Какой противник был на куликовской битве. Куликовская битва

Куликовская битва (1380 г.), в которой русское воинство, под водительством Московского князя Дмитрия Ивановича, разбило орду Мамая, - по справедливости может считаться одним из славнейших событий нашего прошлого.

Имя каждого участника этой битвы, встречающееся в том или ином документе эпохи, кому бы оно ни принадлежало, - князю, воеводе или простому воину, - является достоянием истории и заслуживает того, чтобы его помнили потомки.

Много ли сохранилось таких имен? По-видимому, никто не пытался произвести полный подсчет, но в среде образованных людей, - не профессионалов истории, - принято думать, что не более сорока. Действительно, в популярных описаниях этой битвы и в общедоступных источниках упоминаются около двадцати князей, ее участников, из которых шестеро или семеро были убиты, - да примерно столько же московских бояр и воевод, занимавших главные командные должности и в своем большинстве сложивших головы в этом сражении.

Принимая во внимание шесть столетий, отделяющих нас от этого события, казалось бы и то не мало. Из участников Ледового побоища, не менее славного для русского оружия, до нас дошли, например, только два имени: самого князя Александра Невского и его брата Андрея. Но с той поры внутренняя обстановка существенно изменилась: блестящая победа Дмитрия Донского рассеяла мрак невежества, сгустившийся над Русью за полтора века татарского владычества, - на смену ему пришел бурный рост культуры и письменности. В ближайшие за Куликовской битвой десятилетия было написано несколько посвященных ей повестей и сказаний, благодаря которым мы знаем о ней гораздо больше, чем о других крупных сражениях нашей древности.

Некоторые из этих повестей (например, «Задонщина») написаны с подлинным художественным мастерством, близким к гениальности. Однако, патриотический пафос в них явно превалирует над исторической точностью, - авторы были неспособны учесть то исключительное значение, которое приобретет каждое написанное ими слово для будущего исследователя. Это были скорее поэты, чем хронисты, и остается только подосадовать, что среди них не оказалось ни одного историка «Божьей милостью», каковым был, например, их польский современник Ян Длугош, оставивший нам изумительное по широте охвата описание Грюнвальдского боя. У него не только подробнейшим образом и в строгой последовательности изложены события и перипетии сражения, но перечислены все до одного полки своего и неприятельского войска (а их участвовало в битве сто сорок два!), поименно названы их командиры и даже детально описаны все, без исключения, знамена этих полков.

В сохранившихся описаниях Куликовской битвы таких подробностей нет. Но это отчасти восполняется тем, что этих описаний имеется несколько, причем каждое из них дошло до нас во многих списках, по-своему переработанных и дополненных различными летописцами и переписчиками, которые тоже что-то знали об этом событии. Внимательное исследование и сопоставление всех этих источников значительно проясняет общую картину сражения и дает возможность открыть многие интересные детали.

В частности, занявшись этим, я обнаружил имена многих второстепенных участников Куликовской битвы, доселе остававшихся в тени забвения, и в том числе не только сравнительно мелких военачальников и дворян, но и простых воинов, что особенно ценно, ибо летописцы и хронисты подобными именами обычно пренебрегали.

Для историка, работающего вдали от государственных архивов и первоисточников, довести до конца такое исследованье, - задача трудная и кропотливая, она затянулась на много лет. Но думаю, что составленный мною список является почти исчерпывающим по своей полноте, - прибавить к нему новые имена могут, пожалуй, только документы, доселе никому не известные, если таковые обнаружатся в будущем.

В списке двумя крестиками отмечены имена лиц, несомненно павших в бою, и одним крестиком имена тех, о смерти которых сведения не могут считаться вполне достоверными. В нужных случаях под именами даны необходимые пояснения.

А. КНЯЗЬЯ - УЧАСТНИКИ СРАЖЕНИЯ

1. МОСКОВСКИЙ, в. кн. Дмитрий Иванович Донской.

2. СЕРПУХОВСКИЙ, Владимир Андреевич Храбрый.

3. ВОЛЫНСКИЙ, Дмитрий Михайлович Боброк, из князей Гедиминовичей.

4. ПОЛОЦКИЙ, Андрей Ольгердович, из Гедиминовичей.

5. БРЯНСКИЙ, Дмитрий Ольгердович, из Гедиминовичей.

6. ++ БРЯНСКИЙ, Роман.

7. ++ БРЯНСКИЙ, Глеб.

8. ++ ТАРУССКИЙ, Федор Иванович.

9. ++ ТАРУССКИЙ, Мстислав Иванович.

10. ОБОЛЕНСКИЙ, Иван Константинович.

11. ++ ОБОЛЕНСКИЙ, Андрей Константинович,

12. ОБОЛЕНСКИЙ, Михаил Андреевич.

13. + ОБОЛЕНСКИЙ, Семен Андреевич. По ошибке в некоторых источниках назван Семеном Константиновичем.

14. МУРОМСКИЙ, Владимир Дмитриевич Красный («Снабдя»).

15. МУРОМСКИЙ, Андрей.

16. ++ БЕЛОЗЕРСКИЙ, Феодор Романович.

17. ++ БЕЛОЗЕРСКИЙ, Иван Феодорович.

18. ++ БЕЛОЗЕРСКИЙ, Семен Михайлович.

19. ++ БЕЛОЗЕРСКИЙ, Феодор Семенович.

Почти во всех летописях и «сказаниях» названы только имена и отчества двух последних, но они всюду упоминаются в группе Белозерских князей, которая была очень многочисленна. Наряду с ними, те же источники отдельно упоминают князей Феодора Романовича и Ивана Феодоровича, - отсюда ясно, что ошибаются те историки, которые считают, что тут речь идет лишь о двух князьях, которым летописцы по незнанию приписывают различные имена и отчества, - тем более что эти имена совершенно не сходны между собою. Большинство первоисточников указывает, что в Куликовской битве пало двенадцать князей Белозерского дома, - очевидно Семен Михайлович и Федор Семенович входят в это число независимо от двух предыдущих.

20. ++ АНДОМСКИЙ, Андрей, из группы князей Белозерских.

21. + КЕМСКИЙ, Семен Васильевич, из князей Белозерских (по некоторым летописям Андрей).

22. + КАРГОЛОМСКИЙ, Глеб, из князей Белозерских.

23. + КАРГОПОЛЬСКИЙ?

Возможно, что тут описка летописца и что это тот же князь Глеб Карголомский. Но стоит вспомнить следующее: княжество Карголомское (по имени села Карголома) было одним из уделов князей Белозерских; княжество Каргопольское (по городу Каргополю) одно время существовало тоже и, по всей вероятности, было уделом тех же князей, ибо Каргополь находился всего в сорока верстах от реки Ухты, то есть от княжества Ухтомского, которым тоже владели Белозерские князья.

24. ЯРОСЛАВСКИЙ, Андрей Васильевич.

25. ЯРОСЛАВСКИЙ, Василий Феодорович (вероятно Васильевич).

26. ПРОЗОРОВСКИЙ, Роман, из группы Ярославских князей.

27. КУРБСКИЙ, Лев, из Ярославских.

28. ШЕХОНСКИЙ, Афанасий, из Ярославских.

В некоторых источниках по ошибке назван Глебом. Никоновская летопись исказила его в «Цыдонский».

29. КУБЕНСКИЙ, Глеб, из Ярославских.

30. МОЛОЖСКИЙ, Федор Михайлович, из Ярославских.

31. ++ МОЛОЖСКИЙ, Иван Михайлович.

Летописи приводят только его имя и отчество, но называют князем. Из всех князей современников Куликовской битвы такое имя и отчество имел только Моложский князь, брат предыдущего.

32. РОСТОВСКИЙ, Андрей Феодорович.

33. РОСТОВСКИЙ, Дмитрий Феодорович.

34. УСТЮЖСКИЙ? - из Ростовских князей.

Упоминается в Никоновской летописи и у историка Татищева.

35. ++ УГЛИЦКИЙ, Роман Давыдович, из Ростовских.

36. УГЛИЦКИЙ, Борис Давыдович.

37. ++ УГЛИЦКИЙ, Иван Романович.

38. ++ УГЛИЦКИЙ, Владимир Романович.

39. ++ УГЛИЦКИЙ, Святослав Романович.

40. ++ УГЛИЦКИЙ, Яков Романович.

41. СТАРОДУБСКИЙ, Андрей Феодорович.

42. + СТАРОДУБСКИЙ, Семен.

43. СМОЛЕНСКИЙ, Иван Васильевич.

44. ++ ДОРОГОБУЖСКИЙ, Владимир, из Смоленских князей.

45. + ВСЕВОЛОЖСКИЙ, Иван Александрович, из Смоленских князей.

46. ВСЕВОЛОЖСКИЙ, Владимир Александрович.

47. ВСЕВОЛОЖСКИЙ, Дмитрий Александрович.

Это сыновья Смоленского князя Всеволода Александра Глебовича, перешедшие в Москву и вскоре по неизвестной причине потерявшие титул. Но тогда их еще называли князьями.

48. ++ ДРУЦКОЙ Глеб Иванович.

49. ДРУЦКОЙ, Лев (в летописях: Лев Дружеской.

50. НОВОСИЛЬСКИЙ, Степан (Романович или Юрьевич).

51. СЕРПЕЙСКИЙ, Лев, из Карачевских князей.

52. БЕЛЕВСКИЙ, Феодор, из Карачевских князей (в Никоновской летописи назван Белецким). Некоторые считают, что это князь Новосильской династии, но это неверно: к ней Белевское удельное княжество перешло много позже (в 1468 году), а до того Белевом владели потомки Карачевских князей).

53. ЕЛЕЦКИЙ, Феодор Иванович.

54. ХОЛМСКИЙ, Иван Всеволодович, из Тверских князей.

55. + ХОЛМСКИЙ, Дмитрий Владимирович.

Тут в отчестве явная ошибка летописцев, ибо был только Дмитрий Еремеевич, двоюродный брат предыдущего.

56. КАШИНСКИЙ, Михаил Васильевич, из Тверских.

Сын князя Василия Михайловича, в летописи он упомянут по имени и отчеству в числе убитых. Сомнения невозможны, ибо с другой стороны известно, что один из Кашинских князей участвовал в битве.

57. ++ ТУРОВСКИЙ, Феодор.

58. ++ ТУРОВСКИЙ, Мстислав.

Историки считают, что Устюжский и некоторые другие летописцы, упоминающие этих князей, спутали их с князьями Тарусскими, носившими те же имена. Может быт это и так, но имена Федор и Мстислав принадлежали к числу самых распространенных среди князей, к тому же в одном из списков князь Феодор Туровский и князь Феодор Тарусский упомянуты одновременно. В Турове, даже под властью Литвы, оставались прежние князья-Рюриковичи, - интересы Руси им были близки и они вполне могли участвовать в Куликовской битве, как князь Александр Туровский участвовал в битве с татарами на реке Калке.

59. ++ МЕЩЕРСКИЙ, Юрий Феодорович, из туземной династии.

60. ПЕРМСКИЙ, Аликей - туземный князь (по некоторым летописям Левкей Пермский).

61-64. ++ К этому списку следует добавить четырех БЕЛОЗЕРСКИХ КНЯЗЕЙ, имена которых не сохранились, - ибо в списке их только восемь, а летописи говорят, что было двенадцать лишь павших.

Таким образом, в Куликовской битве по полному списку участвовало шестьдесят четыре князя, из них пятьдесят семь Рюриковичей, пять Гедиминовичей и два туземных. Из этого числа тридцать три были, по видимому, убиты в сражении.

Б. ВОЕВОДЫ И НАЧАЛЬНЫЕ ЛЮДИ

1. ++БРЕНКО, Михаил Андреевич.

4. ++ ВАЛУЙ, Иван Окатьевич.

2. + ВЕЛЬЯМИНОВ, Тимофей Васильевич.

5. ++ ВАЛУЕВ, Тимофей Васильевич (по некоторым спискам Тимофей Валуевич Окатьев, племянник предыдущего.

3. ++ ВЕЛЬЯМИНОВ, Микула Васильевич.

6. ++ МЕЛИК, Семен.

7. ++ ДРАНИЦА, Иван Григорьевич (его потомки Чуриловы).

8. ++ ШУБА, Андрей Феодорович.

9. ++ ШУБИН, Михаил Акинфиевич, племянник предыдущего. В списках убитых он назван без фамилии, только по имени и отчеству.

10. + КВАШНЯ, Иван Родионович.

11. ++ СЕРКИЗ, Иван, московский боярин из ордынских царевичей.

12. ++ СЕРКИЗОВ, Андрей Иванович, сын предыдущего (его потомки Старковы).

13. ++ КУТУЗОВ, Иван Гаврилович.

14. ++ ОКИНФИЕВ, Михаил Иванович.

15. ++ ОКИНФИЕВ, Иван Иванович.

16. ++ МОРОЗ, Иван Семенович.

17. ++ МОРОЗОВ, Лев Иванович, сын предыдущего.

18. ++ МОРОЗОВ, Фирс Иванович, брат предыдущего.

19. ++ ТОЛБУГА, Иван Иванович (упомянут в Никаноровской летописи).

20. ++ ШЕТНЕВ, Тарас, тверский боярин.

21. ЧЕЛЯДНИН, Михаил Андреевич.

Летописи отмечают, что после сражения московский боярин Михаил Андреевич вел подсчет павшим бойцам. Среди бояр Дмитрия Донского только Челяднин имел такое имя и отчество.

22. ТЮТЧЕВ, Захарий.

23. КОНОНОВ, Константин.

24. ГРУНКО, Феодор.

25. БЕЛОУСОВ, Даниил.

26. БЕЛЕУТ, Александр.

В некоторых летописях он назван Даниилом, так как его путают с предыдущим и историки считают, что это одно лицо… Однако это не так, ибо согласно родословным книгам в годы княжения Дмитрия Донского они существовали оба.

27. ++ КАПУСТИН, Григорий, богатырь.

28. ++ ПЕРЕСВЕТ, Александр, инок.

29. + ОСЛЯБЯ, Родион, инок.

30. ++ ОСЛЕБЯТЬЕВ (Ослебятов), Яков, сын, а по другим сведениям племянник инока Осляби.

31. ++ РЖЕВСКИЙ, Родион.

32. СУДАКОВ, Григорий.

33. СЕСЛАВИН, Иван.

34. СВЯТОСЛАВОВ, Иван. Может быть искаженная фамилия предыдущего. Историки считают их одним и тем же лицом.

35. ПОЛЕВ, Клементий (по некоторым спискам Поленин).

36. ГОРСКИЙ, Петр.

37. КРЕНЕВ, Игнатий.

38. ТЫНИН, Фома.

39. ОЛЕКСИН, Карп.

40. ЧИРИКОВ, Петр Игнатьевич.

41. ПОПОВ, Андрей Семенович.

42. МИЛЮК, Феодор, стремяной.

43. ЖИДОВИНОВ, Родион.

44. ТУПИК, Василий.

45. ВОЛОСАТОВ, Андрей.

46. АЛЕКСАНДРОВ, Карп.

47. ПОГОЖ, Мартос.

48. ++ КАРГОША, Василий Порфирьевич (Устюжская летопись).

49. САБУР, Феодор.

50. ХЛОПИЩЕВ, Григорий.

51. КОЖИН, воевода.

52. ГАЦАБЕСОВ, Фома.

53. МАНКО, Феодор.

54. САНОВ, Иван (или Сано).

55. БАЙКОВ, Михаил Иванович.

56. ЗЕНЗИН, Яков Иванович, новгородец.

57. МИКУЛИН, Тимофей Константинович, новгородец.

58. НЕЛИДОВ, Иван.

59. НЕЛИДОВ, Юрий.

Упомянуты «братья Нелидовы», без имен, но согласно родословным книгам они носили эти имена.

60. ++ СОБАКИН, Семен Иванович.

В летописях упомянут среди убитых только по имени и отчеству. Из близких к Дмитрию Донскому лиц это может быть только сын Ивана Феодоровича Собаки, одного из строителей каменного Кремля. Итак, из бояр и служилого сословия (дворян) до нас дошло шестьдесят имен участников Куликовской битвы, на которых около половины пали в сражении.

В. РЯДОВЫЕ ВОИНЫ ИЗ КУПЦОВ, КРЕСТЬЯН И РЕМЕСЛЕННИКОВ

1. КАПИЦА, Василий.

2. ХАВРИН, Кузьма.

3. ПЕТУНОВ, Константин.

4. ОЛФЕРЬЕВ, Сидор.

5. ВЕСЯКОВ, Тимофей.

6. ВЕРБЛЮЗИН, Антон.

7. ЧЕРНЫЙ, Дмитрий.

8. САЛАРЕВ, Михаил.

9. САЛАРЕВ, Дементий.

10. ШИХ (Шихов), Иван.

Это десять купцов - сурожан, пошедших добровольцами в войско князя Дмитрия Донского и участвовавших в сражении. К ним Никоновская летопись добавляет еще одно имя:

11. ОНТОНОВ, Семен.

12. ++ КОЖУХОВ, Иван, дворецкий воеводы Т. Валуева.

13. ХРУЛЕЦ, Гридя, воин.

14. СУХОБОРЕЦ, Васюк, воин.

15. САПОЖНИК, Юрий, воин.

16. БЫКОВ, Семен, воин.

17. ЗЕРНОВ, Федяй, воин.

18. ХОЛОП, Феодор, воин.

19. НОВОСЕЛ, Степан, воин.

20. ++ ЗОВ, Феодор, воин.

21. ПОРОЗОВИЧ, Феодор, воин.

22. КАБЫЧЕЙ, Фома, воин, бывший разбойник.

В различных летописях его пишут по-разному: Кабычей, Хабычеев, Хабычей, Хабесов, Кацыбай, Хацыбеев и т. п.

23. РЯЗАНЕЦ, Софроний, священник, автор «Задонщины». Есть основания думать, что он сопровождал Дмитрия Донского в этом походе. Во всяком случае, как современник, давший первое и наиболее яркое описание Куликовской битвы, он получил право на внесение в этот список.

24. БРАДИН, Василий, скотобой из белевского ополчения.

25. БРАДИН, Максим, сын предыдущего.

26. БРАДИН, Петр, внук Василия.

27. БРАДИН, Андрей, внук Василия.

28. БРАДИН, Михаил, внук Василия.

29. БРАДИН, Александр, внук Василия.

30. МИГУНОВ, Феодор, ремесленник, доброволец из Белева.

31. КОЖЕВНИК, Клим, доброволец из Рязани.

32. СОЛОВЕЙ, Пуня, ремесленник.

Последних девятерых упоминает в своем историческом романе «Дмитрий Донской» советский писатель С. Бородин. Мне эти имена не встречались. Но Бородин широко пользовался первоисточниками и государственными архивами, и, судя по тому, что все остальные приведенные им имена исторически верны, - можно доверять и этим. Кроме того, некоторые источники упоминают шесть воевод-новгородцев, будто бы приведших на помощь Дмитрию Донскому ополчение из Великого Новгорода. Как известно, новгородское ополчение в Куликовской битве не участвовало, но возможно, что эти лица (за исключением первого) принимали в ней участие в индивидуальном порядке или с небольшими группами своих людей, поэтому стоит привести их имена:

1. ПОСАДНИК, Иван Васильевич.

2. ВОЛОСАТЫЙ, Андрей Иванович, его сын.

3. КРАСНЫЙ, Фома Михайлович.

4. ЗАВЕРЕЖСКИЙ, Дмитрий Данилович.

5. ХРОМОЙ, Юрий Захарьевич.

6. ПАНОВ (Пановляев), Михаил Львович.

Следует также указать, что к списку убитых на Куликовом поле московских воевод многие летописи и «сказания» добавляют еще четыре имени:

1. МИНИН, Дмитрий Минаевич,

2. ШУБА, Акинф Феодорович,

3. МОНАСТЫРЕВ, Дмитрий Александрович и

4. КУСАКОВ, Назар Данилович.

Но это не верно: первые два были убиты во время войны Москвы с Тверью, в 1368-м году, а вторые два - в битве с татарами на реке Воже, в 1378-м году. Большинство наших летописей (в том числе даже столь солидные, как Никоновская) отмечают смерть этих воевод под тем годом, когда они в действительности были убиты, а потом, в Куликовском сражении «убивают» их вторично. На это стоит обратить внимание тех, кто непоколебимо верит в непогрешимость летописцев и всякую попытку историка их контролировать воспринимает как нечто граничащее со святотатством.

Всего, по летописным данным, на Куликовом поле полегло «бояр и воевод старших» - московских сорок, литовских (то есть пришедших с князем Дмитрием Ольгердовичем Брянским) - тридцать и из иных русских княжеств около шестисот. Имена их, за исключением небольшой части, приведенной выше, к сожалению, потеряны для нас навсегда, не говоря уж о десятках тысяч незнатных людей, своею кровью купивших эту историческую победу.

Итак сохранилось сто шестьдесят два имени. Это хотя и не много, но все же в четыре раза больше, чем принято думать. Мой список сократился бы на несколько единиц, если бы я вычеркнул из него те имена, которые не исключают возможность их повторения (князья Туровские и Тарусские, Карголомский и Каргопольский, воеводы Сеславин и Святославов, и еще два-три других). Так поступили бы, несомненно, те наши старые историки, которые в сомнительных случаях пуще всего боялись ошибиться в пользу родной страны и потому старательно обедняли ее историю (достаточно веский тому пример я приведу в конце настоящего очерка). Я не боюсь этого и, поелику этих спорных вопросов с абсолютной уверенностью разрешить нельзя, - привожу весь список полностью, ибо считаю, что лучше что-то добавить к славе Отечества, чем от нее украсть, хотя бы из самых добросовестных побуждений.

Несомненно есть тут неточности и в указании убитых. Часто летописцы называют только имя и отчество, и в таких случаях иногда трудно определить, о ком идет речь, - например, о Тимофее Васильевиче Вельяминове или о Тимофее Васильевиче Валуеве? - что второй был убит - это достоверно, но первый остается под сомнением. По-видимому ошибка допущена в отношении Ивана Квашни, - по всем данным он умер на десять лет позже. Под вопросом стоит и смерть инока Осляби, но этот случай следует рассмотреть особо, ибо по поводу него в печати не раз возникали споры.

И в этих спорах нет ничего удивительного, так как в данном случае любая из спорящих сторон в защиту своей позиции имеет возможность сослаться на исторические источники, казалось бы, заслуживающие полной веры. Однако, в отношении Осляби в этих источниках встречаются вопиющие противоречия, и это лишний раз доказывает, что к летописям нельзя относиться со слепым доверием, ибо их авторы вовсе не были застрахованы от ошибок. К истине можно приблизиться только при ознакомлении с целым рядом документов, касающихся спорного события, что иногда позволяет определить, - какой летописец ошибался и откуда проистекает его ошибка. Попытаемся сделать это относительно смерти Осляби.

Троицкая летопись и Московский летописный свод 15-го века под 1398 годом, то-есть через восемнадцать лет после Куликовской битвы, отмечают, что в «Цареград с Москвы поехал с милостыней Родион, чернец Ослябя, бывший прежде боярин Любутьский» (текст Троицкой летописи). Подобные упоминания имеются и в некоторых второстепенных летописях. Тексты общего характера многие летописцы, особенно провинциальные списывали с какого-нибудь основного источника, и ошибка этого последнего механически повторлась другими.

Но в Устюжском летописном своде, который, после Никоновской летописи, дает наиболее полный перечень убитых на Куликовом поле, мы находим в числе павших: «Александр Пересвет и брат его Ослябя». В Сокращенных летописных сводах 1493 и 1495 годов (27-й том полного собрания русских летописей) тоже значатся в числе убитых «Александр Пересвет и чернец Ослябя». Есть упоминания об одновременной смерти обоих иноков и в других летописях.

Такую же разноголосицу мы находим в различных списках «Сказания о Мамаевом побоище». Это сказание дошло до нас в ста двенадцати списках, иногда отличающихся друг от друга весьма существенно. В одних в числе убитых упомянуты оба инока, в других один Пересвет. Таким образом, на основании всего этого мы можем заключить только одно, что налицо несомненное противоречие и что какая-то группа рассмотренных нами источников допустила ошибку. Но какая же именно?

Об этом с достаточной приближенностью можно судить по некоторым другим историческим материалам, хотя бы по следующим:

1. Никоновская или Патриаршая летопись. Стоит обратить внимание на то, что эта летопись, - самая подробная из всех, - не упоминает Ослябю ни в числе убитых на Куликовом поле, ни под 1398-м годом. В ней обстоятельно, до мелочей, описано все связанное с посылкой этой милостыни (т. е. денежной помощи) в Царьград, - чем она была вызвана, где и как производились сборы, как благодарили и какими подарками ответили византийский император и вселенский патриарх, но о том, кто отвозил эту милостыню, не сказано ни слова. Трудно допустить, что если то был Ослябя, - летописец, уделивший всему этому событию такое исключительное внимание, мог бы его не знать или не отметить.

2. Официальный церковный синодик убиенных на Куликовом поле. В него внесены и Пересвет и Ослябя.

3. Хворостининский и Уваровский списки «Сказания». В них упоминается о том, что тела убитых иноков Пересвета и Осляби с поля битвы были отправлены в Троицкий монастырь.

4. Монастырская запись о том, что несколькими годами позже их останки были перевезены в Симоновский монастырь под Москвой, где после того и находились их гробницы.

5. Челобитная к царю Ивану Грозному Ивана Пересветова (одного из потомков Пересвета). В ней есть такая фраза: «Пересвет и Ослябя, в чернецах и в схиме, с благословением Сергия чюдотворца на Доньском побоище при великом князе Дмитрее Ивановиче, за веру хрестианскую, за святыя церкви и за честь государеву главы свои положили».

Так как нам сейчас недоступны многие первоисточники, стоит оглянуться на мнения тех специалистов, которые имели к ним доступ. В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона профессор Н. И. Кареев по этому поводу пишет: «Ослябя, Роман, в монашестве Родион, - боярин, инок Троицко-Сергиевского монастыря… принимал участие в Куликовской битве, где и убит».

В своем «Курсе русской истории» академик Платонов, которого вряд ли можно упрекнуть в неосведомленности, говорит: «Игумен Сергий дал великому князю из братии своего монастыря двух богатырей, по имени Пересвет и Ослябя… оба погибли в бою с татарами и погребены в Симоновом монастыре.»

Отмечу, что историк С. М. Соловьев упоминает в числе павших только одного Пересвета. Но его описание Куликовской битвы поистине изумительно: посвятив русской истории тридцать объемистых томов и не жалея места для подробнейшего описания совершенно незначительных происшествий, - вроде какой-нибудь междоусобной распри двух ничем не замечательных удельных князей, - он славнейшему событию отечественной истории (которое без преувеличения можно назвать воскресением Руси), - точнее всей Куликовской эпопее, включая подготовку к битве, поход, самую битву и рассуждения об ее исторических последствиях, - уделил меньше четырех страниц, а собственно сражению - полстраницы! Касаясь русских потерь, он пишет дословно следующее: «четверо князей (двое белозерских и двое тарусских), тринадцать бояр и троицкий монах Пересвет были в числе убитых».

Тут остается только развести руками, ибо согласно летописям, с которыми Соловьев был знаком не хуже, чем автор настоящего очерка, - на Куликовом поле пало более тридцати князей, из коих по крайней мере две трети известны поименно, а бояр и воевод одних лишь московских убито сорок, - из них с достоверностью известны имена двадцати трех. Все это Соловьев почему-то игнорирует, соглашаясь признать убитыми лишь тринадцать бояр, но в своей сверхподробной «Истории» даже их не удостаивает назвать по именам.

Возвращаясь к вопросу о смерти инока Осляби, в свете всего рассмотренного выше, следует признать, что большинство исторических данных заставляет думать, что он был убит на Куликовом поле.

Куликовская битва (кратко)

Знаменитое сражение в 1380 г. войска московского князя Дмитрия и его союзников с одной стороны против полчищ татаро-монгольского хана Мамая и его союзников – с другой получило название Куликовской битвы.

Краткая предыстория Куликовской битвы такова: отношения князя Дмитрия Ивановича и Мамая начали обострятьсяеще в 1371 году, когда последний дал ярлык на великое владимирское княжение Михаилу Александровичу Тверскому, а московский князь тому воспротивился и не пустил ордынского ставленника во Владимир. А спустя несколько лет, 11 августа 1378 года войска Дмитрия Ивановича нанесли сокрушительное поражение монголо-татарскому войску под предводительством мурзы Бегича в битве на реке Воже. Потом князь отказался от повышения уплачиваемой Золотой Орде дани и Мамай собрал новое большое войско и двинул его в сторону Москвы.

Перед выступлением в поход Дмитрий Иванович побывал у святого преподобного Сергия Радонежского, который благословил князя и все русское войско на битву с иноземцами. Мамай же надеялся соединиться со своими союзниками: Олегом Рязанским и литовским князем Ягайло, но не успел: московский правитель, вопреки ожиданиям, 26 августа переправился через Оку, а позднее перешел на южный берег Дона. Численность русских войск перед Куликовской битвой оценивается от 40 до 70 тысяч человек, монголо-татарских – 100-150 тысяч человек. Большую помощь москвичам оказали Псков, Переяславль-Залесский, Новгород, Брянск, Смоленск и другие русские города, правители которых прислали князю Дмитрию войска.

Битва состоялась на южном берегу Дона, на Куликовом поле 8 сентября 1380 года. После нескольких стычек передовых отрядов перед войсками выехали от татарского войска – Челубей, а от русского – инок Пересвет, и состоялся поединок, в котором они оба погибли. После это началось основное сражение. Русские полки шли в бой под красным знаменем с золотым изображением Иисуса Христа.

Кратко говоря, Куликовская битва закончилась победой русских войск во многом благодаря военной хитрости: в расположенной рядом с полем боя дубраве спрятался засадный полк под командованием князя Владимира Андреевича Серпуховского и Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского. Мамай основные усилия сосредоточил на левом фланге, русские несли потери, отступали и, казалось, что победа близка. Но в это самое время в Куликовскую битву вступил засадный полк и ударил в тыл ничего не подозревающим монголо-татарам. Этот маневр оказался решающим: войска хана Золотой Орды были разгромлены и обратились в бегство.

Потери русских сил в Куликовской битве составили порядка 20 тысяч человек, войска Мамая погибли почти полностью. Сам князь Дмитрий, впоследствии прозванный Донским, поменялся конем и доспехами с московским боярином Михаилом Андреевичем Бренком и принимал в сражении активное участие. Боярин в битве погиб, а сбитого с коня князя нашли под срубленной березой без сознания.

Это сражение имело большое значение для дальнейшего хода русской истории. Кратко говоря, Куликовская битва, хотя и не освободила Русь от монголо-татарского ига, но создала предпосылки для того, чтобы это произошло в будущем. Кроме того, победа над Мамаем значительно усилила Московское княжество.

(Мамаево или Донское побоище ) - сражение войск русских княжеств с ордынцами 8 сентября 1380 года (лето 6888 от сотворения мира) на территории Куликова поля между реками Дон, Непрядва и Красивая Меча на территории, в настоящее время относящейся к Кимовскому и Куркинскому районам Тульской области, на площади около 10 км².

Предыстория

В 60-е годы XIV века усиление Московского княжества на Руси и темника Мамая в Золотой Орде шло практически одновременно, причём объединению Орды под властью Мамая во многом способствовали русские князья своими победами над Тагаем на р. Войде в 1365 году, над Булат-Темиром на р. Пьяна в 1367 году и походом на среднюю Волгу в 1370 году.

Когда в 1371 году Мамай дал ярлык на великое владимирское княжение Михаилу Александровичу Тверскому, Дмитрий Иванович сказал послу Ачихоже «к ярлыку не еду, князя Михаила на княжение в землю владимирскую не пущу, а тебе, послу, путь чист », что явилось переломным моментом в отношениях Москвы и Орды. В 1372 году Дмитрий добился прекращения литовской помощи Тверскому княжеству (Любутский мир), в 1375 году добился от Твери признания условия «а пойдут на нас татарове али на тобе, нам с тобою иде противу их; аще мы пойдём на татар, то тебе единою с нами поиде противу им », после чего уже весной 1376 года русское войско во главе с Д. М. Боброком-Волынским вторглось на среднюю Волгу, взяло откуп 5000 рублей с мамаевых ставленников и посадило там русских таможенников.

В 1376 году перешедший на службу к Мамаю с левобережья Волги хан Синей Орды Арапша разорил Новосильское княжество, избегая сражения с вышедшим за Оку московским войском, в 1377 на р. Пьяна разгромил не успевшее изготовиться к битве московско-суздальское войско, разорил Нижегородское и Рязанское княжества. В 1378 году Мамай всё-таки решился на прямое столкновение с Дмитрием, но войско Бегича потерпело сокрушительное поражение на р. Вожа. Рязанское княжество сразу же вновь было разорено Мамаем, но в 1378−1380 годах Мамай потерял свои позиции и на нижней Волге в пользу Тохтамыша.

Соотношение и развёртывание сил

Русское войско

Сбор русских войск был назначен в Коломне 15 августа. Из Москвы в Коломну выступило ядро русского войска тремя частями по трём дорогам. Отдельно шёл двор самого Дмитрия, отдельно полки его двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского и отдельно полки подручных белозёрских, ярославских и ростовских князей.

Участие в общерусском сборе приняли представители почти всех земель Северо-Восточной Руси. Помимо подручных князей, прибыли войска из Суздальского, Тверского и Смоленского великих княжеств. Уже в Коломне был сформирован первичный боевой порядок: Дмитрий возглавил большой полк; Владимир Андреевич - полк правой руки; в полк левой руки был назначен командующим Глеб Брянский; передовой полк составили коломенцы.

Получивший большую известность, благодаря житию Сергия Радонежского, эпизод с благословением войска Сергием в ранних источниках о Куликовской битве не упоминается. Существует также версия (В. А. Кучкин), согласно которой рассказ Жития о благословении Сергием Радонежским Дмитрия Донского на борьбу с Мамаем относится не к Куликовской битве, а к битве на реке Воже (1378 г.) и связан в «Сказании о Мамаевом побоище» и других поздних текстах с Куликовской битвой уже впоследствии, как с более масштабным событием.

Непосредственным формальным поводом предстоящего столкновения стал отказ Дмитрия от требования Мамая увеличить выплачиваемую дань до размеров, в которых она выплачивалась при Джанибеке. Мамай рассчитывал на объединение усилий с великим князем литовским Ягайло и Олегом Рязанским против Москвы, при этом он рассчитывал на то, что Дмитрий не рискнёт выводить войска за Оку, а займёт оборонительную позицию на её северном берегу, как уже делал это в 1373 и 1379 годах. Соединение сил союзников на южном берегу Оки планировалось на 14 сентября.

Однако, Дмитрий, осознавая опасность такого объединения, 26 августа стремительно вывел войско на устье Лопасни, осуществил переправу через Оку в рязанские пределы. Следует заметить, что Дмитрий повёл войско к Дону не по кратчайшему маршруту, а по дуге западнее центральных районов Рязанского княжества, приказал, чтобы ни один волос не упал с головы рязанца, «Задонщина» упоминает в числе погибших на Куликовом поле 70 рязанских бояр, а в 1382 году, когда Дмитрий и Владимир уедут на север собирать войска против Тохтамыша, Олег Рязанский покажет тому броды на Оке, а суздальские князья вообще выступят на стороне ордынцев. Решение о переходе Оки стало неожиданным не только для Мамая. В русских городах, пославших свои полки на коломенский сбор, переход Оки с оставлением стратегического резерва в Москве был расценен как движение на верную смерть:

На пути к Дону, в урочище Березуй, к русскому войску присоединились полки литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Андрей был наместником Дмитрия во Пскове, а Дмитрий - в Переяславле-Залесском, однако, по некоторым версиям, они привели и войска из своих прежних уделов, бывших в составе Великого княжества Литовского - соответственно Полоцка, Стародуба и Трубчевска. В последний момент к русскому войску присоединились новгородцы (в Новгороде в 1379-1380 годах наместником был литовский князь Юрий Наримантович). Полк правой руки, сформированный в Коломне во главе с Владимиром Андреевичем, выполнял затем в битве роль засадного полка, а Андрей Ольгердович в битве возглавил полк правой руки. Историк военного искусства Разин Е. А. указывает на то, что русская рать в ту эпоху состояла из пяти полков, однако, считает полк во главе с Дмитрием Ольгердовичем не частью полка правой руки, а шестым полком, частным резервом в тылу большого полка.

Русские летописи приводят следующие данные о численности русской армии: «Летописная повесть о Куликовской битве» - 100 тыс. воинов Московского княжества и 50-100 тыс. воинов союзников, «Сказание о Мамаевом побоище», написанное также на основе исторического источника - 260 тыс. или 303 тыс., Никоновская летопись - 400 тыс. (встречаются оценки численности отдельных частей русского войска: 30 тыс. белозёрцев, 7 тыс. или 30 тыс. новгородцев, 7 тыс. или 70 тыс. литовцев, 40-70 тыс. в засадном полку). Однако следует учитывать, что цифры приводимые в средневековых источниках обычно крайне преувеличены. Более поздние исследователи (Е. А. Разин и др.), подсчитав общее количество населения русских земель, учтя принцип комплектования войск и время переправы русской армии (количество мостов и сам период переправы по ним), останавливались на том, что под знамёнами Дмитрия собралось 50−60 тысяч воинов (это сходится с данными «первого русского историка» В. Н. Татищева о 60 тысячах), из них лишь 20−25 тысяч - войска непосредственно Московского княжества. Значительные силы пришли с территорий, контролировавшихся Великим княжеством Литовским, но в период 1374-1380 годов ставших союзниками Москвы (Брянск, Смоленск, Друцк, Дорогобуж, Новосиль, Таруса, Оболенск, предположительно Полоцк, Стародуб, Трубчевск).

Войско Мамая

Критическая ситуация, в которой оказался Мамай после битвы на реке Воже и наступления Тохтамыша из-за Волги к устью Дона, заставила Мамая использовать все возможности для сбора максимальных сил. Есть любопытное известие, будто советники Мамая говорили ему: «Орда твоя оскудела, сила твоя изнемогла; но у тебя много богатства, пошли нанять генуэзцев, черкес, ясов и другие народы ». Также в числе наёмников названы мусульмане и буртасы. По одной из версий, весь центр боевого порядка ордынцев на Куликовом поле составляла наёмная генуэзская пехота, конница стояла на флангах. Встречается информация о численности генуэзцев в 4 тыс. человек и о том, что за участие в походе Мамай расплатился с ними участком крымского побережья от Судака до Балаклавы.

По сообщению Московского летописного свода конца XV века, Мамай шел.

В XIV веке встречаются численности ордынских войск в 3 тумена (битва при Синих Водах 1362 году, Мамай наблюдал с холма за ходом Куликовской битвы с тремя тёмными князьями ), 4 тумена (поход войск Узбека в Галицию в 1340 году), 5 туменов (разгром Твери в 1328 году, битва на Воже в 1378 году). Мамай господствовал лишь в западной половине Орды, в битве на Воже и в Куликовской битве потерял почти всё своё войско, а в 1385 году для похода на Тавриз Тохтамыш со всей территории Золотой Орды собрал армию в 90 тысяч человек. «Сказание о Мамаевом побоище» называет цифру 800 тыс.человек.

Битва

Место битвы

Из летописных источников известно, что сражение происходило «на Дону усть Непрядвы». Куликово поле находилось между Доном и Непрядвой, то есть между правобережьем Дона и левобережьем Непрядвы. При помощи методов палеогеографии учёные установили, что «на левом берегу Непрядвы в то время находился сплошной лес». Принимая во внимание, что в описаниях битвы упоминается конница, учёные выделили безлесный участок близ слияния рек на правом берегу Непрядвы (?), который ограничен с одной стороны, реками Доном, Непрядвой и Смолкой, а с другой - оврагами и балками, вероятно, существовавшими уже в те времена. Экспедиция оценила размер участка боевых действий в «два километра при максимальной ширине восемьсот метров.» В соответствии с размерами локализованного участка пришлось скорректировать и гипотетическую численность участвующих в сражении войск. Была предложена концепция об участии в сражении конных соединений по 5-10 тысяч всадников с каждой стороны (такое количество, сохраняя способность маневрировать, могло бы разместиться на указанном участке). Таким образом, одно из переломных событий русской истории свелось к локальной стычке двух конных отрядов.

Долгое время одной из загадок являлось отсутствие захоронений павших на поле боя. Весной 2006 года археологическая экспедиция использовала георадар новой конструкции, который выявил «шесть объектов, расположенных с запада на восток с интервалом 100-120 м.» По версии учёных это и есть захоронения погибших. Отсутствие костных останков учёные объяснили тем, что «после битвы тела погибших закапывались на небольшую глубину», а «чернозём обладает повышенной химической активностью и под действием осадков практически полностью деструктурирует тела погибших, включая кости.» При этом полностью игнорируется возможность застревания в костях павших наконечников стрел и копий, а также наличия у погребённых нательных крестов, которые, при всей «агрессивности» почвы, не могли исчезнуть совершенно бесследно. Привлечённые к экспертизе сотрудники, занимающиеся судебно-медицинской идентификацией личности подтвердили наличие праха, но «не смогли установить, является ли прах в пробах останками человека или животного». Поскольку упомянутые объекты представляют собой несколько абсолютно прямых неглубоких траншей, параллельных друг другу и длиной до 600 метров, они с такой же вероятностью могут являться следами какого-либо агротехнического мероприятия, например, внесения в почву костной муки. Примеры исторических битв с известными захоронениями показывают устройство братских могил в виде одной или нескольких компактных ям.

Отсутствие значимых находок боевого снаряжения на поле боя историки объясняют тем, что в средние века «эти вещи были безумно дорогими», поэтому после сражения все предметы были тщательно собраны. Подобное объяснение появилось в научно-популярных публикациях в середине 1980-х годов, когда в течение нескольких полевых сезонов, начиная с юбилейного 1980 года, на каноническом месте не было сделано никаких находок, хотя бы косвенно связанных с великой битвой, и этому срочно требовалось правдоподобное объяснение.

В начале 2000-х годов схема Куликовской битвы, впервые составленная и опубликованная Афремовым в середине XIX века, и после этого кочующая 150 лет из учебника в учебник без какой-либо научной критики, была уже кардинально перерисована. Вместо картины эпических масштабов с длиной фронта построения в 7-10 вёрст была локализована относительно небольшая лесная поляна, зажатая между отвершков оврагов. Длина её составила около 2 километров при ширине в несколько сот метров. Использование для сплошного обследования этой площади современных электронных металлодетекторов позволило за каждый полевой сезон собирать представительные коллекции из сотен и тысяч бесформенных металлических обломков и осколков. В советское время на этом поле велись сельскохозяйственные работы, в качестве удобрения применялась разрушающая металл аммиачная селитра. Тем не менее, археологическим экспедициям удаётся делать представляющие исторический интерес находки: втулку, основание копья, кольчужное колечко, обломок топора, части оторочки рукава или подола кольчуги, сделанные из латуни; панцирные пластины (1 штука, аналогов не имеет), которые крепились на основе из кожаного ремешка.

Подготовка к битве

Вечером 7 сентября русские войска были выстроены в боевые порядки. Большой полк и весь двор московского князя встали в центре. Ими командовал московский окольничий Тимофей Вельяминов. На флангах стали полк правой руки под командованием литовского князя Андрея Ольгердовича и полк левой руки князей Василия Ярославского и Феодора Моложского. Впереди перед большим полком стал сторожевой полк князей Симеона Оболенского и Иоанна Тарусского. В дубраву вверх по Дону был поставлен засадный полк во главе с Владимиром Андреевичем и Дмитрием Михайловичем Боброком-Волынским. Считается, что засадный полк стоял в дубраве рядом с полком левой руки, однако, в «Задонщине» говорится об ударе засадного полка с правой руки. О делении на полки по родам войск неизвестно.

Вечером и ночью 7 сентября Дмитрий Иванович объезжал войска, делая смотр. Тогда же, вечером, татарские передовые части, тесня русских разведчиков Семёна Малика, увидели русские построившиеся войска. В ночь на 8 сентября Дмитрий с Боброком выезжали на разведку и издали осматривали татарские и свои позиции.

Русское знамя

«Сказание о Мамаевом побоище» свидетельствует, что русские войска шли в бой под чёрным знаменем с изображением образа Иисуса Христа. Существует также мнение, что поскольку оригинальный текст сказания не сохранился, а дошёл до наших дней в списках, то при переписывании могла произойти ошибка, и цвет знамени был красным. То есть в изначальном тексте сказания могли быть такие слова:

• чермный - багровый, тёмнокрасный, мутно-красный (Воды чермны, яко кровь )
• червный/червоный - красный, алый, ярко-красный
• червлёный - багряный, багровый, ярко-малиновый

Ход битвы

Утро 8 сентября было туманным. До 11 часов, пока туман не рассеялся, войска стояли готовыми к бою, поддерживали связь («перекликались») звуками труб. Князь вновь объезжал полки, часто меняя лошадей.

В 12 часов показались на Куликовом поле и монголы. Битва началась с нескольких небольших стычек передовых отрядов, после чего состоялся знаменитый поединок татарина Челубея (или Телебея) с иноком Александром Пересветом. Оба поединщика пали мёртвыми, однако победа осталась за Пересветом, которого конь смог довезти до русских войск, в то время как Челубей оказался выбитым из седла (возможно, этот эпизод, описанный только в «Сказании о Мамаевом побоище», является легендой). Далее последовал бой сторожевого полка с татарским авангардом, возглавляемым военачальником Теляком (в ряде источников - Туляк). Дмитрий Донской сначала был в сторожевом полку, а затем встал в ряды большого полка, поменявшись одеждой и конём с московским боярином Михаилом Андреевичем Бренком, который затем сражался и принял смерть под знаменем великого князя.

«Сила велика татарская борзо с шоломяни грядуще и ту пакы, не поступающе, сташа, ибо несть места, где им разступитися; и тако сташа, копиа закладше, стена у стены, каждо их на плещи предних своих имуще, предние краче, а задние должае. А князь велики такоже с великою своею силою русскою з другого шоломяни поиде противу им». Бой в центре был затяжной и долгий. Летописцы указывали, что кони уже не могли не ступать по трупам, так как не было чистого места. «Пешаа русскаа великаа рать, аки древеса сломишися и, аки сено посечено, лежаху, и бе видети страшно зело…». В центре и на левом фланге русские были на грани прорыва своих боевых порядков, но помог частный контрудар, когда «Глеб Брянский с полками владимирским и суздальским поступи через трупы мёртвых». «На правой стране князь Андрей Ольгердович не единою татар нападши и многих избил, но не смеяша вдаль гнатися, видя большой полк недвижусчийся и яко вся сила татарская паде на средину и лежи, хотяху разорвати». Основной удар татары направили на русский полк левой руки, он не удержался, оторвался от большого полка и побежал к Непрядве, татары преследовали его, возникла угроза тылу русского большого полка, русское воинство было оттеснено к реке, русские боевые порядки окончательно перемешались. Лишь на правом фланге атаки монголов не увенчались успехом, т.к. там монгольским воинам приходилось взбираться на крутой холм.

Владимир Андреевич, командовавший засадным полком, предлагал нанести удар раньше, но воевода Боброк удерживал его, а когда татары прорвались к реке и подставили засадному полку тыл, приказал вступить в бой. Удар конницы из засады с тыла на основные силы монголов стал решающим. Монгольская конница была загнана в реку и там перебита. Одновременно перешли в наступление полки Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Татары смешались и обратились в бегство.

Ход боя переломился. Мамай, наблюдавший издали за ходом сражения и увидев поражение, бежал с малыми силами, как только засадный полк русских вступил в бой. Перегруппировать татарские силы, продолжить бой или хотя бы прикрыть отступление было некому. Поэтому всё татарское войско побежало.

Засадный полк преследовал татар до реки Красивой Мечи 50 вёрст, «избив» их «бесчисленное множество». Вернувшись из погони, Владимир Андреевич стал собирать войско. Сам великий князь был контужен и сбит с коня, но смог добраться до леса, где и был найден после битвы под срубленной берёзой в бессознательном состоянии.

Потери

Летописцы сильно преувеличивают число погибших ордынцев, доводя их до 800 тыс. (что соответствует оценке всего войска Мамая) и даже до 1,5 млн человек. «Задонщина» говорит о бегстве Мамая сам-девять в Крым, то есть о гибели 8/9 всего войска в битве.

Ордынцам при виде удара засадного полка приписывается фраза «молодые с нами бились, а доблии (лучшие, старшие) сохранились». Сразу после битвы была поставлена задача пересчитать, «сколько у нас воевод нет и сколько молодых (служилых) людей». Московский боярин Михаил Александрович сделал печальный доклад о гибели около 500 бояр (40 московских, 40-50 серпуховских, 20 коломенских, 20 переяславских, 25 костромских, 35 владимирских, 50 суздальских, 50 нижегородских, 40 муромских, 30-34 ростовских, 20-23 дмитровских, 60-70 можайских, 30-60 звенигородских, 15 углицких, 20 галицких, 13-30 новгородских, 30 литовских, 70 рязанских), «а молодым людям (младшим дружинникам) и счёта нет; но только знаем, погибло у нас дружины всей 253 тысячи, а осталось у нас дружины 50 (40) тысяч». Также погибло несколько десятков князей. Среди погибших упоминаются Семён Михайлович и Дмитрий Монастырёв, о гибели которых известно также соответственно в битве на р. Пьяне в 1377 году и битве на р. Воже в 1378 году.

После битвы

Когда обозы, в которых повезли домой и многочисленных раненых воинов, отстали от главного войска, литовцы князя Ягайло добивали беззащитных раненых, а некоторые рязанцы в отсутствие своего князя грабили обозы, возвращающиеся в Москву через Рязанскую землю.

В 1381 году Олег Рязанский признал себя «младшим братом» и заключил с Дмитрием антиордынский договор, аналогичный московско-тверскому договору 1375 года, и обещал вернуть захваченных после Куликовской битвы пленных.

Последствия

В результате разгрома основных сил Орды её военному и политическому господству был нанесён серьёзный удар. В полосу затяжного кризиса вступил другой внешнеполитический противник Московского великого княжества - Великое княжество Литовское. «Победа на Куликовом поле закрепила за Москвой значение организатора и идеологического центра воссоединения восточнославянских земель, показав, что путь к их государственно-политическому единству был единственным путем и к их освобождению от чужеземного господства»

Для самой Орды поражение Мамаевого войска способствовало её консолидации «под властью единого правителя хана Тохтамыша». Мамай спешно собрал в Крыму остаток сил, собираясь снова изгоном идти на Русь, но был разбит Тохтамышем. После Куликовской битвы Орда много раз совершала набеги (Крымская Орда и при Иване Грозном сожгла Москву в 1571 году), но не решалась на битву с русскими в открытом поле. В частности, Москва была сожжена ордынцами спустя два года после битвы и была вынуждена возобновить выплату дани.

Память

С 9 по 16 сентября хоронили убитых; на общей могиле воздвигнута была церковь, давно уже не существующая. Церковь узаконила совершать по убиенным поминовение в Дмитриеву родительскую субботу , «пока стоит Россия».

Народ радовался победе и прозвал Дмитрия Донским , а Владимира Донским или Храбрым (по другой версии, великий московский князь Дмитрий Иванович получил почётное наименование Донской лишь при Иване Грозном).

В 1850 году на том месте, которое считалось Куликовым полем, по инициативе первого исследователя великой битвы обер-прокурора Священного Синода С. Д. Нечаева, был поставлен и торжественно открыт памятник-колонна, изготовленный на заводе Ч. Берда по проекту А. П. Брюллова. В 1880 торжественно отпразднован на самом поле, у с. Монастырщины, день 500-летней годовщины битвы.

Русская православная церковь празднует годовщину Куликовской битвы 21 сентября, так как 21 сентября по ныне действующему гражданскому григорианскому календарю соответствует 8 сентября по используемому РПЦ юлианскому календарю.

В XIV веке григорианский календарь ещё не был введён (он появился в 1584 г.), поэтому события до 1584 г. на новый стиль не переводят. Однако Русская Православная Церковь отмечает годовщину битвы именно 21 сентября, потому как в этот день празднуется Рождество Пресвятой Богородицы - по старому стилю именно 8 сентября (день битвы в XIV веке по Юлианскому календарю).

В художественной литературе

• «Задонщина».
• Михаил Рапов. Зори над Русью. Исторический роман. - М.: АСТ, Астрель, 2002. - 608 с. - (Русские полководцы). - 6000 экз. - ISBN 5-17-014780-5
• Сергей Бородин. «Дмитрий Донской». Исторический роман (1940).
• Дмитрий Балашов. «Святая Русь». том 1: «Степной пролог ».

В популярной культуре

• К шестисотлетию Куликовской битвы (1980 год) в СССР вышел рисованный мультфильм «Лебеди Непрядвы», повествующий о событиях того времени.

• Куликовской битве посвящен рекламный ролик «Дмитрий Донской» из серии Всемирная история, Банк Империал.

• Дворовая русская песня "Князь Московский" (вероятно, 60-е годы XX в., содержит элементы обсценной лексики) представляет собой грубый шарж на каноническое ("школьное") описание хода Куликовской битвы.

Источники

Сведения о Куликовской битве содержатся в четырех основных древнерусских письменных источниках. Это «Краткая летописная повесть о Куликовской битве», «Пространная летописная повесть о Куликовской битве», «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Последние два содержат значительное число литературных подробностей сомнительной достоверности. Сведения о Куликовской битве содержатся также в других летописных сводах, охватывающий этот период, а также в западноевропейских хрониках, добавляющих дополнительные интересные сведения о ходе битвы, не известные по русским источникам.

Кроме того, краткий рассказ о Куликовской битве вторичного происхождения содержит «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», а в «Житии Сергия Радонежского» содержится рассказ о встрече перед битвой Дмитрия Донского с Сергием Радонежским и о посылке им на бой Пересвета и Осляби.

Краткие упоминания о Куликовской битве сохранились также у Орденских хронистов, современников события: Иоганна Посильге, его продолжателя Иоганна Линденблата и Дитмара Любекского, автора «Торуньских анналов». Вот выдержки из их произведений:

Иоганн Пошильге, чиновник из Помезании, живший в Ризенбурге, писал свою хронику также на латыни с 60-70-х годов XIV века до 1406 года. Затем его продолжатель до 1419 года, Иоганн Линденблат, перевёл её на верхненемецкий:

Дитмар Любекский, монах-францисканец Торуньского монастыря, довёл свою хронику на латинском языке до 1395 года. Затем его продолжатель до 1400 года перевёл её на нижненемецкий:

Сведения их о Куликовской битве восходят, очевидно, к сообщению, привезённому из Руси ганзейскими купцами на съезд в Любеке в 1381 году. Оно в сильно искажённом виде сохранилось в сочинении немецкого историка конца XV века декана духовного капитула города Гамбурга Альберта Кранца «Вандалия»:

Хорошо сохранились сведения о Куликовской битве и в двух булгарских источниках: своде волжско-булгарских летописей Бахши Имана «Джагфар Тарихы» («История Джагфара», 1681-1683 гг.) и своде карачаево-балкарских летописей Даиша Карачая аль-Булгари и Юсуфа аль-Булгари «Нариман тарихи» («История Наримана», 1391-1787 гг.). В «Джагфар тарихи» битва на Куликовом поле 1380 года называется «Мамай сугэшэ» (можно переводить и как «Мамаева битва» и как «Мамаева война»), а в своде «Нариман тарихи» - еще и «Саснак сугэшэ» («Саснакская битва»). «Саснак» по-булгарски значит «болотный кулик», что совпадает с русским «Куликовская битва».

По мнению историка Ф. Г.-Х. Нурутдинова, русские летописцы ошибочно определяют Куликово поле как место битвы у современной реки Непрядвы. Между тем, согласно сведениям «Нариман тарихи», основная часть Куликова поля располагалась между реками Саснак («Кулик») - современная река Сосна, и Кызыл Мича («Красивый Дубняк, или Дуб») - современные речки Красивая Меча или Нижний Дубяк. И только окраина «Саснак кыры» (то есть Куликова поля) немного заходила за эти реки. Так, в «Нариман тарихи» говорится:

Наиболее подробный рассказ о битве, совпадающий с текстами русских источников, находится в летописи Мохамедьяра Бу-Юргана «Бу-Юрган китабы» («Книга Бу-Юргана», 1551 год), вошедшей в летописный свод Бахши Имана «Джагфар тарихы» (1680-1683 годы).

История изучения

Основными источниками сведений о битве являются три произведения: «Летописная повесть о побоище на Дону», «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Последние два содержат значительное число литературных подробностей сомнительной достоверности. Сведения о Куликовской битве содержатся также в других летописных сводах, охватывающий этот период, а также в западноевропейских хрониках, добавляющих дополнительные интересные сведения о ходе битвы, не известные по русским источникам.

Наиболее полным летописным документом, повествующем о событиях сентября 1380 года является «Сказание о Мамаевом побоище», известное из более чем сотни сохранившихся списков. Это единственный документ, в котором говорится о численности войска Мамая (хоть и неправдоподобно большой).

Первым исследователем Куликова поля стал Степан Дмитриевич Нечаев (1792-1860). Коллекция сделанных им находок легла в основу Музея Куликовской битвы.

Историческая оценка

Историческая оценка значения Куликовской битвы неоднозначна. В целом, можно выделить следующие основные точки зрения:

• С традиционной точки зрения Куликовская битва является первым шагом к освобождению русских земель от ордынской зависимости.
• Сторонники православного подхода, вслед за основными источниками по истории Куликовской битвы, видят в битве противостояние христианской Руси степным иноверцам.
• Российский историк Соловьёв С. М. считал, что Куликовская битва, остановившая очередное нашествие из Азии, имела то же значение для Восточной Европы, которое имели битва на Каталаунских полях 451 года и битва при Пуатье 732 года для Западной Европы.
• Сторонники критического подхода считают, что реальное значение Куликовской битвы сильно преувеличено поздними московскими книжниками и рассматривают битву как внутригосударственный конфликт в Орде (стычка вассала с незаконным узурпатором), не связанный напрямую с борьбой за независимость.
• Евразийский подход последователей Л. Н. Гумилёва видит в Мамае (в войске которого сражались крымские генуэзцы) представителя торговых и политических интересов враждебной Европы; московские же войска объективно выступили на защиту законного властителя Золотой Орды Тохтамыша.

Куликовская битва кратко

Русский мужик долго запрягает, но быстро едет

Русская народная пословица

Куликовская битва случилась 8 сентября 1380 года, но этому предшествовал целый ряд важных событий. Начиная с 1374 года отношения между Русью и Ордой стали заметно осложняться. Если раньше вопросы уплаты дани и главенство татар над всеми землями Руси не вызывали обсуждения, то теперь стала складываться ситуация, когда князья начли чувствовать собственную силу, в которой видел возможность дать отпор грозному врагу, который долгие годы разоряет их земли. Дмитрий Донской именно в 1374 году фактически разрывает отношения с Ордой, не признавая власти Мамая над собой. Такой вольнодумие нельзя было оставлять без внимания. Монголы и не оставили.

Предпосылки Куликовской битвы, кратко

Вместе с событиями, которые описаны выше, произошла смерть литовского короля Ольгерда. Его место занял Ягайло, который первым делом решил наладить отношения с мощной Ордой. В результате монголо-татары получили мощного союзника, а Россия оказалась зажатой между врагами: с востока татарами, с запада литовцами. Это никоим образом не поколебало решимость русских дать отпор врагу. Более того, было собрано войско, во главе которого встал Дмитрий Боброк-Валынцев. Он совершил поход на земли на Волге и захватил несколько городов,. Которые принадлежали Орде.

Следующие крупные события, которые создали предпосылки Куликовской битвы, произошли в 1378 году. Именно тогда по Руси прошел слух о том, что Орда направило крупной войско для того, чтобы покарать непокорных русских. Предыдущие уроки показывали, что монголо-татары выжигают все на своем пути, а значит, пускать их в плодородные земли нельзя. Великий князь Дмитрий собрал дружину и отправился навстречу врагу. Их встреча произошла недалеко от реки Вожи. Маневр русских имел фактор неожиданности. Никогда до этого дружина князя не опускалась так глубоко на юг страны для битвы с врагом. Но бой был неминуем. Татары оказались к нему неготовые. Русское войско достаточно легко одержало победу. Это еще больше вселило уверенность в том, что монголы обычные люди и с ними можно бороться.

Подготовка к сражению – куликовская битва кратко

События у реки Вожи стали последней каплей. Мамай желал мести. Ему не давали покоя лавры Батыя и новый хан мечтал повторить его подвиг и пройтись огнем по всей Руси. Последние события показывали, что русские не так слабы, как раньше, а значит, моголам нужен союзник. Его нашли достаточно быстро. В роли союзников Мамая выступили:

• Король литовский - Ягайло.
• Князь рязанский – Олег.

Исторические документы указывают на то, что князь рязанский занимал противоречивую позицию, стараясь угадать победителя. Для этого он заключил союз с Ордой, но при этом регулярно сообщал в другие княжества информацию о передвижении монгольского войска. Сам Мамай собирал сильное войско, в которое вошли полки со всех земель, которые были подконтрольны Орде, в том числе и крымские татары.

Подготовка русских войск

Назревавшие события требовали от Великого князя решительных действий. Именно в этот момент надо было собрать сильное войско, которое сможет дать отпор врагу и покажет всему миру, что Русь не покорена окончательно. Около 30 городов выразили готовность предоставить свою дружину в объединенное войско. Многие тысячи воинов вошли в отряд, командование над которым принял сам Дмитрий, а также другие князья:

• Дмитрий Боброк-Волыниц
• Владимир Серпуховский
• Андрей Ольгердович
• Дмитрий Ольгердович

Вместе с тем вся страна поднималась на борьбу. В дружину записывались буквально все, кто мог держать в руках меч. Ненависть к врагу стала тем фактором, который объединил разобщенные русские земли. Пусть только на время. Объединенное войско выдвинулось на Дон, где было решено дать отпор Мамаю.

Куликовская битва – кратко о ходе сражения

7 сентября 1380 года русская армия подошла к Дону. Позиция была довольно опасная, поскольку удерживание раки имело, как преимущества, так и недостатки. Преимущество – легче было воевать против монголо-татар, поскольку тем пришлось бы форсировать реку. Недостаток – в любой момент к полю битвы могли подоспеть Ягайло и Олег Рязанский. В этом случае тыл русской армии был бы полностью открыт. Решение было принято единственно правильное: русская армия переправилась через Дон и сожгла после себя все мосты. Этим удалось обезопасить тыл.

Князь Дмитрий прибегнул к хитрости. Основные силы русской армии выстроились в классической манере. Впереди стоял «большой полк», который должен был сдерживать главный натиск противника, по краям располагались полк правой и левой руки. Вместе с тем было решено использовать Засадной полк, который был скрыт в лесной чаще. Этот полк возглавили лучшие князья Дмитрий Боброк и Владимир Серпуховский.

Куликовская битва началась ранним утром 8 сентября 1380 года , едва только над Куликовым полем рассеялся туман. Согласно летописным источникам битва началась сражение богатырей. Русский монах Пересвет сражался с ордынцем Челубеем. Удар копий богатырей был настолько силен, что оба они умерли на месте. После этого началась битва.

Дмитрий, несмотря на свой статус, одел на себя доспехи простого война и встал во главе Большого полка. Своим мужеством князь заражал солдат на подвиг, который им предстояло совершить. Стартовый натиск ордынцев был страшный. Всю силу своего удара они бросили на полк левой руки, где русские войска стали заметно сдавать позиции. В момент, когда армия Мамая прорвала оборону в этом месте, а также когда начала совершать маневр с целью зайти в тыл основным силам русичей, в бой вступил Засадный полк, который со страшной силой и неожиданно ударил в тыл самими атаковавшим ордынцам. Началась паника. Татары были уверены, что сам Бог против них. Убежденный в том, что убили всех позади себя, они говорили, что это мертвые русские восстают для сражения. В таком состоянии сражение было ими проиграно достаточно быстро и Мамай со своей ордой был вынужден спешно отступать. Так завершилась Куликовская битва.

В бою полегло много людей с обеих сторон. Самого Дмитрия очень долго не могли найти. Ближе к вечеру, когда разбирали с поля трубы убитых, обнаружили тело князя. Он был жив!

Историческое значение Куликовской битвы

Историческое значение куликовской битвы переоценить невозможно. Впервые был сломлен миф о непобедимости армии Орды. Если раньше удавалось различным армиям в незначительных сражениях добиваться успеха, то главные силы Орды еще никому не удавалось победить.

Важный момент для русских людей заключался в том, что Куликовская битва, кратко описанная нами, позволила им почувствовать веру в себя. Более ста лет монголы заставляли их считать себя людьми второго сорта. Теперь с этим было покончено, и впервые начались разговоры о том, что власть Мамая и его иго можно сбросить. Эти события нашли выражения буквально во всем. И именно с этим во многом связаны те культурные преобразования, затронувшие все аспекты жизни Руси.

Значение Куликовской битвы заключается так же и в том, что эта победа была воспринята всеми, как знак того, что Москва должна стать центром новой страны. Ведь только после того, как Дмитрий Донской начал собирать земли вокруг Москвы, случилась крупная победа над монголами.

Для самой орды значение поражения на поле Куликовом было также крайне важным. Мамая потерял большую часть своего войска, а вскоре и вовсе был разгромлен ханом Тахтомышем. Это позволило Орде вновь объединить силы и почувствовать собственную силу и значимость на тех просторах, которые раньше и не думали ей сопротивляться.

Из русских князей не хотел соединяться с Москвой один потомок Святослава Черниговского — Олег Рязанский: более других князей русских он был напуган татарами.

Еше недавно княжество его подвергалось страшному опустошению от незначительного отряда татар, а теперь Мамай стоит на границах с громадным войском, которого пограничная Рязань будет первою добычею в случае сопротивления.

Не надеясь, чтоб и Димитрий Московский дерзнул выйти против татар, Олег послал сказать ему о движениях Мамая, а сам спешил войти в переговоры с последним и с Ягайлом Литовским. Очевидно, что Олег и Ягайло рассуждали так: «Как скоро князь Димитрий услышит о нашествии Мамая и о нашем союзе с ним, то убежит из Москвы в дальние места, или в Великий Новгород, или на Двину, а мы сядем в Москве и во Владимире; и когда хан придет, то мы его встретим с большими дарами и упросим, чтоб возвратился домой, а сами с его согласия разделим Московское княжество на две части — одну к Вильне, а другую к Рязани и возьмем на них ярлыки и для потомства нашего».

Но Дмитрий не думал бежать ни в Новгород Великий, ни на Двину, а назначил всем полкам собираться в Коломну к 15 августа.

План Дмитрия Иоанновича был прост и ясен — упредить неприятеля на Оке, первым занять этот важнейший стратегический рубеж, не дав Мамаю преодолеть его. Лишь две сильные крепости защищали тогда южную границу Московского княжества: Серпухов и Коломна. Выбор последней в качестве места сосредоточения войска был очевиден. Коломна располагалась на наиболее вероятном направлении главного удара Мамая.

О самом Мамае в Москве имелись пока еще очень туманные сведения. Не ясны были ни его намерения, ни численность и точное местонахождение его войска, ни то, с кем в союзе он выступает. Согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», на военном совете в Москве было принято решение выслать в Поле дальний дозор, «крепкую сторожу» — отборных великокняжеских оружничих Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Тупика, Якова Ослябятьева и «иных крепких юношей» — всего числом семьдесят человек. Им было велено «ехати близ орды до Быстрая Сосны... языка добывать, дабы истинно слышамо царева хотения». Предприятие это требовало отчаянной смелости и поистине нечеловеческой ловкости. Горстке удальцов предстояло захватить не просто пленного, а обязательно приближенного Мамая, способного поведать о планах своего повелителя. Для этого надо было проникнуть сквозь плотную завесу татарских разъездов, в открытой степи пробраться в самую гущу Мамаева войска. Не теряя ни минуты, «сторожа» спешно ускакала на юг и затерялась в безбрежных просторах Дикого Поля. Мамай двигался по степи на запад, рассчитывая на встречу с войсками Ягайло, который тоже выступил в поход. Сторожевые дозоры, высланные Дмитрием Иоанновичем в степь, на Красивую Мечу, на Быструю Сосну доносили о продвижении противника, который, по-видимому, еще не выбрал направления главного удара.

Вернувшись из Троицы, великий князь Дмитрий Иоаннович немедля собрался в поход. Пора было выдвигать пришедшие в Москву рати к Коломне, месту сбора всего русского войска. О том, как провожали воинов в поход, повествует «Сказание о Мамаевом побоище».

Другие источники Куликовского цикла позволяют с редкостной для русского средневековья, почти уникальной полнотой определить последовательность сбора войска, его состав, район мобилизации, построение и численность. По призыву разосланных во все концы страны гонцов с грамотами сбор войска, объявленный на 15 августа 1380 года в Коломне, фактически начался еще раньше, в Москве. В середине августа в дополнение к, по-видимому, уже съехавшимся московским «воям» туда прибыли во главе своих отрядов князья Белозерские (Федор Романович и Семен Михайлович), Андрей Кемский (удел в районе реки Кеми к северу от Белого озера), Глеб Карголомский (село Карголома в трех километрах к юго-востоку от Белоозера), Андожские (или Андомские; волость Андога на реке Суде к югу от Белого озера), Ярославские (Андрей Ярославский и Роман Прозоровский; село Прозорово на реке Редьме, впадающей в Мологу), Лев Курбский (село Курба в 25 км от Ярославля), а также Дмитрий Ростовский. Никоновская летопись добавляет к этому списку посланца великого тверского князя Ивана Всеволодовича Холмского, князя Владимира Андреевича Серпуховско-Боровского, устюжских князей и других, не названных по именам военачальников.

Карта первых мобилизованных контингентов обнаруживает характерную «звездчатую» систему их сбора. Вассальные дружины из городов и сел съезжались в стольный город под стяг своего князя. Из областных столиц собранные «вой» двигались в Москву. Белозерско-ярославские и ростовский отряды прибыли в столицу, пройдя расстояние 150-600 км. Учитывая короткие сроки сбора и то, что путь дальних «воев» занял не менее 7-10 дней, они проходили в сутки 60-85 км, что в 2-3 раза превышало обычную норму дневного перехода. Такой темп марша соответствовал срочности сбора. Как сообщалось в мобилизационной грамоте: «Вы бы чяса того лезли воедин день и нощь, а других бы есте грамот не дожидалися».

Ранним утром августовского дня, на который был назначен выход войска из Москвы, великий князь Дмитрий Иоаннович, другие князья и воеводы с семьями собрались под белокаменными сводами главной московской святыни, Успенского собора. Площадь вокруг храма, улицы и закоулки кремля — все свободные пространства были запружены воинами, уходившими в поход, и провожающими их москвичами. Дмитрий Иоаннович прежде всего помолился перед образом Спаса, призывая Господа помочь русскому воинству, даровать ему победу. Затем великий князь преклонил колена перед чудотворной иконой Божьей Матери, написанной святым митрополитом Петром.

В храме перед иконами среди близких людей этот сильный, суровый, подчас крутой человек не скрывал слез. Чувство, испытанное им в Троице, не оставляло его. Помолившись Богородице, Дмитрий вошел в жертвенник алтаря собора, туда, где в каменной гробнице-раке покоились мощи митрополита Петра, чудотворца Московского. «Святитель Петр, — говорил князь, — по милости Божией ты непрестанно чудодействуешь. Ныне пришло для тебя время молиться за нас общему владыке, царю, милостивому Спасу. Ныне ведь ополчились на меня супостаты поганые и на град твой Москву крепко вооружаются. Тебя ведь Господь показал роду нашему и зажег тебя, светлую свечу и поставил на подсвечнике высоком, чтобы светить всей земле Русской. И тебе подобает ныне о нас грешных молиться, чтобы не пришла на нас смертная опасность и сила грешников нас не погубила. Ты ведь страж наш крепкий от вражеских нападений, потому что мы твоя паства».

Память этого святителя особо чтили в Москве. Помолившись в Успенском соборе, великий князь пошел в соседний Архангельский храм. Михаил Архангел, предводитель небесного воинства, победитель темных сил, почитался на Руси символом воинской мощи и доблести. Уходя на брань, и князья, и простые ратники непременно молились перед его образом. Перед походом не мог не поклониться «небесному воеводе» и великий князь Дмитрий Иоаннович. Помнил он и о другом святом Михаиле, о князе Черниговском, мученике за веру, убитом в Орде за отказ перед встречей с Батыем исполнить унизительный для христианина обряд очищения и поклонения изображению Чингисхана.

Как говорится в Основной редакции «Сказания»: «...князь же великий Дмитрий Иоаннович с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем пошел в церковь небесного воеводы архистратига Михаила и преклонялся перед святым образом его».

Московский Архангельский собор был своеобразным памятником праведнику. Освящение храма состоялось 20 сентября 1333 года, как раз в день памяти Михаила Черниговского и погибшего вместе с ним его боярина Федора. Теперь, много лет спустя, когда русское войско шло на бой с Мамаевой Ордой, память о мучениках взывала к подвигу самопожертвования. В Архангельском соборе Дмитрий Иоаннович поклонился гробам своих предков, московских князей, похороненных здесь: Ивана Калиты, Симеона Гордого, Ивана Красного. Их неусыпными многолетними трудами Москва возвысилась силой и богатством над остальными русскими княжествами. Завет пращуров — хранить и умножать «отчину» — вошел в кровь и плоть их потомка, Дмитрия Иоанновича. Выступая как защитник всей Русской земли, он тем не менее всегда помнил, что прежде всего он московский князь. Для него битва с Ордой стала таким же исполнением родового долга, каким был для его предков мир с ней.

Он говорил перед гробницами со слезами: «Истинные хранители, русские князья, поборники православной веры христианской, прародители наши! Если имеете смелость просить Христа, то ныне помолитесь о нашем унынии, потому что ныне приключилось великое нашествие на нас, детей ваших. И ныне сражайтесь вместе с нами». И вышел из церкви.

Из тихого полумрака собора Дмитрий вышел на площадь, пронизанную ослепительным солнечным светом, заполненную людьми. Здесь уже стоял его боевой конь. Наступила горькая минута прощания. Послышался женский плач. Великая княгиня Евдокия, обняв мужа, рыдала. Плакали супруга Владимира Андреевича Елена (в православном крещении Мария, в монашестве Евпраксия), жены князей, воевод, простых ратников, предчувствуя раннее вдовство, сиротство детей. Сам Дмитрий Иоаннович удержался от слез лишь «народа ради». Последними словами, сказанными им перед разлукой Евдокии, были слова апостола Павла: «Аще Бог по нас, то кто на ны!» («Если Бог за нас, то кто против нас!»).

Расставшись с нежной супругой, Димитрий подъехал к войскам и громко сказал: «Братия моя милая, не пощадим живота своего за веру христианскую, за святые церкви и за Землю Русскую!»

«Готовы сложить свои головы за веру Христову и за тебя, государь, великий князь!» — восторженно отвечали ему из рядов. С высоты терема княгини провожали уходящее войско. Тогда рядом с Успенским и Архангельским соборами из массы разнообразных зданий выделялся «златоверхий терем» великого князя Дмитрия (Донского). Самой красивой частью деревянного дворца были выходившие на Москву-реку Набережные сени: спускавшиеся от них лестницы к рундукам придавали терему живописный вид. Хотя и построенный из дерева, великокняжеский дворец представлял собой великолепное для своего времени здание, соответствующее высокому статусу московских князей и их столицы.

Полки представляли величественное зрелище. Их доспехи и оружие ярко блистали на утреннем солнце. Кольчатые железные брони или стальные панцири из блях, шлемы с остроконечными верхушками, продолговатые щиты, окрашенные в красный цвет, тугие луки и колчаны со стрелами, острые копья, частью кривые булатные сабли, частью прямые составляли вооружение и снаряжение русских воинов. Над их рядами во множестве развевались знамена или стяги на высоких древках, а поднятые вверх копья имели подобие целого леса. Князья и воеводы отличались наиболее нарядными, большею частью позлащенными доспехами, а также яркими, наброшенными поверх них плащами.

Из кремля, по «Сказанию о Мамаевом побоише», войско выходило тремя воротами: Никольскими, Фроловскими (Спасскими) и Тимофеевскими (Константиноеленинскими). В их белокаменных арках священники благословляли ратников иконами и крестами, окропляли святой водой. Воинство, покидавшее Москву, было велико. Даже по самым скромным подсчетам, его численность превышала 10-15 тысяч. К тому же каждый всадник имел не по одной лошади. Если же учесть еще и необходимые в дальнем походе обозы, то становится очевидным, что провести всю эту массу через узкие улицы московского посада было непросто. Да и на открытой местности такое войско, сведенное в одну колонну, растянулось бы на десятки верст. Это могло значительно усложнить управление им и резко замедлить скорость движения.

Поэтому вполне достоверным представляется сообщение «Сказания о Мамаевом побоище» о том, что рать Дмитрия Иоанно- вича уходила из Москвы тремя колоннами. Сегодня можно лишь приблизительно представить себе маршруты движения войска. В древнейшей летописной повести о Куликовском походе не содержится практически никаких подробностей этого марша. В ней говорится только о том, что Дмитрий Иоаннович «поиде вборзе с Москвы, хотя боронити своея отчины и прииде на Коломну». Несколько больше сведений содержится в более позднем «Сказании о Мамаевом побоище». Если сопоставить их с данными, увы, скупыми и приблизительными, о топографии города и его окрестностей в конце XIV века, можно примерно представить себе, как шли ратники на Куликово поле.

Полки, выходившие из кремля через Никольские и Фроловские ворота, попадали в Загородье — район, занимавший верхнюю часть нынешнего Китайгородского холма, где пролегают улицы Никольская и Ильинка. Здесь в древности начиналась дорога на Переяславль-Залесский. Но ратникам надо было сворачивать южнее, чтобы вдоль кремлевской стены или где-нибудь далее спуститься под крутую в те времена гору в долину Москвы-реки и выйти на пути, ведущие в Коломну.

Прямо на коломенскую дорогу можно было попасть через Тимофеевские ворота Кремля. За белокаменной стеной простиралась небольшая болотистая низина, а чуть далее начинался Великий посад. Это был давно, еще с домонгольских времен обжитый район. Во второй половине XIV века Великий посад занимал уже весь южный склон и подножие Китайгородского холма, от современной Варварки до Москвы-реки. Впоследствии, после того как на Красной площади и Васильевском спуске выстроили торговые ряды, за этой местностью утвердилось название, по которому мы знаем ее сегодня, — Зарядье.

Великий посад в XIV веке был не самым престижным районом Москвы. Он не имел тогда надежных укреплений. Во время осад Москвы Ольгердом в 1368 и 1370 годах посады сначала были выжжены самими защитниками города, а затем то, что от них еще оставалось, разорили литовцы. Жителям приходилось покидать свои дома и пережидать лихую пору за прочными кремлевскими стенами. Страдал Великий посад, расположенный на береговой низине Москвы-реки, и от наводнений, но всякий раз после бедствий отстраивался вновь. Местность привлекала людей своей близостью к ядру города — кремлю и к реке — основной транспортной артерии Московского княжества; важнейшему звену системы международных торговых путей. Ремесленники и торговцы составляли большинство населения Великого посада. Здесь жили кузнецы и литейщики, ювелиры и кожевники, сапожники и гончары. Технология многих производств требовала большого расхода воды. В то же время всякое связанное с огнем ремесло в деревянном городе было чрезвычайно пожароопасным. Вот и селились мастера поближе к Москве-реке, невзирая ни на ее капризы, ни на беззащитность своих дворов в случае нападения врага.

Великий посад был тогда сплошь деревянным. Ни одного каменного строения того времени в этом районе нам неизвестно. Дворы, на которых жил посадский люд, состояли из жилых изб и хозяйственных строений. Почти в каждой усадьбе был еще и огород. Многие жители держали разнообразный скот. Он пасся неподалеку на москворецких лугах.

Главной улицей предместья издревле считалась Великая, или Большая. Она тянулась от Тимофеевских ворот кремля параллельно Москве-реке, по линии позднейшего Мокринского переулка. Примерно на середине улицы стояла с давних времен церковь Николы Мокрого, покровителя путешествующих по водам. Московская пристань находилась совсем рядом, и каждый, кто прибывал в город рекой или отправлялся в путь речным путем, не мог не зайти в Николо-Мокринский храм, чтобы помолиться.

По сообщению «Сказания о Мамаевом побоище», великий князь московский Дмитрий Иоаннович взял с собой в поход на Куликово поле десять купцов, торговавших с Крымом. Согласно «Сказанию», это были Василий Капица, Исидор Олферев, Костянтин, Козма Ковырь, Онтон Елбузин, Михаил Саларев, Тимофей Весяков, Дмитрий Черный, Дементий Саларев, Иван Ших.

Не только в качестве добрых воинов понадобились гости-сурожане Дмитрию Иоанновичу. Купцы, под контролем которых находилась торговля с Причерноморьем, прекрасно знали все пути на юг, весь театр будущих военных действий. Торговцы проникали в такие места, куда заказана была дорога кому-либо другому. Поскольку русские войска шли к Дону, а именно по Дону пролегал торговый путь в Сурож (ныне Судак в Крыму), сурожане являлись идеальными разведчиками. И в Орде, и в итальянских колониях Крыма они имели обширные связи, многочисленные каналы информации. Их осведомленность была очень нужна Дмитрию Иоанновичу.

Проводники, разведчики, финансовые советники, кредиторы, дипломатические агенты — гости-сурожане могли выступать во всех этих качествах. По «Сказанию о Мамаевом побоище», Дмитрий Иоаннович отводил им и такую роль: купцы должны были «поведати в далних землях» о событиях похода. Выражаясь современным языком, московский князь предпринял умелую акцию по созданию благоприятного для себя международного общественного мнения. Поход против «безбожного Мамая», несомненно, должен был высоко поднять его престиж во всем христианском мире. Гостям-сурожанам отводилась особая роль в этом деле.

За посадом дорога лежала через Кулишки. Она шла примерно по линии современного Солянского проезда и улицы Солянки, оставляя справа мокрый москворецкий луг, а слева — холмистое урочище Глинищи. Это была уже почти сельская местность: заливные и нагорные луга с остатками соснового бора, овражки, ручейки, болотца. Жилая застройка располагалась здесь лишь отдельными островками вокруг нескольких храмов. Тогда уже существовала деревянная церковь Всех святых на Кулишках. Ее великолепное кирпичное здание, построенное в XVII веке, и сегодня украшает Славянскую площадь столицы.

Далее при дороге стоял храм Параскевы Пятницы на Кулишках. Впоследствии бок о бок с ним была выстроена церковь Кира и Иоанна. В 1694 году оба храма соединили в один. В середине следующего столетия его каменное здание, пострадавшее от пожара, было разобрано. Освяшение нового храма во имя Кира и Иоанна, возведенного видным зодчим К. И. Бланком в ознаменование восшествия на престол Екатерины II, состоялось в 1768 году. Это была одна из красивейших московских церквей, редкий образец позднего барокко. В 1930-х годах храм закрыли, а затем разрушили.

На развилке современных Яузской и Николоямской улиц недавно установленный закладной крест предполагаемого памятника Дмитрию Донскому напоминает о том, что в 1380 году в этих местах проходило навстречу Мамаю русское воинство. Невдалеке отсюда начинались две большие дороги на Коломну: Болвановская и Брашевская. По этой Болвановской дороге, согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», в августе 1380 года шли ратники князей Белозерских: «Урядно убо видети, войско их». Отважные князья стремились навстречу славе Руси, где пали как герои.

По соседней, Брашевской дороге двинулся к Коломне князь Владимир Андреевич Серпуховской со своей дружиной. Путь этот пролегал чуть южнее. Начинаясь у Болвановья, на левом берегу Москвы-реки, он через несколько десятков верст переходил на берег правый и шел на Коломну через городок Брашеву и одноименную волость.

За Крутицами на том же левом, возвышенном берегу Москвы-реки лежало Симоново с двумя недавно основанными монастырями. Надо думать, их братия с особенным чувством и особым усердием молилась в те дни о победе. Рождественский и Успенский монастыри на Симонове в последние годы превратились в центры духовного сопротивления чужеземному владычеству. Симоновский игумен Федор во всех испытаниях оставался верен пути своего учителя и родного дяди Сергия Радонежского.

Предание гласит, что здесь, в благодатном бору, Дмитрий Иоаннович устроил своему войску, вышедшему в поход на Мамая, отдых после утомительного дневного перехода. Ночь была тихой и ясной. Из бездонной черноты неба сквозь кроны вековых сосен на спяших ратников взирали далекие звезды. Сон не шел к великому князю. Дмитрий не мог прогнать тяжелые думы и тревожные сомнения. О них он забывал в дневных заботах и трудах среди своего войска, но они вновь воскресали в ночном одиночестве. На пороге судьбы, когда ценой поступков и решений становилась победа или погибель, когда ответственность за всех ложилась на плечи одного, неуверенность и страх невольно вкрадываются даже в души неустрашимых и привыкших властвовать. Силясь побороть в себе эту гнетущую слабость, Дмитрий Иоаннович молился, вспоминая благословение, полученное от Сергия, и пророчество старца. Постепенно душевное смятение уходило. Внезапно что-то заставило князя открыть глаза. В ночной вышине среди торжественного сияния звезд он увидел светлый лик, паривший над мачтовой сосной. Дмитрий узнал икону святого Николая. Икона укрепила князя верой и надеждой и «сия вся угреша (т. е. согрела) сердце его!» С тех пор урочище, где произошло это чудесное явление, стало зваться Угрешей. Дмитрий Иоаннович дал обет по возвращении из похода с победой основать на этом месте монашескую обитель. Обещанное Богу было исполнено вскоре. Так получил свое начало знаменитый Николо-Угрешский монастырь.

Это предание, казалось бы, не подтверждается историческими источниками. Согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», Дмитрий Иоаннович шел на Коломну Котловской дорогой, пролегавшей в стороне от Угреши. Учтем, однако, что русская рать двигалась тремя путями в сравнительно неширокой полосе, на расстоянии 10-15 верст между колоннами. Дмитрий Иоаннович мог перемещаться с дороги на дорогу, наблюдая за движением войск. Вскоре за Угрешей Брашевская дорога переходит с левого берега на правый, в районе Боровского кургана, где князь Владимир Андреевич перешел с войском на правый берег. Далее рать Владимира Андреевича на Коломну шла правым берегом.

В то время как дружины князей Белозерских и Владимира Андреевича выступили из Москвы по Болвановской и Брашевской дорогам, третья колонна под водительством самого великого князя Дмитрия Иоанновича двинулась на Коломну иным путем. Выйдя из Тимофеевских ворот кремля, ратники сразу же поворачивали к Москве-реке. Они проходили по деревянному мосту, настланному на плотах и колебавшемуся при движении людей, коней, повозок. Такие мосты назывались живыми. Их наводили после паводков каждую весну.

Старая дорога на село Котел, по которой шел с войском на Коломну Дмитрий Иоаннович, пролегала по восточному Заречью. Великая княгиня Евдокия, провожая взглядом с высоты кремлевских теремов уходившую рать, видела «конечным зрением» своего князя «грядуща лугом подле Москвы-реки».

Все безотрывно смотрели туда, где по обоим берегам Москвы-реки нескончаемыми потоками текли и текли уходящие полки. Каждая женщина старалась высмотреть в людской гуще своих близких, каждая понимала, что проводила их на смертный бой. От этого разрывалось сердце, холодела душа. Плач стоял над крыльцом кремлевского златоверхого терема.

Великая княгиня в слезах молила Господа сподобить ее вновь увидеть своего государя, просила о даровании победы: «Не сотвори, Господи, яко же прежде сего за мало лет велика брань была русским князем на Калках с погаными половци с агаряны. И ныне избави, Господи, погыбнути оставшему христианству...» Молилась Евдокия и о малолетних своих сыновьях Василии и Юрии, о возвращении живым и невредимым их отца, о продолжении рода княжеского: «То и земля их спасется, а они в векы царствують». Рыдания и молитвы раздавались тогда по всей Москве. И в теремах, и на убогих дворах, и во всех храмах. Вместе с войском, казалось, уходила из города и сама жизнь. Москва замерла в тревожном ожидании.

Когда великокняжеское войско ушло на Коломну, Москва не осталась без защиты. Несмотря на то что в будущей битве с несметными полчищами Мамая каждый ратник был на счету, Дмитрий Иоаннович пошел на ослабление своих главных сил и оставил в столице многочисленный гарнизон под началом нескольких воевод. Общее же командование обороной города великий князь, согласно летописному сообщению, поручил боярину Федору Андреевичу Свибло. Это был один из опытнейших московских воевод, строитель белокаменного кремля.

Иное настроение царило в войске. На брань шли как на пир: «Грядут русские сынове успешно, яко медвяныа чяши пити и сьтеблиа виннаго ясти, хотять себе чести добыти и славнаго имени». Война была для многих выступивших в тот поход образом жизни, потехой молодецкой, а ратная доблесть, слава и честь — смыслом существования. И ко всему этому теперь добавился и иной, высший смысл. Воины шли испить чашу жертвенную, пострадать за отечество и веру, умереть за Русь, чтобы она осталась жива.

В Москве временно оставался также воевода великого князя Тимофей Васильевич Вельяминов, один из героев битвы на Воже. Он должен был продолжить сбор ратей, прибывавших из отдаленных мест в столицу, завершить формирование городского ополчения, а затем с этими силами выступить вдогонку войску Дмитрия Иоанновича. Если бы обстановка вдруг изменилась и враг неожиданно появился у стен Москвы, воины Тимофея Вельяминова встали бы на защиту столицы.

Все дальше по дороге на Котел удалялось от города войско Дмитрия Иоанновича. Вот уже скрылись белокаменные стены и башни, потухли купола соборов. Уже проехали запустевший Даниловский монастырь, основанный святым Даниилом Александровичем с церковью святого Даниила Столпника. За селом Даниловским поднялись наверх к селу Котел, стоящему на одной из Поклонных гор, где открывался вид на Москву. Дальше были села Ногашинское, Коломенское, которые принадлежали князю Андрею Иоанновичу. Древняя Коломенская дорога в более поздние времена имела другое название — Шубинская.

Дорога проходила через стан Маковец на реке Северке и заканчивалась в Коломне. В том, что Дмитрий Иоаннович повел основные силы русского войска именно этим путем, был серьезный стратегический расчет. Из трех дорог, соединявших Москву и Коломну, Шубинская являлась кратчайшей и самой удобной. Двигаясь по ней, не надо было, как на Брашевке, совершать переправу через широкую и полноводную в те времена Москву-реку, преодолевать топкие, болотистые заливные луга, форсировать овраги многочисленных москворецких притоков. Шубинская дорога проходила по ровной, сухой, слабопересеченной местности. Не было здесь ни обширных болот, ни дремучих чащоб. За этим хлебородным, давно освоенным и обжитым краем впоследствии утвердилось историческое название Польщина.

Движение главных сил русского воинства по Шубинской дороге, самой западной из трех, диктовалось и военной обстановкой, которая по-прежнему была не до конца ясной. Дмитрию Иоанновичу и его воеводам приходилось считаться с опасностью неожиданного прорыва Мамая через рубеж Оки не у Коломны, а где-нибудь выше по течению — у Каширы или у Серпухова. С этого же юго-западного направления мог внезапно появиться и Ягайло. В обоих случаях русское войско оказывалось в крайне сложном положении. Противник мог отрезать его от Москвы или даже атаковать в момент, когда оно находилось на марше и было рассредоточено по трем дорогам. Татары не раз доказывали свою способность действовать быстро, внезапно, заставать врага врасплох.

В 1380 году Дмитрий Иоаннович был более предусмотрителен. Даже в самом начале похода, не сблизившись еще с неприятелем, он принял все меры предосторожности и всегда оставался начеку: идя на Коломну, великий князь держал свои главные силы на правом, наиболее угрожаемом фланге, откуда можно было ожидать удара. Прорвись Мамай или Ягайло через рубеж Оки западнее Коломны — и сильная русская рать свернула бы с Шубинской дороги направо, быстро заступив путь неприятелю, став надежным щитом для Москвы и всего остального войска. Однако попытки прорыва тогда не последовало. И Мамай, и Ягайло были еще далеко и не спешили переходить к решительным действиям. Все три колонны русского войска, вышедшие из Москвы, к середине августа благополучно достигли Коломны. Здесь же сосредоточились рати, направлявшиеся к месту общего сбора, минуя стольный град. Полки из Владимира и Юрьева-Польского, Костромы и Переяславля-Залесского возглавляли воеводы великого князя. Рати из Мещерского, Муромского, Брянского и Елецкого княжеств прибыли под водительством своих князей. Ближайшие и ответственнейшие задачи военной кампании были выполнены: войска собраны, южная граница прикрыта. Это вселяло надежду на успех похода. Новгородский хронограф так определяет силы трех отрядов: с Владимиром Андреевичем шло 30 тысяч, с Белозерскими князьями — 25 тысяч, с великим князем — 50 тысяч воинов. Общее число воинов, двинувшихся из Москвы в поход против Мамая, по этому свидетельству несколько превышала 100 тысяч человек.

Въезд великого князя в Коломну был торжествен. Воеводы, князья, множество ратных людей встречали Дмитрия Иоанновича еще на дальних подступах к городу, на берегу речки Северки. Отсюда процессия двинулась к городским воротам, где великого князя уже ждало все коломенское духовенство с крестами и иконами. Епископ Герасим отслужил молебен и осенил воинов крестом.

Движение армии в Коломну, где уже дожидались другие отряды, заняло около четырех дней. Войско, нагруженное обозом, подбирая встретившиеся по дороге части, проходило примерно 25 км в день.

Общевойсковое походное построение армии произошло в Коломне, на Девичьем поле. «Князь же великий, выехав на высокое место з братом своим, с князем Владимером Андреевичем, видяще множество людей урядных и възрадовашяся, и урядиша кое-муждо плъку въеводу».

На Девичьем поле все русское войско было разделено на пять полков. Один из них назывался сторожевым. В походе он должен был выполнять задачу авангарда армии, а в сражении — ее боевого охранения. Первым воеводой сторожевого полка при «уряжении» стал предводитель коломенской рати Микула Васильевич Вельяминов. Сын последнего московского тысяцкого, брат казненного Ивана Вельяминова оставался в чести и доверии у Дмитрия Иоанновича. С великим князем Микулу Васильевича связывали и родственные, и дружеские отношения. Они были женаты, как мы знаем, на сестрах, дочерях суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича. Согласно «Задоншине», первую весть о нашествии Мамая Дмитрий Иоаннович получил на пиру от Микулы Вельяминова.

В сторожевой полк вошли также рати из Владимира и Юрьева- Польского под водительством великокняжеского воеводы Тимофея Валуевича. (О Тимофее Васильевиче Акатьевиче, по прозвищу Валуй, сообщает и летописная повесть о Куликовском походе.) Костромичи же прибыли к Коломне под началом великокняжеского воеводы Ивана Родионовича из московского рода Квашниных. Они, вероятно, тоже были включены в сторожевой полк. Его ряды пополнили и переяславцы. Их привел воевода Андрей Иванович Серкизов, сын крещеного выходца из Орды (владельца села Черкизова, ныне района современной Москвы).

Первую линию построения русского войска в будущем сражении должен был составить передовой полк. В «Сказании о Мамаевом побоище» его военачальниками указаны «Дмитрий и Иван Всеволожи» (Всеволодовичи).

Главные силы русского воинства были сведены в большой (великий) полк В сражении ему отводилось место в центре боевой линии. По обычаю он находился под рукой самого великого князя. Большой полк состоял из испытанных воинов великокняжеского двора — бояр, дворян, детей боярских, вольных слуг. В него должно было входить и московское пешее городовое ополчение. Сюда же Дмитрий Иоаннович присоединил рати князей Белозерских. Вторым по значению, после большого полка, считался полк правой руки. Водительствовать им было доверено двоюродному брату и ближайшему сподвижнику Дмитрия Иоанновича, Владимиру Андреевичу Серпуховскому. В полку правой руки состояли воеводы удельного князя Данило Белоус и Константин Кононович, а также князья Федор Елецкий, Юрий Мещерский, Андрей Муромский. К себе Владимир Андреевич взял и ярославских князей. Наконец, полк левой руки, фланг русской боевой линии, был поручен Глебу Брянскому. Этого князя иногда отождествляют с Глебом Друцким, чей небольшой удел входил в великое княжество Литовское. Ожидался подход дружин и других владетелей литовского княжеского дома — Андрея Полоцкого и Дмитрия Трубчевского.

По данным распространенной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», в Коломне в те же дни к русскому воинству присоединились «мужи новгородцы» во главе с шестью посадниками. «Все люди нарядны, пансири, доспехи давали з города», — замечает повествование. Действительно, рать Великого Новгорода обычно составлялась из ополчений пяти городских «концов», которые возглавляли пять военачальников. Шестой осуществлял общее командование. Вооружение для воинов частью выдавалось из городских арсеналов — «з города».

В Коломенском походном построении «мужики новгородские» занимали место в полку левой руки. Участие новгородцев в Куликовской битве историками оспаривалось, но ныне убедительно доказано С. Н. Азбелевым. Он прояснил реальные подробности новгородской помощи. Так, новгородский контингент, если верить распространенной редакции «Сказания», возглавляли шесть командиров, что соответствовало принятой во второй половине XIV века практике отправке в поход новгородской рати, выставляемой пятью городскими концами, иногда под общим руководством степенного посадника. К тому же имена двух посланных на Дон военачальников удалось опознать как достоверные. Далее, новгородские посадники упомянуты в списке боярских потерь на Куликовом поле, воспроизведенном «Сказанием» и «Задоншиной». Этот факт проверяется записью о павших в битве новгородцах, которая сохранилась в рукописном синодике XVI века новгородской Борисоглебской церкви (в Плотниках).

Известный исследователь новгородской древности В. Л. Янин в свое время обратил внимание на рукописный синодик церкви Бориса и Глеба в Плотниках, составленный, видимо, после 1456 года. В нем, в частности, говорится: «Покои, Господи... на Дону избиеных братии нашей при велицем князе Дмитреи Иоанновичи». Историк считает эту запись «в высшей степени любопытным свидетельством участия новгородцев в Куликовской битве». Памятником победы на Дону традиционно почитается храм святого Дмитрия Солунского на Славковой улице в Новгороде.

Новгородская сила откликнулась на призыв Москвы о помощи не случайно. Как раз в год Куликовской битвы великий князь Дмитрий перезаключил с новгородцами союзный договор о совместной борьбе с врагами Московской Руси. Эти обязательства северный союзник Москвы как в 1375, так и в 1380 году, видимо, точно выполнил. Характерно, что сообщение о битве па Дону приведено новгородским летописцем в подчеркнуто торжественном тоне, как общерусское свершение.

Кстати, мы здесь можем сказать, что участие нижегородцев в Куликовской битве также оспаривается некоторыми историками советского периода, академиком Б. Л. Рыбаковым и историками настоящего времени. Они объясняют это тем, что Нижний Новгород не мог послать свои полки на битву, так как сам был разрушен в то время. Но полки мог послать Городец как самый крупный город после Нижнего Новгорода. Более детальное изучение Куликовской битвы обнаруживает участие в ней нижегородцев. В основной редакции «Сказания» и «Повести о Куликовской битве» говорится о павших боярах нижегородских. Кроме того, в списках В. Н. Ундольского, И. Ф. Хворостина и Е. И. Забелина основной редакции указано количество павших на Куликовом поле бояр-нижегородцев. Об участии нижегородцев в битве пишут в своих трудах историки В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин, А. Д. Нечволодов.

Коломенский смотр был не просто военным парадом, впечатляющим, укрепляющим воинский дух зрелищем. Он стал важнейшим организационным мероприятием, которое значительно повысило боеспособность русского войска. Как единое целое армия, по сути дела, и была сформирована во время смотра на Девичьем поле. До этого огромная вооруженная масса, собравшаяся в Коломне со всех концов раздробленной Руси, представляла собой смесь местных ратей разной численности, разного качества единой структуры и системы командования. Каждый отряд держался обособленно.

Между тем точных сведений о противнике, его намерениях и планах Дмитрий Иоаннович ожидал, пожалуй, с большим нетерпением, чем подхода новых ратей. Вслед исчезнувшей первой «стороже» он посылает вторую: Климента Полянина, Ивана Святослава Всеславича, Григория Судокова и «иных с ними». Всего более трех десятков воинов. Им было строго предписано во что бы то ни стало и как можно быстрее взять «языка», разведать противника и вернуться назад.

Однако ожидать еще много дней, пока новая «сторожа» выполнит задачу, великому князю не пришлось. По дороге в Поле разведчики встретили Василия Тупика, которого уже и не чаяли видеть в живых. Он возвращался не с пустыми руками, вез с собой «языка» «царева двора», «сановитого мужа». На допросе знатный татарин сообщил Дмитрию Иоанновичу важнейшие сведения: Мамай не изменил своих планов идти на Русь, в союзе с ним выступает не только великий князь Аитовский, но и Олег Рязанский, тем не менее «не спешит бо царь того ради итти — осени ожидает».

Литовское войско продолжало свое движение для соединения с Мамаем. Однако Ягайло направлять свою армию вместо Оки к Дону явно не торопился. На соединение с Мамаем выступило не грозное многочисленное литовско-русское войско, а сравнительно небольшие отряды вооруженных людей, с трудом собранных и думавших больше о том, как уклониться от битвы. С таким воинством и в такой обстановке Ягайле не приходилось и думать о смелых и решительных действиях. Он долго собирался в поход, продвигался медленно, с оглядкой, на ощупь. Понимая недостаточность своих сил, он постарался переложить основную тяжесть войны на союзника, Мамая. Сам же готов был довольствоваться захватом союзных Москве княжеств в верховьях Оки. Через их территорию и направилось на соединение с татарами войско Ягайлы.

Олег Рязанский, до последнего момента надеявшийся, что великий князь уйдет от ордынских полчищ на Двину или Новгород Великий, «устрашися и возтрепета зело».

Тем временем к великому князю в Коломну прибыли послы Мамая. Древнейший и наиболее достоверный источник, «Летописная повесть», пишет, что в Коломну приехали послы от Мамая и предъявили великому князю московскому категорическое требование — возобновить выплату дани Мамаевой Орде и впредь «давать выход», «како было при Чанибеке цари, а не по своему докончанию». Согласиться на это значило полностью покориться Мамаю. Имя хана Джанибека (Чанибека) не случайно прозвучало в ультиматуме. При этом правителе дань, собиравшаяся с русских земель в пользу Орды, достигала наивысших размеров. Кроме того, согласие московского князя выплачивать узурпатору Мамаю такой же «выход», какой брал с Руси полноправный Чингисид Джанибек, фактически означало признание безродного темника законным ханом.

Прием в Коломне татарских послов должен был породить у Мамая впечатление, что московский князь колеблется, что еще остается возможность успешного дипломатического давления на него, не прибегая к силе оружия. Тем самым Дмитрий Иоаннович рассчитывал оттянуть срок вторжения, выиграть время для подготовки отпора.

Перед этой силой Дмитрий Иоаннович не дрогнул. Он не разорвал в клочья ханскую грамоту, как сделает это ровно через сто лет его правнук Иван III, не приказал казнить послов или с позором отослать их восвояси. Дмитрий принял в Коломне ордынское посольство с почетом и вступил с ним в переговоры. Он даже пошел на огромную уступку, согласившись возобновить выплату дани, прерванную после «розмирья» с Мамаем. Однако дальнейшее показало: это был лишь тактический ход. Условия соглашения, выдвинутые московским князем, оказались заведомо неприемлемыми для Орды.

Дмитрий Иоаннович готов был «дать выход», но не в размерах, установленных при Джанибеке, а всего лишь «по христианской силе» и прежнему «докончанию». Здесь, вероятно, имелся в виду договор («докончание»), заключенный московским князем во время поездки в Орду в 1371 году, по которому предусматривалась выплата весьма умеренной дани. Слова же «по христианской силе» и вовсе звучали как: «Дам столько, сколько сам сочту нужным». Условия Москвы не сулили, таким образом, Мамаю ни столь необходимых ему денег, ни признания статуса законного хана, ни славы покорителя Руси. В той ситуации они звучали попросту оскорбительно, издевательски.

Московский князь не думал смиряться перед Мамаем. Он и не властен был в этом. Войско, решившее победить или умереть, Русская земля, поднявшаяся в небывалом порыве на недругов, восприняли бы отступление как отступничество. Однако долг христианского смирения и миролюбия предписывал Дмитрию Иоанновичу до последней возможности избегать кровопролития и не отвергать с ходу переговоры.

Отвергнув ультиматум, он продолжал вести дипломатическую игру. Вослед выехавшим из Коломны послам Мамая великий князь отправил в стан противника собственное посольство. В «Сказании о Мамаевом побоище» есть эпизод, в котором повествуется о миссии Захарии Тютчева. Этот «избранный юноша» в сопровождении двух толмачей, знавших «язык половецкий», был послан Дмитрием Иоанновичем к Мамаю. Он вез богатые подарки, «много злата», дабы задобрить ордынского правителя. Добравшись до Рязани, Захария проведал о союзе Олега с Мамаем и литовским князем и тотчас же направил в Москву скорого вестника.