Золотой горшок краткое. Анализ произведения «Золотой горшок» (Гофман)

Золотой горшок - сказка-повесть Гофмана о мечтательном Ансельме и его мире волшебства и чудачеств. Начав читать сказку Гофмана Золотой горшок мгновенно погружаешься в сочетание реальности и выдумки с тонкими ироническими нотками, романтикой и немецким бытом.

У сказки Золотой горшок счастливый конец с глубоким смыслом, каждый читатель воспримет его по-своему и сам сможет решить, стоит ли принимать всерьез утопические фантазии Гофмана об Атлантиде, колдунье и ароматах лилий.

Золотой горшок. Краткое содержание

Сказка Гофмана Золотой горшок состоит из двенадцати вигилий – символических глав истории Ансельма. Вигильма в общем смысле означает отказ от сна в ночное время, тем самым Гофман говорит, что его сказка – не сон, не явь, а нечто, происходящее в совершенно другом измерении и понимании.

Краткое содержание сказки Золотой горшок следующее:

Ансельм случайно опрокидывает корзинку с фруктами, принадлежащую старушке, которая проклинает его. Расстроенный молодой человек спешит скрыться, сворачивает на тихую улочку и идет по ней, жалуясь вслух на свою скучную и ничем не примечательную жизнь.

Наткнувшись на куст бузины, Ансельм видит золотисто-зеленых змеек, одна из которых смотрит на него своими голубыми глазами, принося чувства радости и скорби одновременно. Юношу охватывает невиданная ранее тоска, и он громко разговаривает сам с собой, привлекая внимание прохожих, шарахающихся от него, как от безумца.

Убегая оттуда, Ансельм встречает друзей, принимая их приглашение на ужин. Наслушавшись странных речей и пожалев его, один из друзей регистратор Геербранд помогает молодому человеку с работой, устроив к архивариусу Линдгорсту.

Следующим же утром Ансельм отправляется на работу, подходит к дому архивариуса и не успевает дотронуться до двери… Ему является ведьма-старуха, испугав юношу окончательно.

Ансельм лишился чувств и очнулся уже только у конкректора Паульмана. Никто не мог уговорить бедного юношу заново прийти на работу, поэтому друзья организовали встречу с архивариусом в кафе, где тот рассказал Ансельму необычную историю о лилии, чем сильно того впечатлил.

Вечерами молодой человек проводил всё время рядом с бузиной, увидев это, и выслушав полный чудачеств рассказ парня, архивариус Линдгорст заявил, что прекрасная змейка – это его младшая дочь Серпентина, а в защиту от старухи дал ему волшебное зелье. В то же время, Вероника, дочь конкректора Паульмана, грезила стать женой Ансельма и чтобы завоевать его отправилась к гадалке, которая сделала ей волшебное серебряное зеркальце.

Ансельм отлично справлялся с работой у архивариуса по копированию манускриптов. В один из дней к нему явилась возлюбленная Серпентина и поведала историю о том, что змейка – дочь лилии, на которую наложено заклятье. В день обручения она получит в приданное Золотой горшок, из которого вырастет прекрасная огненная лилия, помогающая постигнуть многое и позволяющая жить в загадочной Атлантиде.

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

(Повесть-сказка, 1814)

Был праздник Вознесения, три часа по полудни. У Черных ворот в Дрездене студент Ансельм опрокидывает огромную корзину с яблоками, и слышит от торговки жуткие проклятья и угрозы: "Попадешь под стекло, под стекло!" Ансельм расплатился за свою оплошность, а так как он, как и большинство студентов, беден, то вместо того, чтобы выпить пива и кофе с ликером, как прочие горожане, идет на берег Эльбы оплакивать злую судьбу, молодость, все рухнувшие надежды, все бутерброды, упавшие маслом вниз.

Из ветвей бузины, под которой он сидит, раздаются дивные звуки, как бы звон хрустальных колокольчиков. Подняв голову, Ансельм видит трех прекрасных золотисто-зеленых змеек, обвивших ветви, и самая милая из них с нежностью смотрит на него большими синими глазами. Видение рассеивается так же внезапно, как оно возникло. Ансельм в тоске обнимает ствол бузины, пугая гуляющих в парке горожан своим видом и безумными речами. К счастью, прогуливаясь, в этом же месте оказались его хорошие знакомые: регистратор Геербранд и конрек-тор Паульман с дочерьми. Они пригласили Ансельма прокатиться с ними на лодке по реке и завершить праздничный вечер ужином в доме Паульмана.

По общему суждению молодой человек был явно не в себе, и виной тому его бедность и невезучесть. Геербранд предлагает ему за приличные деньги наняться писцом к архивариусу Линдгорсту, так как у Ансельма талант каллиграфа и рисовальщика, и как раз такого человека ищет архивариус для копирования манускриптов из своей библиотеки.

Необычная обстановка в доме архивариуса, и его диковинный сад, где цветы похожи на птиц и насекомых, и сам архивариус, являющийся Ансельму то в виде худого старикашки в сером плаще, то в обличье величественного седобородого царя - все это еще глубже погружает Ансельма в мир его грез. Дверной молоток кажется ему старухой, чьи яблоки он рассыпал у Черных ворот, вновь произносящей зловещие слова: "Быть тебе уж в стекле, в хрустале!.." Шнурок звонка видится ему змеей, обвивающей беднягу до хруста костей. Каждый вечер он ходит к кусту бузины, обнимает его и плачет: "Ах! я люблю тебя, змейка, и погибну от печали, если ты не вернешься!"

День проходит за днем, а Ансельм никак не может приступить к работе. Архивариус, которому он открывает свою тайну, не удивляется. Эти змейки, сообщает архивариус Ансельму, мои дочери, а сам я не смертный человек, но дух Саламандр, низвергнутый за непослушание моим повелителем Фосфором, князем страны Атлантиды. Тот, кто женится на одной из дочерей Саламандра-Линдгорста получит в приданое Золотой горшок. Из горшка в минуту обручения прорастет огненная лилия, юноша поймет ее язык, постигнет все, что открыто бесплотным духам, и со своей возлюбленной станет жить в Атлантиде. Вернется туда и получивший, наконец, прощение Саламандр.

Ансельм с воодушевлением принялся за работу, ведь платой за нее будут не только деньги, но возможность видеть синеглазую змейку Серпентину.

А в это время дочь конректора Паульмана Вероника, с которой Ансельм прежде почти каждый вечер музицировал, терзается сомнениями, не видя своего возлюбленного, не забыл ли он ее, не нашел ли себе другую.

Услышав от подруг, что в Дрездене живет старая гадалка фрау Рауэрин, Вероника обращается к той за советом. "Оставь Ансельма, - говорит ведунья девушке. - Он скверный человек. Он потоптал моих деток, мои наливные яблочки. Он связался с моим врагом, злым стариком. Он влюблен в его дочку, зеленую змейку. Он никогда не будет надворным советником". Вероника заливается слезами, и вдруг узнает в гадалке свою няньку Лизу. Добрая нянька утешает воспитанницу: "Постараюсь помочь тебе исцелить Ансельма от вражьих чар, а тебе - угодить в надворные советницы".

Одной ненастной ночью гадалка ведет Веронику в поле, где разводит огонь под котлом, в который летят из мешка старухи цветы, металлы, травы и зверюшки, а вслед на ними локон с головы Вероники и ее колечко. Девушка неотрывно глядит в кипящее варево, и оттуда является лицо Ансельма. В ту же минуту над ее головой раздается громовое: "Эй вы, сволочи! Прочь, скорей!" Старуха с воем падает наземь. Вероника теряет сознание. Приходит Вероника в себя уже дома, на своей кушетке. В кармане мокрого плаща она обнаруживает серебряное зеркальце, которое было отлито гадалкой. Из зеркальца на девушку смотрит ее возлюбленный. "Ах, - сокрушается он, - отчего вам угодно порой извиваться, как змейка!.."

Работа же Ансельма, поначалу не выходившая, все больше спорится. Ему легко удается не только копировать самые затейливые манускрипты, но и постигать их смысл. В награду архивариус устраивает студенту свидание с Серпентиной. Та соблазняет Ансельма своими речами: "Ты обладаешь, как теперь выражаются, "наивной поэтической душой". Ты достоин и моей любви, и вечного блаженства в Атлантиде!" Поцелуй обжигает губы Ансельма. Но странно, во все последующие дни он думает о Веронике. Серпентина - его мечта, муза, а Вероника - самое живое, реальное, что являлось когда-либо его глазам. Вместо того чтобы идти к архивариусу, он отправляется в гости к Паульману, где проводит весь день. Вероника была весела, весь вид ее излучал любовь к нему. Невинный поцелуй вконец отрезвляет Ансельма. Как на грех, является Геербранд со всем, что требуется для приготовления пунша. С первым глотком странности и чудеса последних недель вновь восстают перед Ансельмом. Он грезит вслух о Серпентине. Вслед за ним неожиданно и хозяин Геербранд принимается восклицать: "Да здравствует Саламандр! Да сгинет старуха!" Вероника убеждает их, что старая Лиза непременно одолеет чародея, а сестрица ее в слезах выбегает из комнаты.

Утром Паульман и Геербранд долго удивляются своему буйству. Что касается Ансельма, то он, придя к архивариусу, был жестоко наказан за малодушное отречение от любви. Чародей заточил студента в одну из тех стеклянных банок, что стоят на столе в его кабинете.

Чародей заточил студента в одну из тех стеклянных банок, что стоят на столе в его кабинете. По соседству в других банках сидели еще три школяра и два писца, также работавшие на архивариуса. Они ругают Ансельма ("Безумец воображает, будто сидит в склянке, а сам стоит на мосту и смотрит на свое отражение в реке!") и заодно и полоумного старика, осыпающего их золотом за то, что ни рисуют для него каракули.

От их насмешек Ансельма отвлекает видение смертного боя чародея со старухой, из которого Саламандр выходит победителем. В миг торжества перед Ансельмом является Серпентина, возвещая ему о дарованном прощении. Стекло лопается - он падает в объятья синеглазой змейки.

В день именин Вероники в дом Паульмана приходит новоиспеченный советник Геербранд, предлагая девице руку и сердце. Она соглашается. Ансельм, - судя по тому, что из Дрездена он исчез, - обрел вечное блаженство в Атлантиде. Это подозрение подтверждает полученное автором письмо архивариуса Линдгорста с разрешением предать публичной огласке тайну его чудесного существования в мире духов и с приглашением завершить повесть о Золотом горшке в той самой голубой пальмовой зале его дома, где трудился достославный студент Ансельм.

Злоключения студента Ансельма. - Пользительный табак конректора Паульмана и золотисто-зеленые змейки.

В день вознесения, часов около трех пополудни, чрез Черные ворота в Дрездене стремительно шел молодой человек и как раз попал в корзину с яблоками и пирожками, которыми торговала старая, безобразная женщина, - и попал столь удачно, что часть содержимого корзины была раздавлена, а все то, что благополучно избегло этой участи, разлетелось во все стороны, и уличные мальчишки радостно бросились на добычу, которую доставил им ловкий юноша! На крики старухи, товарки ее оставили свои столы, за которыми торговали пирожками и водкой, окружили молодого человека и стали ругать его столь грубо и неистово, что он, онемев от досады и стыда, мог только вынуть свой маленький и не особенно полный кошелек, который старуха жадно схватила и быстро спрятала. Тогда расступился тесный кружок торговок; но когда молодой человек из него выскочил, старуха закричала ему вслед: «Убегай, чертов сын, чтоб тебя разнесло; попадешь под стекло, под стекло!…» В резком, пронзительном голосе этой бабы было что-то страшное, так что гуляющие с удивлением останавливались, и раздавшийся было сначала смех разом замолк. Студент Ансельм (молодой человек был именно он) хотя и вовсе не понял странных слов старухи, но почувствовал невольное содрогание и еще более ускорил свои шаги, чтобы избегнуть направленных на него взоров любопытной толпы. Теперь, пробиваясь сквозь поток нарядных горожан, он слышал повсюду говор: «Ах, бедный молодой человек! Ах, она проклятая баба!» Странным образом таинственные слова старухи дали смешному приключению некоторый трагический оборот, так что все смотрели с участием на человека, которого прежде совсем не замечали. Особы женского пола ввиду высокого роста юноши и его благообразного лица, выразительность которого усиливалась затаенным гневом, охотно извиняли его неловкость, а равно и его костюм, весьма далекий от всякой моды, а именно: его щучье-серый фрак был скроен таким образом, как будто портной, его работавший, только понаслышке знал о современных фасонах, а черные атласные, хорошо сохранившиеся брюки придавали всей фигуре какой-то магистерский стиль, которому совершенно не соответствовали походка и осанка.

Страница 1 из 12

ВИГИЛИЯ ПЕРВАЯ

Злоключения студента Ансельма... - Пользительный табак конректора

Паульмана и золотисто-зеленые змейки.

В день вознесения, часов около трех пополудни, чрез Черные ворота в Дрездене стремительно шел молодой человек и как раз попал в корзину с яблоками и пирожками, которыми торговала старая, безобразная женщина, - и попал столь удачно, что часть содержимого корзины была раздавлена, а все то, что благополучно избегло этой участи, разлетелось во все стороны, и уличные мальчишки радостно бросились на добычу, которую доставил им ловкий юноша! На крики старухи товарки ее оставили свои столы, за которыми торговали пирожками и водкой, окружили молодого человека и стали ругать его столь грубо и неистово, что он, онемев от досады и стыда, мог только вынуть свой маленький и не особенно полный кошелек, который старуха жадно схватила и быстро спрятала. Тогда расступился тесный кружок торговок; но когда молодой человек из него выскочил, старуха закричала ему вслед: «Убегай, чертов сын, чтоб тебя разнесло; попадешь под стекло, под стекло!..» В резком, пронзительном голосе этой бабы было что-то страшное, так что гуляющие с удивлением останавливались, и раздавшийся было сначала смех разом замолк. Студент Ансельм (молодой человек был именно он) хотя и вовсе не понял странных слов старухи, но почувствовал невольное содрогание и еще более ускорил свои шаги, чтобы избегнуть направленных на него взоров любопытной толпы. Теперь, пробиваясь сквозь поток нарядных горожан, он слышал повсюду говор: «Ах, бедный молодой человек! Ах, она проклятая баба!» Странным образом таинственные слова старухи дали смешному приключению некоторый трагический оборот, так что все смотрели с участием на человека, которого прежде совсем не замечали. Особы женского пола ввиду высокого роста юноши и его благообразного лица, выразительность которого усиливалась затаенным гневом, охотно извиняли его неловкость, а равно и его костюм, весьма далекий от всякой моды, а именно: его щучье-серый фрак был скроен таким образом, как будто портной, его работавший, только понаслышке знал о современных фасонах, а черные атласные, хорошо сохранившиеся брюки придавали всей фигуре какой-то магистерский стиль, которому совершенно не соответствовали походка и осанка.

Когда студент подошел к концу аллеи, ведущей к Линковым купальням, он почти задыхался. Он должен был замедлить шаг; он едва смел поднять глаза, потому что ему все еще представлялись яблоки и пирожки, танцующие вокруг него, и всякий дружелюбный взгляд проходящей девушки был для него лишь отражением злорадного смеха у Черных ворот. Так дошел он до входа в Линковы купальни; ряд празднично одетых людей непрерывно входил туда. Духовая музыка неслась изнутри, и все громче и громче становился шум веселых гостей. Бедный студент Ансельм чуть не заплакал, потому что и он хотел в день вознесения, который был для него всегда особенным праздником, - и он хотел принять участие в блаженствах линковского рая: да, он хотел даже довести дело до полпорции кофе с ромом и до бутылки двойного пива и, чтобы попировать настоящим манером, взял денег даже больше, чем следовало. И вот роковое столкновение с корзиной яблок лишило его всего, что при нем было. О кофе, о двойном пиве, о музыке, о созерцании нарядных девушек - словом, обо всех грезившихся ему наслаждениях нечего было и думать; он медленно прошел мимо и вступил на совершенно уединенную дорогу вдоль Эльбы. Он отыскал приятное местечко на траве под бузиною, выросшей из разрушенной стены, и, сев там, набил себе трубку пользительным табаком, подаренным ему его другом, конректором Паульманом. Около него плескались и шумели золотистые волны прекрасной Эльбы; за нею смело и гордо поднимал славный Дрезден свои белые башни к прозрачному своду, который опускался на цветущие луга и свежие зеленые рощи; а за ними, в глубоком сумраке, зубчатые горы давали знать о далекой Богемии. Но, мрачно взирая перед собою, студент Ансельм пускал в воздух дымные облака, и его досада наконец выразилась громко в следующих словах: «А ведь это верно, что я родился на свет для всевозможных испытаний и бедствий! Я уже не говорю о том, что я никогда не попадал в бобовые короли, что я ни разу по угадал верно в чет и нечет, что мои бутерброды всегда падают не землю намасленной стороной, - обо всех этих злополучиях я не стану и говорить; но не ужасная ли это судьба, что я, сделавшись наконец студентом назло всем чертям, должен все-таки быть и оставаться чучелом гороховым? Случалось ли мне надевать новый сюртук без того, чтобы сейчас же не сделать на нем скверного жирного пятна или не разорвать его о какой-нибудь проклятый, не к месту вбитый гвоздь? Кланялся ли я хоть раз какой-нибудь даме или какому-нибудь господину советнику без того, чтобы моя шляпа не летела черт знает куда или я сам не спотыкался на гладком полу и постыдно не шлепался? Не приходилось ли мне уже и в Галле каждый базарный день уплачивать на рынке определенную подать от трех до четырех грошей за разбитые горшки, потому что черт несет меня прямо на них, словно я полевая мышь? Приходил ли я хоть раз вовремя в университет или в какое-нибудь другое место? Напрасно выхожу я на полчаса раньше; только что стану я около дверей и соберусь взяться за звонок, как какой-нибудь дьявол выльет мне на голову умывальный таз, или я толкну изо всей силы какого-нибудь выходящего господина и вследствие этого не только опоздаю, но и ввяжусь в толпу неприятностей. Боже мой! Боже мой! Где вы, блаженные грезы о будущем счастье, когда я гордо мечтал достигнуть до звания коллежского секретаря. Ах, моя несчастная звезда возбудила против меня моих лучших покровителей. Я знаю, что тайный советник, которому меня рекомендовали, терпеть не может подстриженных волос; с великим трудом прикрепляет парикмахер косицу к моему затылку, но при первом поклоне несчастный снурок лопается, и веселый мопс, который меня обнюхивал, с торжеством подносит тайному советнику мою косичку. Я в ужасе устремляюсь за нею и падаю на стол, за которым он завтракал за работою; чашки, тарелки, чернильница, песочница летят со звоном, и поток шоколада и чернил изливается на только что оконченное донесение. «Вы, сударь, взбесились!» - рычит разгневанный тайный советник и выталкивает меня за дверь. Что пользы, что конректор Паульман обещал мне место писца? До этого не допустит моя несчастная звезда, которая всюду меня преследует. Ну, вот хоть сегодня. Хотел я отпраздновать светлый день вознесения как следует, в веселии сердца. Мог бы я, как и всякий другой гость в Линковых купальнях, восклицать с гордостью: «Человек, бутылку двойного пива, да лучшего, пожалуйста!» Я мог бы сидеть до позднего вечера, и притом вблизи какой-нибудь компании великолепно разряженных, прекрасных девушек. Я уж знаю, как бы я расхрабрился; я сделался бы совсем другим человеком, я даже дошел бы до того, что когда одна из них спросила бы: «Который теперь может быть час?» или: «Что это такое играют?» - я вскочил бы легко и прилично, не опрокинув своего стакана и не споткнувшись о лавку, в наклонном положении подвинулся бы шага на полтора вперед и сказал бы: «С вашего позволения, mademoiselle, это играют увертюру из «Девы Дуная», или: «Теперь, сейчас пробьет шесть часов». И мог бы хоть один человек на свете истолковать это в дурную сторону? Нет, говорю я, девушки переглянулись бы между собою с лукавою улыбкою, как это обыкновенно бывает каждый раз, как я решусь показать, что я тоже смыслю кой-что в легком светском тоне и умею обращаться с дамами. И вот черт понес меня на эту проклятую корзину с яблоками, и я теперь должен в уединении раскуривать свой пользительный...» Тут монолог студента Ансельма был прерван странным шелестом и шуршаньем, которые поднялись совсем около него в траве, но скоро переползли на ветви и листья бузины, раскинувшейся над его головою. То казалось, что это вечерний ветер шевелит листами; то - что это порхают туда и сюда птички в ветвях, задевая их своими крылышками. Вдруг раздался какой-то шепот и лепет, и цветы как будто зазвенели, точно хрустальные колокольчики. Ансельм слушал и слушал. И вот - он сам не знал, как этот шелест, и шепот, и звон превратились в тихие, едва слышные слова:

«Здесь и там, меж ветвей, по цветам, мы вьемся, сплетаемся, кружимся, качаемся. Сестрица, сестрица! Качайся в сиянии! Скорее, скорее, и вверх и вниз, - солнце вечернее стреляет лучами, шуршит ветерок, шевелит листами, спадает роса, цветочки поют, шевелим язычками, поем мы с цветами, с ветвями, звездочки скоро заблещут, пора нам спускаться сюда и туда, мы вьемся, сплетаемся, кружимся, качаемся; сестрицы, скорей!»

И дальше текла дурманящая речь. Студент Ансельм думал: «Конечно, это не что иное, как вечерний ветер, но только он сегодня что-то изъясняется в очень понятных выражениях». Но в это мгновение раздался над его головой как будто трезвон ясных хрустальных колокольчиков; он посмотрел наверх и увидел трех блестящих зеленым золотом змеек, которые обвились вокруг ветвей и вытянули свои головки к заходящему солнцу. И снова послышались шепот, и лепет, и те же слова, и змейки скользили и вились кверху и книзу сквозь листья и ветви; и, когда они так быстро двигались, казалось, что куст сыплет тысячи изумрудных искр чрез свои темные листья. «Это заходящее солнце так играет в кусте», - подумал студент Ансельм; но вот снова зазвенели колокольчики, и Ансельм увидел, что одна змейка протянула свою головку прямо к нему. Как будто электрический удар прошел по всем его членам, он затрепетал в глубине души, неподвижно вперил взоры вверх, и два чудных темно-голубых глаза смотрели на него с невыразимым влечением, и неведомое доселе чувство высочайшего блаженства и глубочайшей скорби как бы силилось разорвать его грудь. И когда он, полный горячего желания, все смотрел в эти чудные глаза, сильнее зазвучали в грациозных аккордах хрустальные колокольчики, а искрящиеся изумруды посыпались на него и обвили его сверкающими золотыми нитями, порхая и играя вокруг него тысячами огоньков. Куст зашевелился и сказал: «Ты лежал в моей тени, мой аромат обвевал тебя, но ты не понимал меня. Аромат - это моя речь, когда любовь воспламеняет меня». Вечерний ветерок пролетел мимо и шепнул: «Я веял около головы твоей, но ты не понимал меня; веяние есть моя речь, когда любовь воспламеняет меня». Солнечные лучи пробились сквозь облака, и сияние их будто горело в словах: «Я обливаю тебя горящим золотом, но ты не понимал меня; жар - моя речь, когда любовь меня воспламеняет».

И, все более и более утопая во взоре дивных глаз, жарче становилось влечение, пламенней желание. И вот зашевелилось и задвигалось все, как будто проснувшись к радостной жизни. Кругом благоухали цветы, и их аромат был точно чудное пение тысячи флейт, и золотые вечерние облака, проходя, уносили с собою отголоски этого пения в далекие страны. Но когда последний луч солнца быстро исчез за горами и сумерки набросили на землю свой покров, издалека раздался грубый густой голос: «Эй, эй, что там за толки, что там за шепот? Эй, эй, кто там ищет луча за горами? Довольно погрелись, довольно напелись! Эй, эй, сквозь кусты и траву, по траве, по воде вниз! Эй, эй, до-мо-о-о-й, до-мо-о-о-й!»

И голос исчез как будто в отголосках далекого грома; но хрустальные колокольчики оборвались резким диссонансом. Все замолкло, и Ансельм видел, как три змейки, сверкая и отсвечивая, проскользнули по траве к потоку; шурша и шелестя, бросились они в Эльбу, и над волнами, где они исчезли, с треском поднялся зеленый огонек, сделал дугу по направлению к городу и разлетелся.

В праздник Вознесения студент Ансельм нечаянно опрокидывает торговкину корзину с яблоками, за что получает от нее проклятье: «Попадешь под стекло!» Студент идет на берег Эльбы жаловаться на свои неудачи. Там он замечает трех змеек, обвивших ветви бузины. Одна из них смотрит на него большими синими глазами. Он тут же влюбляется. Но видение сразу исчезает.

Знакомый Ансельма, регистратор Геербранд предлагает ему наняться писцом к архивариусу Линдгорету. Но дверной молоток дома архивариуса превращается в старуху торговку и вновь зучит проклятье. А шнурок звонка превращается в змею. Потрясенный Ансельм не может приступить к работе. Он рассказывает обо всем архивариусу. Линдгорет объясняет ему, что змейки это его дочери, а сам он – дух Саламандр. И тот, кто женится на одной из его дочерей, получит в приданное волшебный золотой горшок. Из горшка в момент обручения прорастет огненная лилия, и юноша станет жить со своей возлюбленной в Атлантиде.

Тогда вернется туда и Саламандр.

Дочь конректора Паульмана, Вероника, влюблена в Ансельма. Она идет к гадалке фрау Рауэрин. Сначала та отговаривает ее, но потом решает помочь. Ночью они идут готовить зелье. Но им мешает Саламандр. Гадалке все же удается отлить для Вероники серебряное зеркальце.

Тем временем Ансельм работает в том доме и Серпентина, дочь архивариуса помогает ему во всем. Но Веронике, с помощью зеркальца, удается приворожить Ансельма. И студент проводит весь день у нее и не приходит на работу к Линдгорету. За это он наказывает Ансельма, заточив в стеклянном сосуде на столе в своем кабинете. На помощь приходит старуха колдунья, но Саламандр побеждает ее в бою. Ансельм прощен.

К нему является Серпентина и стекло лопается. Юноша обретает свое счастье в Атлантиде, а Вероника выходит замуж за Геербранда, который стал надворным советником.

Пересказ подготовила для Вас Strange .

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку

Обновлено: 2011-10-09

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.