Автор знаменитой триады самодержавие православие народность. Страницы истории

В статье рассматривается одно из ключевых понятий русской общественной мысли первой половины – конца ХIХ века – так называемая уваровская триада. Особое внимание обращается на исторический контекст ее появления, некоторые малоисследованные терминологические и историографические нюансы бытования этой формулы..

Аннотация, ключевые слова и фразы: Православие, самодержавие, народность, С.С. Уваров, славянофилы, Д.А. Хомяков.

Annotation

The article examines one of the key concepts of Russian social idea of the first half and the end of XIX century, so-called Uvarov triad. Specific attention is given to the historical context of its introduction and to some little-investigated terminological, historical and graphical existence nuances of this formula.

Annotation, key words and phrases: Orthodoxy, autocracy, nationality, S.S. Uvarov, Slavophiles, D.A. Khomyakov..

О публикации

В последние годы активизировалось изучение русской консервативной мысли первой половины XIX века .

Однако стремление к уяснению частных аспектов с привлечением новых источников приводит порой исследователей к достаточно спорным предположениям [См. напр.: 6], требующим серьёзного осмысления, тем более что в историографии давно бытует, если не господствует, немало необоснованных умозрительных построений.

Одному из таких явлений – так называемой уваровской триаде – и посвящена данная статья.

В начале 1832 г. С.С. Уваров (1786–1855) был назначен товарищем министра народного просвещения.

От этого времени сохранился черновой автограф его письма (на французском языке) Государю Императору Николаю Павловичу, который датируется мартом 1832 г. . Здесь впервые (из известных источников) С.С. Уваров формулирует вариант известной впоследствии триады: «…чтобы Россия усиливалась, чтобы она благоденствовала, чтобы она жила – нам осталось три великих государственных начала, а именно:

1. Национальная религия.

2. Самодержавие.

3. Народность».

Как видим, речь идёт об «оставшихся» «великих государственных началах», где «православие» не называется собственным именем.

В отчете о ревизии Московского университета, представленном Императору 4 декабря 1832 г., С.С. Уваров пишет о том, что «в нашем веке» необходимо «образование правильное, основательное», которое следует соединить «с глубоким убеждением и теплою верою в истинно русские охранительные начала православия, самодержавия и народности» . Об этом более широкий круг читателей узнал из книги Н.П. Барсукова «Жизнь и труды М.П. Погодина» . Здесь уже говорится об «истинно русских охранительных началах» и о необходимости «быть русским по духу прежде, нежели стараться быть европейцем по образованию…» .

20 марта 1833 г. С.С. Уваров вступил в управление министерством, а на следующий день в циркулярном предложении нового министра, предназначавшемся для попечителей учебных округов, говорилось следующее: «Общая наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединенном духе православия, самодержавия и народности» .

Заметим, что в тексте говорится лишь о «народном образовании».

В докладе С.С. Уварова «О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством народного просвещения», представленном Царю 19 ноября 1833 г., прослеживается такая логика.

Посреди всеобщих нестроений в Европе Россия еще сохранила «теплую веру к некоторым религиозным, моральным и политическим понятиям, ей исключительно принадлежащим». В этих «священных остатках ее народности находится и весь залог будущего». Правительству (и в особенности вверенному С.С. Уварову министерству) надлежит собрать эти «остатки» и «связать ими якорь нашего спасения». «Остатки» (они же и «начала») рассеяны «преждевременным и поверхностным просвещением, мечтательными, неудачными опытами», без единодушия и единства.

Но такое состояние видится министру только как практика последних тридцати, а не ста тридцати, например, лет (Д.А. Хомяков замечает, что «утрата народного понимания была настолько полная у нас, что даже те, кто в начале ХIX века являлись сторонниками всего русского, и те черпали свои идеалы в старине не допетровской, а почитали настоящей русской стариной век Екатерины») .

Отсюда насущной является задача учредить «народное воспитание» не чуждое «европейскому просвещению». Без последнего уже не обойтись. Но его нужно «искусно обуздать», соединив «выгоды нашего времени с преданиями прошедшего». Это задача трудная, государственная, но от неё зависит судьба Отечества [Цит. по: 12, с. 304].

«Главные начала» в этом докладе выглядят так: 1) Православная Вера. 2) Самодержавие. 3) Народность.

Образование настоящего и будущего поколений «в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности» видится «как одна из главнейших потребностей времени» . «Без любви к Вере предков, – считает С.С. Уваров, – народ, как и частный человек, должны погибнуть» . Заметим, речь идёт о «любви к вере», а не о необходимости «жизни по вере».

Самодержавие, по убеждению С.С. Уварова, «составляет главное политическое условие существования России в настоящем её виде» . Говоря о «народности», министр полагал, что «она не требует неподвижности в идеях» .

Этот доклад впервые увидел свет в 1995 г. .

Во Вступлении к Записке 1843 года «Десятилетие министерства народного просвещения» С.С. Уваров повторяет и отчасти развивает основное содержание ноябрьского доклада 1833 г. Теперь главные начала он называет ещё и «национальными» .

А в заключении делает вывод о том, что цель всей деятельности Министерства в «приноровлении… всемирного просвещения к нашему народному быту, к нашему народному духу» .

Более подробно о народности, «личности народа», «русском начале», «русском духе» С. С. Уваров говорит в Докладе Императору о славянстве от 5 мая 1847 г. и в секретном «Циркулярном предложении Попечителю Московского учебного округа» от 27 мая 1847 г. (Циркуляр впервые был опубликован в 1892 г.). Наступала новая эпоха. В 1849 г. С.С. Уваров подал в отставку.

Мы назвали источники, где упомянуты различные варианты так называемой уваровской триады и пояснения к ним.

Все они имели не общегосударственный характер (по полномочиям), а ведомственный (напомним, что в тогдашней России было 12 министерств и множество других ведомств, и ничего подобного уваровским «началам» там не провозглашалось).

Никаких «следов контроля» со стороны Императора за ходом «внедрения» идей С.С. Уварова как официальной общеимперской идеологической программы по источникам не прослеживается.

Широкого публичного распространения, а тем более обсуждения уваровская триада при жизни автора не получила, хотя и оказала существенное влияние на реформирование образования в России.

Но сами не раз упомянутые «начала» имеют, безусловно, огромную важность, ибо инициатива шла от Императора. «Этот живой дух правой веры и благочестия, – писал Н.П. Барсуков, – внушил Помазаннику Божию поставить во главе угла воспитания русского юношества: Православие, Самодержавие, Народность; а провозгласителем этого великого символа нашей Русской жизни – избрать мужа, стоявшего во всеоружии европейского знания» .

Активно о них заговорили спустя десятилетия, но с позиций весьма далёких от исторической действительности.

В 1871 году в журнале «Вестник Европы» начали публиковаться очерки одного из самых плодовитых его сотрудников, двоюродного брата Н.Г. Чернышевского, либерального публициста А.Н. Пыпина (1833–1904), которые в 1873 г. вышли отдельной книгой под названием «Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов». Впоследствии эта книга переиздавалась еще трижды . Во втором и последнем при его жизни издании «Характеристик» А.Н. Пыпин оставил вторую главу «Народность официальная» практически без изменений.

Именно в «Вестнике Европы» (№ 9 за 1871 г.), во втором очерке под названием «Народность официальная», «борзописец Пыпин» (по характеристике И.С. Аксакова) впервые заявил, что в России еще со второй половины 1820-х годов на началах самодержавия, православия и народности «должна была основываться вся государственная и общественная жизнь» . Более того, эти понятия, принципы стали «теперь краеугольным камнем всей национальной жизни» и были «развиты, усовершенствованы, поставлены на степень непогрешимой истины и явились как бы новой системой, которая была закреплена именем народности» . Эту «народность» А.Н. Пыпин отождествлял с защитой крепостного права.

В сконструированной таким образом «системе официальной народности» А.Н. Пыпин ни разу не сослался ни на один источник.

Но через призму этой «системы» он смотрел на основные явления России второй половины 1820-х – середины 1850-х годов и делал массу умозрительных замечаний и выводов. К сторонникам этой «системы» он подверстал и славянофилов, наиболее опасных для либералов того времени.

Последние подхватили пыпинскую «находку», назвав её уже «теорией официальной народности». Тем самым А.Н. Пыпин и его влиятельные сторонники-либералы, по сути дела, на почти полтора столетия, вплоть до наших дней, дискредитировали многие ключевые явления русского самосознания не только первой половины XIX века.

Первым (несмотря на почтенный возраст) на такую вопиющую вольность при обращении с прошлым в «Гражданине» ответил М.П. Погодин, подчеркнувший, что «о славянофилах пишут всякий вздор, возводят на них всякие напраслины и приписывают всякие нелепости, выдумывают чего не было и умалчивают о том, что было …» . Обратил внимание М.П. Погодин и на употребляемый «слишком произвольно» А.Н. Пыпиным термин «официальная народность» .

Впоследствии А.Н. Пыпин издал великое множество самого разного рода работ (по некоторым подсчётам, всего около 1200), стал академиком, и никто долгие десятилетия не удосужился проверить основательность выдумок его и последователей о «системе официальной народности» и тождественных ей «теории официальной народности» и уваровской триады.

Так, с «оценками и замечаниями» А.Н. Пыпина из книги «Характеристики литературных мнений…» «в большинстве случаев был совершенно согласен», по его собственному признанию, В.С. Соловьев и др.

В последующие десятилетия и досоветской и советской эпох, по сути дела, ни один мало-мальский труд по истории России 1830 – 1850-х гг. не обходился без упоминания «теории официальной народности» как несомненной общепринятой истины.

И лишь в 1989 г. в статье Н.И. Казакова было обращено внимание на то, что искусственно сконструированная А.Н. Пыпиным из разнородных элементов «теория» «далека по своему смыслу и практическому значению от уваровской формулы» . Автор показал несостоятельность пыпинского определения «официальной народности» как синонима крепостного права и как выражения идеологической программы Императора Николая I.

Не без оснований Н.И. Казаков делал вывод и о том, правительство Императора Николая I, по существу, отказалось от идеи «народности» . В статье приводились и другие интересные наблюдения.

К сожалению, ни Н.И. Казаков, ни другие современные специалисты не упоминают сделанное сыном основоположника славянофильства А.С. Хомякова – Д.А. Хомяковым (1841–1918). Речь идёт о трёх его сочинениях: трактате «Самодержавие. Опыт схематического построения этого понятия», дополненном впоследствии двумя другими («Православие (как начало просветительно-бытовое, личное и общественное)» и «Народность»). Эти сочинения представляют собой специальное исследование славянофильского («православно-русского») толкования как названных понятий, так и, по сути дела, всего круга основных «славянофильских» проблем. Полностью в одном периодическом издании этот триптих был опубликован в журнале «Мирный труд» (1906–1908 гг.) .

Д.А. Хомяков ссылается в них не на А.Н. Пыпина (его «уровень» был для русских консерваторов хорошо известен), а на 4-й том труда Н.П. Барсукова «Жизнь и труды М. П. Погодина» (СПб., 1891), где давалось пространное цитирование из Отчёта С.С. Уварова о ревизии Московского университета.

Д.А. Хомяков исходил из того, что славянофилы, уяснив настоящий смысл «Православия, Самодержавия и Народности» и не имея времени заниматься популяризацией самих себя, не дали «обиходного изложения» этой формулы. Автор показывает, что именно она есть «краеуголие русского просвещения» и девиз России-русской, но понималась эта формула совершенно по-разному. Для правительства Николая I главная часть программы – «Самодержавие» – «есть теоретически и практически абсолютизм» . В этом случае мысль формулы приобретает такой вид: «абсолютизм, освященный верою и утвержденный на слепом повиновении народа, верующего в его божественность» .

Для славянофилов в этой триаде, по Д.А. Хомякову, главное звено было «Православие», но не с догматической стороны, а с точки зрения его проявления в бытовой и культурной областях. Автор считал, что «вся суть реформы Петра сводится к одному – к замене русского самодержавия – абсолютизмом», с которым оно не имело ничего общего . «Абсолютизм», внешним выражением которого стали чиновники, стал выше «народности» и «веры». Созданный «бесконечно сложный государственный механизм, под именем царя» и лозунгом самодержавия, разрастаясь, отделял народ от царя. Рассматривая понятие «народность», Д. А. Хомяков говорил о почти полной «утрате народного понимания» к началу ХIХ века и естественной реакции на это славянофилов.

Определив смысл начал «Православия, Самодержавия и Народности», Д. А. Хомяков приходит к выводу, что именно «они составляют формулу, в которой выразилось сознание русской исторической народности. Первые две части составляют ее отличительную черту… Третья же – «народность», вставлена в нее для того, чтобы показать, что таковая вообще, не только как русская … признается основой всякого строя и всякой деятельности человеческой…» .

Эти рассуждения Д.А. Хомякова были напечатаны в период Смуты и не были по-настоящему услышаны. Впервые эти сочинения были переизданы вместе лишь в 1983 г., усилиями одного из потомков А. С. Хомякова – еп. Григория (Граббе) . И только в 2011 году был составлен наиболее полный сборник сочинений Д.А. Хомякова .

Подводя итог, можно констатировать, что уваровская триада – это не просто эпизод, этап русской мысли, истории первой половины XIX века. С.С. Уваров, пусть и в сжатой форме, обратил внимание на коренные русские начала, которые и сегодня являются не только лишь предметом исторического рассмотрения.

Покуда русский народ жив – а он еще жив, эти начала так или иначе присутствуют в его опыте, памяти, в идеалах его лучшей части. Исконная русская власть (и в идеале, и в проявлении) – самодержавная (если понимать под самодержавием «активное самосознание народа, концентрированное в одном лице» ). Но в своём нынешнем состоянии народ не может такую власть ни вместить, ни понести. А потому вопрос о конкретном наполнении третьей части триады, её названии, остаётся на сегодняшний день открытым. Творческий ответ может быть дан только воцерковленным народом и его лучшими представителями.

Список литературы / Spisok literatury

1. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 4. СПб.: Изд. Погодиных, 1891. VIII.
2. Вестник Европы. 1871. № 9.
3. Десятилетие Министерства Народного Просвещения. 1833–1843. СПб.: Тип-я Императорской Академии Наук, 1864. 161 с.
4. Доклады министра народного просвещения С.С. Уварова императору Николаю I // Река времен: Книга истории и культуры. М.: Река времен: Эллис Лак, 1995. Кн. 1. С. 67–78.
5. Дополнение к Сборнику постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1867. 595 с.
6. Зорин А.Л. Идеология «Православие – самодержавие – народность» и ее немецкие источники // В раздумьях о России (XIX век). М., 1996. С. 105–128.
7. Казаков Н.И. Об одной идеологической формуле николаевской эпохи / Н.И. Казаков // Контекст-1989. М.: Наука, 1989. С. 5–41.
8. Наше минуле. Журнал исторii, литератури i культури. 1918. № 2.
9. Погодин М.П. К вопросу о славянофилах // Гражданин. 1873. № 11, 13.
10. Против течения: Исторические портреты русских консерваторов первой трети XIX столетия. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2005. 417 с.
11. Пыпин А.Н. Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов: Исторические очерки. СПб.: М.М. Стасюлевич, 1873. II, 514 с. (Изд. 2-е, испр. и доп., 1890; Изд. 3-е, с доп. прил., примеч. и указ., 1906; Изд. 4-е, 1909).
12. Русская социально-политическая мысль. Первая половина XIX века. Хрестоматия. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2011. 880 с.
13. Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. Т. 1. СПб.: Типография Императорской Академии наук,1866. 988, 30 стб., 43 с.
14. Соловьёв В.С. Сочинения: В 2-х т. Т. 1. М.: Правда, 1989. 687 с.
15. Уваров С.С. Письмо Николаю I // Новое литературное обозрение. М., 1997. № 26. С. 96–100.
16. Хомяков Д.А. Народность // Мирный труд. 1908. №№ 10–12.
17. Хомяков Д.А. Православие (как начало просветительно-бытовое, личное и общественное) // Мирный труд. 1908. №№ 1–5.
18. Хомяков Д. А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль: Изд. Братства преп. Иова Почаевского, 1983. 231 с.
19. Хомяков Д.А. Православие. Самодержавие. Народность / Сост., вступ. ст., прим., имен. словарь А.Д. Каплина. М.: Институт русской цивилизации, 2011. 576 с.
20. Хомяков Д.А. Самодержавие, опыт схематического построения этого понятия // Мирный труд. 1906. №№ 6–8.
21. Циркулярное предложение г. Управляющего Министерством народного просвещения начальствам учебных округов о вступлении в управление министерством // Журнал Министерства народного просвещения. 1834. № 1. С. XLIХ–L.
22. Шульгин В.Н. Русский свободный консерватизм первой половины XIX в. СПб.: Изд-во «Нестор-история», 2009. 496 с.

Официальной идеологией николаевской России стала «теория официальной народности», автором которой стал министр просвещения граф С.С. Уваров, высокообразованный человек, поставивший своей целью объединить охранительную политику Николая I с развитием просвещения и культуры государства.

Основу теории составила «уваровская троица» : православие – самодержавие – народность.

Согласно этой теории, русский народ глубоко религиозен и предан престолу, а православная вера и самодержавие составляют непременные условия существования России. Особенность заключений С.С. Уварова состояла в признании самодержавия как единственной возможной формы правления в Российском государстве. Крепостное право рассматривалось как неоспоримое благо для народа. Подчеркивался священный характер самодержавия, православие признавалось единственной возможной религией государства, которая отвечает всем запросам народа, обеспечивает нерушимость царской власти. Эти постулаты ставили своей целью доказать невозможность и ненужность коренных социальных изменений в России, объяснить необходимость укрепления самодержавия и крепостного права

Народность понималась, как необходимость придерживаться собственных традиций и отвергать иностранное влияние.

Россия в соответствии с «теорией официальной народности» должна была выглядеть счастливой и умиротворенной.

Бенкендорф говорил: «Прошедшее России удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что только может представить себе самое пылкое воображение».

Понятие «народность» рассматривалось С. Уваровым как самобытная черта русского народа, как исконная приверженность к царскому самодержавию и крепостному праву.

Сущность уваровского представления о русской жизни состояла в том, что Россия – совершенно особое государство и особая национальность, непохожая на государства и национальности Европы. На этом основании она отличается всеми основными чертами национального и государственного быта: к ней невозможно приложить требования и стремления европейской жизни. Россия не должна повторять западный путь развития, основанный на революционных потрясениях и деспотических режимах, необходимо искать свой путь, исходя из собственного исторического прошлого и особенностей современного состояния России. Руководствуясь этим принципом, в государственной преобразовательной деятельности Уваров выступал как убеждённый сторонник самобытного эволюционного пути России в общем русле мировой цивилизации. Россия имеет свои особые учреждения, с древней верой, она сохранила патриархальные добродетели, мало известные народам Запада. Это касалось народного благочестия, полного доверия народа к властям и повиновения, простоты нравов и потребностей. Крепостное право сохранило в себе много патриархального: хороший помещик лучше охраняет интересы крестьян, чем могли бы они сами, дает им гарантированное жилье и питание, т. е. по теории С.С. Уварова неоспорим вывод о том, что условия существования русского крестьянина лучше положения западного рабочего.

Главной политической задачей является сдерживание наплыва новых идей в Россию. «Устойчивая» крепостная Россия противопоставлялась мятущемуся Западу: «там» – мятежи и революции, «здесь» – порядок и покой.

Главное в «формуле» Уварова – указание на необходимость при любом движении вперед, при любой реформе, направленной на дальнейшую модернизацию и европеизацию России, обязательно учитывать самобытность и патриархальность ее уклада, традиции, на которых держится жизнь всего народа, неоспоримость власти монарха.

В последние годы активизировалось изучение русской консервативной мысли первой половины XIX века .

Однако стремление к уяснению частных аспектов, с привлечением новых источников приводит порой исследователей к достаточно спорным предположениям , требующим серьёзного осмысления. Тем более, что в историографии давно бытует, если не господствует, немало необоснованных умозрительных построений. Одному из таких явлений и посвящена данная статья.

Исторический контекст

В начале 1832 г. С.С.Уваров (1786-1855) был назначен товарищем министра народного просвещения.

От этого времени сохранился черновой автограф его письма (на французском языке) Государю Императору Николаю Павловичу, который датируется мартом 1832 г. Здесь впервые (из известных источников) С.С.Уваров формулирует вариант известной впоследствии триады: «...чтобы Россия усиливалась, чтобы она благоденствовала, чтобы она жила - нам осталось три великих государственных начала , а именно:

1. Национальная религия.

2. Самодержавие.

3. Народность».

Как видим, речь идёт об «оставшихся» «великих государственных началах», где «православие» не называется собственным именем.

В отчете о ревизии Московского университета, представленном Императору 4 декабря 1832 г., С.С.Уваров пишет о том, что «в нашем веке» необходимо «образование правильное, основательное», которое следует соединить «с глубоким убеждением и теплою верою в истинно русские охранительные начала православия, самодержавия и народности » .

Здесь уже говорится об «истинно русских охранительных началах» и о "необходимости «быть русским по духу прежде, нежели стараться быть европейцем по образованию...» .

20 марта 1833 г. С.С.Уваров вступил в управление министерством, а на следующий день в циркулярном предложении нового министра, предназначавшимся для попечителей учебных округов, говорилось следующее: «Общая наша обязанность, состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединенном духе православия, самодержавия и народности » .

Заметим, что в тексте говорится лишь о «народном образовании».

В докладе С.С.Уварова «О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством народного просвещения», представленном Царю 19 ноября 1833 г., прослеживается такая логика.

Посреди всеобщих нестроений в Европе Россия еще сохранила «теплую веру к некоторым религиозным, моральным, и политическим понятиям, ей исключительно принадлежащим». В этих «священных остатках ее народности, находится и весь залог будущего». Правительству (и в особенности вверенному С.С.Уварову министерству) надлежит собрать эти «остатки» и «связать ими якорь нашего спасения». «Остатки» (они же и «начала») рассеяны «преждевременным и поверхностным просвещением, мечтательными, неудачными опытами», без единодушия и единства.

Но такое состояние видится министру только как практика последних тридцати (а не ста тридцати, например, лет).

Отсюда насущной является задача учредить «народное воспитание» не чуждое «европейскому просвещению». Без последнего уже не обойтись. Но его нужно «искусно обуздать», соединив «выгоды нашего времени с преданиями прошедшего». Это задача трудная, государственная, но от неё зависит судьба Отечества .

«Главные начала» в этом докладе выглядят так: 1) Православная Вера. 2) Самодержавие. 3) Народность.

Образование настоящего и будущего поколений «в соединеном духе Православия, Самодержавия и Народности» видится «как одна из главнейших потребностей времени» . «Без любви к Вере предков, - считает С.С. Уваров, - народ как и частный человек должны погибнуть» . Заметим, речь идёт о «любви к вере» , а не о необходимости «жизни по вере» .

Самодержавие, по убеждению С.С.Уварова «составляет главное политическое условие существования России в настоящем её виде» .

Говоря о «народности», министр полагал, что «она не требует неподвижности в идеях» .

Этот доклад впервые увидел свет в 1995 г.

Во Вступлении к Записке 1843 года: «Десятилетие министерства народного просвещения" С.С.Уваров повторяет и отчасти развивает основное содержание ноябрьского доклада 1833 г. Теперь главные начала он называет ещё и «национальными» .

А в заключении делает вывод о том, что цель всей деятельности Министерства в «приноровлении...всемирного просвещения к нашему народному быту, к нашему народному духу» .

Более подробно о народности, «личности народа», «русском начале», «русском духе» С.С.Уваров говорит в Докладе Императору о славянстве от 5 мая 1847 г. и в секретном «Циркулярном предложении Попечителю Московского учебного округа» от 27 мая 1847 г. .

Наступала новая эпоха. В 1849 г. С.С. Уваров подал в отставку .

Мы назвали источники, где упомянуты различные варианты так называемой уваровской триады и пояснения к ним.

Все они имели не общегосударственный характер (по полномочиям), а ведомственный .

Никаких «следов контроля» со стороны Императора за ходом «внедрения» идей С.С.Уварова, как официальной общеимперской идеологической программы , по источникам не прослеживается.

Широкого публичного распространения, а тем более обсуждения уваровская триада при жизни автора не получила, хотя и оказала существенное влияние на реформирование образования в России.

Но сами не раз упомянутые «начала», имеют, безусловно, огромную важность, ибо инициатива шла от Императора .

Активно о них заговорили спустя десятилетия, но с позиций, весьма далёких от исторической действительности.

Интерпретации

В 1871 году в журнале «Вестник Европы» начали публиковаться очерки одного из самых плодовитых его сотрудников, двоюродного брата Н.Г.Чернышевского, либерального публициста А.Н.Пыпина (1833-1904), которые в 1873 г. вышли отдельной книгой под названием «Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов». Впоследствии эта книга переиздавалась еще трижды .

Именно в «Вестнике Европы» (№9 за 1871 г.), во втором очерке под названием «Народность официальная» «борзописец Пыпин» (по характеристике И.С.Аксакова) впервые заявил , что в России еще со второй половины 1820-х годов на началах самодержавия, православия и народности «должна была основываться вся государственная и общественная жизнь » . Более того, эти понятия, принципы стали «теперь краеугольным камнем всей национальной жизни» и были «развиты, усовершенствованы, поставлены на степень непогрешимой истины , и явились как бы новой системой , которая была закреплена именем народности » . Эту «народность», А.Н.Пыпин отождествлял с защитой крепостного права.

В сконструированной таким образом «системе официальной народности» А.Н.Пыпин ни разу не сослался ни на один источник.

Но через призму этой «системы» он смотрел на основные явления России второй половины 1820-х - середины 1850-х годов и делал массу умозрительных замечаний и выводов. К сторонникам этой «системы» он подверстал и славянофилов, наиболее опасных для либералов и того времени.

Последние подхватили пыпинскую «находку», назвав её уже «теорией официальной народности». Тем самым А.Н.Пыпин и его влиятельные сторонники-либералы по сути дела на почти полтора столетия, вплоть до наших дней, дискредитировали многие ключевые явления русского самосознания не только первой половины XIX века.

Первым (несмотря на почтенный возраст) на такую вопиющую вольность при обращении с прошлым в «Гражданине» ответил М.П.Погодин, подчеркнувший, что «о славянофилах пишут всякий вздор, возводят на них всякие напраслины и приписывают всякие нелепости, выдумывают чего не было и умалчивают о том, что было...» . Обратил внимание М.П.Погодин и на употребляемый «слишком произвольно» А.Н.Пыпиным термин «официальная народность» .

В последующем А.Н.Пыпин издал великое множество самого разного рода работ (по некоторым подсчётам, всего около 1200), стал академиком, и никто долгие десятилетия не удосужился проверить основательность выдумок его и последователей о «системе официальной народности» и тождественных ей «теории официальной народности» и уваровской триады .

Так, с «оценками и замечаниями» А.Н.Пыпина из книги «Характеристики литературных мнений...» «в большинстве случаев был совершенно согласен» , по его собственному признанию, В.С.Соловьев и др.

И в последующие десятилетия и досоветской и советской эпох, по сути дела, ни один мало-мальский труд по истории России 1830-1850-х гг., не обходился без упоминания «теории официальной народности» , как несомненной общепринятой истины .

И лишь в 1989 г. в статье Н.И.Казакова было обращено внимание на то, что искусственно сконструированная А.Н.Пыпиным из разнородных элементов «теория» «далека по своему смыслу и практическому значению от уваровской формулы» . Автор показал несостоятельность пыпинского определения «официальной народности», как синонима крепостного права и как выражения идеологической программы Императора Николая I.

Не без оснований Н.И.Казаков делал вывод и о том, правительство Императора Николая I, по существу, отказалось от идеи «народности» . В статье приводились и другие интересные наблюдения.

Значение

К сожалению ни Н.И.Казаков, ни другие современные специалисты не упоминают сделанное сыном основоположника славянофильства А.С.Хомякова - Д.А.Хомяковым (1841-1918). Речь идёт о трёх его сочинениях : трактате «Самодержавие. Опыт схематического построения этого понятия», дополненном впоследствии двумя другими («Православие (Как начало просветительно-бытовое, личное и общественное)» и «Народность»). Эти сочинения представляют собой специальное исследование славянофильского («православно-русского») толкования как названных поняти й, так и, по сути дела, всего круга основных «славянофильских» проблем. Полностью в одном периодическом издании этот триптих был опубликован в журнале «Мирный труд» (1906-1908 гг.) .

Д.А.Хомяков исходил из того, что славянофилы, уяснив настоящий смысл «Православия, Самодержавия и Народности» и не имея времени заниматься популяризацией самих себя, не дали «обиходного изложения» этой формулы. Автор показывает, что именно она есть «краеуголие русского просвещения» и девиз России-русской, но понималась эта формула совершенно по-разному. Для правительства Николая I главная часть программы - «Самодержавие» - «есть теоретически и практически абсолютизм» . В этом случае мысль формулы приобретает такой вид: «абсолютизм, освященный верою и утвержденный на слепом повиновении народа, верующего в его божественность» .

Для славянофилов в этой триаде, по Д.А.Хомякову, главное звено было «Православие», но не с догматической стороны, а с точки зрения его проявления в бытовой и культурной областях. Автор считал, что «вся суть реформы Петра сводится к одному - к замене русского самодержавия - абсолютизмом», с которым оно не имело ничего общего . «Абсолютизм», внешним выражением которого стали чиновники, стал выше «народности» и «веры». Созданный «бесконечно сложный государственный механизм, под именем царя» и лозунгом самодержавия, разрастаясь, отделял народ от царя. Рассматривая понятие «народность», Д.А.Хомяков говорил о почти полной «утрате народного понимания» к началу ХIХ века и естественной реакции на это славянофилов.

Определив смысл начал «Православия, Самодержавия и Народности» , Д.А.Хомяков приходит к выводу, что именно «они составляют формулу, в которой выразилось сознание русской исторической народности. Первые две части составляют ее отличительную черту... Третья же - «народность», вставлена в нее для того, чтобы показать, что таковая вообще, не только как русская... признается основой всякого строя и всякой деятельности человеческой...» .

Эти рассуждения Д.А.Хомякова были напечатаны в период смуты и не были по-настоящему услышаны. Впервые эти сочинения были переизданы вместе лишь в 1983 г., усилиями одного из потомков А.С.Хомякова - еп. Григория (Граббе) . И только в 2011 году был составлен наиболее полный сборник сочинений Д.А.Хомякова .

Подводя, итог, можно констатировать, что уваровская триада, это не просто эпизод, этап русской мысли, истории первой половины XIX века.

С.С.Уваров пусть и в сжатой форме обратил внимание на коренные русские начала, которые и сегодня являются не только лишь предметом исторического рассмотрения.

Покуда русский народ жив - а он еще жив, эти начала так или иначе присутствуют в его опыте, памяти, в идеалах его лучшей части. Исходя из этого, смысл коренных начал в сегодняшней жизни видится таким: подлинное Православие и восстанавливаемое на его основе духовно-хозяйственно-культурно-бытовое своеобразие. А такое изменение содержания неизбежно будет способствовать и наиболее органичному государственному устроению.

Исконная русская власть (и в идеале и в проявлении) - самодержавная (если понимать под самодержавием «активное самосознание народа, концентрированное в одном лице»). Но в своём нынешнем состоянии народ не может такую власть ни вместить, ни понести. А потому вопрос о конкретном наполнении третьей части триады, её названии, остаётся на сегодняшний день открытым . Творческий ответ может быть дан только воцерковленным народом и его лучшими представителями.

Александр Дмитриевич Каплин , доктор исторических наук, профессор Харьковского национального университета имени В.Н.Каразина

Впервые опубликовано: Российская государственность и современность: проблемы идентичности и исторической преемственности. (К 1150-летию образования Государства Российского). Материалы международной научной конференции. - М., 2012. - С.248-257.

Примечания

Cм. : Против течения: Исторические портреты русских консерваторов первой трети XIX столетия. - Воронеж, 2005. - 417 с.; Шульгин В.Н. Русский свободный консерватизм первой половины XIX в. - СПб., 2009. - 496 с. и др.

См. напр.: Зорин А.Л. Идеология «Православие - самодержавие - народность» и ее немецкие источники // В раздумьях о России (XIX век). - М., 1996. - С. 105-128.

Текст документа, хранящийся в Отделе письменных источников государственного Исторического музея (ОПИ ГИМ), был подготовлен к публикации А.Зориным (при участии А.Шенле) и впервые опубликован: Уваров С.С. Письмо Николаю I // Новое литературное обозрение. - М., 1997. - № 26. - С. 96-100.

См.: Дополнение к Сборнику постановлений по Министерству народного просвещения. - СПб., 1867. - Стб. 348-349. Об этом более широкий круг читателей узнал из книги Н.П.Барсукова «Жизнь и труды М.П.Погодина» (СПб., 1891. Кн. 4. - С. 82-83).

Цит. по: Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П.Погодина. - Кн. 4. - СПб., 1891.- С. 83.

Циркулярное предложение г. Управляющего Министерством народного просвещения начальствам учебных округов о вступлении в управление министерством // Журнал Министерства народного просвещения. - 1834. - № 1. С. XLIХ-L. (С. ХLIX). См. также: Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. Т. 1. - СПб., 1866. - Стб. 838.

Д.А.Хомяков замечает, что «утрата народного понимания была настолько полная у нас, что даже те, кто в начале ХIX века являлись сторонниками всего русского, и те черпали свои идеалы в старине не допетровской, а почитали настоящей русской стариной век Екатерины» // Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. - Монреаль: Изд. Братства преп. Иова Почаевского, 1983. - С. 217.

Цит. по: Русскаясоциально-политическая мысль. Первая половина XIX века. Хрестоматия. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2011. - С.304.

От редакции : 155-летие со дня кончины выдающего русского государственного деятеля министра народного просвещения, президента Императорской Академии наук графа Сергея Семеновича Уварова прошло почти незамеченным . К сожалению, приходится разъяснять, что день памяти выдающихся деятелей 19-го века нужно отмечать, прибавляя к дате кончины по юлианскому календарю не 12 дней (таким было расхождение юлианского и григорианского календаря в 19-м веке), как это делается у нас сплошь и рядом, а 13 дней. Мы исходим из того, что граф С.С.Уваров умер в день памяти Прор. Боговидца Моисея; сщмч. Вавилы, еп. Великой Антиохии, и с ним трех отроков: Урвана, Прилидиана, Епполония и матери их Христодулы, а потому отмечать день его памяти нужно в день, когда Святая Церковь чтит память этих святых, не обращая внимания на расхождение между календарями. Этому принципу мы следуем уже давно, встречая все большее понимание церковных людей.

День памяти графа Уварова РНЛ отметила двумя публикациями - статьями протоиерея Геннадия Беловолова и доцента Санкт-Петербургского университета диакона Владимира Василика . Сегодня мы предлагаем читателю два текста самого графа Сергея Семеновича, который получил известность, прежде всего, формулировкой Русской триады «Православие-Самодержавие-Народность». Этому и посвящена публикация. Заголовок дан редакцией.

Письмо Николаю I (1)

Государь,

С того самого момента, как Ваше Императорское Величество определили для меня важную и трудную сферу деятельности (2), я испытываю живейшую потребность прибегнуть к Его Августейшей персоне, чтобы открыть мое сердце монарху, повергнуть к Его стопам исповедание веры, изложение моих правил, которое, по меньшей мере, покажет Вашему Величеству, как я оцениваю объем тех новых обязанностей, которые возложила на меня Его Высочайшая воля. Я дерзаю привлечь Его внимание к этим строкам, набросанным с безграничной доверенностью, и умолять Его уведомить меня, понял ли я Его намерения и в состоянии ли я им соответствовать.

Вам известно, Государь, что двадцать лет тому назад я уже находился в положении, если не вполне схожем, то, по крайней мере, подобном тому, которое мне было недавно даровано. Десять или двенадцать лет моей жизни, когда я был молод и исполнен сил, были отданы Министерству народного просвещения (3). Не возвращаясь к особым обстоятельствам, заставившим меня с той поры посвятить себя как иной отрасли государственной службы, так и уединенным занятиям, в которых отчасти прошли мои последние годы, я ограничусь лишь тем, что замечу: время, миновавшее с поры, когда я почитал карьеру в области народного образования бесповоротно закрытой для себя, было исполнено событий огромной важности, оказавших исключительно пагубное влияние на развитие просвещения в нашем отечестве. События эти были неблагоприятны не только для нас, но в той же или в еще большей степени для всех стран Европы: это нравственная зараза, плоды которой все уже ощутили и еще продолжают ощущать. Всеобщее возбуждение умов служит ее самой характерной приметой; все гарантии существующего положения вещей обнаружили свою несостоятельность, все, что мы считали достигнутым, снова поставлено под сомнение, общество, которое, как оно полагало, вправе надеяться на прогресс, поколеблено в своих политических, нравственных и религиозных основаниях, и самый общественный порядок ежедневно стоит перед вопросом жизни и смерти.

Не забираясь слишком далеко, достаточно бросить взгляд в прошлое, чтобы проникнуться нынешним положением дел в Европе и его отношением к всеобщей цивилизации, ставшей тем очагом, без которого современное общество, такое как оно есть, не может существовать и который в то же время содержит в себе зародыш всеобщего разрушения.

Июльская революция(4), уничтожившая столько явлений, покончила в Европе, по крайней мере, на полстолетия со всеми идеями общественного прогресса и политического совершенствования. Она потрясла тех, кто тверже всего верил в будущее народов, вовлекла их в бесчисленные заблуждения, заставила усомниться в себе самих. После 1830 года нет мыслящего человека, который хотя бы однажды не спрашивал себя с удивлением, что же такое эта цивилизация?

Пособница ходу событий, она не послужила ему даже слабой преградой; и вот она превратилась в призрак, свелась к этому горестному вопросу, каждый из нас и как частное лицо, и как член общества уже в глубине души сверг ее с трона. Кто ни пытался взвесить то, что цивилизация дает, и то, что она отнимает у человека и общества, жертвы, которых она требует, и преимущества, которые она гарантирует, отношения просвещения к частному благу и общественному процветанию. Не провозгласил ли недавно с трибуны один из творцов июльской революции г. Гизо(5), человек, наделенный совестью и талантом: "У общества нет более политических, нравственных и религиозных убеждений"? - и этот вопль отчаяния, непроизвольно вырывающийся у всех благонамеренных людей Европы, каких бы взглядов они ни придерживались, служит единственным символом веры, который еще объединяет их в нынешних условиях.

Поторопимся сразу же сказать: Россия пока избегла подобного унижения. Она еще хранит в своей груди убеждения религиозные, убеждения политические, убеждения нравственные - единственный залог ее блаженства, останки своей народности, драгоценные и последние останки своей политической будущности. Дело Правительства - собрать их в одно целое, составить из них тот якорь, который позволит России выдержать бурю. Но эти части рассеяны преждевременной и поверхностной цивилизацией, мечтательными системами, безрассудными предприятиями, они разобщены, не соединены в единое целое, лишены центра, и более того, на протяжении тридцати лет принуждены были противостоять людям и событиям; как согласить их с настоящим расположением умов, как соединить их в систему, которая заключала бы в себе выгоды нынешнего порядка, надежды будущего и предания прошедшего? - как приступить к тому, чтобы сделать образование одновременно нравственным, религиозным и классическим? - как идти в ногу с Европой и не удалиться от нашего собственного места? Каким искусством надо обладать, чтобы взять от просвещения лишь то, что необходимо для существования великого государства и решительно откинуть все, что несет в себе семена беспорядка и потрясений? Вот задача во всем ее объеме, жизненно важный вопрос, разрешить который требует от нас само положение дел и от которого мы не имеем возможности уклониться. Если бы речь шла только о том, чтобы обнаружить начала, поддерживающие порядок и составляющие особое достояние нашей державы (а каждое государство основано на собственных началах), было бы достаточно поместить на фасаде государственного здания России следующие три максимы, подсказанные самой природой вещей и с которыми напрасно стали бы спорить умы, помраченные ложными идеями и достойными сожаления предрассудками: чтобы Россия усиливалась, чтобы она благоденствовала, чтобы она жила - нам осталось три великих государственных начала, а именно:

1. Национальная религия.

2 Самодержавие.

3 Народность.

Без народной религии народ, как и частный человек, обречен на гибель, лишить его своей веры - это значит исторгнуть его сердце, его кровь, его внутренности, это значит поместить его на низшую ступень нравственного и физического порядка, это значит его предать. Даже народная гордость восстает против подобной мысли, человек, преданный своему отечеству, столь же мало согласится на утрату одного из догматов господствующей Церкви, сколько и на похищение одного перла из венца Мономаха.

Мощь самодержавной власти представляет необходимое условие существования Империи в ее настоящем виде. Пусть политические мечтатели (я не говорю о заклятых врагах порядка), сбитые с толку ложными понятиями, выдумывают себе идеальное положение вещей, поражаются видимости, воспламеняются от теорий, одушевляются словами, мы можем им ответить, что они не знают страны, заблуждаются относительно ее положения, ее нужд, ее желаний; мы скажем им, что с этим безумным пристрастием к европейским учреждениям мы уже разрушили те учреждения, которыми мы располагали, что этот административный сен-симонизм уже породил бесконечную путаницу, поколебал доверенность и нарушил естественные отношения между различными сословиями в их развитии. Приняв химеры ограничения власти монарха, равенства прав всех сословий, национального представительства на европейский манер, мнимо-конституционной формы правления, колосс не протянет и двух недель, более того, он рухнет прежде, чем эти ложные преобразования будут завершены. Эта важная истина более или менее очевидна большинству нации, только она одна способна объединить умы, самые противоположные между собой и самые несходные по степени просвещения. Ею должно быть глубоко проникнуто изучение государства или, вернее, никто не сможет изучать свое отечество без того, чтобы не приобрести этого ясного и искреннего убеждения. Тою же истиною должно руководствоваться в народном образовании, не в форме похвальных слов правительству, которое в них не нуждается, но как вывод рассудка, как неоспоримый факт, как политический догмат, обеспечивающий спокойствие государства и являющийся родовым достоянием всех и каждого.

Рядом с этим консервативным началом находится другое, столь же важное и тесно связанное с первым - это Народность. Чтоб одно могло удержать всю свою мощь, другое должно сохранить всю свою целостность; каковы бы ни были столкновения, которые им довелось пережить, оба они живут общей жизнью и могут еще вступить в союз и победить вместе. Вопрос о народности более сложен, чем о самодержавной власти, но он покоится на столь же надежных основаниях. Главное затруднение, которое он заключает, состоит в соглашении древних и новых понятий, но народность не состоит в движении назад, ни даже в неподвижности; государственный состав может и должен развиваться подобно человеческому телу: по мере возраста лицо человека меняется, сохраняя лишь главные черты. Речь не идет о том, чтобы противиться естественному ходу вещей, но лишь о том, чтобы не наклеивать на свое лицо чужую и искусственную личину, о том, чтобы сохранить неприкосновенным святилище наших народных понятий, черпать из него, поставить эти понятия на высшую ступень среди начал нашего государства и, в особенности, нашего народного образования. Между старыми предрассудками, не признающими ничего, что не существовало, по крайней мере, полвека назад, и новыми предрассудками, без жалости изничтожающими все, чему они идут на смену, и яростно нападающими на останки прошедшего, лежит обширное поле - там и находится твердая почва, надежная опора, основание, которое не может нас подвести.

Таким образом именно в сфере народного образования надлежит нам прежде всего возродить веру в монархические и народные начала, но возродить ее без потрясений, без поспешности, без насилия. Довольно руин нас уже окружает - способные разрушать, что мы воздвигли?

Утверждая, что эти три великих рычага религии, самодержавия и народности составляют еще заветное достояние нашего отечества, которое несколько лет специальных занятий позволили мне узнать ближе, я считаю себя вправе добавить, что безумное пристрастие к нововведениям без узды и разумного плана, к необдуманным разрушениям составляет в России принадлежность крайне незначительного круга лиц, служит символом веры для школы столь слабой, что она не только не умножает числа своих приверженцев, но и ежедневно теряет некоторых из них. Можно утверждать, что в России нет учения менее популярного, ибо не существует системы, которая оскорбляла бы столько понятий, была бы враждебна стольким интересам, была бы более бесплодна и в большей степени окружена недоверием.

Предавая всего себя, Государь, в волю Вашего Императорского Величества, я полагаю исполненным мой настоящий долг как по отношению к моему отечеству, так и по отношению к Августейшей Персоне Монарха, к которому, я позволю себе сказать, я привязан узами благоговейной привязанности и глубокого почитания, не зависящими от Его высокого предназначения. Я не стану возобновлять, Государь, уверений в моей верности, рвении и преданности; не скрывая от себя многочисленных трудностей предназначенного мне поприща, я нахожу в себе тем более решимости приложить все свои силы, чтобы оправдать в Ваших собственных глазах выбор, который Ваше Императорское Величество соблаговолили сделать. Или Министерство народного просвещения не представляет собой ничего, или оно составляет душу административного корпуса. Самыми счастливыми в моей жизни станут дни, когда я увижу эту задачу разрешенной к славе Вашего Императорского Величества, к выгоде отечества, к удовольствию всех людей, преданных монархии, проникнутых тем же чувством привязанности и почтения к трону, равно готовых служить ему с тем же жаром и число которых не столь ограничено, как это пытаются утверждать.

Вы повелеваете мне, Государь, закрыть собой брешь (в этом слове нет никакого преувеличения, ибо никогда еще консервативные идеи не подвергались столь жестокому нападению и не защищались так слабо). Ваше Величество можете быть уверены, что я буду стоять там до последнего.

В то же время я дерзаю надеяться, что Вы соблаговолите принять во внимание те обстоятельства, в которых Министерство народного просвещения оказалось вновь открыто для меня; положение учреждений, состояние умов и, в особенности, поколение, которое выходит сегодня из наших дурных школ и в нравственной запущенности которого мы, может быть надо признаться, должны упрекнуть себя, поколение потерянное, если не враждебное, поколение низких верований, лишенное просвещения, состарившееся прежде, чем оно успело вступить в жизнь, иссушенное невежеством и модными софизмами, будущее которого не принесет блага отечеству. При таком положении вещей я дерзаю надеяться, что Ваше Величество соблаговолите взять на себя роль моего поводыря и будете указывать мне путь, следовать которым Он полагает для меня необходимым; с другой стороны, я дерзаю надеяться, что если, по примеру стольких других, я буду превзойден силою вещей, окажусь неспособен совладать с ней, согнусь перед размахом событий и под тяжестью моей миссии, если мои успехи не будут отвечать моему мнению и ожиданиям Вашего Величества, чье доверие может быть оправдано только успехами, в этом случае я дерзаю надеяться, что Он соблаговолит разрешить мне признаться в моих слабости и бессилии с теми же искренностью и самозабвением, которые руководят моим поведением и направляют сегодня мое перо. Тогда я позволю себе испрашивать у Его Высочайшей справедливости соизволения вновь с честью удалиться в отставку и унести с собой убеждение в том, что, по мере своих сил, я заплатил свою дань преданности поддержанию порядка и славе царствования Вашего Императорского Величества.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Черновой автограф письма (на французском языке) С.С.Уварова Николаю I, хранящийся в Отделе письменных источников государственного Исторического музея (ОПИ ГИМ), датируется мартом 1832 г. и является тем самым первым из всех известных случаем употребления Уваровым формулы «Православие. Самодержавие. Народность». Будучи тогда еще товарищем (заместителем) министра народного просвещения, автор письма обращается к императору с изложением своих замыслов по преобразованию - посредством деятельности министерства народного просвещения - интеллектуального и нравственного состояния российского общества с целью формирования прочных духовных основ будущего великого и самостоятельного развития Российской Империи. Наиболее значимые фрагменты меморандума позднее почти без изменений вошли в официальные документы возглавлявшегося Уваровым министерства - доклад "О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерства Народного просвещения" (1833) и отчет "Десятилетие деятельности Министерства Народного просвещения" (1843). Текст документа был подготовлен к публикации А. Зориным (при участии А. Шенле) и под заголовком "Письмо Николаю I" впервые опубликован в 1997 г. в журнале "Новое литературное обозрение", N 26. Здесь публикуется по данному изданию: Уваров С.С. Письмо Николаю I // Новое литературное обозрение. М., 1997. N 26. С. 96-100.

2. Уваров говорит о своем назначении в начале 1832 г. товарищем министра, а с 1833 г. - министром народного просвещения.

3. Имеется в виду период службы С.С. Уварова в Министерстве народного просвещения на посту попечителя Санкт-Петербургского учебного округа.

4. Речь идет о революции во Франции 26-29 июля 1830 г., свергнувшей реставрационный режим династии Бурбонов и установившей буржуазную монархию во главе с Луи Филиппом.

5. Франсуа Пьер Гийом Гизо (1787-1874), французский государственный деятель, историк, публицист. Один из основателей теории борьбы классов в рамках т. н. "буржуазной историографии периода Реставрации". Идеолог и видный деятель июльской революции, член кабинета министров ряда правительств Франции после 1830 г.

Примечания Д.В.Ермашова

О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством народного просвещения

По вступлению моему с высочайшего Вашего Императорского Величества повеления в должность Министра народного просвещения, употребил я, так сказать, заглавным, местом, лозунгом моего управления, следующие выражения: «Народное воспитание должно совершаться в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности».

Вместе с сим, считаю себя обязанным представить Вашему Величеству краткий, но чистосердечный отчет в моих понятиях о важном начале, мною принимаемом в руководство:

Посреди всеобщего падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, не взирая на повсеместное распространение разрушительных начал, Россия к счастию сохранила доселе теплую веру к некоторым религиозным, моральным, и политическим понятиям, ей исключительно принадлежащим. В сих понятиях, в сих священных остатках ее народности, находится и весь залог будущего ее жребия. Правительству, конечно, в особенности Высочайше вверенному мне министерству, принадлежит собрать их в одно целое и связать ими якорь нашего спасения, но сии начала, рассеянные преждевременным и поверхностным просвещением, мечтательными, неудачными опытами, сии начала без единодушия, без общего средоточия, и коим в течение последних 30-ти лет предстояла беспрерывная борьба продолжительная и упрямая, как согласить их с настоящим расположением умов? Успеем ли мы включить их в систему общего образования, которая соединяла бы выгоды нашего времени с преданиями прошедшего и надеждами будущего? Как учредить у нас народное воспитание, соответствующее нашему порядку вещей и не чуждое Европейского духа? По какому правилу следует действовать в отношении к Европейскому просвещению, к Европейским идеям, без коих мы не можем уже обойтись, но которые без искусного обуздания их грозят нам неминуемой гибелью? Чья рука и сильная и опытная, может удержать стремление умов в границах порядка и тишины и откинуть все, что могло бы нарушить общее устройство?

Тут представляется во всем объеме Государственная задача, которую мы принуждены решить без отлагательства, задача, от коей зависит судьба Отечества - задача столь трудная, что одно простое изложение оной приводит в изумление всякого здравомыслящего.

Углубляясь в рассмотрение предмета и изыскивая те начала, которые составляют собственность России (а каждая земля, каждый народ имеет таковой Палладиум), открывается ясно, что таковых начал, без коих Россия т может благоденствовать, усиливаться, жить - имеем мы три главных:

1) Православная Вера.

2) Самодержавие.

3) Народность.

Без любви к Вере предков, народ, как и частный человек, должны погибнуть; ослабить в них Веру, то же самое, что лишать их крови и вырвать сердце. Это было бы готовить им низшую степень в моральном и политическом предназначении. Это было бы измена в пространном смысле. Довольно одной народной гордости, чтобы почувствовать негодование при такой мысли. Человек, преданный Государю и Отечеству, столько же мало согласится на утрату одного из догматов нашей Церкви, сколько и на похищение одного перла из венца Мономаха.

Самодержавие представляет главное условие политического существования России в настоящем ее виде. Пусть мечтатели обманывают себя самих и видят в туманных выражениях какой-то порядок вещей, соответствующий их теориям, их предрассудкам; можно их уверить, что они не тают России, не знают ее положения, ее нужд, ее желаний. Можно сказать им, что от сего смешного пристрастия к Европейским формам мы вредим собственным учреждениям нашим; что страсть к нововведениям расстраивает естественные сношения всех членов Государства между собою и препятствует мирному, постепенному развитию его сил. Русский Колосс упирается на самодержавии, как на краеугольном камне; рука, прикоснувшаяся к подножию, потрясает весь состав Государственный. Эту истину чувствует неисчислимое большинство между Русскими; они чувствуют оную в полной мере, хотя и поставлены между собой на разных степенях и различествуют в просвещении и в образе мыслей, и в отношениях к Правительству. Эта истина должна присутствовать и развиваться в народном воспитании. Правительство не нуждается конечно в похвальных себе словах, но может ли оно не пещись о том, чтобы спасительное убеждение, что Россия живет и охраняется спасительным духом Самодержавия, сильного, человеколюбивого, просвещенного, обращалось в неоспоримый факт, долженствующий одушевлять всех и каждого, во дни спокойствия, как и в минуты бури?

Наряду с сими двумя национальными началами, находится и третье, не менее важное, не менее сильное: Народность. Дабы Трон и Церковь оставались в их могуществе, должно поддерживать и чувство Народности, их связующее. Вопрос о Народности не имеет того единства, какое представляет вопрос о Самодержавии; но тот и другой проистекают из одного источника и совокупляются на каждой странице Истории Русского народа. Относительно Народности, все затруднение заключается в соглашении древних и новых понятий; но Народность не состоит в том, чтобы идти назад или останавливаться; она не требует неподвижности в идеях. Государственный состав, подобно человеческому телу, переменяет наружный вид по мере возраста: черты изменяются с летами, но физиономия изменяться не должна. Безумно было бы противиться сему периодическому ходу вещей; довольно того, если мы не будем добровольно скрывать лицо под искусственной и нам не сродной личиной; если мы сохраним неприкосновенным святилище наших народных понятий; если мы примем их за основную мысль Правительства, особенно в отношении к Народному Воспитанию. Между обветшалыми предрассудками, восхищающимися единственно тому, что было у нас за полвека и новейшими предрассудками, которые без жалости стремятся к разрушению существующего, посреди сих двух крайностей, находится обширное поле, на коем здание нашего благосостояния - твердо и невредимо укрепиться может.

Время, обстоятельства, любовь к Отечеству, преданность Монарху, все должно нас уверить в том, что пора нам, особенно касательно народного воспитания, обратиться к духу Монархических учреждений и в них искать той силы, того единства, той прочности, коих мы слишком часто думали открыть в мечтательных призраках равно для нас чуждых и бесполезных, следуя коим нетрудно было бы наконец утратить все остатки Народности, не достигнувши мнимой цели Европейского образования.

К составу общей системы Народного Просвещения принадлежит много других предметов, как-то: направление, данное Отечественной Литературе, периодическим сочинениям, театральным произведениям; влияние иностранных книг; покровительство, оказываемое художествам; но разбор всех сил отдельных частей повлек бы за собою довольно обширное изложение и мог бы легко обратить сию краткую записку в пространную книгу.

Конечно, принятие такой системы требовало бы более, нежели жизнь и силы одного или нескольких человек. Не тому, кто посеет сии семена, определено Промыслом пожинать плоды оных; но что значит жизнь и силы одного, когда дело идет о благе всех? Два или три поколения быстро исчезают с лица земли, но Государства долговечны, пока в них сохраняется священная искра Веры, Любви и Надежды.

Дано ли нам посреди бури, волнующей Европу, посреди быстрого падения всех подпор Гражданского общества, посреди печальных явлений, окружающих нас со всех сторон, укрепить слабыми руками любезное Отечество на верном якоре, на твердых основаниях спасительного начала? Разум, испуганный при виде общих бедствий народов, при виде обломков прошедшего, падающих вокруг нас, и не прозревая будущего сквозь мрачную завесу событий, невольно предается унынию и колеблется в своих заключениях. Но если Отечеству нашему - как нам Русским и сомневаться в том нельзя - охраняемому Промыслом, даровавшим нам в лице великодушного, просвещенного, истинно Русского Монарха, залог невредимой силы Государства, должно устоять против порывов бури ежеминутно нам грозящей, то образование настоящего и будущих поколений в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности составляет бессомненно одну из лучших надежд и главнейших потребностей времени и вместе одно из труднейших поручений, коим доверенность Монарха могла бы почтить верноподданного, постигающего и важность оного, и цену каждого мгновения и несоразмерность своих сил, и ответственность свою перед Богом, Государем и Отечеством.

«Православие, самодержавие, народность». При помощи трех этих слов министру народного просвещения Сергею Уварову удалось вывести идеальную формулу отношений власти и общества в императорской России. Правда, ненадолго…

Портрет Сергея Семеновича Уварова. Худ. В.А. Голике. 1833

В истории России было немало ярких и влиятельных идеологических концепций – начиная с размышлений старца Филофея о Москве как о Третьем Риме (1523). Однако первой попыткой систематизировать и повсеместно распространить представления о назначении и целях государства стала имперская триада, которая, по замыслу Николая I и министра народного просвещения Сергея Уварова , должна была надолго скрепить державу и придать ее укреплению смысл.

Император Николай Павлович был врагом мечтательного пустозвонства, которое с избытком порождала фантазия предыдущего государя – Александра I . Новому царю требовались сотрудники деловитые, у которых словеса служат лишь фундаментом для практики, и с самого начала именно таких людей он желал видеть во главе армии, внешней политики и промышленности. Не менее важной император полагал и задачу создания идеологической доктрины – стратегически действенной и простой по форме.

Николай понимал, что пришел момент задуматься об обновлении государственной идеологии. В прежние времена ее по большей части формировали предписания Церкви. Однако после церковного раскола XVII века, после «обмирщения», протекавшего в стране на протяжении всего XVIII столетия, возникла насущная необходимость в идеологических установках, связанных с православной верой, но не исходящих от Церкви.

Русский европеец

Для разработки новой доктрины требовался человек изысканно образованный, приметный, хорошо известный в кругах придирчивой просвещенной публики и одновременно деловой и исполнительный. Император долго приглядывался к энергичному президенту Академии наук Сергею Семеновичу Уварову. На вид утонченно мыслящий русский европеец, тот доказал верность престолу и уважение к коренным традициям России. А империи в начале 1830-х нужно было возвращать авторитет в глазах собственного дворянства…

Панорама Санкт-Петербурга. Начало XIX века

Вольнодумство всегда присуще молодым умам, но Николай, понимая это, тем не менее резонно считал некоторые популярные в столичных салонах идеи опасными для страны. Уваров же к тому времени прошел все стадии «посвящения» тогдашней просвещенной элиты. Он был отцом-основателем литературного общества «Арзамас», с которым связаны биографии В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, К.Н. Батюшкова, П.А. Вяземского. Литераторы, выступавшие против консервативных устоев в словесности, чаще всего собирались именно в богатом доме Уварова.

В обществе, где каждому давалось шутливое прозвище, взятое из баллад Василия Жуковского , Сергея Семеновича окрестили Старушкой, с ироничным уважением подчеркивая тем самым, что еще совсем молодой человек принадлежит уже к ветеранам борьбы за реформу русского литературного языка. Ведь Уваров был автором первой положительной рецензии на двухтомник «Опытов в стихах и прозе» Константина Батюшкова , явившейся на некоторое время манифестом «новой литературы».

Надо сказать, что Уваров к тому моменту имел и другие, не менее значительные заслуги перед русской литературой. Так, в двухлетней дискуссии с пожилым поэтом Василием Капнистом он сформулировал золотое правило о единстве формы и мысли в творчестве, ставшее аксиомой для писателей пушкинского века. Кроме того, еще в 1810 году Василий Жуковский перевел на русский язык «Проект Азиатской академии», написанный Уваровым, по обыкновению, на французском.

Эта замечательная работа показывает прозорливость будущего министра народного просвещения, понимавшего необходимость для России вести ответственную политику на Востоке. Впрочем, по прошествии двух лет после основания «Арзамаса» Сергей Уваров охладел к затянувшейся литературной игре и покинул общество.

В 1818 году он был назначен президентом Академии наук. Свою роль тут сыграли и его родственные и приятельские связи, и, несомненно, репутация вдумчивого исследователя, заработанная франкоязычными трудами «Опыт об Элевсинских мистериях» и «Император всероссийский и Бонапарте». На этой должности Уваров пребывал до самой своей смерти и, между прочим, научился сотрудничать с консерваторами, которых осмеивали арзамасцы.

Одновременно до 1822 года он оставался попечителем Санкт-Петербургского учебного округа, а затем возглавил департамент мануфактур и внутренней торговли. Примечательно, что в декабре 1832 года Уваров подал свой голос за избрание Александра Пушкина действительным членом Российской академии. Отношения двух знаменитых арзамасцев осложняли взаимные колкости, но общение их не прерывалось много лет.

Основа государственной идеологии

В 1832 году Уваров стал товарищем (заместителем) министра народного просвещения. Министерство в ту пору возглавлял пожилой князь Карл Андреевич Ливен , генерал от инфантерии, соратник Александра Васильевича Суворова . Император Николай I правил уже немало лет, раны декабря 1825 года зарубцевались, но опасность укрепления революционных тенденций не исчезла.

Уварову было поручено создать гибкую систему, постоянно действующий механизм патриотического воспитания. Самое трудное – разъяснить обществу смысл «контракта» с государством и государем. Через год, как и ожидалось, заместитель, заслуживший царское доверие, занял пост министра, на котором оставался целых 16 лет – до 1849 года.

Портрет Василия Андреевича Жуковского. Худ. И.И. Реймерс. 1837

Кредо уваровской политики нашло отражение в первом же документе, составленном им на новой должности. Правда, обозначил эти основы Уваров несколько ранее, будучи еще товарищем министра. Именно тогда впервые прозвучали три слова: «православие, самодержавие, народность»! Это триединство стало фундаментом государственной идеологии Российской империи – идеологии, в течение двух десятилетий работавшей эффективно и пошатнувшейся лишь в дыму Крымской войны.

В те же 1830-е годы Уваров поражал современников популярной политологией:

«Углубляясь в рассмотрение предмета и изыскивая те начала, которые составляют собственность России (а каждая земля, каждый народ имеет таковой Палладиум), открывается ясно, что таковых начал, без коих Россия не может благоденствовать, усиливаться, жить, – имеем мы три главных:

1. Православная Вера.
2. Самодержавие.
3. Народность».

Национальной идее прежде всего необходим был народный герой, который олицетворял бы все ценности триады. Таким героем стал крестьянин Иван Сусанин , который, согласно устоявшейся к тому времени легенде, явился спасителем молодого боярина Михаила Романова – будущего государя.

И посвященная этому подвигу опера Михаила Глинки «Жизнь за царя», премьера которой состоялась в ноябре 1836 года в петербургском Большом театре, и открытие памятника крестьянину-герою в Костроме – все это было прямым следствием утверждения уваровской идеологии.

Определим основные этапы возникновения «триединой» идеологической концепции. Самое раннее упоминание о триаде «Православие, самодержавие, народность» относится к марту 1832 года: в сохранившемся черновике франкоязычного письма императору тогдашний товарищ министра народного просвещения предложил формулу, которая отвечала ожиданиям монарха.

Со времен Петра Великого мало кто сомневался, что путь России – учиться у Европы. Однако Николай I и Уваров (а кроме них, примерно в то же время, А.С. Шишков, Н.В. Гоголь, А.А. Краевский и некоторые другие мыслители) обратили внимание на важные преимущества русского уклада жизни.

«Россия еще хранит в своей груди убеждения религиозные, убеждения политические, убеждения нравственные – единственный залог ее блаженства, останки своей народности, драгоценные и последние гарантии своей политической будущности», – писал Уваров государю, и указанные качества и он, и император считали основой российских побед.

В первом же своем письме Николаю I Уваров задиристо определил лидерскую роль Министерства народного просвещения в административном корпусе империи. А в марте 1833 года, при вступлении в новую должность, он распорядился о рассылке по учебным округам циркуляра, в котором так сформулировал свое кредо и кредо министерства:

«Общая наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование, согласно с высочайшим намерением августейшего монарха, совершалось в соединенном духе Православия, Самодержавия и народности».

Иван Сусанин. Худ. К.Е. Маковский. 1914. Общенародным героем, олицетворяющим все ценности триады «Православие, самодержавие, народность», стал крестьянин Иван Сусанин, в Смутное время спасший боярина Михаила Романова – будущего царя

Слово с маленькой буквы

Знаменательно, что слово «народность» – единственное в триаде – все-таки писали с маленькой буквы. Народность казалась наиболее спорной стороной триады. В понимании Уварова народность – это русский аналог европейского «национального начала». Там оно было связано с борьбой против монархических и церковных устоев. От русского же народного самосознания, преимущественно крестьянского, Уваров ждал единения с царем и верой. Но для этого и правящий класс должен был сделать шаг навстречу «черни».

«Каковы бы ни были столкновения, которые им довелось пережить, оба они живут общей жизнью и могут еще вступить в союз и победить вместе». Речь шла о союзе консервативного начала (религии и самодержавной власти) и народности.

Не раз исследователи отмечали, что формула Уварова вытекала из российского военного девиза «За веру, царя и Отечество!», появившегося еще в конце XVIII века. Но стоит подчеркнуть, что его министерство в своих общественных стараниях не только брало на вооружение, но и популяризировало этот лозунг.

В первом номере «Журнала Министерства народного просвещения», выходившего с 1834 года, говорилось, что «наставляемое повелениями монарха, неусыпно пекущегося о пользе Богом врученной ему страны, министерство вменяет себе в прямой и священный долг давать полезное направление читателям своего журнала, да удовлетворится истинных сынов Отечества справедливое желание знать, каким образом они могут лучше содействовать высоким намерениям Отца России».

В 1843 году Уваров составил капитальную записку, в которой подводились итоги его десятилетней работы во главе министерства. Это сочинение было издано в Петербурге в 1864-м под названием «Десятилетие Министерства народного просвещения. 1833–1843».

И через 11 лет после рождения легендарной формулы ее автор оставался ей верен. И Россия привыкла к триаде. Значит, политика, которую целое десятилетие проводили министр, министерство, вверенная ему пресса, не потерпела банкротства.

Напротив, уваровские идеи внедрялись в массы; в начале 1840-х приверженность им стала признаком хорошего тона и для российской политической элиты. Но Уваров добивался большего. Он мечтал сплотить страну вокруг своей триады, сплотить ради блага России, ее могущества, ее просвещения.

Ему хватало честолюбия и распорядительности, чтобы внедрять свою идеологическую программу по всей империи. О лучшем министре Николай не мог и мечтать. Министерство народного просвещения отвечало и за идеологию, и за пропаганду, и за связь с Церковью, и, по инициативе Уварова, за репутацию России в мире. Напомним, что после Венского конгресса (1814–1815) участие России в событиях европейской жизни стало будничным, едва ли не рутинным делом.

Уже не только торговля, шпионаж и войны составляли повестку дня в международной политике империи. Император всероссийский старался следить за политическими тенденциями, за идеологической конъюнктурой по всему Старому Свету. Следить и воздействовать на ситуацию в духе поддержания монархической законности.

Несправедливый приговор историка

Не всем по душе пришелся характер министра, которого царь за верную службу в 1846 году наградил графским титулом. К тому же Уваров унаследовал миллионное состояние тестя, иными словами, слыл невыносимо удачливым господином.

Впрочем, Сергей Семенович, обремененный государственными делами, не избежал нервных срывов. Обостренное самолюбие иногда ослепляло министра. Знаток русской старины П.И. Бартенев писал:

«Живы еще лица, помнящие, как С.С. Уваров явился бледный и сам не свой в Конюшенную церковь на отпевание Пушкина и как от него сторонились».

Ведь в то же самое время Уваров принимал энергичные меры по нейтрализации студенчества, которое он не хотел допускать до прощания с Пушкиным. Было объявлено, что в день похорон университет посетит сам министр, чтобы отследить прогульщиков. Попечителя Московского учебного округа графа С.Г. Строганова Уваров наставлял:

«По случаю кончины А.С. Пушкина, без всякого сомнения, будут помещены в московских повременных изданиях статьи о нем. Желательно, чтобы при этом случае как с той, так и с другой стороны соблюдаема была надлежащая умеренность и тон приличия. Я прошу ваше сиятельство обратить внимание на это и приказать цензорам не дозволять печатания ни одной из вышеозначенных статей без вашего предварительного одобрения».

Вроде бы резонные слова, государственная позиция. Умеренность действительно необходима, когда речь идет о властителе дум, погибшем на преступной дуэли. Но при сопоставлении этого послания Уварова с его будущими словесами о пушкинском гении становится очевиднее лицемерие министра народного просвещения. Трагические дни всегда срывают «все и всяческие маски»…

Историк Сергей Михайлович Соловьев (кстати, постоянный автор «Журнала Министерства народного просвещения») отзывался об Уварове ядовито:

«Он был человек, бесспорно, с блестящими дарованиями, и по этим дарованиям, по образованности и либеральному образу мыслей был способен занимать место министра народного просвещения и президента Академии наук; но в этом человеке способности сердечные нисколько не соответствовали умственным. Представляя из себя знатного барина, Уваров не имел в себе ничего истинно аристократического; напротив, это был слуга, получивший порядочные манеры в доме порядочного барина (Александра I), но оставшийся в сердце слугою; он не щадил никаких средств, никакой лести, чтоб угодить барину (императору Николаю); он внушил ему мысль, что он, Николай, творец какого-то нового образования, основанного на новых началах, и придумал эти начала, т. е. слова: православие, самодержавие и народность; православие – будучи безбожником, не веруя в Христа даже и по-протестантски; самодержавие – будучи либералом; народность – не прочитав в свою жизнь ни одной русской книги, писавши постоянно по-французски или по-немецки. Люди порядочные, к нему близкие, с горем признавались, что не было никакой низости, которой бы он не был в состоянии сделать, что он кругом замаран нечистыми поступками. При разговоре с этим человеком, разговоре очень часто блестяще умном, поражали, однако, крайнее самолюбие и тщеславие; только, бывало, и ждешь – вот скажет, что при сотворении мира Бог советовался с ним насчет плана».

Портрет императора Николая I. Худ. В.Д. Сверчков. 1856. Николай I считал очень важной задачу создания государственной идеологической доктрины

В ПОНИМАНИИ УВАРОВА НАРОДНОСТЬ – ЭТО РУССКИЙ АНАЛОГ ЕВРОПЕЙСКОГО «НАЦИОНАЛЬНОГО НАЧАЛА» . Там оно было связано с борьбой против монархических и церковных устоев. От русского же народного самосознания Уваров ждал единения с царем и верой

Что ж, суровый приговор великого историка, показавшего себя здесь и страстным сатириком, и сторонником либерализации. Но думается, приговор не во всем справедливый. Неудивительно: автор и объект его критики принадлежали к разным идеологическим лагерям.

К тому же ужиться с Уваровым действительно было нелегко, а его пресловутый «аристократизм», уже в 1820-е вызывавший споры, не могли ему простить и писатели пушкинского круга. Правда, их коробила прежде всего, скажем так, легковесность уваровского аристократизма.

Они любили вспоминать, что отцом сиятельного графа был «выскочка» Сенька-бандурист, всем обязанный Григорию Потемкину . Поговаривали, что Уваров являлся незаконнорожденным сыном генерала С.С. Апраксина. И для Сергея Соловьева граф тоже был «слугой с повадками барина». В этом замечании историка – следы пушкинского снобизма. А важную роль пропаганды, сознательно использованной Уваровым в создании действующей триединой формулы государственной идеологии, еще предстояло разглядеть потомкам Соловьева в ХХ веке.

Сын историка, философ Владимир Сергеевич Соловьев , уже не был столь категоричен в оценке Уварова. Напротив, он брал министра под защиту от пушкинской язвительности, замечая некорректность стихотворения «На выздоровление Лукулла», в котором поэт постарался высмеять автора триады в ювеналовом стиле. В.С. Соловьев писал:

«В публичной своей деятельности Уваров имел большие заслуги: из всех русских министров народного просвещения он был, без сомнения, самый просвещенный и даровитый, и деятельность его – самая плодотворная. Для серьезной сатиры, внушаемой интересом общественным, Уваров не давал повода, и, в самом деле, Пушкин обличает только частный характер министра, и его обличение представляет скорее пасквиль, нежели сатиру».

Наследие графа

В 1996 году, после отнюдь не бесспорно проведенной президентской кампании, Борис Ельцин публично дал задание изобрести национальную идею. Но объединительный, всенародный осознанный образ невозможно вывести в лаборатории: гомункулус в качестве национальной идеи не приживется. Тут нужно уловить природу государства, народной культуры и выхватить нечто, органически присущее большинству.

«Новое» здание Московского университета на Моховой улице, построенное в 1835 году. Фотография 1912 года

У соратников Ельцина не получилось то, что удалось Уварову. Россия – воинская держава. Сергей Семенович вспомнил боевой клич «За веру, царя и Отечество!». Он понял: придумывать ничего не требуется, надо только уловить и обобщить.

Уваров хорошо знал законы пропаганды, осознавал эффективность революционных лозунгов, мятежной французской журналистики. Он не побоялся позаимствовать у революционеров форму. У них – «Свобода, равенство и братство», у нас – «Православие, самодержавие, народность». Агитационную силу прессы он понимал как никто в тогдашней России.

Азбуку триады разъясняли и священники в проповедях, чтобы каждый человек в стране воспринимал эти основы как суть государственного устройства. Программные выступления министра публиковались также в европейских столицах, чтобы повсюду знали, что триада – палладиум Российской империи. Вспомним, что именно Уваров оперативно перевел на французский пушкинское стихотворение «Клеветникам России» и постарался, чтобы в дни Польского восстания в 1830–1831 годах до европейских «верхов» дошли патриотические формулы русского поэта.

Триада строилась на века, но действовала в полную силу лишь до 1855 года. После поражений в Крыму, после смерти императора Николая ситуация резко изменилась. Империя усомнилась в собственных силах и приступила к революционным преобразованиям. Какой уж тут апофеоз исконного самодержавия!

Прошло еще 10 лет – и великие реформы изменили отношение и к монарху, и к народу. В России проявлялась прослойка крупных собственников, они боролись за политическое влияние. На этом фоне росли и социалистические протестные настроения.

В науке осталось нелестное, критическое определение – «теория официальной народности». «Официальной» – значит во многом фальшивой, искусственной. Это академик А.Н. Пыпин – талантливый историк литературы и социолог левого толка – так окрестил николаевскую идеологию уже в пореформенные годы. Сторонники обновления – и либералы, и социалисты – разбивали концепцию Уварова в пух и прах. За реакционность, за консервацию отсталости.

Развитие событий с 1855 по 1917 год во многом подтверждает правоту критиков. После падения Севастополя Россию уже трудно было назвать тихой пристанью по сравнению с мятежной Европой. Торжества процветающего консерватизма не состоялось. И учебные заведения даже в условиях цензурного давления не стали кузницей лояльности. Идея триады потерпела крах.

С другой стороны, император Николай I и его министр Сергей Уваров создали продуманную, взвешенную охранительную идеологию, основанную на изучении народной культуры. И хотя триада не стала вечной панацеей для трона, сам опыт той плодотворной идеологической работы бесценен. В мирное время власть попыталась сплотить миллионы подданных, проявила пропагандистскую инициативу.

И не императора и его министра вина, что следующему поколению управленцев Российской империи недоставало поворотливости. Консерваторов в Министерстве народного просвещения и после хватало, но они, по большому счету, умели только «подмораживать», когда следовало по-уваровски опережать оппонентов.

Арсений Замостьянов