Когда правил лжедмитрий 2. Тульский поход, осада Брянска

Известная полька Марина Мнишек приобрела во всем мире необычайную популярность благодаря тому, что вышла замуж сначала за Лжедмитрия I, а затем стала супругой Лжедмитрия II. Григорий Отрепьев (Лжедмитрий I) приехал в польский городок Самбор в феврале 1604 года. В то время дочери польского магната и сандомирского воеводы Ежи Мнишека едва исполнилось 16 лет. Судя по свидетельствам сохранившихся памятников письменности и живописным полотнам, Марина была девушкой весьма симпатичной и привлекательной. А потому молодой Григорий Отрепьев не смог устоять перед ее очарованием и влюбился с первого взгляда.

Известно, что первыми, кто узнал «тайну» о том, что Григорий Отрепьев якобы был наследником русского царя Ивана IV Грозного, оказались польские магнаты, князья братья Вишневецкие. Необходимо заметить, что Константин Вишневецкий приходился Ежи Мнишеку зятем. А потому участие последнего в судьбе Отрепьева вовсе не является случайным. От Константина Вишневецкого Ежи Мнишек и узнал о том, что в Польше находится человек, с помощью которого можно будет завоевать Российское государство. Спустя некоторое время польский воевода поможет Отрепьеву дойти до столицы России и занять русский престол.

Однако помощь Ежи Мнишека не была такой бескорыстной, как могло показаться на первый взгляд. Дело в том, что он получил от «царевича Дмитрия» обещание подарить ему после взятия Москвы несколько областей России. Кроме того, свадебной церемонии Марины и Отрепьева предшествовало составление брачного соглашения, или контракта, как сказали бы современники XXI столетия.

Брачный договор был подписан 25 мая 1604 года. Из него следовало, что Григорий Отрепьев сможет жениться на Марине Мнишек только после того, как он взойдет на московский трон. Кроме того, будущий супруг должен был обеспечить Марину Мнишек богатой «оправой». Под таковой подразумевались русские города Новгород и Псков, которые и должны были перейти в личное владение супруги Отрепьева после взятия им Москвы.

Не оставался в накладе и сам Ежи Мнишек. После свадьбы единственной горячо им любимой дочери он по контракту смог бы получить миллион польских злотых.

Долгое время в русской исторической науке существовало одно-единственное понимание причин организации и осуществления польского похода на Москву. Ученые часто говорят о том, что в военной кампании XVII века, замысел которой принадлежал Лжедмитрию I, особенно заинтересованной стороной были правительство Польши (в частности, сам польский король Сигизмунд III) и римско-католическая курия, которые в течение уже нескольких веков вынашивали идею о захвате и подчинении собственным интересам Российского государства.

Все вышеизложенное, конечно, нельзя считать несправедливым. Однако преуменьшать роль Ежи Мнишека в походе на Москву также некорректно. По мнению многих современных историков, он оказался одним из наиболее заинтересованных в овладении российскими землями. При этом им двигали самые обычные человеческие чувства: алчность, честолюбие и властолюбие. Именно они и подтолкнули немолодого уже человека (Ежи Мнишеку было тогда 56 лет) к тому, чтобы оказывать всяческое содействие весьма рискованному предприятию Отрепьева-Дмитрия.

Судя по письменным источникам, Марина даже не подозревала о существовании тайного соглашения между ее отцом и будущим супругом. По всей вероятности, ее согласие обвенчаться с будущим русским царем было добровольным.

Необходимо заметить, что желание Марины Мнишек, польской красавицы, выйти замуж за Григория Отрепьева было вполне оправданно. Лжедмитрий II, как отмечают сохранившиеся до наших дней летописи, был человеком умным и образованным. В одной из старинных хроник можно найти такую его характеристику: «Остроумен и научений книжном доволен, дерзостен и велиречив вельми, конское ристание любляше вельми, на враги свои ополчителен, смел вельми, храбрость имея и силу велию». Словом, Отрепьев был человеком весьма подходящим для того, чтобы занять царский трон. Побольше бы таких самозванцев появлялось в России!

Запорожские казаки впоследствии вспоминали о том, что, едва появившись в Сечи, Григорий Отрепьев смог расположить к себе всех казаков. Он ел с ними из одного котла, пил горилку и даже плясал у вечернего костра не хуже любого запорожца. Отрепьев был невысокого роста, однако крепкого телосложения. Его нельзя было назвать красавцем. Но природная уверенность в себе и особенная стать покоряли сердца всех, кто когда-либо общался с ним. Естественно, его считали завидным женихом и многие знатные магнаты Западной Европы, отцы прекрасных дочерей, мечтали о том, чтобы породниться с Отрепьевым. Но судьбе было угодно, чтобы тестем «царевича Дмитрия» стал Ежи Мнишек.

Историки говорят о том, что Отрепьев преследовал в женитьбе на Марине Мнишек не только материальную выгоду. Скорее всего, он на самом деле полюбил молодую польку, тем более что даже после взятия Москвы не переставал торопить воеводу с разрешением на свадьбу и переездом в столицу Русского государства.

Осенью 1605 года Лжедмитрий I отправил в Краков посла, в роли которого выступил дьяк Афанасий Власьев. По традиции он должен был замещать русского монарха на заочной церемонии венчания. Проведение обряда обручения было намечено на 12 ноября того же 1605 года. Церемонию вел тогда близкий родственник Мнишеков архиепископ Кракова кардинал Бернард Мацеевский.

В тот день Марина была впервые представлена русским послам. Те, кто видел ее тогда, говорили о том, что за всю свою жизнь не видели девушки более прекрасной, чем Марина Мнишек. Действительно, в тот день Марина Мнишек затмила всех известных красавиц мира. Ее одели в серебристое платье с длинным шлейфом, а голову украсили полупрозрачной фатой, по всему полотну которой были рассыпаны драгоценные камни и белоснежный жемчуг.

Московский посол, увидев Марину, долго находился в оцепенении, не смея поверить в то, что скоро этакая красавица появится в Москве. Он даже отказался танцевать с ней, мотивируя свой отказ тем, что недостоин даже находиться рядом со столь божественным существом.

Однако не все на брачной церемонии пришлось по душе московскому послу. Многие присутствовавшие на обряде видели, как нахмурился русский гость, наблюдая за тем, что воевода заставляет свою дочь низко поклониться польскому королю Сигизмунду III за его «благодеяние». Видимо, посол был против преклонения русской царицы перед королем поляков.

Итак, дочь польского воеводы стала женой русского царя. После брачной церемонии Марина принимала у себя в приемной комнате русских гонцов. Именно они привезли ей из России богатые дары от супруга, царя Дмитрия.

Тогда же Марина получила от монарха и послание, в котором он уговаривал ее незамедлительно выехать в Москву. Однако отъезд по желанию отца, Ежи Мнишека, откладывался со дня на день.

Воевода часто писал Отрепьеву о том, что не может приехать в столицу из-за недостатка средств, видимо, тем самым вымогая деньги у царя Дмитрия.

В то время, пока Марина и ее отец готовились к отъезду за границу, слава о том, что полька стала женой русского царя распространилась далеко за пределы Польши. Так, например, известный драматург Лопе де Вега посвятил этому событию драму, которая сейчас известна под названием «Великий князь Московский и император». Современные историки и театроведы говорят о том, что прототипом для создания образа Маргариты стала не кто иная, как Марина Мнишек.

Нужно сказать, что Марина ничуть не страдала от избытка внимания к себе. Она держала себя так, словно с самого рождения занимала трон царицы. В церкви она сидела, укрывшись под широким балдахином, на особенном месте в окружении многочисленных придворных.

Почти сразу же после венчания она отправилась в Краковский университет для того, чтобы оставить свою подпись в книге почетных гостей. Тогда же в Кракове встречали австрийскую принцессу. Гордая Марина поспешила покинуть город, опасаясь соперничества в славе со стороны австриячки. Словом, русская царица Марина наслаждалась своей известностью, властью, внезапно оказавшейся у нее в руках и неслыханным до той поры богатством.

А в то время отец Марины Мнишек, Ежи, принимал у себя русского посла, который передал польскому воеводе от имени русского царя 300 000 злотых. Тогда удовлетворенный полученной суммой отец дал дочери разрешение на переезд в Москву. Марина Мнишек покинула Самбор 2 марта 1606 года. В тот день ее сопровождала многочисленная свита, состоявшая, по одним данным, из 1269, а по другим – из 3619 человек.

Прежде чем Марина достигла главных ворот Москвы, прошло больше месяца. Виной тому стали плохие дороги и испортившаяся погода. Кроме того, по пути царица вынуждена была подолгу останавливаться в литовских и белорусских крупных поселениях, жители которых устраивали в честь русской императрицы пышные пиршества.

Только 18 апреля 1606 года свита царицы Марины перешла российскую границу. Русские люди гостеприимно встретили новую императрицу. Особенно любезно ее чествовали в Смоленске. Для того чтобы выразить свое уважение, царь Дмитрий выслал навстречу Марине отряд стрельцов, возглавляемый воеводой Басмановым. Он-то и передал царице дорогие подарки от Отрепьева. В числе прочих была и золотая карета, обитая изнутри красным бархатом и отделанная серебряными гербами Российского государства.

Рано утром 2 мая 1606 года царица Марина в сопровождении свиты въехала в златоглавую Москву. Церемония встречи царя и царицы надолго запомнилась москвичам, которые тогда высыпали на улицы города. Шествие бояр, вышедших навстречу царице, сопровождалось малиновым звоном колоколов даже самых дальних от Кремля московских соборов. Марина с гордостью и величием царицы принимала все почести, оказываемые ей русскими людьми. При встрече Марины не забыли и о музыкантах. Едва царица приблизилась к Спасским воротам Кремля, как 50 барабанщиков забили в свои барабаны и 50 трубачей заиграли в медные трубы. Находившийся тогда в Москве голландец Паерле позднее вспоминал: «[Барабанщики и трубачи] производили шум несносный, более похожий на собачий лай, нежели на музыку, оттого, что барабанили без всякого такта, как кто умел». Тем не менее зрелище было торжественным и красивым.

После этого Марина Мнишек отправилась на встречу с мужем. А спустя еще некоторое время ее препроводили в Благовещенский монастырь, в котором она и познакомилась с «матерью» царя Дмитрия, Марфой Нагой. В том монастыре Марине пришлось провести еще несколько дней, терпеливо ожидая наступления дня венчания.

Нужно сказать, что Марина Мнишек оказалась весьма привередливой гостьей. Часто при встречах с царем она жаловалась ему на грубую русскую пищу, которую ей предлагали в монастыре. Тогда, жалея супругу, Лжедмитрий распорядился доставить в обитель лучших польских поваров для того, чтобы те готовили особенные блюда для царицы Марины. А чтобы ей не было скучно, Отрепьев прислал в монастырь музыкантов, что вызвало среди москвичей неодобрительный ропот.

Церемония венчания Лжедмитрия I и Марины Мнишек состоялась 8 мая 1606 года. В тот день русскому царю пришлось отказаться от соблюдения многих вековых традиций. Так, например, по русским обычаям венчания никогда не проходили перед постным днем пятницей. Церемония же венчания царя Дмитрия проходила в четверг.

Кроме того, перед самым началом церемонии Марина Мнишек была помазана на царство и венчана шапкой Монамаха патриархом Игнатием. До той поры такой обряд проводили только с мужчинами, восходившими на трон. Марина Мнишек стала первой женщиной, помазанной на царство. Говорили о том, что, давая разрешение на венчание царским венцом, Отрепьев желал угодить жене и продемонстрировать окружающим ее особенное положение.

В тот день причастие совершалось по христианским канонам. Марина вкусила хлеб и испила из чаши с красным вином, что категорически запрещала Римско-католическая церковь. Более того, Римская курия могла расценить такой поступок Марины как отречение от католической веры и принятие христианства. На самом деле Отрепьев не вынуждал супругу сменить веру. Однако требовал от нее выполнения и соблюдения всех традиций, которые существовали на русской земле, в том числе и обрядов христианских.

После завершения обряда венчания царь Дмитрий и царица Марина взошли на золотой и серебряный троны. На них были надеты русские одежды. Письменные источники свидетельствуют о том, что платье Марины так густо покрыли жемчугом и драгоценными каменьями, что невозможно было догадаться о том, какого на самом деле оно цвета.

Торжества, посвященные венчанию русского царя, продолжались и на следующий день. Тогда царь и царица вышли к народу, надев польские платья. Марина и Лжедмитрий, отбросив застенчивость, лихо отплясывали по-гусарски. В тот день гордый Ежи Мнишек с радостью прислуживал за столом своей дочери, русской царице Марине.

Прошло несколько дней. Поляки, прибывшие в столицу со свитой Марины, осмелели настолько, что перестали чувствовать себя гостями и делали в Москве все, что хотели. Наконец москвичам надоело терпеть бесчинства, устраиваемые иноземцами. С каждым днем в столице становилось все тревожнее.

Сложной внутригосударственной ситуацией не поленились воспользоваться бояре, которые давно уже вынашивали план свержения с престола самозванца и его польской красавицы. Тогда заговорщиков-бояр возглавил князь Василий Шуйский, с некоторых пор получивший славу мятежника и изменника, но чудом оказавшийся помилованным государем.

В один из дней к Лжедмитрию пришел человек, который рассказал царю о том, что во дворце готовится заговор. Имя главаря заговорщиков не нужно было долго угадывать. Это был Василий Шуйский. Однако тогда Отрепьев по вполне понятным причинам (ведь по правую руку от него сидела молодая и красивая жена) не придал значения сообщению. Торжества по случаю венчания приказано было продолжать.

Вполне возможно, что бояре не захотели бы открыто выступить против царя Дмитрия, если бы не хитрые князья Шуйские. Однажды рано утром, 17 мая 1606 года, москвичей разбудил колокольный звон. Собравшийся на Лобном месте народ вскоре узнал от Василия Шуйского о том, что поляки якобы желают убить царя Дмитрия. Разъяренная толпа устремилась к царскому дворцу.

Почти все поляки, приехавшие в Москву вместе с Мариной Мнишек, пострадали от взбешенной толпы бунтовщиков. Спастись от смерти удалось тогда только лишь тем, кто яростно сражался с москвичами, решившими во что бы то ни стало освободить столицу от иноземцев.

В первые минуты нападения на царский дворец стрельцы, охранявшие покой государя, хотели защитить своего господина. Однако бояре заявили о том, что разорят стрелецкую слободу, если те окажут заговорщикам сопротивление. Тогда стрельцы в страхе отступили от главного входа во дворец, открыв тем самым путь заговорщикам.

После того как Григорий Отрепьев был убит, его тело вывесили на Красной площади. В присутствии многотысячной толпы Василий Шуйский объявил о том, что царь Дмитрий был самозванцем, а потому не должен находиться на русском троне. Спустя некоторое время царский трон занял Василий Шуйский.

Но что же случилось с Мариной Мнишек? Оказывается, ей удалось спастись. Услышав шум за дверью комнаты, она поспешила выбежать из спальни, но на лестнице встретилась с боярами-заговорщиками. Но те ее не узнали, и она благополучно добралась до покоев своих придворных дам.

В ту же секунду в опочивальню ворвались взбешенные бояре. Марине удалось спрятаться от них… под юбкой своей родственницы, гофмейстерины Барбары Казановской. Долгое время бунтовщики рыскали по комнате, надеясь разыскать жену самозванца, еретичку Марину. Однако той все же удалось остаться в живых.

Желая отомстить лжецарю и царице, бояре решили забрать из комнаты Марины все драгоценности, а также четки и крест с мощами, подаренные государыне мужем. Юный паж Марины, Матвей Осмольский, осмелился противостоять заговорщикам и их воровству. Однако в ту же минуту он пал замертво от пули, пущенной одним из бояр.

Долгое время Марина Мнишек вынуждена была скрываться. О том, что его дочь осталась в живых, Ежи Мнишек узнал только через несколько дней после боярского бунта. Однако это была уже не та величавая царица, которая восседала на серебряном троне по правую руку от русского царя. За один вечер она превратилась в обыкновенную женщину, не имевшую за душой ни гроша.

Но не потеря драгоценностей заботила Марину. Более всего печалилась она оттого, что бояре украли у нее власть, всеобщее поклонение и блеск царского дворца.

Через некоторое время Василий Шуйский издал указ о том, чтобы выслать Марину, ее отца и еще 375 человек польской прислуги в Ярославль. Нужно сказать, что местные жители довольно доброжелательно отнеслись к прибывшим в их город царице и ее свите. Для того чтобы расположить к себе ярославцев, Ежи Мнишек вырастил густую бороду и стал обряжаться в русские одежды.

В то время стражники, поставленные наблюдать за ссыльными поляками, ослабили свой контроль, не боясь того, что арестованные смогут решиться на побег. Тогда-то и посыпались в Польшу письма от старого Мнишека с просьбой помочь ему и дочери вернуться на родину.

Несмотря на гибель Лжедмитрия I, его сторонники (в том числе литовцы и поляки) не оставили надежду на взятие Москвы. Во многом их решение не отступаться от намеченной цели подогрели рассказы сумевшего бежать из столицы приближенного царя Дмитрия, Михаила Молчанова. Направляясь в Речь Посполитую, он утверждал, что в майские дни на Красной площади был сожжен вовсе не царь.

Молчанов говорил о том, что Дмитрию удалось спастись от взбунтовавшихся бояр и он должен вскоре объявиться в России, Польше или Запорожье. Поляки не могли не принять на веру домыслы Молчанова, поскольку до них уже дошли слухи о том, перед сожжением Шуйский повелел надеть на лицо убитого царя маску скомороха.

Итак, Молчанов уверил поляков в том, что царь Дмитрий жив. Именно поэтому те и не удивились, узнав в 1607 году, что в Стародубе появился человек, который называет себя царем Дмитрием, сумевшим спастись от смерти в мае 1606 года.

Дальнейшие события развивались достаточно быстро. Уже к маю 1608 года Лжедмитрию II удалось собрать довольно многочисленный отряд, состоявший из поляков, запорожцев и русских. Первая победа была одержана войском самозванца в том же мае 1608 года под Волховом.

В июле 1608 года в Ярославль пришла весть о появлении чудом спасшегося от гибели царя Дмитрия и об успехах его войска на полях сражений. Тогда же в городе узнали и о договоре Василия Шуйского с польским королем, согласно которому русский царь должен был отпустить всех поляков на родину. Тот же договор гласил о том, что, находясь в Польше, Марина Мнишек не могла именоваться русской царицей и к тому же не должна встречаться с Лжедмитрием II.

Таким образом, Ежи Мнишек и Марина смогли выехать в Польшу только 16 августа 1608 года. До русской границы они ехали в сопровождении небольшого конного отряда, которым командовал князь Владимир Долгоруков.

Свита Мнишеков проезжала, направляясь к литовской границе, через Углич, Тверь и Белую. Находясь на пути к Белой, пан Ежи Мнишек тайно послал гонца в Тушино, где стояла армия Лжедмитрия II, с вестью о том, что арестованные поляки скоро сделают остановку в Белой. В тот же день самозванец собрал отряд, намереваясь освободить из-под стражи плененных пана Мнишека и его дочь Марину. Ей отводилась особенная роль. После освобождения она должна будет признать в самозванце своего мужа, царя Дмитрия.

Едва только свите поляков в сопровождении царского отряда удалось подойти к стенам Белой, как впереди внезапно показались воины Лжедмитрия II. Перепуганные насмерть всадники, находившиеся под началом Долгорукова, повернули к Москве, так и не попытавшись отстоять пленников. Таким образом Марина и ее отец попали в лагерь самозванца. Судя по воспоминаниям современников, Марина искренне обрадовалась, когда ей объявили о том, что царь Дмитрий жив и она скоро увидится с ним. Говорили, в дороге она даже пела веселые песни, а улыбка не сходила с ее лица. Однако спустя некоторое время князь Масальский (по другим источникам, один из польских солдат) поведал Марине о том, что она увидит в Тушино не того, о ком она мечтала. Такая весть обескуражила Марину.

Подобный поворот обстоятельств мог смутить кого угодно, только не Ежи Мнишека. В то время, пока Марина привыкала к мысли о том, что идти по жизни в дальнейшем ей предстоит с чужим мужчиной, пан воевода вел переговоры с будущим зятем по поводу причитавшейся ему доли богатств, добытых Лжедмитрием II во время набегов на русские города и поселения.

Памятники письменности свидетельствуют о том, что в награду за дочь Мнишек должен был получить около 300 000 польских злотых. К тому же пан воевода рассчитывал стать владельцем Северской, а также значительной части Смоленской земли. Такой договор вступал в силу только после того, как Лжедмитрий II окажется на царском троне. Договорная грамота была подписана двумя участниками предприятия 14 сентября 1608 года.

Нужно сказать, что мечты Мнишека завладеть русскими землями и получить за дочь щедрое вознаграждение оказались напрасными. Он так никогда и не смог получить от своего «дорогого зятя» ни обещанных денег, ни земель. Да и дочь была потеряна для него навсегда. Раздосадованный неудавшимся предприятием Мнишек 17 января 1609 года выехал в Польшу. С тех пор о нем мало кто слышал. Даже письма к Марине с того времени стали приходить все реже и реже.

Но вернемся к событиям, которые произошли несколькими месяцами ранее. В сентябре 1608 года Марина в сопровождении литовского магната Яна Петра Сапеги прибыла в лагерь Лжедмитрия II, который находился тогда в Тушино. Спустя некоторое время в тот же военный лагерь бунтовщиков приехал католический священнослужитель, приглашенный для того, чтобы провести брачную церемонию Марины и Лжедмитрия II.

Все без исключения историки утверждают, что решение обвенчаться с Лжедмитрием II было принято Мариной вполне самостоятельно, без какого-либо давления извне. По-видимому, причиной тому оказалось уязвленной самолюбие, стремление обладать царской властью и наслаждаться ею куда больше времени, чем это было тогда, когда она считалась супругой Лжедмитрия I.

В конце 1609 года Лжедмитрий II, надеясь уйти от царского преследования, спешно покинул тушинский лагерь и направился в сторону Калуги. Свою «горячо любимую» супругу он не взял с собой. Таким образом, Марина долгое время оставалась одна в Тушино. Необходимо было принимать меры для того, чтобы выйти из создавшегося положения. Тогда она решилась написать польскому королю.

Письмо-прошение, написанное Мариной Мнишек, датировано 5 (15) января 1609 года. Тогда жена двух русских царей-самозванцев обратилась к Сигизмунду III за помощью, напоминая о том, что она является претенденткой на русский трон: «Уж если кем счастье своевольно играло, так это мною; ибо оно возвело меня из шляхетского сословия на высоту Московского царства, с которого столкнуло в ужасную тюрьму, а оттуда вывело меня на мнимую свободу, из которой повергло меня в более свободную, но и более опасную неволю… Всего лишила меня превратная фортуна, одно лишь законное право на московский престол осталось при мне, скрепленное венчанием на царство, утвержденное признанием меня наследницей и двукратной присягой всех государственных московских чинов».

Одной из последних фраз, содержавшихся в послании, стали слова о том, что с помощью польского короля она надеется вернуть русский престол, поскольку ее возвращение станет «залогом овладения Московским государством и прикрепления его обеспеченным союзом». Несмотря на столь пылкие выражения и заманчивые обещания, король Сигизмунд III не спешил с ответом. Тогда Марина решила действовать в одиночку.

Спустя некоторое время Марина Мнишек объехала все войско, стоявшее в Тушино, и смогла расположить к себе большую часть казаков, остававшихся в лагере. Однако Ружинский смог раскрыть тайный замысел царской супруги и остановить выступление ее отряда. Опасаясь мести, Марина в ту же ночь облачилась в мужской костюм и бежала из Тушино в Калугу.

Проснувшиеся поутру казаки нашли послание, написанное Мариной. Она говорила о том, что уехала искать справедливости: «Я уезжаю для защиты доброго имени, добродетели самой, – ибо, будучи владычицей народов, царицей московской, возвращаться в сословие польской шляхтянки и становиться опять подданной не могу…» Таким образом, Марина решила во что бы то ни стало вернуть себе корону русской царицы.

По свидетельствам многих старинных документов, Марина Мнишек была женщиной гордой и властолюбивой. Отведав однажды от пирога царской власти, она совершенно не была готова к тому, чтобы вновь стать «ясновельможной пани воеводянкой».

Итак, выехав из Тушино, Марина направилась к Калуге. Однако быстро попасть туда она не смогла. Заблудившись по дороге, она вскоре попала в Дмитров, в котором в то время стоял отряд Яна Петра Сапеги. Он посоветовал польке вернуться на родину, к отцу. Однако гордая Марина заявила: «Мне ли, царице всероссийской, в таком презренном виде явиться к родным моим? Я готова разделить с царем все, что Бог ниспошлет ему». После этих слов она решила вновь отправиться в путь и разыскать-таки мужа. Однако осада города войском русского князя Михаила Скопина-Шуйского помешала ей сделать задуманное.

Дмитров недолго смог противостоять отряду Скопина-Шуйского. Во многом причиной тому стало отсутствие провизии. Но и воины, находившиеся под началом Сапеги, видимо, не старались завоевать победу. Судя по письменным источникам, город был сдан русским без особенного сопротивления со стороны польских воинов. Об этом свидетельствует тот факт, что в один из моментов сражения Марина вскричала: «Что делаете, трусы, я женщина, а не растерялась!»

Тем временем Лжедмитрий II, находясь в Калуге, набирал волонтеров в новое войско. Нужно сказать, что отряд самозванца составили люди самых разных сословий, когда-либо перешедшие черту закона, и самых разных национальностей. Лжедмитрий II принимал тогда в своем лагере поляков, татар, русских, украинцев – словом, всех тех, кто не захотел заниматься трудом праведным, а искал более короткий путь для обогащения. В то время, пока Лжедмитрий II собирал войско, отряды польского короля Сигизмунда III пытались, нужно сказать безуспешно, завоевать Смоленск. В те же дни воины Михаила Скопина-Шуйского смогли отстоять Троице-Сергиеву лавру.

Однако спустя некоторое время князь Скопин-Шуйский умер, оказавшись отравленным женой одного из братьев царя. Впоследствии князь Дмитрий командовал войском, отправленным государем на оборону Смоленска. Однако вспомогательный отряд так и не дошел до города. Остановленный на расстоянии 150 км от Смоленска, он был наголову разбит польским войском, возглавляемым гетманом Станиславом Жулкевским.

Таким образом, дорога к столице Российского государства оказалась открытой для поляков. Станислав Жулкевский вместе со своим отрядом подошел к Москве с запада, а войско Лжедмитрия II – с южной стороны. По пути армией самозванца были завоеваны такие русские города, как Серпухов и Боровск, а также Пафнутьев монастырь. Вскоре на пути Лжедмитрия II показались стены столицы.

Лжедмитрий II остановился в Коломенском. А Марина укрылась в Николо-Угрешском монастыре. Тогда самозванец не решился взять Москву. Хотя занять ее не составляло особенно большого труда, поскольку к тому времени Шуйский по решению боярского совета был свергнут с престола и пострижен в монахи.

Спустя некоторое время бояре, не желая видеть на русском троне Лжедмитрия II, заключили c Жулкевским договор, по которому с того времени Московское государство подчинялось Владиславу Жигмонтовичу, сыну польского короля. На следующий день, после подписания договора обеими сторонами, в Москву прибыл польский отряд.

Не ожидая подобного поворота событий и опасаясь мести бояр, Марина Мнишек и Лжедмитрий II вынуждены были покинуть столицу и бежать в Калугу. Вместе с ними в поисках лучшей жизни отправились 500 казаков, возглавляемых атаманом Иваном Мартыновичем Заруцким.

Трагедия случилась 12 декабря 1610 года. В тот день Лжедмитрий II вместе со своей немногочисленной свитой выехал на охоту. В город он не вернулся.

Во время отдыха в лесу он был убит татарином Петром Урусовым, который отомстил своему господину за то, что тот наказал его публичной поркой.

Узнав о смерти своего супруга, Марина обезумела. Находясь на последних месяцах беременности, она в скором времени ожидала рождения первенца, наследника русского престола. В день трагедии никто не мог утешить ее. Как сообщает летопись, она «выбежала из замка, рвала на себе волосы и, не желая жить без друга, просила, чтобы и ее тоже убили».

Местные жители жалели царицу и хотели даже спрятать ее от бояр. Однако те успели поймать Марину и, желая угодить Владиславу Жигмонтовичу, заточили ее в тюрьму. В тюремной камере в январе 1611 года появился на свет сын Марины Мнишек и Лжедмитрия II, которого спустя некоторое время окрестили именем Иван.

В том же 1611 году в защиту Марины выступили запорожские казаки, которыми командовал атаман Заруцкий. Он требовал отдать престол сыну Марины и Лжедмитрия II, Ивану, а сам, по-видимому, мечтал о том, чтобы стать регентом при маленьком царевиче.

Тогда у Заруцкого было немало сторонников. Однако еще больше оказалось тех, кто не хотел видеть на русском троне поляков. Так, например, патриарх Гермоген, который жил в Москве под постоянным присмотром царской стражи, в тайных посланиях умолял о том, чтобы бояре не поддались искушению и не посадили на престол маленького Ивана. Гермоген писал: «Чтобы они отнюдь на царство проклятого Маринка панина сына не благословляли, так как отнюдь Маринкин на царство не надобен, проклят от Святого собора и от нас».

Спустя некоторое время сын Марины был признан Трубецким и Заруцким наследником царского трона. Однако к тому времени многие дворяне покинули Москву. Именно это и стало причиной того, что шансы Марины вернуть российский престол сводились к нулю. В то время, пока поляки решали вопрос о том, кто является главным наследником московского трона, Минин и Пожарский, собрав второе ополчение, в августе 1612 года направились к Москве.

Испугавшись предстоявшего сражения, Заруцкий предпочел оставить русскую столицу и уйти в Калугу, по пути захватив с собой Марину Мнишек и ее сына, которого в народе звали не иначе как Воренок. Так, одна из русских летописей сообщает: «Заруцкий из-под Москвы побежо и пришеше на Коломну, Маринку взя, и с воренком с сыном, и Коломну град вгромив, пойде в Рязанские места, и там многую пакость делаша».

Земский собор, собравшийся в Москве 7 февраля 1613 года, постановил посадить на русский трон Михаила Федоровича Романова. Бояре дали присягу «на Московское государство иных государей и Маринку с сыном не обирати и им ни в чем не доброхотати, и с ними ни в чем не ссыпатися».

После того как Марина поняла, что ей уже никогда не удастся завладеть русским троном, она в сопровождении Заруцкого выехала на Украину. Спустя некоторое время в Москву прибыли казаки, видевшие польку и ее верного слугу. Они-то и рассказали о том, что «Заруцкий с польскими и литовскими людьми на всякое зло Московскому государстве ссылался, и хотел с Маринкой в Польшу и Литву к королю бежати, и его не пустили и удержали атаманы и казаки, которые в те поры были с ним».

Спустя некоторое время Заруцкий и Марина захотели уйти в Польшу. Однако казаки, нуждавшиеся в «царице», не пустили их. После этого в Москву пришел гонец с известием о том, что «Заруцкий хочет идти в Казилбаши, а Маринка де с ним итти не хочет, а зовет его с собою в Литву».

Однако через несколько дней русский царь Михаил Романов получил известие о том, что войско Заруцкого отправилось к Астрахани. Настал день, когда армия Заруцкого достигла заветного города на Волге. Вошедшие в город казаки убили астраханского воеводу князя Хворостинина, а править городом стал сам Заруцкий. Вскоре ему удалось объединиться с татарами и даже персами, которые были подвластны шаху Аббасу.

Таким образом, Заруцкий создал на юге России самостоятельное государство, владыками которого стали Марина и ее сын Иван. Спустя некоторое время в Астраханском кремле появилась царица с маленьким царевичем.

В то время, пока Марина отдыхала от долгого путешествия, Заруцкий не переставал искать единомышленников. Во все концы света полетели бумаги с призывами, подписанные от имени «государя царя и великого князя Дмитрия Ивановича Всея Руси, и от государыни царицы и великой княгини Марины Юрьевны Всея Руси, и от государя царевича и великого князя Ивана Дмитриевича Всея Руси».

В ответ на подобные послания московский царь неизменно отвечал, что не желает вступать в переговоры с Мариной, которую считает «еретицею, богомерзкия, латынские веры люторкою, прежних воров женою, от которой все зло Российского государства учинилось».

При этом царь уговаривал казаков отречься от Заруцкого и разойтись по домам. А самому пану атаману было обещано великое прощение в том случае, если он покинет Астрахань и Марину с сыном.

К тому времени астраханцы уже устали от бездействия власти Марины и Заруцкого. Подняв мятеж, они попытались изгнать их из города.

После того как Заруцкий узнал о восстании, он закрыл все входы в кремль и стал стрелять из имевшихся там пушек в подходивших жителей.

В тот же вечер атаман получил весть о том, что в направлении к Астрахани движутся отряды царских стрельцов. Тогда он принял решение бежать из города.

Заруцкий, Марина Мнишек и ее сын Иван, а также небольшое войско покинули взбунтовавшуюся Астрахань 12 мая 1614 года. А спустя 17 дней они решили отправиться в сторону реки Яик. 7 июня того же года русский царь повелел стрелецким головам Пальчикову и Онучину выступить на Яик и разбить казацкий отряд.

Русские стрельцы смогли догнать казаков только 24 июня 1614 года. Они встретили их на Медвежьем острове. К тому времени отрядом из 600 казаков командовал уже не Заруцкий, а Треня Ус. Как говорится в летописи, «Ивашке Заруцкому и Маринке ни в чем воли нет, а Маринкин сын у Трени уса с товарищи».

В течение суток казаки пытались отстоять свою свободу. Однако силы были неравны. Утром следующего дня они вынуждены были присягнуть русскому царю, а Заруцкого, Марину Мнишек и ее сына связали и выдали Пальчикову и Онучину. Только 13 июля 1614 года Марина, Заруцкий и трехлетний Иван предстали перед царем Михаилом Федоровичем.

Спустя некоторое время маленький «царевич» Иван был казнен через повешение за Серпуховскими воротами. Сын Марии Мнишек стал последней жертвой периода Смуты в русской истории.

Спустя несколько десятков лет в России вновь стали появляться самозванцы. Большинство из них (в их числе польский шляхтич Иван Дмитриевич Луба, а также безродный и безымянный бродяга) называли себя сыном Лжедмитрия II и Марины Мнишек.

Как считают многе историки (доказательства тому найти не удалось), был казнен также и атаман Заруцкий. Говорили, что его посадили на кол, дабы не повадно было сеять в сердцах русских людей смуту.

Не менее загадочной, чем гибель польского атамана, остается и смерть самой Марины Мнишек. После казни сына Марина попала в тюрьму. Ее заточили в одной из башен Коломенского кремля, которую спустя несколько лет местные жители прозвали «Маринкиной».

Судя по некоторым письменным источникам, Марина Мнишек умерла своей смертью. Однако историки, опираясь на ряд документов, склонны считать, что гордой польке помогли умереть царские прислужники.

Марина Мнишек завоевала среди поляков и русских людей огромную популярность. Русский поэт-гений Александр Пушкин говорил о ней так: «[Марина] была самая странная из всех хорошеньких женщин, ослепленная только одною страстью – честолюбием, но в степени энергии, бешенства, какую трудно и представить себе».

Часть третья

Московское разорение

Глава первая

Гибель калужского «вора»

В числе сторонников «вора» [Лжедмитрия II ] был касимовский царь. Он пристал к нему еще во время стоянки его под Тушином. Когда «вор» должен был бежать из-под Москвы, касимовский царь отъехал от него, приехал к Жолкевскому и вместе с гетманом отправился под Смоленск. Сын его с матерью и с бабкой оставался с «вором» и уехал с ним в Калугу. Прожив несколько недель под Смоленском, царь стосковался по семье и отправился в Калугу, с намерением отвлечь сына от «вора». Ему самому понравился прием у поляков. Приехавши в Калугу, отец притворялся перед «вором» и показывал вид, будто предан ему по-прежнему; но сын подружился с «вором» искренно и передал ему, что отец обманывает его и в самом деле приехал единственно за тем, чтобы взять свою семью, а потом опять ехать к полякам. «Вор» пригласил старика ехать с собою на псовую охоту, назначил день. «Вор» выехал вперед за реку Оку и послал просить касимовского царя выехать к нему. Царь выехал с двумя татарами. «Вор» обошелся с ним дружелюбно, потом оставил своих псарей вдали, взял с собой двух приятелей, Михаила Бутурлина и Игнатия Михнева, и поехал по берегу Оки. Касимовский царь ехал с ним рядом; вдруг все трое нападают на него, и «вор» убивает его собственноручно. Тело бросили в Оку. Потом «вор» в тревоге скачет к прочим своим людям и кричит: «Касимовский царь Урмамет хотел убить меня; чуть-чуть ушел я от него. Он сейчас убежал к Москве. Догоните его и поймайте». Люди пустились в погоню, и, разумеется, никого догнать не могли. С тех пор «вор» подавал делу такой вид, будто Урмамет пропал куда-то и неизвестно где находится: но проговорились ли те, которые с ним вместе спровадили старика в Оку, или же люди стали догадываться сами собой, – только друг Урмамета, крещеный татарин Петр Урусов упрекнул «вора» в глаза убийством касимовского царя. «Вор» посадил его в тюрьму и держал там шесть недель. В начале декабря случилось, что его татары имели стычку с отрядом, бывшим под начальством Чаплицкого, одолели и привели в Калугу пленных. Это обрадовало «вора». Татары очень любили Урусова. Надобно было сделать им что-нибудь угодное в благодарность. Марина и бояре упросили выпустить Урусова. Этот человек прежде был ему полезен. «Вор» помирился с ним и обласкал его.

10-го декабря поехал «вор» за Оку-реку на прогулку с небольшой дружиной русских и татар. Урусов был с ним. Такие прогулки «вор» делал часто: они были шумны и веселы. Трезвый когда-то, он теперь изменил образ жизни: любил пиры и гулянки, пил вино большими раструханами. Шум, песни, крики пьяных слышались часто. «Вор» ехал на санях, не раз останавливался, кричал, чтобы ему подавали вино, пил за здоровье татар. Его провожатые ехали верхом. Вдруг Урусов, ехавший также верхом за «вором», напирает на его сани своим конем, а потом поражает его саблей: с другой стороны саней меньшой брат Урусова в то же мгновение отсек «вору» голову. Бояре подняли тревогу; татары обнажили на них сабли. Бояр было меньше; они испугались и.кричали: помилуйте, помилуйте! По одним известиям, татары побили некоторых из русских, провожавших своего царика; по другим, напротив, Урусов не велел их трогать. Татары раздели тело «вора» и покинули его на снегу, а сами убежали с Урусовым. Воротившись в Калугу, бояре известили горожан о происшествии. Тогда уже вечерело.

Весь город возмутился. «Бить всех татар», – кричали калужане. Марина , ходившая последние дни беременности, выскочила из города, села с боярами на сани, подняла в поле обезглавленное тело мужа, привезла в город. Ночью, схватив факел, Марина бегала с обнаженной грудью посреди толпы, вопила, рвала на себе одежду, волосы, и, заметив, что калужане не слишком чувствительно принимают ее горе, обратилась к донским казакам, умоляя их о мщении. Начальствовал ими Заруцкий, неравнодушный к Марине. Он воодушевил своих казаков; они напали на татар, каких встретили в Калуге, и до двухсот человек убили .

Через несколько дней родила Марина сына, которого назвали Иваном. Она требовала ему присяги, как законному наследнику. Тогда Ян Сапега, узнав, что носивший имя Дмитрия убит, подошел к Калуге в первый день Рождества и требовал сдачи на имя короля. Три дня шли переговоры, и на четвертый день, когда Сапега еще раз выслал своих на переговоры, калужане сделали вылазку. Бой с Сапегой длился до вечера. Сапега стоял под Калугой до 31-го декабря. Калужане ни за что не хотели сдаться.

Марине приходилось плохо. Только донцы с Заруцким были за нее. Калужане ее ненавидели, «она стала чувствовать себя в неволе. Она написала к Сапеге письмо такого содержания:

«Ради Бога, избавьте меня; мне две недели не доведется жить на свете. Вы сильны; избавьте меня, избавьте, избавьте: Бог вам заплатит!»

Ответ калужан Сапеге был таков, что ему и без того ничего не осталось делать под Калугой: калужане обещали целовать крест тому, кто на Москве царем будет, а в Москве признавали Владислава. И Сапега удалился от Калуги к Перемышлю. Пере-мышль ему сдался. За ним сдался Одоев, и присланные оттуда выборные целовали перед Сапегой крест Владиславу.

Смерть «вора» сделала перелом в смутной эпохе и была событием, неблагоприятным для Сигизмунда, вместо того, чтобы быть ему полезным. Возраставшее недовольство против короля до того времени двоилось: одни держались готового его соперника, кем бы он ни был; другие, не желая повиноваться обманщику, думали отыскать или создать иную точку опоры против польских притязаний. Если бы тот, кого еще многие звали Дмитрием, был жив, то против поляков стояли бы долго два лагеря, враждебные в то же время один другому. Теперь не стало этого соперника у Сигизмунда, и все недовольные Сигизмундом могли согласно и дружно соединиться воедино, воодушевленные одной мыслью – освободить Русскую землю от иноземцев.

Весть о смерти названого Дмитрия не так скоро разошлась по отдаленным странам России: в Казани, еще в январе 1611 г., вооружались его именем против поляков. За Казанью следовала Вятка. И там не хотели повиноваться полякам. И там имя Дмитрия все еще служило предлогом, тогда как другие города уже поднимались под иным знаменем. Но как только в Казани и Вятке узнали, что Дмитрия нет на свете, то и там стали заодно с другими городами. В Москве известие о смерти «вора» произвело радость. Противники поляков перестали бояться Калуги, из которой ожидали помехи успехам усилий против поляков; сторонники Дмитрия лишились надежды на Калугу и увидели необходимость искать ее в Москве. Народ вдруг стал вырастать, почувствовал силу свою; казались нестрашными ни поляки, разъезжавшие победителями по московским улицам, ни бояре-изменники, которые подсматривали и подслушивали, где кроется вражда к королю. Начали собираться в домах, толковали, что король обманывает москвичей, – остается всей Московской земле стать заодно против польских и литовских людей и крепиться в том, чтобы из Московской земли польские и литовские люди вышли все прочь.

Бояре, преданные Сигизмунду, зная нерасположение патриарха к польскому делу , хоть и освободили его от стражи, но советовали Гонсевскому смотреть за ним и предупреждали, что в Москве не спокойно. Настали зимние святки, шумное время в Москве. Тогда в Москву, как некогда в Иерусалим из Палестины, из русских земель стекался народ на праздник. У многих жителей городов была в столице родня, и они ездили навестить ее в праздничные дни; иные съезжались к концу праздников поглядеть на обряд богоявленского водосвятия. Это был день, когда русские иногородцы имели случай посмотреть на царя, на патриарха, увидеть весь двор в его праздничном великолепии. Так вошло в обычай съезжаться в эти дни отовсюду в столицу, но на этот раз не было ни царя, ни царского двора, а, по привычке, народу все-таки стало стекаться много. Поляки стали бояться такого многолюдства: им мерещилось, что внезапно ударят в набат, как было во время гибели «расстриги», и бросятся московские люди, и старые и юные, и большие и малые, бить их. По стенам и на башнях неисходно стояла стража; на зимнем холоде невесело было исполнять эти обязанности, особенно в такие дни, когда из детства привыкли гулять и пировать. Но идет дело уже не о ремне, говорили поляки, а о целой шкуре. Чуть только соберется какое-нибудь сходбище, или начнет приливать свежий народ в город, поляки сейчас всполошатся, бьют тревогу, толпами бегут то в ту, то в другую сторону. К патриарху приходили из разных краев русские люди. Патриарх всех благословлял стать за веру и за Русскую землю, всем говорил: «Вы королевичу присягнули только на том, чтоб ему креститься в русскую веру, а если он не крестится и литовские люди не выйдут из Московского государства, то королевич не государь нам». Эти же речи он писал в своих грамотах и рассылал их. Одну такую грамоту, говорит современник, перехватил какой-то поляк Ващинский, отправленный с семьюстами всадников для проведывания, что делается на Руси. После того поляки дали приказание, чтобы никто из московских жителей не держал у себя оружия, и у кого оно было, те должны были сносить его в царскую казну. Поймали извозчиков, которые везли зерновой хлеб, но под зерном оказались длинные ружья; вероятно, некоторые из московских жителей вместо того, чтобы доставить оружие, какое у них сохранилось, полякам, рассудили за лучшее выпроводить его в иное место, где оно могло для русских послужить против поляков. Гонсевский приказал посадить под лед этих извозчиков. Тогда патриарха стали снова стеснять, увели у него дьяков и подьячих, отняли бумагу, чтобы не дать ему писать грамот, взяли и дворовых людей, чтобы не было кого посылать с грамотами, но не усмотрели за ним; писать он не мог, а говорить еще мог с русскими людьми. Явились к нему под благословение нижегородцы, сын боярский Роман Пахомов да посадской человек Родион Мокеев. Он им передал на словах: «Писать мне нельзя: все побрали поляки, и двор у меня пограбили; а вы, памятуя Бога и Пречистую Богородицу и московских чудотворцев, стойте все заодно против наших врагов». Когда это известие принесли посланцы в Нижний Новгород, там составился совет; пригласили балахонцев, а вместе с ними нижегородцы присягнули на кресте стоять за Москву и идти ополчением против поляков и литовских людей. Это решение послано к Ляпунову.

Лжедми́трий II , также Тушинский или Калужский вор (дата и место рождения неизвестны - погиб 11 (21 ) декабря года, Калуга) - самозванец , выдававший себя за сына Ивана IV Грозного , царевича Дмитрия и, соответственно, за будто бы чудом спасшегося 17 (27 ) мая года царя Лжедмитрия I . Настоящее имя и происхождение не установлено, хотя существует множество версий. До объявления своего царского имени в русском городе Стародубе, короткое время самозванец выдавал себя за Андрея Нагого - никогда не существовавшего родственника царя Дмитрия. На пике своего влияния самозванец контролировал значительную часть Русского царства , хотя ему не удалось взять Москву , которая оставалась под контролем администрации официального царя Василия IV Шуйского . В российской историографии (в отличие от Лжедмитрия I) Лжедмитрий II обычно царём не считается, так как не контролировал Кремль , хотя ему присягнула значительная часть России.

Энциклопедичный YouTube

1 / 5

✪ Смута на пальцах (часть 2) - Шуйский, Лжедмитрий II, Семибоярщина

✪ История России | Смутное время | Лжедмитрий II

✪ История России для "чайников" - 28 выпуск - Смута (часть 2)

✪ Час истины -ерои смутного времени - "Тушинский вор"

✪ TED лекция Хлебниковой Анастасии - Лжедмитрий 2 и Василий Шуйский

Субтитры

Надежды и слухи

Слухи о «чудесном спасении» и скором возвращении царя стали ходить немедленно после смерти Лжедмитрия I . Основанием тому стал факт, что тело самозванца было жестоко изувечено, а вскоре после выставления на позор, покрылось грязью и нечистотами. Москвичи по сути разделились на два лагеря - те, кто радовался падению самозванца, вспоминали среди прочего его женитьбу на «поганой полячке », и поведение, мало соответствовавшее статусу русского царя. В недрах этой группы рождались слухи о том, что в сапоге убитого был найден крестик, на который «расстрига» кощунственно ступал при каждом шаге , что звери и птицы гнушаются тела, его не принимает земля и отвергает огонь. Подобные воззрения отвечали интересам боярской верхушки, свергшей самозванца, и потому, среди прочего, в угоду приверженцам древнего благолепия, труп Лжедмитрия был вывезен в село Котлы и там сожжён; пеплом бывшего царя, смешанным с порохом, выстрелили в сторону Польши, откуда он и явился. В тот же день был дотла сожжён «ад» - потешная крепость, выстроенная самозванцем.

Но приверженцев свергнутого царя в Москве оставалось более чем достаточно, и среди них немедленно стали ходить рассказы о том, что ему удалось спастись от «лихих бояр». Некий дворянин, взглянув на тело, крикнул, что перед ним не Дмитрий, и, хлестнув коня, немедленно умчался прочь. Вспоминали, что маска не давала рассмотреть лицо, а волосы и ногти у трупа оказались чересчур длинными, при том, что царь коротко постригся незадолго до свадьбы. Уверяли, что вместо царя был убит его двойник, позднее было названо даже имя - Пётр Борковский. Конрад Буссов считал, что частично эти слухи распространяли поляки, в частности, бывший царский секретарь Бучинский открыто утверждал, что на теле не нашлось приметного знака под левой грудью, который он, якобы, хорошо рассмотрел, когда мылся с царём в бане.

Через неделю после гибели «расстриги» в Москве ночью появились «подмётные грамоты», писаные якобы спасшимся царём. Множество листков было даже прибито к воротам боярских домов, в них «царь Дмитрий» объявлял, что он «ушёл от убийства и сам Бог его от изменников спас ».

Обстоятельства появления

«Евреи входили в свиту самозванца и пострадали при его низложении. По некоторым сообщениям… Лжедмитрий II был выкрестом из евреев и служил в свите Лжедмитрия I»

Стародубский лагерь

Однако на начальном периоде количество польских наёмников в армии Лжедмитрия II было немногочисленным и едва превышало 1 тыс. человек. Речь Посполитая была накануне решительного сражения между сторонниками Сигизмунда III и мятежной шляхты, и в тот момент полякам было не до самозванца. Пытаясь привлечь как можно больше служилых людей на свою сторону, Лжедмитрий II подтвердил все прежние пожалования и льготы Лжедмитрия I северским уделам.

Тульский поход, осада Брянска

В 1607-1608 годах Лжедмитрий II издал указ о холопах , отдавая им земли «изменников» бояр и позволяя даже насильно жениться на боярских дочерях. Таким образом, многие крепостные крестьяне, присягнув самозванцу, получили не только свободу, но и стали дворянами, тогда как их господам в Москве пришлось голодать. Из-за неуплаты жалования польским наёмникам в военном руководстве повстанческой армии произошёл переворот, который возглавил литовский князь Роман Рожинский. Гетман Меховецкий был смещён и изгнан из лагеря, вместе с ним ушло около 4 тыс. польских наёмников. Князь Роман Рожинский был провозглашён новым гетманом самозванца.

Численность армии Лжедмитрия II в орловском лагере составила около 27 тыс. человек, из которых были около 5,6 тыс. польских наёмников, 3 тыс. запорожских казаков, 5 тыс. донских казаков, остальную массу видимо составляли стрельцы, дворяне, дети боярские, боевые холопы и татары.

Первый Московский поход

Весной из Орла повстанческая армия двинулась на Москву . В Зарайской битве отряд пана Александра Лисовского нанёс поражение царской армии. После чего войско Лисовского заняло Михайлов и Коломну. В двухдневной битве под Болховом 30 апреля (10 мая) - 1 (11 ) мая года гетман Рожинский разбил войско Шуйского (возглавлявшееся братьями царя, Дмитрием и Иваном). Бежавшие с поля боя ратники распускали ужасные слухи, что у «царя Дмитрия» неисчислимое войско. В Москве пошли слухи, что Шуйский будто бы намеревался сдать столицу из-за многочисленных неудач. Города Козельск, Калуга и Звенигород торжественно открыли свои ворота Лжедмитрию II. Присягнула самозванцу также Тула, которая ещё совсем недавно целовала крест царю Василию. Местные дворяне, опасаясь указа о холопах Лжедмитрия II, вместе с семьями покидали города и отправлялись в Москву или Смоленск .

Очевидец и писатель смутного времени Конрад Буссов заметил, что если бы Лжедмитрий II после болховской битвы не медля подошёл к столице, то находившиеся в ужасе москвичи сдались бы ему без боя. Однако самозванец медлил, и это дало шанс Василию Шуйскому укрепить свои позиции в Москве, а также подготовить новое войско, которое возглавил его племянник Михаил Скопин-Шуйский . Князь Скопин надеялся разбить Лжедмитрия II на ближайших подступах к Москве, однако в его армии обнаружилась измена - князья Иван Катырёв , Юрий Трубецкой и Иван Троекуров составили заговор в пользу самозванца. Михаил был вынужден вернуться в столицу и там арестовать заговорщиков.

Тем временем армия самозванца захватила Борисов и Можайск . Царские воеводы, караулившие Лжедмитрия II на Тверской дороге, проиграли ему сражение, и в начале июня самозванец появился под Москвой. 25 июня (5 июля) стычка отрядов Лжедмитрия и царских ратей произошла на Ходынке , повстанцы выиграли бой, однако Москву взять не удалось.

Тушинский лагерь

Летом 1608 года резиденцией Лжедмитрия стало Тушино . Гетман Рожинский и его ротмистры надеялись взять столицу измором. Их отряды попытались блокировать все дороги в Москву и полностью изолировать столицу. Но всё же им не удалось перехватить все дороги, а 28 июня (8 июля ) года в ожесточённой битве с паном Лисовским правительственные войска смогли отбить Коломну.

Лжедмитрий II фактически правил Россией - раздавал землю дворянам, рассматривал жалобы, встречал иностранных послов. Официальный же царь Василий Шуйский был заперт в Москве и потерял контроль над страной. Для борьбы с тушинским «царьком» Шуйский заключил договор с послами короля Сигизмунда III , по которому Польша должна была отозвать всех поддерживающих Лжедмитрия поляков, а Марину Мнишек обязать не признавать Лжедмитрия II своим мужем, а себя не именовать российской государыней. Мнишеки дали слово, что сразу же покинут пределы России и обещали предпринять все меры по прекращению гражданской войны. Василий IV снарядил отряд, чтобы проводить их до рубежа. Однако гетман Рожинский и другие отказались оставить начатое ими дело, более того, войско Лжедмитрия продолжало пополняться поляками, а осенью пришёл со своими людьми Ян Сапега , взбунтовавшийся против Сигизмунда III из-за неуплаты жалования. Кроме того, тушинцы дважды пытались осадить Коломну, чтобы полностью блокировать Москву, но царский отряд под командованием князя Дмитрия Пожарского нанес жестокое поражение отрядам самозванца.

Узнав, что Мнишеки во исполнение договора отпущены из Ярославля в Польшу, Лжедмитрий решил отбить их у сопровождающего царского войска. Это было сделано, однако Марина долго не хотела вступать в стан Лжедмитрия, оставаясь у Сапеги, а Юрий Мнишек согласился признать его своим зятем, только получив запись, что самозванец, получив власть, даст Юрию 30 тыс. руб. и Северское княжество с 14 городами. Наконец Мнишеки признали тушинского «вора». 1 (11) сентября гетман Сапега привёз их в Тушино, где Марина Мнишек, «признала» в новом самозванце своего покойного мужа Лжедмитрия I и тайно обвенчалась с ним. Для них был создан дворцовый штат, по образцу московского. Ян Сапега был признан вторым гетманом Лжедмитрия II наряду с Рожинским. Между ними был произведён раздел сфер влияния. Гетман Рожинский остался в Тушинском лагере и контролировал южные и западные земли, а гетман Сапега вместе с паном Лисовским стал лагерем под Троице-Сергиевым монастырём и принялся распространять власть «царя Дмитрия» в Замосковье, Поморье и Новгородской земле.

Таким образом, под властью тушинского царя оказалась обширная территория. На северо-западе самозванцу присягнули Псков и его пригороды, Великие Луки , Ивангород , Копорье , Гдов , Орешек . Под властью Лжедмитрия II по прежнему оставалась Северщина и юг с Астраханью . На востоке власть тушинского «вора» признали Муром , Касимов , Темников , Арзамас , Алатырь , Свияжск , а также многие северо-восточные города. В центральной части самозванца поддержали Суздаль , Углич , Ростов , Ярославль , Кострома , Владимир и многие другие. Из крупных центров только Смоленск , Великий Новгород , Переславль-Рязанский , Нижний Новгород и Казань остались верны Василию Шуйскому. В Костроме польские отряды, заставлявшие присягать Лжедмитрию, сначала разорили Богоявленско-Анастасиин монастырь , а потом заняли поддерживавший их Ипатьевский монастырь , однако были захвачены в результате успешного штурма этого монастыря (потребовался подрыв стен, что и было осуществлено двумя смертниками). Из Ростова к самозванцу привезли митрополита Филарета (Романова) , которого Лжедмитрий II возвёл в патриархи.

В государстве стало два царя, две Боярские Думы, а также два патриарха и две администрации, кроме того правительство Лжедмитрия II чеканило собственную монету, отличавшуюся от Московской повышенным весом. Катастрофа была не только политической, но и моральной: появились слова «перелёты», «перевёртыши», обозначавшие тех, кто легко и без угрызения совести переходил из одного лагеря в другой и обратно. Сюда же явились новые самозванцы - лжецаревичи Август и Лаврентий, добровольно пришедшие на соединение с войсками Лжедмитрия II, и даже на первых порах были гостеприимно встречены в Тушине. Но вскоре «царёк» приказал повесить и этих «родственников» за расправы над боярами. В это время один за другим появлялись новые казацкие «царевичи», выдававшие себя за внуков Ивана Грозного, которые грабили юг России. В своих манифестах Лжедмитрий II был крайне ошарашен стольким обилием «родственников» и приказывал их всех казнить. Таким образом тушинский «вор» казнил ещё семерых «племянников». Пытаясь приобщить вольных казаков к царской службе, правительство Лжедмитрия II создало казачий приказ, который возглавил атаман и «тушинский боярин» Иван Заруцкий. Атаман полностью подчинил «царю Дмитрию» и гетману Рожинскому казачью вольницу.

В сентябре 1608 года началась осада Троице-Сергиева монастыря . Москва, однако, не сдавалась, и в Тушине пришлось выстроить целый город с «царским» теремом. В то же время самозванец всё более терял реальную власть, в декабре 1608 года во главе лагеря встала «комиссия децемвиров», состоявшая из 10 польских шляхтичей. Они установили жёсткий контроль над доходами и расходами тушинского «вора», а также резко ограничили права «воровской» думы, приказов и уездных тушинских воевод. На подвластной Лжедмитрию II территории проводилась натуральная и денежная реквизиция в пользу его войск, раздача земель и крепостных своим приверженцам, что способствовало падению авторитета самозванца.

На Северщине положение самозванца стало значительно тяжелее. В распадающемся тушинском лагере 4 (14 ) февраля года под Смоленском тушинский патриарх Филарет и бояре заключили с Сигизмундом III договор, по которому сын короля Владислав Жигимонтович, должен был стать русским царём; обязательным условием было принятие королевичем православия. Действуя от имени Владислава, Сигизмунд III щедро жаловал тушинцам земли, ему не принадлежавшие. В апреле 1610 года польские отряды захватили Стародуб , Почеп , Чернигов и Новгород-Северский , приведя население этих городов к присяге Владиславу. В начале мая присягнули королевичу жители Рославля .

Между тем, ситуация в самом Тушине становилась критической. На юге, в Калуге, сосредоточились верные Лжедмитрию II войска; на севере, под Дмитровым , наседали Скопин-Шуйский и шведы, с трудом сдерживаемые тушинцами. В таких условиях гетман Рожинский принял решение отойти к Волоколамску . 6 (16) марта войско подожгло Тушинский лагерь и выступило в поход. Осада Москвы окончательно прекратилась. Через два дня войско гетмана было в Волоке, где Рожинский умер от «истощения сил». Его отряд, оставшийся без вождя, окончательно рассеялся. Войска же гетмана Сапеги, побывав у короля под Смоленском и ничего у него не добившись, вернулись на службу к самозванцу.

Второй Московский поход

Летом сильный польско-литовский отряд коронного гетмана Жолкевского двинулся к Москве, выступившее навстречу царское войско под командованием Дмитрия Шуйского было разгромлено в сражении у села Клушино . Военное положение России ухудшалось со дня на день. Власть Василия IV стала призрачной. Столичные жители, собравшись большими толпами под окнами дворца, кричали Шуйскому: «Ты нам не государь!» Испуганный царь не смел показываться на людях.

Армия Жолкевского вступила в Вязьму и приближалась к русской столице с запада. С юга к Москве поспешил Лжедмитрий II. Его войска захватили Серпухов , Боровск , Пафнутьев монастырь и дошли до самой Москвы. Сторонники самозванца предложили столичному населению низложить царя Василия Шуйского и обещали поступить аналогичным образом со своим «царьком». После этого, заявили они, все смогут сообща, со всей землёй, выбрать нового государя и тем самым положить конец братоубийственной войне.

В российской истории было немало самозванцев, претендовавших на царскую власть. Но только один из них был удостоен официального возведения на престол – Лжедмитрий І . А его жена, полячка Марина Мнишек стала единственной на Руси царицей, не принявшей православие. Их брак продлился всего 10 дней, с 8 по 17 мая – ровно столько, сколько продолжались празднования в их честь – и завершился трагически.

Молчанов не мог играть роль царя Дмитрия так уверенно и открыто, как это делал Отрепьев. Ведь внешность Отрепьева была хорошо известна многим, а между ним и Молчановым не было ни малей-шего сходства. Поэтому Молчанов ограничивался рассылкой грамот и встречами только с теми, кто не знал первого самозванца. Одним из таких людей оказался Иван Исаевич Болотников , который возглавил восстание против царя Василия Шуйского .

Болотникову удалось дойти до Москвы, одержав по дороге ряд побед над царскими войсками, и расположиться в селе Коломенском. После неудачно осады столицы, в начале декабря 1606 г., прави-тельственные войска выбили мятежников из их лагеря в Коломен-ском. Армия Лжедмитрия II под предводительством Болотникова отступила в Калугу. Весной войска Болотникова, получив подкреп-ление от Лжепетра, разгромили царские войска у стен города.

В мае 1607 года Болотников отступил к Туле, где обосновался Лжепётр.

Отступавшие под натиском войск Шуйско-го мятежники с нетерпением ждали появления их кумира — чудом спасшегося в Москве «доброго царя Дмитрия Ивановича». В отличие от рядовых воинов руководители движения не слишком верили в чу-деса. Поэтому Болотников ещё в начале 1607 года решил поторопить судьбу и отправил в Польшу на поиски царя казачьего атамана И. С. Заруцкого . Посланец мятежни-ков связался с местной шляхтой, участвовавшей в авантюре первого самозванца. В результате нужный человек был найден. Это был бед-ный учитель из белорусского городка Шклова. Он привлёк внимание заговорщиков некоторым внешним сходством с первым «царевичем Дмитрием». Угрозами и посулами они заставили беднягу вступить в игру, ставки которой ему никогда и не снились.

На помощь осаждённому в Туле Болотникову с юго-запада страны двигались отряды повстанцев, во главе которых был «обновлённый» Лжедмитрий II. Но они не успели: царская армия Василия Шуйского успешно осадила Тулу. Болотников и Лжепётр были убиты.

В мае 1607 г. новый Лжедмитрий II пересёк границу России и обосновался в городе Стародубе, расположенном примерно на пол-пути между Черниговом и Брянском. Сюда к нему стали собирать-ся польские наёмники и ополченцы из городов Северской Украины. Подтянулись и отряды запорожских казаков. Остатки армии Болотникова также вли-лись в отряды повстанцев и усилили их. В этом войске собра-лось население южных и юго-западных земель стра-ны, недовольное правлением Василия Шуйского. Ту-да же съезжались русско-литовские и польские дворяне. Но сбор сил шёл мед-ленно. Лишь 10 сентября 1607 г. Лжедмитрий II начал свой поход на Москву. Он взял Брянск, Карачев, Козельск и 16 октября всту-пил в Белев. Отсюда оставалась всего лишь сотня вёрст до Тулы. Од-нако к этому времени Болотников в Туле уже сдался царским воеводам.

Весть о падении Тулы внесла смятение в ряды сторонников нового самозванца Лжедмитрия II. Его войско стало стремительно таять. Зиму 1607-1608 г. он провёл в Орле. Весной в его лагерь прибыл большой отряд поль-ских наёмников во главе с Р. Ружинским. Вслед за ним явился с на-ёмным войском другой польский магнат — Ян Сапега. Прибывшие оттеснили прежнее плебейское окружение Лжедмитрия II и взяли «царя» под свой контроль. Отныне именно поляки стали главной опорой самозванца.

Летом 1608 г. Лжедмитрий II нанёс несколько поражений цар-ским войскам и подошёл к Москве. Не имея сил для штурма горо-да, его большая армия остановилась под Моск-вой и встала лагерем у села Тушино.

Началась многомесячная осада Москвы. Лжедмитрий II осаждал столицу почти два года: с июня 1608 по март 1610 г. Сторонники Шуйского стали называть второго Лжедмитрия «Тушинским вором». Однако в на-роде рассказ о вновь воскресшем «добром царе Дмитрии Иванови-че» поначалу вызвал искренний отклик. На его сторону переходили уже не только южные, но и многие другие русские города — Вла-димир, Ярославль, Вологда, Псков.

В это время в стране образовалось двоевластие. Одна власть была в Москве во главе с царем Васи-лием Шуйским. Патриархом являлся Гермоген, суще-ствовала Боярская дума и приказы. Другая власть была в Тушино: со своим царем Лжедмитрием II, Боярской думой и приказами. Был и свой патриарх. Им стал попав-ший к тушинцам в плен митрополит Филарет. Служилые люди то примыкали к Шуйскому, то перебегали из Москвы на сторону Лжедмитрия II в Тушино.

Ненависть к Василию Шуйскому и жажда высоких чинов при-вели в Тушинский лагерь некоторых видных представителей мо-сковской знати — Романовых , Салтыковых , Трубецких . Сюда же прибыл и освобождённый из ярославской ссылки Юрий Мнишек со своей дочерью Мариной, ко-торую вынужден был отпустить из плена Василий Шуйский по настоянию польского короля. И, как в случае с Лжедмитрием I, была разыграна сцена «узнавания». Вдова первого самозванца Марина Мнишек не раздумывая признала «Тушинского вора» за своего мужа, «подлинного царя Дмитрия».

Двоевластие продолжалось до 1610 г. Это ещё больше раскололо общество , подорвало хозяйство и ослабило страну. Тушинцы граби-ли земли, разоряли деревни, оскверняли святые для православных места. Нередко в тех же уездах зверствовали отряды карателей Ва-силия Шуйского. Они убивали и грабили тех, кто добровольно или по принуждению принёс присягу «Тушинскому вору».

Осада Троице-Сергиева монастыря

Православный русско-литовский военачальник Сапега, из ту-шинского лагеря, осадил Троице-Сергиев монастырь — всенародную святыню. Осада продолжалась почти полтора года. Она нача-лась осенью 1608 г. Крепостные стены монастыря были непристу-пны. В монастыре находились царские войска во главе с воеводой. Монахи и жители близлежащих районов мужественно сражались наряду с военными, отбивая атаки нападавших. Осаждённые испы-тывали большой недостаток в дровах и питьевой воде, но не сдава-лись. В монастыре началась цинга. Силы защитников таяли.

Сапега знал о тяжёлом положении в монастыре и начал реши-тельный штурм. Все, кто остался в живых в монастыре, защищали его: они стреляли, кололи, бросали камни, лили на осаждавших рас-плавленную смолу, скидывали лестницы, по которым забирались на стену монастыря штурмующие. Приступы шли всю ночь до утра. Полякам пришлось отступить.

Начало русско-польской войны

В 1609 г. войска под руководством воеводы Михаила Васильевича Скопина-Шуйского с помощью шведских наёмников освободили всю северо-восточную часть страны и двинулись к Москве. Выборгский договор России со Швецией дал повод Речи Посполитой объявить войну России.

В сентябре 1609 г. польско-литовские войска осадили Смоленск. Город сопротивлялся 20 месяцев. Руководил обороной талантливый воевода Михаил Борисович Шейн.

С января 1610 г. русская армия под командованием князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского очи-стила от тушинцев земли от Новгорода до Москвы. Был освобождён Переяславль-Залесский, Алексан-дровская слобода, снята осада Троице-Сергиева мона-стыря. Материал с сайта

Приближение армии Сигизмунда III вызвало разброд в Тушин-ском лагере. Польские наёмники стали покидать Лжедмитрия II и возвращаться к своему королю. В любой день самозванец мог быть арестован или убит своими же подручными. Спасая свою жизнь , «Тушинский вор» тайно бежал из Тушино в Калугу.

Бояре, служившие Лжедмит-рию II, отреклись от него и обратились к Сигизмунду с предло-жением возвести на русский трон его сына Владислава. Соответ-ствующее соглашение было заключено под Смоленском в феврале 1610 г. Однако исполнение этого соглашения зависело прежде всего от дальнейшего хода боевых действий.

В марте 1610 г. была освобождена от осады Мос-ква. Казалось, Сму-те приходит конец. Но царь Василий Шуйский без-действовал. За это он поплатился своим троном: в июле 1610 года бояре и дворяне свергли Шуйского с престола.

Уже в августе 1610 г., пользуясь свержением Василия Шуйского, Лжедмитрий II совершил Второй Московский поход. Он остановился в селе Коломенском под Москвой и начал штурм столицы. Бояре боялись, что столицу захватит Лжедмитрий II.

Боярская дума ещё в феврале этого года за-ключила договор с польским королём о призвании на русский пре-стол его сына королевича Владислава. Она хотела, чтобы королев-ские войска защитили её власть от Лжедмитрия II и прекратили интервенцию. И в августе 1610 г. временное правительство Русского царства — Семибоярщина — тайно впустила в Москву польско-литовские отряды, которые вынудили Лжедмитрия II прервать осаду столицы и вернуться в Калугу.

Однако боярское правительство просчиталось: польские войска совсем не желали оставлять в покое Москву, а народ не поддерживал того, что на русском троне разместился польский королевич. Это вызвало негативные волнения в столице. Часть населения страны и самой Москвы в условиях, когда в сто-лице бесчинствовали польско-литовские и русско-литовские отря-ды, вновь поддержала самозванца. Всё больше и больше людей и городов вставало на сторону Лжедмитрия II, надеясь, что он прогонит поляков из Москвы.