Территориальные и природные особенности смоленского княжества. Обособление Смоленских Кривичей

Проходил через княжество и был важным источником дохода его правителей.

В состав княжества входили многие города, в том числе: Белый , Вязьма , Дорогобуж , Ельня , Жижец , Зубцов , Изяславль (местоположение не установлено), Красный , Кричев , Медынь , Можайск , Мстиславль , Орша , Пропойск , Ржев , Ростиславль , Рудня , Торопец .

История

Ранняя история княжества (c IX века до 1127 года)

Летописное известие о том, что Владимир Мономах , заняв в 1113 году киевский престол, перевёл своего сына Святослава из Смоленска в Переяславль, показывает Смоленскую землю под властью Мономаха в период после Любечского съезда 1097 года .

Расцвет Смоленского княжества при Ростиславичах (с 1127 по 1274 год)

Дальнейшая судьба Смоленской земли

Экономика

Территория княжества была лесистой и холмистой. Княжество находилось на перекрёстке торговых путей. Верхний Днепр был связан с Балтикой через р.Западную Двину, с Новгородом через р.Ловать, с верхней Волгой.

С конца XII века расширилась торговля Смоленска с Ригой и Висбю на Готланде . Главным предметом экспорта был воск , за ним следовали мёд и меха. Импорт состоял в основном из сукна, в более поздних источниках упоминаются также чулки, имбирь, засахаренный горошек, миндаль, копчёная сёмга, сладкие вина, соль, шпоры.

В первой трети XIII века смоленские купцы продолжали участвовать в международной торговле. В Латвийском государственном историческом архиве сохранились договоры Смоленска с Ригой и Готским берегом 1223/1225 и 1229 годов .

См. также

Напишите отзыв о статье "Смоленское княжество"

Примечания

1. Вл. Греков. // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.
2. Вернадский Г. В.
3. Рудаков В. Е. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
4. Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX-XIII вв.. - Москва: Наука, 1980. - P. 64-93.
5. Иванов А. С. «Moscowitica-Ruthenica» в латвийском государственном историческом архиве: история формирования комплекса, состав и введение в научный оборот. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики . - 2004. - № 3(17). - С. 54.

Литература

• Маковский Д. П. Смоленское княжество / Смоленский краеведческий научно-исследовательский институт. - Смоленск, 1948. - 272 с.

Ссылки

• Л. В. Алексеев

Отрывок, характеризующий Смоленское княжество

Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.

Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.

Смоленское великое княжество - русское княжество в верховьях рек Днепр, Волга и Западная Двина в XII-XV веках. Столица - город Смоленск. Путь из Варяг в Греки проходил через княжество и был важным источником дохода его правителей.

В состав княжества входили многие известные города, в том числе: Белый, Вязьма, Дорогобуж, Ельня, Жижец, Зубцов, Изяславль, Красный, Кричев, Медынь, Можайск, Мстиславль, Орша, Ржев, Ростиславль, Рудня, Славгород, Торопец.

Киевский период

Никоновская летопись под 875 годом сообщает об удачном походе Аскольда Киевского на кривичей. В 882 году, прежде чем захватить Киев, Олег Вещий посадил в Смоленске своих наместников. Первым смоленским наместником из династии Рюриковичей был Станислав Владимирович. По завещанию Ярослава Мудрого в 1054 году смоленским князем стал Вячеслав Ярославич, умерший через три года, после чего старшими Ярославичами с Волыни в Смоленск был переведён Игорь Ярославич. Он умер в 1060 году, и дани со Смоленской земли были поделены тремя старшими Ярославичами на три части.

Летописное известие о том, что Владимир Мономах, заняв в 1113 году киевский престол, перевёл своего сына Святослава из Смоленска в Переяславль, показывает Смоленскую землю под властью Мономаха в период после Любечского съезда 1097 года.

XII-XIII века

В правление Мстислава Великого (1125-1132) смоленский престол получил его сын Ростислав, который смог удержаться в Смоленске в период усобиц 1132-1167 годов и стал родоначальником династии смоленских князей Ростиславичей. Если Ростислав Мстиславич придерживался оборонительной стратегии (1155) и получал киевское княжение усилиями своих волынских и галицких союзников (1159, 1161), как старший в роду Мономаховичей, то его сыновья и внуки превращают княжество в базу своего влияния во всех частях Руси: наиболее заметными были выход Ростиславичей из подчинения Андрею Боголюбскому (1172), помощь противникам младших Юрьевичей (1174-1175) и Константину Всеволодовичу (1216) во время борьбы за власть во Владимиро-Суздальском княжестве, а также удачная серия походов (вдохновителем и организатором которых стал знаменитый Мстислав Удатный), направленных против чуди (1212, 1214), установивших влияние смоленских князей в Киеве (1214) и Галиче (1215, 1219) и противодействовавших захватам Ордена Меченосцев в Прибалтике (1217, 1219).

На княжение Мстислава Давыдовича (1219-1230) приходится и усиление Смоленского княжества, связанное с ситуацией в Полоцком княжестве. Натиск на него Литвы начался ещё в XII веке. К постоянным набегам добавились и поражения от немецких рыцарей Ордена Меченосцев. В результате Полоцк потерял ряд земель в Ливонии (Герсикское княжество, Кукейносское княжество). В то же время в нём растет влияние и авторитет смоленских князей, также воюющих с Литвой. После смерти в 1216 году Владимира Полоцкого его княжество слабеет, начинаются раздоры между удельными князьями. Ослабление Полоцка было невыгодно его соседям - Новгороду и Смоленску. И тогда, чтобы покончить со смутой в Полоцкой Земле, в 1222 году Мстислав Давидович ввёл смоленские войска в Полоцкую землю, взял Полоцк и посадил в нём на княжеский стол Святослава Мстиславича, старшего сына Мстислава Романовича Киевского.

Битва на реке Калке (1223) подорвала военные возможности смоленских князей, и в последующие десятилетия значение Смоленского княжества падает, для успешной обороны от Литвы оно вынуждено прибегать к помощи Владимиро-Суздальского княжества в 1225 (Битва под Усвятом), 1239, 1244-1245 годах. В 1230 году происходит землетрясение, затем два года длится голод. Следствием голода явился мор, унесший очень большое количество жизней во всех городах волости. По смерти Мстислава Давыдовича Святослав Мстиславич Полоцкий взял в 1232 году Смоленск и перебил при этом многих враждебных ему горожан. Во время монгольского нашествия пострадали восточные районы княжества, но Смоленск уцелел. В 1239 году на смоленский стол Ярославом Всеволодовичем Владимирским был посажен Всеволод Мстиславич, другой сын Мстислава Старого.

С конца XII века расширилась торговля Смоленска с Ригой и Висбю на Готланде. Главным предметом экспорта был воск, за ним следовали мёд и меха. Импорт состоял в основном из сукна, в более поздних источниках упоминаются также чулки, имбирь, засахаренный горошек, миндаль, копчёная сёмга, сладкие вина, соль, шпоры.

Монголо-татарское иго

В 1274 году хан Золотой Орды Менгу-Тимур послал войска на помощь Льву Галицкому против Литвы. Ордынское войско прошло на запад через Смоленское княжество, с чем историки связывают распространение на него власти Орды. В 1275 году одновременно со второй переписью в Северо-Восточной Руси была проведена первая перепись в Смоленском княжестве.

Во второй половине XIII века в Брянске утвердилась смоленская княжеская династия, потомки Глеба Ростиславича. Однако там на протяжении всего времени были сильны настроения «иметь своего князя» и быть автономными от Смоленска. Летопись даже сообщает, что в 1341 году жители Брянска убили нелюбимого ими князя Глеба, приехавшего из Смоленска. В конце концов Брянск был захвачен литовским князем Ольгердом в 1356 году, воспользовавшимся городской неурядицей.

В конце XIII веке из состава княжества выделяется Вязьма, появляются удельные столы в Можайске, Фоминском городке, Вязьме, Хлепень, Березуй (Поле) и других городах. Все они начинались как пограничные крепости, наряду с Москвой разделявшие Смоленск и Владимир, позднее становясь самостоятельными городами. В 1303 году Даниил Александрович Московский завладел Можайском. Иван Александрович заключил союз с Гедимином и отказался от уплаты дани Золотой Орде, следствием чего стал совместный поход на Смоленск московских, рязанских и ордынских войск в 1340 году. В 1345 Ольгерд двинулся освобождать Можайск, но потерпел неудачу. В 1351 на Смоленск двинулся с московской ратью Семён Иванович Гордый; он заставил смолян «отложиться» от союза с Литвой. В 1355 Ольгерд захватил Ржев, после чего все отношения между Смоленском и Литвой были нарушены. И хотя в 1370 году смоленские князья участвовали во втором походе Ольгерда на Москву, после обращения к ним патриарха объявили себя «подручниками» Москвы, в 1375 они вместе с Дмитрием Донским ходили на Тверь и участвовали в Куликовской битве в 1380 году.

При смоленском князе Святославе Ивановиче и его преемниках, несмотря на все усилия задержать распад княжества, оно все больше оказывается зажатым между Москвой и Литвой. Часть смоленских князей начали переезжать на службу к сильному московскому князю, например, Фёдор Константинович Фоминский.

В 1386 в бою под Мстиславлем Витовт разбил смоленские полки и начал сажать в Смоленске угодных ему князей. В 1395 Витовт осадил Смоленск, взял его штурмом, пленил местного князя и посадил в городе своих наместников.

В 1401 смоленским князьям удалось вернуть удельный стол, но ненадолго - в 1404 Витовт вновь занял Смоленск и окончательно присоединил его к Литве. С этого времени с самостоятельностью Смоленского княжества было покончено навсегда, а его земли были включены в состав Литвы.

Страница 12 из 12

Искусство Смоленского княжества

Смоленская земля имела свою длительную историю, определившую и границы княжества, и его раннее обособление, и круг его культурных и экономических связей. Здесь, где сходятся своими верховьями Днепр и Западная Двина, лежали важнейшие волоки, связывавшие Днепр с Волгой и реками Ильменского бассейна: Смоленская земля была узлом великого пути «из варяг в греки». Смоленск был известен уже византийскому императору Константину Багрянородному как важный городской центр. В это время Смоленск, как предполагают, лежал не на теперешнем месте, но в районе городищ, связанных с огромным некрополем – Гнездовским могильником. По-видимому, лишь в конце XI века Смоленск был перенесен на высокие холмы днепровского берега, где Владимир Мономах в 1101 г. возвел первый каменный храм – городской Успенский собор. Это был большой кирпичный храм, построенный, вероятно, в подражание собору Киево-Печерского монастыря, к которому восходили и другие городские соборы XII века. В 40-х годах XII века Смоленское княжество приобрело самостоятельность, и силу смоленских князей почувствовали Киев и Новгород. Крупный торговый и ремесленный центр, расположенный по обоим берегам Днепра, Смоленск был во многом похож по своей топографии на Новгород. На одной стороне реки, на высоком холме, находился детинец с городским собором Мономаха; на противоположном низменном берегу, хорошо защищенном болотами и речками, лежал торгово-ремесленный район города. Городское население оседало и у подножия детинца (как и в Киеве, этот участок города назывался Подолом); здесь, в левобережной части, было расположено подавляющее большинство каменных построек XII-XIII вв. Источники упоминают также о концах и сотнях, на которые делилась городская территория (известны Пятницкий и Крылошовский концы, а в заречной низменной части – «Петровское сто»). Вече было в Смоленске не менее действенной силой, чем в Новгороде; оно ограничивало власть князя, решительно вмешивалось в политические и церковные дела, утверждало или изгоняло князей, участвовало в замещении высших церковных должностей. Даже дела Церкви не раз подвергались нападкам горожан, так что смоленский епископ Лазарь должен был покинуть кафедру. Смоленский князь Давид Ростиславич «многие досады принял от Смольнян»; в 1186 году дело дошло до восстания, «и много голов пало лучших мужей...». Видимо в связи с этим княжеская резиденция оказалась вынесенной из детинца на окраину города, за речку Чурилку, подобно тому, как в Новгороде князь вынужден был покинуть детинец и обосноваться на Городище. Со всем этим были связаны быстрый рост городской культуры, развитие грамотности и общественной мысли. Известный смоленский проповедник Авраамий, живший на рубеже XII-XIII веков, своим вольномыслием привлекал к себе городские низы и подвергался гонениям со стороны князя и епископа.

Наряду с различными ремеслами в Смоленске XII века процветало и каменное строительство. Его сохранившиеся памятники составляют лишь незначительную долю того, что было создано смоленскими зодчими; многие здания (их насчитывается до двадцати) еще лежат в земле и ожидают археологического исследования.

С 40-х годов XII века начинается большое строительство смоленских князей, которые, по словам летописца, имели «любовь ненасытную о зданиях» и, обстраивая свою резиденцию, хотели сделать ее «вторым Вышгородом». В этом выражалась не только приверженность смоленских князей к киевской художественной традиции, но и желание поднять значение своей столицы ее связью с культом первых русских святых Бориса и Глеба. Смоленск был местом гибели одного из братьев – Глеба, и Смядынь, урочище на берегу речки Смядыни, стала местом княжеской резиденции и вновь выстроенного Борисоглебского княжеского монастыря.

Смядынь имела и определенное экономическое значение: она являлась «Торговой стороной» Смоленска; здесь был центр внешней и внутренней торговли княжества; по соседству находился поселок немецких купцов, в котором стояла их церковь Девы Марии.

Сохранившиеся в развалинах храмы Борисоглебского монастыря сооружены в 40-х годах
XII века согласно двум каноническим типам крестово-купольного здания. Малая церковь (Василия?) была небольшим четырехстолпным храмом; полуколонны средней пары лопаток выделяли центральное членение фасада, имевшего, судя по старым рисункам, трехлопастное завершение; эта форма, использованная полоцким зодчим Иоанном для обработки постамента под барабаном, здесь была перенесена на фасад самого здания.

В 1145-1146 годах был построен большой шестистолпный монастырский собор – «великая церковь» Бориса и Глеба. В западной части собора были хоры с лестницей, вероятно, внутри западной стены. Фасады членились плоскими лопатками с полуколоннами, а полукружия апсид были оживлены тонкими тягами. Обстроенный в 80-х годах XII века с трех сторон галереями, предназначавшимися под усыпальницу смоленских князей, Борисоглебский собор приобрел облик пятинефного храма. Он имел нарядные майоликовые полы и был украшен фресками.

Две другие церкви XII века – Петра и Павла середины XII в. и храм Иоанна Богослова, возведенный князем Романом Ростиславичем в 1173 году, – представляют собой варианты типа малого храма на Смядыни.

Церковь Петра и Павла – самое древнее из сохранившихся каменных сооружений Смоленска, датируется 40-50-ми годами XII в. К западу от храма стоял дворец князя, соединенный с ним деревянным переходом. Храм Петра и Павла – прекрасный образец крестово-купольной одноглавой четырехстолпной постройки. Фасады его членятся лопатками, полуциркульные проемы обрамлены строгой двухступенчатой нишей, храм имеет перспективные порталы и фасадные аркатуры, на промежуточных пилястрах – мощные полуколонны и двенадцатигранный барабан главы. На широких плоскостях угловых лопаток западного фасада проходит лента бегунка и выложены из плинфы рельефные кресты. Фасады церкви были обмазаны розовато-белым раствором с оставлением открытыми кирпичных деталей декора. Интерьер Петропавлов-ской церкви был роскошным, стены его покрывала фресковая роспись, полы выложены поливными керамическими плитками.

Церковь Иоанна Богослова располагалась при въезде в княжескую резиденцию – Смядынь. Храм имеет много общих черт с церковью Петра и Павла, интересно применение в убранстве фасадов, выложенных из кирпича, крестов и устройство наружных приделов-усыпальниц у восточных углов церкви.

Князья делали в эти храмы богатые вклады. Так, о Богословской церкви летопись говорит: князь Роман «создал церковь каменную святого Иоанна и украсил ее всяким строением церковным, и иконами золотом и финифтью украшенными, память создавая роду своему, также и душе своей оставление грехов прося».

Наиболее выдающимся произведением смоленских зодчих является построенный ими в
1191-1194 гг. в резиденции князя Давида придворный княжеский храм Михаила архангела (так называемая Свирская), в известной мере вторящий традиции полоцкого зодчего Иоанна. Центральная часть четырехстолпного храма значительно вытянута вверх, подобно мощной башне; ее динамику подчеркивает трехлопастное завершение фасадов и применение сложных пучковых пилястр, с их уходящими ввысь вертикалями. С трех сторон к храму примыкают высокие открытые внутрь притворы, образующие вместе со значительно выступающей вперед центральной апсидой как бы контрфорсы, усиливающие напряженность архитектурного образа. Особенность храма составляют его прямоугольные боковые апсиды. План церкви и композиция его объемов отличаются четко выраженной центричностью. Система завершения храма сближает его с передовым национальным течением в зодчестве XII века – Спасским собором в Полоцке и храмом Пятницы в Чернигове. Ниши фасадов были украшены росписями, часть наружных росписей Свирской церкви сохранились, внутри храм также имел стенопись, сохранившуюся фрагментарно. Михайло-Архангельский храм принадлежит к числу подлинных шедевров древнерусского искусства. Галицко-волынская летопись, внимательная к выдающимся памятникам архитектуры, в некрологе о строителе храма Давиде Ростиславиче пишет: князь «во все дни ходил к церкви святаго архистратига Божия Михаила, ее же сам создал во княжении своем, такой же нет в полунощной стране, и все приходящие к ней дивились изрядной красоте ее, иконами, золотом и серебром, и жемчугом, и каменьями дорогими украшенной, и всей благодатью исполненной».

Для большого строительства смоленских купцов и князей работали специальные корпорации кирпичников, знаки и клейма которых часто встречаются на кирпичах смоленских зданий. Кирпичная кладка скрывалась под побелкой или обмазкой, сообщавшей фасадам гладь и монолитность, напоминающую в известной мере памятники Новгорода. Общий облик храма был также прост и монументален. Полуколонны лопаток, глубокие теневые пятна порталов усиливали мощь и пластичность фасада, скромно украшенного строгим пояском аркатуры или выложенными из кирпича крестами.

Западноевропейские торговые связи смоленских купцов и большой приток иноземцев, для которых смоленские мастера возводили в городе храмы, помогают объяснить наличие в смолен-ских памятниках романских деталей, каковы отмечавшиеся выше аркатурные пояса, пучковые пилястры, лопатки с полуколоннами, перспективные порталы, которые прослежены также и в развалинах ряда храмов XII века, например, безымянной церкви, открытой раскопками на Воскресенском взгорке. Использование романских деталей обогащало художественный опыт смоленских зодчих. Венцом их творчества был храм Михаила Архангела, которому не было равного по «изрядной красоте» на всем русском Севере – «в полунощной стране». Напоминая здесь сказанное выше о поразительной по смелости и новизне композиции церкви Пятницы в Чернигове, связываемой с заказом князя смоленской династии Рюрика Ростиславича и его зодчим Петром Милонегом, можно оценить по достоинству вклад смоленского архитектурного искусства в сокровищницу русского зодчества. По-видимому, этим объясняются и широкая популярность смоленских зодчих, и влияние их приемов на архитектуру смежных областей.

Все древние храмы Смоленска были расписаны, к сожалению, от смоленской монументальной живописи осталось очень немного. В церквах Петра и Павла и Иоанна Богослова сохранились орнаментальные росписи в откосах окон, в Петропавловском храме в камере на хорах еще в
30-40-е гг. XX в. существовала большая композиция «Руно Гедеоново», в настоящее время практически утраченная и известная по воспроизведениям. Небольшие фрагменты росписи конца XII в. сохранились и церкви Михаила Архангела, часть их была недавно раскрыта при разборке поздних закладок в нишах и арках. Неоценимым для изучения домонгольской монументальной живописи открытием стало обнаружение при археологических раскопках большого монастыр-ского собора на Протоке фрагментов его росписи. При работах в 1962-1963 гг. был раскопан храм, стены которого местами сохранились на высоту до трех метров, но росписи сохранились в основном в нижних частях стен, это росписи декоративного характера – полилитии и полотенца , а также немногие лицевые изображения, располагавшиеся над декоративными панелями – фигуры трех мучеников в белых одеждах и св. Параскевы, изображение святителя Николая в жертвеннике, нижняя часть росписи центральной апсиды. Кроме того, существуют собранные из осколков части ликов. Работы по снятию со стен и монтировке на новую основу этих росписей выполняла реставрационная лаборатория Государственного Эрмитажа, сейчас они хранятся в Эрмитаже и в Смоленском музее. Росписи храма на Протоке датируются концом XII – началом XIII вв., они отличаются свободой и живописностью, в ликах мало использована моделировка при помощи белильных линий и бликов, как в новгородской стенописи этого времени, они отличаются более спокойной светотеневой лепкой. Стилистически они ближе киевским памятникам. Очень интересны смоленские росписи в технологическом отношении: в технике фресковой живописи выполнена только подготовка, доработка по уже сухой штукатурке красками на связующем играет гораздо большую роль при написании изображений, чем в монументальной живописи Киева, Новгорода или северо-восточной Руси.

При фрагментарности остатков монументальной живописи и отсутствии икон, связанных с полоцко-смоленским краем рассматриваемого времени, особого внимания заслуживают сохранив-шиеся миниатюры.

К полоцко-смоленской культуре принадлежит «Хутынский Служебник» (ныне в Государст-венном Историческом музее), датируемый XIII веком. Миниатюры этой рукописи представляют значительный интерес. Изображения Иоанна Златоуста и Василия Великого, отличающиеся точными пропорциями и хорошим рисунком, даны на Золотом фоне; они кажутся как бы парящими в воздухе, благодаря абстрактности фона. Орнаментика обрамлений во многом перекликается с мотивами народного искусства. К той же художественной традиции принадлежит «Евангелие» XIII века, хранящееся в Библиотеке Московского государственного университета. Плохо сохранившееся изображение евангелиста Иоанна близко по стилю к миниатюрам «Хутынского Служебника».

Подытоживая наблюдения над архитектурными памятниками XI-XIII веков в Галицко-Волынской земле, Полоцком и Смоленском княжествах, можно сделать следующие выводы.

Зодчество начального этапа периода феодальной раздробленности вступает в полосу быстрого подъема. Этот расцвет во многом обусловлен традициями и достижениями искусства Киевской Руси X-XI веков. Но традиции воспринимаются не механически, а глубоко творчески: архитектура XII-XIII веков разрабатывает новые темы и наполняет архитектурный образ новым содержанием. С неизбежной последовательностью и закономерностью рождается новый архитек-турный стиль, полностью отвечающий своему времени. Киев первоначально идет во главе художественного развития, поставляя первые образцы новых зданий, а затем уступает ведущую роль зодчеству других областей, которые, исходя из общего источника, создают местные варианты стиля. Теперь архитектурное творчество целиком сосредоточено в руках русских мастеров. Последние совершенствуют свое искусство, изучая древние и новые памятники Поднепровья и внимательно присматриваясь к работе своих русских и западноевропейских собратьев. Господ-ствующим типом культового здания остается крестово-купольный храм. Однако русские зодчие не оставляют неприкосновенной и эту основу византийского наследия: они подвергают ее коренной переработке, всячески подчеркивая пирамидальную, башнеобразную композицию храма. Эти смелые архитектурные искания увлекают зодчих многих областных школ и усиливают черты общности в их искусстве. В церкви Пятницы в Чернигове и в церкви Михаила Архангела в Смоленске дано наиболее острое и смелое решение этой задачи, как бы предвосхищающее позднейшие искания московских зодчих XIV-XV веков.

Интересный материал нашёл в Вики.

Смоле́нское вели́кое кня́жество - государственное образование в верховьях реки Днепр в XII-XV вв. (известно как удел в Киевской Руси с X в.). Столица - город Смоленск. Территория княжества в период расцвета (XII в.) - 92,8 тыс. кв. км. (что примерно соответствует территории современной Венгрии), население - ок. 1 млн. чел.

В состав княжества входили многие известные города, в том числе: Белый, Брянск, Вязьма, Дорогобуж, Ельня, Жижец, Зубцов, Изяславль, Красный, Кричев, Медынь, Можайск, Мстиславль, Орша, Ржев, Ростиславль, Рудня, Славгород, Торопец.

Особого могущества Смоленское княжество достигло при Ростиславе Мстиславиче и Романе Ростиславиче (1161-1180).

Новое усиление Смоленска приходится на княжение Мстислава Давидовича. Связано оно было с ситуацией в Полоцком княжестве. Натиск на него Литвы начался еще в XII веке. К постоянным набегам добавились и поражения от немецких рыцарей Ордена Меченосцев (Ливонского Ордена). В результате Полоцк теряет ряд земель на северо-востоке княжества. В то же время в нем растет влияние и авторитет смоленских князей, также воюющих с Литвой. После смерти в 1216 году Владимира Полоцкого его княжество слабеет, начинаются раздоры между удельными князьями. Ослабление Полоцка было невыгодно его соседям - Новгороду и Смоленску. И тогда, чтобы покончить со смутой в Полоцкой Земле, в 1222 году Мстислав Давидович вводит войска Смоленска в Полоцкую Землю, берет Полоцк и сажает там на княжеский стол Святослава Мстиславича. Таким образом, в правление Мстислава Давидовича Смоленск вновь упрочивает свое положение и расширяет границы.

Битва на реке Калке подорвала военные возможности смоленских князей, и в последующие десятилетия значение Смоленского княжества падает, для успешной обороны от Литвы оно вынуждено прибегать к помощи Владимиро-Суздальского княжества. В 1230 году происходит землетрясение, затем два года длится голод. Следствием голода явился мор, унесший очень большое количество жизней во всех городах волости. Но хуже всех природных напастей были политические волнения, связанные со смертью Мстислава. Идет борьба за великокняжеский стол. Победу в ней в конечном итоге одерживает Святослав Мстиславич Полоцкий, взявший в 1232 году Смоленск и перебивший при этом многих враждебных ему горожан. Однако волнения продолжались, так как для смолян было непривычно преобладание Полоцка. В результате, из-за недовольства народа и ослабевания центральной власти, Полоцк вновь отделяется. В середине XIII века на Смоленск начались набеги литовцев, затем княжество, все больше слабевшее, начало постепенно терять свои земли (в 1303 к Москве, например, отошел Можайск).

Смоленск значительно отличается от других княжеств тем, что ему во время раздробленности удалось уменьшить дробление на уделы и даже расширить границы княжества. Так, во второй половине XIII века был присоединен Брянск, ранее входивший в состав Черниговской земли и бывший весьма важным городом. Однако там на протяжении всего времени были сильны настроения "иметь своего князя" и быть автономными от Смоленска. Летопись даже сообщает, что в 1341 году жители Брянска убили нелюбимого ими князя Глеба, приехавшего из Смоленска. В конце концов Брянск был захвачен литовским князем Ольгердом в 1356 году, воспользовавшимся городской неурядицей.

В конце XIII веке из состава княжества выделяется Вязьма, появляются удельные столы в Брянске, Можайске, Фоминском городке, Вязьме и других городах. Все они стремились если не к полному отделению, то хотя бы к внутренней автономии, что еще больше ослабляло Смоленск. При смоленском князе Святославе Ивановиче и его преемниках, несмотря на все усилия задержать распад княжества, прекращаются связи с Киевом, утрачивается влияние на Полоцк и Новгород, и Смоленск все больше оказывается зажатым между Москвой и Литвой. Часть смоленских князей начали переезжать на службу к сильному московскому князю, например, Фёдор Константинович Фоминский.

Видимо, Иван Александрович, всячески стараясь избежать политического краха, вошел в тесные сношения с Литвой, так как в 1345 Ольгерд двинулся освобождать Можайск, но потерпел неудачу. В 1351 на Смоленск двинулся с московской ратью Семён Иванович Гордый; он заставил смолян «отложиться» от союза с Литвой. В 1355 Ольгерд захватил Ржев, после чего все отношения между Смоленском и Литвой были нарушены, и смоленские правители объявили себя «подручниками» Москвы (в 1375 они вместе с Дмитрием Донским ходили на Тверь).

В 1386 в бою под Мстиславлем Витовт разбил смоленские полки и начал сажать в Смоленске угодных ему князей. В 1395 Витовт осадил Смоленск, взял его штурмом, пленил местного князя и посадил в городе своих наместников.

В 1401 смоленским князьям удалось вернуть удельный стол, но ненадолго - в 1404 Витовт вновь занял Смоленск и окончательно присоединил его к Литве. С этого времени с самостоятельностью Смоленского княжества было покончено навсегда, а его земли были включены в состав Литвы.

Смоленские князья:

* 1010-1015 Станислав Владимирович
* 1054-1057 Вячеслав Ярославич
* 1057-1060 Игорь Ярославич волынский
* 1073-1078 Владимир Всеволодович Мономах
* 1093-1094 Изяслав Владимирович курский
* 1094-1094 Давыд Святославич черниговский
* 1094-1095 Мстислав Владимирович Великий киевский
* 1095-1097 Давыд Святославич черниговский (повторно)
* 1097-1113 Святослав Владимирович переяславский
* 1113-1125 Вячеслав Владимирович киевский
* 1125-1160 Ростислав Мстиславич киевский
* 1160-1172 Роман Ростиславич киевский
* 1172-1174 Ярополк Романович
* 1174-1175 Роман Ростиславич киевский (повторно)
* 1175-1177 Мстислав Ростиславич Храбрый новгородский
* 1177-1180 Роман Ростиславич киевский (повторно)
* 1180-1197 Давид Ростиславич
* 1197-1213 Мстислав Романович Старый киевский
* 1213-1219 Владимир Рюрикович киевский
* 1219-1230 Мстислав-Фёдор Давидович
* 1230-1232 Ростислав Мстиславич смоленский
* 1232-1239 Святослав Мстиславич
* 1239-1249 Всеволод Мстиславич смоленский
* 1249-1278 Глеб Ростиславич смоленский
* 1278-1279 Михаил Ростиславич
* 1280-1297 Фёдор Ростиславич Чёрный ярославский
* 1297-1313 Александр Глебович
* 1313-1356 Василий Александрович (князь смоленский)
* 1356-1359 Иван Александрович
* 1359-1386 Святослав Иванович
* 1386-1392 Юрий Святославич
* 1392-1399 Глеб Святославич смоленский
* 1401-1405 Юрий Святославич (повторно)