Дмитрий Стешин: Война в Сирии глазами очевидца (11.11.2015). Чего добиваются в сирийском конфликте курды? Почему одни радикальные исламисты воюют с другими, ведь вроде эти люди борются за одно дело

Меня зовут Шади Хусейн аль-Али, я родом из деревни Аль-Хази, в сирийской армии с 2004 года, служил в 48-м полку спецназа. Историю можно начать с ночного боя. Это было возле деревни Халь-Файя, на севере Хамы. Бой был страшный. Ну, в основном, потому, что начался ночью, и наш пост атаковали буквально со всех сторон. Пост наш назывался Жиб Абу-Маруф, небольшая такая высотка. В ночь на 20-е марта 2014-го года нас атаковала «Джабхат ан-Нусра». Стрельба началась в полночь, и сразу стало понятно, что бой будет жестоким. Шел он с небольшими перерывами и уже сильно позже я узнал, что закончился только в 10 утра.

Меня почти сразу же после начала боя ранили в правый бок, а позже – в район поясницы. Мы сначала не поняли, что нас окружили. Командиры часа через три после начала перестрелки запросили «скорую» для раненых, но медики не смогли к нам прорваться. Но и тогда мы еще не оценили, насколько велика беда.

Вскоре ранили еще двоих. Один был ранен легко и мог вести машину. Вот мы втроем и поехали в сторону трассы, чтобы попытаться добраться до ближайшего полевого госпиталя. Ехали быстро, стреляли по нам только в самом начале, потом стрельба прервалась.

Подъехали к деревне Тахибли Имам. Она считалась тылом, и мы полагали, что на посту по-прежнему стоят наши товарищи. Увидели на КПП человеческие фигуры. Фары были выключены, мы помигали через лобовое стекло фонариком, думая, что сейчас ребята помогут нам. А оказалось, что наших оттуда выбили час назад, и на КПП уже стоит «Джабхат ан-Нусра». Навстречу нам выехала «техничка» с установленным на ней пулеметом и перекрыла дорогу. Мы были вынуждены остановиться. На КПП стояли около 10 человек, они окружили машину, начали спрашивать, кто мы, откуда.

Пока нас не начали вынимать из машины, я незаметно достал две ручные гранаты из кармана разгрузки. Решил, что все равно погибну, так хоть заберу с собой двух-трех врагов. Выдернул чеку из первой. А она не взорвалась. И вторая тоже не взорвалась. То ли старые были, то ли со взрывателем было что-то не так. Не взорвались, в общем. Правда, я пытался делать это скрытно, и террористы не заметили…

Ну тут мой товарищ, что впереди сидел, тоже достал гранату и пытался выдернуть чеку. Его руки перехватили, гранату он в действие привести не успел. Нас всех вытянули из автомобиля, и парня, что хотел гранату использовать – порезали прямо там же. Полоснули дважды по горлу ножом. Потом начали со мной разбираться. Обыскали машину, все оттуда вынули, нашли две невзорвавшиеся гранаты. Я вообще алавит, но они не знали, какова моя вера, и сказали мне, что если я суннит – меня закопают прямо здесь. Потому что, с их точки зрения, суннит, воюющий против суннитов, - невозможное явление.

Меня раздели, руки связали за спиной, глаза тоже завязали. Видно было, что я ранен и довольно много крови потерял, но они меня повалили на землю и немного попинали ногами, поиздевались. Помощи, конечно, тоже никакой не оказали. Вместе с оставшимся в живых солдатом погрузили в пикап. Ехали по грунтовкам где-то час, не меньше. По приезду нас сразу закинули в подвал деревенского дома. У меня кровь шла по-прежнему, но им было все равно. Даже перевязать не захотели.

С утра к нам в подвал привели еще двоих парней. Где-то их взяли в плен, не помню. Потом узнали, что тюрьма, в которую нас привезли, называется Сежель аль-Аукаб. Находится на севере Хамы, в деревне Кян-Сафра.

Издеваться над нами начали буквально на следующий день. Никто из них не знал, что с нами делать, и поэтому решили покуражиться. Связывали руки за спиной и подвешивали за кисти на стреле автокрана, чтобы только кончики пальцев ног опирались на землю. Больно было – не передать. Часто терял сознание.

Нас пытались допрашивать, но как-то криво. Все больше о религии. Мол, в кого веришь, понимаешь ли Коран. Через неделю примерно для нас стала очевидна разница между двумя пыточными командами, работавшими с нами. Одни подвешивали за кисти, завязав наши руки за спиной, как я рассказал.

А другие были попроще и предпочитали связывать наши руки спереди, и тогда можно было висеть много дольше, не теряя сознание. Когда просто били, по ходу дела говоря всякое про нашу веру, жен, сестер, - было полегче. Если били без подвешивания, мы с товарищами вечером шутили в камере, что день прошел удачно.

Кормили – когда как, но, в основном, довольно плохо. Куски черствых лепешек, оставшихся от обедов охранников, ну и прочее – по-мелочи. Масло оливковое микроскопическими дозами, иногда специи – «зата». Ну «зата»… Ее у нас едят много где. Сначала лепешку в масло макаешь, потом в смешанные специи эти. Иногда приносили по паре кусков жареной картошки. Это было счастье, - честное слово. Рана моя потихоньку затягивалась, но сильно гноилась. Было больно лежать, потому, что пуля так и осталась внутри.

Через пару недель договорились с одним из товарищей, что убежим. Начали рыть подкоп. Маскировали матрасами и всяким мусором. Но боевики нас почти сразу раскусили. Заметили, что земля с наружной стороны стены начала оседать. Однажды вечером зашли в камеру, где мы вдвоем с товарищем сидели, избили и развели по отдельным комнатам.

После того, как развели по этим маленьким камерам, нас начали буквально каждый день бить. Как бы в назидание. Били даже не ногами, а куском кабеля. По голове, по спине. Особенно сильно лупили перед тем, как принести нам еду.

Несколько месяцев нас почти не привлекали к работам. Только иногда, под надзором, приказывали перенести мешок с мусором или ведро с помоями. Два раза нас заставили почистить спортивную площадку, на которой «Ан-Нусра» пытали и казнили своих противников. Мы полдня смывали и оттирали старые и новые пятна крови, кусочки мяса какие-то собирали. Во второй раз пришлось убрать совсем страшные вещи: кости, большие куски плоти. Они в несколько приемов отрубили кому-то руки, но сначала пальцы и лучевые кости раздробили. Слава богу, на такие работы я вышел всего два раза. Правда, оба раза – за один месяц. Насколько я знаю, казнили там преимущественно суннитов, так как считали их отступниками от веры. Суннит против суннита воевать, по их мнению, не может.

Со мной обращались не очень хорошо, конечно. Не покалечили и не убили только потому, что эмир, контролировавший деревню, планировал обменять меня на пленных бандитов. Как именно звали этого эмира, я не знаю, но все называли его Абу Юсеф. Но меня все равно били. Приказывали не поднимать лица на бьющего, не смотреть в его сторону. Боялись, скорее всего, что я запомню их лица, и если эмир будет меня допрашивать, укажу ему на них. Иногда просто завязывали мне глаза.

Где-то через три месяца нас передали группировке «Ахрар аш-Шам». «Ан-Нусра» в тот момент практически потеряла связь с сирийскими властями, их окончательно признали террористами, и в переговоры принципиально не вступали. А у «Аш-Шама» были и связные, и каналы для обмена пленными. Меня перебросили в деревню Икарда, на юге провинции Алеппо. До войны там была огромная лаборатория и опытные поля для сельскохозяйственных исследований. Весь этот комплекс «Аш-Шам» переоборудовал в тюрьму. Меня снова посадили в одиночную камеру. На этом участке боевиками командовал Абу-Мухаммад Шихауи. Сам он родом из деревни Ашиха, в Хаме. Он меня допросил, и приказал позвонить моему брату, чтобы он договорился об обмене. До брата я тогда дозвониться не смог.

В общей сложности я просидел в Икарда один месяц и двадцать дней. Рана продолжала гноиться, хотя общее состояние стало получше. Однажды ко мне, когда я подметал двор, подошел один из боевиков и прямо сказал: «Я тебя знаю. Ты алавит из Хомса». Я спросил, откуда он меня знает. Он сначала долго смеялся, а потом сказал, что вместе с товарищами штурмовал наш пост, а потом видел меня в тюрьме Сежель аль-Аукаб. Спросил, как рана… Я ему показал. Он только языком поцокал, сказал, что надо лечить. Попросил никому не рассказывать о нашем разговоре. Пришел в тот же вечер в камеру, якобы для того, чтобы вести допрос. Осмотрел рану, смешал муку с водой и какими-то специями, скатал шарик. Потом очистил рану, затолкал туда этот ком и сказал, что будет приходить регулярно.

Почему он мне помогал, - не знаю. Но, мне показалось, у него были какие-то свои убеждения. Рану очищал почти каждый вечер, а где-то через неделю пассатижами просто взял и вытащил пулю. Потом даже принес антибиотиков и ваты. Помог мне очень, хотя еще три месяца назад стрелял в меня и вообще был, конечно же, самым настоящим террористом. Потом он куда-то пропал. Уехал, видимо. Или погиб....

Через месяц после приезда меня перевели в камеру, где уже сидел один пленный – тоже сирийский солдат. Мы с ним в первый же день договорились убежать. Долго готовились, и во время вечерней прогулки, пока охрана смотрела телевизор, - перелезли через забор. Не успели отбежать даже 50 метров, и услышали, как один охранник орет на другого. Мы, конечно, решили, что они заметили наше отсутствие. В итоге, быстро посоветовались и пошли в разные стороны.

Я шагал всю ночь. Думал, что иду на север, в сторону Алеппо. А когда начало светать, то понял, что неправильно определили направление и почти 9 часов подряд шел на восток. Повернул на север. Очень хотелось пить, и я чудом нашел на краю поля колодец. Очень глубокий, почти пересохший. Там была лестница внутри – длинная-длинная. Тогда мне показалось, что там глубины – метров 50, а то и больше. В общем, очень глубокий. Напился этой грязной воды. Потом поднялся, долго искал в поле какую-нибудь тару, чтобы захватить воды с собой, но ничего не нашел.

Пошел дальше, и часов через пять дошел до деревни Зитан. Это было в июле, стояла жара, я почти двое суток ничего не ел. По нормальным дорогам идти я, конечно, не мог. Шел по тропинкам вдоль полей, по грунтовым дорогам в обход деревень, по дну арыков. На мне была та же одежда, в которой меня брали в плен в марте. Теплая куртка. Все, разумеется, очень грязное. Да и сам я выглядел не очень привлекательно. Длинные свалявшиеся волосы, такая же борода.

К вечеру совсем потерял силы, не мог больше идти. Очень много крови потерял по пути, потому что рана открылась. В итоге дошел до какого-то огорода на окраине села и упал. Долго лежал, пока меня не окликнул какой-то человек. Это, помню, было в первый день Рамадана. Человек спросил кто я, я ему ничего не ответил. Он сказал, что поможет мне, подогнал машину, посадил меня в нее и повез в деревню. В деревне сдал меня на руки боевикам. Это была группировка «Соколы Шама». После допроса они отвезли меня в село Млтеф. Там находится тюрьма Аль-Балута. Дней через десять меня отвели к местному амиру. Я почти не мог ходить, не мог есть, и просто хотел, чтобы меня, наконец, убили. По просьбе эмира я рассказал ему всю историю от первой до последней буквы и попросил меня прикончить.

Эмир сказал, чтобы я молчал и больше никому не рассказывал свою историю. «Мол, если узнают о том, как ты бежал от «Ан-Нусры» и «Аш-Шама», то эти бандиты приедут за тобой и отрежут тебе голову». Говорит: «Запомни мое лицо, и только со мной разговаривай на эти темы! Если они придут, придется с ними воевать из-за тебя. Это ни нам, ни тебе не нужно. Молчи и все!».

В этой тюрьме я пробыл, в общей сложности, один год и семь месяцев. Все вокруг думали, что я из ДАИШ. «Соколы Шама» когда-то входили в «Ахрар аш-Шам», а потом отделились. Они все время воевали и с правительством, и с «Исламским государством» (запрещено в РФ, - прим. ред.), а я, со своими длинными волосами и бородой выглядел как настоящий «воин Аллаха». Потом нас ненадолго перевели в центральную тюрьму Идлиба. Тюрьму тоже контролировали эти «Соколы».

Раз в три-четыре недели в тюрьму приходил местный судья, назначенный группировкой. Я как-то раз немного поговорил с ним, и сказал, что не хочу возвращаться к семье, а хочу остаться и воевать вместе с «Соколами Шама». Соврал, конечно. Мы с ним потом несколько раз долго беседовали. Можно даже сказать, начали испытывать друг к другу некоторую симпатию.

Судья вместе со мной ездил к эмиру, просил его помиловать меня. В итоге, где-то через месяц таких разговоров меня снова вызвал эмир и сказал: «Шади, мы решили тебя отпустить. Возвращайся назад к семье! Передай им привет!» Все было уж как-то слишком просто. Я сразу понял, что меня проверяют, пытаются спровоцировать. Я начал убеждать эмира в том, что домой возвращаться не хочу, и единственное мое желание – воевать вместе с ними против ДАИШ. Нарассказывал им разных сказок. Начал их убеждать в том, что мне некуда возвращаться. Сказал, что родители от меня, вероятно, отказались. Если бы мои родители хотели, чтобы я вернулся, они бы давно поменяли меня на кого-нибудь. Мои родители, кстати, вообще до недавнего времени были уверены, что я пропал без вести и, скорее всего, погиб.

Было несколько таких встреч, и через некоторое время эмир приказал выпустить меня из тюрьмы. Мне сказали, что я теперь буду работать в одном из управлений отряда кем-то вроде секретаря. Эмир сразу предупредил, что если я захочу куда-либо отлучиться или пойти, то сначала должен получить его разрешение. И общаться мне, по большому счету, разрешалось только с эмиром. Ко мне несколько раз, явно по приказу эмира, приходили боевики, и как бы невзначай предлагали проехаться или прогуляться в ту или иную деревню. Я каждый раз отказывался. Я вообще решил, что если и покину это место, то только один раз: чтобы добраться до своих или погибнуть.

Мне, конечно, не доверяли. Дали «рабочее» место в самой дальней от входа в здание комнате, на втором этаже. Об оружии даже речи не шло. Собственно, работы никакой не было. Иногда носил какие-то бумаги из кабинета в кабинет, находясь под постоянным присмотром. А большую часть времени просто сидел за столом.

Тут надо сказать, что пока я сидел в идлибской тюрьме, познакомился с мужчиной, и в разговоре, узнав, кто я такой, он поведал мне по-секрету, что до плена работал на «Мухабарат» (сирийская Служба безопасности – прим. авт.). В тюрьме было правило: если заключенный выучивает наизусть 20 страниц Корана, то срок его заключения сокращается на месяц. У этого «безопасника» срок был – полтора года. И он выучил больше ста двадцати страниц. Читал наизусть, с выражением. В итоге, вышел через год и пять дней. У товарища большинство родственников имели прямые связи с «Джабхат ан-Нусра», и он был практически на 100% был уверен, что боевиков навели на него именно родные. Поэтому он старался сделать так, чтобы родственники не узнали о его досрочном освобождении. На прощание он мне оставил свой номер на пачке сигарет.

После выхода из тюрьмы он сумел добраться до Тартуса, а оттуда сразу же связался с одним депутатом, работающим в комитете по примирению. Депутат сразу все понял и дал ему контакты своего племянника, занимающегося примерно той же работой, только под прикрытием и на вражеской территории. Вот только у меня этих контактов не было, конечно же.

В один из вечеров, уже после того, как я начал «работать», эмир позвал меня и сказал, чтобы я связался со своей женой и пригласил ее вместе с детьми жить на базе. Я сразу начал планировать очередной побег.

За неделю дней до побега я пробрался в комнату к одному из боевиков, живших в том же здании, и пока он спал, взял со столика его смартфон. Позвонить возможности не было (меня могли услышать), и я решил отправить несколько сообщений своим близким в Viber и WhatsApp. Ну, тем, чьи номера я еще помнил. Первым дело написал своему старшему брату. Он служит у полковника Сухейля – в батальоне «Тигров». На мои сообщения, пришедшие с незнакомого номера, никто не ответил. Жена тоже не отреагировала. Я вспомнил номер своего младшего брата и написал ему в Viber: «Я твой старший брат Шади Хусейн. Я буду тебе писать с этого номера, но если тебе внезапно позвонят с него, то ни в коем случае не бери трубку и не пиши сообщений. Иначе меня убьют». Потом тихо вернул телефон на место, стерев все сообщения.

На следующий день таким же образом я связался со своим дядькой. Написал ему: «Если вдруг я тебе позвоню и начну просить отправить моих жену и детей в Идлиб, то разозлись и скажи, что ты меня не знаешь. Скажи, что я тебе больше не племянник, и никаких отношений со мной вы больше не поддерживаете!». Тем же вечером удалось позвонить жене. На базе почти никого не было. Быстро объяснил ей положение дел и попросил о том же, о чем ранее просил дядю. Она все поняла.

Правда, все эти разговоры с родными оказались не нужны. Эмир меня в следующие несколько дней не тревожил.

За пару дней до побега сумел выпросить смартфон у одного из охранников тюрьмы, с которым часто пересекался на территории базы. Сказал: «Друг, мне скучно, а у тебя там игр много, дай поиграю во что-нибудь». Ну, он и отдал мне на часок свой смартфон. Я сразу же забился в самый дальний угол базы и набрал телефон своего старшего брата.

Дозвонился раза с пятого. Говорю: «Я там-то и там-то, в плену! Собираюсь бежать! У тебя есть кто-нибудь в этой местности, кто сможет меня встретить или приютить по дороге, провести через посты?». Брат сначала обалдел. Он-то думал, что меня уже год с лишним нет в живых. Потом подумал, и сказал, что таких контактов у него нет. Тогда я продиктовал ему номер «мухабаратчика» с сигаретной пачки и попросил срочно ему позвонить.

Все дальнейшие разговоры длились не больше десяти минут. Брат поговорил с сотрудником СБ, тот дал ему телефон депутата, депутат связал моего брата со своим племянником, работавшим на территории боевиков. Такая длинная цепочка получилась. Племянник депутата сказал, что постарается мне помочь. Назвал мне район и населенный пункт, куда мне нужно приехать. Там меня должен ждать шейх Халид. Он поможет мне добраться до своих.

Ну и я решил, что ждать больше нельзя. Думал убежать ночью. Прямо перед входом в здание один из бандитов постоянно парковал свой мотоцикл. Ключ из гнезда зажигания не вынимал. Я решил мотоцикл угнать. Ночью бежать не получилось. Боевики сидели перед воротами большой компанией, смотрели телевизор, потом просто пили чай, беседовали. Разошлись ближе к 10.00 утра. Потом на базу ненадолго заехал эмир с охраной. Позвал меня, сказал, что сейчас должен снова уехать. Вернуться обещал ближе к вечеру и попросил при нем позвонить моей жене и пригласить ее на базу. И сразу же уехал. А охрана базы, которая за мной приглядывала, почему-то решила, что я поехал вместе с эмиром, и трое охранников пошли в столовую. Я сразу забежал в основное здание базы, нашел случайно пару мобильных телефонов. Вынул из них аккумуляторы. Спустился вниз, тихо сломал роутер и стационарный телефон, перерезал все провода.

Мотоцикл тихо подкатил к воротам, завел и уехал. Возле деревни Бейнин, стоящей возле трассы, есть блокпост «Джабхат ан-Нусры». Меня приняли за своего. Я перед побегом переоделся в чистую одежду, подбрил усы. На блокпосту они увидели меня на мотоцикле, с длинными волосами, большой бородой, без усов. Выглядел я прямо как они. Они меня вообще приняли за важную персону. ...

Спросили: «Откуда вы, шейх?» Я ответил: «Я ваш брат, из «Джабхат ан-Нусра!»». И они меня пропустили без вопросов, даже удачи пожелали. На следующем блокпосту уже стояли «Файлах аль-Шам». Спросили, откуда я еду. Я без раздумий ответил, что с предыдущего блокпоста «Ан-Нусры», где сегодня дежурю. Снова мне пожелали удачи и пропустили. В общем, я проехал без проблем через 7 блокпостов. Остановили только на трех, а четыре я проскочил без остановок, просто рукой им помахал.

Потом проезжал по дороге через город Мааррет-эн-Нууман. Там тоже все прошло гладко. Доехал до шейха Халида. После того, как объяснил, откуда я, и с кем надо связаться, подарил ему мотоцикл, на котором приехал. Шейх меня посадил в машину и привез к племяннику депутата. Племянник тут же позвонил своему дяде, а тот распорядился отвезти меня туда, куда я захочу. Мне дали какой-то поддельный паспорт с чьим-то бородатым лицом на фото, и сказали, что если по пути кто-нибудь попросит меня показать документы, то я должен без разговоров протянуть этот паспорт. В паспорте было написано, что меня зовут Мохаммад, и я быстро выучил все данные наизусть.

Ну а на блокпосту мои документы проверил офицер и сказал: «На фото – не ты!» Я, конечно, сразу сознался, что это действительно не я и рассказал ему всю историю, примерно так же, как я ее сейчас вам рассказываю. Потом дал телефон депутата, телефон своего старшего брата. Депутат позвонил шейху Ахмеду Мубараку, - это тот, что перемирие недавно подписывал.

Он подтвердил сирийским властям мою историю, потому что уже раньше слышал о ней от депутата. Ну а потом я по дороге в Алеппо пересекся с сотрудниками «Мухабарата», и они попросили меня написать подробную объяснительную записку со всеми деталями моих приключений. Ну и вот я дома. Уже почти две недели. Немного подлечусь – и в бой....

Донбасс серьезно закалил российских журналистов, создал команду опытных профессионалов - так говорит специальный корреспондент «Комсомольской правды» Александр Коц. Сейчас российские военкоры, среди которых Коц и его коллега Дмитрий Стешин, успешно применяют свой опыт в Сирии, где идет российская операция против «Исламского государства», ставшего угрозой для всего мира и нашей страны. В эксклюзивном интервью «Русской планете» Александр Коц рассказал о работе в связке с Минобороны РФ, о том, сколько ИГ дает за голову российских журналистов, и как христианство и ислам мирно уживаются в Сирийской Арабской Республике. Журналист также объяснил, почему Сирии нужно меняться, и предупредил об уже начавшемся «экспорте» войны из Сирии и Ирака в другие страны.

По вашим ощущениям, сколько еще будет идти война в Сирии и, с другой стороны, как долго она будет приоритетной темой в российских и мировых СМИ?

- «Вы же понимаете, что не просто нам, сирийцам, помогаете. Вы в первую очередь защищаете себя», - растолковывали нам сирийские военные, когда речь заходила о воздушной операции ВКС России.

В этих словах, в интонации, мимике было что-то трогательно заискивающее, словно первоклассник пытается оправдаться перед старшим братом, вставшим на защиту мальчугана от хулиганов. Он бы и сам мог дать отпор, но весовые категории неравные. Мы воспринимали это как обязательный атрибут общения, такой же, как часовое чаепитие, без которого здесь не обходится ни одно важное дело. Хотя и понимали, что бойцы, измученные пятилетним противостоянием, не так далеки от истины.

Беспрецедентные кровавые атаки исламистов последних недель на Синае, в Бейруте и в Париже наглядно показали, что война идет не только в Сирии или Ираке. Она «экспортировалась», ударив по «дистанционным» противникам. И строить прогнозы об окончании этой войны приходится исходя из новых реалий, в которых на ближайшую перспективу - как мне кажется, годы - никто не застрахован от ударов исподтишка. Под войну «на вынос» заложен серьезный фундамент, на который до терактов в Европе Старый Свет стыдливо прикрывал глаза. Бесконтрольные потоки беженцев с Ближнего Востока в угоду толерантности и мультикультурализму поставили под угрозу жителей просвещенного Запада.

В России барьеры для новой заразы - и повыше, и пошипастее. Но, как оказалось, наши граждане не могут чувствовать себя в безопасности за пределами родного государства. В 47 странах, если верить последним рекомендациям для авиаперевозчиков.

Российская авиационная группа, размещенная на аэродроме Хмеймим в Сирии. Фото: ТАСС

Не знаю, как озаглавят это в учебниках истории лет через 20 - Третья мировая, Первая экстерриториальная, Новая гибридная, - но де-факто сейчас полмира находится в состоянии войны. Причем не только и не столько в состоянии вооруженного противоборства, сколько в режиме противостояния цивилизационного. Мы столкнулись с идеологией ужаса и устрашения, которую, к сожалению, разделяет огромное количество людей. Скажу вещь крамольную, но это аксиома: ни одно террористическое образование не способно долго удерживать свои позиции (и боевые, и социально-политические) без поддержки местного населения. И это еще одна составляющая нынешней войны - битва за умы, если хотите. Мало победить врага на поле боя. Его надо одолеть в головах простых людей, которые сейчас очарованы идеей справедливого религиозного государства. Сирия - страна страшно забюрократизированная, нашпигованная огромным количеством всевозможных спецслужб-мухабаратов, следящих за всем и вся. ИГ же дает простую альтернативу, где любые спорные вопросы решаются быстрым шариатским судом. Это подкупает. Поэтому для полной победы Дамаску мало разгромить воинствующих исламистов. Сирии надо меняться.

- В Сирии задействованы наши военные, как это отражается на вашей работе - с точки зрения большей ответственности, безопасности и возможных ограничений?

Политуправление сирийской армии, конечно, сейчас в легком шоке. Оно привыкло контролировать работу иностранных журналистов на своей земле, а тут вдруг, как ФАБ-500 с неба, на них сваливается огромная толпа неподконтрольных репортеров. Да еще и с пресс-офицерами пусть дружественной, но все-таки другой страны. Но после некоторых недоразумений работа журналистов с российскими военными все-таки была регламентирована. Строится она на простом принципе. Если ты прилетаешь с российскими военными освещать операцию Воздушно-космических сил, то российские военные за тебя и отвечают. Это довольно внушительный пул, работающий по программе представителей пресс-службы Минобороны России. Наша база в Латакии - объект режимный, поэтому, естественно, есть определенные ограничения. Но при этом процесс налажен довольно просто: тебе говорят, что можно снимать, а что нельзя. И это нормально. Я бывал на американской базе Бондстил в Косово, там порядки куда авторитарнее. Если журналистов с базы вывозят «в поля», через политуправление армии обеспечивается определенный уровень безопасности. Ничего, впрочем, не гарантирующий. Война есть война.

К примеру, приехали мы в городок Ачан на севере провинции Хама. Буквально накануне он был освобожден силами правительственной армии. Для журналистов пула, работавших исключительно на территории базы, невероятная удача - наконец-то вырвались на «оперативный простор». Слева, километрах в пяти, авиация кого-то «утюжит», дым столбом. Справа, за фруктовым садом, отброшенные террористы затаились. В самом поселке - и тоннели подземные, и флаг «Исламского государства» потоптанный, и пикап «Тойота» сожженный, и склад самодельного оружия... Красота! Но в какой-то момент исламисты решили прервать «экскурсию» и ринулись на Ачан в контратаку. Пальба со всех сторон, бегающие бойцы с автоматами, БМП лупит из 73-миллиметрового «Грома»... Тоже, в общем-то, удача, тоже красота. Но на представителя российского Минобороны Игоря Климова было больно смотреть. Народ мы, чего уж там, не самый дисциплинированный, а ответственность - на нем.

В целом насколько опасна работа военкоров в Сирии в сравнении с Донбассом и другими конфликтами, есть ли риск похищения, ранения и, не дай бог, убийства журналистов?

Риск - штука неизмеримая. Его сложно оценить по какой-то шкале, можно только постараться минимизировать. Мне показалось, что Донбасс серьезно закалил российских журналистов, прожег их основательно, создал целую команду профессиональных, опытных репортеров, которые понимают, что ни один кадр не стоит жизни.

Мы обсуждали этот вопрос, сидя за столом в Дамаске. И сошлись на том, что в Донбассе все-таки бывало куда опаснее. С одной стороны, там меньше бюрократических ограничений. С другой, интенсивность огня намного выше, особенно если брать летнюю кампанию прошлого года или зимнюю этого.

Фатализм сирийских бойцов, соседствующий с безрассудством, иной раз просто раздражает. Занимая позиции, они даже не пытаются окапываться, как следствие - потери, которых можно было бы избежать. Ну и экипировка - просто слезы. Бронежилетов я на них не видел.

Что до похищений - то же правило, что и в Донбассе: не ездить по навигатору. Чересполосица страшная, и, не зная нужных дорог, можно запросто заехать в ателье по пошиву оранжевых роб. Ходят слухи, что за голову российских журналистов дают по 500 тысяч долларов... Инфляция - на Украине мы стоили 100 тысяч.

Не бывает войн без героев. Новороссия дала нам целую плеяду героев. В Сирии такого нет, как вы думаете, почему? Каких героических и просто интересных персонажей там вы встречали?

Здесь все очень просто. В Новороссии мы с этим героями разговаривали на одном языке. Во всех смыслах этого устоявшегося выражения. Не сомневаюсь, что для сирийцев есть свои герои, но, как мне показалось, в силу ментальных особенностей местная военная пропаганда старается не выделять кого-то, делая ставку на коллективные заслуги. Однако колоритные персонажи, конечно, есть. Например, командир танкового батальона Яссер Али, огромный бородатый дядька и настоящий фанат своего дела. «Мои танки», - любовно говорит он о своих стареньких Т-55. Несмотря на грозный вид и боевую спесь, любитель побалагурить. Ведет страничку в Facebook , основной контент которого, как вы догадываетесь, - танки.

Много ли видели и общались с добровольцами, из каких они стран, есть ли из России, что ими движет? Влияет ли добровольческое движение на ход войны?

Добровольцев не встречал, хотя слышал, что даже ополченцам с Донбасса предлагают ехать в Сирию. Там воюют подразделения из Ирана, очень закрытые ребята. Есть отряды ливанской «Хезболлы» - тоже не самый разговорчивый контингент. По отзывам, настоящие бойцы без страха и упрека. Конечно, на ход всей войны они вряд ли могут повлиять, но на определенных стратегических участках, таких, как Забадани и Алеппо, - вполне.

- По-вашему, каковы идеологические аспекты войны в Сирии, главное обоснование, почему Россия помогает?

Я не хочу сейчас рассуждать о геополитических выгодах, о возвращении влияния на Ближнем Востоке, о репутационных успехах. Оставим это политологам. Главное обоснование - это географическая карта. От нашей границы до сирийской - меньше, чем от Москвы до Питера. Эта опухоль - ИГ - прогрессирует, пуская метастазы и в Афганистан, и в Среднюю Азию. Тысячи наших сограждан воюют под черным знаменем «Исламского государства». И открыто угрожают нам. Думаете, не было бы теракта над Синаем, если бы мы туда не влезли? Черта с два! Рано или поздно нам пришлось бы столкнуться с этой угрозой. Так почему бы не сыграть на упреждение.

Поговорим о роли христианства в Сирии: какие у него особенности, как православным удается выживать рядом с ИГ?

Пожалуй, ни в одной другой стране Ближнего Востока я не встречал, чтобы ислам и христианство так тесно соседствовали друг с другом. И мирно. На одной улице могут стоять четыре мечети, три храма, два магазина со спиртным и один ночной клуб, в котором девушка с татуировкой ангела на плече лихо приготовит вам «Текилу Бум». Многие рассказывали нам, что до начала конфликта даже не знали, кто из знакомых суннит, кто алавит, кто друз, а кто езид... Уникальный сирийский «плавильный котел», основанный на системе сдержек и противовесов, работал без сбоев. Сама война-то начиналась, как и везде, не с религиозных разногласий, а с вполне вменяемых социальных требований. Режим Асада поначалу реагировал на них жестко и неуклюже. В итоге, когда Дамаск решил пойти на уступки, время было утеряно, протест перехватили исламисты.

Мечеть в Латакии. Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

Это был один из самых тяжелых наших репортажей - «Христианские гетто "Исламского государства"». Из первых уст нам удалось узнать, как живут наши единоверцы на землях, подконтрольных ИГ. Узнать от людей, которые вырвались оттуда. Их положение на оккупированных территориях мало чем отличается от судьбы евреев в каком-нибудь варшавском гетто. Только вместо звезды Давида на груди - обязательное обривание голов. Такой отличительный знак, чтобы на улице сразу было видно: идет «недочеловек». Вся жизнь христиан, если их не казнили сразу, подчиняется своду правил, описанных в специальном документе - макрома. В переводе - снисхождение. Вот лишь некоторые выдержки из него: «Запрещается стоять напротив мусульманина и смотреть в глаза. Нужно склонить голову. Если правоверный сидит на стуле, христианин должен сидеть рядом с ним на корточках. Христианин не имеет права заниматься торговлей и должен платить дань - джизйи: четыре с четвертью грамма золота за каждого мужчину - члена семьи. Запрещается покидать поселение, молиться, носить крест или священную литературу...». Под угрозой смерти даже пустяковое действие, которое может быть расценено как угроза ИГ. Также смерть ждет тех, кто тайно работает на государство. Христианин при разногласиях с мусульманином всегда неправ, так как он неправоверный. А для того, чтобы приговорить его к смертной казни, достаточно двух свидетелей.

Действия российских ВВС привели к массовому дезертирству в ИГ и разрушили миф о его непобедимости. Действительно ли ИГ настолько «велико и ужасно», как его описывают западные СМИ, как видится с более близкого расстояния?

Все-таки то, что мы знаем об ИГ, в большинстве своем - плоды пропаганды. Как с той, так и с этой стороны. Я смотрел репортажи Юргена Тоденхофера, немецкого журналиста, который десять дней провел в «Исламском государстве». Там многое выглядит удивительно. Тот же самый высокий трафик на дорогах, те же самые открытые лавочки со шмотьем, люди по улицам ходят, дорожная полиция на перекрестках стоит... Я подозреваю, что Тоденхоферу показывали парадную витрину, но она не была похожа на дремучее Средневековье, каким мы привыкли видеть ИГ. При этом немецкий репортер совершенно четко видит, что это люди, которым все равно, сколько убить ради достижения своей цели: сто человек, тысячу или миллион. Они не остановятся ни перед чем.

Большая ошибка думать, что игиловец - это такой босоногий бородатый крестьянин со старым «Калашниковым». ИГ - это четко структурированная террористическая организация, со своими штабами, в которых трудятся, в том числе бывшие офицеры Башара Асада, бывшие офицеры Саддама Хусейна. Они умеют планировать и проводить крупные наступательные операции. И они не боятся умереть. При этом «Исламское государство» абсолютно самодостаточно в финансовом плане - за счет торговли нефтью, контрабанды исторических артефактов, вывоза ценностей и торговли заложниками. Без собственной экономики ИГ давно бы сдулось.

- Тот же вопрос, что и вашему коллеге Дмитрию Стешину: война в Сирии - это только часть мировой войны. Где еще может начаться пожар, что подсказывает ваша журналистская интуиция?

Как я уже сказал, война постепенно будет экспортироваться. Мы вряд ли доживем до позиционных боев в европейских городах, но я уверен, что теракты в Париже - не последние. Это не разовые акции, которые ИГ устраивает для устрашения неверных. Это единственно возможная форма войны для них на вражеской территории.

Как западные страны попросили Россию прекратить ее. Вероятно, основанием для этого стали заявления, что Россия не ограничилась бомбардировками ИГИЛ (запрещенная в России организация), а наносит также удары по позициям других радикальных группировок, воюющих против правительственной армии. Часть оппозиционеров, выступающих против президента Башара Асада, поддерживаются Западом.

Мнение жителей Сирии относительно российского участия в конфликте, как и мнение мировой общественности, раскололось. Кто-то поддерживает российскую армию и считает, что ее действия приблизят мир в Сирии. Другие обвиняют наших военных в обстрелах оппонентов Асада и гражданских кварталов. «Газета.Ru» попросила сирийских жителей рассказать об обстановке в стране, о бомбежках и о том, что местные жители думают про российские атаки.

В ходе подготовки материала у корреспондентов «Газеты.Ru» сложилось ощущение, что

мнения местных жителей из числа сторонников и противников Асада еще более контрастны, чем, к примеру, точки зрения жителя Донецка и жителя Киева.

Фактически речь идет не просто о политических пристрастиях, а о принципиально разном взгляде на будущее Сирии и методе борьбы за свои убеждения. Некоторые из опрашиваемых «Газетой.Ru» сами признавали это: «Мы с ними не общаемся, потому что нам просто не о чем говорить».

Али Халеф, Дамаск

— Свободная сирийская армия (одна из крупнейших сирийских повстанческих группировок, воюющих против правительства Асада. — «Газета.Ru») бомбит нас каждый день. Иногда за день в город прилетает по 10 снарядов, иногда переваливает за 100. Мы уже потеряли надежду, что эта война когда-нибудь кончится.

Месяц назад я окончательно собрался уехать из страны, но теперь появилась надежда, что война близится к концу, спасибо России.

Не боимся ли мы, что от участия России станет только хуже? Нет. Как минимум теперь коалиция США не сможет атаковать нас, как они угрожали ранее, потому что это может навредить россиянам в Сирии, а это грозит «холодной войной». И наша правительственная армия теперь крепнет день ото дня.

— Но ведь США также участвуют в борьбе против ИГИЛ?

— Они помогают только курдам, не нам. У нас есть авиабаза на севере, она под осадой ИГИЛ уже больше года. США ни разу не атаковали эти позиции ИГИЛ. А сегодня российская авиация ударила практически по всем позициям террористов.

— Мы видели много сообщений от сирийцев о том, что Россия бомбила гражданские районы и есть потери среди мирных жителей.

— Они говорили это еще до того, как кто-то увидел здесь хотя бы один российский самолет. Вот у меня вопрос к тебе: ты хотел бы, чтобы твоя семья и твои дети жили рядом с штаб-квартирой «Аль-Каиды» (запрещенная в России организация. — «Газета.Ru»)? Нет? Так вот, все, кто был против (террористов. — «Газета.Ru»), уехали оттуда. Все, кто остался, либо поддерживают боевиков, либо помогают им тем или иным образом. Здесь в Латакии можно увидеть множество семей беженцев, которые приехали без отца, потому что он вступил либо в ИГИЛ, либо в «Фронт ан-Нусра» (подразделение «Аль-Каиды» в Сирии, запрещенная в России организация. — «Газета.Ru»).

На прошлой неделе игиловцы казнили 10 мужчин. Обвинили их в гомосексуализме, подняли на башню и сбросили по одному вниз. Понимаешь?

Али (попросил не указывать фамилию, поскольку регулярно вылетает за пределы страны), Дамаск, пилот гражданской авиации

— Как я отношусь к российскому участию? Террористы со всего мира атакуют нас уже пять лет. И нам нужна вся помощь России, которую она может дать. Да, вы правы, не все поддерживают эту точку зрения. Но обычно те, кто против российских действий, поддерживают идею исламского халифата как идеального мироустройства. Прям как в Средневековье.

Что я думаю о помощи других стран? Ну, США, НАТО, Саудовская Аравия и Турция всегда будут говорить, что все авианалеты (других стран. — «Газета.Ru») нацелены на мирных граждан. А русские бомбили не только ИГИЛ, но все террористические организации, включая «Ан-Нусру» и прочих исламистов. Запад это отлично понимает. Просто они не хотят победы войск Асада в этой войне. Но, знаете, США никогда не боролись с ИГИЛ по-настоящему. Только по телевизору.

Российские ВВС за один день сделали больше, чем альянс за последний год.

Кхалед Айюб, студент юридического факультета Университета Аль-Баат, Хомс

— Я уверен, что вмешательство России в сирийский конфликт было неизбежно. Это должно было произойти уже давным-давно. Но вся проблема в том, что единого мнения на этот счет у нас нет. Кто-то поддерживает, а кто-то не приемлет тот факт, что Россия производит здесь авиаудары. Вообще, за последние пять лет сирийцы смогли договориться только об одном: не договариваться ни о чем, и в этом кроется корень всех бед. (Поддерживает ли Кхалед начало бомбежек со стороны России, так и осталось тайной — молодой человек ушел от ответа. — «Газета.Ru».)

В ленте фейсбука и на экранах ТВ авиаудары ВС РФ — новость номер один. Я всегда на работе и на улице бываю не так часто. Но медиа говорят об этом и показывают кадры бомбежек буквально каждую секунду. На все остальные события в мире и в стране они забили и начали день и ночь крутить сюжеты про российские авиаудары.

Я подрабатывал в городе Хама — одном из мест, куда полетели российские бомбы. Авиаудары в основном были направлены на пригород Хамы и Хомса — в самих городах никаких террористов или боевиков нет.

Сможет ли вмешательство России способствовать разрешению конфликта в Сирии? Никто не может разрешить сирийский кризис... никто.

Ибрагим аль-Кутини, сторонник сирийской революции, Хомс

— Башар Асад не признал революционное движение в Сирии. Поначалу оно было мирным, но диктаторский режим использовал легкое и тяжелое вооружение против революционеров, а затем и вовсе запрещенное мировым сообществом — напалм, фосфорные бомбы и химическое оружие. После этого революция перешла в вооруженную борьбу против режима.

Чтобы противостоять революции, Асад привел в Сирию наемников — афганцев, иракцев, иранцев, а теперь еще и россиян. Россиян он позвал после того, как афганцы, иракцы и иранцы подвели Асада и революционные войска получили преимущество. Все, кто сотрудничает с Асадом, участвуют в убийстве сирийских граждан. И теперь Россия убивает беззащитных сирийских граждан под ложным предлогом того, что борется с ИГИЛ.

Российское вмешательство направлено на защиту Асада, а не на пользу сирийскому народу.

Российские ВВС бомбят города и деревни, где нет никаких бойцов ИГИЛ. А то, что вообще сейчас происходит в Сирии, это борьба бедных и угнетенных людей против тирании и фашистского режима.

Валентина Михайловна Бродникова, пенсионерка, Латакия (именно в районе этого города на авиабазе Хмеймим дислоцируется авиационная группа Воздушно-космических сил России )

— Я живу в Сирии уже 45 лет. У нас в Латакии все спокойно. Непосредственно в городе мы ничего не видим, ничего не слышим. По крайней мере, я не видела никаких военных. Может быть, где-то за городом они есть. Правда, мы недавно ездили туда на свою дачу, но русских не видели — только сирийских военных.

Наш город никогда не был местом широкомасштабных боевых действий. Иногда на Латакию боевики сбрасывали мины — последний раз это было месяца два назад, когда я была в Белоруссии в гостях. Что именно это были за боевики — я не знаю, тут их много всяких. Поэтому почти все наши остались в Латакии. В других городах, как Алеппо, очень много уехало: кто-то домой в Россию, а кто-то сюда в Латакию.

Только вот батюшка уехал, и служб в церкви нет.

То есть батюшка вроде как есть, но живет в Ливане. Но мы ходим молиться в арабскую православную церковь. Конечно, священнослужителям здесь невозможно жить, ведь их центральное представительство в Дамаске, а там дела обстоят намного хуже.

Продукты, слава богу, есть, но все подорожало. Бензин есть, газ есть, с соляркой бывают затруднения. Бывает, что воду и свет отключают на несколько часов, но потом включают опять. И мы радуемся даже таким вещам — все-таки страна очень страдает.

К новостям о том, что Россия пришла на помощь Сирии, мы с друзьями отнеслись очень положительно, потому что надоело:

пятый год мы живем как на пороховой бочке и боимся этих боевиков.

Сирия — моя вторая родина. В каких-то других местах мне очень тяжело — я с мужем уезжала за границу к сыну на три месяца, но с радостью вернулась домой. Здесь мой дом.

Москва. 17 марта. INTERFAX.RU – В российском Генштабе заявили, что есть признаки того, что США готовятся нанести удар по Сирии.

“Мы отмечаем наличие признаков подготовки к возможным ударам”, – сказал в субботу начальник Главного оперативного управления Генштаба РФ генерал-полковник Сергей Рудской.

“В восточной части Средиземного моря, в Персидском заливе и Красном море созданы ударные группировки морских носителей крылатых ракет”, – заявил генерал.

“Возникает вопрос: кого собираются поддерживать этими ударами Соединенные Штаты – террористов “Джабхат ан-Нусры” (запрещенная в РФ группировка) и их пособников, бесчинствующих в Восточной Гуте?” – сказал Рудской.

Он также сообщил, что США могут нанести удар по государственным объектам и сирийским войскам, объявив их в применении химоружия. “Данные провокации должны послужить поводом для нанесения Соединенными Штатами Америки и их союзниками ударов по военным и государственным объектам на территории Сирии”, – отметил генерал-полковник.

Ранее в субботу глава МИД России Сергей Лавров сообщил в интервью телерадиокомплексу президента Казахстана, что на территории Сирии скрыто работает спецназ США, Великобритании и Франции.

К сказанному следует добавить еще одно сообщение, сделанное накануне.

На американской военной база Эт-Танф (Al-Tanf) было замечено значительное развертывание войск британской армии, включая танки Challenger, вертолеты Cobra, всего речь идет о развертывании приблизительно 2 300 британских военнослужащих.

Таким образом, похоже, что в Сирию Великобритания прислала уже не только спецназ.

Естественно, точных разведданных у нас нет, где, чего и сколько развернуто, однако начальник Главного оперативного управления Генштаба РФ сказал и так очень много:

“В восточной части Средиземного моря, в Персидском заливе и Красном море созданы ударные группировки морских носителей крылатых ракет”

Нанося удар по авиабазе “Шайрат” в апреле прошлого года, Пентагон использовал 59 крылатых ракет Tomahawk, выпущенных с двух эсминцев.

Ни один, ни даже два отдельно взятых эсминца корабельной группировкой не являются, в группировку входит как минимум 3 корабля. Поскольку генерал перечисляет Средиземное море, Персидский залив и Красное море, то группировок, получается, уже три. Если в каждую группировку входит по три эсминца типа «Арли Бёрк», каждый из которых несет до 56 ракет Tomahawk, то речь может идти об одновременном запуске порядка 400 ракет.

Кроме того, у США в Индийском океане есть авиабаза на острове Диего-Гарсия, на которой еще с 2016-го года отмечено необычное движение, начиная от переброски в этот район огромного количества бомбардировщиков и заканчивая подходов конвоев с боеприпасами. По сообщениям очевидцев, пароходов приходило так много, что они неделями стояли на рейде в ожидании разгрузки, а дополнительные бомбардировщики пришлось размещать в непредназначенных для стоянок местах, поскольку штатные стоянки были все заняты.

После апрельских ударов прошлого года по Сирии, информация с Диего-Гарсия блокируется и мы не знаем, что там происходит, однако во время предыдущих в войн в Заливе, база использовалась очень активно. Первым вылетом бомбардировщики выпускали крылатые ракеты, следующим вылетом они несли уже бомбовую нагрузку. При ударе крылатыми ракетами бомбардировщики даже близко не подлетают к зоне действия сирийских систем ПВО. B-52 несет 20 крылатых ракет AGM-86 ALCM, поэтому используя всего 5 самолетов, США могут нанести удар сотней крылатых ракет.

Таким образом, если США планируют удар по Сирии, то 500 ракет они могут выпустить без создания каких-то особо мощных ударных группировок. При желании же это количество может быть увеличено до 1000 и более.

Ранее, в течении нескольких недель, мы были свидетелями планомерного нагнетания антисирийской и антироссийской истерии в медиа. В ход пошли отравления каких-то агентов в Британии, атаки каких-то русских хакеров на американские ядерные объекты и транспортные системы и прочее, даже северокорейскую авиабазу в Сирии нашли. Таким образом формальный “повод для агрессии” у США и их союзников уже создан. Силы и средства развернуты. Всё готово для удара и остается единственный вопрос: когда?

На эту тему мы уже делали большой аналитический материал: 18 марта 2018 года США начнут мировую войну?

Планы злодеев мы, конечно же, никак не знаем, однако, как мы объяснили в приведенном выше материале, в период 18-22 марта для военной операции США будет весьма благоприятное астрологическое окно. Так же на эту дату указывают другие перечисленные в материале знаки, в частности – окончание Олимпиады. Наконец, 18 марта в России будут проходить выборы и для Москвы 18 марта будет не самый удобный момент для реакции на те или иные экстраординарные события.

Отсюда мы полагаем, что если США запланировали на ближайшее время или какую-то войну, или какую-то глобальную провокацию с целью начала войны – есть очень большая вероятность того, что всё это произойдет в ближайшие 24 часа.

Сирийский конфликт, начавшийся ещё в 2011 году, до сих пор остаётся темой № 1 для всех мировых СМИ. И хотя о ситуации в этой стране было написано и сказано уже очень много, АиФ.ru решил задать несколько наивных вопросов эксперту, чтобы лучше разобраться в сути проблемы.

1. Почему одни радикальные исламисты воюют с другими, ведь вроде эти люди борются за одно дело?

Леонид Исаев, преподаватель Департамента политической науки ВШЭ: На самом деле интересы у этих людей абсолютно разные. Каждая радикальная группировка хочет прийти к власти в Сирии, что порождает жёсткую конкуренцию между ними. Безусловно, иногда боевики могут объединяться для борьбы с общим врагом. За последние 5 лет сирийского кризиса было образовано множество подобных коалиций и альянсов. Но они по понятным причинам недолговечны. Глобально каждый пытается достичь своих собственных корыстных целей, которые никак не связаны с религиозными лозунгами. Откуда появилась идея борьбы с неверными, которой прикрываются радикальные исламисты? В определённый момент времени мусульмане стали задаваться вопросом о том, как объяснить, что мусульманская цивилизация, «освятив весь мир ослепительным блеском», угасла и находится во мраке тьмы, и как можно вернуть себе былое величие. Для многих было понятно, что этот «золотой век» ислама характеризовался прежде всего высоким интеллектуальным уровнем развития, когда Ближний Восток был одним из мировых научных центров. Но находились и те, кто занимал иную точку зрения, предпочитая во всех своих бедах обвинять условных неверных, кем бы они ни были, видя именно в них корень всех бед мусульман. Увы, подобные рассуждения возникают из-за высокого уровня невежественности, который царит во многих странах региона.

2. Кто спонсирует других террористов, которые воюют с «Исламским государством»?

Поддерживать идеи, за которые ратуют различные террористические структуры, можно по-разному: кто-то предпочитает взять в руки оружие и стрелять в тех, кого он считает вероотступником, кто-то занимается пропагандой среди населения, кто-то вербует сторонников в социальных сетях и т. д. Вместе с тем в мире есть масса людей, которые разделяют идею существования неверных, но при этом они не готовы собственноручно перерезать им горло и по разным причинам не хотят быть аффилированными с террористическими структурами. Зато они могут оказать поддержку своим единомышленникам с оружием в руках — деньгами. От Марокко до Индонезии находится огромное количество «спонсоров», которые искренне верят в то, что посыл, который несут в себе те или иные террористические структуры, близок им, а значит, боевиков нужно поддерживать в их борьбе за «правое дело».

Война за мир. США поставляют оружие сирийским повстанцам?

При этом я хочу заметить, что было бы некорректным говорить о том, что страны на государственном уровне спонсируют террористические группировки, о чём мы сейчас очень часто слышим. Материальная поддержка оказывается через различные фонды, иные структуры. Может быть, среди людей, наделённых властью в той или иной стране, находятся лица, поддерживающие какие-то террористические структуры, но они далеко не являются воплощением всего государства. На фоне тех, кто симпатизирует боевикам, есть и те, кто выступает против них.

3. Как так получилось что все террористы, народы и конфликтующие стороны появились в границах одной страны?

В Сирии всегда было очень сложносоставное общество, поликонфессиональное. Наивно думать, что алавиты, христиане или мусульмане различных направленностей появились в Сирии случайно, ни с того ни с сего во время гражданской войны. Конечно, есть наёмники, приезжие, но в большинстве своём те, кто входит в состав умеренных и неумеренных оппозиционных структур, противостоящих друг другу на территории Сирии, — сами же сирийцы, жившие там испокон веков. Эклектичность сирийского общества привела к тому, что состав противоборствующих сторон очень неоднородный, а спектр их идеологических и политических предпочтений достаточно широкий.

Взаимоотношения между ними также всегда оставляли желать лучшего. Что бы кто ни говорил. Проблемы либо откладывались в долгий ящик, либо решались силовым путём.

«Арабская весна» в данном контексте стала неким «спусковым крючком» для Сирии. В Ираке это произошло в 2003. Там «спусковой крючок» — военная операция натовской коалиции, хотя первопричиной разгоревшегося позже гражданского конфликта была иракская власть, а вернее, её нежелание на протяжении десятилетий прислушиваться к требованиям различных этно-конфессиональных групп, проживающих на этой территории. Общая ситуация, которая была в регионе в 2011 году: падение режимов, протесты, нестабильность, беспорядки, — перекидывалась из одной страны в другую и в конечном итоге задела Сирию, как бы всколыхнула там все имеющиеся проблемы, которые долгое время существовали в неком латентном состоянии. Сколько раз курды просили дать им автономию? Но власть отказывалась их слушать. Если они прибегали к более активным действиям, то получали жёсткий отпор, и таких примеров за всю историю существования современной Сирии масса. Неудивительно, что в конечном итоге мы пришли к полному хаосу.

4. В чём стратегическая важность Сирии?

В этой стране пересекаются интересы очень многих игроков. Конечно, если бы конфликт сирийского масштаба разгорелся, например, в Йемене, Ливии или Мали, то никто не обратил бы на это такого пристального внимания. В Африке происходит столько дикости, что сирийский кризис на их фоне кажется каким-то детским лепетом. Там тоже идут бесконечные гражданские войны, вспомните Сомали — люди убивают друг друга такими зверскими способами, что «Исламское государство» могло бы им позавидовать.

Ещё раз повторюсь, что в Сирии сталкиваются интересы многих государств: Турции, США, России, Ирана, Израиля, Европы, Китая и т. д. Каждое из них уже достаточно «вложилось» в существующий кризис и теперь рассчитывает на свой «кусок от сирийского пирога».

5. «Исламское государство» — сирийцы? Если нет, то почему они выбрали именно Сирию для своей дислокации, а не Ливию, например?

«Исламское государство» есть в Ливии, Нигерии, Йемене и т. д. Боевиков повсюду очень много. Зародились они в Ираке, когда там появилась благодатная для них почва — гражданский конфликт, потом постепенно распространили своё влияние на другие страны. Для осуществления своей деятельности они выбирают так называемые failed states (несостоявшиеся государства), где они чувствуют себя, как рыба в воде. Как только таковые появлялись на политической карте Ближнего Востока и Северной Африки, они тотчас же начали входить в поле зрения «Исламского государства». Поэтому появление в Сирии этой террористической организации — лишь стечение обстоятельств.

6. Почему для уничтожения мирного населения «Исламское государство» использует разнообразные методы, например соляную кислоту, расстрелы, перерезают горло?

Это один из элементов пиара. Они не могут просто взять и без свидетелей по-тихому отрезать кому-то голову. Им важно показать свои зверства и изощрённые методы расправы всему миру, поскольку подобные вбросы вызывают большой интерес со стороны СМИ. Чёрный пиар — тоже пиар. Боевики очень хорошо это понимают. Внимание можно привлечь либо военными успехами, что сейчас стало намного сложнее, либо издевательствами над мирным населением. Пока они не сходят с экранов телевизоров — они интересны, в их ряды приезжают новые люди, их финансируют. Как только об «Исламском государстве» перестанут говорить, оно превратится в заурядную террористическую структуру. Боевикам постоянно нужно придумывать всё новые и новые способы привлечения внимания, ведь для них это вопрос «эффективного» существования.

7. Чего добиваются в сирийском конфликте курды?

Задача минимум — сирийские курды хотят получить определённую долю самостоятельности в решении вопросов, которые возникают на территории их проживания. Они пытаются договориться с центром о перераспределении полномочий в свою пользу. Задача максимум — получить собственное государство. Парадокс, что такой масштабный по численности этнос, как сирийские курды, до сих пор его не имеют. Такого больше нет нигде в мире.

На сегодняшний день шансы добиться автономии высоки. Но замечу, что, если действующий режим будет проявлять свою упёртость в данном вопросе, велика вероятность того, что сирийские курды могут перейти к более радикальным способам решения данной проблемы и попытаются в одностороннем порядке выйти из состава страны.

8. Почему Эрдоган так не любит курдов и кого он защищает в Сирии?

Прежде всего Эрдоган защищает свои собственные интересы и, соответственно, те политические силы в Сирии, которые так или иначе от него зависят, могут как-то помочь ему в решении существующих проблем.

Курдов он не любит по очень простой причине. Это составная, довольно внушительная часть турецкого государства, которая хочет иметь больше самостоятельности, быть полноправными участниками политического процесса. Но официальная Анкара препятствует этому. Эрдоган воспринимает курдов как важнейшую дестабилизирующую силу.

9. Кто участвует в мирных переговорах по Сирии, какие стороны?

На данный момент в женевских мирных переговорах участвуют три стороны, которые объединены в так называемые группы — эр-риядскую, московскую и каирскую. Поскольку в последней группе большую часть составляли курды, а вопрос об их участии в Женеве был поставлен под сомнение, они решили частично бойкотировать данные переговоры и присоединились к московской группе.

Также сейчас стоит вопрос о том, чтобы «хмеймимская группа» присоединилась к переговорам в Женеве в качестве самостоятельной признанной силы. Это как раз те самые политические и общественные деятели в Сирии, которые на российской базе Хмеймим договорились о создании своей оппозиционной структуры.

Замечу, что все группы строятся по одному принципу. В их составе есть люди, которые узнаваемы за рубежом, так или иначе интегрированы в мировое сообщество, и представители группировок, участвующие непосредственно в борьбе за власть в Сирии.

10. Какие цели в Сирии у других исламских стран?

Турция, Саудовская Аравия, Катар, Иран заинтересованы прежде всего в реализации на территории Сирии своих геополитических амбиций, распространении там своего влияния. Каждая из этих стран хотела бы «окупить» потраченные ранее на участие в сирийском кризисе ресурсы. Им нужно хотя бы выйти в ноль, т. е. если уж ничего не выиграть, то хотя бы ничего и не потерять. И всё же желательно добиться больших дивидендов, по сравнению с теми, что были у них до «арабской весны», т. е. до 2011 года. В противном случае встаёт закономерный вопрос: «Что мы делали там всё это время, для чего вкладывали туда свои ресурсы?».

Для Египта, Ирака, Иордании и Ливана сирийский конфликт актуален, прежде всего, из-за необходимости добиться стабильности на границах, обеспечить собственную безопасность, чтобы оградить себя от распространения дестабилизационных процессов на своих территориях.

11. Распадётся ли Сирия в результате войны?

По факту на сегодняшний день Сирия не является единым государством, хотя формально границы существуют. Напомню, что одна из ключевых характеристик любого государства — возможность контролировать свою территорию в определённых границах, обеспечивать на ней охрану правопорядка, действие законов, сбор налогов и т. д. Но в современной Сирии всего этого нет. Я бы сформулировал вопрос иначе: удастся ли вновь собрать Сирию в единое государство?

Мы сможем увидеть единую страну только в том случае, если получится возобновить переговорный процесс и стороны будут готовы идти на компромисс. Увы, на сегодняшний день одна из самых бескомпромиссных сторон — именно сирийский режим. Он отвергает любые попытки какого-то серьёзного, структурного реформирования страны. Если они с кем-то соглашаются, то делают это формально. Достаточно вспомнить парламентские выборы в апреле этого года.

Однако при нынешней ситуации абсолютно всем придётся чем-то жертвовать. Сирийскому режиму в том числе. Ему точно предстоит лишиться части своих полномочий в пользу регионов и других политических сил. Монополия на власть со стороны баасистов должна прекратиться. Конечно, к оппозиции возникает не меньше вопросов. Но всё же именно от правительства зависит исход ситуации в стране.

12. Почему американцы поддерживают исламистов?

Я бы не стал так формулировать вопрос. Например, «Исламское государство» или «Джабхат ан-Нусра» они не поддерживают. Хотя американскую поддержку могут получать какие-то группировки, которые в будущем ставят своей целью установление законов шариата на территории Сирии. Прежде всего Штатам интересны структуры, которые они считают более перспективными для себя, и среди них действительно иногда попадаются исламисты. В любом случае, в данном вопросе различные идеологические вещи уходят на второй план, на первый выходит лишь прагматичный расчёт.

13. Откуда появилось «Исламское государство»?

Из Ирака. Это одна из структур, которая боролась против шиитов, американского присутствия и нового правительства в стране. «Исламское государство» — результат нерешённых внутренних конфликтов. Как только эти проблемы будут устранены, террористические организации прекратят своё существование. Не нужно думать, что «Исламское государство» — чей-то проект, направленный на дестабилизацию ситуации в регионе. В сильном государстве такие вещи не появляются, даже если есть желание дестабилизировать режим извне. Вспомните, сколько раз американцы пытались «расшатать» режим на Кубе. Но безуспешно, поскольку там мы видим монолитный режим, который полностью контролирует ситуацию. Но в Сирии, Ираке государство сгнило изнутри, там даже не нужно было прилагать каких-то усилий для того, чтобы дестабилизировать обстановку.

Организация, деятельность которой запрещена на территории РФ.

• © / Сергей Осипов
• © / Сергей Осипов
• ©