Мятеж левых эсеров в июле 1918 кратко. Русская служба Би-би-си – Информационные услуги

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Восста́ние ле́вых эсе́ров (в советской историографии - левоэсе́ровский мяте́ж ) - события в июле 1918 года , связанные с убийством германского посла Мирбаха и вооружённым выступлением левых эсеров против большевиков .

Предыстория

Противоречия внутри правительственной коалиции большевиков и левых эсеров обострились в марте 1918 года, с подписанием Брестского мирного договора . В знак протеста против его условий, позорных для России, левые эсеры покинули Совнарком , на IV Съезде Советов голосовали против Брестского мира. Они игнорировали аргументы большевиков, что Россия не может более воевать ввиду окончательного развала действующей армии. Мстиславский С. Д. выдвигает лозунг «Не война, так восстание!», призывая «массы» к «восстанию» против германо-австрийских оккупационных войск, обвиняет большевиков в том, что у них «государство заслоняет класс», в отходе «от чистых позиций революционного социализма на путь оппортунистического служения Молоху государства».

Однако, хотя эсеры вышли из состава Совнаркома, они продолжали работать в ВЧК, которая сыграла решающую роль в мятеже. Левые эсеры оставались в коллегиях наркоматов, военном ведомстве, разных комитетах, комиссиях, советах. Совместно с большевиками левые эсеры расправлялись с правыми и центристскими, или, в советской фразеологии, «буржуазными» партиями.

В апреле 1918 года левые эсеры участвовали в разгроме московских анархистов («Чёрная гвардия »). В частности, в этих событиях лично принял участие зампред ВЧК левый эсер Закс Г. Д. , который также от имени ВЧК зачитал на заседании ВЦИК доклад о произошедшем.

Новый всплеск напряжённости был связан с нарастанием активности большевиков на селе, которая настороженно воспринималась эсерами, традиционно считавшими себя крестьянской партией. Декретом ВЦИК от 9 мая 1918 года была подтверждена государственная хлебная монополия, начата организация «продотрядов» для принудительного сбора хлеба. Левые эсеры восприняли негативно разворачивание системы продразвёрстки («продовольственная диктатура»). В деревнях зажиточные крестьяне и середняки голосовали в основном за эсеров, в то время как деревенская беднота - как правило, за большевиков. Стремясь выбить почву из под ног своих политических конкурентов, большевики организовали в деревнях комбеды (декрет ВЦИК «О комитетах бедноты» от 11 июня 1918 года), чтобы сделать их основным центром силы вместо неподконтрольных им сельских Советов.

По мнению историка Юрия Фельштинского, левые эсеры поддерживали и разворачивание большевиками «хлебной монополии», возражая лишь против излишних полномочий Наркомпрода Цюрупы , поддерживали они и курс на «восстание деревенской бедноты против кулачества»; две партии окончательно пришли к разрыву лишь после того, как пробольшевистские комбеды всё больше начали вытеснять левоэсеровских представителей из проэсеровских сельских Советов.

В начале июля прошёл III съезд партии левых эсеров, в своей Резолюции по текущему моменту резко осудивший политику большевиков:

Также Съезд постановил «разорвать революционным способом гибельный для русской и мировой революции Брестский договор. Выполнение этого постановления съезд поручает ЦК партии» .

Декретом ВЦИК от 14(1) июня 1918 г. представители партий эсеров (правых и центра) и меньшевиков были исключены из состава ВЦИК. Тем же декретом всем Советам рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов было предложено также удалить из своей среды представителей этих партий. Член ЦК левых эсеров В. А. Карелин назвал этот декрет незаконным, так как только Всероссийский съезд советов мог изменять состав ВЦИК.

…левые эсеры вдруг обнаружили, что сотрудничают с режимом расчётливых политиков, которые заключают сделки с Германией и со странами Четверного согласия и вновь призывают «буржуазию» управлять заводами и фабриками, командовать армией. Что стало с революцией? Всё, что большевики делали после февраля 1918 года, не устраивало левых эсеров… Весной 1918 года левые эсеры стали относиться к большевикам так же, как сами большевики относились в 1917-м к Временному правительству и к демократическим социалистам. Они объявили себя совестью революции, неподкупной альтернативой режиму оппортунистов и сторонников компромисса. По мере уменьшения влияния большевиков в среде промышленных рабочих, левые эсеры становились для них всё более опасными соперниками, ибо взывали к тем самым анархическим и разрушительным инстинктам российских масс, на которые большевики опирались, пока шли к власти, но, получив власть, стремились всячески подавить…По сути, левые эсеры апеллировали к тем группам, которые помогли большевикам захватить власть в октябре и теперь почувствовали, что их предали.

Как только в Большом театре открылся съезд Советов, большевики и левые эсеры сразу же вцепились друг другу в глотку. Ораторы от левых эсеров обвиняли большевиков в измене делу революции и в разжигании войны между городом и деревней, большевики же, в свою очередь, упрекали их в попытках спровоцировать войну России с Германией. Левые эсеры внесли предложение выразить недоверие большевистскому правительству, денонсировать Брест-Литовский договор и объявить войну Германии. Когда это предложение было отклонено большевистским большинством, левые эсеры покинули съезд.

Днём 6 июля стало известно об убийстве левыми эсерами немецкого посла. Кроме того, левыми эсерами в штабе конного отряда ВЧК был арестован Дзержинский. Во время совещания в ВЧК Петерс по телефону от Ленина или Троцкого получил распоряжение идти в Большой театр , где проходило заседание Съезда Советов и арестовать фракцию левых эсеров. Со сцены было объявлено, что собирается фракция большевиков и чтобы все большевики выходили из театра. Чекисты установили на выходе из театра проверку документов и сначала выпускали только большевиков, затем других делегатов съезда, а оставшиеся в театре левые эсеры были арестованы.

Убийство Мирбаха

На следующий день после открытия Съезда - 6 июля , двое левых эсеров, сотрудники ВЧК Яков Блюмкин и Николай Андреев , предъявив мандаты ВЧК, прошли в германское посольство в Москве . Около 14:50 их принял немецкий посол Мирбах, при беседе также присутствовали советник посольства Рицлер и переводчик лейтенант Мюллер.

Как утверждает сам Блюмкин в своих воспоминаниях, он получил соответствующий приказ от Спиридоновой 4 июля. Как указывает Ричард Пайпс, день восстания 6 июля был выбран в том числе потому, что на этот день приходился латышский национальный праздник "Ligo" (Янов день), что должно было нейтрализовать наиболее лояльные большевикам латышские части .

Террористы совершили множество ошибок: на месте происшествия они забыли портфель с удостоверениями на имя Блюмкина и Андреева, кроме того, остались в живых свидетели убийства Рицлер и Мюллер. Кроме того, в суматохе они даже оставили в посольстве свои шапки.

Незадолго до своей гибели, 25 июня 1918 года Мирбах сообщает своему начальнику, статс-секретарю МИД Германии Кюльману о глубоком политическом кризисе большевистского правительства: «Сегодня, после более чем 2-месячного внимательного наблюдения, я не могу более поставить благоприятного диагноза большевизму: мы, бесспорно, находимся у постели тяжелобольного; и хотя возможны моменты кажущегося улучшения, но в конечном счёте он обречён». В мае он телеграфировал в Берлин о том, что «Антанта предположительно тратит огромные суммы, чтобы привести к власти правое крыло партии эсеров и возобновить войну…Матросы на кораблях…вероятно, полностью подкуплены, также как и бывший Преображенский полк, запасы оружия…с оружейного завода в руках социал-революционеров». Германский дипломат Карл фон Ботмер также свидетельствовал, что германское посольство, начиная с середины июня 1918 года, неоднократно получало угрозы, которые «большевистская служба безопасности» расследовала, но безуспешно.

Действия восставших

В общей сложности, во время мятежа левые эсеры берут в заложники 27 большевистских функционеров, в том числе, зампреда ВЧК Лациса М. И. и председателя Моссовета Смидовича. Кроме того, они захватили несколько автомобилей, при этом был убит делегат съезда Николай Абельман . Также они захватили Главпочтамт и начали рассылать антибольшевистские воззвания. Одно из таких воззваний, объявляющее власть большевиков низложенной, и приказывающее «приказов Ленина и Свердлова не исполнять», по свидетельству коменданта Кремля большевика Малькова П. Д. , попадает в руки к Ленину. Другое воззвание заявляло, что «…убит палач Мирбах…Немецкие шпионы и провокаторы, которые наводнили Москву и частью вооружены, требуют смерти левым социалистам-революционерам. Властвующая часть большевиков, испугавшись возможных последствий, как и до сих пор, исполняют приказы германских палачей…Вперед, работницы, рабочие и красноармейцы, на защиту трудового народа, против всех палачей, против всех шпионов и провокационного империализма». К этому времени лидер левых эсеров Мария Спиридонова, явившаяся на Съезд Советов, уже сама была арестована большевиками, и также взята в заложники.

Кроме того, караул у штаб-квартиры ВЧК на Лубянке состоял из матросов и финнов из отряда Попова, что создаёт у Ленина ощущение, что взбунтовалась вся ВЧК. По свидетельству Бонч-Бруевича , Ленин при этом известии «даже не побледнел, а побелел». Из всех частей Московского гарнизона большевики смогли опереться только на латышских стрелков - все остальные части либо перешли на сторону мятежников, либо объявили о своём нейтралитете. Приказ Троцкого частям Московского гарнизона выступить против восставших был выполнен только Комендантским полком и Школой военных курсантов, причём Комендатский полк вскоре бежал .

Ленин в разгар событий выразил сомнение в лояльности командира латышских стрелков Вацетиса , и выразил готовность «принять его услуги», только приставив к Вацетису четырёх комиссаров; Троцкий во время восстания четыре раза узнавал, не присоединился ли Вацетис к левым эсерам.

Также Ленин выступает с инициативой роспуска ВЧК, и замены её какой-то другой структурой. На какое-то время Ленин, Свердлов и Троцкий даже объявляют ВЧК распущенной, смещают Дзержинского и ставят на его место Лациса, которому предписывалось набрать в ВЧК новых людей. Троцкий приказывает Лацису арестовать всех левых эсеров, служащих в ВЧК, и объявить их заложниками. Однако вскоре левые эсеры сами занимают здание ВЧК, арестовав Лациса, и освободив арестованного им левого эсера Емельянова.

Также безуспешной оказалась попытка Троцкого предупредить захват восставшими центрального телеграфа; отправленные им туда две роты латышских стрелков были разоружены левыми эсерами. Заняв телеграф, они начали рассылать свои воззвания.

Однако левые эсеры не предпринимают никаких попыток арестовать большевистское правительство, хотя у них даже имелись пропуска, позволяющие беспрепятственно проходить в Кремль. Кроме того, мятежники не стали арестовывать большевистских делегатов V Съезда Советов. Никак не пытаясь захватить власть, они объявляют большевиков «агентами германского империализма», установившими режим «комиссародержавия», а всех остальных социалистов «контрреволюционерами». Исследователь В. Шамбаров обращает внимание на пассивность военных частей, перешедших на сторону мятежников: «полк ВЧК под командованием Попова восстал довольно странно. К нему присоединилась часть полка им. Первого Марта, силы составляли 1800 штыков, 80 сабель, 4 броневика и 8 орудий. У большевиков в Москве было 720 штыков, 4 броневика и 12 орудий. Но, вместо того чтобы атаковать и одержать победу, пользуясь внезапностью и почти троекратным перевесом, полк пассивно „бунтовал“ в казармах» .

Подавление восстания

Фельштинский Ю. Г. называет главными организаторами борьбы с мятежом предсовнаркома Ленина, наркомвоена Троцкого и председателя ВЦИК Свердлова. Ричард Пайпс называет непосредственным организатором подавления Вацетиса.

В ночь на 7 июля чрезвычайная «пятёрка» Ленин - Троцкий - Свердлов - Подвойский - Муралов приказала райсоветам Москвы выставить дополнительные вооружённые патрули для ареста левых эсеров, а также «подозрительных и сомнительных лиц», не имевших при себе особых пропусков за подписью Ленина, Свердлова и Троцкого. Ленин лично направил официальное сообщение о произошедшем в райкомы РСДРП(б), а также пробольшевистские райсоветы Москвы и красногвардейские штабы, совместно с наркомом Подбельским заменил охрану телефонной станции.

Рано утром 7 июля против мятежников начали наступление латышские части, вооружённые пулемётами , орудиями, броневиками . В течение нескольких часов мятеж был ликвидирован.

Очевидцы событий указывают, что большевики в ходе подавления восстания использовали артиллерию. По согласованию с заместителем Троцкого Склянским Э. М. был обстрелян силами батареи латыша Берзина Э. П. прямой наводкой левоэсеровский штаб отряда Попова, хотя в нём в этот момент находились большевики, захваченные левыми эсерами в заложники. Троцкий Л. Д. в официальном докладе V Съезду Советов заявил, что штаб отряда Попова был обстрелян артиллерией «с исключительной меткостью».

Нерешительность левых эсеров привела их к провалу. Они были исключены из состава ВЧК, левоэсеровские делегаты V съезда были арестованы. Большевикам удаётся заменить всю левоэсеровскую охрану ВЧК и левых эсеров в охране Съезда Советов. Проинструктированный Свердловым Петерс руководит арестом 450 делегатов съезда.

Несколько активных участников мятежа, среди них заместитель председателя ВЧК В. Александрович и 12 сотрудников ВЧК из отряда Д. И. Попова были расстреляны по постановлению ВЧК на следующий же день, 8 июля.

Остальных - в том числе и руководителей, успевших скрыться, - судили позднее. Верховный революционный трибунал приговорил командира отряда Попова (заочно) к расстрелу, а руководителей ЦК партии левых эсеров - к 1 − 3 годам тюремного заключения (также заочно). В целом расправа с левыми эсерами оказалась неожиданно мягкой: их лидер Мария Спиридонова была осуждена всего лишь на год лишения свободы, однако уже в апреле 1919 была похищена своими соратниками из тюрьмы. Непосредственные исполнители ликвидации Мирбаха, Блюмкин и Андреев, бежали на Украину, и были заочно приговорены всего лишь к трём годам тюрьмы. Андреев умер на Украине от тифа, Яков Блюмкин в мае 1919 «раскаялся», и был принят в Коммунистическую партию, после чего служил в охране Троцкого.

В своём официальном сообщении в «Известиях ВЦИК » наркомвоен Троцкий Л. Д. назвал произошедшее восстание «безумным» и «беспримерной авантюрой», в которой «легкомыслие, вероломство и провокация соединились в одно отвратительное целое».

7 июля Троцкий лично вручил Вацетису пакет с деньгами, двусмысленно заметив: «Вы разгромили одну из самых больших политических комбинаций и не знаете, кого вы громили». Впрочем, по мнению Ричарда Пайпса, Ленин особой благодарности к Вацетису не испытывал, всё ещё продолжая в нём сомневаться. 31 августа 1918 года он предлагал Троцкому Вацетиса расстрелять, а в июле 1919 года Вацетис всё-таки был арестован по подозрению в измене, и просидел несколько месяцев в тюрьме.

На какое-то время под подозрением также оказался Дзержинский, так как убийцы Мирбаха имели мандат с его подписью. Дзержинский временно был отстранён от должности, однако 22 августа был вновь назначен на этот пост.

В докладе V Съезду Советов, сделанном 9 июля 1918 года, Троцкий сообщает Съезду, что большевикам удалось арестовать в Москве до 300 левых эсеров, также арестовать левоэсеровский отряд в «несколько десятков человек», направлявшийся в Москву из Петрограда, второй отряд в 300-400 человек, «направлявшийся сюда с западной пограничной полосы»; в Петрограде разоружены левоэсеровские дружины, причём в Пажеском корпусе было 10 убитых и 10 раненых .

Вместе с тем Троцкий отверг левоэсеровские обвинения в «недостаточной революционности» большевиков, назвав левых эсеров сторонниками «крикливых партизанских вспышек», а также сторонниками «импрессионистского [так в тексте] террора» в противовес «массовой работе». В частности, докладчик отметил:

…если теперь нам говорят, что эта партия [левые эсеры] является передовым отрядом пролетариата и крестьянства и даже всего Интернационала, тогда как мы, коммунисты-де, переходим на позицию Керенского, то я все-таки позволю себе сказать, что передовой пролетариат группируется вокруг Петрограда и Москвы, но во всяком случае не в Тамбове, где уездный съезд левых с.-р. постановил, против нашей фракции, раздать населению водку…я хотел этим сказать, что левые эсеры оказываются в большинстве не в Петрограде и не в Москве, а в уездах Тамбовской губернии или во Льгове , где действуют банды, и левые эсеры только что выразили свою солидарность со льговскими бандами, назвав их уголовную работу революционным возмущением против германского империализма.

Разгромом левых эсеров в Петрограде руководил комендант города Шатов В. С. ; левоэсеровский штаб в Пажеском корпусе был обстрелян из артиллерийских орудий и взят штурмом. Бывший нарком юстиции Штейнберг И. З. бежал.

Мятеж Муравьёва

10-11 июля в Симбирске поднял мятеж командующий Восточным фронтом Красной армии, левый эсер Муравьёв М. А. объявивший, что "защищая власть советов: «я от имени армий Восточного фронта разрываю позор Брест-Литовского мирного договора и объявляю войну Германии…всех своих друзей и бывших сподвижников наших славных походов…призываю под свои знамена для кровавой последней борьбы с авангардом мирового империализма - германцами. Долой позорный Брест-Литовский мир! Да здравствует всеобщее восстание!»

11 июля Муравьёв с отрядом в тысячу человек прибыл из штаба фронта, размещавшегося в Казани, в Симбирск, занял стратегические пункты города и арестовал руководящих советских работников (в том числе Тухачевского М. Н.). Мятеж был подавлен, после того как Муравьёв был приглашён оставшимися верными большевикам руководителями на совещание и застрелен при аресте.

Предсовнаркома Ленин и наркомвоен Троцкий успели опубликовать в «Известиях ВЦИК» совместное обращение, объявившее, что Муравьёв «подкуплен британско-французскими империалистами…и отдал по всем войскам приказ повернуть против немцев, которые, будто бы, взяли Оршу и наступают на нас». Обращение требовало: «Бывший главнокомандующий на чехо-словацком фронте, левый эсер Муравьёв, объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте».

Был или нет мятеж Муравьёва санкционирован ЦК ПЛСР, до сих пор остаётся неясным. Большинство современных исследователей считают, что Муравьёв поднял мятеж по собственной инициативе, хотя и под влиянием событий в Москве.

Последствия

Тем не менее советско-германские отношения после убийства Мирбаха испортились, чему также способствовала бурная революционная деятельность, развёрнутая в Берлине советским полпредом Иоффе А. А. Германия требует разрешения на ввод в Москву одного батальона под предлогом охраны своего посольства, однако Ленин отвергает такое требование, заявив, что «подобное требование мы ни в коем случае и ни при каких условиях удовлетворить не можем, ибо это было бы объективно началом оккупации России чужеземными войсками».

Теории, связанные с восстанием

8 июля 1918 года официально было объявлено об аресте большевиками в разных городах 650 левых эсеров, из которых 200 человек, включая и Марию Спиридонову, якобы были расстреляны. Появляются также ошибочные сообщения о якобы расстреле Камкова Б. Д. (на самом деле погиб только в 1938 году), Саблина и т. д. На самом же деле большевики ограничились расстрелом активного участника событий, зампреда ВЧК левого эсера Александровича, и 12 левых эсеров из отряда ВЧК Попова. Лидер левых эсеров Мария Спиридонова была осуждена всего лишь на год лишения свободы, а непосредственные исполнители ликвидации графа Мирбаха, Андреев и Блюмкин - всего лишь к трём годам. В мае 1919 года Блюмкин «раскаялся», и даже был принят в Коммунистическую партию.

Такая мягкость выглядела тем более странной на фоне вскоре произошедшего подавления эсеровского восстания в Ярославле, где большевики не остановились перед расстрелами нескольких сотен человек. Эти обстоятельства позволили некоторым исследователям выдвинуть теорию, утверждающую, что мятеж якобы был инсценировкой самих большевиков. В частности, такую версию продвигает в своей работе «Вожди в законе» Фельштинский Ю. Г. С началом борьбы за власть внутри ВКП(б) в 20-х - 30-х годах основные лидеры партии начинают выдвигать разнообразные версии заговоров с целью дискредитации друг друга. Так, 11 декабря 1923 года Зиновьев, и 15 декабря Сталин заявили, что весной 1918 года возглавлявший фракцию «левых коммунистов» Бухарин якобы получил от левых эсеров предложение силой сместить Ленина, и якобы рассматривал вариант нового состава Совнаркома во главе с Пятаковым Г. Л. Зиновьев и Сталин обвинили Бухарина в том, что он не сообщил об этом предложении левых эсеров Ленину.

Непосредственно подавлявший мятеж левых эсеров Вацетис И. И. , ещё со времён Гражданской войны недолюбливавший Троцкого, в 1935 году объявил мятеж его «инсценировкой». «Разоблачения» Вацетиса не продлили ему жизнь: в ноябре 1937 года он был арестован по обвинению в участии в так называемой «латышской фашистской шпионско-террористической организации в РККА», якобы виновной в подготовке «контрреволюционного переворота». В июле 1938 года расстрелян.

С другой стороны, по свидетельству Карла Радека , мягкость большевиков была связана с тем, что они «испугались» фанатизма левых эсеров. Положение большевиков в это время сильно осложнилось с началом мятежа Чехословацкого корпуса , и эсеро-белогвардейскими восстаниями в Ярославле, Муроме и Рыбинске. Согласно советской историографии, в Ярославле восставшими впервые в истории Гражданской войны была использована баржа смерти , на которую посадили 82 большевика.

Последствия для ПЛСР

«Третья революция»?

Некоторые западные историки и политологи называют серию прокатившихся по России контрреволюционных мятежей, начавшихся с левоэсеровского мятежа 6-7 июля 1918 в Москве и продолжавшихся по 1921 год , третьей или четвёртой русской революцией - после Революции 1905-1907 годов, Февральской и Октябрьской революций . К событиям «четвёртой русской революции» относят также Кронштадтский мятеж , многочисленные крестьянские выступления, самым крупным из которых стала так называемая «Антоновщина» в Тамбовской губернии , деятельность анархических групп, «махновщина» и др. Всех их в той или иной степени объединяли лозунги «За Советы без большевиков (коммунистов)» и враждебность к любому государству как орудию подавления. Эти выступления базировались на «крестьянской стихии», бившейся как против красных, так и против белых.

См. также

• «Шестое июля» - советский фильм о событиях (1968 г).
• Эсеро-белогвардейские восстания Союза защиты Родины и Свободы Савинкова Б. В. , не имевшие никакого отношения к левым эсерам, но примерно совпавшие по времени с их выступлением в Москве:

В культуре

• «Вихри враждебные » - советский художественный фильм 1953 года о Феликсе Дзержинском и его участии в подавлении левоэсеровского мятежа.
• «Шестое июля » - советский фильм, снятый к 50-летию событий и полностью посвящённый восстанию левых эсеров.

Напишите отзыв о статье "Восстание левых эсеров"

Литература

• Фельштинский, Ю. Г. Большевики и левые эсеры. Октябрь 1917 - июль 1918. На пути к однопартийной диктатуре. - 1-е. - Париж : YMCA-Press , 1985. - 290 с. - (Исследования новейшей русской истории . Под общей редакцией А. И. Солженицына (Выпуск 5-й)). - ISBN 2-85065-063-3 .
• Петерс Я. Во споминания о работе в ВЧК в первый год революции // Пролетарская революция. - 1924. - № 10 (33). - С.5 - 32. // Составители: В. Гончаров, А. Кокурин. . - Москва: Индрик , 2009. - С. 373-381. - 492 с. - 1000 экз. - ISBN 978-5-91674-014-1 .
• Спирин Л. М. Крах одной авантюры: (Мятеж левых эсеров в Москве 6-7 июля 1918 г.) / Л. М. Спирин. - М.: Политиздат, 1971. - 112 с.
• Литвин А. Л. Левые эсеры: программа и тактика (некоторые вопросы) / А. Л. Литвин, Л. М. Овруцкий. - Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1992. - 143 с.
• Рыбаков А. М. «Левоэсеровский мятеж»: авантюра или способ выхода из политического кризиса / А. М. Рыбаков // Политические партии: теория, история, практика. - Вып.1. - М., 1993. - С.68 - 90.
• Левые эсеры и ВЧК: Сб. док. / Сост. В. К. Виноградов и др.; Науч. ред. А. Л. Литвин. - Казань: НТК, 1996. - 509 с.
• Леонтьев Я. В. «Скифы» русской революции. Партия левых эсеров и её литературные попутчики / Я. В. Леонтьев - М.: АИРО-XX, 2007. - 328 с.
• Леонтьев Я. В. Восстание на Ивана Купалу, Или так уж загадочен «мятеж» левых эсеров? / Я. В. Леонтьев // Родина. - 2008. - № 7. - С.84 - 89.

Художественная литература

• Арк. Васильев . кн.1: Тысяча девятьсот восемнадцатый // / ред. Н.Нефёдов. - М .: Советский писатель , 1973. - С. 7-239. - 560 с. - 200 000 экз.

Ссылки

• Л. Троцкий
• Мария Спиридонова. . Проверено 9 февраля 2011.
• Russian Review, Vol. 50, No. 3 (Jul., 1991), pp. 324–344
• (англ.)
• (англ.)
• (англ.)
• (англ.)
• (англ.)

Примечания

Отрывок, характеризующий Восстание левых эсеров

Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.

Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.

Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.

Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг"ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.

Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег"т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г"ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг"и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг"а не возьмем, они у нас из под носа выг"вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег"ала – сейчас вег"нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог"ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.

Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг"идет, не пг"идет Долохов, надо бг"ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг"ами. И по выстг"елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.

Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг"ат, тепег"ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг"опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг"ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг"ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег"вого не пг"ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог"ячих, ты и будешь дуг"ака то ког"чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.

В воскресенье исполняется 90 лет одного из самых загадочных событий Гражданской войны в России - московского мятежа левых эсеров.

Согласно официальной версии, произошло следующее.

Левые эсеры, несогласные с Брестским миром, решили убить немецкого посла в Москве графа Вильгельма фон Мирбаха, чтобы спровоцировать войну с Германией. Исполнение теракта взяли на себя два члена партии, начальник "германского" отдела ВЧК Яков Блюмкин и его сотрудник Николай Андреев.

В 14:15 6 июля 1918 года они явились в посольство в Денежном переулке якобы для обсуждения судьбы дальнего родственника фон Мирбаха, которого арестовала ЧК.

Около 14:40 Блюмкин несколько раз выстрелил в дипломата, а Андреев, убегая, кинул в гостиную две гранаты. Посол погиб на месте. Преступники скрылись.

Прибыв на место, Дзержинский мгновенно разобрался, что произошло, и сразу отправился в гнездо мятежа - спецполк ВЧК, базировавшийся в Трехсвятительском переулке и более известный как "отряд Попова".

Командир полка Дмитрий Попов, также левый эсер, задержал Дзержинского, и судьба "рыцаря революции" около пяти часов висела на волоске, пока его не освободили латышские стрелки Иоакима Вацетиса.

Узнав о случившемся, Ленин и Свердлов приказали арестовать руководство левых эсеров, находившееся в Большом театре на заседании V съезда Советов.

К утру следующего дня с мятежом было покончено. В час ночи 7 июля на места ушла телеграмма Ленина: "Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов. Будьте беспощадны против левых эсеров, и извещайте чаще".

Немцы, получив официальные извинения и заверения, что виновники убийства посла будут наказаны, не стали начинать военные действия из-за тяжелой ситуации на Западном фронте.

Несоответствия и нестыковки

В советскую эпоху эту версию полагалось принимать на веру без анализа. Современные исследователи обнаружили в ней массу темных пятен.

Казалось бы, исполнителя чудовищной провокации, едва не закончившейся гибелью советской власти, должна была ждать неминуемая казнь.

Однако Блюмкина даже не выгнали со службы.

В 1920 году он был принят в партию большевиков, тогда же выполнял важную миссию в иранском Азербайджане, где временно возникла Гилянская советская республика, в 1927-м к 10-летию ВЧК-ОГПУ получил золотое оружие, а расстрелян был спустя два года, причем не за убийство Мирбаха, а за то, что во время командировки в Турцию тайно встретился с Троцким.

Еще одна странность: прыгая в окно после теракта против посла Германии, Блюмкин сломал ногу и до автомобиля не бежал, а полз, однако охранявшие посольство латышские стрелки, уже слышавшие стрельбу и взрывы, отчего-то не задержали его.

Второго убийцу, Андреева, также не тронули. Вскоре он умер от тифа.

Попова расстреляли в 1921 году, но, опять-таки, не за 6 июля, а за то, что побывал помощником Махно.

Наконец, и с лидерами левых эсеров обошлись не по-большевистски мягко. Уже 10 июля почти всех выпустили в честь принятия на съезде первой советской конституции.

27 ноября 1918 года Ревтрибунал при ВЦИК рассмотрел дело о "заговоре ЦК партии левых эсеров против Советской власти и революции", однако из 14 обвиняемых в зале присутствовали лишь двое, которым дали по три года принудительных работ.

Впоследствии, правда, судьба левых эсеров сложилась незавидно.

Из видных партийцев эмигрировать и спастись удалось лишь наркому юстиции в первом послеоктябрьском правительстве Штейнбергу. Остальные многократно арестовывались, долгие годы мыкались по ссылкам, а в годы "Большого террора" были расстреляны.

Странное бездействие

Ни в Москве, ни в провинции левые эсеры ничего не сделали для захвата власти и не оказывали сопротивления, хотя тот же отряд Попова насчитывал 1800 бойцов, имел орудия и броневики.

"Арест" Дзержинского в штабе Попова свелся к тому, что глава ВЧК мирно пил со своим подчиненным чай.

Спирин и его коллеги объясняли бездействие Попова тем, что верхушка партии оказалась в заложниках у большевиков. Тогда возникает вопрос: зачем левые эсеры назначили мятеж именно на 6 июля, зная, что все их руководство будет находиться в Большом театре, как в ловушке?

Более того: если замышлялся государственный переворот, зачем нужно было убивать Мирбаха и тем оповещать противника? Взяли бы власть и строили отношения с Германией, как хотели.

Таинственные документы

Убегая, Блюмкин и Андреев бросили портфель, в котором находились "дело племянника" и мандаты, подписанные Дзержинским.

Впоследствии говорилось, будто Блюмкин подделал подпись начальника. Так ли это, проверить невозможно, ибо глава ВЧК, прибыв в посольство, сразу изъял документы "в интересах следствия", и с тех пор их никто не видел.

Самым полным сборником материалов о событиях 6-7 июля и главным доказательством вины левых эсеров по сей день считается изданная в 1920 году "Красная книга ВЧК".

В частности, она содержит протокол заседания левоэсеровского ЦК от 24 июня, где якобы принималось решение убить Мирбаха.

Однако в протоколе о покушении не говорилось, а слово "восстание" относилось к выступлению против немцев на Украине.

Блюмкин показал, что приказ убить Мирбаха получил 4 июля в гостинице "Националь" от "одного члена ЦК партии левых эсеров". Имени этого человека у него почему-то не спросили. По крайней мере, в архивах оно не упоминается.

Современные исследователи Андрей Буровский и Михаил Веллер указывают на ранее мало известный факт: до назначения в Москву фон Мирбах был послом в Швейцарии, и, следовательно, мог многое знать о финансировании Ленина и его сторонников германской разведкой.

Кстати, весной и летом 1918 года так думали в Берлине многие. Вопрос упирался в одно: никто в России больше не готов был подписаться под условиями Брестского мира.

Чей заговор?

Ряд историков прямо утверждает: никакого "левоэсеровского мятежа" не было.

По этой версии, ни ЦК левых эсеров, ни Попов ничего не замышляли. Дзержинский отправился в отряд, чтобы удержать подчиненного от спонтанного выступления.

Получил в последнее время новую трактовку и эпизод с батальоном германской пехоты, который немцы после убийства Мирбаха якобы требовали ввести в Москву для охраны посольства.

По советской версии, Ленин наотрез отказал, поскольку "это означало бы начало оккупации", и Берлин в конце концов уступил.

Современные историки предполагают, что, если такие переговоры велись, то батальон был нужен для охраны не столько посольства, сколько советского правительства.

В тот же день, 6 июля, произошли реальные вооруженные выступления в Ярославле, Рыбинске и Муроме, организованные Борисом Савинковым.

Большевики подозревали, что он хотел "расчистить путь" на Москву англичанам, которые к тому времени высадились в Архангельске.

Поскольку восстания савинковцев удалось быстро подавить, помощь немцев не понадобилась.

Архивные материалы подтверждают, что большевики готовились к "подавлению мятежа" еще до его начала.

В Москву были переброшены дополнительные латышские части. Командир латышской дивизии Вацетис еще 18 июня объявил состояние повышенной готовности, причем, как писал впоследствии в мемуарах, отлично знал, против кого предстоит действовать.

4 июля, в день открытия съезда Советов, по приказу Свердлова на все важные посты внутри Большого театра и вокруг него были выставлены усиленные караулы латышских стрелков.

По воспоминаниям коменданта Кремля Малькова, возле каждого из левоэсеровских часовых, "не спуская с них глаз, стояло по два-три человека", так что никто из левых эсеров "и пальцем не мог пошевелить, не обратив на себя внимание".

Вскоре после покушения из советского полпредства в Берлине пришла депеша: "германское правительство не сомневается, что граф Мирбах убит самими большевиками".

Сотрудник полпредства Георгий Соломон вспоминал, что его близкий друг, торгпред Леонид Красин, вернувшийся в Германию из Москвы вскоре после июльских событий, "с отвращением" сказал ему, что "такого глубокого и жестокого цинизма в Ленине не подозревал".

Айно Куусинен, жена видного коминтерновца и многолетнего члена политбюро Отто Куусинена, написала в мемуарах, что муж однажды познакомил ее с Блюмкиным, который "собирался ехать за границу с важным поручением от Коминтерна", а когда она заметила, что Мирбах был убит левыми эсерами, "Отто разразился громким смехом".

Конец многопартийности

Правые и центристские партии большевики разогнали еще в ноябре 1917 года.

15 июня пришла очередь правых эсеров и меньшевиков: некоторые члены этих партий в Поволжье и Сибири приветствовали восстание чехословаков.

В отношениях с левыми эсерами у большевиков к тому времени тоже возникли серьезные проблемы, и не только из-за Брестского мира, а в первую очередь, из-за продразверстки.

Второй человек в партии, Борис Камков, публично грозил "вымести из деревни комбеды и продотряды".

Так что покушение на Мирбаха случилось очень вовремя.

Независимо от того, что на самом деле произошло 6 июля 1918 года, эта дата стала поворотной в российской истории. Безраздельное господство одной партии, объявившей себя "умом, честью и совестью нашей эпохи", утвердилось на 71 год, 8 месяцев и 6 дней.

8 июля 2018 года.
В эфире радиостанции «Эхо Москвы» Ярослав Леонтьев, доктор исторических наук.
Эфир ведет Михаил Соколов.
М.Соколов ― В эфире «Эхо Москвы» программа «Цена Революции», ее ведет Михаил Соколов. У нас сегодня в студии гость доктор исторических наук, профессор, Ярослав Леонтьев, отмечаем столетие левоэсеровского мятежа, слово это в кавычках, ну, я бы сказал, что это был такой политический кризис лета 18-го года, когда в результате его большевики избавились от мешавшего им править в одиночку союзника, Партии левых социалистов-революционеров. Добрый вечер, Ярослав!
Я.Леонтьев ― Добрый вечер, Михаил!
М.Соколов ― Ну, давайте мы коротко по истории этой, этого кризиса, так сказать, обозначим некоторые вехи, Партия левых эсеров стала союзником большевиков в декабре 17-го года, в какой степени она была полезна большевикам, вот в течение этого полугодового периода, когда левые эсеры, как входили в Совнарком, так и потом в него не входили.
Я.Леонтьев ― Ну, давайте только очень коротко, если бы мы выходили в эфир до 6-го июля, тогда другое дело, а поскольку выходим 8-го июля, давайте все-таки говорить о последствиях вот уже 6-го июля, поэтому скажу коротко, входили с декабря 17-го года в качестве наркома в Центральный Совнарком, также во все региональные правительства, которых тогда много существовало и в Петрограде, и так далее, и так далее, на Кубани, на Дону, в Сибири, вот, кое-где возглавляли даже эти региональные правительства, например, Областной исполком Забайкальской области – левый эсер Иван Бутин, также входили, ключевые посты занимали в структурах Красной армии, формировавшейся или даже подписи двух наркомов левых эсеров Прошьяна и Штейнберга под Декретом о создании Красной армии тоже стоят, но потом вследствие ратификации Брестского мира наркомы вышли из Центрального Совнаркома, партия приняла решение, ЦК левых эсеров, перенести центр партийной работы на места, тяжесть партийной работы, да, и после этого там они как раз начали разъезжаться в регионы и активизировались там. К лету 18-го года левые эсеры победили легитимным путем в ряде мест, например, они возглавили Объединенный исполком рабочих и красноармейских уже к тому времени и крестьянских депутатов в Казани, Андрей Колегаев возглавлял, бывший нарком земледелия, в Петрозаводске, вашем городе, насколько я понимаю, родном, также возглавлял губернские исполнительные комитеты Иван Балашов, который в октябре 17-го года стоял во главе военной организации левых эсеров, они возглавляли 2 новообразованные губернии, к тому времени Северодвинскую и Череповецкую, и так далее, и целый ряд уездных исполкомов, что тоже очень важно. Более того, в некоторых случаях они возглавляли и чрезвычайные комиссии, местные, региональные, а ВЧК, буквально вторым человеком ВЧК был Александрович, Вячеслав Александрович, вот как раз расстрелянный после 6-го июля, он был главным заместителем Дзержинского, сам Дзержинский говорил, что Александрович пользовался такими же правами, как и он сам, мог ставить печати, подписывать любые документы. Мы еще коснемся одного примечательного случая сегодня в этой связи, как он подписывал ордер на арест Михаила Муравьева в конце апреля 18-го года, именно Александрович. Так вот левые эсеры также выходили во все, еще раз повторю, ключевые, и продолжали, кстати, несмотря на выход из Центрального Совнаркома, в коллегиях то они оставались, даже еще в июне 18-го года, например, в Коллегию наркомата путей сообщения было 3 левых эсеров введено, примерно так дело обстояло.
М.Соколов ― Да, вот все-таки об убийстве посла Германии Мирбаха, было ли оно санкционировано Центральным комитетом Партии левых эсеров или Блюмкин получил это задание от группы членов ЦК, в общем, вот разъясните это еще.
Я.Леонтьев ― Ну, здесь есть нюансы, потому что, нет, в принципе, да, конечно, оно было, и не только Центральным комитетом, сама активизация вот действий в этом направлении, «Антибрест», такое слово, можно это назвать одним ключевым теговым словом, она была санкционирована, вот эта антибрестская деятельность Третьим партийным съездом, который приступил к работе 28-го июня 18-го года. К этому времени ЦК заготовил определенный документ, вот в котором как раз предлагалось выпрямить линию советской политики, как внешнюю, так и внутреннюю. Применительно к внутренней линии выпрямления советской власти шла речь о том, что левые эсеры противились созданию Комбедов в деревне, как раз к этому времени уже появился декрет. Я тоже забыл сказать, что вторым человеком во ВЦИК продолжала оставаться на этот момент Мария Александровна Спиридонова, она возглавляла Исполком крестьянской секции ВЦИК, со своим аппаратом, со своей газетой «Голос трудового крестьянства», то есть по сути дела она была вторым человеком после Свердлова во ВЦИК. И они активно, левые эсеры, противились Декрету о комбедах, потому что Комбеды, конечно, большевики, хотели противопоставить Советам крестьянских депутатов, где были сильны левые эсеры. И вот таким образом ЦК принял такое проектное, такой документ, вот, о начале активных действий, съезд, состоявшийся, открывшийся через 4 дня и закончивший свои работы 1-го июля 18-го года, санкционировал большинством, подавляющим большинством голосов, он поддержал ЦК, конечно, не все рядовые делегаты с мест, может быть, были посвящены в тонкости, именно в детали вот разработки покушения и так далее, но в принципе все это висело в воздухе, и все понимали, что начнется активизация действий. Более того, еще на апрельском съезде тоже бывший нарком юстиции Штейнберг сказал, что если мы боремся за власть, мы должны ее взять.
М.Соколов ― Ну, вот как-то они странно брали власть, такое впечатление, что никакого плана, так сказать, военного переворота, скажем так, опять же этого мятежа в кавычках, у левых эсеров 6-го июля не было, вот этот отряд Попова, так сказать, находился в некотором бездействии, арестовали Дзержинского и кое-каких других…
Я.Леонтьев ― Смидовича, председателя Моссовета…
М.Соколов ― Ну, которые к ним то и поехали фактически сами…
Я.Леонтьев ― Нет, Смидовича они задержали при проверке автомобилей…
М.Соколов ― Все-таки значит как-то действовали…
Я.Леонтьев ― Конечно…
М.Соколов ― Ну, и Телеграф заняли…
Я.Леонтьев ― Телеграф заняли.
М.Соколов ― В общем, очень неясная, так сказать, история, как Ленин говорил, оборона - смерть вооруженного восстания.
Я.Леонтьев ― Это правда, так вот они и свой штаб назвали Штаб обороны партии, а не Штаб наступления, почему? Все дело в том, что они не собирались вот именно свергать большевиков таким вооруженным путем, да, они хотели изменить линию советской политики, внешней политики и внутренней, они хотели отстранить Ленина от лидерства, более того, даже поднимался вопрос о ликвидации Центрального Совнаркома как такового, потому что левые эсеры позиционировали себя таким упертыми федералистами, вот, и что верховенство власти должно принадлежать именно ВЦИК, советскому парламенту, да, советскому конвенту такому этакому, вот. И они не хотели свергать большевиков, своих союзников, они именно хотели заставить их подвинуться, и изменить политику, более того, они очень надеялись, что и у большевиков произойдет такая дифференциация, расщепление партии, что левое крыло, левые коммунисты, которые были противниками Брестского мира, выступали за вот повстанческую войну с Германией, что они в итоге сольются с левыми эсерами, и будут выступать единым фронтом, а в Германии они очень надеялись на группы спартаковцев, к этому времени тоже начавших откол от Социал-демократической партии Германии во главе с Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом, потом убитыми, так что вот у них был именно такой план…
М.Соколов ― Ну, Ленин то не собирался с ними никаких переговоров фактически вести, как только латышские части, так сказать, были, скажем так, куплены или объявили о своей лояльности, то уже утром, собственно, этот отряд Попова, да, с помощью пулеметов, орудий и броневиков был обстрелян, там разоружен, и так называемый мятеж был ликвидирован…
Я.Леонтьев ― Ну, давайте…
М.Соколов ― Неужели левые эсеры не понимали, с кем они имеют дело?
Я.Леонтьев ― Ну, давайте чуть-чуть все-таки еще назад сместимся, вот я сказал Штаб обороны партии, так вот от кого все-таки левые эсеры собирались обороняться, опять же не от большевиков, они считали, и в общем-то, имели основание так считать, что идет вооружение тайное, что это оплачивается германофильскими правыми кругами, офицерским подпольем в том числе, которое ориентируется на Мирбаха, и действительно потом когда публиковалась переписка Мирбаха, из нее тоже явствовало, что он сам считал, что уже большевики выполнили свою программу, и что надо большевиков уже отодвигать, и заниматься, приступать к реставрации. И левые эсеры полагали, что вот немецкое посольство, которое здесь неподалеку в Денежном переулке находится, находилось, Итальянское посольство там в этом месте находится, да, что они вооружают как раз военнопленных, которых много в Москве было, вот, и что они попытаются их атаковать, левые эсеры утверждали, что за ними ведется слежка…
М.Соколов ― Но занялись то ими латыши, собственно, Вацетис и так далее привел, собственно…
Я.Леонтьев ― Это правда, это правда, но было тоже непонятно, потому что многие латыши тоже сомневались, потому что Латвия была сама оккупирована Германией, и у левых эсеров наоборот была даже надежда и склонить латышей в свою сторону, но они остались верны дисциплины, там у них во главе стояли все-таки серьезные большевики и кадровые офицеры, как Вацетис, которые поддерживали большевиков, но ситуация все-таки была такая в какой-то момент достаточно патовая и было непонятно. Вы правы, я сам сравнивал левых эсеров с декабристами, то есть со стоянием декабристов на Сенатской площади, что они тоже не предпринимали атакующих действий, вот что-то выжидали, вот такая тактика выжидания действительно у левых эсеров была…
М.Соколов ― У обеих сторон же были заложники, да, с одной стороны, Дзержинский и, по-моему, Лацис, да, и другие, с другой стороны, Смидович, да, вы сказали…
Я.Леонтьев ― Смидович, да, председатель Моссовета…
М.Соколов ― С другой стороны вся фракция левых эсеров, арестованная в Большом театре, может быть, вот это как-то одну сторону сдерживало, а вторая, так сказать, действовала напрямую, не обстреляла то же здание, где и заложники были.
Я.Леонтьев ― Все-таки, значит, это уже спонтанные были действия, понятно, что левые эсеры не ожидали, что большевики их перехитрят, уведут свою фракцию из Большого театра, это тоже решение, конечно, заранее не принималось, все это произошло достаточно спонтанно…
М.Соколов ― Это спорно, некоторые уверены, что это…
Я.Леонтьев ― Ошибочно…
М.Соколов ― Заговор был.
Я.Леонтьев ― Пусть они изучат 4 тома документов, где весь уже архив ЦК левых эсеров издан, издательство «Росспэн»…
М.Соколов ― Ну, и мемуары, да, там есть тоже?
Я.Леонтьев ― Мемуары могут привирать, вы знаете, и выдавать желаемое за действительное, а есть документы, первоисточники, они сейчас все изданы, издательство «Росспэн», «Политическая энциклопедия»…
М.Соколов ― Да, ваш труд хороший.
Я.Леонтьев ― Четырехтомник, да.
М.Соколов ― Поздравляю!
Я.Леонтьев ― Спасибо! И документы из Архива центрального ФСБ, и Государственного архива Российской Федерации, и региональных архивов многих там присутствуют, и видно, что на самом деле, конечно, было по-другому, нежели некоторые интерпретаторы, публицисты пытаются утверждать, да, вот, тем не менее, тем не менее.
М.Соколов ― Хорошо, все-таки как понять, за что были расстреляны зампредседателя ВЧК Александрович и 12 сотрудников вот этого отряда Попова буквально…
Я.Леонтьев ― Сакральные жертвы…
М.Соколов ― На следующий день, 8-го июля.
Я.Леонтьев ― Сакральные жертвы, чтобы прогнуться, так сказать, перед германским империализмом, в чем как раз левые эсеры и упрекали постоянно большевиков…
М.Соколов ― А Дзержинский, кстати, приехал, кажется, туда в этот отряд, и сказал, что надо парочку ваших членов ЦК выдать, чтобы расстрелять ради мира с немцами?
Я.Леонтьев ― Ну, видимо, это был уже просто разговор на повышенных тонах, но с Дзержинским же вообще есть, вы знаете, неясности, он сам все-таки, его малая родина, и Польша, и Вильнюсский край находились тоже под пятой немецких оккупантов, и он сам был левым коммунистом, мне кажется, что Дзержинский закрывал глаза на то, что творят его подчиненные, в том числе вообще-то отряд Попова мы упоминаем, но мы забыли сказать его полное наименование, «Боевой отряд ВЧК», это был именно спецназ ВЧК, который Дзержинский сформировал. Я думаю, Дзержинский обо многом тоже сам догадывался, неслучайно же он 7-го июля уже написал прошение об отставке в Совнарком, поскольку проходит ключевым свидетелем…
М.Соколов ― Ну, как не справившийся.
Я.Леонтьев ― А вот понимаете, роль опять же Дзержинского, если проводить аллюзии с декабристами, можно сравнить с ролью Милорадовича, Милорадович…
М.Соколов ― Вел двойную игру…
Я.Леонтьев ― Двойную игру, совершенно верно, вот очень похоже, что Феликс Эдмундович тоже мог вести такую двойную игру, и поэтому он и поехал, чтобы, так сказать, снять с себя, обелить, и разговаривал на повышенных тонах, ну, был арестован, но заметьте, ведь ни одного волоска из бороды Дзержинского не пострадало…
М.Соколов ― А могли бы расстрелять.
Я.Леонтьев ― Могли бы, но не расстреляли, зато…
М.Соколов ― Вот их и расстреляли в результате.
Я.Леонтьев ― Ну, далеко не всех, расстреляли только именно нескольких сакральных жертв, как бы нужно было положить к ногам Германии, чтобы немцы не потребовали ввода, как они сначала хотели, потребовать ввода двух батальонов в Москву, вот, но это уже совершенно другая была бы коллизия, понимаете, вот, и…
М.Соколов ― А вот что за история уже, собственно, если мы говорим о последствиях, да, вот Троцкий сообщал Съезду советов, что удалось арестовать левоэсеровский отряд, направлявшийся в Москву из Петрограда, и второй отряд, который двигался откуда-то с Запада…
Я.Леонтьев ― Из Витебска.
М.Соколов ― Из Витебска, да, это миф или реальность?
Я.Леонтьев ― Нет, это абсолютно не миф…
М.Соколов ― А откуда же они тогда взялись, если не переворот, а случайное событие?
Я.Леонтьев ― Они просчитывали разные варианты развития событий, конечно же, как и декабристы, собственно говоря, они просчитывали разные варианты, то есть возможно нападение немцев и австрийцев вот на них, и между прочим, латышам помогал действительно австрийский отряд интернационалистов во главе с Бела Куном, небезызвестным, именно он брал Центральный телеграф отбивал у левых эсеров, вот…
М.Соколов ― То есть немецкий след значит прослеживается?
Я.Леонтьев ― Ну, интернационалисты условный, конечно, немецкий след, то есть он не от имени друзей Мирбаха действовал, уж дальнейшую биографию Бела Куна слишком хорошо мы знаем, чтобы его в этом подозревать. А так вот левые эсеры вызывали все-таки, и не только отряды целые, во-первых, они вызвали группы боевиков, об этом мало известно, но, тем не менее, я эти документу публикую, уже опубликовал…
М.Соколов ― Это когда?
Я.Леонтьев ― Накануне июльских событий…
М.Соколов ― А.
Я.Леонтьев ― Они вызвали с Морозовской фабрики из Твери группу боевиков, с Ярославской Большой мануфактуры, там была сильная дружина…
М.Соколов ― Может они все-таки готовились?
Я.Леонтьев ― Они готовились к разным вариантам, еще раз повторяю, к возможным, да, они не исключали, что, может быть, возникнут столкновения с большевиками, но хотели бы из избежать, еще раз повторяю, вот, и вызвали целые левоэсеровские дружины, вот в частности из Питера как раз приехала там в меньшем составе, чем они вызывали, их разоружили по дороге, не только с Николаевского вокзала, в Москве пешком шли в сторону Трехсвятительского, на Рождественском бульваре наткнулись на латышей и их разоружили, а в Витебске губвоенком Путна вообще как бы не позволил сесть в эшелон, их при погрузке на станции, допустим, разоружили, да.
М.Соколов ― Ну, это было перед 6-ым июля, да?
Я.Леонтьев ― Вот в Витебске уже задним числом, они не успели погрузиться, а питерский отряд как раз непосредственно в утренние часы 7-го июля это произошло, они как раз прибыли ровно день в день, да.
М.Соколов ― Хорошо, а что происходило в Петрограде, вот эта история меньше известна…
Я.Леонтьев ― Очень интересно, да, и кстати, понимаете, вот еще одни аргумент в пользу того, что большевики потом все-таки разобрались, что комиссия Стучка разобралась с тем, что хотели, что задумывали левые эсеры не в качестве все-таки такого решительного переворота, чтобы низвергнуть как Временное правительство допустим, потому что ведь все же потом профильтрованы и поповцы, 444 человека было, и все делегаты съезда, 517 человек, не все, вот маленькая группа была отделена во главе со Спиридоновой, в Кремль помещена под арест, вот на гауптвахту в Кремле, а остальные то были освобождены, в Питере тоже вот все задержанные, вот эта история, они тоже были освобождены и дело закрыто. А в Питере дело обстояло так, там центром боевой организации петроградской было бывшее здание Пажеского корпуса на Садовой улице, рядом с Невским проспектом и с Гостиным двором, вот, и там сосредоточились как раз боевики, там тоже около трехсот, четырехсот человек, хорошо вооруженные, вот, их начали окружать, да, значит, Петроградский совет срочно сместил левоэсеровских тоже комиссаров, а комиссарами там в это время были…
М.Соколов ― Северная коммуна была?
Я.Леонтьев ― Да, Союз северных коммун во главе с Зиновьевым, но Зиновьев то сам на съезде находился в Москве в этот момент, также как и Урицкий, Урицкий был избран заочно, там заново был создан Военно-революционный комитет, Урицкий был заочно избран во главе, и срочно выехал в Петроград, Зиновьев продолжал оставаться в Москве. А сместили кого, Прошьяна и трех других левоэсеровских комиссаров, и вот взамен провозгласил Военно-революционный комитет, как чрезвычайный орган. Тем временем начали окружать здание на Садовой улице, Пажеский корпус, тоже силами латышей и китайцев в Питере, заметьте, кстати, тоже интересное обстоятельство, что ни в Москве, ни в Петрограде силы гарнизона обычные, они, в общем-то, держали нейтралитет приблизительно, даже некоторые солдаты в Москве из некоторых смежных полков, которые дислоцировались в Покровских казармах, например, на Покровском бульваре, они группами перешли на сторону поповцев, ну, небольшие, правда, группы, все-таки там агитацию тоже вели. И вот, кстати, очень как-то бегло бой в Москве опустили, бой достаточно серьезный был, полдня шел бой, и на прилегающих переулках, потому что левые эсеры там окопались…
М.Соколов ― С применением артиллерии, да?
Я.Леонтьев ― С применением артиллерии, даже небольшая артиллерийская дуэль была, потому что левые эсеры тоже произвели 7 выстрелов в сторону Кремля, там несколько снарядов перелетело и за кремлевские стены. А потом очень интересный человек установил орудие в Большом Ивановском переулке, это будущий начальник «Дальстроя», начальник, хозяин Колымы, Эдуард…
М.Соколов ― Берзин?
Я.Леонтьев ― Берзин, да, а в этот момент он был начальником артдивизиона латышского, и он как раз вел прямой обстрел, 50-60 выстрелов было сделано по Трехсвятительскому переулку, вернемся в Петроград…
М.Соколов ― Да, да.
Я.Леонтьев ― Да, и там точно также подвергались, но там не было орудий у левых эсеров, у них, там они открыли оружейно-пулеметную стрельбу после того как на них начали наступать, а по ним начали стрелять из пушек…
М.Соколов ― А им предлагали сначала разоружиться или нет?
Я.Леонтьев ― Конечно, и так же, как и в Москве, кстати, даже во время боя в Москве тоже интересные такие нюансы, видите, мы все время как-то перекличку такую делаем…
М.Соколов ― Ну, параллельно все идет.
Я.Леонтьев ― Ну, да, в Москве продолжали от поповцев парламентеры приходить к латышам и продолжали вести агитацию, даже уже в момент самого боя они пытались разагитировать латышей, там некоторые латыши попали в плен, то есть там были убитые и раненные с двух сторон, а то как-то у нас считают, что ничего не было, нет, конечно, происходил бой, ну, может быть, там не слишком кровавый, так сказать, но тем не менее. Более кровавый даже в Питере произошел, поскольку наступательная сторона всегда, ну, большие потери, так сказать, имеет, там около порядка 10 убитых, там свыше сорока раненых вот со стороны латышей, левые эсеры активно там…
М.Соколов ― Ну, то есть это здание…
Я.Леонтьев ― Отстреливались.
М.Соколов ― Пажеского корпуса, его взяли штурмом фактически, да?
Я.Леонтьев ― Да, нынешнее Суворовское училище, очень известное здание в Петербурге. Нет, штурмом его не брали, потому что они выкинули белый флаг после такого двухчасового боя выкинули, там много случайных еще пострадавших было в Питере, там в трамвай угодил снаряд, там погиб ребенок и женщины погибли в трамвае, то есть там даже более кроваво, чем в Москве проходило, но при этом, хотя сами большевики напали, они же обвинили тоже в заговоре левых эсеров. Однако, как я уже сказал, разобравшись потом более детально, их тоже всех освободили, там никто, так сказать, не попал никуда, и никто не был расстрелян в Питере.
М.Соколов ― Ну, проводились ли массовые аресты вот после…
Я.Леонтьев ― Нет…
М.Соколов ― Событий.
Я.Леонтьев ― Нет, то есть…
М.Соколов ― А как же 300 эсеров, арестованных в Москве вот после съезда?
Я.Леонтьев ― Так…
М.Соколов ― Или это на день, два буквально?
Я.Леонтьев ― Нет, вот на день, два, они были разбиты на несколько категорий, начали фильтроваться, они заполняли анкеты, я держал в руках эти анкеты в Архиве ФСБ, вот все листал, они заполняли анкеты, отношение как раз к убийству Мирбаха, отношение там к ЦК левых эсеров и все такое прочее в этих анкетах. Первая большая партия была освобождена 10-го июля уже, остальных освободили чуть позже, кого-то 13-го июля, кого-то еще позже, последних арестантов освободили в сентябре, и до суда довели только двух человек, Спиридонову и задержанного в Саратове, он бежал из Москвы, как раз руководитель Штаба обороны, Юрий Саблин, если помните, был такой начальник времен Гражданской войны, да.
М.Соколов ― Ну, то есть освобождение зависело от лояльности все-таки? Там если человек осуждал действия ЦК, то его раньше освобождали?
Я.Леонтьев ― Да, да, по началу да, но потом и упертых тоже освободили, кто отказывался, так сказать, встать на большевистские позиции, другое дело, что к этому времени закончился уже Съезд советов, который принял конституцию такую не в пользу крестьян, там диспропорция создавалась на выборы в Советы от, то есть 25 000 рабочих приравнивалось к 100 000 крестьян, и их не взяли во ВЦИК, то есть нелояльных левых эсеров уже не избрали в парламент.
М.Соколов ― Да, ну, парламентом его, конечно, надо назвать условно. Сегодня у нас в студии доктор исторических наук, Ярослав Леонтьев, мы говорим о событиях столетней давности, вот 6-ое, 8-ое и другие дни июля, левые эсеры и большевики, противостояние.
НОВОСТИ
М.Соколов ― В эфире программа «Эхо Москвы» «Цена Революции», ведет ее Михаил Соколов. Профессор Московского государственного университета, доктор исторических наук, Ярослав Леонтьев у нас в студии, говорим о событиях июля 18-го года, так называемые, «Левоэсеровский мятеж», ну, и мы переходим уже к 10-му, 11-му июля, это опять же мятеж, не знаю, в кавычках или нет, командующего Восточным фронтом Красной армии, как пишут в «Википедиях», левый эсер, Михаил Муравьев объявил, что защищая власть советов, я от имени армии Восточного фронта разрываю позор Брест-Литовского мирного договора и объявляю войну в Германии, так все было?
Я.Леонтьев ― Не так. Мне хотелось бы все-таки, чтобы мы поговорили не только об одном Муравьеве, но и о других регионах, там везде очень интересные события происходили.
М.Соколов ― Ну, давайте с Муравьева…
Я.Леонтьев ― Давайте, ладно…
М.Соколов ― Все-таки он очень яркий персонаж.
Я.Леонтьев ― Да, все-таки ключевое событие – Муравьев, и Муравьевщина, как это называлось в историографии. Так вот не так, потому что по началу уже 7-го июля есть приказ по войскам Восточного фронта за подписью Муравьева и двух комиссаров, Кобызева, наркома, да, и Благонравова, бывшего коменданта Петропавловки, да, который был комиссаром как раз на Восточном фронте у Муравьева, о том, что левые эсеры пытались осуществить гнусный переворот в Москве, что Муравьев заявил, что теперь он беспартийным является, что он вообще-то левый эсер, но вот в момент такой гнусности, он беспартийный, и они призвали наоборот как раз к консолидации всех сил, и в борьбе с теми левыми эсерами, которые стали агентами Антанты, вот был сначала такой приказ Муравьевский…
М.Соколов ― А что же случилось за 3 дня с ним?
Я.Леонтьев ― А…
М.Соколов ― Он вообще неврастеник был.
Я.Леонтьев ― Он был абсолютной неврастеник, и надо для этого немножко вспомнить его биографию, кстати, я досконально и детально занимался его биографией, для этого пришлось поднимать его послужные списки в Военно-историческом архиве вот в Лефортове, и проверить многие, многие легенды, так сказать, назовем это, о Муравьеве, вот, интересный человек он был, рассказать его биографию?
М.Соколов ― Конечно.
Я.Леонтьев ― Он был, происходил из, формально из крестьянского сословия Костромской губернии, но вообще-то фактически сын унтер-офицера, участника Русско-турецкой кампании, то есть уже с определенными льготами, вот, и окончил учительскую семинарию, по началу первое образование получил, там поступил, вольноопределяющимся пошел в армию, в Фанагорийский генералиссимуса князя Суворова Италийского полк, где был произведен в унтер-офицеры и выдержал экзамены в Казанское училище, видите, Казань с ним была связана с самого начала, оказывается, он туда еще потом не раз тоже возвращался, окончил училище. Часто пишут в его биографиях, что он якобы бретер был, дуэлянт, ничего подобного, я нашел потом документ, подписанный начальником училища, что там о повышении, о производстве, там следующий чин Муравьева, и написано, что ни в чем предосудительном он не замечен, это какие-то легенды и слухи. А вот что не легенды, то, что он уехал на Русско-японскую войну, героически вел в боях под Мукденом, получил пулеметную пулю в челюсть, и вот от этого у него был поражен правый лицевой нерв, страдал как бы всю жизнь, и в 18-ом году, когда лежал в клинике здесь в Москве, есть в медицинском освидетельствовании это. Потом соответственно после окончания Русско-японской войны с боевыми наградами вернулся, преподавал, как раз в Казанском училище сначала был строевым офицером. Началась Первая мировая, он опять уходит на фронт, получает второе ранение, в грудь, то есть боевой офицер, вот. Опять же его списывают не совсем как бы из армии НРЗБ, а на преподавательскую должность в качестве ротного командира в Одессу, в школу прапорщиков, вот. И во время Февральской революции проявил себя, арестовал начальника военного округа, он начал делать революционную карьеру, приехал в Питер, вступил в Партию эсеров, это подтверждается документами. В то же время на съезде в Каменец-Подольском, Юго-Западного фронта, выступил с идей создания ударных частей, он был одним из первых инициаторов, такой был создан Всероссийский добровольческий комитет, будущий такой прообраз добровольческой армии, вот именно Муравьев был инициатором создания этого. Но в то же время июльские события, во время июльских событий он снова высказался в качестве солидарности с репрессируемыми, с левыми эсерами и большевиками, в октябре 17-го года он активно поддержал, будучи подполковником, в тени подполковника, его сторону большевистско-левоэсеровскую, и стал начальником Петроградского военного округа как раз после свержения Временного правительства.
М.Соколов ― А потом командовал походом на Киев красных войск…
Я.Леонтьев ― Да.
М.Соколов ― И устроил там чудовищную резню.
Я.Леонтьев ― Да, что опять же весьма такой противоречивый момент, потому что одни документы его в этом упрекают, что он издавал там приказы казни всех там офицеров, гайдамаков и так далее, но в то же время я лично держал в руках воззвание Муравьева, где он выражает негодование об убийстве митрополита Владимира в Киеве какой-то кучкой анархистов, и требует наоборот, что, говорит, что он будет карать людей за самосуды…
М.Соколов ― Ну, одно другому не мешает.
Я.Леонтьев ― Одно другому не мешало, это правильно. Потом он еще был некоторое время такой, интересная у него должность была, главнокомандующий по борьбе с румынской олигархией, вот такой Русско-румынский фронт был создан, там были, Матрос Железняк ему активно там, кстати, помогал. Там вообще интересная компания была, Блюмкин там опять же в Одессе был, то есть, ну, это отдельный сюжет…
М.Соколов ― Ну, на Волгу, на Волгу…
Я.Леонтьев ― Да.
М.Соколов ― Все-таки давайте вернемся.
Я.Леонтьев ― А потом его, нет, там же, чтобы вернуть его на Волгу, его надо назначить сначала командующим Восточным фронтом. Так вот его первоначально Троцкий назначил командующим Кавказским фронтом, ему нужно было ехать в Баку, его поезд с Украины пришел в Москву, и тут представьте себе, что как раз по этим обвинениям, по всем киевским и так далее, его арестовали 29-го апреля, кто подписал ордер на арест, вот я обещал…
М.Соколов ― Александрович.
Я.Леонтьев ― Александрович. Кто производил арест, боевой отряд ВЧК, лично матрос Дмитрий Попов арестовал Михаила Муравьева, разоружил в штабном вагоне, есть протокол с подробным описанием, что он у него в штабном вагоне взял, его доставили в тюрьму, в Таганскую, оттуда и под поручительством Уралова, командующего Московским военным округом, освободили, в неврастеническую клинику на Погодинскую улицу попадает Михаил Артемьевич Муравьев. Но тут выносит постановление Совнарком, что он ни в чем не виновен, 10-го или 9-го, простите, июня, а 13-го июня уже за подписью Ленина и Троцкого он назначается главкомом Восточного фронта, и причем тут левые эсеры спрашивается? Вот наоборот левые эсеры, когда их опрашивали, и Спиридонова, и Прошьян утверждали еще во время ареста Муравьева в конце апреля, что он не является членом Партии левых эсеров.
М.Соколов ― Хорошо, ну, а что ж все-таки его побудило начать собственное преступление?
Я.Леонтьев ― Авантюрист, авантюра, он провозгласил себя русским Гарибальди, провозгласил создание Поволжской Советской республики, попытался сыграть в эту авантюра, причем опираясь на кого? На очень таких занятных персонажей, на двух большевиков, на Беретти, начальника Курского бронедивизиона, бывшего поручика, которого почему-то всегда называли Лев Никулин в книжке о Тухачевском, и многие другие называли его левым эсером, ничего подобного, я нашел документ, когда Беретти в 21-ом году был начальником Монгольской народной армии, коммунист со стажем 17-го года, никогда левым эсером не был, Николай Беретти.
М.Соколов ― А второй кто был?
Я.Леонтьев ― Второй Мокроусов, знаменитый матрос-партизан. Вот я говорил, что сегодня стихов не будет, а будет одна очень смачная цитата, еще был там и третий у него сподвижник, которого называли эсером-максималистом, с редким именем Исидор Трофимовский, Исидор, вот, а при это он создал, отряд его назывался Первый коммунистический интернациональный отряд, и в отряд Трофимовского входили тоже бывшие пленные сербы, там и немножко немцев, и мадьяр, вот. Так вот цитату я нашел в Нижегородском архиве, там совершенно замечательная, вот тут Мокроусов и Трофимовский характеризируют таким образом, сначала гражданин Мокроусов, который потом был причислен к легендам Гражданской войны, славный командир бронепоезда, в советской историографии. «Беспросыпное пьянство и пьяные оргии сменялись бессмысленными дикими выступлениями Муравьева в окрестных деревнях. Его высадка в НРЗБ и безобразные поступки вызвали восстания среди крестьян, и стоили жизни 6 матросам, сожженным заживо». О Трофимовском Исидоре: «Степан Разин, как его называли матросы, имел у себя на пароходе «Миссури» целый гарем женщин, и как полагается атаману, свою собственную княжну. Пьяные оргии на «Миссури» происходили день и ночь, потому и Тетюши были отданы белым также поспешно, как и Симбирск». Ну, вот примерно такие были друзья.
М.Соколов ― Ну, и что, вот с этими друзьями он, значит, решил взять Симбирск, я так понимаю, и его…
Я.Леонтьев ― А зачем взять? Он был, его штаб, в качестве главкома находился в Казани, он погрузился на свой там штабной тоже пароход, проследовал в Симбирск…
М.Соколов ― Ну…
Я.Леонтьев ― Зачем брать Симбирск, он же итак советский был…
М.Соколов ― Ну, он же там арестовывать начал советских работников?
Я.Леонтьев ― Ну, вообще-то они собирались наступать на Сызрань, там освобождать, на Самару, бороться с Комучем вообще-то, цель сначала такая был отправки Муравьева из Казани. Более того, он очень надеялся, что ему помогут симбирские большевики, левые коммунисты, и левые эсеры там местные, он не собирался брать Симбирск, зачем, он хотел просто, ну, дальше он действительно начал вести себя странно. Вдруг он, прибыв туда, арестовал своего же ставленника Тухачевского, кстати, очень…
М.Соколов ― Ну, наверное, поговорил с ним, арестовал, раз тот не поддерживает.
Я.Леонтьев ― Да, совершенно верно, а это всегда тоже был закрытый такой факт. Вообще Муравьева упрекали, что он разваливал фронт, ничего подобного, сейчас в Саранске очень интересная диссертация была защищена в конце прошлого года, Евгением Наумовым таким, как раз именно об организации Восточного фронта, вот. И вот этот молодой исследователь доказывает, что Муравьев проводил очень удачную реорганизацию из разрозненных частей Восточного фронта, именно его ставленником был Тухачевский, такого командарта Харченкова, он им заменил, поставив его на 1-ую армию. Ну, действительно, когда Тухачевский отказался сыграть в его авантюру, вот, Муравьев его действительно взял под арест. И другое дело, что его латыши там быстро освободили, там опять же ни один волосок не упал как бы с головы Тухачевского, вот. А Муравьев поехал в Симбирский совет встречаться открыто с фракциями левых эсеров и коммунистов, во главе стояли Гимов и Варейкис там, там коммунисты, ну, там была большая фракция левых эсеров и максималистов, такой Михаил Гольман там был, и другие. Муравьев на них надеялся, вот во главе своей Поволжской Советской республики он себя видел стратегом, конечно, русским Гарибальди, да, как он себя называл, а при этом во главе правительства он видел Камкова, например, Спиридонову он хотел включить в правительство, кстати…
М.Соколов ― Так воевать он с кем собирался? Все-таки с большевиками или с…
Я.Леонтьев ― Он хотел развернуть фронт на немцев…
М.Соколов ― А с большевиками не воевать?
Я.Леонтьев ― И вступить в переговоры с чехословаками, нет, ну, не совсем понятно…
М.Соколов ― А тут они его и застрелили.
Я.Леонтьев ― Действия Муравьева были спонтанными, авантюристичными, левые эсеры во всех постановлениях дальнейших на всех партийных форумах, которые они проводили, они отреклись от Муравьева, и на местном уровне, там Пензенский губком, и в Москве, когда проходил там совет партии…
М.Соколов ― А как же его обезвредили?
Я.Леонтьев ― Да его никто не обезвреживал, он пришел на заседание Совнаркома, ой простите, Губисполкома Симбирского, начал ругаться с Варейкисом и с другими, люди то все были при оружии, там с ним 3 адъютанта было, они достали свои там НРЗБ, а по ним успели открыть огонь и раньше, но и они стреляли, они тоже там успели ранить, то есть стреляли обе стороны.
М.Соколов ― То есть дискуссия с применением оружия…
Я.Леонтьев ― Да, да.
М.Соколов ― Закончилась не в пользу полковника Муравьева?
Я.Леонтьев ― Подполковника…
М.Соколов ― Подполковника.
Я.Леонтьев ― Который себя называл все-таки полковником, хотя официально полковником не был, да, но, да, именно…
М.Соколов ― А представьте, если бы его не убили, что, действительно, он повел бы войска на Запад, да?
Я.Леонтьев ― Непонятно, надо бы договариваться с чехословаками, с Комучем там непонятно, он себя, кстати, объявлял, что он с Комучем не будет никакого соглашения заключать, он их по-прежнему называл правыми эсерами, а себя называл левым эсером, да нет, совершенно непонятная авантюра, и правильно левые эсеры делали, что от нее отрекались.
М.Соколов ― Но то есть…
Я.Леонтьев ― И не надо все смешивать.
М.Соколов ― Добиться успеха русский Гарибальди не мог в этой ситуация?
Я.Леонтьев ― Я думаю, вряд ли, вряд ли, точно также, как успех не получился и у Перхурова в Ярославле, например, вот если переходить к другим регионам, ведь 6-го июля одновременно вспыхнули Ярославские события, но там наоборот, левые эсеры дрались на стороне большевиков, даже первый удар они приняли на себя.
М.Соколов ― Хорошо, а в других регионах что происходило с левыми эсерами…
Я.Леонтьев ― А вот…
М.Соколов ― Вот Петроград и Москву мы…
Я.Леонтьев ― Вот я и перешел к этому, в Ярославле левоэсеровские дружины рабочие с Ярославской Большой мануфактуры, НРЗБ часть Ярославля, дрались с перхуровцами и с савинковцами, защищали целый большой район, рабочий район Ярославля, продолжали отряды оставаться и на Восточном фронте левоэсеровские, даже более того, симбирские коммунисты выразили благодарность симбирским левым эсерам за то, что они не участвовали в авантюре Муравьева и оставили их в Совете. Кто держал фронт реальный там как раз под Симбирском, в других местах там на Восточном фронте, такой сводный отряд был и дружин под командованием Гая, который был потом развернут в железную дивизию, освободил и Симбирск и в Казани участвовал, ключевую роль сыграл в наступлении на Казань, сначала на Казань, а потом в Симбирск, да, в обратной последовательности, такая, Гай был левым эсером в это время…
М.Соколов ― Ну, многие советы же почистили…
Я.Леонтьев ― Сейчас одну секундочку, я еще не договорил. И входили как раз в его отряды, входили тверские левые эсеры, калужские левые эсеры, которые туда приехали, самарские, вот, и так далее. Во главе самарских стоял комбриг Устинов, родной брат будущего маршала Советского Союза, и нар…хотел наркома сказать, министра обороны СССР, Дмитрия Федоровича Устинова, у него был родной брат Петр, старший, много старше, так вот он был, оказывается, комбригом и левым эсером в это время. Поэтому те левые эсеры, которые сражались в Баку, пожалуйста, кого расстреляли среди 26 бакинских комиссаров? Петров, левый эсер, который был военкомом, да, Бакинского, то есть во фронтовой полосе левые эсеры по-прежнему сражались единым фронтом, на Урале и в других местах. Что касается внутренней России, Советской России, да, то начали выдвигать ультиматум большевики, появились, появился циркуляр наркома внутренних дел Петровского, появились там другие документы вот от имени ВЦИК, что от левых эсеров требовали лояльности, если они официально, причем индивидуальных подписок, если они индивидуально отрекались от линии ЦК, осуждали убийство Мирбаха, они продолжали оставаться на советской руководящей работе и так далее, если проявляли колебание и не отрекались принципиально, тогда их начали зачищать из советов, но работников было столь мало на местах, что зачастую все равно на это закрывали иногда глаза, а в некоторых случаях левые эсеры начали сопротивляться, там, где они возглавляли советы…
М.Соколов ― Это где?
Я.Леонтьев ― В целом ряде городов и городков, иногда были странные ситуации, ну, например, какие-нибудь города, возьмем Калязин Тверской губернии, там в уездном исполкоме 11 левых эсеров, только 4 большевика. Холм Псковской губернии, 12 левых эсеров, только 3 большевика, и вот эти 3 большевика приходят и говорят: «К нам поступила там директива из центра, вы должны нам передать все ключевые посты», они говорят председателю уездного исполкома, те, конечно, их посылают, обещают арестовать, вот, но они продумали операцию, сами арестовали председателя уездного исполкома, военкома Гуревича, и вот этого Шалашова, председателя уездного исполкома. В Калязине, например, по-другому ситуация обстояла, там левые эсеры решили не оповещать вообще этих большевиков недоделанных, в это время они даже не организовали еще серьезную свою организацию, не оповещать о событии в Москве, а занять выжидательную такую линию, при этом комиссар внутренних дел Макарий Широков вооружил всех местных левых эсеров бомбами и револьверами, есть список в деле Тверского военного трибунала, когда их уже судили, кому они были розданы, то есть они были произведены в состояние боевой готовности. Но из соседнего города Кашина приехали коммунисты, коммунистический отряд, все быстро оповестили местных коммунистов и разоружили левых эсеров. В некоторых городах дошло дело и до стрельбы, в Жиздре, в Калужской губернии дошло дело до стрельбы, там из Калуги был прислан отряд на подавление, там тоже левые эсеры преобладали, в Чембаре, в Пензенской губернии, на родине Белинского, тоже там левые эсеры организовали сопротивление и с ними вели бой самый настоящий, то есть где-то были вот и такие, ну, такие мини, модели Москвы и Петрограда повторялись в миниатюре, да.
М.Соколов ― А сама партия стала, я так понимаю, распадаться, появились же Партия народников-коммунистов…
Я.Леонтьев ― Позже…
М.Соколов ― Революционного коммунизма…
Я.Леонтьев ― Они появятся позже, уже ближе к осени 18-го года, но действительно вы правы, что группа левых эсеров во главе с Саратовской организацией, во главе с Алексеем Устиновым, с вот близким родственником Столыпина, Петра Столыпина, о нем интересная публикация тоже была в журнале «Родина» в начале этого года, мой аспирант Максим Новгородцев защитил эту публикацию, рекомендую ее почитать, вот. Они выступили как раз с осуждением, они выпустили такой сборник о московских событиях, где осуждали московские события, они попытались провести конференцию, но тогда не собрали народ, то есть народ то приехал точнее, из Тамбова, из Пензы и так далее, но не поддержали их линию, они не смогли свою конференцию, статус конференции придать, назвали это частное совещание, а уже потом в Москве они проведут учредительный съезд революционных коммунистов. Были еще любопытные ситуации на самом деле, когда производились обоюдные аресты, там еще ведь в целом ряде городов шла, продолжалась информационная война, продолжались съезды советов губернские, где фракции левых эсеров еще были могучие, в некоторых случаях они даже преобладали там в Льгове, в Курской губернии, там в Задонске, в Воронежской губернии, они объявляли почетными, выбирали почетным председателем Спиридонову, сидевшую под арестом, требовали ее освобождения немедленного и так далее, в Орле…
М.Соколов ― Но в результате то суд…
Я.Леонтьев ― Сейчас…
М.Соколов ― Над левыми эсерами был очень, приговор очень мягкий, ревтрибунал там…
Я.Леонтьев ― Дойдем, надеюсь, до приговора, а может быть, не дойдем и сегодня. Так вот, например, в Орле коммунисты выносит постановление об аресте левых эсеров, но левые эсеры работают на опережение, они сами арестовывают некоторых влиятельных коммунистов, в том числе председателя Горисполкома, ну, правда, никто никого не расстреливал в Орле. В Вышнем Волочке тоже самое произошло, и те, и другие, а в некоторых городах, там были силы настолько равные, в Рязани, в Воронеже, вот, в Петрозаводске как раз, одни боялись, что другие на них нападут, и боялись первыми, так сказать, приступать к каким-то действиям, вот такая была действительно запутанная патовая ситуация. И надо разбираться, вот я к этому призываю всех, особенно региональных историков, разбираться вот очень детально, внимательно, скрупулезно вот с каждым случаем, потому что не было общей модели, в том то все и дело, что были разные варианты развития событий, в прифронтовой полосе одни, вот в разных уездах, где с преобладанием там левых эсеров, одна ситуация, где преобладало коммунистическое большинство, другая ситуация, везде разные ситуации…
М.Соколов ― Времени мало…
Я.Леонтьев ― Давайте.
М.Соколов ― Но все-таки по поводу приговора вот этого, по 3 года политическим лидерам, таким как Прошьян, Камков, Карелин, там и так далее, там Спиридоновой, Саблину, значит, 1 год смягчения, ну, и Попова под расстрел, вот почему такое решение было принято?
Я.Леонтьев ― Ну, потому что, во-первых, большинство вышеназванных это заочный был приговор, они все ушли в подполье, заранее обзавелись еще накануне 6-го июля, паспортное бюро организовали, фальшивые паспорта, явочные квартиры, хорошо была продумана конспирация, финансовая база была неплохая, они все ушли в подполье. Спиридонову взяли, потому что она поехала брать ответственность за теракт в Большой театр, ее там же арестовали. Саблина, как я уже сказал, арестовали на пароходе в Саратове, его опознали, просто он загримированный был, также как Александровича, Александрович же тоже не сам сдался добровольно, он тоже пытался, так сказать, уйти, вот. Революция в Германии к этому времени произошла, уже, ну, просто это смешно было бы их осуждать за Мирбаха, вот, если уж Германия свергла, Кайзер бежал в Голландию и так далее, уже совершенно другая ситуация. Роза Люксембург заступалась активно за левых эсеров, она говорила, что прекрасно понимает, почему русские товарищи организовали теракты против Мирбаха и НРЗБ, как немецкий НРЗБ унижал как бы Советскую Россию, откладывая революцию в Германии в самой, сдвигая, Роза Люксембург в «Трагедии русской революции» писала об этом, да.
М.Соколов ― Ну, может быть, это еще связано с тем, что положение большевиков осложнилось, да, там и восстание, вот то, что вы говорили, в Ярославле, Муроме, Рыбинске, и выступление чехословацкого корпуса, и Комуч, и все прочее, в общем, нужно было хоть с кем-то, так сказать, несильно портить отношения.
Я.Леонтьев ― Нет, эта линия как раз не прослеживается, потому что продолжались, ведь активное шло формирование Красной армии, уже проводилась мобилизация туда, вот, а в ряде городов, это уже, правда, осенние страницы, если хотите, мы можем об этом поговорить…
М.Соколов ― В следующий раз.
Я.Леонтьев ― Мобилизация лошадей, как раз мобилизация крестьян, активные действия продотрядов, они приводили все к новым и новым вспышкам крестьянских выступлений, и часто местные региональные левые эсеры, что в Рязанской губернии, там Касимов, и другие места, Ряжск и так далее, они поддерживали, что в Калужской губернии там, можно много таких примеров привести, поэтому нет, они не видели, большевики, такими уж союзниками, как прежде, левых эсеров, но допускали, впрочем, такую определенную игру, даже и Ленин же написал даже статью такую памяти Прошьяна после его смерти, там в НРЗБ, написал, что Прошьян до 6-го успел гораздо больше пользы принести советской власти, нежели потом, но это все-таки реверанс такой в сторону эсеров, это было именно заигрывание, такая маневренная тактика. А вообще-то было тоже много непонятного, вот Киквидзе, например, давайте напоследок тоже вспомним, грузинский Чапаев, как его называла сталинская пропаганда, он был убежденный левый эсер, и на него очень левые эсеры надеялись, Прошьян сразу после событий московских 6-го июля поехал на Царицынский фронт к Киквидзе, пытался уговорить его идти на большевиков, но нет, он решил держать фронт, потому что считал, что Краснов опаснее большевиков…
М.Соколов ― Но, в общем, в любом случае этот конфликт левых эсеров и большевиков привел к постепенному переходу к однопартийному режиму, конечно…
Я.Леонтьев ― Постепенно да, но видите, Киквидзе, я тоже считаю, что был прав, потому что если вспомнить чем закончил Краснов, сотрудничая с Третьим рейхом, и неслучайно виселицей закончил, что, может быть, Василий Исидорович Киквидзе был прав все-таки в этой ситуации.
М.Соколов ― Хорошо, Ярослав Леонтьев был в студии «Эха Москвы», профессор, доктор исторических наук, и вел эту передачу Михаил Соколов, мы отметили столетие событий 6-го июля и того, что было за ними, 1918-го года.

6 июля 1918 года в Москве подняли вооруженное восстание левые эсеры. В этот день история была как никогда близка к тому, чтобы развитие советского государства пошло по небольшевистскому варианту.

Противоречия внутри правительственной коалиции большевиков и левых эсеров обостряются в марте 1918 года, с подписанием Брестского мирного договора. В знак протеста против его условий, позорных для России, левые эсеры покидают Совнарком, на IV Съезде Советов голосуют против Брестского мира. Они игнорируют аргументы большевиков, что Россия не может более воевать ввиду окончательного развала действующей армии. С. Мстиславский выдвигает лозунг «Не война, так восстание!»

Однако, хотя эсеры вышли из состава Совнаркома, они продолжали работать в ВЧК, которое сыграло решающую роль в мятеже. Левые эсеры оставались в коллегиях наркоматов, военном ведомстве, разных комитетах, комиссиях, советах. Совместно с большевиками левые эсеры расправлялись с правыми и центристскими, или, в советской фразеологии, «буржуазными» партиями.

Новый всплеск напряжённости был связан с нарастанием активности большевиков на селе, которая настороженно воспринималась эсерами, традиционно считавшими себя крестьянской партией. Декретом ВЦИК от 9 мая 1918 года была подтверждена государственная хлебная монополия, начата организация «продотрядов» для принудительного сбора хлеба. Левые эсеры восприняли негативно разворачивание системы продразверстки («продовольственная диктатура»). В деревнях зажиточные крестьяне и середняки голосовали в основном за эсеров, в то время как деревенская беднота — как правило, за большевиков. Стремясь выбить почву из под ног своих политических конкурентов, большевики организовали в деревнях комбеды (декрет ВЦИК «О комитетах бедноты» от 11 июня 1918 года) стремясь сделать их основным центром силы вместо неподконтрольным им сельских Советов.

5 июля на V Съезде Советов левые эсеры активно выступили против большевистской политики, осуждая Брестский мир, продразвёрстку и комбеды. Левый эсер Борис Камков пообещал «вымести из деревни продотряды и комбеды». Мария Спиридонова характеризовала большевиков, как «предателей революции», и «продолжателей политики правительства Керенского». Днем 6 июля во время совещания в ВЧК Петерс по телефону от Ленина получил распоряжение идти в Большой театр, где проходило заседание Съезда Советов и арестовать фракцию левых эсеров. Со сцены было объявлено, что собирается фракция большевиков и чтобы все большевики выходили из театра. Чекисты установили на выходе из театра проверку документов и сначала выпускали только большевиков, затем других делегатов съезда, а оставшиеся в театре левые эсеры были арестованы.
6 июля, двое левых эсеров, сотрудники ВЧК Яков Блюмкин и Николай Андреев, предъявив мандаты ВЧК, прошли в германское посольство в Москве. Около трех часов дня их принял немецкий посол Мирбах, при беседе также присутствовали советник посольства Рицлер и переводчик лейтенант Мюллер. В ходе беседы Андреев застрелил германского посла графа Мирбаха. Затем Блюмкин и Андреев выбежали из посольства и скрылись на ждавшем их автомобиле, после чего скрылись в штабе отряда ВЧК под командованием левого эсера Дмитрия Попова, размещавшемся в центре Москвы. Террористы совершили множество ошибок: на месте происшествия они забыли портфель с удостоверениями на имя Блюмкина и Андреева, кроме того, остались в живых свидетели убийства Рицлер и Мюллер. Кроме того, в суматохе они даже оставили в посольстве свои шапки.

В ходе событий Ф. Дзержинский лично явился в штаб левоэсеровского отряда ВЧК под командованием Попова в Большом Трёхсвятительском переулке, дом 1, и потребовал выдачи убийц Мирбаха. В сопровождении трёх чекистов Дзержинский начал обыскивать помещения, сломав при этом несколько дверей. На этот момент практически весь ЦК ПЛСР покинул проходивший в это время Съезд Советов, начал заседание в штабе отряда Попова, где и был обнаружен Дзержинским. Дзержинский угрожает расстрелять чуть ли ни весь ЦК ПЛСР, объявляет левоэсеровских наркомов Прошьяна и Карелина арестованными, и требует от Попова немедленной выдачи Блюмкина, угрожая в случае отказа расстрелом на месте. Однако, он сам был арестован, и взят левыми эсерами в заложники.

Главной вооружённой силой, которой могли располагать эсеры, был отряд ВЧК под командованием Попова. Отряд состоял из финнов и матросов, насчитывал около 800 человек и имел на вооружении несколько орудий и броневиков. Однако никаких активных действий отряд Попова не предпринимал, так и не сдвинувшись с места до самого разгрома, оборона занятых позиций свелась к отсиживанию в двух зданиях Трехсвятительского переулка. В общей сложности, во время мятежа левые эсеры берут в заложники 27 большевистских функционеров. Также они захватывают Главпочтамт и начинают рассылать антибольшевистские воззвания.

Караул у штаб-квартиры ВЧК на Лубянке состоял из матросов и финнов из отряда Попова, что создаёт у Ленина ощущение, что взбунтовалась вся ВЧК. По свидетельству Бонч-Бруевича, Ленин при этом известии «даже не побледнел, а побелел». Из всех частей Московского гарнизона большевики смогли опереться только на латышских стрелков — все остальные части либо перешли на сторону мятежников, либо объявили о своём нейтралитете. Приказ Троцкого частям Московского гарнизона выступить против восставших был выполнен только Комендантским полком и Школой военных курсантов, причём Комендатский полк вскоре бежал. Ленин в разгар событий выражает сомнение в лояльности командира латышских стрелков Вацетиса. На какое-то время Ленин, Свердлов и Троцкий даже объявляют ВЧК распущенной, смещают Дзержинского и ставят на его место Лациса, которому предписывалось набрать в ВЧК новых людей. Троцкий приказывает Лацису арестовать всех левых эсеров, служащих в ВЧК, и объявить их заложниками. Однако вскоре левые эсеры сами занимают здание ВЧК, арестовав Лациса, и освободив арестованного им левого эсера Емельянова.

Однако левые эсеры не предпринимают никаких попыток арестовать большевистское правительство, хотя у них даже имелись пропуска, позволяющие беспрепятственно проходить в Кремль. Кроме того, мятежники не стали арестовывать большевистских делегатов V Съезда Советов. Никак не пытаясь захватить власть, они объявляют большевиков «агентами германского империализма», установившими режим «комиссародержавия», а всех остальных социалистов «контрреволюционерами».

Исследователь В. Шамбаров обращает внимание на пассивность военных частей, перешедших на сторону мятежников: «полк ВЧК под командованием Попова восстал довольно странно. К нему присоединилась часть полка им. Первого Марта, силы составляли 1800 штыков, 80 сабель, 4 броневика и 8 орудий. У большевиков в Москве было 720 штыков, 4 броневика и 12 орудий. Но, вместо того чтобы атаковать и одержать победу, пользуясь внезапностью и почти троекратным перевесом, полк пассивно „бунтовал“ в казармах».

Вацетис перебрасывает оставшихся латышей в Москву с Ходынского поля, где они праздновали Иванов день, и сосредотачивает в своих руках силы до 3 300 человек. Участие латышских стрелков в подавлении левоэсеровского мятежа сопровождалось ожесточённой закулисной борьбой. Британские спецслужбы вошли с ними в контакт, пытаясь проработать вопрос о предполагаемой эвакуации латышских частей из России в Латвию. Британский агент Сидней Рейли пытался подкупить латышей. С другой стороны, новый германский посол Рицлер в своих воспоминаниях утверждает, что германское посольство предположительно подкупило латышей, чтобы они выступили против левых эсеров.

Рано утром 7 июля против мятежников начали наступление латышские части, вооружённые пулеметами, орудиями, броневиками. В течение нескольких часов мятеж был ликвидирован. большевики в ходе подавления восстания использовали артиллерию. По согласованию с заместителем Троцкого Э. Склянским был обстрелян силами батареи латыша Берзина Э. П. прямой наводкой левоэсеровский штаб отряда Попова, хотя в нём в этот момент находились большевики, захваченные левыми эсерами в заложники. Троцкий Л. Д. в официальном докладе V Съезду Советов заявил, что штаб отряда Попова был обстрелян артиллерией «с исключительной меткостью». Нерешительность левых эсеров привела их к провалу. Они были исключены из состава ВЧК, левоэсеровские делегаты V съезда были арестованы. 11 июля партия левых эсеров была объявлена большевиками вне закона. Подавление половинчатого мятежа левых эсеров приводит к окончательному переходу России к однопартийному коммунистическому правительству на ближайшие 73 года.

Одна из лидеров левых эсеров М. Спиридонова.Сам мятеж продлился недолго и уже 7 июля завершился полным поражением партии левых эсеров. 6 июля Яков Блюмкин и Николай Андреев, изготовив поддельное письмо от имени ВЧК, проникли в германское посольство в Денежном переулке. Около 14:50 их принял граф Вильгельм фон Мирбах. В ходе беседы Андреев выстрелил в посла. Блюмкин и Андреев смогли выбраться из посольства, сели в ожидавший их автомобиль и скрылись в штабе отряда ВЧК под командованием левого эсера Дмитрия Попова, который располагался в центре Москвы (Трехсвятительский переулок). Там уже были другие лидеры эсеров - Спиридонова, Саблин, Камков, Карелин, Прошьян и Александрович. Восставшие, арестовали (задержали) председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, который прибыл туда с требованием выдать убийц германского посла. Затем были взяты в заложники ещё 27 большевистских деятелей, включая зампреда ВЧК Лациса, председателя Моссовета Смидовича и др.В ночь на 7 июля мятежники стали предпринимать более активные действия: заняли центральный телеграф и стали распространять антибольшевистские воззвания, где объявили большевиков «агентами германского империализма». Однако левые эсеры не арестовали Советское правительство, не стали арестовывать большевистских делегатов V Съезда Советов, вели себя пассивно. И это притом, что большинство частей Московского гарнизона, кроме латышских стрелков, либо перешли на сторону мятежников, либо объявили о своём нейтралитете, или имели низкую боеспособность.Ленин и непосредственные военные руководители большевиков - председатель Высшей военной инспекции Н. И. Подвойский и начальник Латышской стрелковой дивизии И. И. Вацетис быстро сориентировались и начали предпринимать меры для подавления мятежа. Были мобилизованы рабочие Москвы, приведены в боевую готовность латышские соединения. Рано утром 7 июля части верные большевистскому правительству перешли в наступление и течение нескольких часов разгромили мятежников. Левоэсеровских делегатов V съезда арестовали. Некоторых наиболее активных участников мятежа сразу расстреляли. 11 июля левые эсеры были объявлены вне закона.10-11 июля командующий Восточным фронтом Красной армии, левый эсер Михаил Муравьёв поднял мятеж в Симбирске. Муравьёв от имени Восточного фронта заявил о разрыве Брестского мира, объявил войну Германии и призвал всех под свои знамена для борьбы с германской армией. М. Н. Тухачевский и другие руководящие работники фронта были арестованы. Однако мятеж быстро подавили. На заседание исполкома губернского Совета Муравьева убили.Надо сказать, что Ленин озвучил мнение в отношении мятежа левых эсеров, которое стало главенствующим в советской историографии: он назвал восстание «бессмысленной и преступной авантюрой», «безумной попыткой» вовлечь Россию в войну с Германией. Лидеров восстания охарактеризовал как «безголовых» интеллигентов-истериков» (в этой характеристике есть изрядная доля правды).