Русские эмигранты первой волны. Третья волна русской эмиграции

Весь мир облетела весть о присуждении Нобелев-ской премии по литературе Ивану Бунину — русская эмиграция переживала общий «невыдуманный наци-ональный праздник». Объединенные общим порывом, знаменитые и безвест-ные соотечественники Бунина, оказавшиеся за рубежом, плакали от радости, словно узнали о победе на фронте; «будто мы были под судом и вдруг оправ-даны», как было сказано в одном из поздравлений. Газеты, ликуя, трубили о победе русской литературы и русской эмиграции: «за Буниным ничего не было — утверждал поэт и лите-ратурный критик Георгий Адамович, — ни послов, ни ака--демий, ни каких-либо издательских трестов… Ничего. Никакой реальной силы. <…> Но этого оказалось достаточно для торжества».

Свежеиспеченный лауреат отправ-ляется в «столицу русского зарубежья» — Па-риж, где чествования и банкеты сменяли друг друга с карнавальной быс-тро-той в атмосфере всеобщего радост-ного опья-нения. Поездка со свитой в Сток-гольм, где Бунин восхитил сдер-жан-ных шведов царственно-аристократическими повадками и едва не потерял нобелевские диплом и чек, стала завершением праздника. Часть денег была роздана — пре-жде всего малоимущим друзьям-писателям (и не только друзь-ям: не была обде-лена и не жаловавшая «само-надеянного барина» Марина Цве-таева), но бóльшая часть денег была проку-чена; предпринятое нобелевским лауреатом собрание сочинений оказалось убыточным. И вот уже снова знако-мый стук колес, и Бунин ездит по разным концам Европы читать свои рассказы и украшать своим присутствием банкеты в собственную честь, и вновь бьется буквально «за каждую копейку» гонорара, пристраивая новые произведения в эмигрантской периодике.

Нобелевская премия Бунина стала первым подведением итогов всей эмиграции за дюжину лет ее послереволюционного рассеяния. Лауреатом впервые в исто-рии премии стало «лицо без гражданства».

Эмиграции предшествовало беженство, вызванное Гражданской войной. Фев-ральская революция, на которую возлагали столько надежд, не стала победой демократии и либерализма. Лозунгом Временного прави-тель-ства был «Война до победного конца», но солдаты устали воевать. Ленин же обещал мир — на-родам, землю — крестьянам, заводы и фабрики — рабочим, и привлек на свою сторону прежде всего трудовое население. После Октябрь-ской рево-люции страна раскололась на красных и белых, братоубийственная война оказа-лась беспощадной.

Красный террор выплеснул из страны многих. Сотни тысяч беженцев, осевших на чужих берегах, принято называть в отечественной историографии первой волной эмиграции.

Эмиграция, предпочтенная террору, ежедневным арестам, экспроприации — это не рациональный просчет жизненных стратегий, это бегство, желание укры-ться в безопасном месте, переждать до лучших времен. Среди тех, кто покинул родину после Октября 1917 года, оказалось немало выдающихся пред-ставителей русской литературы, музыкантов и художников, артистов и фило-со-фов. Перечислим главные причины, побудившие их к отъезду или даже бегству.

Во-первых, резкое неприятие большевистской власти, отторжение не только ее идеологии, но и ее главных деятелей: так, Бунин и Куприн прославились такой острой антибольшевистской публицистикой, что остаться для них означало добровольно встать к стенке. Оставшись в Петрограде и выжидая, даже про-должая заниматься сочинительством, Дмитрий Мережковский и Зи-наида Гиппиус пришли позже к тому же решению и стали столь же резкими крити-ками новой власти. Большевистскую революцию не приняли многие — это был сознательный выбор, творческий и идеологический. Не пред-принимая никаких явных антибольшевистских шагов, уехал в Италию с лекци-ями симво-лист Вячеслав Иванов; «на лечение» (это была удобная формулировка для мно-гих беглецов, поддержанная наркомом просвещения Луначарским) уехал в Бер-лин писатель Алексей Ремизов. Оба не вернулись.

Во-вторых, физическое выживание. Для многих деятелей литературы и искус-ства революция и Гражданская война означали прекращение профессиональ-ной деятельности. Далеко не всех устраивали выступления перед красноармей-цами за скудный паек, сочинение агиток и малевание плакатов. Рахманинов и Прокофьев покинули Россию, чтобы покорить Америку: великая слава пиа-ниста-виртуоза навсегда задержала Сергея Рахманинова в эмиграции, а Сергей Прокофьев, плодотворно работавший и как композитор, вернулся на родину и органично влился в идеологизированное советское искусство, соз-дав, напри-мер, «Здравицу» Сталину. Артисты МХТ, уехав на длительные га-стро-ли, вер-нулись не все — труппа раскололась. Уезжали и звезды дореволю-ционного русского экрана. В гастрольную поездку отправилась гордость отечественной сатиры Тэффи — ради заработка, читать комические стихи и скетчи; закон-чилось это турне в Париже.

В-третьих, советская власть могла сделать врагом недавних сторонников. Даже не прибегая к крайним мерам, советская власть избавлялась от слишком неза-висимых умов, высылая их из страны. На так называемом философском паро-ходе (на самом деле их было два: «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия») бо-лее 160 интеллектуалов вместе с семьями прибыли в конце 1922 года в немец-кий порт Штеттин. Высланные не были врагами советской власти, но их инако-мыслие было слишком очевидным.

В-четвертых, границы Советской России сильно уменьшились по сравнению с дореволюционными, появились новые государства, и в традиционно дачных местах оказались за рубежом — в Финляндии Леонид Андреев и Илья Репин, а в Эстонии — Игорь Северянин. В прибалтийских государствах сложились большие русские диаспоры никуда не уезжавших людей, родившихся и вырос-ших в Риге или Дерпте (Тарту). Немало русских жили в Польше и в Харбине, на территории Китая.

Было и в-пятых: Марина Цветаева, отлично вписавшаяся благодаря особен-ностям таланта и характера в творческую обстановку послереволюционной Москвы 1920-х годов, отправилась в Прагу, где жил ее муж Сергей Эфрон — белоэмигрант. Сложный случай Горького — организатора большевистской культурной поли-тики, уехавшего из-за разногласий с новой властью и не имев-шего связей с эмиграцией — повлиял на другие судьбы: Владислав Ходасевич с Ниной Берберовой поехали именно к нему, но уже не вернулись.

Наконец, младшее поколение эмиграции: юношам, оказавшимся в белой ар-мии, путь в Россию был отрезан. Судьбы их оказались разными: Гайто Газданов стал писателем; Алексей Дураков — поэтом, погибшим в сербском Сопротивле-нии; Илья Голенищев-Кутузов, тоже поэт и тоже сербский парти-зан, вернулся в Россию после Второй мировой войны и стал крупным ученым, специалистом по творчеству Данте. Впрочем, его увозили родители — как и Владимира Набо-кова, чей отец был одним из лидеров кадетской партии. Невозможно предста-вить Набокова советским писателем; появление же «Лолиты» в СССР и вовсе превосходит все мыслимые допущения.

Большинство эмигрантов не предполагали, что эмиграция станет их судьбой. Некоторые писатели и деятели культуры продолжали жить с советскими паспортами, с симпатией писать о советской литературе и культуре и носить прозвище «большевизанов» (как Михаил Осоргин). Но всеобщие надежды на недолговечность большевиков быстро таяли, с 1924 года все больше стран признавали СССР, а контакты с друзьями и родственниками сходили на нет, поскольку переписка с заграницей грозила советским гражданам нешуточными преследованиями. Историк-классик Михаил Ростовцев предупреждал Бунина:

«В Россию? Никогда не попадем. Здесь умрем. Это всегда так кажется людям, плохо помнящим историю. А ведь как часто приходилось чи-тать, например: „Не прошло и 25 лет, как то-то или тот-то измени-лись“? Вот и у нас будет так же. Не пройдет и 25 лет, как падут боль-шевики, а может быть, и 50 — но для нас с вами, Иван Алексеевич, это вечность».

У послереволюционной эмиграции стратегия оказалась одна: выживание. Направление беженства определило характер эмиграции. Из Крыма и Одессы эвакуировались остатки белой армии; с ними уходило гражданское населе-ние — семьи военных; уходили те, кто в глазах победивших большевиков вы-глядел «контрой», недобитыми буржуями. Воспетое Блоком в «Двенадцати» «Тра-та-та» («Эх, эх, без креста!») приводило Бунина в ярость; он был среди тех, кто не принимал большевизма не просто политически, но и психофизи-чески: «какие-то хряпы с мокрыми руками» не убеждали его ни как будущие правители государства, ни как слушательницы возвышенных стихов.

Первой оста-новкой оказался Константинополь, турецкая столица. Французские окку-паци-онные власти, ужаснувшись численности прибывшей русской армии, отпра-вили военных в лагеря на голых островах — Галлиполи и Лемнос, и еще даль-ше — в тунисскую Бизерту. В островных лагерях проводились концерты, ставились спектакли, а ежеднев-ная газета не издавалась на бумаге, а звучала из репродуктора. Обеспокоенные отличной подготовкой и приподнятым духом русских солдат, французы по-спешили отослать их на работу в славянские страны, прежде всего в Сербию и Бол--гарию.

Русских беженцев приютило Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года — Королевство Югославия), и на Балканах возникла русская диаспора. Это была по большей части монархическая, в еще большей части патриотическая и ан-ти-большевистская эмиграция. После войны, распада Австро-Венгерской монархии и Османской империи новообразованное коро-левство остро нуждалось в квалифицированных кад-рах — врачах, учителях, юристах. Русские эмигранты оказались исключительно кстати: они препода-вали в университетах и школах, работали врачами и мед-пер-соналом всех уров-ней, прокладывали дороги и строили города. В присут-ствии королевской семьи 9 апреля 1933 года был открыт Русский дом имени императора Николая II: «Не кичись, Европа-дура, / Есть у нас своя культура: / Русский дом, блины с икрой, / Досто-евский и Толстой!»

Между тем своим появлением Русский дом обязан приня-тию в среде русской эмиграции положения о «русских Афинах», то есть о раз-витии национальной эмигрантской культуры, которая должна была вер-нуться в Россию. «Бедные, старые, лохматые русские профессора наполнили на чуж-би-не книгами кафед-ры и университеты, как греки некогда, после паде-ния Константинополя», — вспоминал поэт Милош Црнянский.

Целостной эмигра-ция не была нигде, не исключение и Королевство сербов, хорватов и словенцев: большинство русских осталось на земле южных славян, они не обязательно ассимилировались, но Белград или Скопье стали их новой родиной. Русские зодчие отстроили новый Белград со всеми его узнаваемыми зданиями: королевские резиденции (возведенные Николаем Красновым, соз-дателем крым--ской Ливадии), новые церкви в сербско-византийском стиле (разработан-ном Григорием Самойловым), театры, банки и гостиницы, в том числе лучшие отели Белграда «Москва» и «Эксельсиор». Эмигрировавших из послереволюци-он-ной России архитекторов и инженеров-строителей в Югославии трудилось более трехсот.

Если на Балканах диаспора была по преимуществу «недемократической», православно-монархической, то Праге суждено было стать центром «прогрес-сивных русских». С 1921 по 1932 год в Чехословакии действовала инициирован-ная правительством «Русская акция». Средства на сохранение «остатка куль-турных сил России» (слова президента Чехословакии Масарика) выделялись весьма значительные, но принимающая сторона руководствовалась не только гуманизмом — подготовкой кадров для будущей России, — но и прагматикой: рус-ские культурные и научные институты, учрежденные и развиваемые эми-гран-тами, служили престижу Чехословакии.

«Русский Оксфорд» собирал сту-ден-тов со всего зарубежья, обеспечивая их сти-пендиями. Именно так попал в Прагу Сергей Эфрон — муж Марины Цветаевой. Интеллигенция — профес-сора, учи-теля, инженеры, писатели и журналисты — были обеспечены посо-биями. Даже поэтические кружки обретали строгий академический вид: так, «Скитом поэ-тов» руководил профессор Альфред Бем, и там проходили насто-ящие исто-рико-филологические чтения.

Литературная Прага соревновалась с Парижем; Марк Слоним, возглавлявший литературный отдел в журнале «Воля России», не делил русскую литературу на советскую и эмигрантскую, но предпочтение неизменно отдавал первой. Стоит сравнить атмосферу Праги, зачитывавшейся советскими писателями, с Белградом: когда Голенищев-Кутузов опубликовал в Белграде статьи о пер-вом томе «Поднятой целины» Шолохова и романе Алексея Толстого «Петр I», то номера журнала были конфискованы югослав-ской полицией, а автора аре-стовали за «советскую пропаганду».

Русским пра-жанам, мечтавшим о «возвра-щенчестве с высоко поднятой голо-вой», победно вернуться не удалось; многих ждала драматическая участь после Второй миро-вой войны — вплоть до ареста и гибели, как Альфреда Бема. «Ев-ра-зийский соблазн» завершился расколом на правую и левую группы. Левые евразийцы стремились в Советский Союз, поверив в идеи коммунизма. Сергей Эфрон и Дмитрий Святополк-Мирский поплатились за свою веру жизнью (оба были арестованы и погибли).

После «кламарского раскола» (на рубеже 1928-1929 годов) евразийство воз-главил представитель правого крыла — Петр Савицкий, и до оккупации Чехо-слова-кии интенсивно развивалась евра-зийская историософия, но гитлеров-ская власть запретила движение, нало-жив вето на последнюю, уже подго-тов-ленную к изданию «Евразийскую хро-нику». После победы Савицкий был арестован, отсидел в мордовских лагерях; к этому времени относится его эпистолярное зна-комство со Львом Гумилевым, позже начинается активная переписка, обмен идеями и взаимовлияние.

Литературная и театральная Прага была средоточием нескольких культур, куда органично влилась и русская. Если в иных центрах русского рассеяния эми-гран--ты чувствовали себя чужими в чуждом и непонятном мире, то в Праге, напротив, было взаимное притяжение интеллигенции двух славянских наро-дов. Особой национальной гордостью эмигрантов была Пражская труппа Мос-ковского Художественного театра: в ее составе были актеры, не вернув-шиеся в СССР после заграничных гастролей.

Если некогда Константинополь стал своего рода гигантским пересыльным пунктом, где вчерашним гражданам огромной мощной страны пришлось свыкаться со ста-ту-сом эмигрантов, то в Берлине, игравшем в 1921-1923 годах роль одного из центров русской культурной жизни, скрещивались на краткий исторический миг пути тех, кто останется в эмиграции, и тех, кто вернется на родину. В Бер-лине надолго или временно останавливались Андрей Белый, Алексей Ремизов, Илья Эренбург, Владислав Ходасевич, Виктор Шкловский, Борис Пастернак, Борис Пильняк, Сергей Есенин.

Немецкая марка упала, и жизнь привлекала дешевизной. Именно экономи-ческие выгоды обусловили размах постановки издательского дела: с 1918 по 1928 год в Берлине было зарегистрировано 188 русских издательств. Самые известные среди них — «Издательство Зино-вия Гржебина», «Издательство Ладыжникова», «Знание», «Геликон», «Петро-полис», «Слово». Редактор жур-нала «Русская книга» (позд-нее — «Новая русская книга») Александр Ященко сформулировал принцип единства русской лите-ратуры — без разделения на советскую и эмигрантскую.

Берлинская пресса была самого разного спектра: от эсеровских газет до жур-нала «Беседа», в редколлегию которого входили Ходасевич и выехавший «для лечения» Горький. Будто нет и не было никакой цензуры, в Берлине печатали новые произведения Федора Сологуба, Михаила Булгакова, Евгения Замятина, Константина Федина, а тиражи отправляли в Россию.

В восстановленном по петроградскому образцу Доме искусств на подмостки выхо-ди-ли писатели, которым через несколько лет суждено было расстаться навсегда. К берлинскому периоду жизни Набокова (с 1922 по 1937 год), всту-пившего в литературу под псевдонимом Сирин, отно-сится почти все написан-ное им по-русски в стихах и прозе в межвоенное время. Затерянные среди немцев с их унылым картофельным салатом и устрашающим совместным пением, русские, казалось Набокову, скользили по берлинской жизни подобно «мертвенно-яркой толпе» статистов в немом кино, чем многие эмигранты не грешили подрабатывать «за десять марок штука», как описывает он в романе «Машенька». Русские лица оказались запечатленными на кино-пленку в филь-мах немого кино «Метрополис», «Фауст», «Голем», «Последний человек».

Подспудно шел активный процесс взаимного обогащения культур, быстрого знакомства с современными эстетическими и интеллектуальными тенден-циями, многие из которых привезли в Берлин эмигранты: русский авангард в искусстве, формализм в литературоведении, из которого возникнет впослед-ствии европейский структурализм. Выставки русских художников сменяли друг друга: Гончарова, Коровин, Бенуа, Сомов, Кандинский, Явленский, Шагал.

Несколько лет существования русского Берлина стали своего рода передышкой, временем самоопределения для оказавшейся в нем русской творческой элиты. Те, кто выбрал эмиграцию, вскоре разъехались из Германии: большинство —в Париж, некоторые — в Прагу, иные — в прибалтийские страны. Эксперимент закончился, «Шарлоттенград», где все говорили по-русски, перестал сущест-вовать.

Как известно, Россия состоит из столицы и провинции. Именно так оказался устроен и мир русского рассеяния. Космополитической столицей после Первой мировой войны был Париж. Париж, город, в который полтора века стремились все мыслящие русские люди, стал и столицей русского рассеяния. Благодаря политике Третьей рес-публики, благосклонной к русским беженцам, русские эмигранты буквально хлынули на берега Сены.

После краткого пребывания в Константинополе и Софии в марте 1920 года в Париж прибыл и Бунин, который быстро стал играть роль литературного мэтра. «Па-риж нравится», — записала в дневнике жена писателя Вера Муромцева-Бунина. И грустно добавила:

«Нет почти никаких надежд на то, чтобы устроиться в Па-риже. <…> За эту неделю я почти не видела Парижа, но зато видела много рус-ских. Только прислуга напоминает, что мы не в России».

Почти непроницаемое существование двух миров, французского и русского, продолжалось вплоть до Второй мировой войны: измученный «Великой» — Первой мировой — вой-ной, Париж веселился в упоении от победы, от Вер-сальского мирного дого-вора, наложившего непо-мерную контрибуцию на Германию, и равнодушно отнесся к русским. Многие вчерашние «вранге-левцы» и «деникинцы», кадровые офицеры были согласны на любое место: чернорабочих на заводах «Пежо» и «Рено», груз-чиков, таксистов. Русская интеллигенция, аристократия, буржуазия, военное и чиновническое сословие во Франции стремительно обеднели и пролетаризи-ровались, пополняя ряды лакеев, официантов, мойщиков посуды.

Париж стал главным литературным центром русского зарубежья. Русский «городок», как его называла Тэффи, собрал все лучшие, жизнеспособные твор-ческие силы эмиграции. Париж уже в конце XIX века был Меккой для худож-ников и музыкантов. В предреволюционное десятилетие Русские сезоны Сергея Дягилева завоевали Париж и весь культурный мир. Музыкально-театральная жизнь русского Парижа только в перечислении имен и событий заняла бы многие страницы.

Но культурное наследие русского зарубежья прежде всего логоцентрично, что про-явилось в издательской деятельности, в разноплановости периодики, в мно-гообразии литературы художественной, поэзии и прозы, и документаль-ной — мемуары, дневники, письма. К этому следует прибавить философские трактаты, критику и публицистику. И если метафорически русская эмиграция может быть определена как текст, то его главные страницы были написаны в Париже.--

«Мы не в изгнании, мы в послании», — заметила однажды Нина Берберова. Завершив традиции классической русской прозы в творчестве Бунина и поэти-ческого Серебряного века в творчестве Георгия Иванова и Марины Цветаевой, создав миф о православной Руси в эпопеях Ивана Шмелева, придав русской книжности и фольклорной архаике черты модерна в сочинениях Алексея Реми-зова, русское зарубежье восполнило русскую литературу XX века, воссоздав ее целостность.

Эмигранты держались сознанием, что они выбрали свободу, что в оставленной России творческая личность унижена и придавлена полити-ческим режимом и социальным заказом. Георгию Адамовичу казалось, что советская литература упрости-лась до лубка, а Ходасевичу предписанное соцреализмом «счастье» виделось чем-то вроде удавки — по мере приближения общества к коммунизму «литература задохнется от счастья».

Культура русской эмиграции во многом оказалась компенсаторной по отно-шению к советской — не только в слове, но и в балете или в изобразительном искусстве. Это происходило во всем: религиозная философия против научного коммунизма, литературный модерн и поэтизация русской старины против авангарда 20-х и соцреализма 30-х, одиночество и свобода против диктатуры и цензуры. У большинства мэтров литературы русского зарубежья советская действительность и советская культура вызывали отвращение и отторжение. Зинаида Гиппиус предлагала:

«Неужели никому не приходило в голову, оставив в стороне всякую „полити-ку“, все ужасы, разрушенье, удушенье, кровь (это тоже зовется „политикой“), взглянуть на происходящее в России и на советских повелителей только с эсте-тической точки зрения? <…> Попробуйте. Если насчет всех прочих сторон („политика“) еще могут найтись спорщики, то уж тут бесспорно: никогда еще мир не видал такого полного, такого плоского, такого смрадного — уродства».

Советские люди пугали эмигрантов даже на фо-тографиях: без носков ходят (летом). Казалось, однако, что уродство пройдет, что Россия вернется к своим традициям и тогда окажется, что эмиграция стала соединительным мостом между прошлым и будущим. В Па-риже в 1924 году Бунин произнес речь «Мис-сия русской эмиграции». Пи-са-тель говорил о погибели России, имея в виду тысячелетнюю Россию с ее пра-во-слав-ной верой, сложившимся обще-ственным укладом с царем во главе госу-дарства, с историческими завоева-ниями, побе-дами и великими культур-ными дости-же-ниями. Миссия русской эмиграции виделась в сохранении этой преем-ствен-ности. Но как это сделать — ни поли-тики, ни писатели, ни фи-ло-софы, ни тем более юные балерины от-вета бы дать не смогли.

Никакой моти-вации жить в чужой стране у большинства не было. Вернуться для барской жизни и всенародной славы? Это удалось Алексею Толстому, а Сер-гей Про-кофьев умер в коммунальной квартире. Старенький и больной Куприн уехал, чтобы уме-реть на родине; Горького почти выкрали — это была знаковая фигура, и писа-тель был обязан продолжать служить революции. Бу-нин же и после войны, в эйфории от побе-ды, вернуться не решился. Его России уже не существо-вало — а новой он не знал.

Никаких стратегий у эмиграции не было — было выживание. «Так всех нас разметало по белому свету, / Что не хватит бумаги заполнить анкету», — опре-делила русскую скитальческую судьбу XX века Ларисса Андерсен. Когда поэ-тесса скончалась на 102-м году жизни, метафора возник-ла сама — последний лепесток восточной, харбинской ветви эмиграции отлетел. «Писать стихи на русском, живя среди иностранцев (а я всю жизнь пишу только на род-ном языке), — это то же самое, что танцевать при пустом зале», — признава-лась поэтесса.

Первая волна русской эмиграции - самая массовая и значительная по вкладу в мировую культуру XX в. В 1918-1922 годах Россию покинули более 2,5 млн человек - выходцы из всех классов и сословий: родовая знать, государственные и другие служилые люди, мелкая и крупная буржуазия, духовенство, интеллигенция, - представители всех художественных школ и направлений (символисты и акмеисты, кубисты и футуристы). В Чехии, Германии, Франции они устраивались шоферами, официантами, мойщиками посуды, музыкантами в маленьких ресторанчиках, продолжая считать себя носителями великой русской культуры. Постепенно выделилась специализация культурных центров русской эмиграции: Берлин был издательским центром, Прага - научным, Париж - литературной, шире - духовной столицей русского зарубежья.

В 1921 -1952 гг. за границей выпускалось более 170 периодических изданий на русском языке в основном по истории, праву, философии и культуре. В Париже Общество русских инженеров насчитывало 3 тыс членов, Общество химиков - более 200 человек. За границей оказалось примерно 500 крупных ученых, возглавивших кафедры и целые научные направления (СЯ. Виноградский, В.К. Агафонов, К.Н. Давыдов, П.А. Сорокин и др.). Внушителен список уехавших деятелей литературы и искусства (Ф.И. Шаляпин, С.В. Рахманинов, К.А. Коровин, Ю.П. Анненков, И.А. Бунин и т. д.). Такая утечка умов не могла не привести к серьезному понижению духовного потенциала отечественной культуры.

В литературном Зарубежье специалисты выделяют две группы литераторов - сформировавшиеся как творческие личности до эмиграции, в России, и - получившие известность уже за рубежом. В первую входят виднейшие русские писатели и поэты Л. Андреев, К. Бальмонт, И. Бунин, 3. Гиппиус, Б. Зайцев, А. Куприн, Д. Мережковский, А. Ремизов, И. Шмелев, В. Ходасевич, М. Цветаева, Саша Черный.

Наиболее известным среди них был, пожалуй, И.А. Бунин (1870-1953) - почетный академик Петербургской Академии наук (1909), лауреат Нобелевской премии (1933). Эмигрировал из России в 1920 г. Продолжая классические традиции Тургенева, Чехова, Бунин в своих рассказах и повестях показывает оскудение дворянских усадеб («Антоновские яблоки»), гибельное забвение нравственных основ жизни («Господин из Сан-Франциско»). Самые значительные произведения Бунин написал в эмиграции: «Митина любовь» (1925), «Жизнь Арсеньева» (1930), сборник рас-сказов «Темные аллеи» (1946).

Вторую группу составили литераторы, которые ничего или почти ничего не напечатали до эмиграции в России. Это В. Набоков, В. Варшавский, Г. Газданов, А. Гингер, Б. Поплавский. Самым выдающимся среди них был В.В. Набоков (1898-1977), в 1919 году эмигрировавший из России сначала в Европу, а затем (1940) - в США. Набоков великолепно владел как русским литературным, так и английским языками. В романах «Защита Лужина» (1930), «Дар» (1937), «Приглашение на казнь» (1936), «Пнин» (1957) писатель раскрывается конфликт духовно одаренного одиночки с миром «пошлости» - «мещанской цивилизацией», где властвуют ложь и социальные фикции. В знаменитой «Лолите» (1955) показан эротический опыт рафинированного европейца.

В эмиграции оказались не только писатели, но и выдающиеся русские философы; Я. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк, А. Изгоев, П. Струве, Н. Лосский и др. Мировым признанием пользовался один из последних русских философов серебряного века. Н.О. Лосский (1870-1965), крупнейший представитель интуитивизма и персонализма, несколько лет читавший лекции в русских университетах Чехословакии. Правительство этой страны, возглавляемое видным историком соци-альной мысли Т. Масариком, предоставило русским эмигрантам пособия и стипендии. Одним из центров русского философского Зарубежья, где продолжались традиции философии «серебряного века», была Прага. В 1922 году здесь был организован Русский юридический факультет при Карповом университете. Среди русских преподавателей числились П. Струве, П. Новгородцев, С. Булгаков, В. Вернадский, И. Лапшин, Н. Лосский, Г. Флоровский, В. Зеньковский.

Самым продуктивным и популярным мыслителем в Европе был Н.А. Бердяев (1874- 1948), оказавший огромное влияние на развитие европейской философии. Бердяев принадлежал к знатному военно-дворянскому роду. Учился в Киевском университете (1894-1898) на естественном, затем на юридическом факультетах. В 1894 г. примкнул к марксистским кружкам, за что был исключен из университета, арестован и выслан на 3 года в Вологду. В 1901 -1902 Бердяев пережил эволюцию, характерную для идейной жизни России тех лет и получившую название «движение от марксизма к идеализму», т. е. от экономического детерминизма и грубого материализма он перешел к философии личности и свободы в духе религиозного экзистенциализма и персонализма. Наряду с С.Н. Булгаковым, П.Б. Струве, СЛ. Франком Бердяев становится одной из ведущих фигур этого движения, которое заявило о себе сборником «Проблемы идеализма» (1902) и положило начало религиозно-философскому возрождению в России. В 1904 г. в Петербурге, где Бердяев руководил журналами «Новый путь» и «Вопросы жизни», он сближается с кругом Д.С. Мережковского, З.Н. Гиппиус, В.В. Розанова, в недрах которого возникло течение, названное «новым религиозным состоянием». В 1908 г. в Москве он вступает в Религиозно-философское общество памяти Вл. Соловьева, участвует в подготовке знаменитых «Вех». У себя дома Бердяев проводит еженедельные литературно-философские собрания, организует Вольную академию духовной культуры (1918), читает публичные лекции и становится признанным лидером небольшевистской общественности. Дважды его арестовывают и осенью 1922 г. высылают в Германию в составе большой группы деятелей русской науки и культуры. В Берлине Бердяев организует Религиозно-философскую академию, участвует в создании Русского научного института, содействует становлению Русского студенческого христианского движения (РСХД).

В 1924 году он переезжает во Францию, где становится редактором основанного им журнала «Путь» (1925-1940), важнейшего философского органа российской эмиграции. Широкая европейская известность позволила Бердяеву выполнить весьма специфическую роль - служить посредником между русской и западной культурами. Он знакомится с ведущими западными мыслителями (М. Шелер, Кейзерлинг, Ж. Маритен, Г.О. Марсель, Л. Лавель и др.), устраивает межконфессиональные встречи католиков, протестантов и православных (1926-1928), регулярные собеседования с католическими философами (30-е годы), участвует в культурфилософских собраниях и конгрессах.

Бердяев - автор около 40 книг, в том числе «Смысл творчества» (1916), «Русская идея» (1948), «Самопознание» (1949) и др., переведенных на многие языки мира. Свобода, дух и творчество противопоставлены у него необходимости и миру объектов, где царствуют зло, страдание и рабство. Смысл истории, по Бердяеву, мистически постигается в мире свободного духа, за пределами исторического времени. Его книга «Истоки и смысл русского коммунизма» выдержала во Франции восемь изданий. По его книгам в том числе западная интеллигенция познакомилась с русским марксизмом и русской культурой.

Теоретическим результатом пребывания русских мыслителей на Западе явилось самобытное учение - евразийство. Среди его сторонников и авторов - лингвисты Н. Трубецкой и Р. Якобсон, философы Л. Карсавин, С. Франк, историки Г. Вернадский и Г. Флоровский, правовед Н. Алексеев, религиозный писатель В. Ильин, ученые и публицисты - П. Сувчинский, Д. Святополк-Мирский, П. Савицкий. В 1921 году появился первый коллективный сборник евразийцев «Исход к Востоку». Идеи евразийства, первоначально достаточно разнород-ные (1921 -1924), постепенно, к 30-м годам, приобретали законченный вид. Во Франции, Германии, Англии, Чехословакии, Китае сложились евразийские центры, выпускавшие сборники, хроники, монографии и статьи. Концепция евразийства тесно связана с идеями славянофилов и уходит своими корнями в сложившуюся в XVI века теорию «Москва - третий Рим».

Евразийство, идейно-политическое и философское течение в русской эмиграции 1920-1930-х годов. Началом движения стал выход сборника «Исход к Востоку» (София, 1921) молодых философов и публицистов Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Г.В. Флоровского и П.П. Сувчинского. Историо-философская и геополитическая доктрина евразийства, следуя идеям поздних славянофилов (Н.Я. Данилевский, Н.Н. Страхов, К.Н. Леонтьев), во всем противопоставляла исторические судьбы, задачи и интересы России и Запада и трактовала Россию как «Евразию», особый срединный материк между Азией и Европой и особый тип культуры. На первом этапе движения евразийцы осуществили ряд плодотворных историко-культурных разработок, однако затем евразийство все более приобретало политическую окраску, наследуя «сменовеховству» в признании закономерности русской революции и оправдании большевизма. Эта тенденция, усиленно проводившаяся левым крылом евразийства (Сувчинский, Л.П. Карсавин, П.С. Арапов, Т.П. Святополк-Мирский и др.), сочетавшаяся с проникновением в движение агентуры Государственного политического управления (Н.Н. Ланговой, СЯ. Эфрон и др.), вызывала про-тест другой части евразийцев, и после ряда расколов на грани 20-30-х годов евразийство пошло на убыль.

Первая волна русской эмиграции, пережив свой пик на рубеже 20-30-х годов, сошла на нет в 40-х. Ее представители доказали, что русская культура может существовать и вне России. Русская эмиграция совершила настоящий подвиг - сохранила и обогатила традиции русской культуры в чрезвычайно трудных условиях.

Революционные события 1917 года и последующая за ними гражданская война стали катастрофой для большой части российских граждан, вынужденных покинуть Родину и оказаться за её пределами. Был нарушен вековой уклад жизни, рвались родственные связи. Белая эмиграция - это трагедия в Самое страшное было то, что многие так и не осознали, как могло случиться такое. Только надежда вернуться на Родину давала силы жить дальше.

Этапы эмиграции

Первые эмигранты, более дальновидные и состоятельные, стали покидать Россию уже в начале 1917 года. Они смогли неплохо устроиться, имея средства на оформление различных документов, разрешений, выбрав удобное место жительства. Уже к 1919 году белая эмиграция представляла собой массовый характер, всё более напоминающий бегство.

Историками её принято делить на несколько этапов. Начало первого связывают с эвакуацией в 1920 году из Новороссийска Вооружённых сил Юга России вместе с её Генеральным штабом под командованием А. И. Деникина. Второй этап - эвакуация армии под командованием барона П. Н. Врангеля, уходившей из Крыма. Заключительный третий этап - поражение от большевиков и позорное бегство войск адмирала В. В. Колчака в 1921 году с территории Дальнего Востока. Общее количество русских эмигрантов составляет от 1,4 до 2 миллионов человек.

Состав эмиграции

Большую часть от общего количества граждан покинувших Родину составляла военная эмиграция. Это были в основном офицеры, казаки. Только в первую волну покинуло Россию по приблизительным подсчётам 250 тысяч человек. Они надеялись скоро вернуться, уезжали ненадолго, а получилось, что навсегда. Во вторую волну попали офицеры, спасающиеся от большевистского преследования, которые так же надеялись на скорое возвращение. Именно военные составили костяк белой эмиграции в Европе.

Так же эмигрантами стали:

военнопленные первой мировой, находившиеся на территории Европы;
работники посольств и различных представительств Российской империи, не пожелавшие поступить на службу к правительству большевиков;
дворяне;
государственные служащие;
представители бизнеса, духовенства, интеллигенции, прочие жители России не признавшие власть Советов.

Большинство из них покидали страну целыми семьями.

Первоначально принявшими на себя основной поток русской эмиграции, были сопредельные государства: Турция, Китай, Румыния, Финляндия, Польша, страны Прибалтики. Они были не готовы к приёму такой массы людей, большая часть которых была вооружена. Впервые в мировой истории наблюдалась невиданное событие - эмиграция страны.

Большая часть эмигрантов, не воевала против Это были напуганные революцией люди. Осознавая это, Советским правительством 3 ноября 1921 года была объявлена амнистия рядовому составу белогвардейцев. К тем, кто не воевал, у Советов не было никаких претензий. На Родину вернулось более 800 тысяч человек.

Русская военная эмиграция

Армию Врангеля эвакуировали на 130 судах различных типов, как военных, так и гражданских. Всего было вывезено в Константинополь 150 тысяч человек. Суда с людьми две недели стояли на рейде. Только после длительных переговоров с французским оккупационным командованием, было принято решение о размещении людей в трёх военных лагерях. Так закончилась эвакуация Русской армии с европейской части России.

Основным местом нахождения эвакуированных военных был определён лагерь возле Галлиполи, которое находится на северном берегу пролива Дарданеллы. Здесь расположили 1-й армейский корпус под командованием генерала А. Кутепова.

В двух других лагерях, находящихся Чалатадже, недалеко от Константинополя и на острове Лемнос, разместили донских и кубанских. К концу 1920 года в списки Регистрационного бюро было внесено 190 тысяч человек, из которых военные составляли 60 тыс., гражданские лица - 130 тыс.

Галлиполийское сидение

Самый известный лагерь для эвакуированного из Крыма 1-го армейского корпуса А. Кутепова находился в Галлиполи. Всего здесь разместили свыше 25 тысяч военных, 362 чиновника и 142 врача и санитаров. Кроме них в лагере находились 1444 женщины, 244 ребёнка и 90 воспитанников - мальчиков от 10 до 12 лет.

Галлиполийское сидение вошло в историю России начала 20 века. Условия проживания были ужасные. Офицеры и солдаты армии, а также женщины и дети были размещены в старых бараках. Эти строения совсем были непригодны для зимнего проживания. Начались болезни, которые ослабленные, полураздетые люди переносили с трудом. За первые месяцы проживания умерло 250 человек.

Кроме физических страданий люди испытывали душевные муки. Офицеры, водившие в бой полки, командовавшие батареями, солдаты, прошедшие Первую мировую войну, находились в унизительном положении беженцев на чужих, пустынных берегах. Не имея нормальной одежды, оставшись без средств к существованию, не зная языка, и не имея другой профессии, кроме военной, они чувствовали себя беспризорниками.

Благодаря генералу белой армии А. Кутепову, не пошла дальнейшая деморализация людей, попавших в невыносимые условия. Он понимал, что только дисциплина, ежедневная занятость его подчинённых сможет уберечь их от морального разложения. Началась военная подготовка, проводились парады. Выправка и внешний вид русских военных всё больше удивлял французские делегации, посещавшие лагерь.

Проводились концерты, соревнования, выпускались газеты. Были организованы военные училища, в которых обучались 1400 юнкеров, работала школа фехтования, театральная студия, два театра, хореографические кружки, гимназия, детский сад и многое другое. Проводили службы 8 храмов. Для нарушителей дисциплины работали 3 гауптвахты. Местное население с сочувствием относилось к русским.

В августе 1921 года начался вывоз эмигрантов в Сербию и Болгарию. Он продолжался до декабря. Оставшихся военных разместили в городе. Последние «галлиполийские сидельцы» были перевезены в 1923 году. У местного населения остались самые тёплые воспоминания о русских военных.

Создание «Русского общевоинского союза»

Унизительное положение, в котором находилась белая эмиграция, в частности боеспособная армия, состоящая практически из офицеров, не могли оставить равнодушным командование. Все усилия барона Врангеля и его штаба были направлены на сохранения армии, как боевой единицы. Перед ними стояли три основные задачи:

Добиться от союзной Антанты материальной помощи.
Не допустить разоружения армии.
В самый короткий срок провести её реорганизацию, усилить дисциплину и укрепить боевой дух.

Весной 1921 года он обращается к правительствам славянских государств - Югославии и Болгарии с просьбой разрешить размещение армии на их территории. На что был получен положительный ответ с обещанием содержания за счёт казны, с выплатой офицерам небольшого жалованья и пайка, с предоставлением подрядов на работы. В августе начался вывоз военных из Турции.

1 сентября 1924 года произошло важное событие в истории белой эмиграции - Врангель подписал приказ о создании «Русского общевоинского союза» (РОВС). Его назначение было объединить и сплотить все части, военные общества и союзы. Что и было выполнено.

Он, как председатель союза, стал главнокомандующим, руководство РОВС принял на себя его штаб. Это была эмигрантская организация ставшая преемницей Русской Главной задачей Врангель ставил сохранение старых военных кадров и воспитание новых. Но, как не печально, именно из этих кадров во время второй мировой войны был сформирован Русский корпус, сражавшийся против партизан Тито и Советской армии.

Русское казачество в эмиграции

Из Турции на Балканы были вывезены так же и казаки. Они селились, как в России - станицами, во главе которых находились станичные правления с атаманами. Был создан «Объединённый совет Дона, Кубани и Терека», а также «Казачий Союз», которым были подчинены все станицы. Казаки вели привычный образ жизни, работали на земле, но не чувствовали себя настоящими казаками - опорой царя и Отечества.

Ностальгия по родной земле - тучным чернозёмам Кубани и Дона, по оставленным семьям, привычному укладу жизни, не давала покоя. Поэтому многие стали уходить в поисках лучшей доли или возвращаться на Родину. Оставались те, кому не было прощения на Родине за творимые зверские расправы, за яростное сопротивление большевикам.

Большая часть станиц находилась в Югославии. Знаменитой и первоначально многочисленной была Белградская станица. В ней проживали разные казаки, и она носила имя атамана П. Краснова. Основана была после возвращения из Турции, и проживало здесь свыше 200 человек. К началу 30-х годов в ней осталось жить лишь 80 человек. Постепенно станицы в Югославии и Болгарии вошли в РОВС, под командование атамана Маркова.

Европа и белая эмиграция

Основная масса русских эмигрантов бежала в Европу. Как говорилось выше, странами, принявшими основной поток беженцев были: Франция, Турция, Болгария, Югославия, Чехословакия, Латвия, Греция. После закрытия лагерей в Турции, основная масса эмигрантов сосредоточилась во Франции, Германии, Болгарии и Югославии - центре эмиграции белой гвардии. Эти страны традиционно были связаны с Россией.

Центрами эмиграции стали Париж, Берлин, Белград и София. Это произошло отчасти из-за того, что необходима была рабочая сила для восстановления стран, принимавших участие в Первой мировой войне. Русских в Париже было более 200 тысяч. На втором месте был Берлин. Но жизнь вносила свои коррективы. Многие эмигранты покинули Германию и перебрались в другие страны, в частности в соседнюю Чехословакию, из-за событий, происходящих в этой стране. После экономического кризиса 1925 года из 200 тысяч русских, в Берлине осталось всего 30 тыс., это число значительно сократилось из-за прихода к власти нацистов.

Вместо Берлина центром русской эмиграции стала Прага. Важное место в жизни русских сообществ за рубежом играл Париж, куда стекалась интеллигенция, так называемая элита и разных мастей политические деятели. Это в основном были эмигранты первой волны, а также казаки войска Донского. С началом Второй мировой войны большая часть европейской эмиграции перебралась в Новый свет - США и страны Латинской Америки.

Русские в Китае

До Великой Октябрьской Социалистической революции в России Маньчжурия считалась её колонией, и здесь проживали русские граждане. Их количество составляло 220 тысяч человек. Они обладали статусом экстерриториальности, то есть оставались гражданами России и подпадали под действие её законов. По мере продвижения Красной армии на Восток, поток беженцев в Китай увеличивался, и все они устремились в Маньчжурию, где русские составляли большинство населения.

Если в Европе жизнь была близка и понятна русским, то жизнь в Китае, с его характерным укладом жизни, со специфическими традициями, была далека от понимания и восприятия европейского человека. Поэтому путь русского, попавшего в Китай, лежал в Харбин. К 1920 году количество граждан покинувших Россию здесь составляло более 288 тысяч. Эмиграцию в Китай, Корею, на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) тоже принято делить на три потока:

Первый, падение Омской Директории в начале 1920 года.
Второй, разгром армии атамана Семенова в ноябре 1920 года.
Третий, установление Советской власти в Приморье в конце 1922 года.

Китай, в отличие от стран Антанты, не был связан с царской Россией никакими военными договорами, поэтому, например, остатки армии атамана Семенова, перешедших границу, первым делом разоружили и лишили свободы передвижения и выхода за пределы страны, то есть интернировали в Цицкарских лагерях. После этого переместили в Приморье, в район Гродеково. Нарушителей границы, в ряде случаев, депортировали обратно в Россию.

Общее количество русских беженцев в Китае насчитывалось до 400 тысяч человек. Отмена статуса экстерриториальности в Маньчжурии, в одночасье, превратила тысячи русских в простых мигрантов. Тем не менее, люди продолжали жить. В Харбине открыли университет, семинарию, 6 институтов, которые действуют и поныне. Но русское население всеми силами пыталось покинуть Китай. Более 100 тысяч вернулись в Россию, большие потоки беженцев устремились в Австралию, Новую Зеландию, страны Южной и Северной Америки.

Политические интриги

История России начала 20 века полна трагизма и невероятных потрясений. Более двух миллионов людей оказались за пределами Родины. В большинстве своём это был цвет нации, который не смог понять собственный народ. Генерал Врангель, сделал немало для своих подчинённых вне Родины. Он сумел сохранить боеспособную армию, организовал военные училища. Но он не сумел понять, что армия без народа, без солдата - это не армия. Нельзя воевать с собственной страной.

Между тем, вокруг армии Врангеля разгорелась нешуточная компания, преследовавшая цель вовлечь её в политическую борьбу. На руководство белого движения с одной стороны давили левые либералы во главе с П. Милюковым и А. Керенским. С другой стороны - правые монархисты во главе с Н. Марковым.

Левые полностью потерпели поражение в привлечении генерала на свою сторону и отомстили ему тем, что стали вносить раскол в белое движение, отсекая казачество от армии. Обладая достаточным опытом в «подковёрных играх», они, используя средства массовой информации, сумели убедить правительства стран, где находились эмигранты о прекращении финансирования Белой армии. Также они добились передачи им права распоряжаться активами Российской империи за границей.

Это печально отразилось на Белой армии. Правительства Болгарии и Югославии, в силу экономических причин, задерживали оплату подрядов на выполняемые офицерами работы, что оставило их без средств к существованию. Генерал издаёт Приказ, в котором переводит армию на самообеспечение и разрешает союзам и крупным группам военнослужащих самостоятельно заключать контракты с отчислением части заработка в РОВС.

Белое движение и монархизм

Осознавая, что большинство офицеров постигло разочарование в монархии вследствие поражения на фронтах гражданской войны, генерал Врангель принял решение о привлечении на сторону армии внука Николая I. Великий князь Николай Николаевич пользовался среди эмигрантов большим уважением и влиянием. Он глубоко разделял взгляды генерала на Белое движение и не вовлечение армии в политические игры и согласился на его предложение. 14 ноября 1924 года Великий князь в своём письме даёт согласие на руководство Белой армией.

Положение эмигрантов

Советская Россия 15.12.1921 г. принимает Декрет, в котором большая часть эмигрантов лишились российского гражданства. Оставаясь за границей, они оказались апатридами - лицами без гражданства, лишёнными определённых гражданских и политических прав. Их права защищали консульства и посольства царской России, продолжавшие работать на территории других государств до тех пор, пока Советская Россия не была признана на международной арене. С того момента защитить их стало некому.

На помощь пришла Лига наций. На Совете Лиги создана должность Верховного комиссара по делам русских беженцев. Её занял Ф. Нансен, при котором в 1922 году эмигрантам из России начали выдавать паспорта, которые стали называли нансеновскими. С этими документами дети некоторых эмигрантов прожили до XXI века и смогли получить гражданство РФ.

Жизнь эмигрантов была нелёгкой. Многие опустились, не выдержав трудных испытаний. Но большая часть, сохранив память о России, строила новую жизнь. Люди учились жить по новому, работали, растили детей, верили в Бога и надеялись, что когда-нибудь вернутся на родину.

Только в 1933 году 12 стран подписали Конвенцию юридических прав русских и армянских беженцев. Их приравняли в основных правах с местными жителями государств, подписавших Конвенцию. Они могли свободно въезжать и выезжать из страны, получать социальную помощь, работу и многое другое. Это дало возможность многим русским эмигрантам перебраться в Америку.

Русская эмиграция и вторая Мировая война

Поражение в гражданской войне, лишения и невзгоды в эмиграции, наложили свой отпечаток в сознании людей. Понятно, что к Советской России они нежных чувств не питали, видели в ней непримиримого врага. Поэтому многие возлагали свои надежды на гитлеровскую Германию, которая откроет им путь домой. Но были и те, кто видел в Германии ярого врага. Они жили любовью и симпатиями к своей далёкой России.

Начало войны и последующее вторжение гитлеровских войск на территорию СССР разделило эмигрантский мир на две части. Причём, как считают многие исследователи неравные. Большинство встретило агрессию Германии против России восторженно. Офицеры Белой гвардии служили в Русском корпусе, РОА, дивизии «Руссланд», второй раз направив оружие против своего народа.

Многие русские эмигранты вступили в движение «Сопротивление» и отчаянно боролись с фашистами на оккупированных территориях Европы, считая, что этим они помогают своей далёкой Родине. Погибали, умирали в концлагерях, но не сдавались, верили в Россию. Для нас они навечно останутся героями.

Белая эмиграция (также Русская белая эмиграция , также Эмиграция первой волны ) - наименование волны эмиграции вследствие событий почти шестилетней Гражданской войны (1917-1923) гг.

Белая эмиграция, которая с 1919-го года приняла массовый характер, сформировалась в ходе нескольких этапов. Первый этап связан с эвакуацией Вооружённых сил Юга России под командованием Генерального штаба генерал-лейтенанта А. И. Деникина из Новороссийска в феврале 1920-го года. Второй этап - с эвакуацией Русской Армии под командованием генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля из Крыма в ноябре 1920-го года, третий - с поражением войск адмирала А. В. Колчака и эвакуацией японской армии из Приморья в 1920-1921-х годах.

Общее количество эмигрантов из России на 1 ноября 1920 г. по подсчетам американского Красного Креста составляло 1 194 тыс. человек. По данным Лиги Наций по состоянию на август 1921 г. было более 1,4 млн беженцев из России. В то же время доктор исторических наук В. М. Кабузан оценивает общее число эмигрировавших из России в 1918-1924 годах величиной не менее 5 млн человек, включая сюда и около 2 млн жителей польских и прибалтийских губерний входивших в состав Российской империи до первой мировой войны и затем вошедших в состав новообразованных суверенных государств и предпочевших гражданство новых государств российскому. В подавляющем большинстве эмигрантами были военные, дворяне, интеллигенция, профессионалы, казаки и духовенство, государственные служащие, а также члены их семей.

Военная эмиграция

Ещё в мае 1920 года генералом бароном Врангелем был учрежден так называемый «Эмиграционный Совет», спустя год переименованный в Совет по расселению русских беженцев. Гражданских и военных беженцев расселяли в лагерях под Константинополем, на Принцевых островах и в Болгарии; военные лагеря в Галлиполи, Чаталдже и на Лемносе (Кубанский лагерь) находились под английской или французской администрацией.

Последние операции по эвакуации армии Врангеля прошли с 11 по 14 ноября 1920 года: на корабли было погружено 15 тысяч казаков, 12 тысяч офицеров и 5 тысяч солдат регулярных частей, 10 тысяч юнкеров, 7 тысяч раненых офицеров, более 30 тысяч офицеров и чиновников тыла и до 60 тысяч статских лиц, в основном, членов семей офицеров и чиновников.

В конце 1920 года картотека Главного справочного (или регистрационного) бюро уже насчитывала 190 тысяч имен с адресами. При этом количество военных оценивалась в 50-60 тысяч человек, а гражданских беженцев - в 130-150 тысяч человек.

После эвакуации Крыма остатки Русской Армии были размещены в Турции, где генерал П. Н. Врангель, его штаб и старшие начальники получили возможность восстановить её как боевую силу. Ключевой задачей командования стало, во-первых, добиться от союзников по Антанте материальной помощи в необходимых размерах, во-вторых, парировать все их попытки разоружить и распустить армию и, в-третьих, дезорганизованные и деморализованные поражениями и эвакуацией части в кратчайший срок реорганизовать и привести в порядок, восстановив дисциплину и боевой дух.

Юридическое положение Русской Армии и военных союзов было сложным: законодательство Франции, Польши и ряда других стран, на территории которых они располагались, не допускало существование каких-либо иностранных организаций, «имеющих вид устроенных по военному образцу соединений». Державы Антанты стремились превратить отступившую, но сохранившую свой боевой настрой и организованность русскую армию в сообщество эмигрантов. «Ещё сильнее, чем физические лишения, давила нас полная политическая бесправность. Никто не был гарантирован от произвола любого агента власти каждой из держав Антанты. Даже турки, которые сами находились под режимом произвола оккупационных властей, по отношению к нам руководствовались правом сильного» - писал Н. В. Савич, ответственный за финансы сотрудник Врангеля. Именно поэтому Врангель принимает решение о переводе своих войск в славянские страны.

Весной 1921-го года П. Н. Врангель обратился к болгарскому и югославскому правительствам с запросом о возможности расселения личного состава Русской Армии в Югославию. Частям было обещано содержание за счет казны, включавшее в себя паёк и небольшое жалование. 1 сентября 1924-го года П. Н. Врангель издал приказ об образовании «Русского Общевоинского Союза» (РОВС). В него включались все части, а также военные общества и союзы, которые приняли приказ к исполнению. Внутренняя структура отдельных воинских подразделений сохранялась в неприкосновенности. Сам же РОВС выступал в роли объединяющей и руководящей организации. Его председателем стал Главнокомандующий, общее управление делами РОВС сосредотачивалось в штабе Врангеля. С этого момента можно говорить о превращении Русской Армии в эмигрантскую организацию Русский общевоинский союз являлся законным преемником Белой армии. Об этом можно говорить, ссылаясь на мнение его создателей: «Образование РОВСа подготавливает возможность на случай необходимости, под давлением общей политической обстановки, принять Русской армии новую форму бытия в виде воинских союзов». Эта «форма бытия» позволяла выполнять главную задачу военного командования в эмиграции - сохранение имеющихся и воспитание новых кадров армии.

С 1929 года В. В. Орехов, Е. В. Тарусский и С. К. Терещенко в Париже стали издавать журнал «Часовой» - орган связи русских солдат и офицеров в эмиграции (журнал издавался до 1988 года).

Во время Второй мировой войны из белых эмигрантов в Югославии был сформирован Русский корпус, сражавшийся на стороне Германии, с коммунистическими партизанами Тито, а позднее - с частями Советской Армии.

Казачество

В Европу эмигрировали и казачьи части. Русские казаки появились на Балканах. Все станицы, точнее - лишь станичные атаманы и правления, - подчинялись «Объединенному совету Дона, Кубани и Терека» и «Казачьему союзу», которые возглавлялись Богаевским.

Одной из самых крупных была Белградская общеказачья станица имени Петра Краснова, основанная в декабре 1921 г. и насчитывавшая 200 человек. К концу 20-х гг. численность её сократилась до 70 - 80 человек. Долгое время атаманом станицы состоял подъесаул Н. С. Сазанкин. Вскоре из станицы ушли терцы, образовав свою станицу - Терскую. Оставшиеся станице казаки вступили в РОВС и она получила представительство в «Совете военных организаций» IV отдела, где новый атаман генерал Марков имел одинаковое с другими членами совета право голоса.

В Болгарии к концу 20-х гг., насчитывалось не более 10 станиц. Одной из самых многочисленных была Калединская в Анхиало (атаман - полковник М. И. Караваев), образованная в 1921 г. в количестве 130 человек. Менее чем через десять лет в ней осталось только 20 человек, причем 30 уехало в Советскую Россию. Общественная жизнь казачьих станиц и хуторов в Болгарии состояла в помощи нуждающимся и инвалидам, а также в проведении военных и традиционных казачьих праздников.

Бургасская казачья станица, образованная в 1922 г. в количестве 200 человек к концу 20-х гг. насчитывала также не более 20 человек, причем половина из первоначального состава вернулась домой.

В течение 30 - 40-х гг. казачьи станицы прекращали свое существование в связи с событиями Второй мировой войны.

Европейские страны, принявшие русскую эмиграцию

По неполным данным Службы по делам беженцев Лиги наций, в 1926 году официально было зарегистрировано 755,3 тысячи русских беженцев. Больше половины из них - около 400 тысяч человек - приняла Франция; в Китае их находилось 76 тысяч, в Югославии, Латвии, Чехословакии и Болгарии приблизительно по 30-40 тысяч человек.

Выполнивший роль главной перевалочной базы эмиграции Константинополь со временем утратил свое значение. Признанными центрами эмиграции стали на её следующем этапе Берлин и Харбин (до его оккупации японцами в 1936 году), а также Белград и София. Русское население Берлина насчитывало в 1921 году около 200 тысяч человек, оно особенно пострадало в годы экономического кризиса, и к 1925 году их оставалось всего 30 тысяч человек. Приход к власти немецких национал-социалистов ещё более оттолкнул русских эмигрантов от Германии. На первые места в эмиграции выдвинулись Прага и, в особенности, Париж. Ещё накануне Второй мировой войны, но в особенности во время боевых действий и вскоре после войны обозначилась тенденция переезда части первой эмиграции в США.

Русские эмигранты в Китае

Перед революцией численность российской колонии в Маньчжурии составляла не менее 200-220 тысяч человек, а к ноябрю 1920 года - уже не менее 288 тысяч человек. С отменой 23 сентября 1920 года статуса экстерриториальности для российских граждан в Китае все русское население в нём, в том числе и беженцы, перешло на незавидное положение бесподданных эмигрантов в чужом государстве, то есть на положение фактической диаспоры. На протяжении всего периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 годы) здесь наблюдалось значительное механическое движение население, заключавшееся, однако, не только в притоке населения, но и в значительном его оттоке - вследствие колчаковских, семёновских и прочих мобилизаций, реэмиграции и репатриации в большевистскую Россию.

Первый серьёзный поток русских беженцев на Дальнем Востоке датируются началом 1920 года - временем, когда уже пала Омская директория; второй - октябрем-ноябрем 1920 года, когда было разгромлена армия так называемой «Российской Восточной окраины» под командованием атамана Г. М. Семенова (одни только регулярные его войска насчитывали более 20 тысяч человек; они были разоружены и интернированы в так называемых «цицикарских лагерях», после чего переселены китайцами в район Гродеково на юге Приморья); наконец, третий, - концом 1922 года, когда в регионе окончательно установилась советская власть (морем выехали лишь несколько тысяч человек, основной поток беженцев направлялся из Приморья в Маньчжурию и Корею, в Китай, на КВЖД их, за некоторыми исключениями, не пропускали; некоторых даже высылали в советскую Россию.

Вместе с тем в Китае, а именно в Синьцзяне на северо-западе страны, имелась ещё одна значительная (более 5,5 тысячи человек) русская колония, состоявшая из казаков генерала Бакича и бывших чинов белой армии, отступивших сюда после поражений на Урале и в Семиречье: они поселились в сельской местности и занимались сельскохозяйственным трудом.

Общее же население русских колоний в Маньчжурии и Китае в 1923 году, когда война уже закончилась, оценивалось приблизительно в 400 тысяч человек. Из этого количества не менее 100 тысяч получили в 1922-1923 годах советские паспорта, многие из них - не менее 100 тысяч человек - репатриировались в РСФСР (свою роль тут сыграла и объявленная 3 ноября 1921 года амнистия рядовым участникам белогвардейских соединений). Значительными (подчас до десятка тысяч человек в год) были на протяжении 1920-х годов и реэмиграции русских в другие страны, особенно молодежи, стремящейся в университеты (в частности, в США, Австралию и Южную Америку, а также Европу).

В 1931 году в Харбине на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, где проживала большая русская колония в среде русской эмиграции образовалась Российская фашистская партия. Партия была создана 26 мая 1931 года на 1-м съезде Русских Фашистов, проходившем в Харбине. Лидером Российской Фашистской партии являлся К. В. Родзаевский.

Во время японской оккупации Маньчжурии было создано Бюро русских эмигрантов во главе со Владимиром Кислицыным.

Политические настроения эмигрантов

Политические настроения и пристрастия начального периода русской эмиграции представляли собой достаточно широкий спектр течений, практически полностью воспроизводивший картину политической жизни дооктябрьской России.

В первой половине 1921 года характерной чертой было усиление монархических тенденций, объяснявшихся, прежде всего, желанием рядовых беженцев сплотиться вокруг «вождя», который мог бы защитить их интересы в изгнании, а в будущем обеспечить возвращение на родину. Такие надежды связывались с личностью П. Н. Врангеля, а затем Великого Князя Николая Николаевича Младшего, которому ген. Врангель подчинил крупнейшую организацию Белого Зарубежья - РОВС.

Например, югославская, китайская и аргентинская эмиграция была настроена, в основном, монархистски, а чехословацкая, французская и американская в основном разделяла либеральные ценности.

В тридцатых годах были создана такая организация, как «Национальный Союз Русской Молодежи», впоследствии переименовавшаяся в «Национально-Трудовой Союз Нового Поколения» (НТСНП). Её целью было противопоставить марксизму-ленинизму другую идею, основанную на солидарности и патриотизме. В неё вошли, в основном, дети эмигрантов первой волны.

Значение эмиграции первой волны

В общей сложности вследствие революции в России за границу попало около 3 000 000 человек, в двух «волнах» - в 20-е годы и во время Второй мировой войны. В наши дни потомство этих двух волн русской белой эмиграции составляет около 10 миллионов человек, рассеянных по всей планете. Большинство из них ассимилировалось в странах своего рождения и пребывания, но существуют десятки тысяч людей, уже третьего и четвёртого поколения, для которых Россия - не просто отдаленная в прошлом родина предков, но предмет постоянного живого внимания, духовной связи, сочувствия и забот.

За 70 лет своего существования, без территории, без защиты, часто без прав, неоднократно теряя свои материальные накопления, русская эмиграция первой волны дала миру двух нобелевских лауреатов (литература - И. А. Бунин и экономика - В. В. Леонтьев); выдающихся деятелей искусства - Шаляпин, Рахманинов, Кандинский, Стравинский; плеяду известных ученых и технологов - Сикорский, Зворыкин, Ипатьев, Кистяковский, Фёдоров; целую эпоху в русской литературе; несколько философских и богословских школ.

В кинематографе

Художественные фильмы

1970 — Бег, кинофильм по мотивам произведений М. А. Булгакова «Бег», «Белая гвардия» и «Чёрное море».

В кинематографе

Художественые фильмы

1970 - Бег, кинофильм по мотивам произведений М. А. Булгакова «Бег», «Белая гвардия» и «Чёрное море».

Документальное кино

Документальная многосерийная лента «Русские без России» Никиты Михалкова о судьбе русской белой эмиграции:

Пролог - описаны события ноября 1920 года.
Диалоги с Колчаком - рассказывает внук адмирала Александра Колчака, который сейчас живёт во Франции.
Антон Деникин. Романс для генерала - рассказывает дочь Антона Деникина - Марина Антоновна.
Генерал Врангель. Когда мы уйдем - рассказывает дочь Петра Врангеля - Наталия Петровна.
Гибель Русской эскадры - о братьях Михаиле и Евгении Беренс.
Казаки: неразделённая любовь - о жизни русских казаков в эмиграции.
Версальские кадеты - о выпускниках Версальского кадетского корпуса.

Литература

Александров С. А. Политическая история Зарубежной России (1)
Александров С. А. Политическая история Зарубежной России (2)
Александров С. А. Политическая история Зарубежной России (3)
Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае . - М.,: Русская панорама, 2004. - 432 с. - ISBN 5-93165-119-5

Андрушкевич И. Н. РУССКАЯ БЕЛАЯ ЭМИГРАЦИЯ.(Историческая справка) Буэнос-Айрес, 2004 г.
«Они не успели нас разгромить!» Запись беседы с председателем Союза Русских Белогвардецев и их потомков в Болгарии Л. Е. Ходкевичем // «Вестник РОВС», 2002 г.
Иванов И. Б. Русский Обще-Воинский Союз Краткий исторический очерк. СПб, 1994.
Андрей Корляков Великий русский исход . - YMCA-Press, 2009. - 720 с. - ISBN 978-2-85065-264-6

Поремский В. Д. Стратегия антибольшевистской эмиграции. Избранные статьи 1934-1997 гг. Москва «Посев»
Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции. - М.: Мысль, 1987.
Статьи о русской эмиграции
Документы о белой эмиграции
«Александрино», школа А. Н. Яхонтова в Ницце - О существовавшей в 1920-1930-х годах в Ницце русской школе для детей эмигрантов из России
Анна Смирнова - Марли - о судьбе Анны Юрьевны Смирновой - Марли (в девичестве - Бетулинской) балерина, певица, поэт, композитор, автор «Песни партизан», ставшей гимном французского Сопротивления. Награждена орденом Заслуги и двумя орденами Почетного Легиона.
Ильина Н. «Возвращение» (об эмиграции в Китае)

Художественная литература

Булгаков М. «Бег»
Толстой А. «Эмигранты», «Похождения Невзорова, или Ибикус»
Барякина Э. «Белый Шанхай»