Другие примеры. Сколь много подобных трагедий - уже свершившихся или еще незавершенных - имело место на этой земле, выяснять досконально мы не в силах. Мы можем во многих случаях лишь смутно ощущать, что наш всеобщий извечный враг - еврей - под той или иной личиной или

Примеры Да, ХХ съезд – это вопиющий пример унижения элиты СССР, но ведь это не единственный пример того, как элита СССР унижалась сама и сдавала интересы СССР. Давайте вспомним.После своего провозглашения с помощью СССР Израиль очень быстро показал свое гнусное

Павлик Морозов был далеко не единственным и даже не первым пионером-героем, погибшим во время коллективизации от рук кулаков или даже родственников. В 1930-е таких детей-доносчиков, павших смертью храбрых, насчитывалось более 30-ти.
По иронии судьбы выживший пионер-герой, чукча Ятыргин, взял себе имя Павлик Морозов и дожил с ним до 1970-х….

Идея приобщения детей к доносительств при сталинизме получила мощную государственную поддержку. Воспитание доносчиков стало важным направлением идеологической деятельности. Донос подавался как новое качество советских людей: как их открытость и честность, как критика, способствующая улучшению жизни, как необходимое средство для достижения великой цели, в которую многие из доносчиков всех возрастов искренне верили.
Символом героизма тех лет был пионер-герой Павлик Морозов. Юный доносчик, предатель собственного отца, был сделан национальным героем. «Пионерская правда» тогда писала: «Павлик не щадит никого: попался отец - Павлик выдал его, попался дед - Павлик выдал его. Павлика вырастила и воспитала пионерская организация».

О Павлике Морозове написано три десятка книг, сотни брошюр, листовок и плакатов, о нём слагались поэмы и песни. Первым песню о Павлике написал сразу же ставший известным молодой писатель Сергей Михалков.
Был с врагом в борьбе Морозов Павел
И других бороться с ним учил.
Перед всей деревней выступая,
Своего отца разоблачил!
По указанию Сталина в 1948 году в Москве юному герою был поставлен памятник, а его именем названа улица. В связи с открытием памятника группа представителей творческой интеллигенции в коллективном обращении в «Пионерской правде» призвала всех детей страны продолжать делать то, что делал Морозов.
Коллективное обращение подписали самые известные писатели, драматурги и поэты того времени: Александр Фадеев, Леонид Леонов, Самуил Маршак, Всеволод Иванов, Валентин Катаев, Всеволод Вишневский, Сергей Михалков, Лев Кассиль, Анатолий Софронов, Михаил Пришвин, Агния Барто, Сергей Григорьев, Борис Емельянов, Лазарь Лагин.
Авторы обращения подчеркивали, что те дети, которые будут следовать путем Павлика Морозова, станут героями, учёными и маршалами. На цоколе памятника был текст: «Павлику Морозову от московских писателей». Позднее дарственную надпись убрали.


У пионера-доносчика появилось множество подражателей. Подготовка к показательному процессу по делу об убийстве Павлика Морозов была в разгаре, когда в селе Колесникове Курганской области застрелили из ружья другого мальчика - Колю Мяготина. Событие это, судя по официальным данным, выглядело так.
Его мать, вдова красноармейца, отдала Колю в детский дом, так как его нечем было кормить. Там мальчик стал пионером, а позже вернулся к матери. Богатых крестьян уже раскулачили и выслали, но в селе остались пьяницы и хулиганы. Коля прислушивался к разговорам взрослых и «обо всём, что видел и узнавал, он сообщал в сельский совет». Друг Коли Петя Вахрушев донёс на него классовым врагам, то есть сообщил родным, кто доносчик.
«Пионерская правда» в деталях описала убийство Коли. «Кулаки старались развалить молодой, ещё не окрепший колхоз: портили колхозный инвентарь, калечили и воровали колхозный скот. Пионер Коля Мяготин стал писать о происках кулаков в районную газету. Об одном из случаев крупной кулацкой кражи колхозного хлеба он сообщил в сельский Совет. В октябре 1932 года кулак Фотей Сычёв подговорил подкулачников, хулиганов братьев Ивана и Михаила Вахрушевых убить пионера. Выстрел в упор навсегда оборвал жизнь 13-летнего пионера».

За прошедшие 80 лет дело об убийстве зауральского подростка дважды опротестовывалось Генеральной прокуратурой, и Президиум Верховного суда дважды пересматривал это дело. В результате окончательная картина убийства пионера-героя Коли Мяготина оказалась совсем не такой, как описывалась в книжках.
Никаких расхитителей колхозного зерна Коля не разоблачал, напротив, сам промышлял кражами семян подсолнухов с колхозного поля. За очередным таким занятием его и застал красноармеец, охранявший поле. В результате перебранки вспыливший сторож выстрелил в Колю, а 12-летний приятель подростка Петя Вахрушев сумел убежать.
Сначала Вахрушев рассказал всю правду, но на втором допросе неожиданно изменил показания, сказав, что Колю убили два его старших брата. Таким образом, в убийстве обвинили братьев Вахрушевых и по ходу дела разоблачили еще несколько якобы причастных к расхищению зерна и смерти Коли кулаков.
В декабре 1932 года выездная сессия Уральского областного суда в Кургане по делу об убийстве Коли Мяготина приговорила пятерых жителей села Колесниково к расстрелу, шесть человек - к десяти годам лишения свободы и одного - к году принудительных работ. Сразу после суда Петя Вахрушев исчез без следа, ещё через неделю нашли повешенной его мать, а убитого мальчика, подобно Павлику Морозову, объявили пионером и героем.

В 1999 году по протесту Генеральной прокуратуры Президиум Верховного суда Российской Федерации по делу об убийстве Коли Мяготина реабилитировал как невиновных десять человек. Двоим осуждённым состав преступления был переквалифицирован из политической статьи в уголовную. Решением Курганской городской думы от 16 февраля 1999 года табличка на памятнике, воздвигнутом Коле Мяготину, на которой говорилось о зверском убийстве пионера-героя кулаками, была снята.
Историк Юрий Дружников приводит сведения о восьми случаях убийства детей за доносы, произошедших до убийства Павлика Морозова. Первым убитым был тоже Павлик по фамилии Тесля, украинец из села Сорочинцы, донёсший на собственного отца пятью годами раньше Морозова. Семь убийств были связаны с доносами детей во время коллективизации в деревне, одно - с «врагами народа» в городе Донецке (Витя Гурин). Наиболее известный из восьми - доносчик Гриша Акопян, зарезанный на два года раньше Морозова в Азербайджане.
Официальное издание «Детское коммунистическое движение» ещё до смерти Павла Морозова сообщало, что имеют место случаи убийства за доносы «десятков наших лучших боевых товарищей, которые яростно борются против левых загибов и правых примиренцев». «Пионерская правда» из номера в номер публиковала доносы детей с подробностями, именами и датами, печатала портреты юных героев. Дети доносили на своих учителей, вожатых, друзей и родителей.


16 марта 1934 года «Пионерская правда» опубликовала донос пионерки Оли Балыкиной, проживающей с отцом и матерью в деревне Отрада Спасского района Татарской АССР:
«В Спасск, ОГПУ. От пионерки Отрадненского пионерского отряда Балыкиной Ольги. Заявление.
Довожу до сведения органов ОГПУ, что в деревне Отрада творятся безобразия. Воровали и воруют колхозное добро. Например, мой отец Григорий Семенович вместе с Кузнецовым, бригадиром первой бригады, и сродником, кулаком Фирсовым В.Ф., во время молотьбы и возки хлеба в город Спасск воровали колхозный хлеб.
Ночью, когда все засыпали, к отцу являлись его друзья - бригадир Кузнецов Кузьма и Фирсов В. Все трое отправлялись воровать. Бригадир Кузнецов всё время назначал моего отца в Спасск к колхозным хлебам. Воза все подвозили к нашему двору. Эти мошенники с возов брали хлеб. А в воза насыпали землю весом столько, сколько брали хлеба.
Хлеб прятали в пустой избе, потом его продавали. Во время воровства они заставляли меня держать мешки. Я держала. На душу ложился тяжелый камень.
Я чувствовала, что нехорошо, но сделать ничего не могла. Я ещё не была пионеркой. Поступив в пионеротряд, я узнала, каким должен быть пионер. И вот я больше не хочу на своей душе носить тяжелый камень. Сначала я решила рассказать своему учителю о том преступлении, какое происходило на моих глазах. И вот, обсудив дело, я потребовала сообщить куда следует.
Приезжал милиционер, но он поступил слишком неправильно. Он позвал меня на допрос вместе с матерью. Под угрозой матери я не осмелилась сказать то, что было в моей душе. Но я больше молчать не буду. Я должна выполнить свой пионерский долг, иначе эти воры будут продолжать воровать и в будущем совсем развалят наш колхоз. А чтобы этого не случилось, я вывожу всё на свежую воду, дальше пускай высшая власть делает с ними, что хочет. Мой долг выполнен. Отец мне грозит, но я этой угрозы не боюсь.
Пионерка Балыкина Ольга».
Редакция в своём комментарии сравнила Олю с Павликом Морозовым и уточнила, что «медицинский осмотр установил, что в результате побоев здоровье Оли надорвано. Олю отправили лечиться в санаторий на два месяца».

На скамье подсудимых очутились 16 человек, арестованных после доноса Оли. Организаторами хищений были признаны отец девочки Григорий Балыкин, начальник первой бригады колхоза Кузьма Кузнецов, кладовщик колхоза Петр Кузнецов и местный житель Василий Фирсов.
В июле 1934 года «Пионерская правда» писала о завершении этой истории: «Главсуд Т(атарской) Р(еспублики) приговорил членов шайки к различным срокам исправительных работ с дальнейшим поражением в правах. Главари Балыкин и Фирсов получили по десять лет заключения строгого режима».
Жизнь Ольги Балыкиной не сложилась. Во время Великой Отечественной войны она осталась на оккупированной территории, а после войны её, по доносу соседей, как когда-то ее отца, приговорили к десяти годам заключения за службу у немцев.
Пионер Проня Колыбин разоблачил свою мать, которая собирала в поле опавшие колосья и зерна, чтобы накормить его самого. Мать посадили, а сына-героя отправили отдыхать в Крым, в пионерский лагерь Артек.
Школьник из-под Ростова-на-Дону Митя Гордиенко донёс на семейную пару, собиравшую в поле опавшие колосья. В результате муж был приговорен к расстрелу, а жена - к десяти годам лишения свободы со строгой изоляцией. Митя получил за этот донос именные часы, пионерский костюм, сапоги и годовую подписку на газету «Ленинские внучата».
Многочисленные Павлики Морозовы не просто проявляли личный энтузиазм, их доносы становились вкладом в строительство нового общества. Однако волна насилия, последовавшая по результатам доносов детей, столкнулась с ответной волной. Не имея защиты от произвола государства, народ творил самосуд. Чем сильнее было давление сверху, тем ожесточеннее и отчаяннее был протест, жертвами которого становились дети.

В 1935 году в речи на совещании писателей, композиторов и кинорежиссеров Максим Горький заявил: «Пионеров перебито уже много». Журналист Соломеин писал: «Только мне привелось участвовать в расследовании примерно десяти убийств пионеров кулачьём. Только мне. А всего по Уралу, по стране - сколько их было подобных жертв, не счесть».
В то время как власти окружали убитых доносчиков ореолом славы, народ мстил властям, множа число жертв и таким образом поставляя новых героев, используемых пропагандой.
Расправы над юными доносчиками продолжались. По данным Юрия Дружникова, в 1932 году (после убийства Павлика и Феди Морозовых) было три убийства доносивших детей. В 1933 году было шесть убитых доносчиков, в 1934-м - шесть, в 1935-м - девять. Всего за годы сталинского террора автор насчитал 56 убийств детей-доносчиков. Всем им присвоены почётные звания пионеров-героев. О них писали книги, их именами названы улицы и дворцы пионеров.


Интересна судьба оставшегося в живых одного из юных патриотов. В поселок Анадырь Чукотского округа к чукчам приехали проводить раскулачивание и создавать колхоз двое большевиков-уполномоченных. Их убили. Через день появился милиционер. Убийц выдал мальчик Ятыргин, сын Вуны, уточнив, что они убежали на Аляску. Часть чукчей-оленеводов решила уходить с оленями туда же.
Услышав об этом, Ятыргин украл у соседа собак и сани, чтобы также донести властям об этом. Соседи подкараулили мальчика, ударили его топором и бросили в яму, но он выполз оттуда и остался жив.
«Пионерская летопись» рассказывает, что когда Ятыргина принимали в пионеры, уполномоченные дали ему новое имя и фамилию - Павлик Морозов. Позже новое имя записали в его паспорт. Позже чукотский Павел Морозов стал членом партии и учителем, и благополучно дожил до конца 1970-х годов.
(Цитаты: Владимир Игнатов, «Доносчики в истории России и СССР», М, «Вече», 2014)
Статья на тему:
Кто ты, пионер Павлик Морозов?

ДЕТИ - ДОНОСЧИКИ И ПРЕСТУПНИКИ

Входят строем пионеры,

кто - с моделью из фанеры,

кто - с написанным вручную

С того света, как химеры,

палачи-пенсионеры

одобрительно кивают им, задорным и курносым.

Борьба с мелкими вредителями - сорняками и грызунами - научила ребят бороться и против крупных, двуногих. Здесь уместно напомнить подвиг пионера Павла Морозова, мальчика, который понял, что человек, родной по крови, вполне может быть врагом по духу и что такого человека - нельзя щадить.

К началу XIX века в России была широко развернута система платных агентов полиции. При Александре II обсуждалась даже идея воспитания доносчиков с юных лет. В проекте, предложенном монарху, указывалось на необходимость начинать работу с доносчиками в самом юном возрасте, с гимназии: обратить внимание на гимназистов, которые доносят на товарищей, поощрять их, оказывать помощь при поступлении в университет, а по окончании учебы брать как опытных и образованных агентов на работу в полицию. Александр II отверг проект. Отрицательный ответ императора был обусловлен тем, что в среде знатных и образованных людей XIX века слово «донос» все-таки имело крайне негативную моральную окраску, а фискалы вызывали общее презрение.

Идея приобщения детей к доносительству, когда-то с презрением отвергнутая российским императором, при большевиках получила мощную государственную поддержку. Воспитание доносчиков стало важным направлением идеологической деятельности. Донос подавался как новое качество советских людей: как их открытость и честность, как критика, способствующая улучшению жизни, как необходимое средство для достижения великой цели, в которую многие из доносчиков всех возрастов искренне верили. Символом героизма тех лет был пионер-герой Павлик Морозов. Юный доносчик, предатель собственного отца, был сделан национальным героем огромной страны с тысячелетним прошлым. «Пионерская правда» писала: «Павлик не щадит никого: попался отец - Павлик выдал его, попался дед - Павлик выдал его. Павлика вырастила и воспитала пионерская организация». О Павлике Морозове написано три десятка книг, сотни брошюр, листовок и плакатов, о нем слагались поэмы и песни. Первым песню о Павлике написал сразу же ставший известным молодой писатель Сергей Михалков.

Был с врагом в борьбе Морозов Павел

И других бороться с ним учил.

Перед всей деревней выступая,

Своего отца разоблачил!

Поднимал рассвет зарницы знамя.

От большого тракта в стороне

Был убит Морозов кулаками,

Был в тайге зарезан пионер.

И к убийцам ненависть утроив,

Потеряв бойца в своих рядах,

Про дела погибшего героем

Не забыть ребятам никогда!

Имя героя присваивали улицам, школам и кораблям, на его примере воспитывали юную смену. По указанию Сталина в 1948 году в Москве юному герою был поставлен памятник, а его именем названа улица. В связи с открытием памятника группа представителей творческой интеллигенции в коллективном обращении в «Пионерской правде» призвала всех детей страны продолжать делать то, что делал Морозов. Коллективное обращение подписали самые известные писатели, драматурги и поэты того времени: Александр Фадеев, Леонид Леонов, Самуил Маршак, Всеволод Иванов, Валентин Катаев, Всеволод Вишневский, Сергей Михалков, Лев Кассиль, Анатолий Софронов, Михаил Пришвин, Агния Барто, Сергей Григорьев, Борис Емельянов, Лазарь Лагин. Авторы обращения подчеркивали, что те дети, которые будут следовать путем Павлика Морозова, станут героями, учеными и маршалами. На цоколе памятника был текст: «Павлику Морозову от московских писателей». Позднее дарственную надпись убрали.

У пионера-доносчика появилось множество подражателей. Подготовка к показательному процессу по делу об убийстве Павлика Морозов была в разгаре, когда в селе Колесникове Курганской области застрелили из ружья другого мальчика - Колю Мяготина. Событие это, судя по официальным данным, выглядело так. Его мать, вдова красноармейца, отдала Колю в детский дом, так как его нечем было кормить. Там мальчик стал пионером, а позже вернулся к матери. Богатых крестьян уже раскулачили и выслали, но в селе остались пьяницы и хулиганы. Как настоящий ленинец Коля прислушивался к разговорам взрослых и «обо всем, что видел и узнавал, он сообщал в сельский совет». Друг Коли Петя Вахрушев донес на него классовым врагам, то есть сообщил родным, кто доносчик. «Пионерская правда» в деталях описала убийство Коли. «Кулаки старались развалить молодой, еще не окрепший колхоз: портили колхозный инвентарь, калечили и воровали колхозный скот. Пионер Коля Мяготин стал писать о происках кулаков в районную газету. Об одном из случаев крупной кулацкой кражи колхозного хлеба он сообщил в сельский Совет. В октябре 1932 года кулак Фотей Сычев подговорил подкулачников, хулиганов братьев Ивана и Михаила Вахрушевых убить пионера. Выстрел в упор навсегда оборвал жизнь тринадцатилетнего пионера».

За прошедшие 80 лет дело об убийстве зауральского подростка дважды опротестовывалось Генеральной прокуратурой, и Президиум Верховного суда дважды пересматривал это дело. В результате окончательная картина убийства пионера-героя Коли Мяготина оказалась совсем не такой, как описывалась в книжках. Никаких расхитителей колхозного зерна Коля не разоблачал, напротив, сам промышлял кражами семян подсолнухов с колхозного поля. За очередным таким занятием его и застал красноармеец, охранявший поле. В результате перебранки вспыливший сторож выстрелил в Колю, а 12-летний приятель подростка Петя Вахрушев сумел убежать. Сначала Вахрушев рассказал всю правду, но на втором допросе неожиданно изменил показания, сказав, что Колю убили два его старших брата. Таким образом, в убийстве обвинили братьев Вахрушевых и по ходу дела разоблачили еще несколько якобы причастных к расхищению зерна и смерти Коли кулаков. В декабре 1932 года выездная сессия Уральского областного суда в Кургане по делу об убийстве Коли Мяготина приговорила пятерых жителей села Колесниково к расстрелу, шесть человек - к десяти годам лишения свободы и одного - к году принудительных работ. Сразу после суда Петя Вахрушев исчез без следа, еще через неделю нашли повешенной его мать, а убитого мальчика, подобно Павлику Морозову, объявили пионером и героем.

В 1999 году по протесту Генеральной прокуратуры Президиум Верховного суда Российской Федерации по делу об убийстве Коли Мяготина реабилитировал как невиновных десять человек. Двоим осужденным, состав преступления был переквалифицирован из политической статьи в уголовную. Решением Курганской городской думы от 16 февраля 1999 года табличка на памятнике, воздвигнутом Коле Мяготину, на которой говорилось о зверском убийстве пионера-героя кулаками, была снята. Отделу культуры поручалось разработать новый текст {146} .

Юрий Дружников приводит сведения о восьми случаях убийства детей за доносы, произошедших до убийства Павлика Морозова. Первым убитым был тоже Павлик по фамилии Тесля, украинец из старинного села Сорочинцы, донесший на собственного отца пятью годами раньше Морозова. Семь убийств были связаны с доносами детей во время коллективизации в деревне, одно - с «врагами народа» в городе Донецке (Витя Гурин). Наиболее известный из восьми - доносчик Гриша Акопян, зарезанный на два года раньше Морозова в Азербайджане {147} .

Официальное издание «Детское коммунистическое движение» еще до смерти Павла Морозова сообщало, что имеют место случаи убийства за доносы «десятков наших лучших боевых товарищей, которые яростно борются против левых загибов и правых примиренцев». «Пионерская правда» из номера в номер публиковала доносы детей с подробностями, именами и датами, печатала портреты юных героев. Дети доносили на своих учителей, вожатых, друзей и родителей.

«В Спасск, ОГПУ. От пионерки Отрадненского пионерского отряда Балыкиной Ольги. Заявление.

Довожу до сведения органов ОГПУ, что в деревне Отрада творятся безобразия. Воровали и воруют колхозное добро. Например, мой отец Григорий Семенович вместе с Кузнецовым, бригадиром первой бригады, и сродником, кулаком Фирсовым В.Ф., во время молотьбы и возки хлеба в город Спасск воровали колхозный хлеб. Ночью, когда все засыпали, к отцу являлись его друзья - бригадир Кузнецов Кузьма и Фирсов В. Все трое отправлялись воровать. Бригадир Кузнецов все время назначал моего отца в Спасск к колхозным хлебам. Воза все подвозили к нашему двору. Эти мошенники с возов брали хлеб. А в воза насыпали землю весом столько, сколько брали хлеба. Хлеб прятали в пустой избе, потом его продавали. Во время воровства они заставляли меня держать мешки. Я держала. На душу ложился тяжелый камень.

Я чувствовала, что нехорошо, но сделать ничего не могла. Я еще не была пионеркой. Поступив в пионеротряд, я узнала, каким должен быть пионер. И вот я больше не хочу на своей душе носить тяжелый камень. Сначала я решила рассказать своему учителю о том преступлении, какое происходило на моих глазах. И вот, обсудив дело, я потребовала сообщить куда следует. Приезжал милиционер, но он поступил слишком неправильно. Он позвал меня на допрос вместе с матерью. Под угрозой матери я не осмелилась сказать то, что было в моей душе. Но я больше молчать не буду. Я должна выполнить свой пионерский долг, иначе эти воры будут продолжать воровать и в будущем совсем развалят наш колхоз. А чтобы этого не случилось, я вывожу все на свежую воду, дальше пускай высшая власть делает с ними, что хочет. Мой долг выполнен. Отец мне грозит, но я этой угрозы не боюсь. Пионерка Балыкина Ольга».

Редакция в своем комментарии сравнила Олю с Павликом Морозовым и уточнила, что «медицинский осмотр установил, что в результате побоев здоровье Оли надорвано. Олю отправили лечиться в санаторий на два месяца».

На скамье подсудимых очутились 16 человек, арестованных после доноса Оли. Организаторами хищений были признаны отец девочки Григорий Балыкин, начальник первой бригады колхоза Кузьма Кузнецов, кладовщик колхоза Петр Кузнецов и местный житель Василий Фирсов.

В июле 1934 года «Пионерская правда» писала о завершении этой истории: «…Главсуд Т(атарской) Р(еспублики) приговорил членов шайки к различным срокам исправительных работ с дальнейшим поражением в правах. Главари Балыкин и Фирсов получили по десять лет заключения строгого режима». Подвиг Оли Балыкиной был описан также в статье «Долг пионера» (журнал «Смена» № 260, август 1934 г.) и других изданиях.

Жизнь Ольги Балыкиной не сложилась. Во время Великой Отечественной войны она попала в плен к гитлеровцам, а после войны ее, по доносу соседей, как когда-то ее отца, приговорили к десяти годам заключения. После реабилитации о ней ненадолго вспомнили в газетах. Дальнейшая судьба героини неизвестна {148} .

Настоящий пионер Проня Колыбин разоблачил свою мать, которая собирала в поле опавшие колосья и зерна, чтобы накормить его самого. Мать посадили, а сына-героя отправили отдыхать в Крым, в пионерский лагерь Артек. Школьник из-под Ростова-на-Дону Митя Гордиенко донес на семейную пару, собиравшую в поле опавшие колосья. В результате муж был приговорен к расстрелу, а жена - к десяти годам лишения свободы со строгой изоляцией. Митя получил за этот донос именные часы, пионерский костюм, сапоги и годовую подписку на газету «Ленинские внучата». Многочисленные Павлики не просто проявляли личный энтузиазм, их доносы становились вкладом в строительство нового общества. Однако волна насилия, последовавшая по результатам доносов детей, столкнулась с ответной волной. Не имея защиты от произвола государства, народ творил самосуд. Чем сильнее было давление сверху, тем ожесточеннее и отчаяннее был протест, жертвами которого становились дети. В 1935 году в речи на совещании писателей, композиторов и кинорежиссеров Максим Горький заявил: «Пионеров перебито уже много». (Кстати, Горький называл Павлика Морозова «одним из маленьких чудес нашей эпохи».) Журналист Соломеин писал: «Только мне привелось участвовать в расследовании примерно десяти убийств пионеров кулачьем. Только мне. А всего по Уралу, по стране - сколько их было подобных жертв, не счесть» {149} .

Убийства детей активно использовала пропагандистская машина. Пресса представляла дело таким образом, будто детей убивали за то, что они пионеры. Убивая Павлика Морозова, писала газета «Тавдинский рабочий», кулаки знали, что они «наносят глубокую рану детскому коммунистическому движению». Смерть двух девочек-доносчиц Насти Разинкиной и Поли Скалкиной «Пионерская правда» комментировала так: «Выстрел в Настю и Полю есть выстрел в пионерскую организацию». Газета «Правда» откровенно призывала к самосуду: «Дело каждого честного колхозника помочь партии и советской власти казнить мерзавца, который посмеет тронуть ребенка, исполняющего долг перед своим колхозом, а, следовательно, и перед всей страной». Колхозники, однако, понимали честность по-своему, и властям приходилось пожинать плоды развязанного ими террора.

В то время как власти окружали убитых доносчиков ореолом славы, народ мстил властям, множа число жертв и таким образом поставляя новых героев, используемых пропагандой.

Расправы над юными доносчиками продолжались. По данным Юрия Дружникова, в 1932 году (после убийства Павлика и Феди Морозовых) было три убийства доносивших детей. В 1933 году было шесть убитых доносчиков, в 1934-м - шесть, в 1935-м - девять. Всего за годы сталинского террора автор насчитал 56 убийств детей-доносчиков. Всем им присвоены почетные звания пионеров-героев. О них писали книги, их именами названы улицы и дворцы пионеров.

Интересна судьба оставшегося в живых юного патриота. В поселок Анадырь Чукотского округа к чукчам приехали проводить раскулачивание и создавать колхоз двое большевиков-уполномоченных. Их убили. Через день появился милиционер. Убийц выдал мальчик Ятыргин, сын Вуны, уточнив, что они убежали на Аляску. Часть чукчей-оленеводов решила уходить с оленями туда же. Услышав об этом, Ятыргин украл у соседа собак и сани, чтобы также донести властям об этом. Соседи подкараулили мальчика, ударили его топором и бросили в яму, но он выполз оттуда и остался жив. «Пионерская летопись» рассказывает, что когда Ятыргина принимали в пионеры, уполномоченные дали ему новое имя и фамилию - Павлик Морозов. Позже новое имя записали в его паспорт. (В 70-х годах прошлого века Ятыргин работал учителем в школе под именем Павла Морозова и был членом партии.)

Восхвалением доносительства занимались самые видные деятели Советского государства. Незадолго до своей таинственной гибели член Политбюро Серго Орджоникидзе в речи на всесоюзном совещании стахановцев восхвалял семью патриотов Артемовых. Отец Алексей Артемов, его жена Ксения, два сына и три дочери сообщили органам о 172 подозрительных людях, по их мнению, вражеских лазутчиках. Все подозреваемые были арестованы. Членов семьи чемпионов-доносчиков наградили орденами и ценными подарками.

Кампания детского доносительства развернулась в стране так широко, что о ней даже начали писать зарубежные средства массовой информации. Но это, как обычно, признавалось клеветой: «Пусть в бешенстве лгут бежавшие за границу белогвардейцы, что… красные пионеры являются оком ЧК в своей семье и в школе. Бешенство наших врагов - лучшая похвала для нас, младшего поколения большевиков» {150} .

Воспитанные пионерской организацией юные ленинцы старались как могли. Дети-доносчики из разных областей страны вызывают друг друга на всесоюзное социалистическое соревнование: кто больше донесет. Делегации пионеров-дозорных приезжают в соседние области и обмениваются «передовым» опытом. Проводятся слеты дозорных, на которых передовики делятся опытом разоблачения врагов народа и расхитителей колхозного добра. В Украине состоялся даже республиканский слет дозорных, и член Политбюро Постышев стал его почетным гостем.

Выходит книга журналиста Смирнова «Юные дозорники» - инструкция для пионеров. Автор учит, где могут быть враги народа, как их искать, куда сообщать. Смирнов учит детей посылать письма так, чтобы враги партии не могли перехватить доносы на местной почте: пионеру их следовало отвозить на станцию и самому опускать в почтовый вагон проходящего поезда {151} .

Редактор «Пионерской правды» А. Гусев, ссылаясь на указания Политбюро, в книге «Деткоры в школе» писал, что быть деткором, - это значит следить за учителем, быть зорким в борьбе за качество преподавания в классе. Дети должны были обнаруживать и разоблачать классовых врагов среди учителей, и они охотно выполняли это поручение. Мальчик написал в газету, что директор его школы дал на уроке детям такую задачу: «Всего в селе было 15 лошадей, а когда люди вступили в колхоз, то 13 лошадей сдохли. Сколько лошадей осталось?» Больше директора в селе не видели, как классовый враг он был привлечен «к суровой ответственности» {152} .

Создается всесоюзная «Красная доска почета» для пионеров-дозорников, на которую заносят имена лучших. Газета «Правда» записала на красную доску почета всю Северо-Кавказскую школьную организацию за охрану колхозного урожая. Так называемая «легкая кавалерия» действовала там по формуле: «увидел - помчался - сообщил». В газете названы 44 активиста-доносчика. 6 января 1934 года «Правда» и другие газеты поместили письмо Сталину пионеров села Новая Уда из Восточной Сибири. Пионеры с места бывшей ссылки вождя рапортовали, кто на кого в селе донес, а затем в порядке критики и самокритики сообщали друг о друге и сами о себе.

«Пионерская правда» рапортовала о подвигах юных осведомителей, набирала крупными буквами их имена и описывала их «подвиги»: выследил в поле односельчан, стригущих колосья, разоблачил пастуха, сдал в ОГПУ отца, мать, соседа, выявил вредителя, раскрыл шайку расхитителей колхозного добра, поймал кулачку. Газета становится центром сбора доносов от своих читателей со всей страны. Здесь они обрабатывались, учитывались и передавались по назначению. Читатели-агенты называются «бойцами», «дозорными», «следопытами».

Юные дозорники доносили в условиях страшного голода, приведшего к гибели миллионов людей в стране. В 1932-1933 годах голод разразился в Поволжье, Украине, Центрально-Черноземной области, Северном Кавказе, Урале, в Крыму, в некоторых районах Западной Сибири, Казахстана и Белоруссии. Существует официальная оценка масштабов голода, «вызванного насильственной коллективизацией». В официальном заявлении Государственной Думы РФ от 2 апреля 2008 года, отмечено, что «от голода и болезней, связанных с недоеданием» в 1932-1933 годах погибло около 7 млн. человек» {153} .

Причиной голода стали принудительная коллективизация, «репрессивные меры для обеспечения хлебозаготовок», то есть силовое изъятие зерна, принадлежащего крестьянам, и вывоз части зерна за границу, «которые значительно усугубили тяжелые последствия неурожая 1932 года». Специалисты считают, что объективно урожай в 1932 году был достаточным для предотвращения массового голода {154} .

Голод привел к многочисленным случаям людоедства, что подтверждается сводками и сообщениями региональных органов ОГПУ и милиции {155} .

В таких условиях крестьянам надо было выживать, и они не считали преступлением вернуть себе хоть часть из бывшего собственного, а теперь колхозного имущества. Поэтому воровство приобрело массовый характер. «Пионерская правда» в январе 1933 года писала: «Начались хищения колхозного хлеба, таскали килограммами, ведерками, таскали в карманах, голенищах сапог, таскали в мешках». Последовали массовые репрессии. 7 августа 1932 года по личной инициативе И.В. Сталина было принято Постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», называемое в народе «Закон о трех колосках» или «Закон семь восьмых». Постановление подписали Председатель ЦИК Союза ССР М. Калинин, Председатель СНК Союза ССР В. Молотов (Скрябин) и секретарь ЦИК Союза ССР А. Енукидзе. По этому закону за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества применялась высшая мера социальной защиты - расстрел с конфискацией всего имущества, с заменой, при смягчающих обстоятельствах, лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества. «Преступления кулацко-капиталистических элементов, которые применяют насилия и угрозы или проповедуют применение насилия и угроз к колхозникам с целью заставить последних выйти из колхоза, приравниваются к государственным преступлениям». За «насилия и угрозы» в качестве меры судебной репрессии полагалось лишение свободы на срок от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь и конфискацией имущества. Амнистия к преступникам, осужденным по таким делам, не применялась.

Для борьбы с хищениями зерна и других сельскохозяйственных продуктов привлекались подростки и дети. В отчете одного из районных исполнительных комитетов Челябинской области сказано: «В период уборочной кампании совместно с комсомолом было организовано 68 вышек для охраны урожая и вовлечено в дозоры 317 пионеров и школьников».

В августе 1934 года в Челябинске проводился областной слет пионеров-дозорников. Газеты поместили фотографию пионерки Дуси Аксеновой и рассказ о ее подвиге. «Эта встреча пионерского дозора из деревни Антошкиной Шумихинского района произошла 12 июля. В тот день кулачка Луканина избила пионерку Дусю Аксенову и приказала ей никому не говорить о ножницах и мешке. Но пионерка-героиня не испугалась угроз кулачки… На днях Луканина будет стоять перед судом, а Дуся - делегат областного слета пионеров-дозорников». Сама Дуся, украшавшая президиум слета, по детскому своему разумению еще не задумывалась, зачем журналист наврал про побои и как будут жить девочки, дочки посаженной соседки… После приветствий от ЦК ВЛКСМ, оргбюро ВЦСПС, обкома партии, НКВД и других друзей детства выступали наиболее активные дозорники. Все хвалили Дусю и обещали быть похожими на нее. Секретарь Челябинского обкома ВКП (б) Рындин в своем выступлении не преминул подчеркнуть, что таких героев в Челябинской области уже много. Например, Тоня Чистова из Нязепетровска. Девочка написала в газету о том, что ее отец ворует с завода белое железо. Теперь отец сидит в тюрьме, а Тоня Чистова в этом зале. «Вот это новый человек! - отечески наставлял местный вождь. - Вот какие у нас растут люди! Такими людьми мы хотим вас видеть!»

Секретарь обкома был прав - пионеры-«герои» в области действительно были. Ну чем не герой ученик третьего класса пионер Ваня Холмогоров, который ночью увидел, как «Дерюшев Еремей и несет один аржаной сноп…» и утром рассказал все «кому надо». Расхититель, когда за ним пришли, варил ржаную кашу. Обещание расстрела он встретил спокойно, будто знал, что всевышний его спасет. 20 января 1933 года, за неделю до суда, Еремей Евлампиевич умер в камере исправдома. Ему было семьдесят девять лет.

В деревне Скоблино Юргамышского района на колхозном поле орудовала «кулацкая банда». Ее спугнули. Сторож, охранявший поле, на следствии нес что-то про плохое зрение и осечку ружья. Молодежной засаде на околице удалось поймать одного из преступников - Петра Махнина. При нем оказалось ведро проса. От него чисто дедуктивным методом вышли на остальных. На скамью подсудимых сели: Дудина Вера - 45 лет, Репнина Татьяна - 56 лет, Дудина Парасковья - 70 лет, Дудин Леонтий - 77 лет и Петр Махнин - 80 лет. Приговором областного суда от 12 декабря 1932 года преступницы подвергнуты лишению свободы на десять лет каждая с конфискацией имущества. Лишь Леонтию Дудину и Петру Махнину удалось избежать наказания: оба умерли до суда в камере Курганского исправдома {156} .

Голодных крестьян, укравших несколько колосков или картофелин на колхозном поле, по «Закону о трех колосках» отправляли в лагеря, а лучших из дозорных - на Черное море в образцово-показательный пионерский лагерь «Артек», превращенный в зону отдыха юных доносчиков. 12 июня 1934 года Центральный комитет ВЛКСМ постановил: «Одобрить предложение Центрального бюро юных пионеров о премировании поездкой на полтора месяца на отдых во всесоюзный пионерский лагерь “Артек” 200 лучших пионеров Советского Союза, таких, как Оля Балыкина, разоблачившая своего отца и вместе с ним группу воров колхозного хлеба; Ваня Бачериков, разоблачивший шайку воров колхозного имущества у себя в деревне; Мотя Потупчик, которая, несмотря на угрозы недобитого кулачья, смело продолжает вести работу в пионерском отряде Павлика Морозова; Митя Гордиенко, Коля Леонов, Вася Шмат, Вагар Саркисьян, показавшие образцы сознательности в охране колхозного урожая и многих других, проявивших образцы исключительной сознательности в охране социалистической собственности, в борьбе с классово враждебными элементами».

Последствия кампании массового доносительства выглядели печально. За парадной афишей вовлечения миллионов детей и подростков в дело строительства коммунизма страну стала захлестывать детская преступность. После того как были репрессированы миллионы родителей, на улице оказались миллионы бездомных детей. Одним из поводов для ликвидации этого нежелательного явления стало письмо Ворошилова от 19 марта 1935 года, направленное на имя Сталина, Молотова и Калинина. Ворошилову пожаловался заместитель прокурора Москвы Ко-бленец, на сына которого напал девятилетний подросток. «Любимый маршал» недоумевал: почему бы «подобных мерзавцев» не расстреливать?

Приведем текст письма.

«Тов. Сталину. Тов. Молотову. Тов. Калинину.

Посылаю вырезку из газеты “Рабочая Москва” за № 61 от 15.3.35 г., иллюстрирующую, с одной стороны, те чудовищные формы, в которые у нас в Москве выливается хулиганство подростков, а, с другой - почти благодушное отношение судебных органов к этим фактам: смягчение приговоров наполовину и т.д. (Вырезка была вклеена в письмо. В статье сообщалось, что двое 16-летних подростков совершили два убийства, нанесли три ранения и т.д., за что были осуждены к 10 годам заключения, затем эта мера была снижена наполовину.) Тов. Вуль (начальник милиции г. Москвы), с которым я разговаривал по телефону по этому поводу, сообщил, что случай этот не только не единичен, но что у него зарегистрировано до 3000 злостных хулиганов-подростков, из которых около 800 бесспорных бандитов, способных на все. В среднем он арестовывает до 100 хулиганствующих и беспризорных в день, которых не знает куда девать (никто их не хочет принимать). Не далее как вчера 9 летним мальчиком ранен сын зам. прокурора Москвы т. Кобленца. Комиссия т. Жданова (по школам) и т. Калинина (по беспризорным и безнадзорным детям) на днях внесут свои предложения в ЦК. Но и после этого вопрос об очистке Москвы от беспризорного и преступного детского населения не будет снят, т.к. не только Вуль, но также Хрущев, Булганин и Ягода заявляют, что они не имеют никакой возможности размещать беспризорных из-за отсутствия детдомов, а, следовательно, и бороться с этой болячкой. Думаю, что ЦК должен обязать НКВД организовать размещение не только беспризорных, но и безнадзорных детей немедленно и тем обезопасить столицу от все возрастающего “детского” хулиганства. Что касается данного случая, то я не понимаю, почему этих мерзавцев не расстрелять. Неужели нужно ждать пока они вырастут еще в больших разбойников?

К. Ворошилов» {157} .

Это письмо инициировало обсуждение проблем беспризорности и детской преступности на заседании Политбюро. В результате обсуждения родились два совместных Постановления ЦИК и СНК: «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних» и «О мерах ликвидации детской беспризорности и безнадзорности». Совместным постановлением № 3/598 от 7 апреля 1935 года «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних» ЦИК и СНК СССР постановили: «Несовершеннолетних начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, в причинении насилий, телесных повреждений, увечий, в убийстве или в попытках к убийству, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания». Была также отменена возможность снижения срока наказания для несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет и значительно ужесточен режим содержания детей в местах лишения свободы» {158} .

Вскоре последовало и разъяснение этого постановления. Ввиду уникальности явления приведем этот документ полностью. «Циркуляр Прокуратуры СССР и Верховного Суда СССР прокурорам и председателям судов о порядке применения высшей меры наказания к несовершеннолетним.

Всем прокурорам союзных республик, краевым, областным, военным, транспортным, железнодорожным прокурорам, прокурорам водных бассейнов; прокурорам спецколлегий, прокурору г. Москвы. Всем председателям верховных судов, краевых, областных судов, военных трибуналов, линейных судов; судов водных бассейнов, председателям спецколлегий краевых, областных и верховных судов, председателю Московского городского суда.

Ввиду поступающих запросов, в связи с постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 апреля с. г. “О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних”, разъясняем:

1. К числу мер уголовного наказания, предусмотренных ст. 1 указанного постановления, относится также и высшая мера уголовного наказания (расстрел).

2. В соответствии с этим надлежит считать отпавшими указание в примечании к ст. 13 “Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик” и соответствующие статьи уголовных кодексов союзных республик (22 ст. УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик), по которым расстрел к лицам, не достигшим 18-летнего возраста, не применяется.

3. Ввиду того, что применение высшей меры наказания (расстрел) может иметь место лишь в исключительных случаях и что применение этой меры в отношении несовершеннолетних должно быть поставлено под особо тщательный контроль, предлагаем всем прокурорским и судебным органам предварительно сообщать прокурору Союза и председателю Верховного Суда СССР о всех случаях привлечения к уголовному суду несовершеннолетних правонарушителей, в отношении которых возможно применение высшей меры наказания.

4. При предании уголовному суду несовершеннолетних по статьям закона, предусматривающим применение высшей меры наказания (расстрела), дела о них рассматривать в краевых (областных) судах в общем порядке. Прокурор Союза ССР Вышинский. Председатель Верховного суда СССР Винокуров» {159} .

Незавидная судьба ждала детей репрессированных «врагов народа». Воспитанный на Кавказе с традиционной родовой местью вождь боялся воспитать своих будущих убийц. И решение было найдено. По инициативе Ежова (конечно же, не Сталина!) было принято секретное постановление Политбюро от 5 июля 1937 года. По этому постановлению жены осужденных «врагов народа» заключались в лагеря сроком до 8 лет, а дети в возрасте до 15 лет передавались в детские дома. О детях старше 15 лет - «вопрос решался индивидуально». В основном их ждали лагеря. Некоторых жен «врагов народа» вождь приказывал расстреливать. Так были расстреляны две жены маршала Блюхера, а третья, самая молодая, была отправлена в лагерь на 8 лет. Заодно расстреляли и его брата вместе с женой. Расстреляны были и подросшие дети ленинских сподвижников: сын Зиновьева и два сына Каменева, те, кого когда-то ласкали Ильич и Коба. Дети репрессированных родителей исключались из комсомола. Секретарь Курского обкома ВЛКСМ П. Стукалов, призывая гнать из комсомола детей «врагов народа», требовал, «чтоб ненависть к ним кипела, чтоб рука не дрогнула»…

На фоне массовых казней взрослых число расстрелянных детей и подростков было, конечно, невелико. Однако такие казни были. Так, например, среди 20 с лишним тысяч расстрелянных и похороненных на Бутовском полигоне под Москвой в 1937-1938 годах насчитывается «всего» 196 несовершеннолетних {160} . Изучение списков расстрелянных только за несколько месяцев 1938 года на одном Бутовском полигоне показывает, что среди расстрелянных «врагов народа» были десятки детей и подростков. Так в это время в Бутово были расстреляны Бороненков Михаил Петрович и Голев Петр Антонович 1923 года рождения. Там же были расстреляны подростки 1922 года рождения Абрамов Алексей Федорович, Алпатенков Николай Петрович, Васильев Виктор Сергеевич, Виноградов Василий Ефремович, Иванов Владимир Никитич, Новиков Николай Алексеевич, Сахаров Николай Степанович и Шамонин Михаил Николаевич. Было также много расстрелянных 1921 года рождения, в их числе и сын Л.Б. Каменева Юрий.

Причины для вынесения смертных приговоров подросткам были самые разные. Например, беспризорник Плакущий Анатолий Дмитриевич, проживающий в Москве и арестованный 24 ноября 1937 года, расстрелян 19 декабря 1937 года по приговору «тройки» при УНКВД по Московской области «за контрреволюционную деятельность: наколку на левой ноге портрета одного из членов Политбюро - т. Сталина, из хулиганских побуждений» {161} .

По решению ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 31 мая 1935 года в ГУЛАГе был создан Отдел трудовых колоний, имеющий своей задачей организацию приемников-распределителей, изоляторов и трудовых колоний для несовершеннолетних беспризорных и преступников. Действующие 162 приемника-распределителя за четыре с половиной года своей работы пропустили 952 834 подростка, которые были направлены как в детские учреждения Наркомпроса, Наркомздрава и Наркомсобеса, так и в трудовые колонии ГУЛАГа НКВД.

В конце 1939 года в системе ГУЛАГа действовало 50 трудовых колоний для несовершеннолетних закрытого и открытого типа.

В колониях открытого типа находились несовершеннолетние преступники с одной судимостью, а в колониях закрытого типа содержатся, в условиях особого режима, несовершеннолетние преступники в возрасте от 12 до 18 лет, имеющие большое количество приводов и несколько судимостей. С момента решения ЦК ВКП (б) и СНК через трудовые колонии было пропущено 155 506 подростков в возрасте от 12 до 18 лет, из которых 68 927 судимых и 86 579 несудимых. В колониях были организованы производственные предприятия, в которых работали все несовершеннолетние преступники.

Заключенные в возрасте от 12 до 16 лет работали 4 чдра на производстве и 4 часа занимались в школе; а в возрасте от 16 до 18 лет работали по 8 часов на производстве и 2 часа занимались в школе {162} .

Приказом НКВД СССР от 16 июля 1939 года было узаконено «Положение об изоляторах НКВД для несовершеннолетних», в котором было предписано размещать в изоляторах подростков возрастом от 12 до 16 лет, приговоренных судом к различным срокам заключения и не поддающихся иным мерам перевоспитания и исправления. Данная мера могла быть осуществлена с санкции прокурора, срок содержания в изоляторе ограничивался шестью месяцами.

15 июня 1943 года Сталин подписал постановление СНК СССР № 659 «Об усилении мер борьбы с детской беспризорностью, безнадзорностью и хулиганством», которым НКВД предписывалось «в дополнение к трудовым колониям, существующим для содержания детей и подростков, осужденных судами, организовать в 1943 году трудовые воспитательные колонии для содержания в них беспризорных и безнадзорных детей, а также детей и подростков, неоднократно замеченных в мелком хулиганстве и других незначительных преступлениях, доведя в 1943 году общее число мест во всех колониях НКВД СССР для несовершеннолетних до 50 000».

Направлению в детские трудовые воспитательные колонии НКВД СССР подлежали следующие категории подростков в возрасте от 11 до 16 лет: «а) беспризорные дети, вовсе не имеющие родителей или длительное время живущие без родителей и не имеющие определенного местожительства; б) задержанные за хулиганство, мелкие кражи и другие незначительные преступления в случаях, если возбуждение уголовного дела признавалось “нецелесообразным”; в) воспитанники детских домов, систематически нарушающие внутренний распорядок и дезорганизующие “нормальную постановку учебы и воспитания в детском доме”». Емкость таких колоний была в пределах от 150 до 1500 человек.

Репрессии по отношению к несовершеннолетним продолжали ужесточаться. Начиная с середины 1947 года сроки наказания для несовершеннолетних, осужденных за кражу государственного или общественного имущества, были увеличены до 10-25 лет.

В послевоенные годы власти вновь вспомнили и о Павлике Морозове. Поэт Степан Щипачев написал о нем поэму. Поэму об «отважном уральском орленке» написала и поэтесса Елена Хоринская. В 1954 году композитор Юрий Балкашин также сочинил музыкальную поэму «Павлик Морозов».

По постановлению Совета Министров СССР, подписанному Сталиным, колхозу в селе Герасимовка Тавдинского района были предоставлены льготы, и на 1953 год было выделено 220 тысяч рублей на строительство сельского клуба им. Павлика Морозова и 80 тысяч рублей на строительство ему памятника. Памятник в Герасимовке был возведен уже после смерти вождя, в 1954 году, а в Свердловске - в 1957 году.

В 1955 году имена детей-доносчиков были занесены в Книгу почета Всесоюзной пионерской организации им. В.И. Ленина. Под № 1 в эту книгу был занесен Павлик Морозов, под №2 - Коля Мяготин.

Как известно, во времена Сталина большевистская печать называла СССР страной всеобщей грамотности. Проведенная в январе 1937 года перепись населения, результаты которой сразу же были объявлены «вредительскими», а «виновные» - сурово наказаны, то есть расстреляны, показала истинное положение дел. За 11 лет, прошедших со времени предыдущей переписи, Россия потеряла около 6 млн. человек, что подтверждает «человеколюбие» и «мудрость» товарища Сталина. По итогам переписи 1937 года оказалось, что среднее образование в стране имели только 4,3%, а высшее - 0,6% граждан. Около 59% граждан в возрасте от 16 лет не имели образования, хотя считались грамотными. Они могли только читать по слогам и расписываться. Четвертая часть населения в возрасте 10 лет и старше не умела читать. 30% женщин не умели читать даже по слогам и подписать свою фамилию. Лишь пятая часть руководящих, партийных, советских и хозяйственных работников имела высшее образование, а 20,7% руководителей не имели даже среднего образования и нигде на момент переписи не учились. На самом деле грамотность была еще ниже, потому что многие при опросах завышали свой уровень.

Обычно оно считалось чем-то позорным. Лишь в двадцатом веке, достигнув небывалых доселе масштабов, стало в некоторых странах считаться «делом доблести и геройства».

У Данте в «Божественной комедии» стукачи помещены в самый последний, девятый круг ада. Именно там страдают за содеянное вмёрзшие в лёд доносчики, «обманувшие доверившихся», предатели родных и друзей, родины и единомышленников, предатели «сотрапезников и благодетелей».

Интересен приводимый в книге факт, когда кёльнский курфюрст жаловался в 1686 году, что никак не может найти желающих занять фискальные должности, потому что люди «боятся презрения и поношения соседей».

Однако бывали и исключения. Карол Зауэрланд рассказывает в своей книге, например, об указе герцога Вюртембергского. Этот указ, принятый в середине шестнадцатого века, обязывал подданных доносить обо всех случаях нарушения законов и правил. А в Силезии в 1705 году существовал порядок, по которому доносчик получал не меньше трети суммы, назначенной судом в качестве штрафа тому, на кого он донёс. Этот порядок, кстати, перенял Пётр Первый. Однако о доносительстве в России несколько позже. Так как автор немец, то и начинает свою работу с Германии.

ДОНОСЫ ПРИ ГИТЛЕРЕ

Значительная часть книги «Тридцать сребреников» посвящена периоду национал-социалистической диктатуры. Когда нацисты пришли к власти в Германии в 1933 году, они были сами поражены той волной доносов, которая буквально захлестнула их. Гитлер даже жаловался своему министру юстиции на то, что осведомители «дезорганизуют» работу новой власти. А через год министр внутренних дел «третьего рейха» выпустил циркуляр, который предписывал «положить конец доносительству, так как это явление недостойно германского народа и национал-социалистического государства».

Согласно Каролу Зауэрланду, когда в начале войны Гиммлер и Гейдрих предложили принять закон, обязывающий граждан рейха сообщать «куда следует» обо всех подозрительных явлениях, все причастные к этому учреждения высказались против. Все — от Госплана до министерства народного просвещения и пропаганды.

Причины столь негативного отношения нацистской верхушки к «сигналам трудящихся» были чисто идеологического характера. Единство немецкого народа и монолитность, как тогда выражались, «всенародного государства» являлись краеугольными камнями национал-социалистической идеологии: «Один народ, один рейх, один фюрер!» Тайные осведомители рождали всеобщее недоверие и взаимную подозрительность, а это угрожало упомянутому единству. Отсюда и нелюбовь к стукачам.

Впрочем, нелюбовь к стукачеству носила у нацистов, скорее, теоретический характер. Судя по цифрам, опубликованным в книге, более двух третей всех расследований, которые гестапо вело по делам об измене родине, подстрекательской и антинародной деятельности, начиналось именно с доносов. Чаще всего это были сообщения о «клеветнических высказываниях», сделанных в пивной.

Но в гестапо стучали не только собутыльники и кельнеры. «Сигналы» поступали от сослуживцев, соседей, родственников. Любопытно, что исследователи не обнаружили за всё время нацистской диктатуры ни одного случая, когда муж донёс бы на свою жену. А вот жёны на мужей доносили. И ещё одна интересная особенность: очень неохотно «сдавали» жители сельских районов Германии приходских священников.

На кого жители «третьего рейха» доносили охотно, так это на «недочеловеков»: на евреев, поляков, гомосексуалистов. Но и здесь активность стукачей заметно снизилась после Сталинграда, а ещё больше — после высадки западных союзников в Нормандии.

Поражение Германии стало реальным, и потенциальные стукачи боялись, что их привлекут к ответственности после войны. Напрасно боялись. Известен лишь один-единственный случай, когда доносчицу привлекли к суду и осудили. Увы! В двадцатом веке доносчики за очень редкими исключениями всегда оставались безнаказанными. Более того, в Советском Союзе, начиная уже с Ленина, донос приветствовался и поощрялся. Об этом Карол Зауэрланд также весьма подробно рассказывает в книге «Тридцать сребреников».

Строилось новое общество. Строилось не на основе «абсолютных», общечеловеческих моральных ценностей, а на основе идеологической доктрины. Верность этой доктрине, партии и её вождю должна была стать важнее любви к матери и отцу. Так воспитывался массовый цинизм. Так высокими идеями оправдывалась подлость.

ДОНОСЫ НА РУСИ

Глава книги Зауэрланда, в которой идёт речь о советских временах, называется «В империи КГБ». Название не случайно, хотя власть в СССР находилась, разумеется, не в руках органов госбезопасности. Страной правила партийная номенклатура, а КГБ был орудием её власти. Но ведь и опричники были «всего лишь» исполнителями воли Ивана Грозного, их духовного вдохновителя, а времена те всё равно вошли в историю как опричнина.

Именно опричники определяли характер эпохи, стали её главными действующими лицами, её символом. Так и главными действующими лицами советских времён можно назвать чекистов. Партия была, если кто помнит этот лозунг, «вдохновляющей» и «определяющей» силой, КГБ — силой реальной. Реальной ещё и потому, что внушаемый «органами» страх был массовой психической реальностью.

Но, справедливости ради следует сказать, что стукачей придумали не «органы». В летописных хрониках, рассказывающих об истории Руси, в мемуарах современников и записках иностранных путешественников пугающе часто упоминается о «прискорбной склонности» народа к доносительству. Во времена татаро-монгольского ига русские князья, казалось, только и делали, что скакали в Орду, чтобы настучать друг на друга начальству. Больше всех отличился здесь, кстати говоря, легендарный «собиратель земель русских» Иван Калита. Но и другие были не лучше.

Летописцы рассказывают, например, о князе Юрии, внуке Александра Невского и сыне Даниила Московского (в честь его назван Данилов монастырь). Не сумев одолеть своего соперника на великое княжение Михаила Тверского на поле брани, князь Юрий поехал в Орду и там рассказал, что Михаил, во-первых, отравил его супругу Агафью (она была родной сестрой хозяина Орды хана Узбека), а, во-вторых, хочет бежать за границу.

Интересно, что и в начале четырнадцатого века, когда происходили упомянутые события, побег за границу считался преступлением. Более того, Юрий Данилович «накапал» хану Узбеку, что Михаил Тверской собирается бежать не с пустыми руками, а с его, ханскими, деньгами: «По городам собрал многие дани и хочет бежать в немцы, а к тебе (хан) идти не хочет и власти твоей не повинуется».

После доноса Михаила Тверского «пригласили» в Орду и предали мучительной смерти. Ну а Юрий Данилович вернулся из Дербента (где тогда располагалась штаб-квартира Золотой Орды) в Москву с ханским ярлыком на великое княжение. Правил он, кстати говоря, семь лет, после чего был убит сыном князя Тверского Дмитрием Михайловичем, мстившим за гибель отца.

Со временем методы усовершенствовались, и донос стал орудием не только политической власти. Уже в петровские времена к помощи осведомителей прибегала, например, налоговая полиция. Дело в том, что заработанный капитал при Петре Первом очень многие в оборот не пускали, потому, как пишет историк Ключевский, что «наверху» царили произвол и взяточничество, а общество (в том числе и те его уважаемые представители, которые зарабатывали этот капитал) было абсолютно бесправно.

Вместо инвестиций в производство (выражаясь современным языком) люди либо прятали заработанное от начальства и податных сборщиков (налоговой полиции тех лет), либо — те, кто побогаче, — переправляли за границу деньги в лондонские, венецианские и амстердамские банки. Пётр издал указ: «Если кто донесёт, где сосед деньги прячет, тому доносчику из тех денег треть, а остальное — на государя». «Донос, — пишет Ключевский, — стал главным инструментом государственного контроля, и его очень чтила казна».

В конце концов Пётр создал специальный институт фискалов. «Донос стал государственным учреждением, свободным от всякого риска», — заключает историк. И добавляет горько: «Это вносило в управление и в общество нравственно недоброкачественный мотив».

Но тех, кто управлял тогда обществом, это, похоже, не слишком волновало. Как, впрочем, и само общество. В мемуарах графа Эрнста Миниха, начинавшего свою карьеру в тридцатых-сороковых годах XVIII века, при императрице Анне Иоанновне, читаем: «Ни при едином дворе, статься может, не находилось больше шпионов и наговорщиков, как в то время при российском. Обо всём, что в знатных беседах и домах говорили, (фаворит императрицы Бирон) получал обстоятельнейшие известия. И поскольку ремесло сие отверзало путь как к милости, так и к богатым наградам, то многие знатные и высоких чинов особы не стыдились служить к тому орудием».

Что уж говорить о простом народе! Ещё при Петре Первом крепостному, который донёс на барина, виновного в государственных преступлениях, полагалась вольная. Естественно, что позже, когда народ пошёл в революцию, царская «охрана» вербовала осведомителей десятками, причём, во всех без исключения революционных партиях. Самым знаменитым из осведомителей «охранки» был, конечно, Азеф. Карол Зауэрланд упоминает в своей книге об этом легендарном создателе боевой организации эсеров.

Азеф руководил подготовкой, например, убийств министра внутренних дел Плеве и великого князя Сергея Александровича, дяди царя Николая Второго. При непосредственном участии или содействии Азефа было проведено двадцать пять крупных террористических актов. Кажется невероятным, что одновременно со своей подпольной деятельностью Азеф работал на царскую «охрану». Причём, он сам предложил ей свои услуги, начав свою карьеру осведомителя, кстати, в Германии. Он сообщал о настроениях российских студентов, учившихся в университете немецкого города Карлсруэ. Умер Азеф в Германии: после разоблачения он скрывался от мести своих товарищей по партии в Берлине. Здесь же и похоронен — на кладбище в Вильмерсдорфе.

Но речь идёт о террористе-эсере. А как насчёт большевиков? Тоже неплохо. Согласно подсчётам историков, в канун Первой мировой войны деятельность РСДРП, а также социал-демократических организаций Латвийского края и Королевства Польского «освещали» более двух тысяч секретных сотрудников «охраны» и жандармских управлений.

Так, например, о проходивших в условиях строжайшей конспирации заседаниях первого большевистского ЦК на Пражской конференции РСДРП 1912 года, полиции представили подробные доклады сразу трое осведомителей.

Один из них — Роман Малиновский — сам стал позже членом ЦК и депутатом фракции большевиков в Государственной Думе. В юности Малиновский был простым уголовником. Потом стал популярным вожаком одного из крупнейших российских профсоюзов — профсоюза металлистов — и одним из немногих рабочих в руководстве РСДРП и главным большевистским оратором в Думе. Офицерам «охранки» на тайных встречах даже приходилось просить его умерить революционный пыл его речей.

Роман Малиновский был любимчиком Ленина и его «выдвиженцем». Но даже когда подозрения по поводу Малиновского у многих соратников Ильича по партии переросли в уверенность, Ленин продолжал упорно защищать своего питомца.

Между прочим, главную роль в разоблачении Малиновского сыграл… заместитель министра внутренних дел России генерал Джунковский. Человек «исключительной порядочности», как говорили о нём современники, он был против политического провокаторства и не мог допустить того, чтобы в парламенте страны сидел секретный осведомитель полиции, да ещё к тому же ранее судимый за уголовное преступление. Джунковский заставил Малиновского отказаться от депутатского мандата, пригрозив в противном случае публично объявить о его сотрудничестве с «охранкой».

И в царские времена подобные идеалисты были редкостью в тайной полиции, ну а в советские их не было и в помине. Партия большевиков и её карательные органы с распростёртыми объятиями встречали доносчиков, рвение которых было просто поразительно. Рассказывая о первых неделях после прихода к власти, Троцкий пишет в своих воспоминаниях: «Осведомители являлись со всех сторон. Приходили рабочие, солдаты, офицеры, дворники, социалистические юнкера, прислуга, жёны мелких чиновников. Некоторые давали серьёзные и ценные указания».

Доносительство уже не просто поощрялось — оно было объявлено величайшей гражданской доблестью. О Павлике Морозове, донёсшем на своего отца, слагались поэмы и песни, ему ставились памятники (например, на Ленинских горах в Москве, у Дворца пионеров), его имя присваивали школам и кораблям, на его примере призывали учиться юную смену…

Надежда Константиновна Крупская обращалась в начале тридцатых годов к детворе Страны Советов: «Поглядите, ребята, вокруг себя. Вы увидите, как много ещё старых … пережитков. Хорошо будет, если вы их будете обсуждать и записывать».

Кстати говоря, первую и самую известную песню о Павлике Морозове, которая в сталинские времена исполнялась бессчётное число раз, сочинил Сергей Михалков, автор старых советских и нового российского гимна. Писатель Юрий Дружников, написавший великолепную книгу о Павлике Морозове, вспоминая об этой песне, которую ему в детстве довелось петь в хоре, замечает: «Учитывая, что содержание подвига известно, приведу для экономии только рифмы». Последуем его примеру:

«Сером — стороне — примером — пионер.

Недаром — горячо — в амбарах — кулачьё.

Павел — учил — выступая — разоблачил.

Травы — звеня — расправой — родня.

Летний — лист — малолетний — коммунист»…

В российских архивах сохранилась книга Анатоля Франса «Последние страницы. Диалог под розой» с пометками Сталина, очень внимательно читавшем эту книгу. Фраза «пишите, мерзавцы, доносы» подчёркнута. И ещё тремя вертикальными чёрточками отмечена на полях. И мерзавцы писали доносы: на соседей и коллег по работе, на случайных знакомых и родственников…

Все знают, как часто Сталин смотрел в Художественном театре «Дни Турбиных». Меньше известно, что другим его любимым спектаклем во МХАТе была «Любовь Яровая». В этой пьесе жена предаёт мужа. Пьеса эта, кстати говоря, вплоть до восьмидесятых годов входила в школьную программу.

«Ну, хорошо, — скажет кто-то. — Мало ли что происходило в сталинские времена. Сталин вообще был патологическим типом, параноиком, страдал манией преследования… Да и сам как будто когда-то служил в «охранке». Потом всё же настали другие времена…»

О доносах и доносчиках в послесталинскую эпоху в книге Карола Зауэрланда «Тридцать сребреников» также рассказано немало интересного. В частности, о том, сколько было тайных осведомителей в эти якобы «другие» времена. На госбезопасность Польши, например, работали в 1987 году более ста тысяч тайных осведомителей. Министерство госбезопасности ГДР («Штази») получило с января 1985 года по ноябрь 1989-го (когда уже пала Берлинская стена) доносы 260 тысяч стукачей.

Надо учесть при этом, что состав осведомителей, согласно секретным инструкциям «штази», постоянно обновлялся. Поэтому посчитать, сколько всего доносчиков было за время существования ГДР (или социалистической Польши, или Советского Союза) просто невозможно. Но профессор Зауэрланд приводит следующие впечатляющие цифры. В Восточной Германии на каждые двести граждан приходился один штатный чекист и на каждые сто — внештатный стукач.

А как обстояло дело в Советском Союзе? Бывший министр МГБ и секретарь ЦК КПСС Игнатьев сказал однажды о десяти миллионах осведомителей. Сегодня некоторые исследователи считают, что негласным «помощником» КГБ был каждый шестой гражданин СССР. А это больше тридцати миллионов. В своём документальном исследовании о доносчиках «Рабы ГБ» известный журналист Юрий Щекочихин рассказывает, в частности, о деле Леонида Васильева, инженера из Казани, написавшего в 1983 году «антисоветское», как тогда говорили, стихотворение.

Пятьдесят экземпляров этого стихотворения Васильев оставил в коридорах различных учреждений, на лестничных площадках, послал в редакции газет… Можно себе представить, сколько доносов пришло в КГБ. Ровно пятьдесят! У рабочих, студентов, доцентов, профессоров и членкоров Академии наук, в руки которых попало стихотворение, была возможность просто выбросить листок, никому ничего не сказав, но нет! Все, как один, сообщили «куда следует». Васильева нашли и посадили на два года.

«Моё фамилье, имя, отчество прекрасно знали в КГБ», — пел Владимир Высоцкий. И был прав. Негласный надзор за Высоцким установили ещё в середине шестидесятых годов. Рядом с ним постоянно находилось несколько постоянных осведомителей. А после женитьбы на французской актрисе Марине Влади (это был семидесятый год) КГБ уже совершенно открыто решал, где позволено выступать Высоцкому и в каких фильмах сниматься. Когда театр на Таганке ездил на гастроли за границу, в эти поездки брали не всех актёров. Но сопровождающий от КГБ (а то и несколько) были обязательно.

И если уж говорить о доносительстве, то никак нельзя пройти мимо писательской братии. Был такой Лев Никулин, лауреат Государственной премии СССР, автор романов «Московские зори», «России верные сыны», «Мёртвая зыбь» и книги с многозначительным названием «Высшая мера». В сталинские времена Никулин был одним из тех, кто приложил руку к уничтожению Бабеля. И ходила в литературных кругах эпиграмма:

«Каин, где Авель?

Никулин, где Бабель?»

Потом настала оттепель, разоблачили культ личности, из лагерей вышли те, кому посчастливилось выжить… А что же стукачи и, в частности, Лев Никулин? Они продолжали спокойно заниматься тем, чем занимались и раньше — как литературой, так и доносительством. И вот уже пошла гулять новая язвительная эпиграмма: «Никулин Лев, стукач-надомник, Недавно выпустил трёхтомник». И ничего.

Вадим Кожевников, герой соцтруда и лауреат Государственной премии, будучи главным редактором журнала «Знамя», получил в конце 1960 года рукопись романа Гроссмана «Жизнь и судьба». Ознакомился с романом и решил, что это произведение «очернительское». Ну, позвони Гроссману, скажи ему: «Старик, не могу напечатать — сам знаешь, почему. Забери рукопись и никому не показывай». Вместо этого Вадим Кожевников передал рукопись в «органы». Это, кстати говоря, ему в будущем зачлось: чекисты помогли Кожевникову написать роман «Щит и меч», ставший любимой книгой нынешнего российского президента, что в общем-то и не удивительно.

И всё-таки речь идёт о прошлом. А что сейчас? Ведь была перестройка, гласность, пришла демократия… КГБ уже нет, правда, появилось ФСБ. Уголовных статей, карающих за «антисоветскую деятельность», тоже. Всё это так. Но вот в августе 1995 года Государственная Дума России приняла закон, гарантирующий «лицам, сотрудничающим с органами», защиту государства и даже освобождение от уголовной ответственности за заслуги в раскрытии преступлений.

Доносительство интеллигентно названо «конфиденциальным содействием на контрактной основе». Закон, кстати говоря, запрещает вербовать в осведомители судей, прокуроров, адвокатов, священнослужителей и… народных депутатов. Правда, совсем недавно одного из депутатов Госдумы публично поздравили с присвоением звания полковника госбезопасности, но большинство народных избранников если и возмущалось, то разве что тем, что их коллегу так неосторожно «раскрыли».

Доносительство продолжает оставаться делом вовсе не стыдным. Была ли русская поговорка «Доносчику — первый кнут»? Её давно уже сменила другая: «Лучше стучать, чем перестукиваться». Чекистский «телефон доверия», по которому граждане могут донести, сохранив свою анонимность, и сегодня не умолкает. Конечно, сообщать «по инстанции» о парковке машин в неположенном месте любят и немцы, и американцы, и австрийцы… И хотя такой донос не ведёт к внеправовому преследованию, есть и тут что-то мерзкое. А уж тем более должно быть противным поощрять доносительство.

«Белорусская деловая газета» как-то сообщила о том, что платными осведомителями должны стать все жители Пружанского района Брестской области. За сообщения о лицах, нелегально переходящих границу (это, как вы понимаете, не шпионы, а «челноки», пытающиеся избежать драконовских поборов), жители местных деревень будут награждаться не только почётными грамотами, но и денежными премиями в размере двух минимальных зарплат. Особо отличившиеся получат льготные путёвки в санатории и дома отдыха.

Так что о «прошлом» говорить ещё рано…