Стендаль написал роман красное и белое. "Красное и белое" ("Люсьен Левен"): анализ романа и образа главного героя

Роман «Красное и черное» часто называют предвестником психологического реализма. Его автор - Мари-Анри Бейль, более известный как Стендаль.

«Красное и черное»: краткое содержание

События романа происходят во Франции 1820-х годов. Поскольку роман затрагивает социальные и политические проблемы, краткое содержание «Красное и черное» стоит начать с описания исторического фона. Так, произведение Стендаля повествует о временах правления Карла Х, пытавшегося вернуть порядки, которые существовали до 1789 г.

Мер города Вевьер Господин де Реналь решает нанять гувернера. Старый кюре порекомендовал ему Жюльена Сореля, 18-летнего сына плотника, обладающего редкими способностями. Жюльен очень честолюбив и готов на всё, чтобы добиться успеха. Стоит отметить, что перед главным героем на протяжении всего романа стоит выбор между церковной карьерой (одежда клириков имела и службой в армии (офицерский мундир обладал красным цветом), поэтому Стендаль и назвал роман «Красное и черное».

Краткое содержание повествует, что вскоре жена г-на де Реналя понимает, что любит своего гувернера. Жюльен тоже находит свою хозяйку очаровательной и решает завоевать её ради самоутверждения и мести г-ну де Реналю. Вскоре они становятся любовниками. Но когда сын г-жы де Реналь тяжело заболевает, ей кажется, что это кара за её грех. Далее роман «Красное и черное», краткое содержание которого упускает детали, повествует об анонимном письме, открывающем господину де Реналю правду об Но она убеждает мужа в том, что невиновна, и Жюльен вынужден покинуть Вевьер.

Главный герой переезжает в Безансон и поступает в семинарию. Здесь он заводит дружбу с аббатом Пираром. Последний имеет могущественного покровителя маркиза де Ла-Моль. Названый аристократ стараниями Пирара принимает Жюльена к себе на должность секретаря. Далее «Красное и черное», краткое содержание которого было бы неполным без социальной проблематики, описывает адаптацию Жюльена в Париже, а в частности, в аристократическом мире. Жюльен превращается в настоящего денди. Даже Матильда, дочь маркиза влюбляется в него. Но после того как Матильда проводит ночь с Жюльеном, то решает разорвать отношения.

Знакомый Жюльена советует ему начать ухаживать за кем-то другим, чтобы вызвать ревность Матильды. Таким образом, гордая аристократка вновь падает в объятия главного героя. Забеременев, Матильда решает выйти замуж за Жюльена. Узнав об этом, её отец приходит в бешенство, но всё же покоряется дочери. Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, маркиз решает создать будущему зятю соответствующее положение в обществе. Но неожиданно появляется письмо от г-жи Реналь, описывающее Жюльена как лицемерного карьериста. Из-за этого он вынужден покинуть Матильду

Далее «Красное и черное», краткое содержание которого не может передать всего психологизма названого романа, рассказывает о событиях, произошедших в Верьере. Жюльен заходит в местную церковь и стреляет в бывшую любовницу. Находясь в тюрьме, он узнает, что бывшая возлюбленная выжила. Теперь он понимает, что может умереть спокойно. Но Матильда всеми силами старается помочь ему. Невзирая на получает смертный приговор. В тюрьме его проведывает госпожа де Реналь и признается, что злосчастное письмо было сочинено её духовником. После этого Жюльен понимает, что любит только её, но в тот же день его казнят. Матильда собственноручно хоронит голову бывшего жениха.

Судьба главного героя романа "Красное и черное" отражает особенности общественной жизни в тогдагдашней Франции. Это произведение является своего рода энциклопедией эпохи Реставрации.

Оценка 5 из 5 звёзд от Dominic 03.07.2017 18:51

Варто почати з того, що все життя Жульєна Сореля було грою в рулетку: він ставив на червоне і чорне. Начебто він все розрахував і все передбачив. Але на жаль, герой помилився. Він забув про самого себе. Рулетка не так зіграла. Це і є безповоротний і найточніший сенс роману.
Жульєн Сорель один з тих парубків, молодих і честолюбних, які прагнуть зробити кар"єру в жорстокому, ворожому суспільстві. Для досягнення цієї мети у нього немає ніяких засобів і можливостей, крім лицемірства, «мистецтва», яке він змушений опановувати, щоб пристосуватися до ненависного середовища. Він відчуває себе в оточенні ворогів, тому пильно контролює кожен свій крок, весь час діє і говорить всупереч своїм переконанням і моральній природі.
В образі Жюльєна Сореля реалістичні риси поєднуються з романтичними. Стендаль сміливо порушує властиву романтикам прямолінійність зображення героя, адже Жульєн- суперечлива особистість, хоча він наділений домінуючою рисою-честолюбством, і саме воно викликає зміни в сюжеті роману.
Однак в деяких фрагментах крізь реалістичні ознаки як би «просвічується» романтизм. Нариклад, у романтиків існують "два світи": світ ідеалу, мрій і світ реальності. Головний герой тільки перед смертю усвідомлює те, що він жив іллюзією, а не реальним життям. Також романтики оспівували самотнього гордого персонажа, який прагне зануритися в височінь фантазії, відірватися від рутини. Герой «Червоного і чорного» переживає ті ж почуття: «Жюльєн стояв на високій скелі і дивився в небо, розпечений серпневим сонцем. Він міг охопити поглядом місцевість, що простягнулася від його ніг на двадцять льє навкруги. Час від часу яструб злітав зі скелі над його головою і беззвучно креслив в небі величезні кола. Жюльєн машинально стежив очима за хижим птахом. Його вражали спокійні потужні рухи, він заздрив силі яструба, самотності хижака. Така доля була у Наполеона; не судилося вона і йому? ».
Також ми можемо прослідити за проявами романзизму у таких прикладах: по-романтичному палаючі очі Жульєна Сореля; по-романтичному фатальна помста (він стріляє в свою колишню коханку не де-небудь, а саме в Божому храмі). Взаємини Стендаля і романтизму у романі "Червоне і чорне" не можна спрощувати. Жульєну, головному герою роману, довелося зустріти у своєму короткому житті багатьох людей різного віку, різного достатку, різного соціального стану. Але лише дві жінки, без сумніву, відіграли найсуттєвішу роль на життєвому шляху юнака- провінціалка мадам Де Реналь і аристократка маркіза Матильда де Ля-Моль.
Риси характеру і доля вписують Жульєна в ряд романтичних образів. Це особливо виразно показується у фіналі короткого життя Жульєна. Те, що відбувається з героєм у в"язниці, коли він очікує вирок за вчинений у стані афекту злочин, можна зрозуміти як повернення до самого себе, до своєї людської сутності. Жульєн не тільки звільняється від ілюзій, а й радикально переоцінює свої життєві цінності, усвідомлює непотрібність всього, до чого він так прагнув. Своєю промовою перед судом присяжних Сорель фактично виносить собі смертний вирок. Романтичними є також деякі деталі. Наприклад, поховання Матильдою голови Жульєна - романтичний атрибут. Так само, як і смерть пані де Реналь. Вона описана романтично і навіть сентиментально: «жінка тихо згасає від горя, обіймаючи своїх дітей». Однак в той же час постановка проблеми перебування жінки в шлюбі - безумовна заслуга саме реалістичної літератури XIX ст.
Отже, трагічний конфлікт між гордою і самотньою людиною і суспільством, яке її оточує, і конфлікт між бунтом і загибелю, які є абсолютними ознаками романтизму, вирішуються реалістичними засобами. За рахунок злиття двох течій: реалізму і романтизму, цей роман завоював славу і став дуже цікавим для прочитання.

Оценка 5 из 5 звёзд от Арзу 20.11.2016 17:53

В детстве нормально читалось

Оценка 4 из 5 звёзд от martyn.anna 15.05.2016 20:15

Оценка 5 из 5 звёзд от natochka8800 13.03.2015 15:23

Оценка 5 из 5 звёзд от настя 13.08.2013 15:10

Немного о литературных особенностях романа:
1.Интрига кроется уже в самом названии романа. В то время в Европе было принято называть роман или именем главного героя (например «Манон Леско») или отражать в названии суть произведения (например «Опасные связи»). Стендаль поступил иначе - назвал свой роман «Красное и черное». Литературоведы до сих пор не пришли к однозначному мнению относительно этимологии названия. Мнение автора по этому вопросу неизвестно.
2.В отличие от названия романа, названия отдельных глав ясно отражают происходящие в них события. Более того, все главы (за исключением последних четырех) снабжены эпиграфами (часть из которых автором вымышлена), которые прямо предупреждают читалеля, что его ждет в данной главе. Отсутствие названия и эпиграфов в последних четырех главах усиливает интригу (чем же это все закончится).
3.Автор неоднократно обращается к читателям прямой речью, вовлекая в некий диалог, высказывает свое мнение относительно вымышленных им персонажей и даже извещает о том, какие споры были у него с издателем по поводу отдельных эпизодов.
4.Очень многие мысли автор заканчивает словами «и т.д. и т.д.» (видимо для того, чтобы читатель сам додумал окончание фраз и действий).

Теперь о сюжете:
Сорель Жюльен - младший сын в крестьянской семье, а стало быть у него только два варианта карьерного роста: служба в армии или священослужение. Чтобы заработать на учебу в семинарии, он устраивается гувернером в семью де Реналя - мэра провинциального французского городка. Жюльен - 19-летний юноша с внешностью 17-летней девушки и не превосходящий оную по знанию жизни, жена мэра - 30-летняя женщина (14 лет в браке, трое детей, престарелый супруг). Он знает о любви только то, что прочел о ней в библии. Она вышла замуж в 16 лет за старика и о любви знает не больше, чем питекантроп о теории относительности. Между ними возникает чувство: хватание рук, поцелуй украдкой... Роман набирает обороты. Через некоторое время рогоносец мэр начинает получать анонимные письма. Жюльен вынужден покинуть семейство и поступить в семинарию. Через год он получает работу в Париже. По пути в столицу он тайно посещает госпожу де Реналь, которая почти смирилась с разлукой. Затем он едет в Париж, чтобы стать секретарем маркиза де Ла Моль, у которого есть 19-летняя дочь...

Роман написан с определенной долей юмора. Уморительно читать, как Жюльен, обмирая от страха, крадется ночью по коридору к своей любовнице де Реналь, надеясь, что ее муж не спит, и есть благовидный повод отказаться от ночного свидания. Или как Жюльен составляет письменный план соблазнения очередной жертвы, чтобы не забыть, что он ей сказал и что сделал. А история с переписыванием писем рассмешит Несмеяну: друг Жюльена снабдил его набором писем, написанных его знакомым своей возлюбленной, Жюльен их пронумеровал, переписал слово в слово и посылал своей жертве (конечно не обошлось без казусов).

Роман "Люсьен Левен" увидел свет только после смерти автора - Фредерика Стендаля (настоящее имя Анри Бейль). Многие издатели выбирают другое из намеченных Стендалем названий - "Красное и белое".

Многое объединяет Люсьена Левена с героем романа "Красное и черное" Жюльеном Сорелем. Он так же благороден, умен, готов к великим делам, пылок сердцем и страстно мечтает о счастье. Только Жюльен вышел из низов, а Люсьен - сын могущественного и влиятельного банкира. Но молодого человека во всем ожидает разочарование - он расстается с любимой, бросает службу в армии, окунается в политические интриги. "Я плохо устроил свою жизнь..." - вынужден признать Люсьен Левен, подводя итоги.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Однажды человек, страдавший лихорадкой, принял хину. Он еще держал стакан в руке и корчил гримасу от горечи; взглянув в зеркало, он увидел в нем свое бледное, даже слегка позеленевшее лицо. Быстро отставив стакан, он кинулся к зеркалу, чтобы его разбить.

Такова, пожалуй, будет участь этих томов. На свою беду они повествуют не о событии столетней давности: действующие в них лица - наши современники; они были еще живы, кажется, два-три года назад. Повинен ли автор, если некоторые из них - убежденные легитимисты, а другие рассуждают, как республиканцы? Должен ли автор признать себя одновременно легитимистом и республиканцем?

Правду сказать, раз уж его вынуждают к столь серьезному признанию, он, на худой конец, заявляет, что был бы в отчаянии, если бы жил под властью нью-йоркского правительства. Он предпочитает угождать господину Гизо, чем своему сапожнику. В девятнадцатом столетии демократия неизбежно приводит к господству в литературе людей посредственных, рассудочных, ограниченных и в литера турном отношении пошлых .

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Люсьена Левена выгнали из Политехнической школы за то, что он некстати вышел прогуляться в день, когда, подобно всем своим товарищам, находился под домашним арестом: это было в один из прославленных июньских, апрельских или февральских дней 1832 или 1834 года.

Несколько молодых людей, достаточно безрассудных, но обладавших немалым мужеством, намеревались низложить короля, и воспитанники Политехнической школы, этого питомника смутьянов, бывшие в немилости у владыки Тюильри, были посажены под строгий арест в своем собственном помещении. На другой день после прогулки Люсьен был исключен как республиканец. Сильно огорченный на первых порах, он уже два года утешался тем, что ему не нужно больше работать по двенадцати часов в сутки. Он отлично проводил время у своего отца, человека, привыкшего жить в свое удовольствие, богатого банкира, салон которого был одним из самых приятных в Париже.

Господин Левен-отец, участник знаменитой фирмы Ван-Петерс, Левен и К°, боялся лишь двух вещей на свете: докучливых людей и сырого воздуха. Он никогда не бывал в дурном настроении, никогда не разговаривал серьезно с сыном и после исключения Люсьена из школы предложил ему работать в конторе один только день в неделю, по четвергам, когда прибывала главная корреспонденция из Голландии. За каждый отработанный четверг кассир выплачивал Люсьену двести франков и, кроме того, время от времени покрывал кое-какие его долги. По этому поводу г-н Левен говорил:

Сын - кредитор, данный нам природой.

Иногда он посмеивался над этим кредитором.

Знаете ли, - спросил он однажды, - какую надпись сделали бы на вашей мраморной гробнице на кладбище Пер-Лашез, если бы мы имели несчастие потерять вас?

В момент, с которого мы начинаем наше повествование, этот противник сигар уже не думал о республике, заставлявшей ждать себя слишком долго . "В самом деле, - говорил он себе, - если французам нравится, чтобы ими управлял монарх под барабанный бой, к чему их тревожить? Большинству, по-видимому, пришлась по вкусу пресная смесь из лицемерия и жеманства, которую называют представительным образом правления .

Родители Люсьена вовсе не стремились регламентировать его жизнь до мелочей, и он проводил свое время в салоне матери. Еще молодая и довольно красивая, г-жа Левен пользовалась глубочайшим уважением окружающих. Ее считали необыкновенно умной. Тем не менее строгий судья мог бы упрекнуть ее в чрезмерной деликатности и в слишком непримиримом презрении, с которым она относилась к громким речам и к наглости наших молодых людей, пользующихся успехом в обществе. Эта женщина, обладавшая гордым и своеобразным характером, даже не удостаивала их внешним проявлением своего презрения и при малейших признаках вульгарности или жеманства погружалась в непреодолимое молчание. Г-жа Левен могла невзлюбить самые безобидные вещи только потому, что впервые встретила их у слишком шумливых людей.

Обеды г-на Левена славились во всем Париже; нередко они бывали верхом совершенства. В иные дни он принимал у себя людей денежных или делавших карьеру, но эти господа не входили в круг лиц, собиравшихся у его супруги. Таким образом, общество это ничего не проигрывало от профессии г-на Левена: деньги не признавались здесь единственной заслугой человека и даже, вещь невероятная, не считались самым крупным преимуществом. В этом салоне, обстановка которого стоила сто тысяч франков, ни к кому не относились с ненавистью (странное противоречие!), но любили посмеяться и при случае очень неплохо вышучивали всякое притворство, начиная с короля и архиепископа. Как видите, беседы, которые здесь велись, отнюдь не имели целью способствовать карьере или достижению хорошего положения. Однако, невзирая на это обстоятельство, отпугивавшее от салона немало людей, о которых в нем не сожалели, множество лиц стремились быть допущенными в кружок г-жи Левен. Он стал бы одним из модных салонов, если бы г-жа Левен захотела облегчить доступ в него, но для этого надо было удовлетворять сразу многим условиям. Единственной целью г-жи Левен было желание развлечь мужа, который был старше ее на двадцать лет и, как утверждала молва, состоял в очень близких отношениях с актрисами Оперы. Несмотря на это неудобство, г-жа Левен, как бы ни была приятна атмосфера ее салона, бывала счастлива лишь тогда, когда видела в нем своего мужа.

Окружающие считали, что Люсьен обладает изящной внешностью, непринужденностью и чрезвычайной изысканностью манер, но на этом кончались похвалы: он не слыл человеком большого ума. Любовь к труду, почти военное воспитание и прямота суждений, привитая ему Политехнической школой, сделали для него невозможным какое-либо притворство. В любой момент он действовал сообразно с желанием, владевшим им именно в эту минуту, и мало оглядывался на других.

Он сожалел о шпаге Политехнической школы, потому что г-жа Гранде, очень красивая женщина, пользовавшаяся успехом при новом дворе, сказала ему, что он умеет носить шпагу. Он был достаточно высокого роста и превосходно держался в седле. Красивые темно-русые волосы сообщали приятность его лицу, неправильные и слишком крупные черты которого дышали искренностью и живостью. Но, надо признаться, никакой резкости в манерах, ничего напоминающего выправку полковника на подмостках театра Жимназ и еще меньше - важного, рассчитанно-надменного тона молодого атташе при посольстве. Ничего решительно в его поведении не говорило: "У моего отца десять миллионов". Таким образом, герой наш не обладал модной внешностью, составляющей в Париже три четверти красоты. Наконец - вещь непростительная в наш накрахмаленный век - у Люсьена был беспечный, ветреный вид.

Как легкомысленно пренебрегаешь ты своим положением! - заметил ему однажды его кузен Эрнест Девельруа, молодой ученый, уже блиставший в "Revue de ***" и получивший три голоса при выборах в Академию моральных наук.

Эрнест говорил это в кабриолете Люсьена, который, по его просьбе, отвозил его на вечер к г-ну N., либералу возвышенно-чувствительного образа мыслей в 1829 году, а теперь занимающему несколько должностей с общим окладом в сорок тысяч франков и называющему республиканцев позором рода человеческого.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Однажды человек, страдавший лихорадкой, принял хину. Он еще держал стакан в руке и корчил гримасу от горечи; взглянув в зеркало, он увидел в нем свое бледное, даже слегка позеленевшее лицо. Быстро отставив стакан, он кинулся к зеркалу, чтобы его разбить.

Такова, пожалуй, будет участь этих томов. На свою беду они повествуют не о событии столетней давности: действующие в них лица - наши современники; они были еще живы, кажется, два-три года назад. Повинен ли автор, если некоторые из них - убежденные легитимисты, а другие рассуждают, как республиканцы? Должен ли автор признать себя одновременно легитимистом и республиканцем?

Правду сказать, раз уж его вынуждают к столь серьезному признанию, он, на худой конец, заявляет, что был бы в отчаянии, если бы жил под властью нью-йоркского правительства. Он предпочитает угождать господину Гизо, чем своему сапожнику. В девятнадцатом столетии демократия неизбежно приводит к господству в литературе людей посредственных, рассудочных, ограниченных и в литера турном отношении пошлых .

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Люсьена Левена выгнали из Политехнической школы за то, что он некстати вышел прогуляться в день, когда, подобно всем своим товарищам, находился под домашним арестом: это было в один из прославленных июньских, апрельских или февральских дней 1832 или 1834 года.

Несколько молодых людей, достаточно безрассудных, но обладавших немалым мужеством, намеревались низложить короля, и воспитанники Политехнической школы, этого питомника смутьянов, бывшие в немилости у владыки Тюильри, были посажены под строгий арест в своем собственном помещении. На другой день после прогулки Люсьен был исключен как республиканец. Сильно огорченный на первых порах, он уже два года утешался тем, что ему не нужно больше работать по двенадцати часов в сутки. Он отлично проводил время у своего отца, человека, привыкшего жить в свое удовольствие, богатого банкира, салон которого был одним из самых приятных в Париже.

Господин Левен-отец, участник знаменитой фирмы Ван-Петерс, Левен и К°, боялся лишь двух вещей на свете: докучливых людей и сырого воздуха. Он никогда не бывал в дурном настроении, никогда не разговаривал серьезно с сыном и после исключения Люсьена из школы предложил ему работать в конторе один только день в неделю, по четвергам, когда прибывала главная корреспонденция из Голландии. За каждый отработанный четверг кассир выплачивал Люсьену двести франков и, кроме того, время от времени покрывал кое-какие его долги. По этому поводу г-н Левен говорил:

Сын - кредитор, данный нам природой.

Иногда он посмеивался над этим кредитором.

Знаете ли, - спросил он однажды, - какую надпись сделали бы на вашей мраморной гробнице на кладбище Пер-Лашез, если бы мы имели несчастие потерять вас?

SISTE VIATOR!

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ЛЮСЬЕН ЛЕВЕН,

РЕСПУБЛИКАНЕЦ,

КОТОРЫЙ В ТЕЧЕНИЕ ДВУХ ЛЕТ

ВЕЛ НЕПРЕРЫВНУЮ БОРЬБУ

С СИГАРАМИ

И С НОВЫМИ САПОГАМИ.

В момент, с которого мы начинаем наше повествование, этот противник сигар уже не думал о республике, заставлявшей ждать себя слишком долго . «В самом деле, - говорил он себе, - если французам нравится, чтобы ими управлял монарх под барабанный бой, к чему их тревожить? Большинству, по-видимому, пришлась по вкусу пресная смесь из лицемерия и жеманства, которую называют представительным образом правления .

Родители Люсьена вовсе не стремились регламентировать его жизнь до мелочей, и он проводил свое время в салоне матери. Еще молодая и довольно красивая, г-жа Левен пользовалась глубочайшим уважением окружающих. Ее считали необыкновенно умной. Тем не менее строгий судья мог бы упрекнуть ее в чрезмерной деликатности и в слишком непримиримом презрении, с которым она относилась к громким речам и к наглости наших молодых людей, пользующихся успехом в обществе. Эта женщина, обладавшая гордым и своеобразным характером, даже не удостаивала их внешним проявлением своего презрения и при малейших признаках вульгарности или жеманства погружалась в непреодолимое молчание. Г-жа Левен могла невзлюбить самые безобидные вещи только потому, что впервые встретила их у слишком шумливых людей.

Обеды г-на Левена славились во всем Париже; нередко они бывали верхом совершенства. В иные дни он принимал у себя людей денежных или делавших карьеру, но эти господа не входили в круг лиц, собиравшихся у его супруги. Таким образом, общество это ничего не проигрывало от профессии г-на Левена: деньги не признавались здесь единственной заслугой человека и даже, вещь невероятная, не считались самым крупным преимуществом. В этом салоне, обстановка которого стоила сто тысяч франков, ни к кому не относились с ненавистью (странное противоречие!), но любили посмеяться и при случае очень неплохо вышучивали всякое притворство, начиная с короля и архиепископа. Как видите, беседы, которые здесь велись, отнюдь не имели целью способствовать карьере или достижению хорошего положения. Однако, невзирая на это обстоятельство, отпугивавшее от салона немало людей, о которых в нем не сожалели, множество лиц стремились быть допущенными в кружок г-жи Левен. Он стал бы одним из модных салонов, если бы г-жа Левен захотела облегчить доступ в него, но для этого надо было удовлетворять сразу многим условиям. Единственной целью г-жи Левен было желание развлечь мужа, который был старше ее на двадцать лет и, как утверждала молва, состоял в очень близких отношениях с актрисами Оперы. Несмотря на это неудобство, г-жа Левен, как бы ни была приятна атмосфера ее салона, бывала счастлива лишь тогда, когда видела в нем своего мужа.

Окружающие считали, что Люсьен обладает изящной внешностью, непринужденностью и чрезвычайной изысканностью манер, но на этом кончались похвалы: он не слыл человеком большого ума. Любовь к труду, почти военное воспитание и прямота суждений, привитая ему Политехнической школой, сделали для него невозможным какое-либо притворство. В любой момент он действовал сообразно с желанием, владевшим им именно в эту минуту, и мало оглядывался на других.

Он сожалел о шпаге Политехнической школы, потому что г-жа Гранде, очень красивая женщина, пользовавшаяся успехом при новом дворе, сказала ему, что он умеет носить шпагу. Он был достаточно высокого роста и превосходно держался в седле. Красивые темно-русые волосы сообщали приятность его лицу, неправильные и слишком крупные черты которого дышали искренностью и живостью. Но, надо признаться, никакой резкости в манерах, ничего напоминающего выправку полковника на подмостках театра Жимназ и еще меньше - важного, рассчитанно-надменного тона молодого атташе при посольстве. Ничего решительно в его поведении не говорило: «У моего отца десять миллионов». Таким образом, герой наш не обладал модной внешностью, составляющей в Париже три четверти красоты. Наконец - вещь непростительная в наш накрахмаленный век - у Люсьена был беспечный, ветреный вид.

Как легкомысленно пренебрегаешь ты своим положением! - заметил ему однажды его кузен Эрнест Девельруа, молодой ученый, уже блиставший в «Revue de ***» и получивший три голоса при выборах в Академию моральных наук.

Эрнест говорил это в кабриолете Люсьена, который, по его просьбе, отвозил его на вечер к г-ну N., либералу возвышенно-чувствительного образа мыслей в 1829 году, а теперь занимающему несколько должностей с общим окладом в сорок тысяч франков и называющему республиканцев позором рода человеческого.

Будь ты немного серьезнее, не смейся ты по самому глупейшему поводу, ты мог бы прослыть в салоне твоего отца, и даже в других местах, одним из лучших воспитанников Политехнической школы, уволенным из нее за политические убеждения. Посмотри на своего школьного товарища, господина Коффа, исключенного подобно тебе: бедный, как Иов, он на первых порах из милости был допущен в салон твоей матери, а теперь разве не пользуется он уважением, да еще каким, среди этих миллионеров и пэров Франции! Его секрет очень прост, каждый может последовать его примеру: у него важное выражение, лица, и он никогда не проронит ни слова. Напускай же на себя хоть иногда немного мрачности. Все люди твоего возраста стремятся иметь какое-то значение; ты приобрел его в одни сутки, без малейшего старания, мой милый, и ты с легким сердцем отказываешься от него. Тебя можно принять за ребенка, и, что еще хуже, за ребенка самодовольного. Тебя начинают ловить на слове, предупреждаю тебя, и, несмотря на отцовские миллионы, с тобой совсем не считаются; в тебе нет никакого постоянства, ты только милый школьник. В двадцать лет это почти смешно, а ты, чтобы придать совершенную законченность своему образу, проводишь целые часы перед зеркалом, и это всем известно.