количество зерна?
Клим Жуков. Скажем так, в кормовом бюджете семьи, в обязательном порядке, была какая-то часть, которая выделялась на производство комбикорма. Конечно, это было не самое лучшее зерно, но какое-то зерно, которое иначе можно было самостоятельно скушать. Тоже приходилось учитывать.
И это еще большое счастье, если такая лошадь была, потому что, как выясняется, лошади были не только не у всех, но далеко не у всех.
Д.Ю. Само появление термина «безлошадный», оно не на ровном месте возникло.
Клим Жуков. Не на ровном. Безлошадных хозяйств, в разные века – по-разному, было изрядное количество.
Далее. Автор рассматривает демографию, потому что демография тоже напрямую влияла на сельское хозяйство. То есть, с одной стороны, чем больше рабочих рук – тем лучше, а с другой стороны – чем больше рабочих рук, тем меньше на каждую эту рабочую руку приходится собственно земли. Потому что крестьянин питался своим трудом, а другой часть своего труда – он питал всю остальную страну. И не только, иногда еще и заграницу.
Ну и собственно, с этим связана вторая часть книги – «Особенность развития капитализма на селе».
Д.Ю. Так, и что же там?
Клим Жуков. Выясняется, опять же, на очень богатом материале, что крестьянин мало того что отрабатывал барщину, а потом отрабатывал свои выкупные платежи у помещика, так еще и то зерно, которое он собирал, вывозилось массировано за границу. Причем, если наступали голодные годы в связи с неурожаем по той или иной причине, вывоз зерна, в связи с ростом цен, пропорционально возрастал.
И у нас некоторые серьезные голодовки, которые имели место быть в России, уже в XX веке, были связаны именно с усиленным вывозом зерна на экспорт.
Д.Ю. Какая прелесть.
Клим Жуков. Да. Причем, голодала в том числе даже Новороссия, где казалось бы, совсем не Нечерноземье, а очень даже Черноземье, это вообще житница. Но однако и там умудрялись довести до голода. Просто потому что, стратегические НЗ зерна тоже пускали на продажу, потому что – денежки.
Д.Ю. Книжка состоит, как уже сказал Клим Саныч, из двух частей. Часть первая – «Великорусский пахарь в XVII столетии». Состоит из очерков, в количестве одиннадцати штук.
Например: «Как пахал, чем обрабатывал землю русский крестьянин», «Что и как сеяли на полях России», «Жатва и хранение зерна. Лен домашний и товарный. Конопля».
Конопля-то беспонтовая была?
Клим Жуков. Беспонтовая. У нас понтовая не растет… Только на веревке если.
Д.Ю. «Что такое сам-3 или сам-7? Какие урожаи были в России», «Семь потов великорусского крестьянина (каким трудом добывали хлеб)», «Особенности развития скотоводства», «Огороды в городе – парадоксы русского огородничества и садоводства», «Изба и подворье два века назад», «Забытая одежда наших предков», «Деревенская пища».
Часть вторая – Феодальная Россия – социум особого типа». Глава I «Мачеха-природа и судьбы земледелия (тупик или развитие)», Глава II «Компенсационные механизмы выживания». «Крепостники и община». «О происхождении крепостничества». Это, я думаю, неплохо дополнит то, что ты рассказывал.
«О старожильцах-возвращенцах», «Жеребьевая пашня и полевая барщина», «О серебряниках и сдельном серебре». Глава III «Некоторые особенности генезиса капитализма в России», «Крупное производство под опекой государства. Тульские заводы XVII века», «Неадекватные формы капитала».
А про кулаков что-нибудь есть?
Клим Жуков. В общем.
Д.Ю. Или они тогда еще толком не появились?
Клим Жуков. В общем. Там когда речь идет о капитализме в России, сразу речь идет и про кулака тоже. Потому что это типичный маркер появления капитализма на селе – появление сверхбогатого или богатого «хозяйчика», выделившегося из общины.
Д.Ю. Ну, в общем и целом, давай краткое содержание. Это про то, что заниматься сельским хозяйством на Руси – было крайне непросто. И про то, что жрать-то досыта не получалось, не говоря о том, чтобы с этих хозяйств что-то куда-то продавать
Клим Жуков. Именно так.
Д.Ю. И про то, что, я так подозреваю, никакие мегаагроприемы, что-то хитрое в сельском хозяйстве, удобрения, производимые государством, ничего не было, да?
Клим Жуков. У нас все то, что говорят, как у нас прекрасно все росло, как все было замечательно, как крестьяне все сытые ходили, в лаковых сапогах со скрыпом, это все было местами. На Кубани, например.
Д.Ю. Где чернозем?
Клим Жуков. Где хороший чернозем, где был благодатный климат, и то бывали эксцессы. Но это ведь не более 10% пахотной земли, которая есть в России. А все остальное – это зона рискованного земледелия. О чем автор данной книги нам со всем основанием рассказывает.
Д.Ю. Да. В, я бы даже сказал, ужасающих подробностях. Во всяком случае, я, как мне кажется иллюзиями не страдаю, но там местами читал разинув рот.
Клим Жуков. Именно так. И даже для вполне осведомленного человека местами рвутся все шаблоны. Очень неожиданные открытия ждут нас под обложкой этой книги.
Д.Ю. Произведение, лично у меня, выпуска 2006 года, выпускали ли новее, я не знаю. Автор, как сказал Клим Саныч, уже скончался, поэтому, по все видимости, книжку можно скачать в интернетах.
Клим Жуков. Не знаю. Она у меня старая, 1998 года, вот, вижу – более новое. Но может и потом было переиздание. Не готов ответить.
Д.Ю. В магазинах лично я не вижу, эту я купил на книжной толкучке. Соответственно, ищем в интернетах, постим ссылки в каментах.
Книжка, которую любому человеку, интересующемуся российской историей, прочитать необходимо. Правильно, Клим Александрович?
Клим Жуков. Точно!
Все книги автора: Милов Л. (2)
Милов Л. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса
Аннотация
Часть первая. Великорусский пахарь в XVII столетии
Часть вторая. Феодальная Россия - социум особого типа
Глава I. МАЧЕХА-ПРИРОДА И СУДЬБЫ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ (ТУПИК ИЛИ РАЗВИТИЕ)
Глава II. КОМПЕНСАЦИОННЫЕ МЕХАНИЗМЫ ВЫЖИВАНИЯ
Крепостники и община
О происхождении крепостничестваГлава III НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ГЕНЕЗИСА КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ
Крупное производство под опекой государства. Тульские заводы XVII века
Неадекватные формы капитала
Заключение. К ХАРАКТЕРИСТИКЕ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
АННОТАЦИЯ
Книга посвящена кардинально важным вопросам истории России, ускользавшим до сих пор, по тем или иным причинам, от пристального внимания ученых-историков.
Особенностью работы является ее структура, непохожая на традиционный для научных монографий способ рассмотрения проблемы.
В первой части работы (27 авт.л.) проведено фронтальное исследование производственных возможностей крестьянского хозяйства практически на всей европейской территории расселения великорусского этноса. Опорой для такой проработки был материал XVIII столетия, то есть наиболее раннего периода, по которому была бы возможна перспектива создания прочной и полной источниковой базы, способной охарактеризовать все стороны сельскохозяйственной деятельности социума. Кроме того, для выяснения наиболее важных тенденций аграрного развития были предприняты целенаправленные экскурсы в XV - XVII вв., а также в XIX в. На это потребовались десятилетия поиска и сбора (часто - по крупицам) исторической информации, включая различные архивные фонды.
В итоге такой работы выявилась громадная роль в развитии великорусского социума природно-климатического и шире - географического фактора. Больше того, оказалось возможным вскрыть конкретный механизм влияния этого фактора на характер и темпы развития общества в целом. В этом отличие данного подхода к проблеме от предшественников, включая и корифеев исторической и философской мысли, обычно останавливавшихся лишь на принципиальных утверждениях важности этого фактора в жизни тех или иных обществ. Поэтому вторая часть работы (свыше 12 авт.л.) посвящена раскрытию итогов непосредственного и опосредованного влияния природно-климатического фактора на экономику общества, социальный строй и российскую государственность в целом, то есть речь идет о создании некоей модели социума и его специфических черт.
Главной особенностью территории исторического ядра Российского государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ. Так называемый “беспашенный период”, равный семи месяцам, фиксируется в государственной документации еще в XVII столетии. Иначе говоря, на протяжении многих веков русский крестьянин имел для земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно 130 дней. К тому же из них на сенокос уходило около 30 дней. В итоге однотягловый крестьянин (то есть имеющий семью из 4 человек) имел для пашенных работ около 100 рабочих дней. Для сравнения напомним, что в крупном (монастырском) хозяйстве в середине XVIII в. на десятину пашни (на все виды работ) расходовалось 59,5 чел.-дней и примерно столько же шло на гектар пашни в фермерских хозяйствах Севера Франции того же времени. Из них только на обработку земли тратилось 39-42 чел.-дня. Однако, делая такие затраты труда, французский фермер располагал десятью месяцами рабочего времени в год, а в Центральной России этот срок был вдвое меньше. Поэтому здесь только крупное феодальное хозяйство за этот срок, обладая возможностью концентрации барщинной рабочей силы для летних работ, могло выполнить весь минимально необходимый с точки зрения норм агрикультуры комплекс работ. Что же касается крестьянина, то он располагал в расчете на десятину пашни лишь 22-23-мя рабочими днями на все виды пахотных работ (а если он был на барщине, то временем, вдвое меньшим).
Отсюда идут все беды русского крестьянина: он мог нормально обработать лишь крайне небольшой участок пашни. Если же он должен был непременно его увеличить, то мог сделать это исключительно за счет сна и отдыха и за счет привлечения труда детей и стариков. Второй вариант расширения мизерной пашни мог быть реализован лишь за счет резкого снижения уровня агрикультуры (вплоть до разброса семян по непаханному полю), что вело к низкой и очень низкой урожайности, выпаханности почвы и постоянной угрозе голода, который в России был весьма частым гостем. Столь трагическая ситуация усугублялась тягчайшими условиями развития скотоводства, главным из которых был необычайно длительный (до 7 месяцев) период стойлового содержания скота, что требовало больших запасов кормов. А ведь период заготовки кормов буквально втискивался в напряженный и сжатый по времени цикл полевых работ и поэтому был крайне ограничен (20-30 суток). Отсюда горький парадокс российского Нечерноземья: обширные пространства, луга, перелески, а корма практически мало (и это в основном солома), поэтому и скота было мало, и удобрений для полей было очень мало, не говоря уже о пищевых ресурсах скотоводства, возможности сбыта его продукции и т.д.
Важнейшим следствием этих обстоятельств явилось широкое распространение с самых древних времен архаических приемов земледелия, становление не классического трехполья паровой системы земледелия, а некоей комбинации трехполья с периодическим забрасыванием пашни в перелог или залежь. Правда, наряду с этим наблюдается и многообразие и гибкость крестьянского опыта, его тонкий учет тех или иных местных специфических условий. В Нечерноземье важнейшим резервом крестьянского хозяйства были лесные, кратковременно используемые росчисти.
Описанная ситуация сказывалась на всем укладе жизни великорусского пахаря, охарактеризовать который в сжатом виде можно как “мобилизационно-кризисный режим выживаемости общества с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта”. Весь быт земледельца был пронизан стремлением к крайней экономии ресурсов и времени, что отчетливо отражает исследованный в книге характер жилища, одежды, пищи, психологии сельского жителя и т.д.
Дефицит рабочего времени в цикле полевых работ вытеснил такой вид земледелия, как огородничество и садоводство, в русские города. Статус посадского человека, горожанина позволял здесь резко повысить интенсификацию земледельческого производства, что очень рано способствовало развитию торгового огородничества и садоводства, становлению хитроумных технологий выращивания теплолюбивых культур в суровых условиях исторического центра России.
Все эти вопросы освещены с привлечением богатого материала источников в одиннадцати очерках первой части книги “Великорусский пахарь в XVIII столетии”. Они носят несколько образные названия и заголовки: 1. “Судьбы паровой системы земледелия”; 2. “Как пахал, чем обрабатывал землю русский крестьянин”; 3. “Что сеяли на полях России?”; 4. Жатва и хранение зерна. Лен домашний и товарный. Конопля”; 5. “Что такое “сам-3” или “сам-7”? Какие урожаи были в России”; 6. “Семь потов” великорусского крестьянина (Каким трудом добывали хлеб)”; 7. “Особенности развития скотоводства”; 8. “Огороды в городе” - парадоксы русского огородничества и садоводства”; 9. “Изба и подворье два века назад”; 10. “Забытая одежда наших предков”; 11. “Деревенская пища”.
Вторая часть работы - “Феодальная Россия - социум особого типа” - посвящена наиболее важным, на взгляд автора, сторонам социально-экономического развития русского социума и особенностям его государственности. Она состоит из следующих глав и разделов: Глава I . “Мачеха-природа и судьбы земледелия (тупик или развитие)”; Глава II . “Компенсационные механизмы выживания. Крепостники и община. О происхождении крепостничества”; Глава III . “Некоторые особенности генезиса капитализма в России. Крупное производство под опекой государства (Тульские заводы XVII века). Неадекватные формы капитала”; Заключение “К характеристике российской государственности”.
В первой главе исследована основная тенденция в развитии земледелия вплоть до 1861 года. Названные выше обстоятельства и прежде всего объективно складывающиеся весьма ограниченные возможности интенсификации труда вели к тому, что урожайность в целом по стране колебалась вокруг минимального уровня “сам-3”, несмотря на отчаянные усилия великорусского пахаря добиться повышения этого уровня. Наиболее показательно, что чистый сбор на душу сельского населения в 40-х годах XIX в. был равен в среднем 23,2 пуда, а в 50-х годах - 21,2 пуда. И даже в самом конце XIX в. душевой сбор в расчете на все население страны, включая картофель, был равен лишь 21,5 пуда (при тогдашней норме 24 пуда на человека).
Внешний и внутренний рынки зерна создавались лишь за счет “внутренних резервов” крестьянского двора, то есть жесткого ограничения потребностей людей. При этом в XVIII в. себестоимость продукции полеводства была примерно вдвое выше ее рыночной цены при идеально высоком уровне урожайности. А при реально низких урожаях себестоимость могла быть втрое и даже впятеро выше рыночной цены. И не случайно, что в таких условиях прирост населения страны в решающей своей части поглощался сферой земледельческого производства. Будучи сугубо экстенсивным, оно распространялось на всё новые и новые территории. Именно этот фактор лежал в основе многовекового движения русского населения на юг и юго-восток Европейской России, где были более плодородные земли, хотя и постоянно подвергавшиеся нашествию засухи.
Всё это, казалось бы, создавало условия для существования в этом регионе Европы лишь сравнительно примитивного земледельческого общества. Однако неумолимые, прежде всего геополитические, факторы, диктуя потребности более или менее гармоничного развития социума, вызывали к жизни и порождали своего рода компенсационные механизмы, и им в книге посвящен особый раздел.
Крайняя слабость индивидуального крестьянского хозяйства в условиях Восточно-Европейской равнины была компенсирована громадной ролью общины на протяжении почти всей тысячелетней истории русской государственности. Крестьянское хозяйство как производительная ячейка так и не смогло порвать с общиной, оказывавшей этому хозяйству важную производственную помощь в критические моменты его жизнедеятельности. Ограниченный объем совокупного прибавочного продукта в конечном счете создавал основу лишь для развития общества со слабо выраженным процессом общественного труда. Однако задача достижения гармоничного развития общества обусловила необходимость оптимизации объема совокупного прибавочного продукта, то есть его увеличения, как в интересах общества в целом, его государственных структур, так и господствующего класса этого общества. Однако на пути этой “оптимизации”, то есть объективной необходимости усиления эксплуатации крестьян, стояла та же крестьянская община - оплот локальной сплоченности и средство крестьянского сопротивления этой эксплуатации.
Неизбежность существования общины, обусловленная ее производственно-социальными функциями, в конечном счете вызвала к жизни наиболее грубые и жестокие политические механизмы изъятия прибавочного продукта в максимально возможном объеме. Отсюда исторически обусловлено и появление крепостничества как наиболее реальной для этого региона Европы формы функционирования феодальной собственности на землю. Режим крепостничества сумел нейтрализовать общину как основу крестьянского сопротивления. В книге подробно исследован на актовом материале XV - XVI вв. весьма не простой путь становления режима крепостного права как явления, порожденного не только ситуативными моментами (хозяйственное разорение, борьба за рабочие руки и т.п.), но и фундаментальными, непреходящими для феодального социума факторами (такими как природно-климатические условия, минимальный объем совокупного прибавочного продукта, неизбежность существования общины). В свою очередь, режим крепостничества в России стал возможным лишь при развитии наиболее деспотичных форм государственной власти - российского самодержавия, имеющего глубокие исторические корни. В итоге такого рода “оптимизации” объема совокупного прибавочного продукта режим крепостничества, в свою очередь, породил и компенсационные (патерналистского типа) механизмы выживания, которые тесно переплетались с общинными механизмами выживания.
Характерной особенностью российской государственности помимо жестокого политического режима власти является необычайно сильное развитие ее хозяйственно-экономической функции. Потребность в деспотической власти исторически лишь на ранних этапах была обусловлена политически (борьба с монголо-татарским игом, внешняя опасность, задачи объединения русских княжеств и т.п.). В дальнейшем этот режим существеннейшим образом был обоснован экономически. Ведь помимо функций изъятия прибавочного продукта и усиления эксплуатации земледельца, “государственная машина” была вынуждена форсировать и процесс общественного разделения труда, и прежде всего процесс отделения промышленности от земледелия, ибо традиционные черты средневекового российского общества - это исключительно земледельческий характер производства, отсутствие аграрного перенаселения, слабое развитие ремесленного и промышленного производства, постоянная нехватка рабочих рук в земледелии экстенсивного типа и их острое отсутствие в области потенциального промышленного развития.
Отсюда необычайная активность Русского государства в области создания так называемых “всеобщих условий производства”. Это и строительство пограничных крепостей-городов, грандиозных оборонительных сооружений в виде засечных полос, строительство и организация крупных металлургических производств (особенности которых выявлены в исследовании тульских и каширских заводов XVII века), огромных каналов, сухопутных трактов, возведения заводов, фабрик, верфей, портовых сооружений. Без принудительного труда сотен тысяч государственных и помещичьих крестьян, без постоянных своего рода “депортаций” в те или иные районы страны мастеров-металлургов, оружейников, каменщиков, купцов и т.п., наконец, без особого обширного государственного сектора экономики совершить это было бы просто невозможно. Следует подчеркнуть, что в условиях России и, в частности, исторически сложившейся ее огромной территории функционирование многих отраслей экономики без важнейшей роли ее государственного сектора, элиминировавшего безжалостные механизмы стоимостных отношений, было невозможно на всем протяжении российской истории.
Реализация всех этих функций феноменальна сама по себе, ибо минимальный объем совокупного прибавочного продукта объективно создавал крайне неблагоприятные условия для формирования государственной надстройки над компонентами базисного характера. Господствующий класс и так называемое неподатное сословие даже в петровскую эпоху составляли не более 6-7% от населения страны (к 1861 году этот процент был около 12%). Основная часть этой группы являлась своего рода несущей конструкцией всей структуры самоорганизации общества, которая неизбежно носила упрощенный характер. И не случайно, что в силу этой упрощенности из функций самоорганизации общества в начале XVIII в. и в более ранние эпохи резче всего, помимо организационно-экономической, проявляли себя военная, карательно-охранительная и религиозная функции. А государственные рычаги управления уходили в толщу многочисленных структур общинного самоуправления города и деревни. Управленческая функция общины еще более усиливала ее как фактор господства общинных традиций в землепользовании, что в конечном счете необычайно сильно тормозило развитие частнособственнических тенденций в феодальном землевладении. Этот сложный и длительный процесс становления и укрепления феодальной земельной собственности так и не довел (вплоть до 1861 года) земельное владение дворянина до уровня полноправной частной собственности. Решающую роль в этом сыграли неистребимые традиции общинного землепользования, как, впрочем, и вся история русского народа и специфичность ведения земледельческого хозяйства.
Вместе с тем выдающаяся роль государства в промышленном развитии страны способствовала гигантскому скачку в развитии производительных сил страны, хотя заимствование “западных технологий” архаическим социумом дало вместе с тем и чудовищный социальный эффект в лице огромной категории рабочих, навсегда прикрепленных к фабрикам и заводам (так называемые “вечно отданные”).
В то же время чисто эволюционное развитие процесса отделения промышленности от земледелия в российских природно-климатических условиях имело в течение столетий лишь слабые ростки так называемых неадекватных форм капитала с присущим им относительно высоким уровнем оплаты труда, сочетающимся с господством поденной и краткосрочной форм найма и ничтожной возможностью капиталистического накопления (а, следовательно, и укрупнения мелкого производства). В работе исследованы основные отрасли хозяйства, в которых в период XVII - начала XVIII в. роль неадекватных форм капитала была весьма существенна. В силу этих обстоятельств в России в целом уровень промышленной прибыли на протяжении длительного исторического периода уступал по своим размерам торговой прибыли, а удачливые предприниматели-промышленники были, как правило, прежде всего купцами. Когда же во второй половине XIX в. капитализм в России стал быстро (по сравнению с прошлым) развиваться при активнейшем содействии государства, мелкое производство так и не получило широких масштабов развития; в стране очень рано и весьма стремительно стало развиваться в силу высокой стоимости всей инфраструктуры народного хозяйства прежде всего крупное промышленное производство (на начало XX в. составлявшее более 70% предприятий), почти тотчас охваченное процессами монополизации. Думается, что природно-географический фактор и, в первую очередь, необъятное пространство России сыграли в этом деле далеко не последнюю роль.
Названные и рассмотренные в книге моменты, характеризующие особые черты российской государственности, были исторически неизбежны и породили в конечном счете своеобразие и самого российского общества, общества Великой России, с ее великой культурой и великим сосуществованием ее народов.
В силу различия природно-географических условий на протяжении тысячи лет одно и то же для Западной и Восточной Европы количество труда всегда удовлетворяло не одно и то же количество “естественных потребностей индивида”. В Восточной Европе на протяжении тысячелетий совокупность этих, самых необходимых потребностей индивида была существенно больше, чем на Западе Европы, а условия для удовлетворения их гораздо сложнее и хуже. Стало быть, объем совокупного прибавочного продукта общества в Восточной Европе был всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже, чем в основных западноевропейских социумах. Это объективная закономерность, отменить которую человечество пока не в силах. Таким образом, книга поднимает вопрос о новой по сути концепции социально-экономической истории России.
Первый тираж издания 1998 г. разошелся практически моментально. В мае 2001 г. издательство РОССПЭН выпустило дополнительный тираж (3000 экз.), а в конце 2001 - начале 2002 г. планируется второе издание книги Л.В. Милова (телефон отдела распространения издательства РОССПЭН 181-34-57). В 2000 г. монографии «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» присуждена Государственная премия РФ.
Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса
М., РОССПЭН, 1998.
Аннотация
Книга посвящена кардинально важным вопросам истории России, ускользавшим до сих пор, по тем или иным причинам, от пристального внимания ученых-историков.
Особенностью работы является ее структура, непохожая на традиционный для научных монографий способ рассмотрения проблемы.
В первой части работы (27 авт.л.) проведено фронтальное исследование производственных возможностей крестьянского хозяйства практически на всей европейской территории расселения великорусского этноса. Опорой для такой проработки был материал XVIII столетия, то есть наиболее раннего периода, по которому была бы возможна перспектива создания прочной и полной источниковой базы, способной охарактеризовать все стороны сельскохозяйственной деятельности социума. Кроме того, для выяснения наиболее важных тенденций аграрного развития были предприняты целенаправленные экскурсы в XV–XVII вв., а также в XIX в. На это потребовались десятилетия поиска и сбора (часто - по крупицам) исторической информации, включая различные архивные фонды.
В итоге такой работы выявилась громадная роль в развитии великорусского социума природно-климатического и шире - географического фактора. Больше того, оказалось возможным вскрыть конкретный механизм влияния этого фактора на характер и темпы развития общества в целом. В этом отличие данного подхода к проблеме от предшественников, включая и корифеев исторической и философской мысли, обычно останавливавшихся лишь на принципиальных утверждениях важности этого фактора в жизни тех или иных обществ. Поэтому вторая часть работы (свыше 12 авт.л.) посвящена раскрытию итогов непосредственного и опосредованного влияния природно-климатического фактора на экономику общества, социальный строй и российскую государственность в целом, то есть речь идет о создании некоей модели социума и его специфических черт.
Главной особенностью территории исторического ядра Российского государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ. Так называемый «беспашенный период», равный семи месяцам, фиксируется в государственной документации еще в XVII столетии. Иначе говоря, на протяжении многих веков русский крестьянин имел для земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно 130 дней. К тому же из них на сенокос уходило около 30 дней. В итоге однотягловый крестьянин (то есть имеющий семью из 4 человек) имел для пашенных работ около 100 рабочих дней. Для сравнения напомним, что в крупном (монастырском) хозяйстве в середине XVIII в. на десятину пашни (на все виды работ) расходовалось 59,5 чел. - дней и примерно столько же шло на гектар пашни в фермерских хозяйствах Севера Франции того же времени. Из них только на обработку земли тратилось 39–42 чел. - дня. Однако, делая такие затраты труда, французский фермер располагал десятью месяцами рабочего времени в год, а в Центральной России этот срок был вдвое меньше. Поэтому здесь только крупное феодальное хозяйство за этот срок, обладая возможностью концентрации барщинной рабочей силы для летних работ, могло выполнить весь минимально необходимый с точки зрения норм агрикультуры комплекс работ. Что же касается крестьянина, то он располагал в расчете на десятину пашни лишь 22-23-мя рабочими днями на все виды пахотных работ (а если он был на барщине, то временем, вдвое меньшим).
Отсюда идут все беды русского крестьянина: он мог нормально обработать лишь крайне небольшой участок пашни. Если же он должен был непременно его увеличить, то мог сделать это исключительно за счет сна и отдыха и за счет привлечения труда детей и стариков. Второй вариант расширения мизерной пашни мог быть реализован лишь за счет резкого снижения уровня агрикультуры (вплоть до разброса семян по непаханному полю), что вело к низкой и очень низкой урожайности, выпаханности почвы и постоянной угрозе голода, который в России был весьма частым гостем. Столь трагическая ситуация усугублялась тягчайшими условиями развития скотоводства, главным из которых был необычайно длительный (до 7 месяцев) период стойлового содержания скота, что требовало больших запасов кормов. А ведь период заготовки кормов буквально втискивался в напряженный и сжатый по времени цикл полевых работ и поэтому был крайне ограничен (20–30 суток). Отсюда горький парадокс российского Нечерноземья: обширные пространства, луга, перелески, а корма практически мало (и это в основном солома), поэтому и скота было мало, и удобрений для полей было очень мало, не говоря уже о пищевых ресурсах скотоводства, возможности сбыта его продукции и т. д.
Важнейшим следствием этих обстоятельств явилось широкое распространение с самых древних времен архаических приемов земледелия, становление не классического трехполья паровой системы земледелия, а некоей комбинации трехполья с периодическим забрасыванием пашни в перелог или залежь. Правда, наряду с этим наблюдается и многообразие и гибкость крестьянского опыта, его тонкий учет тех или иных местных специфических условий. В Нечерноземье важнейшим резервом крестьянского хозяйства были лесные, кратковременно используемые росчисти.
Описанная ситуация сказывалась на всем укладе жизни великорусского пахаря, охарактеризовать который в сжатом виде можно как «мобилизационно-кризисный режим выживаемости общества с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта». Весь быт земледельца был пронизан стремлением к крайней экономии ресурсов и времени, что отчетливо отражает исследованный в книге характер жилища, одежды, пищи, психологии сельского жителя и т. д.
Дефицит рабочего времени в цикле полевых работ вытеснил такой вид земледелия, как огородничество и садоводство, в русские города . Статус посадского человека, горожанина позволял здесь резко повысить интенсификацию земледельческого производства, что очень рано способствовало развитию торгового огородничества и садоводства, становлению хитроумных технологий выращивания теплолюбивых культур в суровых условиях исторического центра России.
Все эти вопросы освещены с привлечением богатого материала источников в одиннадцати очерках первой части книги «Великорусский пахарь в XVIII столетии». Они носят несколько образные названия и заголовки: 1. «Судьбы паровой системы земледелия»; 2. «Как пахал, чем обрабатывал землю русский крестьянин»; 3. «Что сеяли на полях России?»; 4. Жатва и хранение зерна. Лен домашний и товарный. Конопля»; 5. «Что такое «сам-3» или «сам-7»? Какие урожаи были в России»; 6. «Семь потов» великорусского крестьянина (Каким трудом добывали хлеб)»; 7. «Особенности развития скотоводства»; 8. «Огороды в городе» - парадоксы русского огородничества и садоводства»; 9. «Изба и подворье два века назад»; 10. «Забытая одежда наших предков»; 11. «Деревенская пища».
Вторая часть работы - «Феодальная Россия - социум особого типа» - посвящена наиболее важным, на взгляд автора, сторонам социально-экономического развития русского социума и особенностям его государственности. Она состоит из следующих глав и разделов: Глава I. «Мачеха-природа и судьбы земледелия (тупик или развитие)»; Глава II. «Компенсационные механизмы выживания. Крепостники и община. О происхождении крепостничества»; Глава III. «Некоторые особенности генезиса капитализма в России. Крупное производство под опекой государства (Тульские заводы XVII века). Неадекватные формы капитала»; Заключение «К характеристике российской государственности».
В первой главе исследована основная тенденция в развитии земледелия вплоть до 1861 года. Названные выше обстоятельства и прежде всего объективно складывающиеся весьма ограниченные возможности интенсификации труда вели к тому, что урожайность в целом по стране колебалась вокруг минимального уровня «сам-3», несмотря на отчаянные усилия великорусского пахаря добиться повышения этого уровня. Наиболее показательно, что чистый сбор на душу сельского населения в 40-х годах XIX в. был равен в среднем 23,2 пуда, а в 50-х годах - 21,2 пуда. И даже в самом конце XIX в. душевой сбор в расчете на все население страны, включая картофель, был равен лишь 21,5 пуда (при тогдашней норме 24 пуда на человека).
