Гиленсон Б.А.: История зарубежной литературы конца XIX - начала XX века. Практикум Артюр Рембо

(«ЭТИ СПЕКТРЫ БАРРОКО...»)

Французский моралист XVIII века Луи Вовенарг в своей книге «Максимы и афоризмы» написал коротко и ясно: «Старики никчемны». Известно, что бродячие туземные племена в голодные годы или перед долгой утомительной охотой оставляли стариков, где придется – в ущельях, пещерах, пустынях, - медленно и верно умирать от голода и холода. Еще неизвестно, что лучше – голодная смерть в пустыне или загнивание в «доме престарелых», в страшных больницах, в квартирах не менее страшных родственников. Понятно, речь идет о бедных стариках, которых большинство и которым судьба дает в спутники болезни и скверный характер. У богатых дурные привычки – признаки вздорной оригинальности, не более того.

Среди общегуманных высказываний о старости, звучащих несколько сомнительно или просто лицемерно, лучше всех вопрос закрывает откровенная фраза: «Тот, кого любят боги, умирает молодым». Это, по крайней мере, честно.

Бодлер создал стихотворение «Семь стариков» в манере безобразия или, говоря по-ученому, в эстетике турпизма: старость расцветает «цветами зла» на фоне чуть менее безобразного города. Серое и желтое выделяется в тумане серого и желтого.

«В городе-муравейнике, городе полном кошмаров, где ревенант ясным днем цепляется к прохожему, тайны бурлят повсюду в тесных каналах гигантского колосса»

«Однажды утром на особенно печальной улице туман удлиннял вверх крыши домов, образуя две набережных неведомой реки, словно в театральной декорации».

«Грязный и желтый туман заполнял все пространство. Я шел, героически напрягая нервы, и рассуждал с моей усталой душой. Предместье сотрясалось от тяжелых повозок».

Чувствуется безнадежный и невыносимо-угрюмый, напоминающий типично бодлеровский сплин, пейзаж огромного города, где призраки ничем не отличаются от живых; пейзаж, где ядовитая скука порождает нищих, воров, мошенников, убийц и заставляет заниматься своим ремеслом с охотой или без, дабы не сгинуть в грязно-желтом тумане.

«Вдруг возник старик. Его желтые лохмотья напоминали цвет дождливого неба. Его вид вытягивал милостыню, несмотря на злобу, которой светились его глаза».

«Глаза. Зрачки словно утопали в желчи. От его взгляда шли мурашки по коже. Его борода в волосах жестких, как лезвия, выдавалась вперед, словно борода Иуды».

«Его нельзя было назвать сутулым или согбенным, а скорее переломанным пополам. Его позвоночник составлял с правой ногой такой великолепный прямой угол, что его палка завершая фигуру, придавала общему очертанию болезненно- уродливую хромоту…»

«…искалеченного четвероногого или еврея о трех лапах, который, путаясь в грязи и снегу, топтал мертвецов своими башмаками, ненавидя вселенную более чем безразличную».

«Точно похожий следовал за ним: борода, глаза, спина, палка… ничем

не отличались. Из того же ада пришел сей столетний близнец. И эти спектры барокко

передвигались своим жутким шагом к неизвестной цели».

И тут произошла странная история, объясняемая, возможно, фантасмагорией тумана:

«Какого безумного заговора стал я мишенью, жертвой какого дурного случая?

Я тщательно пересчитал семь раз одного зловещего старика, который умножался!»

«Тот, кто не задрожит от родственного ужаса, и кто не посмеется над моей тревогой

подумает вероятно, что, несмотря на все свои немощи, эти безобразные монстры олицетворяют вечность!»

Это уже не тревога. Может быть, объединенные силы тумана, нервической

тревоги поэта и еще чего-то неизвестного сотворили группу монстров, от которых нечего ждать пощады?

«Я бы умер, если б увидел восьмого – какого-нибудь безжалостного

Созия, иронического и фатального, какого-нибудь отвратительного Феникса – собственного сына и отца...

Но я оставил за спиной инфернальный кортеж».

«Потрясенный, словно пьяница, который увидел двойника,

я вбежал домой и отчаянно хлопнул дверью. Раэбитый, с головной болью, с лихорадочной душой, истерзанный тайной и абсурдом».

«Напрасно разум нашептывал свои логичные аргументы, ураган играючи раскидывал и топил его схемы и построения, и моя душа, старая габара, лишенная мачт, плясала, плясала на волнах моря чудовищного и безграничного».

Стихотворение крайне радикально. Можно перефразировать Поля Валери (жизнь - только изъян в кристалле небытия) в духе Бодлера: «Красота только волна в море безобразия». Причем, если красота встречается редко, крайне редко, то безобразие – уродливые грибы и растения, уродливые здания, покрытые бесформенными, кричащими пятнами, люди в гнойных опухолях и въедливых наростах – явление довольно частое. Разумеется, Бодлер мог изобразить семь реальных отвратительных стариков, но он ограничился только одним, погрузив его в туманную фантасмагорию. Подобного старика – всем старикам старика – трудно встретить в жизни. Это необычайная история о двойниках обязана своим рождением только автору «Цветов зла», уникальный романтический гротеск возможен только в строках поэзии. Давать ему характеристику бесполезно. В романах существуют колоритные образы стариков, однако никто не сравнится с «переломанным под прямым углом» монстром Бодлера. Все эти Гарпагоны, Гобсеки, Ф.П.Карамазовы, несмотря на их физическое и моральное уродство, часто попадаются в жизни: в их повадках, привычках, наклонностях много «человеческого, слишком человеческого»; скупость, обусловленная сладострастием; похоть, порожденная жадностью; упоительное торжество над бедным, но благородным должником и т.д. Всем известны привычки стариков для «пользы дела» выгодно использовать недостатки, дарованные возрастом: если человек глуховат, он постоянно прикладывает ладонь к уху, делая вид, что не слышит ничего. То же самое со зрением. Всем известно обращение стариков с наследниками или с людьми зависимыми. Вздорные привычки, требования почета и уважения при богатстве; угодничество, лицемерие, льстивость, низкопоклонство при бедности. Если некто молод и хорош собой, а он стар и неказист, это часто приводит к жгучей ненависти.

Но Бодлер не интересовался психологией своих «стариков» и общими проблемами старости. Как и во многих других стихотворениях, он набросал зловещий пейзаж, где человек и люди играют серьезную, если не главную роль. Правда, главного героя трудно назвать человеком, для поэта он – «монстр». Известно увлечение Бодлера артистами барокко – Калло, Гроссом, Лилахом и другими великими рисовальщиками. Отсюда яркая оригинальность и карикатурность образа. Это не человек и не монстр, это антропоморфное биотворение из тумана долин Цирцеи или Прозерпины, эфемерное и вечное одновременно.

В стихотворении «Сидящие» Артюра Рембо название отражает физическую черту группы стариков. Вообще говоря, они способны оторваться от своих седалищ, но для них это катастрофа, «подобная кораблекрушению».Человеко-стулья в прямом и переносном смысле: «В приступе эпилептической любви они вжали свой человеческий костяк в черные деревянные скелеты; икры и ступни страстно переплели рахитичные ножки стульев. И такую позитуру они сохраняют с утра до вечера.» Комментаторы полагают, что Рембо увидел своих стариков в библиотеке родного города Шарлевиля. Во-первых, не в стиле Рембо использовать «картинки с натуры»; во-вторых, при внимательном чтении понятно, что столь отвратительных креатур не так-то просто встретить в реальности:

«Черные от волчанки. Рябые. Глаза обведены зелеными кругами. Пальцы вцепились в бедра. Черепа в уродливых пятнах, словно старые стены, расцвеченные лепрой».

«Эти старики постоянно пытаются устроиться на своих сидениях, приятно чувствуя, как от яркого солнца их кожа обретает шероховатость коленкора. Или, уставив глаза на окна, где тает снег, словно загипнотизированные, они дрожат тягостной дрожью жаб».

Они преданы своим стульям, привязаны, как к самым дорогим в жизни вещам и не расстанутся с ними ни за что и никогда. Естественно, это роман вечный, «пока смерть не разлучит их». Правда, подобное утверждение легкомысленно: они могут оговорить в завещании, чтобы их похоронили на стульях. И сидения добры к ним: коричневая солома уступает углам их ягодиц. Душа старых солнц еще согревает бывшие колосья, где ферментируют зерна: «И Сидящие, прикасаясь коленями к зубам, зеленые пианисты, десятью пальцами барабанят под сидениями. Слушая печальные баркароллы, они трясут головами в ритмах любви».

Любовь стариков к скамейкам, креслам, шезлонгам общеизвестна и понятна: после простой или особенно спешной ходьбы подобный отдых доставляет, вероятно, необходимое и ни с чем не сравнимое удовольствие. Удовольствие, да. Но здесь речь идет о самозабвении, о преданной любви, более того, о сладострастии, сугубо необходимом для жизни. Легче оторвать двух любовников друг от друга, нежели стариков от стульев:

«Не вздумайте заставить их подняться. Это кораблекрушение…Они вскакивают, ворча, как разъяренные коты; их одежда раскрывается, плечи вылезают; их панталоны вздуваются на задах».

«Кораблекрушение» - любопытная метафора, отражающая панику, суету, внезапную суматоху людей, привыкших к многодневному рутинному сидению в каюте. Метафора в данном случае далекая от ситуации, но точная при характеристики взрывного состояния потревоженных стариков.

«И вы слушаете, как плешивые головы бьются о мрачные стены, как назойливо стучат кривые ножки стульев, и пуговицы сюртуков, словно зрачки хищников, ловят ваши глаза до конца коридора».

«У них есть невидимая убивающая рука. Когда они наконец усаживаются, их взгляды фильтруют черный яд, который чувствуется в страдающих глазах избитой собаки. И вы потеете, словно проваливаясь в жестокую воронку».

Согнутый пополам старик Бодлера и его инфернальная свита двойников, пожалуй, менее опасны, чем «сидящие». Но мы не видели персонажей Бодлера в действии. Старики Рембо внешне спокойны, хотя, когда их потревожат, они способны на скрытую, судорожную, жестокую активность змеи.

«Рассевшись на любимых стульях, спрятав кулаки в грязных манжетах, они думают о тех, кто заставил их подняться. С утра до вечера гроздь миндалин под неопрятным худым подбородком трясется от негодования».

Конечно, поэты – не психологи, познание ближних – не их дело. По блестящим стихотворениям Бодлера и Рембо нельзя судить об отношении к престарелым людям во второй половине девятнадцатого века. Но что таковое отношение резко изменилось сравнительно с былыми временами – это факт. Старики перестали быть учителями и наставниками в житейской мудрости – достаточно вспомнить «Отцов и детей» Тургенева или «Братьев Карамазовых» Достоевского. Рембо писал в «Письме провидца»: «Поэт должен определить меру неизвестного, присущую его эпохе.»Старики уже не входили в это «неизвестное». Их рассказы о прошлом мало кого привлекали, подобно сказкам и легендам. «Современность», «настоящее» расценивалось не просто как период времени, который приходит и уходит, но как вечная темпоральная постоянная, а старики менее всех в ней ориентировались. Обычные старческие недостатки – лень, праздность, нелепые причуды, мелкие хитрости – стали считаться пороками «зажившихся идиотов», которым «место в гробу».

Хотя весьма трудно назвать финал «Сидящих» старческой причудой. Этот финал поражает своей необычностью: «Когда угрюмый сон смежает им веки, они, опустив голову на руки, грезят о плодоносных стульях: от их реальных интрижек родились бы маленькие сиденья, окружающие гордые бюро.» Последняя строфа полна странного фантазма: «Чернильные цветы выплевывают пыльцу в виде запятых: она убаюкивает сидящих, словно полет стрекоз укачивает гладиолусы. Жесткие прутья дразнят их вялые пенисы».

Рябые, серые; зелеными кругами
Тупые буркалы у них обведены;
Вся голова в буграх, исходит лишаями,
Как прокаженное цветение стены;

Скелету черному соломенного стула
Они привили свой чудовищный костяк;
Припадочная страсть к Сиденью их пригнула,
С кривыми прутьями они вступают в брак.

Со стульями они вовек нерасторжимы.
Подставив лысину под розовый закат,
Они глядят в окно, где увядают зимы,
И мелкой дрожью жаб мучительно дрожат.

И милостивы к ним Сидения: покорна
Солома бурая их острым костякам.
В усатом колосе, где набухали зерна,
Душа старинных солнц сияет старикам.

И так Сидящие, поджав к зубам колени,
По днищу стульев бьют, как в гулкий барабан,
И рокот баркарол исполнен сладкой лени,
И голову кружит качанье и туман.

Не заставляй их встать! Ведь это катастрофа!
Они поднимутся, ворча, как злобный кот,
Расправят медленно лопатки... О Голгофа!
Штанина каждая торчком на них встает.

Идут, и топот ног звучит сильней укоров,
И в стены тычутся, шатаясь от тоски,
И пуговицы их во мраке коридоров
Притягивают вас, как дикие зрачки.

У них незримые губительные руки...
Усядутся опять, но взор их точит яд,
Застывший в жалобных глазах побитой суки, -
И вы потеете, ввергаясь в этот взгляд.

Сжимая кулаки в засаленных манжетах,
Забыть не могут тех, кто их заставил встать,
И злые кадыки у стариков задетых
С утра до вечера готовы трепетать.

Когда суровый сон опустит их забрала,
Они увидят вновь, плодотворя свой стул,
Шеренгу стульчиков блистательного зала,
Достойных стать детьми того, кто здесь уснул.

Чернильные цветы, распластанные розы
Пыльцою запятых восторженно блюют,
Баюкая любовь, как синие стрекозы,
И вновь соломинки щекочут старый уд.

Шкаф

Вот старый шкаф резной, чей дуб в разводах темных На добрых стариков стал походить давно; Распахнут шкаф, и мгла из всех углов укромных Влекущий запах льет, как старой вино. Полным-полно всего: старья нагроможденье, Приятно пахнущее желтое белье, Косынка бабушки, где есть изображенье Грифона, кружева, и ленты, и тряпье; Тут медальоны вы найдете и портреты, Прядь белую волос и прядь другого цвета, Одежду детскую, засохшие цветы... О шкаф былых времен! Историй всяких кучу И сказок множество хранишь надежно ты За этой дверцей, почерневшей и скрипучей.

- Как отмечается 150-летие Артюра Рембо?

2004 год во Франции - Год Артюра Рембо, и эта дата особенно важна для нашего небольшого городка Шарлевиля, в котором сегодня проживает около 60 тысяч человек. Весь год мы будем отмечать эту дату в разных формах, но общая идея одна: покинуть тесные стены музеев и библиотек и выйти на улицы. В нашем городе мы устроим парад с праздничной иллюминацией - на фасады домов XVII века на центральной площади (напоминающей, кстати, парижскую площадь Вогезов) будут проецироваться строки из стихотворений поэта. На этой же площади выставлены 800 бюстов Рембо. Между тем, разумеется, мы проводим много выставок, посвященных его жизни и творчеству, - например, мы подготовили экспозицию ста пятидесяти иллюстраторов стихов Рембо. Будут проводиться и конференции, в том числе - посвященные Африке Артюра Рембо, то есть самому позднему и наименее исследованному периоду жизни поэта. Но нельзя забывать, что именно в нашем городе, в наших Арденнах начался путь Рембо.

- В торжествах принимают участие родственники Рембо?

Да, у его старшего брата Фредерика было две дочери, у них тоже были дети, и сегодня во многих мероприятиях участвует правнучатая племянница самого поэта. Например, завтра она поможет открыть кинофестиваль, посвященный памяти Артюра Рембо, а сегодня она же перережет ленточку на открытии нового пространства дома-музея Рембо. Там, в частности, будут представлены некоторые рукописи, которые до сих пор не выставлялись. Между прочим, эти до сих пор закрытые для публики тридцать квадратных метров дома на набережной реки Мёз, где прошло детство Артюра, и есть то место, где он задумывал свои первые стихи. Может, он и не писал их здесь, ведь для нас он остается прежде всего поэтом-путешественником, но первые замыслы родились определенно в этом доме.

- Какая публика сегодня более всего интересуется творчеством Рембо? Вы, как хранитель музея, должны это знать.

Артюр Рембо остается поэтом молодым и поэтом для молодых. Это образ, символ. Он умер молодым, самые знаменитые фотографии показывают нам юного Рембо, и он был совсем молод, когда перестал писать. Однако еще важнее актуальность его стихов и прозы, которая делает его поэтом не только ХХ-го, но и ХХI века. Сборники его стихов переведены на 37 языков, это почти Библия! Мы, кстати, знаем, как много поклонников гения Рембо живет в России.

- «Проклятые поэты» были культовыми для эпохи модернизма - сегодня же даже постмодернизм считается вышедшим из моды. Что делает Рембо «поэтом XXI века»?

Не все стихи так уж известны и популярны сейчас - все-таки многие его ранние работы были вдохновлены классикой, «парнасской» школой. Однако главной задачей Рембо, по его собственным словам, было изобретение новых слов, нового языка, новых метафор. Музыка его поэзии была абсолютно новаторской, он предвидел ХХ век. Он догадывался о многом, что еще только должно было произойти. Артюр Рембо - еще и поэт-предсказатель.

- Что дает образу Артюра Рембо тот факт, что сравнительно недавно его роль в фильме Агнешки Холланд «Полное затмение» сыграл невероятно популярный голливудский актер - Леонардо Ди Каприо?

Я бы сказал, что для нас, подлинных и даже одержимых поклонников поэта, не существует актера, достойного сыграть роль Артюра Рембо. Дело тут не в таланте актеров - будь то Ди Каприо или Терренс Стэмп, - и даже не во внешнем сходстве. Этот номер не проходит! Сам персонаж Рембо отказывается от возможного воплощения в кино. Выбирая любого актера на его роль, мы совершаем предательство по отношению к поэту. Артюр прежде всего был литератором, и открыть его подлинное лицо мы можем только через поэзию, а не через образ юнца, который читает «Пьяный корабль», стоя на столе в кабаке, или блуждает по туманным улицам Брюсселя в компании с Верленом. Это, простите меня, какая-то карикатура, в которой отношения двух поэтов важнее, чем творчество.

Пьяный школьник

Жан Никола Артюр Рембо родился 20 октября 1854 года во французском городке Шарлевиль в семье военного. В школе Артюр был одним из самых блестящих и прилежных учеников. Первые строчки Рембо срифмовал в восемь лет, а в четырнадцать уже увидел свои стихи опубликованными. В том же возрасте меняется характер Рембо. Он сбегает из дома, попадает в тюрьму, начинает себя вести экстравагантно и грубо. Именно таким узнал Артюра поэт Поль Верлен, которому в августе 1871 года Рембо отправил письмо с рукописью "Пьяного корабля". У них начинается бурный роман, из-за которого Верлен бросает семью. В 1873 году во время обычного для них скандала Верлен ранит Рембо из пистолета и попадает в тюрьму. После разрыва с Верленом Рембо больше не писал стихов. Он много путешествовал, добрался даже до Африки, где и заболел саркомой. В мае 1891 года Рембо ампутировали правую ногу, но это его не спасло и 10 ноября он умер. Похоронен Артюр Рембо в Шарлевиле.

Артюр Рембо (Jean Arthur Nicolas Rimbaud, 1854—1891) — выдающийся французский поэт. Биография Рембо необычайна. Родился он в Шарлевиле в небогатой мелкобуржуазной семье. В детском возрасте Рембо бунтовал против домашнего гнета, религиозного воспитания, ханжества провинциальных мелких буржуа. В период Франко-прусской войны подросток Рембо насмехался над патриотами. В 1871, попав в Париж, участвовал в борьбе Коммуны. Очутившись после парижских баррикад в провинциальном захолустьи, Рембо послал свои стихи в Париж к Верлену, тогда уже известному поэту, и вскоре получил приглашение в столицу. Знакомство с Рембо превратилось у Верлена, человека неуравновешенного, в пылкую дружбу, повидимому сексуально окрашенную. Вместе с Верленом Рембо странствовал по Франции и Бельгии, довольно долго жил в Лондоне. В Брюсселе после крупной ссоры Верлен стрелял в Рембо, ранил его и попал на два года в тюрьму. Рембо снова пришлось прожить некоторое время в провинции, где он в 1873 напечатал (единственную, изданную лично им) книгу стихов и прозы «Une saison en enfer» (Четверть года в аду). Попытки Рембо проникнуть в прессу не удались. Понемногу жизнь Рембо превратилась в настоящий приключенческий роман. Рембо отправился бродить по Германии, Швейцарии, Италии, подумывал даже о России. Записался волонтером в карлистские войска, затем поступил в голландскую армию, но по прибытии на Яву дезертировал, рискуя головой. Одно время Рембо служил в кипрских каменоломнях, разъезжал с цирком и т. д. Отказавшись от многих ранних мечтаний, в том числе и от мечты о лит-ой славе, Рембо в качестве торгового агента поселился сначала в Адене, затем в Абиссинии, где и прожил свыше 10 лет, совершая торговые экспедиции в глубь страны. Постепенно изменились все убеждения и вкусы Рембо. Он принялся копить деньги, чтобы со временем начать «солидную» жизнь. Но как раз в эту пору началась поэтическая слава Рембо. Давние друзья издали его стихи, Верлен написал о нем яркую статью. Вести об этом доходили к Рембо, но, покончив с химерами, он о своем литературном прошлом отзывался пренебрежительно. В феврале 1891 Рембо, упав с лошади, заболел и был вынужден ехать в Европу уже для лечения. А в ноябре того же года поэт умер в Марсельском госпитале мучительной смертью.

Литературой Рембо занимался каких-нибудь 4 года, в возрасте 16—20 лет. Но значение этих юношеских опытов таково, что в Рембо приходится видеть одного из крупнейших французских поэтов XIX в. Творчество Рембо поучительно тем, что неразрывно связано с первым периодом биографии поэта, важнейшим моментом к-рой является участие его в борьбе Парижской Коммуны. Основной пафос творчества Рембо — это пафос протеста радикальной мелкой буржуазии и деклассированных, отчасти люмпен-пролетарских низов против порядков Второй империи. Некоторые юношеские вещи Рембо написаны в парнасском духе, но наряду с этой подражательностью тогда же намечалась у Рембо другая творческая линия — линия гражданской лирики в духе Гюго — «Le forgeron» (Кузнец), а также очень непосредственная личная лирика, бытовые зарисовки, шаржи. Как бы прощаясь с застывшими традициями Парнаса, Рембо написал в 1870 злую пародию на излюбленный парнасцами образ Венеры, рождающейся из морской пены (богиня у Рембо вылезает из зеленой ванны жирной, татуированной женщиной, с омерзительной язвой на заду). Он стремительно перешел к своеобразнейшим стихам, насыщенным прежде всего политическим и антирелигиозным содержанием, — к стихам, полным издевательства над казенными публицистами, империей, военщиной, попами, буржуазными обывателями, версальскими палачами. Значительная часть этих стихов была написана Рембо уже после разгрома Коммуны. Однако отсутствие у Рембо определенного, классово-революционного миропонимания, отсутствие связей с передовой общественностью (правда, тогда рассеянной), полное одиночество поэта в условиях провинциальной жизни не могли содействовать укреплению Рембо на революционной позиции в годы реакции. В некоторых последних его стихах чувствуется безудержная ярость мятежника, но вместе с тем Рембо, находясь в захолустьи, попытался экзотически преобразовать омерзительный мир, написал поэму «Bateau ivre» (Пьяный корабль), сонет о цветных гласных («Voyelles») и т. п. Однако в новейшем издании «Стихов» (Poesies) в качестве заключительного стихотворения недаром стоят «Les corbeaux» (Вороны), этот реквием Коммуне, этот стон о разгроме. Оттого, учитывая все противоречия творчества и жизни Рембо, генетическую связь между мелкобуржуазными и люмпенпролетарскими настроениями раннего Рембо и позднейшим превращением поэта в колонизатора, ни в коем случае нельзя игнорировать основное, по существу революционное содержание литературного наследия Рембо.

Как художник слова Рембо является новатором. От выверенного стиха парнасского склада Рембо быстро перешел к нарочитому пренебрежению цезурами, к сознательному нарушению классической строфики, к свободным диссонансам. Стихи его поражают обилием самых смелых метафор и сравнений. Примечательно в поэзии Рембо безбоязненное использование жаргона и прозаической разговорной речи. В его страстных сатирах нередки также площадные ругательства, бросаемые со всей прямотой в лицо врагу. Немало у Рембо очень экстравагантных тем — «Les chercheuses de poux» (Ищущие в волосах), «Oraison du soir» (Вечерняя молитва) и мн. др., написанных явно в порядке вызова, но неизменно лиричных.

Быть может менее значительна проза Рембо — его «Les illuminations» (Озарения) и «Une saison en enfer» (Четверть года в аду). Впрочем ее словесная выразительность чрезвычайно высока. Обычные приемы поэзии перенесены Рембо именно в прозу. Указывая на декадентский спад в творчестве Рембо, данные произведения, как и некоторые поздние стихи, свидетельствуют об уходе этого мелкобуржуазного художника в область вымысла, уходе, вынужденном гнетущими впечатлениями французской действительности после 1871.

Влияние Рембо сказалось на целом ряде французских писателей и поэтов. Но преемниками Рембо заимствовалась и заимствуется меньше всего идейная направленность лучших вещей поэта. В России творчество Рембо было усвоено нашими символистами, позже повлияло и на футуристов.

Буржуазия давно уже создала свою версию о Рембо. Из его творческого наследия обычно извлекаются наиболее субъективные и фантастические вещи вроде «Пьяного корабля», сонета «Гласные» и т. п. Политический же характер творчества Рембо обычно игнорируется или перетолковывается на самые различные лады. Первые биографы, исследователи и издатели Рембо не останавливались даже перед исправлением его произведений и писем, а также соответствующим образом компановали тексты. Только в сравнительно недавнее время в работах М. Кулона и др. замечается приближение к более верному пониманию творчества и личности Рембо. В России неправильное представление о Рембо было усвоено большинством писавших о нем. В советское время появились иные суждения о Рембо, но подлинная оценка поэта все еще впереди.

История русского Рембо начала свой отсчет в 1894 г., когда появились первые переводы его стихов: это были знаменитые "Гласные", а затем - не менее знаменитые "Завороженные". Весь ХХ век русская поэзия подбиралась к французскому гению, то стараясь его вписать в символические условности Серебряного века, то превращая его не просто в бунтаря, каким он безусловно был, а в главного поэта Парижской Коммуны. "Пьяный корабль" насчитывает добрых два десятка опубликованных переводов, не считая самодельных, самиздатовских, гуляющих по интернету, - такого Рембо тоже немало.

Рембо - юный, вздорный, он почти школьник; его хочется приручить, пообломать, заставить поработать на себя. Ничего не получается. Мало того что он сотворил форменное безобразие с французской просодией (и мы до сих пор только приблизительно представляем себе, что со всем этим делать по-русски), но и по сути в его стихах немало того, что традиционно считается безобразным: он богохульствует, издевается над всем и вся, особенно над обывателями буржуазного толка и под стать им особями женского пола; он презирает "высокие порывы"; он ненавидит церковь и ее служителей; он готов пародировать чуть ли не всю предшествующую, а особенно современную ему поэзию. Он измучен отроческими комплексами, тиранией матери, идиотизмом провинции и пьянством богемы. Он рвется к саморазрушению, которое называет "ясновидением".

Амплитуда его стихов необыкновенно широка - от тончайшей, чуть ли не расползающейся при неосторожном дыхании лирики до безоглядной плотской грубости. Здесь и гнездится тот особый культ эстетики безобразного, от которого никуда не деться в истории поэзии прошлого столетия. Русский стих достаточно поднаторел во всем этом, и опыт Рембо ему явно не чужд.

ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР

Она была почти раздета,

И, волю дав шальным ветвям,

Деревья в окна до рассвета

Она сидела в кресле, полу-

Обнажена, пока в тени

Дрожали, прикасаясь к полу,

Ее ступни, ее ступни.

А я бледнел, а я, ревнуя,

Следил, как поздний луч над ней

Порхал, подобно поцелую,

То губ касаясь, то грудей.

Я припадал к ее лодыжкам,

Она смеялась как на грех,

Но слишком томным был и слишком

Нескромным этот звонкий смех.

И, под рубашку спрятав ножку,

"Отстань!" - косилась на меня,

Притворным смехом понемножку

Поддразнивая и казня.

Я целовал ее ресницы,

Почуяв трепет на губах,

Она пыталась отстраниться

И все проказничала: "Ах!

Вот так-то лучше, но постой-ка..."

Я грудь ей начал целовать -

И смех ее ответный столько

Соблазнов мне сулил опять...

Она была почти раздета,

И, волю дав шальным ветвям,

Деревья в окна до рассвета

Стучались к нам, стучались к нам.

Вариант "Первого вечера" стал одной из редких прижизненных публикаций Рембо

(в сатирическом еженедельнике "Шарж" 13 августа 1870 г.). Публикация, действительно, оказалась настолько редкой (единственное из стихотворений 1870 г., опубликованное в "литературный период" жизни автора), что была обнаружена только в 1934 г. И факт появления в сатирическом издании, и название этой первой публикации ("Три поцелуя"), и сохранившееся в рукописи еще одно название ("Комедия в трех поцелуях") - все свидетельствует об иронии поэта, который подтрунивает над пошловатым, салонным, заштампованным образом чувственной любви и в то же время стремится максимально точно запечатлеть эту запретную, но весьма привлекательную для юного автора тему. Страсть Рембо-школьника к литературной пародии, нередко эксцентрической, отразилась в значительном количестве его поэтических произведений, придав им "филологическую" многослойность и ассоциативность.

ПОД МУЗЫКУ

Шарлевиль, Вокзальная площадь

Вот привокзальный сквер, покрытый чахлым ворсом

Газонов, здесь всему пристойность придана:

Сюда по четвергам спешат мещане на

Гуляние, мяса выгуливая с форсом.

Под звуки "Вальса флейт" оркестрик полковой

Вздымает кивера, покуда на припеке

Известный местный франт гарцует как герой,

И выставил, кичась, нотариус брелоки.

Фальшивит музыкант, лаская слух рантье;

За тушами чинуш колышутся их клуши,

А позади на шаг - их компаньонки, те,

Кто душу променял на чепчики и рюши.

Клуб бакалейщиков всему находит толк,

Любой пенсионер - мастак в миропорядке:

Честит политиков и, как на счетах, - щелк,

Щелк табакеркою: "Ну, что у нас в остатке?.."

Довольный буржуа сидит в кругу зевак,

Фламандским животом расплющив зад мясистый.

Хорош его чубук, душист его табак:

Беспошлинный товар - навар контрабандиста.

Гогочет голытьба, забравшись на газон;

А простачок-солдат мечтает об объятьях -

О, этот запах роз и сладостный тромбон! -

И возится с детьми, чтоб няньку уломать их...

Я тоже здесь - слежу, развязный, как студент,

За стайкою девиц под зеленью каштанов.

Им ясно, что да как; они, поймав момент,

Смеются, на меня бесцеремонно глянув.

Но я молчу в ответ, а сам смотрю опять -

Вот локон, завиток, вот сахарная шея...

И спины дивные пытаюсь угадать,

Там, под накидками, от храбрости шалея.

На туфельку гляжу, сгорая от тоски...

Их плоть меня манит всей прелестью и статью.

Но смех и шепот рвут мне сердце на куски -

И жаркий поцелуй с их губ готов сорвать я...

Эта антибуржуазная сатира (известная у нас по замечательному переводу Бенедикта Лившица) для искушенного уха привлекательна еще и тем, что в стихотворении немало реминисценций из стихов Шарля Бодлера и поэта-парнасца Альбера Глатиньи. При переводе они остаются за скобками (или, вернее, в скобках - если бы рядом можно было дать переводы и этих образцов). И выставил, кичась, нотариус брелоки. - Зажиточные буржуа, по моде времени, носили на цепочках от карманных часов брелоки с выгравированными на них вензелями владельцев. Беспошлинный товар - навар контрабандиста. - Имеется в виду бельгийский табак: родной город Рембо Шарлевиль, неподалеку от границы с Бельгией, был местом сбыта контрабандного товара. О, этот запах роз... - Намек на запах дешевых сигарет, которые продавались в пачках розового цвета. Как жаркий поцелуй с их губ готов сорвать я... - Последняя строка стихотворения была изменена Рембо по просьбе его школьного учителя Жоржа Изамбара, который увидел в первоначальном варианте некоторую фривольность. Возможный вариант перевода: "Но смех девичий рвет мне сердце на куски - / И я уже готов сорвать с них эти платья..."

ВЕНЕРА АНАДИОМЕНА

Из ванны, сдавшейся от времени на милость

Зеленой плесени, как полусгнивший гроб,

Чернявая башка безмолвно появилась -

В помаде волосы, в морщинах узкий лоб.

Затем настал черед оплывшего загривка,

Лопатки поднялись, бугристая спина,

Слой сала на крестце... Так плоть ее жирна,

Что, кажется, вода лоснится, как подливка.

Весь в пятнах розовых изогнутый хребет.

Теперь, чтоб довершить чудовищный портрет,

Понадобится мне большая откровенность...

И бросится в глаза, едва стечет вода,

Как безобразный зад с наколкой "Clara Venus"

Венчает ануса погасшая звезда.

Комментаторы связывают этот эпатирующий сонет со стихами парнасцев - широко известного Франсуа Коппе и уже упоминавшегося малоизвестного Альбера Глатиньи. Последний был бродячим комедиантом, ранняя смерть от чахотки не дала развернуться его поэтическому таланту; по своей судьбе Глатиньи оказался близок "проклятым поэтам". Как свидетельствует друг и биограф Рембо Эрнест Делаэ, юный Рембо увлекался книгой Глатиньи "Безумные виноградники и Золотые стрелы" (1870), откуда черпал темы для некоторых своих стихов (а нередко - и для пародий). Анадиомена (греч.) - "Появившаяся на поверхности моря": одно из прозваний Афродиты. Clara Venus (лат.) - Блистательная Венера.

В "ЗЕЛЕНОМ КАБАЧКЕ", ПЯТЬ ЧАСОВ ПОПОЛУДНИ

Я восемь дней бродил, я стер до дыр ботинки,

И вот в Шарлеруа свернул, полуживой,

В "Зеленый кабачок", и заказал тартинки,

Пусть и с холодною, а все же с ветчиной.

Сев за зеленый стол, блаженствуя, как в сказке,

Я ноги вытянул: душа была в ладу

С лубками на стене. И вскоре, строя глазки

И титьками вовсю качая на ходу,

Служанка - не из тех, кого смутишь объятьем! -

Смеясь, мне принесла тартинки и под стать им

На блюде расписном уложенные в ряд

Кусочки ветчины, пропахшей луком, нежной,

И кружку полную, где в пене белоснежной,

Как в облаке, тонул мерцающий закат.

В конце августа 1870 г. Артюр Рембо совершил свой первый побег из дома (потом подобных побегов будет предостаточно); ехал без билета, поэтому был пойман как "заяц" и препровожден в парижскую тюрьму Мазас, где провел восемь дней. После освобождения Изамбар отправил его в городок Дуэ, к своим родственницам, а потом Рембо убежал в Бельгию, где еще больше недели путешествовал без гроша в кармане. Сонет как раз и написан по следам этого путешествия, во время которого юный беглец был беззаботен и даже счастлив. "Зеленый кабачок". - Название постоялого двора в г. Шарлеруа, который был в то время промышленным центром южной Бельгии; как вспоминают современники, в этом кабачке все - от стен дома до мебели - было выкрашено в зеленый цвет. Пять часов пополудни. - Так называемый "зеленый час", час аперитива, время, когда постоянные посетители питейных заведений усаживались за столики пить абсент, который в среде парижской богемы назывался "зеленой колдуньей". Эта тема нашла развитие в поэзии "проклятых поэтов": Шарль Кро посвятил "зеленому часу" отдельное стихотворение, которое начиналось строками: "Мысль как бы в гамаке плывет, / Покачиваясь утомленно. / Бьет пять, и оросит вот-вот / Желудки нам абсент зеленый" (перевод Ю. Корнеева).

Символика зеленого цвета как цвета абсента, алкоголя занимает особое место в поэтике Рембо. Там, где у него возникает зеленый цвет, почти непременно идет аллюзия на пьяное застолье, которое нередко воспринимается как символ покоя и счастья (например, в "Гласных"), а в знаменитом стихотворении "Сестры милосердия" он поминает абсент как свою "зеленую Музу". Позднее, в автобиографической "Исповеди" (1895), Поль Верлен, говоря об абсенте, воскликнет: "Что за идиот окрестил его волшебным, зеленой Музой!"

МОИ ВОЗЛЮБЛЕННЫЕ КРОШКИ

Потеет дождевой водицей

Кочан небес,

И с вожделеньем ваши лица

Слюнявит лес,

А ваши стертые подметки

В соплях луны.

Пора плясать, мои красотки,

Вы так страшны!

Мы с голубой мордовороткой

Любились всласть.

Ты мне жратву со сковородки

Бросала в пасть!

Мне белобрысая открыла

Путь на Парнас.

А я тебе за это - в рыло,

Вернее - в глаз!

Смердит помадой третья шмара,

Черна, как смоль.

Ты раздрочила мне гитару,

До, ми, фа, соль!

Тьфу, рыжая, сдирай одежду -

Да побыстрей:

Разит моей отрыжкой между

Твоих грудей.

Меня тошнит от вас, малютки,

И все ж пора

Решить, что гаже: ваши будки

Иль буфера.

Топчите старые ошметки

Моей тоски.

На пятки - в пляс, мои красотки! -

И на носки.

Трясутся бедра, гнутся выи

Моих подруг.

Хромые пони цирковые,

А ну-ка - в круг!

И эти ляжки, эти ряшки

Я рифмовал?

Да лучше бы я вас, милашки,

Освежевал!

Сгорайте в логове убогом

Падучих звезд!

Да будет ваш конец пред Богом

Уныл и прост!

Пусть ваши стертые подметки

В соплях луны, -

Пора плясать, мои красотки,

Вы так страшны!

В этом стихотворении мифотворец Рембо, как в некоторых других своих "любовных" произведениях ("Первый вечер", "Ответ Нины", "Под музыку", "Роман"), продолжает

осваивать область безобразного, создавая нарочито сниженный образ любви, в котором

воплощаются не только подростковая грубость и показной цинизм, но опосредованно отражаются события его жизни и отношения с окружающими. Исследователи обращают внимание на то, что большинство подобного рода стихотворений связаны у Рембо с той ролью, которую в его судьбе сыграла жесткая, деспотичная мать. Свое неприятие окружающего Рембо камуфлирует литературной игрой. В данном случае "Мои возлюбленные крошки" вновь пародируют и вновь его любимого Альбера Глатиньи, у которого было стихотворение с точно таким названием.

ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА

Как падший ангел у цирюльника в руках,

Просиживаю дни за кружкою граненой.

И шея затекла, и поднывает пах,

Но трубкою смолю, дымком завороженный.

Я грезой обожжен и вымыслом пропах,

Горячим, как помет из голубятни сонной;

Лишь сердце иногда, отряхивая прах

Былого, зашумит кроваво-желтой кроной.

Мечты пережевав, как жилистый рубец,

И кружек сорок влив и переполнив недра,

Я выхожу во двор, бесстрастный, как Творец

Иссопа кроткого и сумрачного кедра,

И, целясь в небеса, повыше, наконец

Ссу на гелиотроп, неистово и щедро.

Сонет принадлежит к откровенно эпатирующим произведениям Рембо. Русский перевод, принадлежавший Б. Лившицу, получил широкую известность благодаря замечательной первой строке: "Прекрасный херувим с руками брадобрея" (сонет был опубликован в книге Б. Лившица "Кротонский полдень" в 1928 г.). Фантазия Рембо об ангеле, попавшем (что представляется более точным) в руки цирюльника, - это портрет поэта с пивной пеной у губ, похожей на пену для бритья. По мнению комментаторов, этот образ анаграммирован в самом французском слове "цирюльник" - barbier: barbe (борода) + biere (нем. Bier - пиво) - и во всей системе рифмовки катренов. При переводе последней строки пришлось прибегнуть к обсценной лексике, которая подчеркивает кощунственный смысл, вложенный автором в само содержание его "вечерней молитвы". ...Творец / Иссопа кроткого и сумрачного кедра. - Цитата из Ветхого завета: "И говорил он о деревах, от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены" (3-я Книга Царств, 4:33).

ИСКАТЕЛЬНИЦЫ ВШЕЙ

Когда ребячий лоб в запекшихся расчесах

Окутан млечною вуалью зыбких снов,

Подросток видит двух сестер златоволосых

И хрупкий перламутр их острых ноготков.

Окно распахнуто, и воздух постепенно

Вливает в комнату смятенье тубероз,

А пальцы чуткие и жутко, и блаженно

Блуждают в зарослях мальчишеских волос.

Он весь во власти чар певучего дыханья,

Но тут с девичьих губ слетает влажный вздох,

Чтоб усмирить слюну, а может быть, желанье

Вот-вот поцеловать, заставшее врасплох.

Сквозь трепет их ресниц, сквозь морок круговерти

Их пальцев, дивный ток струящих без затей,

Он слышит, как, хрустя, потрескивают в смерти

Вши, опочившие меж царственных ногтей.

В нем бродит Лень, как хмель, и, негою пьянея,

Он полон музыки, и снов ее, и грез,

То жаждет зарыдать, то вдруг страшится слез.

Стихотворение написано в память об уже упоминавшемся пребывании Рембо осенью 1870 г. в Дуэ, у родственниц Изамбара, сестер Жендр, к которым он попал после освобождения из тюрьмы Мазас, грязный и завшивевший. Традиционно считается, что, вопреки эпатирующему названию, Рембо попытался сочетать низкий сюжет с его высокопоэтической трактовкой. Существует точка зрения, что и здесь не обошлось без пародии, - на весьма модный в свое время сборник Катюля Мендеса "Филомела" (1863): в одном из стихотворений этого сборника описывалось, как две молодые девицы пытаются соблазнить юношу, сидящего между ними: "И кудри черные его уже готовы / Смешаться с золотом душистых их волос..." И все-таки эти гипотетические пародийные аллюзии остаются за границами текста. Е. Эткинд, исследовавший оригинал и перевод Лившица, отмечал, что "Рембо не внес в свое стихотворение ни грана пародийности: его задачей была не пародия, а преображение. Он шел самым трудным путем - не минуя прямых названий, а произнося самые прозаичные слова с уверенностью мастера..."

ВОЗМЕЗДИЕ ТАРТЮФУ

Рукой в перчатке он поглаживал свою

Сутану, и форсил, не оставляя втуне

Сердечный жар, и был сусален, как в раю,

И верой исходил, вовсю пуская слюни.

И вот настал тот день, когда один Злодей

(Его словцо!), пока гундосил он осанну,

Бранясь, схватил плута за шкирку без затей

И с потных прелестей его сорвал сутану.

Возмездие!.. Сукно разорвано по швам,

И четки длинные, под стать его грехам,

Рассыпались, гремя... Как побледнел святоша!

Он молится, сопя и волосы ероша...

А что же наш Злодей? Хвать шмотки - и привет!

И вот святой Тартюф до самых пят раздет!

Этот "вольный" сонет был написан в развитие темы мольеровской комедии "Тартюф, или Обманщик". В образе Тартюфа - такого, каким его показывает Рембо, - можно усмотреть шаржированный портрет Наполеона III. Намек на это читается и в дважды повторенном слове "Возмездие" (в названии и в тексте сонета), отсылающем к одноименной книге сатир Виктора Гюго (1853), направленных против Наполеона III. Рукой в перчатке он поглаживал свою / Сутану... - В оригинале написано, что он поглаживал и даже мучил под сутаной свое "пылающее сердце", но исследователи творчества Рембо обращают внимание на то, что слово "сердце" во французской эротической литературе нередко имеет сексуальное значение. Из контекста сонета видно, что Рембо обыгрывает этот второй смысл. И вот святой Тартюф до самых пят раздет! - Аллюзия на реплику служанки Дорины, обращенную к Тартюфу (действие III, явление 2): "Да будь раздетым вы сейчас до самых пят, / Все ваши прелести меня не соблазнят" (см. также восьмую строку сонета: "И с потных прелестей его сорвал сутану").

Покуда не взрежет нож

Тот череп, в котором нет ни

Мозгов, ни ума, но сплошь

Одна дребедень и бредни

(Уж лучше б он сам отсек

И нос, и губу, и ухо,

Лишил себя рук и ног,

Но прежде - вспорол бы брюхо!),

Покуда его башка

Еще не дымится в яме,

И камни его бока

Еще не гвоздят, и пламя

Не жарит кишки, - дитя,

Звереныш, всему помеха,

Хитри, предавай, шутя,

Бесчинствуй, давясь от смеха,

И, словно зловонный скунс,

Округу пометь пометом!..

Но пусть за него, Исус,

Помолятся, как помрет он!

"Срам" стоит несколько особняком среди суггестивных, темных, не поддающихся прямому истолкованию произведений Рембо, написанных весной и летом 1872 г. и получивших название "новых" или "последних" стихотворений. Они проникнуты идеей галлюцинации, музыкальности слов и "хода головокружений", как писал поэт в своей знаменитой "Поре в аду". Несомненно, "Срам" - самое резкое и откровенное из них; это давало возможность предположить, что стихотворение написано "на случай". Судя по всему, таких "случаев" было, тем не менее, немало: стихи носят явную антиверленовскую направленность. "Он" - Верлен, на голову которого призываются чуть ли не казни египетские (отсечение головы, побитие камнями, сожжение на костре). Существует предположение, что здесь также пародируются ламентации и упреки г-жи Рембо, с которыми она обращалась к своему отпрыску.

В стихотворении возникает важнейший в поэтике Рембо образ - "дитя-помеха", которому в лицемерном и лживом окружении все омерзительно, а потому все дозволено. Две последние строки оригинала можно истолковать двояко: за кого автор просит помолиться после смерти - за "дитя" или за его антипода? Кажется, все-таки не себе он просит милости, а своему тогдашнему - и извечному - другу-врагу. Насколько помог этот призыв, мы знаем из последующей истории европейской поэзии.

Перевод с французского и примечания Михаила Яснова

«Пьяный корабль» поэзии и трезвое дно жизни

Знал ли юноша из французского Шарлевиля, что создал уникальное произведение мировой литературы, которое впоследствии станет гимном символистов? Возможно, знал. Ведь жизнь Артюра Рембо (1854 - 1891) была необычной и, казалась, лишенной здравого смысла. В возрасте, когда многие таланты только вступают в литературу, он уже из нее вышел. Все свои гениальные стихи Рембо успел написать до двадцати лет. Затем, проведя анализ современной поэзии, решил, что лучше путешествовать по свету и зарабатывать на жизнь торговлей.

В 1871 году, когда был написан «Пьяный корабль», в литературной среде еще не существовал термин «символизм». Он был введен в обращение немного позже французским поэтом Жаном Мореасом. Однако манера письма Рембо, его художественные средства и эстетические принципы полностью соответствовали духу символизма. Особенно характерным в этом плане был «Пьяный корабль».

Удивительно, но в период создания своего шедевра юный Артюр еще не видел ни моря, ни кораблей, а уж тем более не бороздил отважно морские просторы. Такую удивительную картину рисовало его гениальное воображение. Вместе с тем «Пьяный корабль» - это не хаотичный набор эмоций впечатлительного юноши. Это хорошо осмысленное и четко продуманное стихотворение, поражающее не только фантасмагорией событий, но и прекрасной поэтической формой. Стих написан строгим александрийским гекзаметром.

Корабль опьянел от свободы и в этом вихре чувств полностью отдался воле рока. В его стремительно-фантастическом движении по морским просторам и есть, по мнению юного Рембо, смысл бытия, где перемешаны все чувства, как позитивные:

Ослепительной радугой мост изогнулся,

так и негативные:

Загрязненный пометом, увязнувший в тину.

Корабль без руля и парусов – великолепный символ поэта, который смело бросается в водоворот жизни. Он ощущает себя опьяневшим от беспредельности пространства и неутолимой жажды странствий, приключений. Поэт стремится открывать неразгаданные тайны, неизвестные земли. Однако на этом пути его ждет и немало разочарований, а в итоге разбитость и усталость. В свои шестнадцать лет Рембо уже прекрасно это понимал.

Пусть мой киль разобьет о подводные камни,
Захлебнуться бы, лечь на песчаное дно…

К сожалению, так произошло и в судьбе самого Рембо. Он был выброшен из жизни ее бурным течением в самом расцвете творческих сил. Поэту тогда было 37.

АРТЮР РЕМБО

Общая характеристика творчества

Артюр Рембо (Arhtur Rimbaud, 1854—1891) — гениальный поэт, символист, человек совершенно необычной и по-своему трагической судьбы. Из 37 лет, подаренных ему судьбой (срок в чем-то роковой для поэтов, если вспомнить о Р. Бёрнсе, Дж. Г. Байроне, А. С. Пушкине, В. В. Маяковском), он творил всего несколько юношеских лет. Не случайно В. Гюго назвал его «ребенок Шекспир». Небольшое по объему поэтическое наследие Рембо, столь неожиданное, яркое, оказало мощное воздействие на развитие французской поэзии XX в. Его жизнь, исполненная резких перепадов, приключений, предстает в ряде моментов белыми пятнами, а потому обросла легендами и мифами.

Артюр Рембо родился в городке Шарлевиль, в семье офицера, капитана, красавца, человека, склонного к экстравагантным поступкам, от которого он унаследовал нервическую неустойчивость характера и страсть к путешествиям. Мать, происходившая из семьи крупных землевладельцев, отличалась надменностью, что пробуждало в Рембо дух мятежа. Уже в школе Рембо стал писать стихи, не по годам зрелые, в том числе на латинском языке, проявлял выдающиеся способности, обнаруживал ошеломлявшую всех память. Ранние стихи он создавал под влиянием романтизма, в духе своего кумира Гюго. В 1870 г. 16-летний Рембо совершил свой первый «побег» в Париж, где стал свидетелем Парижской коммуны, переживавшей уже агонию. Героика революционной борьбы не оставила равнодушным романтически настроенного юношу (стихотворения «Военный гимн Парижа», «Руки Жанн-Мари» и др.). Рембо никогда не был политически ангажированным поэтом, но зрелище оправившихся от шока столь ненавистных ему буржуа, мещан вызывало у него отвращение («Парижская оргия, или Париж заселяется вновь»), равно как и ханжество «добропорядочного» общества («Бедняки в храме»). Он эпатировал буржуа в стихах, нарочито натуралистических («Искательница вшей»).

После 1871 г., когда поэт достиг 17-летнего возраста, в его творчестве начался новый этап. Его прежние стихи, сильные, яркие, но все же традиционные по форме, сменились абсолютно новыми, неожиданными. Он сформулировал в письме к Полю Валери (1871) совершенно оригинальную теорию «ясновидения»:

«Первое, с чем должен ознакомиться человек, желающий стать поэтом, это с самим собой. Он исследует свой внутренний мир, внимательно изучая его во всех деталях. Овладев этим знанием, он должен всячески расширять его пределы... Я говорю, что надо быть ясновидцем, стать ясновидцем. Поэт становится ясновидцем в результате долгого и обдуманного расстройства всех своих чувств. Он старается испытать на себе все яды и составляет себе из них квинтэссенцию. Это непередаваемая мука, перенести которую можно лишь при высочайшем напряжении всей веры и с нечеловеческим усилием, мука, делающая его страдальцем из страдальцев, преступником из преступников, отверженцем из отверженцев, но вместе с тем мудрецом из мудрецов».

Теория «ясновидения» получила дальнейшее развитие в книге очерков и размышлений Рембо «Озарение» (1872—1873). Это один из главнейших документов французского символизма.

Рембо полагал себя художником, приверженным к той политической методологии, которая одушевляет стихи А. Ламартина, В. Гюго и Ш. Бодлера. Но при этом он делал новый шаг. Он полагал, что поэт достигает ясновидения бессонницей, прибегая, если надо, к алкоголю и наркотикам. Он стремился выразить невыразимое, проникнуть в то, что называл «алхимией слова».

Реализацией теории «ясновидения» стали два знаменитых произведения Рембо: «Пьяный корабль» и «Гласные».

Его творческий взлет длился очень недолго, примерно два года. Он успел написать изумительный цикл «Последние стихотворения» («Добрые мысли утром», «Вечность», «Апрель тому причина» и др.), а также небольшой написанный прозой фрагмент, названный «Пора в аду». Это воспоминания и размышления о детстве, поэзии, жизни.

Затем наступил тяжелый кризис. Судьбе Рембо нет аналогов в мировой поэзии. Не достигнув 20-летия, гениальный поэт перестал творить. Трагическую роль в его судьбе сыграла встреча с Верденом, их тяжелые отношения. В дальнейшем Рембо менял профессии: то на короткое время возвращался в Шарлевиль, то объявлялся на Кипре, в Северной Африке, работал в коммерческих фирмах, торговал оружием.

Биографы с трудом и не до конца могут проследить жизнь Рембо. В то время как во Франции его известность росла, он почти не помнил, что когда-то писал стихи. Весной 1891 г. он тяжело заболел, вернулся на родину, где за ним ухаживала сестра Исабель, единственный близкий ему человек. Рембо ампутировали ногу. В ноябре 1891 г. поэт умер в Марселе. В некрологе сообщалось о кончине «негоцианта Рембо».

Стихотворения А. Рембо: материалы для анализа

1. Стихотворение «Пьяный корабль» (перевод П. Г. Антокольского) по праву считается не только шедевром Рембо, но и жемчужиной мировой поэзии.

Оно было написано Рембо в Шарлевиле. Никому не известный юный поэт понимал, что написал нечто совершенно необычное: «Да, я ведь, я-то отлично знаю, что ничего подобного не было написано», — сообщал он одному из друзей. Поэт еще ни разу не видел моря и полагался лишь на силу своей фантазии, питавшейся отчасти и литературными образами. Это самое крупное поэтическое произведение поэта.

В современном литературоведении к поэме относят небольшое или среднее по объему эпическое стихотворное произведение, представленное несколькими разновидностями. (Примерами лирической бессюжетной поэмы могут служить: «Тишина», «Рыцарь на час» Н. А. Некрасова, «Песня большой дороги», «Песня о топоре» У. Уитмена, «Ворон» Э. По). Можно ли считать поэмой «Пьяный корабль» Рембо?

2. Какого художественного эффекта достигает Рембо, ведя рассказ от 1-го лица? Насколько осязаем «эффект присутствия» в поэме? Как переданы состояние и ощущения лирического героя: «Я остался один без матроской ватаги»; «Я дышал кислотою и сладостью сидра»; «Я запомнил свеченье течений глубинных» и т. д. Приведите аналогичные примеры.

Как явь, реальные картины перерастают в фантазии, видения лирического героя? Выделите в тексте образцы изобразительных средств Рембо: олицетворения, метафоры, сравнения, символы. Можно ли говорить о внутреннем сюжете произведения?

3 Объясните смысл вкрапленных в текст понятий: Левиафан, Ганза, Мальстрем. В связи с последним (так называется теплое течение у берегов Норвегии) вспомните об известной новелле Э. По «Низвержение в Мальстрем» (1841), герой которой — моряк, спрятанный в закупоренную бочку, — спасся во время морской бури. Какое сходство между двумя произведениями вы можете назвать?

4. Проанализируйте наличие в поэме двух уровней: один — непосредственный, живописный, изобретение корабля без руля и ветрил среди бушующего моря; второй — аллегорический, символический. Как понимать эту аллегорию, это красочное иносказание? Можно ли предположить, что это пророческое предвидение горестной судьбы самого Рембо — его одиночества, прозрений, скитаний по всему миру, которые завершаются мольбой об обретении покоя, тихой гавани?

В то же время пьяный корабль — это метафора, символ, исполненный более широкого значения. Вспомним в связи с этим, что образ корабля широко использовался в мировой поэзии. Так, древнегреческий лирик Феогнид (VI в. до н. э.) рисовал корабль, застигнутый бурей в открытом море; корабль — это метафора государства, раздираемого политической междоусобицей. В одной из од Горация государство, в котором идет борьба за власть, уподоблено кораблю, застигнутому штормом. В стихотворении Г. Лонгфелло «Постройка корабля», связанного с судьбой Америки, судно на верфях — метафора молодого государства, набирающего силы, прежде чем выйти в долгое историческое плавание. Образ корабля, капитан которого гибнет, — метафора Америки, потерявшей президента Линкольна, убитого в тот момент, когда победоносно закончилась война между Севером и Югом.

6. Шедевр Рембо многократно переводился на русский язык поколениями российских поэтов. Попробуйте сравнить переводы В. В. Набокова, Б. К. Лившица, Л. Н. Мартынова 1.

7. Сонет «Гласные» (перевод В. Б. Микушевича) — одно из знаменитейших и одновременно загадочных стихотворений Рембо. Как этот сонет построен? Определите структуру рифмовки.

9. Проследите ту цепь ассоциаций, которую вызывают цвета букв у поэта. Какие ассоциации между буквами и цветами рождаются у вас? Бывают ли совпадения между вашим видением и видением Рембо?

10. Некоторые исследователи считают, что сонет Рембо мог быть спровоцирован стихотворением Ш. Бодлера «Соответствия», в основе которого лежит мысль о взаимосвязанности всех явлений жизни. Докажите или опровергните это утверждение с опорой на тексты.

11. Сравните новейший перевод В. Микушевича с прежним, сделанным А. Кублицкой-Пиотух 2 .

Примечания

1 См.: Верлен П., Рембо А., Малларме С. Указ. соч. — С. 313 — 374

2. См.: Верлен П., Рембо А., Малларме С. Указ. соч. — С. 688