Я здесь — фанфик по фэндому «Лагерлёф Сельма «Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции.
Нильс в это время стоял, притаившись за деревом. Он все видел, все слышал и от горя и досады готов был заплакать.
Никогда еще он не жалел так горько, что гном заколдовал его. Будь он настоящим человеком, пусть бы попробовал кто-нибудь тронуть Мартина!
А теперь, прямо у него на глазах, Мартина, его лучшего друга, потащили в кухню, чтобы зарезать и зажарить на обед. Неужели же Нильс так и будет стоять сложа руки и смотреть?
Нет, он спасет Мартина! Спасет во что бы то ни стало!
Нильс решительно двинулся к дому.
По дороге он все-таки поднял и надел свой башмачок, валявшийся в траве.
Самое трудное было попасть в дом. Крыльцо было высокое, целых семь ступенек!
Точно акробат, подтягивался Нильс на руках со ступеньки на ступеньку, пока не добрался до верха.
Дверь, на его счастье, была открыта, и Нильс незаметно проскользнул на кухню.
У окна на большом столе лежал Мартин. Лапы и крылья у него были связаны так крепко, что он не мог шевельнуться.
Возле очага возилась женщина. Засучив рукава, она терла мочалкой большой чугунок. Точно такой чугунок был и у матери Нильса - она всегда жарила в нем кур и гусей.
Вымыв чугунок, женщина поставила его сушиться, а сама принялась разводить огонь в очаге.
Опять хворосту не хватит! - проворчала она и, подойдя к окошку, громко крикнула:
Матс! Ооса! Никто не отозвался.
Вот бездельники! Целый день бегают без толку, не могут даже хворосту набрать! - И, хлопнув дверью, она вышла во двор.
А Нильсу только того и надо было.
Мартин, ты жив? - спросил он, подбегая к столу.
Пока что жив, - уныло ответил Мартин.
Ну, потерпи еще минуточку, сейчас я тебя освобожу. Нильс обхватил руками и ногами ножку стола и быстро полез вверх.
Скорее, Нильс, а то она сейчас вернется, - торопил его Мартин.
Но Нильса не надо было торопить. Вскочив на стол, он выхватил из кармана свой ножичек и, как пилой, стал перепиливать веревки.
Ножичек так и мелькал у него в руке. Взад-вперед! Взад-вперед! Взад-вперед!
Вот уже крылья на свободе. Мартин осторожно пошевелил ими.
Кажется, целы, не поломаны, - сказал он. А Нильс уже пилил веревки на лапах. Веревки были новые, жесткие, а ножичек совсем затупился.
Скорей, скорей, она идет! - крикнул вдруг Мартин.
Ой, не успеть! - прошептал Нильс.
Ножичек его стал горячим, пальцы онемели и распухли, но он все пилил и пилил. Вот веревка уже расползается под ножом… Еще минута - и Мартин спасен.
Но тут скрипнула дверь, и в комнату вошла хозяйка с огромной охапкой хворосту.
Натягивай веревку! - успел крикнуть Нильс. Мартин изо всех сил дернул лапами, и веревка лопнула.
Ах разбойник! Да как же это он ухитрился? - воскликнула хозяйка.
Она швырнула хворост на пол и подскочила к столу. Но Мартин вывернулся прямо у нее из-под рук.
И началась погоня.
Мартин - к двери, а хозяйка его ухватом от двери. Мартин - на шкаф, а хозяйка его со шкафа метлой. Мартин - на посудную полку, а хозяйка как прихлопнет его решетом - одни только лапы на свободе остались.
Фу, совсем загонял! - сказала хозяйка и рукавом отерла пот со лба.
Потом она сгребла Мартина за лапы и, опрокинув вниз головой, опять потащила к столу.
Одной рукой она крепко придавила гуся, а другой скручивала ему лапы веревкой.
И вдруг что-то острое вонзилось ей в палец. Хозяйка вскрикнула и отдернула руку.
Ой, что это? - прошептала она. Из-за большой деревянной солонки на столе выглядывал крошечный человечек и грозил ей ножичком, - Ой, что это? - опять прошептала она.
Пока хозяйка охала и ахала, Мартин не терял времени даром. Он вскочил, отряхнулся и, схватив Нильса за шиворот, вылетел в окно.
Ну и дела! - сказала хозяйка, когда они скрылись за верхушками деревьев.
Она тяжело вздохнула и стала подбирать хворост, разбросанный по полу.
Глава XIII. ГУСИНАЯ СТРАНА
Мартин с Нильсом летели прямо на север, как им велела Акка Кебнекайсе. Хотя они и одержали победу в сражении с хозяйкой, но победа эта досталась им нелегко. Все-таки хозяйка здорово потрепала Мартина. Крылья у него были помяты, на одну лапу он хромал, бок, по которому проехалась метла, сильно болел.
Мартин летел медленно, неровно, совсем как в первый день их путешествия
То будто нырнет, то взметнется вверх, то завалится на правый бок, то на левый. Нильс едва держался у него на спине. Его так и бросало из стороны в сторону, словно они опять попали в бурю.
Знаешь что, Мартин, - сказал Нильс, - надо бы тебе передохнуть. Спускайся вниз! Вон, кстати, и полянка хорошая. Пощиплешь свежей травки, наберешься сил, а там и снова в путь.
Долго уговаривать Мартина не пришлось. Ему и самому приглянулась эта полянка. Да и торопиться теперь было нечего - стаю им все равно не догнать, а доберутся они до Лапландии на час раньше или на час позже - это уж не важно.
И они опустились на полянку.
Каждый занялся своим делом: Мартин щипал свежую молодую травку, а Нильс разыскивал старые орехи.
Он медленно брел по опушке леса от дерева к дереву, обшаривая каждый клочок земли, как вдруг услышал какой-то шорох и потрескивание.
Рядом в кустарнике кто-то прятался.
Нильс остановился.
Шорох затих.
Нильс стоял не дыша и не двигаясь.
И вот наконец один куст зашевелился. Среди веток мелькнули белые перья. Кто-то громко загоготал.
Мартин! Что ты тут делаешь? Зачем ты сюда залез? - удивился Нильс.
Но в ответ ему раздалось только шипенье, и из куста чуть-чуть высунулась чья-то чужая гусиная голова.
Да это вовсе не Мартин! - воскликнул Нильс. - Кто же это может быть? Уж не та ли гусыня, из-за которой чуть не зарезали Мартина?
Ах, вот как, они хотели меня зарезать?.. Хорошо, что я убежала, - проговорил гусиный голос, и белая голова снова высунулась из куста.
Значит, вы Марта? - спросил Нильс. - Очень рад познакомиться. - Нильс поклонился гусыне. - Мы только что от ваших хозяев. Едва ноги унесли.
А сам-то ты кто? - недоверчиво спросила гусыня. - И на человека не похож, и на гуся не похож. Постой-ка, постой! Уж не тот ли ты Нильс, о котором тут в лесу такие чудеса рассказывают!
Так и вы слышали обо мне? - обрадовался Нильс. - Выходит, мы с вами знакомы. А Мартина вы еще не видели? Он здесь, на полянке. Пойдемте к нему. Он, наверное, очень вам обрадуется. Знаете, он тоже домашний гусь и тоже убежал из дому. Только моя мама ни за что бы его не зарезала…
Мартин и вправду очень обрадовался. Он даже забыл о своих ранах и, увидев гусыню, сразу стал прихорашиваться: пригладил клювом перышки, расправил крылья, выпятил грудь.
Очень, очень рад вас видеть, - сказал Мартин кланяясь. - Вы прекрасно сделали, что убежали от ваших хозяев. Это очень грубые люди. Но все-таки вам, наверное, страшно жить в лесу одной? В лесу так много врагов, вас всякий может обидеть.
Ах, я и сама не знаю, что мне делать, - жалобно заговорила гусыня. - У меня нет ни минутки покоя. Нынешней ночью куница чуть не оборвала мне крыло. А вчера муравьи до крови искусали. Но все равно я ни за что не вернусь домой! Ни за что! Хозяйский сынок только и делает, что дразнит меня. А хозяйская дочка никогда вовремя не накормит и не напоит. - И гусыня горько заплакала.
Нильсу стало не по себе: он вспомнил, что и Мартину когда-то приходилось от него несладко.
Может, и Мартин вспомнил об этом, но из деликатности не подал виду. А Марте он сказал:
Не надо плакать! Мы с Нильсом сейчас что-нибудь придумаем.
Я уже придумал! - крикнул Нильс. - Она полетит с нами.
Ну да, конечно же, она полетит с нами, - обрадовался Мартин. Ему очень понравилось предложение Нильса. - Правда, Марта, вы полетите с нами?
Ах, это было бы очень хорошо, - сказала Марта, - но я ведь почти не умею летать. Нас, домашних гусей, никто этому не учит.
Ничего, вы сами научитесь, - сказал Мартин. - Поверьте мне, это не так уж трудно. Надо только твердо помнить, что летать высоко легче, чем летать низко, а летать быстро легче, чем летать медленно. Вот и вся наука. Я-то теперь хорошо это знаю! Ну, а если по правилам не выйдет, можно и без правил - потихонечку, полегонечку, над самым леском. Чуть что, сразу опустимся па землю и отдохнем.
Так они и летели в пол-лета. Хорошо еще, что никто их не видел. Все птичьи стаи давно пролетели мимо.
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава XIII. ГУСИНАЯ СТРАНА
1
Мартин с Нильсом летели прямо на север, как им велела Акка Кебнекайсе. Хотя они и одержали победу в сражении с хозяйкой, но победа эта досталась им нелегко. Все-таки хозяйка здорово потрепала Мартина. Крылья у него были помяты, на одну лапу он хромал, бок, по которому проехалась метла, сильно болел.
Мартин летел медленно, неровно, совсем как в первый день их путешествия
– то будто нырнет, то взметнется вверх, то завалится на правый бок, то на левый. Нильс едва держался у него на спине. Его так и бросало из стороны в сторону, словно они опять попали в бурю.
– Знаешь что, Мартин, – сказал Нильс, – надо бы тебе передохнуть. Спускайся вниз! Вон, кстати, и полянка хорошая. Пощиплешь свежей травки, наберешься сил, а там и снова в путь.
Долго уговаривать Мартина не пришлось. Ему и самому приглянулась эта полянка. Да и торопиться теперь было нечего – стаю им все равно не догнать, а доберутся они до Лапландии на час раньше или на час позже – это уж не важно.
И они опустились на полянку.
Каждый занялся своим делом: Мартин щипал свежую молодую травку, а Нильс разыскивал старые орехи.
Он медленно брел по опушке леса от дерева к дереву, обшаривая каждый клочок земли, как вдруг услышал какой-то шорох и потрескивание.
Рядом в кустарнике кто-то прятался.
Нильс остановился.
Шорох затих.
Нильс стоял не дыша и не двигаясь.
И вот наконец один куст зашевелился. Среди веток мелькнули белые перья. Кто-то громко загоготал.
– Мартин! Что ты тут делаешь? Зачем ты сюда залез? – удивился Нильс.
Но в ответ ему раздалось только шипенье, и из куста чуть-чуть высунулась чья-то чужая гусиная голова.
– Да это вовсе не Мартин! – воскликнул Нильс. – Кто же это может быть? Уж не та ли гусыня, из-за которой чуть не зарезали Мартина?
– Ах, вот как, они хотели меня зарезать?.. Хорошо, что я убежала, – проговорил гусиный голос, и белая голова снова высунулась из куста.
– Значит, вы Марта? – спросил Нильс. – Очень рад познакомиться. – Нильс поклонился гусыне. – Мы только что от ваших хозяев. Едва ноги унесли.
– А сам-то ты кто? – недоверчиво спросила гусыня. – И на человека не похож, и на гуся не похож. Постой-ка, постой! Уж не тот ли ты Нильс, о котором тут в лесу такие чудеса рассказывают!
– Так и вы слышали обо мне? – обрадовался Нильс. – Выходит, мы с вами знакомы. А Мартина вы еще не видели? Он здесь, на полянке. Пойдемте к нему. Он, наверное, очень вам обрадуется. Знаете, он тоже домашний гусь и тоже убежал из дому. Только моя мама ни за что бы его не зарезала…
Мартин и вправду очень обрадовался. Он даже забыл о своих ранах и, увидев гусыню, сразу стал прихорашиваться: пригладил клювом перышки, расправил крылья, выпятил грудь.
– Очень, очень рад вас видеть, – сказал Мартин кланяясь. – Вы прекрасно сделали, что убежали от ваших хозяев. Это очень грубые люди. Но все-таки вам, наверное, страшно жить в лесу одной? В лесу так много врагов, вас всякий может обидеть.
– Ах, я и сама не знаю, что мне делать, – жалобно заговорила гусыня. – У меня нет ни минутки покоя. Нынешней ночью куница чуть не оборвала мне крыло. А вчера муравьи до крови искусали. Но все равно я ни за что не вернусь домой! Ни за что! Хозяйский сынок только и делает, что дразнит меня. А хозяйская дочка никогда вовремя не накормит и не напоит. – И гусыня горько заплакала.
Нильсу стало не по себе: он вспомнил, что и Мартину когда-то приходилось от него несладко.
Может, и Мартин вспомнил об этом, но из деликатности не подал виду. А Марте он сказал:
– Не надо плакать! Мы с Нильсом сейчас что-нибудь придумаем.
– Я уже придумал! – крикнул Нильс. – Она полетит с нами.
– Ну да, конечно же, она полетит с нами, – обрадовался Мартин. Ему очень понравилось предложение Нильса. – Правда, Марта, вы полетите с нами?
– Ах, это было бы очень хорошо, – сказала Марта, – но я ведь почти не умею летать. Нас, домашних гусей, никто этому не учит.
– Ничего, вы сами научитесь, – сказал Мартин. – Поверьте мне, это не так уж трудно. Надо только твердо помнить, что летать высоко легче, чем летать низко, а летать быстро легче, чем летать медленно. Вот и вся наука. Я-то теперь хорошо это знаю! Ну, а если по правилам не выйдет, можно и без правил – потихонечку, полегонечку, над самым леском. Чуть что, сразу опустимся па землю и отдохнем.
– Что ж, если вы так любезны, я с удовольствием разделю вашу компанию,
– сказала гусыня. – Должна вам признаться, что, пока я жила тут одна, я немного научилась летать. Вот посмотрите.
И Марта побежала по лужайке, взмахивая на ходу крыльями. Потом вдруг подпрыгнула и полетела.
– Прекрасно! Прекрасно! Вы отлично летаете! – воскликнул Мартин. – Нильс, садись скорее!
Нильс вскочил ему на спину, и они тронулись в путь.
Марта оказалась очень способной ученицей. Она все время летела вровень с Мартином, ничуточки от него не отставая.
Зато Мартин никогда еще не летал так медленно. Он еле шевелил крыльями и то и дело устраивал привал.
Нильс даже испугался. Он наклонился к самому уху гуся и зашептал:
– Что с тобой, Мартин? Уж не заболел ли ты?
– Тише, тише, – тоже шепотом ответил Нильсу Мартин и покосился на Марту. – Как ты не понимаешь! Ведь она в первый раз летит. Забыл, каково мне приходилось поначалу-то!
Так они и летели в пол-лета. Хорошо еще, что никто их не видел. Все птичьи стаи давно пролетели мимо.
2
Каждый раз, когда Нильс смотрел вниз, ему казалось, что вся земля путешествует вместе с ним.
Медленно тянулись поля и луга.
Бежали реки – то спокойно разливаясь по долинам, то шумно перепрыгивая через каменистые пороги.
Деревья, упираясь корнями в землю, взбирались по горам до самых вершин, а потом сбегали по склонам – где врассыпную, где густой толпой.
А солнце оглядывало всю землю и всех подбадривало:
– Вперед! Вперед! Веселее!
Но чем дальше Нильс летел на север, тем меньше становилось у него спутников. Первыми попрощались с Нильсом вишневые и яблоневые деревца. Они кивали ему вслед, наклоняя головы в пышных белоснежных шапках, как будто хотели сказать: «Дальше нам нельзя! Ты думаешь, это снег на наших ветках? Нет, это цветы. Мы боимся, что их прихватит утренним морозом и они облетят раньше времени. Тогда не будет осенью ни вишен, ни яблок. Нет, нет, дальше нам нельзя!»
Потом отстали пашни. С ними остановились на месте и села. Ведь в селах живут крестьяне. Куда же им уйти от полей, на которых они взращивают хлеб!
Зеленые луга, где паслись коровы и лошади, нехотя свернули в сторону, уступая дорогу топким мшистым болотам.
А куда подевались леса? Еще недавно Нильс летел над такими густыми чащами, что за верхушками деревьев и земли не было видно.
Но сейчас деревья будто рассорились. Растут вразброд, каждое само по себе. Буков давно и в помине нет.
Вот и дуб остановился, точно задумался, – идти ли дальше.
– Шагай, шагай! – крикнул ему сверху Нильс. – Чего ты боишься?
Дуб качнулся вперед, опять задумался, да так и застыл на месте.
– Ну и стой себе, если ты такой упрямый! – рассердился Нильс. – Вон березки и сосны храбрее тебя!
Но березы и сосны тоже испугались севера. Они скрючились и пригнулись к самой земле, будто хотели спрятаться от холода.
А солнце катилось по небу и не уставало светить.
– Не понимаю, – сказал Мартин, – летим, летим, а вечер все никак не наступит. До чего же спать хочется!
– И мне спать хочется! – сказала Марта. – Глаза слипаются.
– Да и я бы не прочь вздремнуть, – сказал Нильс. – Смотри-смотри, Мартин, вон аисты на болоте спят. Тут, в Лапландии, все по-другому. Может, здесь вместо луны всю ночь солнце светит? Давай и мы привал устроим.
Так они и сделали.
3
На следующий день Нильс, Мартин и Марта увидели Серые скалы, возвышавшиеся над Круглым озером.
– Ура! – закричал Нильс. – Прилетели! Бросай якорь, Мартин!
Они опустились на берег, поросший густым камышом.
– Ну что, Мартин? Рад? – говорил Нильс. – Нравится тебе? Смотри, тут и трава не простая, а лапландская, и камыш, наверное, лапландский, и вода в озере лапландская!
– Да, да, все прямо замечательно, – говорил Мартин, а сам даже не глядел ни на что.
По правде сказать, его сейчас совсем не интересовало, лапландская тут трава или какая-нибудь другая.
Мартин был чем-то озабочен.
– Послушай, Нильс, – тихонько сказал он, – как же нам быть с Мартой? Акка Кебнекайсе, конечно, хорошая птица, но очень уж строгая. Ведь она может Марту и не принять в стаю.
– Принять-то примет… – сказал Нильс. – Только знаешь что, давай сделаем так: Марту пока здесь оставим и явимся одни. Выберем подходящую минуту и во всем признаемся Акке. А уж потом за Мартой слетаем.
Они спрятали Марту в камышах, натаскали ей про запас водорослей, а сами пошли искать свою стаю.
Медленно пробирались они по берегу, заглядывая за каждый кустик молодого ивняка, за каждую кочку.
Всюду кипела работа – переселенцы устраивались на новых квартирах. Кто тащил в клюве веточку, кто охапку травы, кто клочок мха. У некоторых гнезда были уже готовы, и соседи с завистью поглядывали на счастливых хозяев, которые отдыхали в новых домах.
Но все это были чужие гуси. Никого из своих Нильс и Мартин не находили.
– Не знаете ли вы, где остановилась Акка Кебнекайсе? – спрашивали они каждого встречного.
– Как не знать! Она к самым скалам полетела. Устроилась под старым орлиным гнездом, – отвечали им.
Наконец они увидели высокую скалу и над ней гнездо – точно огромная корзина, оно прилепилось к каменному склону.
– Ну, кажется, пришли, – сказал Нильс.
И верно, навстречу им уже бежали и летели друзья. Гуси обступили Мартина и Нильса тесным кольцом и радостно гоготали:
– Наконец-то! Прилетели!
– Где это вы пропадали?
– Вы что, летать разучились? – кричали им со всех сторон.
– Акка! Акка Кебнекайсе! Встречай гостей! Акка не торопясь подошла к ним.
– Нашли башмачок? – спросила она.
– Башмачок-то нашли, – весело сказал Нильс и притопнул каблучком. – Пока искали, чуть головы не потеряли. Зато вместе с башмачком мы нашли Мартину невесту.
– Вот это хорошо, – кивнула Акка. – Я и сама уж подумала, что надо его женить, а то ему одному скучно будет. Он ведь гусь молодой. Ну, где же ваша невеста?
– А она тут, недалеко. Я мигом слетаю за ней, – обрадовался Мартин и полетел за Мартой.
4
Через несколько дней у подножия Серых скал вырос целый гусиный город.
Мартин с Мартой тоже обзавелись собственным домом. Первый раз в жизни пришлось им жить своим хозяйством. Сперва это было не очень-то легко. Ведь что там ни говори, а домашние гуси избалованный народ. Привыкли жить, ни о чем не думая, – дом для них всегда готов, обед каждый день в корыте подают. Только и дела – ешь да гуляй! А тут и жилье надо самим строить и о пропитании самим заботиться.
Но все-таки домашние гуси – это гуси, и Мартин с Мартой отлично зажили в новом доме.
Нильсу тоже поначалу пришлось трудно. Гуси, конечно, позаботились о нем
– всей стаей смастерили для него теплое, красивое гнездо. Но Нильс не захотел в нем жить – как-никак он человек, а не птица, и ему нужна крыша над головой.
Нильс решил построить себе настоящий дом.
Прежде всего на ровном месте он начертил четырехугольник – вот начало дома и заложено. После этого Нильс стал вбивать по углам длинные колышки. Он садился на клюв Мартина, и Мартин, вытянув шею, поднимал его как можно выше. Нильс устанавливал колышек в самый угол и камнем вколачивал в землю.
Теперь оставалось выстроить стены. Мартину и тут нашлась работа. Он подносил в клюве палочки-бревнышки, укладывал их друг на друга, а Нильс связывал их травой. Потом ножичком вырезал в стене дверь и окошко и взялся за самое главное – за крышу.
Крышу он сплел из тоненьких гибких веточек, как в деревне плетут корзины. Она и получилась, как корзина: вся просвечивала.
– Ничего, светлее будет, – утешал себя Нильс.
Когда дом был готов, Нильс пригласил к себе в гости Акку Кебнекайсе. Внутрь она, конечно, войти не могла – через дверь пролезала только ее голова. Но зато она хорошенько осмотрела все снаружи.
– Дом-то хорош, – сказала Акка, – а вот крыша ненадежная: и от солнца под такой крышей не спрячешься, и от дождя не укроешься. Ну, да этому горю помочь можно. Сейчас мастеров тебе пришлю.
И она куда-то полетела.
Вернулась она с целой стаей ласточек. Ласточки закружились, захлопотали над домом: они улетали, прилетали и без устали стучали клювами по крыше и стенам. Не прошло и часа, как дом был со всех сторон облеплен толстым слоем глины.
– Лучше всяких штукатуров работают! – весело закричал Нильс. – Молодцы, ласточки!
Так понемногу все и устроились.
А скоро появились новые заботы: в каждом доме запищали птенцы.
Только в гнезде у Акки Кебнекайсе было по-прежнему тихо. Но хотя сама она и не вывела ни одного птенца, хлопот у нее было хоть отбавляй. С утра до вечера она летала от гнезда к гнезду и показывала неопытным родителям, как надо кормить птенцов, как учить их ходить, плавать и нырять.
У Мартина и Марты было пятеро длинноногих гусят. Родители долго думали, как бы назвать своих первенцев, да все не могли выбрать подходящих имен. Все имена казались недостойными их красавцев.
То имя было слишком короткое, то слишком длинное, то слишком простое, то слишком мудреное, то нравилось Мартину, но не нравилось Марте, то нравилось Марте, но не нравилось Мартину.
Так, наверное, они и проспорили бы все лето, если б в дело не вмешался Нильс. Он сразу придумал имена всем пяти гусятам.
Имена были не длинные, не короткие и очень красивые. Вот какие: Юкси, Какси, Кольме, Нелье, Вийси. По-русски это значит: Первый, Второй, Третий, Четвертый, Пятый. И хотя все гусята увидели свет в один час, Юкси то и дело напоминал своим братьям, что он первый вылупился из яйца, и требовал, чтобы все его слушались.
Но братья и сестры не хотели его слушаться, и в гнезде Мартина не прекращались споры и раздоры.
«Весь в отца, – думал Нильс, глядя на Юкси. – Тот тоже вечно скандалил на птичьем дворе, никому проходу не давал. А зато теперь какой хороший гусь…»
Раз десять в день Мартин и Марта призывали Нильса на семейный суд, и он разбирал все споры, наказывал виновных, утешал обиженных.
Нильс был строгим судьей, и все-таки гусята очень его любили. Да и немудрено: он гулял с ними, учил их прыгать через палочку, водил с ними хороводы. Как же было его не любить!
Глава XIV. ПРИЕМЫШ
1
Был теплый ясный день. К полудню солнце стало припекать, а в Лапландии даже летом это бывает нечасто.
В тот день Мартин и Марта решили дать своим гусятам первый урок плавания.
На озере они боялись учить их – как бы не случилось какой беды! Да и сами гусята, даже храбрый Юкси, ни за что не хотели лезть в холодную озерную воду.
К счастью, накануне прошел сильный дождь, и лужи еще не высохли. А в лужах вода и теплая и неглубокая. И вот на семейном совете было решено поучить гусят плавать сначала в луже. Их выстроили парами, а Юкси, как самый старший, шел впереди.
Около большой лужи все остановились. Марта вошла в воду, а Мартин с берега подталкивал к ней гусят.
– Смелей! Смелей! – покрикивал он на птенцов. – Смотрите на свою мать и подражайте ей во всем.
Но гусята топтались у самого края лужи, а дальше не шли.
– Вы опозорите всю нашу семью! – кричала па них Марта. – Сейчас же идите в воду!
И она в сердцах ударила крыльями по луже.
Гусята по-прежнему топтались на месте.
Тогда Мартин подхватил Юкси клювом и поставил его прямо посреди лужи. Юкси сразу по самую макушку ушел в воду. Он запищал, забарахтался, отчаянно забил крылышками, заработал лапками и.., поплыл.
Через минуту он уже отлично держался на воде и с гордым видом посматривал на своих нерешительных братьев и сестер.
Это было так обидно, что братья и сестры сразу же полезли в воду и заработали лапками ничуть не хуже Юкси. Сначала они старались держаться поближе к берегу, а потом осмелели и тоже поплыли на самую середину лужи.
Вслед за гусями и Нильс решил было выкупаться. Но в это время какая-то широкая тень накрыла лужу. Нильс поднял голову. Прямо над ними, распластав огромные крылья, парил орел.
– Скорей на берег! Спасайте птенцов! – закричал Нильс Мартину и Марте, а сам помчался искать Акку.
– Прячьтесь! – кричал он по дороге. – Спасайтесь! Берегитесь!
Встревоженные гуси выглядывали из гнезд, но, увидев в небе орла, только отмахивались от Нильса.
– Да что вы, ослепли все, что ли? – надрывался Нильс. – Где Акка Кебнекайсе?
– Я тут. Что ты кричишь, Нильс? – услышал он спокойный голос Акки, и голова ее высунулась из камыша. – Чего ты пугаешь гусей?
– Да разве вы не видите? Орел!
– Ну, конечно, вижу. Вот он уже спускается.
Нильс, вытаращив глаза, смотрел на Акку. Он ничего не понимал.
Орел приближается к стае, и все преспокойно сидят, будто это не орел, а ласточка какая-нибудь!
Чуть не сбив Нильса с ног широкими сильными крыльями, орел сел у самого гнезда Акки Кебнекайсе.
– Привет друзьям! – весело сказал он и щелкнул своим страшным клювом.
Гуси высыпали из гнезд и приветливо закивали орлу. А старая Акка Кебнекайсе вышла ему навстречу и сказала:
– Здравствуй, здравствуй, Горго. Ну, как живешь? Рассказывай про свои подвиги!
– Да уж лучше мне о своих подвигах не рассказывать, – ответил Горго. – Ты меня не очень-то за них похвалишь!
Нильс стоял в стороне, смотрел, слушал и не верил ни своим глазам, ни своим ушам.
«Что за чудеса! – думал он. – Кажется, этот Горго даже побаивается Акки. Будто Акка – орел, а он – обыкновенный гусь».
И Нильс подошел поближе, чтобы получше разглядеть этого удивительного орла.
Горго тоже уставился на Нильса.
– А это что за зверь? – спросил он Акку. – Не человечьей ли он породы?
– Это Нильс, – сказала Акка. – Он действительно человечьей породы, но все-таки наш лучший друг.
– Друзья Акки – мои друзья, – торжественно сказал орел Горго и слегка наклонил голову.
Потом он снова повернулся к старой гусыне.
– Надеюсь, вас тут без меня никто не обижает? – спросил Горго. – Вы только дайте знак, и я со всяким расправлюсь!
– Ну, ну, не зазнавайся, – сказала Акка и легонько стукнула орла клювом по голове.
– А что, разве не так? Разве смеет кто-нибудь из птичьего народа перечить мне? Что-то я таких не знаю. Пожалуй, только ты! – И орел ласково похлопал своим огромным крылом по крылу гусыни. – А теперь мне пора, – сказал он, бросив орлиный взгляд на солнце. – Мои птенцы до хрипоты накричатся, если я запоздаю с обедом. Они ведь все в меня!
– Ну, спасибо, что навестил, – сказала Акка. – Я тебе всегда рада.
– До скорого свидания! – крикнул орел.
Он взмахнул крыльями, и ветер зашумел над гусиной толпой.
Нильс долго стоял, задрав голову, и глядел на исчезавшего в небе орла.
– Что, улетел? – шепотом спросил он, вылезая на берег.
– Улетел, улетел, не бойся, его и не видно уже! – сказал Нильс.
Мартин повернулся назад и закричал:
– Марта, дети, вылезайте! Он улетел! Из густых зарослей выглянула встревоженная Марта. Марта осмотрелась кругом, потом поглядела на небо и только тогда вышла из камышей. Крылья ее были широко растопырены, и под ними жались перепуганные гусята.
– Неужели это был настоящий орел? – спросила Марта.
– Самый настоящий, – сказал Нильс. – И страшный какой. Кончиком клюва заденет – так насмерть зашибет. А поговоришь с ним немножко – даже и не скажешь, что это орел. С нашей Аккой, как с родной матерью, разговаривает.
– А как же ему иначе со мной разговаривать? – сказала Акка. – Я ему вроде матери и прихожусь.
Тут уж Нильс совсем разинул рот от удивления.
– Ну да, Горго – мой приемный сын, – сказала Акка. – Идите-ка поближе, я вам сейчас все расскажу. И Акка рассказала им удивительную историю.
2
Несколько лет тому назад старое пустое гнездо на Серой скале не было пустым. В нем жили орел с орлицей.
Все гуси и утки, прилетавшие на лето в Лапландию, устраивались подальше от этой страшной скалы. Только Акка Кебнекайсе каждый год приводила сюда свою стаю.
Акка не зря выбрала это место. Орлы были опасные соседи, но и надежные сторожа. Ни один хищник не смел приблизиться к Серым скалам с тех пор, как там поселились орлы. Стая Акки Кебнекайсе могла не бояться ни ястребов, ни коршунов, ни кречетов, зато ей приходилось остерегаться самих сторожей.
Как только орлы просыпались, они вылетали на охоту. Но еще раньше, чем просыпались орлы, просыпалась Акка. Спрятавшись в камышах, она смотрела, куда направят орлы свой полет.
Если орлы скрывались за вершинами скал, стая могла спокойно плескаться в озере и ловить водяных пауков. Если же орлы кружились над долиной, все отсиживались в своих гнездах.
В полдень Акка снова выходила на разведку – в этот час орлы возвращались с охоты. Даже издали по их полету Акка угадывала, удачный или неудачный был у них день.
– Берегитесь! – кричала она своей стае, когда орлы возвращались с пустыми когтями.
– Опасность миновала! – кричала она, видя, что орлы тащат в когтях крупную добычу.
Но вот однажды орлы, вылетев рано поутру, в свой обычный час не вернулись в гнездо.
Акка долго сидела в своем убежище, высматривая в небе орлов, но так и не дождалась их возвращения.
На следующее утро Акка вышла на разведку еще раньше, чем всегда. Уже солнце поднялось высоко в небе, но орлы не показывались.
«Верно, они вчера так и не вернулись в гнездо», – подумала Акка.
Она не видела их и в полдень на скалистой площадке, где орлы всегда делили принесенную добычу.
На третий день все было по-прежнему. Орлы не вылетали из гнезда и не возвращались в него.
Тогда Акка поняла, что какая-то беда стряслась с орлами, и сама полетела к скале.
Еще издали она услышала злой и жалобный крик, доносившийся из орлиного гнезда.
В гнезде, посреди обглоданных костей, старая Акка увидела неуклюжего, безобразного птенца. Он был покрыт редким пухом, на маленьких беспомощных крыльях торчком стояли прямые жесткие перышки, а острый, загнутый книзу клюв, был совсем уже как у взрослого орла.
– Я есть хочу, есть хочу! – кричал он и широко разевал клюв.
Оглядевшись кругом, не подстерегают ли ее где-нибудь за уступом орлы, Акка села на край гнезда.
– Наконец-то! Хоть кто-то явился! – закричал птенец, увидев Акку. – Что ты принесла? Давай скорей, я есть хочу! Акка очень рассердилась.
– Я еще к тебе в няньки не нанималась! – прикрикнула она на птенца. – Где твои отец с матерью?
– Откуда я знаю! – запищал птенец. – Они уже два дня не возвращаются. Ну, чего ты сидишь тут? Ты что, не слышишь? Я есть хочу! Есть! Есть! Дай мне скорее есть!
Акке стало жалко птенца. Все-таки сирота – ни отца, ни матери. И она отправилась искать ему корм.
Она выловила в озере большую форель и принесла ее птенцу. Увидев, что гусыня что-то тащит, орленок вытянул шею, и Акка бросила ему свою добычу прямо в раскрытый клюв.
Но орленок сразу выплюнул рыбу.
– Уж не думаешь ли ты, что я буду есть такую гадость? Сейчас же принеси мне куропатку или зайца, слышишь? – зашипел он и защелкал клювом, точно хотел растерзать Акку на части.
Акка строго посмотрела на него, клюнула его раз, другой и, когда орленок притих, сказала:
– Запомни хорошенько: возиться с тобой никто не будет. Твои отец и мать, наверное, погибли, и, если ты не хочешь умереть с голоду, ты должен есть то, что тебе дают.
Потом она разыскала на дне гнезда форель, которую выплюнул орленок, и опять положила ее перед ним.
– Ешь! – приказала она.
Орленок злобно посмотрел на Акку, но рыбу съел. С этого дня поутру, в полдень и вечером Акка летала к орлиному гнезду и кормила своего питомца. Она носила ему рыбу, лягушек, червяков, и орленок покорно все ел. Так дело и шло до тех пор, пока Акка не начала линять. Последний раз она с трудом добралась до орлиного гнезда, теряя по дороге перья.
– Слушай, – сказала она орленку, – больше я к тебе прилетать не могу. Перенести тебя вниз на своей спине я тоже не могу. Ты должен сам спуститься в долину, иначе ты умрешь с голоду. Не скрою – этот первый полет может стоить тебе жизни. До земли далеко, а ты еще не умеешь летать.
Но орленок был не робкого десятка. Он вскарабкался на край гнезда, посмотрел вниз – так ли далеко до этой самой земли – и смело прыгнул.
Акка с тревогой следила за ним. Своих детей у нее давно уже не было, и этот чужой птенец стал ей дорог, словно родной сын.
К счастью, все обошлось благополучно. Сначала орленок несколько раз перевернулся в воздухе, но ветер помог ему – раскрыл его крылья, и орленок, целый и невредимый, сел на землю.
Все лето орленок прожил в долине вместе с гусятами и очень с ними подружился. Он думал, что он тоже гусенок, и ни в чем не хотел отставать от своих товарищей. Гусята шли на озеро – и он с ними. Гусята в воду – и он в воду. Но гусята, бойко работая лапами, легко и быстро доплывали до середины озера. А орленок, как ни старался, как ни бил когтями по воде, сразу захлебывался и тут же, у самого берега, шел ко дну.
Не раз Акка вытаскивала своего питомца из озера полузадохшегося и долго трясла его, пока он снова не начинал дышать.
– Почему я не могу плавать, как другие? – спрашивал орленок.
– Пока ты лежал в своем гнезде, у тебя выросли слитком длинные когти, – отвечала ему Акка. – Но не горюй, из тебя все-таки выйдет хорошая птица.
Зато, когда для гусят пришло время учиться летать, никто из них не мог угнаться за Горго. Горго летал выше всех, быстрее всех, дальше всех.
Скоро даже просторная долина стала для него слишком тесной, и он пропадал целыми днями где-то за озером и за горами. Каждый раз он возвращался злой и озабоченный.
– Почему куропатки и козлята убегают и прячутся, когда моя тень падает на землю? – спрашивал он Акку.
– Пока ты лежал в своем гнезде, у тебя выросли слишком большие крылья,
– отвечала Акка. – Но не горюй, из тебя все-таки выйдет хорошая птица.
– А почему я ем рыбу и лягушек, а другие гусята щиплют траву и клюют жуков? – спрашивал он Акку.
– Потому что я не могла приносить тебе другого корма, пока ты жил на своей скале, – отвечала ему Акка. – Но не горюй, из тебя все-таки выйдет хорошая птица.
Осенью, когда гуси двинулись в далекий путь на юг, Горго полетел с ними. Но он никак не мог научиться держать строй во время полета. То и дело он улетал далеко вперед, потом снова возвращался и кружился над стаей.
Другие птицы, увидев орла среди диких гусей, поднимали тревожный крик и круто сворачивали в сторону.
– Почему они боятся меня? – спрашивал Горго. – Разве я не такой же гусь, как вы?
Однажды они пролетали над крестьянским двором, на котором куры и петухи мирно рылись в мусорной куче.
– Орел! Орел! – закукарекал петух. И тотчас же все куры бросились врассыпную. На этот раз Горго не стерпел.
«Дурачье! – подумал он. – Они не умеют даже отличить дикого гуся от орла. Ну ладно же, я проучу их!» И, сложив крылья, он камнем упал на землю.
– Я покажу тебе, какой я орел! – кричал он, разбрасывая сено, под которым спрятался петух. – Ты запомнишь, какой я орел! – кричал он и бил петуха клювом.
Вечером на привале, когда все гуси уже заснули, Акка долго сидела в раздумье.
Она понимала, что пришло время расстаться с орлом. Она сама вскормила его, воспитала, и ей было жалко отпускать его. Но ничего не поделаешь, он должен знать, что он орел, и должен жить, как подобает орлам.
Акка встала и пошла разыскивать своего питомца, мирно спавшего среди гусей…
В ту же ночь перед рассветом Горго покинул стаю.
Но каждый год, когда гуси возвращались в Лапландию, Горго прилетал в долину у Серых скал.
Это был могучий и смелый орел. Даже родичи побаивались его и никогда не вступали с ним в спор. Лесные птицы пугали его именем непослушных птенцов. Горные козлы трепетали, как трусливые зайчата, завидев его тень. Он никого не щадил, он бил свою добычу без промаха. Но за всю свою жизнь он ни разу не охотился у Серых скал и не тронул даже кончиком когтей ни одного дикого гуся.
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Сельма Лагерлёф
Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями
© Пересказ, Задунайская З.М., насл., 2017
© Пересказ, Любарская А.И, насл., 2017
© Перевод, Маршак С.Я., насл., 2017
© Булатов Э.В., ил., 2017
© Васильев О.В., ил., насл., 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
* * *
Художники
Э. Булатов и О. Васильев
Глава I
Лесной гном
1
В маленькой шведской деревушке Вестменхёг жил мальчик по имени Нильс. С виду – мальчик как мальчик. А сладу с ним не было никакого. На уроках он считал ворон и ловил двойки, в лесу разорял птичьи гнёзда, гусей дразнил, кур гонял, а в коров бросал камни. Так прожил он до двенадцати лет. И тут случилось с ним необыкновенное происшествие. Дело было так.
Нильс сидел дома один.
День был воскресный, и отец с матерью ушли в соседнюю деревню на ярмарку. Нильс тоже собирался с ними. Он даже надел свою праздничную клетчатую рубашку с большими, как бляхи, перламутровыми пуговицами и новые кожаные штаны. Но пощеголять своим нарядом на этот раз ему не удалось.
Как назло, отцу вздумалось перед самым уходом проверить его школьный дневник. Отметки были ничуть не хуже, чем на прошлой неделе, – даже, пожалуй, лучше: три двойки и одна единица. Да разве отцу угодишь?
Отец приказал Нильсу сидеть дома и учить уроки.
Конечно, можно было и не послушаться, но отец недавно купил широкий жёсткий ремень с тяжёлой медной пряжкой и обещал обновить его на спине у Нильса при первом же удобном случае. Что тут поделаешь!
Нильс уселся за стол, раскрыл книжку и… принялся глядеть в окно.
Снег, пригретый мартовским солнцем, уже растаял.
По всему двору весело бежали мутные ручьи, разливаясь широкими озёрами.
Куры и петухи, высоко подбирая лапы, осторожно обходили лужи, а гуси смело лезли в холодную воду и барахтались в ней и плескались, так что брызги летели во все стороны.
Нильс и сам был бы не прочь пошлёпать по воде, если бы не эти несчастные уроки.
Он тяжело вздохнул и с досадой уставился в учебник.
Но вдруг скрипнула дверь, и в комнату проскользнул большой пушистый кот. Нильс очень ему обрадовался. Он даже забыл про все ссадины и царапины, которые остались ему на память об их последней битве.
– Мур-мур-мур! – позвал Нильс кота.
Увидев Нильса, кот выгнул горбом спину и попятился к двери – он хорошо знал, с кем имеет дело. Да и память у него была не такая короткая. Ведь ещё и трёх дней не прошло, как Нильс спичкой опалил ему усы.
– Ну, иди же, иди, мой котик, иди, котище! Поиграем немножко, – уговаривал его Нильс.
Он перевесился через ручку кресла и легонько пощекотал кота за ухом.
Это было очень приятно: кот сразу размяк, замурлыкал и стал тереться о ногу Нильса.
А Нильс только того и ждал.
Раз! – и кот повис на своём собственном хвосте.
– Мя-а-а-у! – пронзительно заорал кот.
– Ай-я-яй! – ещё громче закричал Нильс и отшвырнул кота: извернувшись в воздухе, кот всё-таки успел погладить Нильса своими когтями.
На том игра у них и кончилась.
Кот удрал, а Нильс снова уткнулся в книгу.
Но прочёл он немного.
Буквы стали почему-то прыгать перед глазами, строчки то сливались, то разбегались… Нильс и сам не заметил, как он уснул.
2
Спал Нильс недолго – его разбудил какой-то шорох.
Нильс приподнял голову. В зеркале, которое висело над столом, отражалась вся комната.
Вытянув шею, Нильс стал внимательно всматриваться в зеркало.
В комнате никого не было.
И вдруг Нильс увидел, что сундук, в котором мать хранила свои праздничные платья, почему-то открыт.
Нильс испугался. Может быть, пока он спал, в комнату забрался вор и теперь прячется где-нибудь здесь, за сундуком или шкафом?
Нильс съёжился и затаил дыхание.
И вот в зеркале мелькнула тень. Ещё раз мелькнула. Ещё…
По краю сундука кто-то медленно и осторожно полз.
Мышь? Нет не мышь.
Нильс прямо впился глазами в зеркало.
Что за чудо! На краю сундука он ясно разглядел маленького человечка. На голове у этого человечка был остроконечный колпачок, долгополый кафтан доходил до самых пят, на ногах были красные сафьяновые сапожки с серебряными пряжками.
Да ведь это гном! Самый настоящий гном!
Мать часто рассказывала Нильсу о гномах. Они живут в лесу. Они умеют говорить и по-человечьи, и по-птичьи, и по-звериному. Они знают о всех кладах, которые лежат в земле. Если захотят гномы – зимой на снегу цветы зацветут, захотят – летом реки замёрзнут.
Но зачем гном забрался сюда? Что ищет он у них в сундуке?
– А ну-ка, постой! Вот я тебя сейчас, – прошептал Нильс и сдёрнул с гвоздя сачок для ловли бабочек.
Один взмах – и гном забился в сетке, как пойманная стрекоза. Колпачок его съехал на нос, ноги запутались в широком кафтане. Он беспомощно барахтался и размахивал руками, пытаясь схватиться за сетку. Но чуть только ему удавалось привстать, Нильс встряхивал сачок, и гном опять срывался вниз.
– Послушай, Нильс, – взмолился, наконец, гном, – отпусти меня на волю! Я дам тебе за это золотую монету, да такую большую, как пуговица на твоей рубашке.
Нильс на минутку задумался.
– А что ж, это, пожалуй, неплохо, – сказал он и перестал раскачивать сетку.
Цепляясь за редкую ткань, гном ловко полез вверх. Вот он уже схватился за железный обруч, и над краем сетки показался его колпачок…
Тут Нильсу пришло в голову, что он продешевил. Вдобавок к золотой монете можно было ведь потребовать, чтобы гном учил за него уроки. Да мало ли что ещё можно придумать! Гном теперь на всё согласится! Когда сидишь в сачке, торговаться не станешь.
И Нильс снова тряхнул сеткой.
Но вдруг он получил такую здоровенную затрещину, что сетка выпала у него из рук, а сам он кубарем откатился в угол.
3
С минуту Нильс лежал не двигаясь, а потом, кряхтя и охая, встал.
Гнома уже и след простыл. Сундук был закрыт, а сетка для бабочек висела на своём месте – между окном и шкафом.
– Приснилось мне всё это, что ли? – сказал Нильс и, прихрамывая, поплёлся к своему креслу.
Он сделал два шага и остановился. С комнатой что-то случилось. Стены их маленького домика раздвинулись, потолок ушёл высоко вверх, а кресло, на котором Нильс всегда сидел, возвышалось перед ним неприступной горой. Чтобы взобраться на него, Нильсу пришлось карабкаться по витой ножке, как по корявому стволу дуба.
Книга по-прежнему лежала на столе, но она была такая огромная, что вверху страницы Нильс не мог разглядеть ни одной буквы. Он улёгся животом на книгу и медленно пополз от строчки к строчке, от слова к слову.
Он прямо вспотел, пока прочёл одну фразу.
– Что за чертовщина! Так ведь я и к завтрашнему дню до конца страницы не доползу, – сказал Нильс и рукавом отёр пот со лба.
И вдруг он увидел, что из зеркала на него смотрит крошечный человечек – совсем такой же, как тот гном, который попался к нему в сетку. Только одет по-другому: в кожаных штанах и в клетчатой рубашке с большими пуговицами.
«Да тут ещё один! – подумал Нильс. – И вырядился-то как! Точно в гости пришёл!»
– Эй, ты, чего тебе здесь надо? – крикнул Нильс и погрозил человечку кулаком.
Человечек тоже погрозил Нильсу кулаком.
Нильс подбоченился и высунул язык. Человечек тоже подбоченился и тоже показал Нильсу язык.
Нильс топнул ногой. И человечек топнул ногой.
Нильс прыгал, вертелся волчком, размахивал руками, но человечек не отставал от него. Он тоже прыгал, тоже вертелся волчком и размахивал руками.
Тогда Нильс сел на книгу и горько заплакал. Он понял, что гном заколдовал его и что маленький человечек, который смотрит на него из зеркала, – это он сам, Нильс Хольгерсон.
Поплакав немного, Нильс вытер глаза и решил идти искать гнома. Может быть, если хорошенько попросить прощения, гном снова превратит его в мальчика?
Нильс выбежал во двор. Перед домом прыгал воробей.
Чуть только Нильс показался на пороге, воробей вспорхнул на изгородь и закричал во весь свой воробьиный голос:
– Посмотрите-ка на Нильса! Посмотрите-ка на Нильса!
А куры захлопали крыльями и наперебой закудахтали:
– Так ему и надо! Так ему и надо!
И удивительное дело – Нильс прекрасно всех понимал.
Гуси обступили Нильса со всех сторон и, вытягивая шеи, шипели ему в самое ухо:
– Хорош! Ну уж хорош! Что, боишься теперь? Боишься? – И они клевали его, щипали, долбили клювами, дёргали то за руки, то за ноги.
Бедному Нильсу пришлось бы совсем плохо, если б в это время над их деревней не пролетала стая диких гусей. Они летели высоко в небе, вытянувшись правильным треугольником, но, увидев своих родичей – домашних гусей, – спустились ниже и закричали:
– Га-га-га! Летите с нами! Летите с нами! Мы летим на север, в Лапландию! В Лапландию!
Домашние гуси сразу забыли про Нильса. Они заволновались, загоготали, захлопали крыльями, как будто пробовали, могут ли они взлететь. Но старая гусыня – она приходилась бабушкой доброй половине гусей – бегала вокруг них и кричала:
– С ума сошли! С ума сошли! Не делайте глупостей! Ведь вы не какие-нибудь бродяги, вы почтенные домашние гуси!
А потом задрала голову и закричала в небо:
– Нам и тут хорошо! Нам и тут хорошо!
Только один молодой гусь не послушался советов старой бабушки. Широко расправив большие белые крылья, он стремительно побежал по двору.
– Подождите меня, подождите меня! – кричал он. – Я лечу с вами! С вами!
«Да ведь это Мартин, лучший мамин гусь, – подумал Нильс. – Чего доброго, он и в самом деле улетит!»
– Стой, стой! – закричал Нильс и бросился за Мартином. Нильс едва догнал его. Он изловчился, подпрыгнул и, обхватив руками длинную шею Мартина, повис на нём. Но гусь даже не почувствовал этого, точно Нильса и не было. Он сильно взмахнул крыльями – раз, другой – и, сам того не ожидая, взлетел в воздух.
Прежде чем Нильс понял, что произошло, они уже были высоко в небе.
Глава II
Верхом на гусе
1
Ветер бил в лицо, рвал волосы, выл и свистел в ушах. Нильс сидел верхом на гусе, как всадник на скачущем коне: он вобрал голову в плечи, съёжился и всем телом припал к шее Мартина. Руками он крепко вцепился в гусиные перья и от страха зажмурил глаза.
– Сейчас упаду, вот сейчас упаду, – шептал он при каждом взмахе больших белых крыльев. Но прошло десять минут, двадцать, а он не падал. Наконец он расхрабрился и чуть-чуть приоткрыл глаза.
Справа и слева мелькали серые крылья диких гусей, над самой головой Нильса, чуть не задевая его, проплывали облака, а далеко-далеко внизу темнела земля. Она была совсем не похожа на землю. Казалось, что кто-то разостлал под ними огромный клетчатый платок. Одни клетки были совсем чёрные, другие желтовато-серые, третьи светло-зелёные.
Это были луга, покрытые едва пробивающейся травой, и только что распаханные поля.
Поля сменялись тёмными лесами, леса озёрами, озёра снова полями, а гуси всё летели и летели.
Нильс совсем приуныл.
«Чего доброго, они и в самом деле занесут меня в Лапландию!» – подумал он.
– Мартин! Мартин! – крикнул он гусю. – Поворачивай домой! Хватит, налетались!
Но Мартин ничего не ответил.
Тогда Нильс изо всей силы пришпорил его своими деревянными башмачками.
Мартин чуть-чуть повернул голову и прошипел:
– Слушай, ты! Сиди смирно, а не то вот сброшу тебя… Тогда полетишь вверх тормашками!
Пришлось сидеть смирно.
2
Весь день белый гусь Мартин летел вровень со всей стаей, будто он никогда и не был домашним гусем, будто он всю жизнь только и делал, что летал.
«И откуда у него такая прыть взялась?» – удивлялся Нильс.
Но к вечеру Мартин всё-таки стал сдавать. Теперь-то всякому было видно, что летает он без году один день: то вдруг отстанет, то вырвется вперёд, то как будто провалится в яму, то словно подскочит вверх.
И дикие гуси тоже увидели это.
– Акка Кнебекайзе! Акка Кнебекайзе! – закричали они.
– Что вам от меня нужно? – крикнула гусыня, летевшая впереди всех.
– Белый отстаёт!
– Он должен знать, что летать быстро легче, чем летать медленно! – крикнула гусыня, даже не обернувшись.
Мартин пытался сильнее и чаще взмахивать крыльями, но усталые крылья отяжелели и больше не слушались его.
– Акка! Акка Кнебекайзе!
– Что вам ещё от меня нужно?
– Белый не может лететь так высоко!
– Он должен знать, что летать высоко легче, чем летать низко!
Бедный Мартин напряг последние силы и взлетел как только мог выше. Но тут у него перехватило дыхание, и крылья совсем ослабели.
– Акка Кнебекайзе! Белый падает!
– Кто не может лететь, как мы, пусть сидит дома, скажите это белому! – крикнула Акка, не замедляя полёта.
– И верно, лучше бы нам сидеть дома, – прошептал Нильс и покрепче уцепился за шею Мартина.
Мартин, как подстреленный, падал вниз.
Счастье ещё, что внизу им подвернулась какая-то тощая ветла. Мартин зацепился за верхушку дерева и застрял среди веток.
Так они и сидели на ветле.
Крылья у Мартина обвисли, шея болталась, как тряпка, он громко дышал, широко разевая клюв, точно хотел захватить побольше воздуха.
Нильсу стало жалко Мартина. Он даже попробовал его утешить.
– Милый Мартин, – сказал Нильс ласково, – не печалься, что они тебя бросили. Ну посуди сам: куда тебе с ними тягаться? Вот отдохнёшь немножко, и вернёмся домой.
Но это было плохое утешение. Как?! Сдаться в самом начале пути? Нет, ни за что!
– Ты уж лучше не суйся со своими советами, – прошипел Мартин. – Придержи язык!
И он с такой яростью замахал крыльями, что сразу же поднялся высоко вверх и скоро догнал стаю.
На его счастье, уже наступал вечер.
На землю легли чёрные тени: с озера, над которым летели дикие гуси, потянулся густой туман.
Стая Акки Кнебекайзе спустилась на ночёвку.
3
Чуть только гуси коснулись прибрежной полоски земли, они сразу полезли в воду. На берегу остались только гусь Мартин и Нильс.
Как с ледяной горки, Нильс съехал со скользкой спины Мартина. Наконец-то он на земле! Он расправил затёкшие руки и ноги и поглядел по сторонам.
Место было пустынное. К самому озеру чёрной стеной подступали высокие ели. Из тёмной глубины леса слышалось какое-то потрескивание и шуршание. Всюду снег уже растаял, а здесь, у корявых разросшихся корней, снег всё ещё лежал плотным толстым слоем. Можно было подумать, что ели ни за что не хотят расстаться с зимой.
Нильсу стало не по себе.
Как далеко они залетели! Теперь, если Мартин даже захочет вернуться, им всё равно не найти дороги домой… А всё-таки Мартин молодец!.. Да где же он?
– Мартин! Мартин! – позвал Нильс.
Никто не ответил. Нильс растерянно оглянулся.
Бедный Мартин! Он лежал, как мёртвый, распластав по земле крылья и вытянув шею. Глаза его были подёрнуты мутной плёнкой.
Нильс испугался.
– Милый гусь Мартин, – сказал Нильс, наклонившись к нему, – выпей глоток воды! Ты увидишь, тебе сразу станет лучше.
Но гусь не шевелился.
Тогда Нильс схватил его обеими руками за шею и потащил к воде.
Это было нелёгкое дело. Гусь был самый лучший в их хозяйстве, и мать раскормила его на славу. А Нильса сейчас едва от земли видно. Но всё-таки он дотащил Мартина до самого озера и сунул его головой прямо в студёную воду.
Мартин сразу ожил. Он открыл глаза, глотнул разок-другой и с трудом встал на лапы. С минуту он постоял, шатаясь из стороны в сторону, потом залез в озеро и медленно поплыл между льдинами. То и дело он погружал клюв в воду, а потом, запрокинув голову, жадно глотал водоросли.
«Ему-то хорошо, – с завистью подумал Нильс, – а ведь я тоже с утра ничего не ел».
И Нильсу сразу так захотелось есть, что у него даже засосало под ложечкой.
В это время Мартин подплыл к берегу. В клюве у него была зажата серебристая рыбка. Он положил рыбку перед Нильсом и сказал:
– Дома мы не были с тобой друзьями. Но ты помог мне в беде, и я хочу отблагодарить тебя.
Нильс никогда ещё не пробовал сырой рыбы. Но что делать, надо привыкать! Другого ужина не получишь.
Он порылся у себя в карманах, разыскивая свой складной ножичек.
Ножичек, как всегда, лежал с правой стороны, только стал маленький, точно булавка, – впрочем, как раз по карману.
Нильс раскрыл ножичек и принялся потрошить рыбу.
Вдруг он услышал какой-то шум и плеск: это, отряхиваясь, вышли на берег дикие гуси.
– Смотри не проболтайся, что ты человек, – шепнул Нильсу Мартин и почтительно выступил вперёд, приветствуя стаю.
Теперь можно было хорошенько рассмотреть всю компанию. Надо признаться, что красотой они не блистали, эти дикие гуси. И ростом не вышли, и нарядом не могли похвастаться. Все как на подбор серые, точно пылью покрытые, – хоть бы у кого-нибудь одно белое пёрышко!
А ходят-то как! На каждом шагу подскакивают, о каждый камень спотыкаются, клювом чуть землю не пашут.
Нильс даже фыркнул. А Мартин от удивления развёл крыльями. Разве так ходят порядочные гуси? Ходить надо медленно, аккуратно припечатывая ступню к земле, голову держать высоко. А эти ковыляют, точно хромые.
Впереди всех выступала старая-престарая гусыня. Ну, уж это была и красавица! Шея тощая, из-под перьев кости торчат, а крылья точно обгрыз кто-то. Но все гуси почтительно смотрели на неё, не смея заговорить, пока она первая не скажет своё слово.
Это была сама Акка Кнебекайзе, предводительница стаи.
Сто раз уже водила она гусей с юга на север и сто раз возвращалась с ними с севера на юг. Каждый кустик, каждый островок на озере, каждую полянку в лесу знала Акка Кнебекайзе. Никто не умел выбрать место для ночёвки лучше, чем Акка Кнебекайзе, никто не умел лучше, чем она, укрыться от хитрых врагов, подстерегающих гусей на каждом шагу.
Акка долго разглядывала Мартина от кончика клюва до кончика хвоста и, наконец, сказала:
– Наша стая не может принимать к себе первых встречных. Все, кого ты видишь перед собой, принадлежат к лучшим гусиным семействам. А ты даже летать как следует не умеешь. Что ты за гусь, какого роду и племени?
– Моя история не длинная, – грустно сказал Мартин. – Я родился в прошлом году в местечке Сванегольм, а осенью меня продали в соседнюю деревню к Хольгеру Нильсону. Там я и жил до сегодняшнего дня.
– Как же ты набрался храбрости лететь с нами? – удивилась Акка Кнебекайзе.
– Мне очень захотелось посмотреть, что это за Лапландия такая. А заодно я решил доказать вам, диким гусям, что и мы, домашние гуси, кое на что способны.
Акка молча с любопытством разглядывала Мартина.
– Ты смелый гусь, – сказала она наконец. – А тот, кто смел, может быть хорошим товарищем в пути.
Вдруг она увидела Нильса.
– А это кто ещё с тобой? – спросила Акка. – Таких, как он, я никогда не видывала.
Мартин замялся на минутку.
– Это мой товарищ… – неуверенно сказал он.
Но тут Нильс выступил вперёд и решительно заявил:
– Меня зовут Нильс Хольгерсон. Мой отец крестьянин, и до сегодняшнего дня я был человеком, но сегодня утром…
Кончить ему не удалось. Услышав слово «человек», гуси попятились назад и, вытянув шеи, злобно зашипели, загоготали, захлопали крыльями.
– Человеку не место среди диких гусей, – сказала старая гусыня. – Люди были, есть и будут нашими врагами. Ты должен немедленно покинуть стаю.
Мартин не выдержал и вмешался:
– Но ведь его даже человеком нельзя назвать! Смотрите, какой он маленький! Я ручаюсь, что он не сделает вам никакого зла. Позвольте ему остаться хотя бы на одну ночь.
Акка испытующе посмотрела на Нильса, потом на Мартина и наконец сказала:
– Наши деды, прадеды и прапрадеды завещали нам никогда не доверяться человеку, будь он маленький или большой. Но если ты ручаешься за него, то так и быть – сегодня пусть он останется с нами. Мы ночуем на большой льдине посреди озера. А завтра утром он должен покинуть нас.
С этими словами она поднялась в воздух, а за нею полетела вся стая.
– Послушай, Мартин, – робко спросил Нильс, – ты что же, полетишь с ними?
– Ну, конечно, полечу! – с гордостью сказал Мартин. – Не каждый день домашнему гусю выпадает такая честь – лететь в стае Акки Кнебекайзе!
– А как же я? – опять спросил Нильс. – Мне ни за что одному не добраться домой. Я теперь и в траве заблужусь, не то что в этом лесу.
– Домой тебя отвозить мне некогда, сам понимаешь, – сказал Мартин. – Но вот что я могу тебе предложить: летим-ка вместе в Лапландию. Посмотрим, как там и что, а потом вместе и домой вернёмся. Акку я уж как-нибудь уговорю, а не уговорю – так обману. Ты теперь маленький, спрятать тебя нетрудно. Ну, а сейчас за дело! Собери-ка поскорее сухой травы. Да побольше!
Когда Нильс набрал целую охапку прошлогодней травы, Мартин осторожно подхватил его за ворот рубашки и перенёс на большую льдину посредине озера.
Дикие гуси уже спали, подвернув головы под крылья.
– Теперь разложи траву, – скомандовал Мартин, – а то без подстилки у меня, чего доброго, лапы ко льду примёрзнут.
Подстилка хоть и получилась жидковатая (много ли теперь Нильс мог травы унести!), но всё-таки лёд кое-как прикрывала.
Мартин стал на неё, снова схватил Нильса за шиворот и сунул к себе под крыло.
– Спокойной ночи! – сказал Мартин и покрепче прижал крыло, чтобы Нильс не вывалился.
Эту сказку многие помнят наизусть с раннего детства. "Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями" для многих - первая книга, зачитываемая до дыр ночами, свернувшись под одеялом с фонариком. Но вы и знать не знали, что читаете учебник.
Географическая сказка
Действительно, в полном варианте волшебная сказка, которую написала Лагерлёф Сельма, «Путешествие Нильса с дикими гусями», представляет собой учебник по географии Швеции. В конце девятнадцатого века один из руководителей шведской школьной системы, Альфред Далин, предложил Сельме работу над проектом, в котором принимали участие писатели и педагоги. Проект предполагал создание серии книг, в увлекательной форме преподносивших знания, и вскоре был осуществлён. Книга Сельмы была выпущена первой и предназначалась для учеников первого класса, которые в то время поступали в школу в возрасте девяти лет. Выйдя в свет в 1906 году, произведение быстро стало самым читаемым в Скандинавии, а его автор некоторое время спустя получила Нобелевскую премию за вклад в литературу. Каждому шведскому ребёнку досконально известно его - одна из самых популярных детских книг во всём мире. В Швеции даже поставлен небольшой памятник Нильсу.
Перервод или пересказ?
В России книга известна в основном по вольному переложению, написанном в 1940 году Зоей Задунайской и Александрой Любарской. Это один из многих случаев, характерных для детской литературы времён СССР, когда зарубежные произведения, уже написанные в расчете на детскую аудиторию, дополнительно адаптировались переводчиками. Сходная ситуация произошла с «Пиноккио», «Страной Оз» и другими известными за рубежом произведениями. 700 страниц оригинального текста переводчики урезали до сотни с небольшим, при этом умудрившись добавить от себя несколько эпизодов и персонажей. Сюжетная линия была заметно урезана, остался лишь ряд занятных эпизодов; от географических и краеведческих сведений не осталось и следа. Разумеется, это чересчур специфические знания, которые вовсе не интересны маленьким детям совершенно другой страны. Но для чего было изменять финал сказки - совершенно непонятно… Получилось практически краткое содержание. "Путешествие Нильса с оказалось сильно упрощено. Впрочем, в итоге у переводчиков получилась отличная увлекательная история, которую непременно стоит дать почитать детям, начиная лет с пяти - шести.
Другие переводы
Существуют и другие переводы, гораздо менее известные - над историей Нильса переводчики трудились с 1906 года. Александр Блок, поэт Серебряного века, читал один из этих переводов и остался весьма доволен книгой. Но первые переводы были сделаны с немецкого языка, что не делает чести переводческому процессу начала века. Полный перевод со шведского был написан только в 1975 году Людмилой Брауде.
Ещё о книге
Русским детям, да и взрослым тоже, книга про чудесное путешествие в Лапланидию знакома почти исключительно по пересказу Любарской и Задунайской. Именно этот вариант изучается (если вообще изучается) в школах и лежит на прилавках книжных магазинов. А значит, стоит привести здесь именно его краткое содержание. «Путешествие Нильса с дикими гусями» - весьма увлекательное чтение, и кратким содержанием здесь обходиться не стоит.
Мальчишка-хулиган Нильс Хольгерссон родом из маленькой шведской деревушки жил себе, не тужил - дразнил гусей, кидался камнями в животных, разорял птичьи гнёзда, и все его шалости оставались безнаказанными. Но только до поры до времени - однажды Нильс неудачно подшутил над смешным маленьким человечком, а тот оказался могущественным лесным гномом и решил преподать мальчику хороший урок. Гном превратил Нильса в такого же малыша, как и он сам, даже чуть поменьше. И для мальчика начались чёрные дни. Он не мог показаться на глаза родным, пугался каждого мышиного шороха, куры клевали его, а страшнее кошки зверя и придумать было трудно.
В тот же день мимо дома, где был заточён несчастный, пролетала стая диких гусей во главе со старой Аккой Кебнекайсе. Один из ленивых домашних питомцев, гусь Мартин, не выдержав насмешек вольных птиц, решил доказать им, что тоже на что-то способны. С трудом взлетев, он последовал за стаей - с Нильсом на спине, ведь мальчик не мог отпустить своего лучшего гуся.
Стая не хотела принимать в свои ряды жирную домашнюю птицу, но маленькому человеку она была рада ещё меньше. Гуси с подозрением относились к Нильсу, но в первую же ночь он спас одного из них от лиса Смирре, заслужив уважение стаи и ненависть самого лиса.
Так Нильс начал своё чудесное путешествие в Лапландию, в течение которого он совершил немало подвигов, помогая новым друзьям - зверям и птицам. Мальчик спас обитателей старинного замка от нашествия крыс (кстати, эпизод с дудочкой, отсылка к легенде о Гаммельнском крысолове, является переводческой вставкой), помог семье медведей скрыться от охотника, вернул в родное гнездо бельчонка. И всё это время он отражал непрерывные атаки Смирре. Встречался мальчик и с людьми - помогал писателю Неудачнику восстановить рукопись, беседовал с ожившими статуями, боролся с кухаркой за жизнь Мартина. А затем, прилетев в Лапландию, стал приёмным братом множеству диких гусят.
А потом он вернулся домой. В пути Нильс узнал, как снять с себя заклятие гнома, но для этого ему пришлось подружиться с природой и с самим собой. Из хулигана Нильс превратился в доброго мальчика, всегда готового помочь слабым, и к тому же лучшего ученика - ведь в путешествии он усвоил множество географических познаний.
Экранизации
"Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями" не раз радовало зрителей своим появлением на экранах. Самой ранней и наиболее известной в России экранизацией сказки стал советский мультфильм «Заколдованный мальчик» 1955 года. Мало кто не видел его в детстве, и все помнят его краткое содержание. Путешествие Нильса с дикими гусями привлекало внимание кинематографистов ещё несколько раз. По его мотивам снято как минимум два мультфильма - шведский и японский, и немецкий телевизионный фильм.
Смотрите-ка! Старый Нильс совсем умом тронулся! Вот он идёт по улице, а в руках у него - ну умора! - в руках у него пара крепких башмаков да складные палки навроде тех, с которыми ходят в горы.
Старый Нильс собрался в Лапландию!
Да разве ж он дойдёт? Ему, наверное, лет сто! - презрительно говорят мальчишки.
Сто, сто, сто, сто, - вторят им пичуги в городских садах.
«Всего-то шестьдесят. И ещё пара лет», - думает про себя Нильс. Он не обижается на мальчишек - такой уж у них нрав, жестокий и весёлый. Пройдёт время, эти дети вырастут в добрых да смелых людей. Не стоит судить их строго, ведь пока им ещё не довелось совершить своё Путешествие.
Мальчишки бегут от него врассыпную по улицам Норрмальма, и с их топотом в каждый переулок, к каждому крыльцу несётся весть.
Старый Нильс дойдёт до самой Лапландии!
Говори что хочешь, Лотта, а это просто возмутительное ребячество, - доктор Мортен Хольгерссон развернул утреннюю газету так сердито, что едва не порвал её.
Мо-о-ртен, - по обыкновению тихо, но укоризненно протянула Лотта и кивком головы указала на другой конец стола. - Здесь дети.
Дети - Пернилла и Марта, одиннадцати и девяти лет - увлеченно жевали ещё тёплые вафли, не обращая внимания на родителей. И всё равно, думала Шарлотта Хольгерссон, ни к чему им слушать такие разговоры.
Ты слышала? Он записался в горный клуб! - Мортен не унимался. - Он купил снаряжение! Над ним смеются все до одного!
Ну уж вряд ли. А если и смеются - так это их не красит. Пожилой человек хочет поддерживать в себе бодрость - разве это не похвально?
О, Лотта! Я бы понял тебя, если бы ты ничего не знала! Но ты же наслышана об этих его удивительных путешествиях…
Папочка, - внезапно окликнула Мортена Пернилла. - А этим летом мы поедем с дедушкой в шхеры? Он обещал показать место, где лежал гусиный клад!
Вот видишь, - страдальчески сказал жене доктор Хольгерссон. - Он и детям голову забивает.
Лотта пожала плечами. В юности она с Союзом немецких девушек три года подряд ходила в турпоходы и теперь была убеждена, что вылазки на природу приносят детям очевидную пользу. Мортен же, по его собственному заявлению, «нахлебался в детстве этих путешествий» и на попытки вытащить его куда-либо отказывал с особым презрением.
Хлопнула входная дверь.
Дедушка! - с восхищением завопили Пернилла и Марта.
Деда они обожали. И за его щедрость, граничащую с расточительством, и за его байки и удивительные истории, и за смех, который не утратил прежнего задора, пусть с каждым годом Нильс Хольгерссон смеялся всё реже. Он водил внучек в Скансен, где собраны удивительные диковины со всей Швеции, а летом они с Мартой и Перниллой спускали лодку и ходили по большим и маленьким шхерам, разбросанным вокруг Стокгольма всюду, где воды озера Меларен смешиваются с Балтийским морем.
Дед пошуршал в прихожей пакетами, перекинулся парой слов с экономкой и через несколько минут вошёл в столовую, улыбаясь во весь рот.
Мортен, поджав губы, встал из-за стола. Его розовое лицо, обрамлённое аккуратно постриженными светлыми волосами, сморщилось в почти детской обиде.
Что случилось, Мортен, сынок? - весело спросил Нильс. - Никак ты отца не рад видеть? Или сливок скисших выпил?
Ты не передумал? - Мортен сжал руки в кулаки. - Ты всё-таки поедешь?
Конечно, я поеду, - легко ответил отец и, подсев к столу, ухватил с тарелки вафлю. - Надо поторапливаться. Сейчас июнь, а к сентябрю в Лапландии уже снег выпадет, и откладывать это на будущий год я не хочу.
Он выставил вперёд подбородок, как бы бросая вызов, ну а Мортен, наоборот, насупился, и оба они, отец и сын, в заученной давным-давно позе приготовились идти в бой.
Лотта, жившая в Швеции с Хольгерссонами уже не один год, хорошо знала, что за этим обычно следует. Она взяла дочерей за руки и вывела из комнаты, не обращая внимания на их слабые возражения.
Отец, я тебе поражаюсь, - начал Мортен. - Ты, уж извини, далеко не молод, и лезть в какую-то гору непонятно зачем… У тебя сердце! У тебя суставы!
Сердце! Да-да, Мортен, друг мой… Сердце-то болит, тянет туда, на север… Э, да ты не поймёшь.
Куда уж мне понять, - зло бросил Мортен. - Опять будешь гоняться за своими гусями? Это смешно! Всё детство я не знал покоя! Где мы только ни скитались - Сконе, Смоланд, Вермланд… Неудивительно, что мать не выдержала!
Не надо приплетать мать. Она подорвала здоровье ещё в детстве, а эти поездки… Они ей нравились.
О да, и держать целую сотню гусей, потомков этого твоего Мортена, ей тоже нравилось? Над нами смеялись, где бы мы ни жили… Семья гусопасов!
Но, Мортен, ведь сейчас у нас нет никаких гусей, да и не ездим мы уже давно, - почти кротко отозвался Нильс. - Как поселились в Стокгольме после вашего с Лоттой возвращения, так и живём. Да и какое отношение всё это имеет к моему путешествию? Я ведь даже не зову тебя с собой. Знаю, что не захочешь.
Вот именно, я уж думал, что, заживя в Стокгольме, ты наконец-то остепенился! Послушай, отец, не дело тебе бросать семью ради такой сомнительной затеи! Ты думаешь, тебя пустят подниматься на эту Кебнекайсе? Вот ещё! У них в лагере дежурят медики и спасатели, и все они будут сущими дураками, если пустят на восхождение этакого старика!
Так я может до самой вершины и не пойду, - миролюбиво отозвался Нильс.
Это уж точно - не дойдёшь! В твоём-то состоянии! И потом, ты хочешь уехать на несколько месяцев! А о нас ты подумал?
А что ж, вы не справитесь?
Я вот что тебе скажу, отец. Слыхал я, что законопроект уже утвердили - не сегодня-завтра городские власти начнут перекапывать Норрмальм, и, говорят, всю Клару сроют… Это значит, нужно искать новый дом, переезжать, а тут ещё ты со своим… мероприятием.
Какие мелочи. Переезжайте, вон, хоть в Блакеберг…
Блакеберг!..
И нечего делать из этого трагедии.
А Пернилла? А Марта? О них ты подумал?
Я расскажу им ещё больше весёлых историй после того, как вернусь. А ты пообещай, что хотя бы пару раз за лето выйдешь с девочками на лодке…
Это, конечно, если ты ещё вернёшься! - припечатал Мортен, и в столовой повисла напряжённая тишина - только часы тикали.
Если беспокоишься - не отпускай меня в дорогу с тяжелым сердцем, а лучше пожелай доброго пути, - тихо сказал Нильс Хольгерссон, и сын его, казалось, впервые устыдился.
Тебя всё равно не пустят на гору, - упрямо пробормотал он и отвернулся.
Посмотрел бы я на человека, который сможет удержать Нильса Хольгерссона! - хвастливо ответил его отец.
Мортен покачал головой и направился к двери. Уже на пороге он обернулся.
Шли хотя бы телеграммы.
Я пошлю открытку, - улыбнулся Нильс.
Мортен вышел. Нильс устало откинулся на стуле. Почему-то сильно кололо сердце.
Не ладилось у него с сыном. А ведь, казалось бы, он всё старался сделать, чтобы детство у Мортена было счастливое и сытое. Золото, которым одарили его гуси, да доходы с руды Андерссонов сделали их зажиточными людьми. Могли позволить себе и небольшую усадьбу в Сконе, а затем в Смоланде, и путешествовали по всей стране - вот только до Лапландии так и не добрались, и Нильс всегда желал об этом. Но всё же они, верно, повидали в стране больше, чем кто-либо - кроме диких гусей, летавших там, где не всякому человеку и пройти-то можно. Разве не о такой жизни мечтает каждый мальчишка? И какому другому мальчишке родители могут рассказать столько историй о Швеции - сказочных и правдивых, страшных и весёлых? А когда Мортен признался отцу, что мечтает стать врачом - разве Нильс не помог, не поспособствовал? И вот Мортен отучился в самом Гёттингенском университете, да так там и остался. Женился, завёл практику, а как началась вся эта заварушка - они с Лоттой уехали. Ну, Нильс и рад был, да и Оса, в ту пору ещё живая, радовалась, что семья снова вместе. Тогда-то они не знали ещё, что из этой заварушки выйдет… Поселились в Стокгольме, чтобы Мортену было удобнее работать. И зажили - спокойно, тихо. Потом внучки пошли, да Оса заболела...
Нильс поморщился, растирая грудь. Всё это неважно, совсем неважно. Он уже решил, а это значит - он снова отправится на север, в Лапландию.
Может быть, ещё не слишком поздно.
Смотрите-ка! Старый Нильс совсем умом тронулся! Вот он идёт по горному склону, на ногах у него - крепкие башмаки, в руках - пара складных палок, да только ноги мелко-мелко дрожат в коленях, а руки раскачиваются, будто не сразу могут найти опору.
Старый Нильс вернулся в Лапландию!
Да как же он дошёл? Ему, наверное, лет сто! - переговариваются птицы - пеночки и зяблики, жаворонки и куропатки.
Сто, сто, сто, сто, - вторят им суслики, выстроившиеся столбиками вдоль горной тропы.
Нильс, тяжело дыша, останавливается на тропе и запрокидывает голову. Уже почти сентябрь, и небеса хмурятся, а между чёрными скалами ветер гоняет клочья тумана. Но вот небо светлеет, и от просыхающей травы поднимается пар, а в воздухе вьются птичьи стаи - или это у него рябит в глазах? Да нет же! Вон в тех двух клиньях он безошибочно узнаёт гусей - гусей, которые учат гусят летать, - и всматривается в них своими по-старчески дальнозоркими глазами.
Нет, Нильс, конечно, не надеется: столько не прожить ни одной птице. Мортена он схоронил давным-давно, и Дунфин тоже, и их детей, и внуков… Хотя в те годы, что он путешествовал с гусиной стаей, поговаривали, будто старой Акке с Кебнекайсе перевалило за сто, а раз так, то отчего бы ей не прожить ещё столько же, отчего бы не дождаться старого друга?
Ах, но гуси летают зимовать через Балтийское море далеко на юг, и если Акка избежала болезней, старости, когтей орлов и клыков лис, то смогла ли она пережить бурю, дважды захлестнувшую всю Европу? Не наглоталась ли она ядовитых паров над полями Бельгии, не зацепило ли её осколками снарядов на Балтике, не заблудилась ли её стая в дыму и гари сожжённых городов и деревень?
Но вот же они - гуси! Летят и, как прежде, вьют гнёзда, как прежде учат молодых вставать на крыло, а значит - выжили, пережили, и не нарушен тот извечный ход: весною - на север, осенью - на юг. Нильсу мерещится белое пятнышко среди одной из стай. Нет, не может этого быть, ведь Мортен - мёртв. Это не твоя стая, Нильс, твоя стая давно сгинула, тогда почему ты стоишь здесь, на склонах, ведущих к чёрному гребню Кебнекайсе, и глупые слёзы бегут по твоим щекам?
А вон та маленькая серая гусыня во главе клина вполне могла бы… Но как похожа! И, не выдержав, срывая горло, он кричит, как бывало раньше, когда Малыш-Коротыш отбивался от стаи:
Я - здесь, где - ты?! Я - здесь, где - ты?!
Гуси кружат над ним, гогочут, плещут крыльями. И сердце бьётся всё быстрее, но как-то неровно - это Малыш-Коротыш ловко бегал по каменным тропинкам в горах, это у Малыша-Коротыша не бывало сроду одышки и головокружений. А Нильс Хольгерссон, шестидесятилетний Нильс Хольгерссон так не может.
Грудь сдавливает, и Нильс опускается на колени, прямо в росистую траву, чуть тронутую уже первыми заморозками ранней осени. Глаза его больше не видят неба, но сквозь стук сердца, отдающий в ушах, он всё же слышит, как гусиная стая отвечает:
Где ты? - Я здесь! - Где ты? - Я здесь!
