Не хвастай, время, властью надо мной.
«… Писать можно, начиная ни с чего…» - как-то пошутил писатель Юрий Олеша. Мы и начнем «ни с чего»… С чистого листа… О Шекспире… Да! О гениальном Шекспире, милостивые господа! Оказывается это возможно…
«Шекспир, или Укрощение строптивого»… Так называется новая повесть московского драматурга и писателя Анатолия Сергеева. За давностью лет многие из нас воспринимают Шекспира, несмотря на многочисленные труды о его творчестве, как нечто абстрактное. Просто имя на многотомном собрании сочинений... Просто колоссальное количество трагедий, драм, комедий, украшающие репертуары всех театров во всех частях света… Мы рассуждаем, философствуем о вечности творчества Шекспира. Но часто ли нам удается задуматься о знаменитом создателе английского театра, которому благоволила сама королева Елизавета, как о человеке реально существовавшем. Услышать его шаги на улицах старого Лондона. Увидеть отражение его усталого красивого лица в стареньком зеркале, установленном на маленьком гримерном столике в крохотной нищенской каморке, с паутиной и старым сундуком, служившей ему и гримерной, и жилищем. Ощутить удивительную силу души этого гениального художника и, в то же время, обескураживающую ее незащищенность, хрупкость и нежность… Уловить «легкое дыхание» творца и навсегда поселить дыхание это в собственном сердце… Где бывал? Как работал? Кого любил? Что чувствовал? О чем переживал? Этого нам, конечно, не узнать наверняка. Но почему бы не дать волю фантазии и воображению? Ведь автору необходимо угадать суть духовных устремлений своего героя и, опираясь на известные факты, дописать, домыслить, дочувствовать. Правда, чтобы справиться с этим, писатель должен обладать чисто актерским качеством – уметь влезть в кожу другого лица, как говаривал великий актер Михаил Щепкин.
«Влезть в кожу» английского драматурга Анатолию Сергееву удалось в превосходной степени. Его Шекспир, да и все герои, становятся близкими и родными с первых же строчек книги, словно стародавние события эти происходят сегодня, сейчас, на наших глазах, и мы их свидетели, современники, участники. И возникает желание верить, что все так и было тогда, в те времена. Во времена карет и экипажей… Во времена, когда для возведения театральной сцены требовалось всего лишь дюжина дубовых бочек, покрытых досками. А театральные звонки заменяли удары в гонг, после чего пространство перед сценой, так называемый «партер», заполнялся шумной разношерстной публикой, чудесным образом сочетавшей в себе грубость и беспощадность с удивительной искренностью, непосредственностью, наивностью и благодарной щедростью на похвалы и аплодисменты… Во времена таверн с низкими прокопченными потолками, в которых «хотелось замыслить крупную авантюру или, на худой конец, мелкое злодейство…» Что и было сделано тремя чудаковатыми джентельменами, страстно влюбленных в театр, с гениальной идеи которых и начинается сия необычная повесть…
Как они жили, эти люди? Была ли на самом деле такая отважная девочка Элиза, посмевшая выйти на театральные подмостки, переодевшись юношей? Ведь такая дерзость по тем временам была достойна смертной казни! Конечно, была… Должна же была с кого-то начаться женская актерская династия!
И Смуглая Леди, эта прекрасная, величественная, могущественная коварная женщина. Действительно ли она из ревности так жестоко расправилась с этой беззащитной девочкой? Вполне может быть. Ведь каждый любит так, как может…
Чтобы меня повергнуть в ад кромешный,
Стремился демон Ангела прельстить…
(Из сонетов В.Шекспира)
И мог ли простой суфлер отдать свою жизнь, спасая из пожара рукописи пьес? Конечно, мог! Иначе бы мы знали о театре только из учебников по истории. Ведь театр жив только благодаря самоотверженности и преданности верных его служителей, таких вот, как этот суфлер Томас Харт.
А сам Шекспир… Такой ли была его жизнь? Судя по тому, сколько он сделал, другой она просто не могла быть. Его жизнь – бесконечный монолог, искренний, как на исповеди. Остановиться нельзя – оборвется дыхание. А он и не останавливался. Всегда спешил по сумрачным улицам Лондона, которые, по словам автора, все ведут в театр. «Да и кому нужна такая улица, которая не ведет к театру?» Он очень боялся не успеть…
Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь –
В своих мечтах - к одной и той же цели…
(Из сонетов В.Шекспира)
Шекспир не осмеливался остановиться сам, но в его силах было остановить мгновение. И зрителей, толпившихся в грязном партере и важно восседавших на балконах, объединить в едином порыве сочувствия и любви к своим героям. И заставить погоревать о могучем мавре Отелло, сраженном ревностью, похохотать над укрощением своевольной очаровательной насмешницы, насладиться сказочной чистоты любовью Ромео и Джульетты и порыдать над ужасной участью этих несчастных детей. Заставить прислушаться к пульсации другой реальности, выдуманной, театральной, но испытывать совсем не выдуманные чувства и переживания…
Как богачу доступно мне в любое
Мгновение сокровище мое.
Но знаю я, что хрупко острие
Минут счастливых, данных мне судьбою…
(Из сонетов В.Шекспира)
Но такой Дар - тяжелый крест. Шекспир работал с утра до вечера и с вечера до утра. По-другому он не мог! Трагик Бербедж говорил, что «он спит с гусиным пером в зубах, если вообще спит». А комик Кемп заявил, что он «повенчался с Драматургией. И будь он его женой, то убил бы из ревности».
Анатолий Сергеев чем-то похож на реставратора, смахнувшего многовековую пыль с этого гениального имени, развенчивая миф о собирательном образе Шекспира. Он предоставил нам уникальную возможность вновь взглянуть на столь знакомый и такой далекий образ английского гения и вновь познакомиться с ним. Итак,
Вильям Шекспир к вашим услугам, милостивые господа!
Драматург, режиссер, директор театра, актер и человек!
Любящий страдающий живой человек, проживший очень не простую жизнь. Унижения, обиды, предательства, потери… Все было в этой жизни. Но то, что он пережил в конце ее, не сравнится ни с чем. Ему довелось увидеть собственными глазами, как погибает его детище, его театр, которому отдал все, что у него было – жизнь, счастье, любовь, здоровье, все мысли и чувства, все-все, что может вообще отдать человек. «Он всячески оттягивал последнюю встречу с театром. Нарочно избрал самый длинный окольный путь…», будто знал, что этой встречи не будет. Театр погибал в огне. Видимо, пришла пора менять декорации. «Я никуда не еду, я просто уезжаю…» Но знал ли он, что театр его вечен? Догадывался ли, что никакой огонь не может уничтожить этого имени Вильям Шекспир, которое, кстати, обозначает «желание» и «потрясатель»? «Желание потрясать»?!. Наверное, знал… Ведь он был гений…
Про черный день оружье я припас,
Чтоб воевать со смертью и забвеньем,
Чтобы любимый образ не угас,
А был примером дальним поколеньям.
Оружье это – черная строка.
В ней все цвета переживут века…
(Из сонетов В.Шекспира)
(в "Прозе.ру" Анатолий Сергеев - Анатолий Чупринский)
Рецензии
Вот спасибо, Оксана, вот порадовали! Ведь сначала я прочитала эту вещь Сергеева (Чупринского) на ПРОЗЕ, написала ему рецензию, потому что вообще люблю этого писателя (так же, как и Шекспира). И вдруг... Так хорошо, тепло отозваться о книге Анатолия! Да еще кто это делает? Та Оксана Колабская, которая и на мои странички выходила, читая "Дурочку, дуреху", и мне писала рецензию!
Остальное - в письме. Вы и публицист прекрасный!
Спасибо Вам, Людмила! Восхитительный отзыв! Я счастлива безумно! Это великая поддержка, а то бывают разные настроения, особенно когда обнаружишь какие-то свои ляпы в уже напечатанной вещи! Куда глаза смотрели!? А тут такой отзыв! Спасибо!!! Писательская работа - бесконечна. Обидно, что напечатанное не исправить!
Я очень хотела купить Вашу книгу, но не дождалась данных. И письма не получала. Как нам связаться? Может быть я чего-то не поняла?
С уважением, Оксана.
Оксана, я писала письмо через почиу ПРОЗЫ. Уже не первый раз читаю жалобы других на то, что письма не доходят. Где же тогда оставлять данные? Наипишите свой адрес под каким-нибудь моим рассказом, а я его скопирую и удалю тут же. Сегодня узнаю, будет ли кто-то ехать в Москву. У меня есть еще одна заказчица на эту книгу. Если будет оказия книги передать, вопрос встанет лишь один: кто из вас двоих может приехать к поезду? Вы же работаете? А мой любимый поэт, который однажды взял на себя этот груз (встретить, да еще раздать), болеет. Людмила.
Нет! Время, не хвались, что я меняюсь:
В твоих новейших стройках пирамид
Нет новизны, я им не удивляюсь,
Убранства их являют бывший вид.
Наш краток век, и взором восхищённым
Старьё, что ты подсовываешь нам,
Скорей признаем только что рождённым,
Чем будем верить слышанным словам.
Нет! То, что есть и было, мне – не диво,
Я не поддамся хроникам твоим –
Всё – мелко, что ты пишешь в них, и лживо,
В твоей лишь спешке кажется большим.
Но я клянусь: правдив я буду сам
Всегда, хоть будь с тобой твоя коса.
Сонет 123. Оригинальный текст
No! Time, thou shalt not boast that I do change:
Thy pyramids built up with newer might
To me are nothing novel, nothing strange;
They are but dressings of a former sight.
Our dates are brief, and therefore we admire
What thou dost foist upon us that is old,
And rather make them born to our desire
Than think that we before have heard them told.
Thy registers and thee I both defy,
Not wondering at the present, nor the past,
For thy records, and what we see, doth lie,
Made more or less by thy continual haste.
This I do vow and this shall ever be:
I will be true, despite thy scythe and thee.
Сонет 123. Вызов Времени.
В сонете 123 сменился адресат. На это прямо указывает обращение ко Времени. Правда смысл сонета находится в русле только что закончившейся любовной истории. Как мы помним, эта история закончилась в сонетах 120-121 взаимными обвинениями друзей в обмане и, следовательно, в измене дружбе.
Понятно, что Время не является намёком на некую новую личность в этой истории, поэтому сонет следует признать философским, написанным поэтом для собственного осмысления произошедшего взаимного с другом обмана. Время помешало многим, и здесь, вероятно, намёк в том числе и на друга, понять, что они «восторгаются» «перелицованным» «старьём» и этим обманывают и себя, и других. Это ещё одна из тех оценок ситуации, которых мы не встретим в параллельных «женских» сонетах. Но эта оценка решает вопрос о возможности появления новой личности возлюбленной у поэта и друга. Другими словами, в этой истории задействована та же самая, «старая» возлюбленная, из-за которой друзья поссорились в сонетах 40-42. Но это не та же самая история, как мы помним из сонета 120. Оценки возлюбленной, которой поначалу поэт «восторгался», выраженные намёками, даны достаточно жесткие – «старьё», «старый хлам», «ложь». Уже из сонета 123, не дожидаясь подтверждений в «женских» сонетах, которые тоже будут, можно сделать вывод, что поэт окончательно порвал с возлюбленной.
Необходимо также отметить, что трактовка сонета 123, связанная с мельком упомянутым «сводом хроник», как отражения творческого кредо Шекспира, не логична. Да, известно, что Шекспир написал много пьес, именно «перелицовывая» старые хроники. И если бы в сонете не было ничего, кроме третьего катрена и замка, то возразить было бы трудно. Но как быть с утверждением первого катрена, что и «бывшее», и «перелицованное» для поэта все равно «не ново»? Как быть с оценкой второго катрена этому «перелицованному», как отрицанию «новых форм» и утверждению «старого хлама»? И, наконец, зачем в третьем катрене «бросать вызов своду хроник», если там «ложь», но правды не знает никто? Чтобы самому быть «правдивым», как сказано в замке? Но откуда возьмётся такая «правда», и не станет ли очередной «ложью»? Поэтому, если бы Шекспир, действительно, хотел выразить здесь своё творческое кредо, он бы нашёл другие сравнения.
А вот трактовка и третьего катрена в русле любовной истории объясняет упоминание «свода хроник». Поэта «не удивит» в них только «новый знак», т.е. новые записи о том, чему он сам был свидетелем. Как Время обмануло поэта, подсунув ему «перелицованное старьё», точно так же оно отразит эту «ложь» в своих хрониках. Поэтому поэт «бросит вызов» ему и сам правдиво запишет всё так, как оно было. Как видим, в такой трактовке старым хроникам нет места, но есть ответы на все вопросы.
Сонет 123. Не хвастай, время, властью надо мной
Не хвастай, время, властью надо мной. Те пирамиды, что возведены Тобою вновь, не блещут новизной. Они - перелицовка старины. Наш век недолог. Нас немудрено Прельстить перелицованным старьем. Мы верим, будто нами рождено Все то, что мы от предков узнаем. Цена тебе с твоим архивом грош. Во мне и тени удивленья нет Пред тем, что есть и было. Эту ложь Плетешь ты в спешке суетливых лет. И если был я верен до сих пор, Не изменюсь тебе наперекор! Перевод С.Я. Маршака Все переводы Самуила Маршака Нет, время, нет, меня ты не изменишь! Взведенных вновь тобою пирамид Моим очам ни нов, ни чуден вид, В какой наряд его не разоденешь! - Наш краток век, и вот нам в удивленье Все то, что выдаешь за старину, И видим мы мечты осуществленье В уже известном нашему уму. Не верю я тебе! Не проведет Меня ни то, что есть, ни то, что было; И прошлое, и видимое лжет, Раз их твое теченье породило. Я так клянусь - и это будет вечно: Назло тебе быть верным бесконечно. Перевод М.И. Чайковского Все переводы Модеста Чайковского Не подглядишь во мне ты, Время, измененья! Громада праха, вновь взнесенная тобой, Не будет для меня предметом удивленья: Все это уж не раз вставало предо мной. От старины твоей мы все в восторг приходим И думать про нее за лучшее находим, Что волей нашей все, что видим, создано, Чем знать, что это все известно уж давно. Ни пришлое, ни то, что нас сопровождает На жизненном пути, меня не удивляет: Ведь летопись твоя и все, что мы кругом Встречаем в жизни, лжет в стремлении своем. В одном лишь свой обет исполнить я намерен: Я буду, вопреки тебе, о Время, верен! Перевод Н.В. Гербеля Все переводы Николая Гербеля Нет, время, не хвастнешь ты тем, что изменило Меня. Для глаз моих не нов, не чуден вид Твоих, воздвигнутых из праха, пирамид: Они лишь видимость того, что прежде было. Жизнь наша коротка, и восхищает нас Печальное старье, и верим мы охотно, Что создано для нас все это безотчетно, - Меж тем, как повторен наскучивший рассказ. Бросаю вызов я твоим страницам пыльным! Я настоящее и прошлое бессильным Считаю. Вся твоя слепая запись - ложь. Течение времен величит то, что бренно, Но я клянусь в одном, и это - неизменно, Что верности моей косой ты не снесешь. Перевод А.М. Федорова Не хвастай, Время: я – всё тот же я. Нагромоздив событий пирамиду, Ты не меняешь сути бытия, Ты новизной пленяешь только с виду. Наш краток век, и даже старина Нас оставляет в радостной надежде, Что нашей волей создана она, И страх признать, что мир таков, как прежде. Ни хроники твои и ни тебя Не признаю сегодня, как и в прошлом: Свои скрижали, истину губя, Ты создавало в темпе суматошном. Но я, твои угрозы пережив, Не был, не есть и век не буду лжив. © Перевод Евг. Фельдмана Все переводы Евгения Фельдмана Не хвастай, Время, будто я разбит: И новое, казалось бы, величье, И гордость подновленных пирамид Лишь новый образ старого обличья. Наш краток век, и мы твоим старьем Любуемся, как выдумкой чудесной, И верим, что его мы создаем, - А ведь оно давным-давно известно. Твои скрижали, как и ты, смешны. И то, что есть, и то, что было, ложно. Спешишь придумать сказки старины, Но в эти бредни верить невозможно. Лишь в том клянусь, что буду верен я, Как ни пугай меня коса твоя. Перевод А.М. Финкеля
Текст оригинала на английском языке
Sonnet 123. No! Time, thou shalt not boast that I do change
No! Time, thou shalt not boast that I do change, Thy pyramids built up with newer might To me are nothing novel, nothing strange, They are but dressings Of a former sight: Our dates are brief, and therefore we admire, What thou dost foist upon us that is old, And rather make them born to our desire, Than think that we before have heard them told: Thy registers and thee I both defy, Not wond"ring at the present, nor the past, For thy records, and what we see doth lie, Made more or less by thy continual haste: This I do vow and this shall ever be, I will be true despite thy scythe and thee.
На данной странице вы найдете Сонет 123. Не хвастай, время, властью надо мной..., вам обязательно пригодится эта информация для общего развития вашего ребенка.
Не хвастай, время, властью надо мной... Шекспир
Не хвастай, время, властью надо мной.
Те пирамиды, что возведены
Тобою вновь, не блещут новизной.
Они - перелицовка старины.
Наш век недолог. Нас немудрено
Прельстить перелицованным старьем.
Мы верим, будто нами рождено
Все то, что мы от предков узнаем.
Цена тебе с твоим архивом грош.
Во мне и тени удивленья нет
Пред тем, что есть и было. Эту ложь
Плетешь ты в спешке суетливых лет.
И если был я верен до сих пор,
Не изменюсь тебе наперекор!
Перевод С.Маршака
