Упадок востока и переход мировой гегемонии к странам западной европы. Становление европейской цивилизации
Еще раз о том, что ведущими в европейском развитии были факторы неэкономические, "культурные" - иное, чем на Востоке, устройство права, социальных институтов и т.п. Большая часть текста - опровержение других теорий (колониального разграбления востока и т.п.), я цитирую только заключительную часть, где автор наконец говорит, как он сам думает об этом деле
-----------
"Да и в самой Европе не капитализм с его культом денег, не господство буржуазии, тем более не “буржуазные революции” были причиной “европейского чуда” XVI—XVII вв. Не купцы и не ростовщики-банкиры изменили лицо Запада, раскрыли его интеллектуальный и художественный потенциал. Не они произвели революцию в сознании, которая преобразила Запад в эпоху Возрождения и привела к созданию индивидуализированного общества, рационально перестроенного на принципах свободы. Сам капитализм как система свободной рыночной экономики был следствием тех перемен, которые произошли в Европе на рубеже Нового времени. Еще в 1973 г. Д.Норт в своем “Подъеме западного мира” отмечал, что научно-технические инновации, рыночные структуры, просвещение, накопление капитала и т.п. были не причиной подъема, а самим подъемом, его проявлением в различных сферах экономической и социальной жизни. Одним словом, капитализм был одним из результатов прогресса Запада, раскрытием в области экономики тех потенций, которые заключались в его социальных и духовных ценностях. Это был чисто западный способ производства. Он вытекал из самого характера социальных структур, присущих Европе с глубокой древности.
В эпоху средневековья, особенно в XI—XIV вв., под влиянием католической церкви и рыцарства эти ценности получили дальнейшее развитие, приведя к возникновению новой этики и морали. В сфере хозяйственной жизни особое значение имело введение обязательной исповеди, а также претворение на практике принципов “трудолюбия” (“industria” богословских трактатов), воспринимавшегося как своего рода религиозная аскеза. Труд стал самоцелью. Из проклятия, удела слуг и рабов он стал высшим религиозно-нравственным идеалом. Концепция труда как долга перед собой и перед богом, сама идея “соработничества”, рационализация всякой деятельности в сочетании с развитием правового сознания, самоконтроля и личной ответственности создали на Западе ту социально-нравственную атмосферу, которую М.Вебер не совсем удачно определил как “дух капитализма”.
Религиозно-нравственные идеалы Востока имели прямо противоположный характер. Аскеза связывалась прежде всего с уходом от мира. В миру же господствовали коллективистские начала, которые лежали в основе всех цивилизаций Востока. Более того, большинству из них была присуща установка на равенство и социальную справедливость. Соответственно, в системе приоритетов преобладало распределительное начало, ориентация на уравнительное и гарантированное удовлетворение материальных потребностей, связанное не с индивидуальными, а с коллективными усилиями. Отсюда вытекало отношение к труду. При всех различиях в его культуре и религиозно-нравственной основе он нигде на Востоке не являлся самоцелью, не имел того глубоко личного и в идеале нестяжательного характера, который он приобрел в странах Запада. Во всех цивилизациях Востока труд представал прежде всего как источник благосостояния и имел общественное значение. Труд одного был трудом для всех, и в идеале все трудились как один. На практике это порождало стремление “не переработать за другого”, в лучшем случае быть наравне с другими. Нигде на Востоке человек не отвечал за результаты своего труда перед собой, всегда — перед обществом, кастой или кланом. Соответственно, нигде не сложилось той социально-нравственной атмосферы, той культуры духа, в лоне которой происходило экономическое развитие Запада, непротиворечиво совмещавшееся с рациональным расчетом и даже меркантильностью.
Следует также учитывать, что экономические структуры, сложившиеся в различных цивилизациях Востока, были абсолютно несовместимы с развитием свободной рыночной экономики. Отсутствие таких фундаментальных институтов, как гарантия собственности и свобода, отрицание самоценности индивида и его стремлений, зависимость человека и его деятельности от коллектива — все это не давало иных альтернатив, кроме нерыночных форм организации труда. С развитием капитализма были несовместимы также экономические взгляды восточных правителей и правительств, исходивших, по определению А.Смита, из “земледельческих систем политической экономии”. Все они считали физический труд, прежде всего в сельском хозяйстве, единственным источником вновь производимого продукта, а крестьян — единственными кормильцами общества. Наконец, возникновению свободных рыночных отношений препятствовала государственная политика. При всех различиях идеологического порядка везде считались необходимыми вмешательство государства в хозяйственную деятельность людей и концентрация богатства в руках казны. Основной заботой госаппарата была проблема учета, распределения и перераспределения, одним словом — механизм редистрибуции, помимо прочего открывавший перед правящими классами поистине неограниченные возможности для собственного обогащения, к тому же не отягощенного ни личной ответственностью, ни императивами морального порядка. Невероятно, но факт по утверждению О.И.Сенковского (1800—1858) со ссылкой на “знатоков дела“, в цинском Китае начальники и их подчиненные расхищали не менее 60—70% казенных денег, в Османской империи и того больше — 75%.
Восток шел своим путем. Он не повторял и не собирался повторять путь развития Запада. На протяжении всего рассматриваемого периода он отстаивал свои идеалы, противопоставляя их социальным и духовным ценностям Европы. В его общественном сознании, по крайней мере на официальном уровне, Запад неизменно представал как царство зла, как очаг тьмы и рабства. Люди Запада — все эти “папежники” и “заморские дьяволы” — олицетворяли самые мрачные потусторонние силы, являлись носителями грубых материалистических инстинктов, были бездуховны, морально распущенны и нечистоплотны. Ненависть к Западу пронизывала всю полемическую литературу Востока. Власти и официальная пропаганда на корню пресекали всякий интерес к Западу. Заимствование европейского опыта изображалось как смертельная опасность, как “путь, — если верить „Отеческому наставлению" одного из иерархов восточной церкви, — ведущий к обнищанию, убийствам, хищениям, всякому несчастию”. Населению внушалось, что само общение с людьми Запада опасно. Есть с ними из одного блюда не следует, утверждали поборники традиционных устоев, ибо одно это грозило заразою и скверной.
Правители Востока всячески препятствовали проникновению западных идей. Они отчетливо сознавали, что их распространение грозило опрокинуть все здание традиционного общества. Наиболее опасными, по их мнению даже более опасными, чем купцы и завоеватели, были миссионеры (по большей части католические), сознательно занимавшиеся “экспортом” западноевропейской цивилизации. Повсюду на Востоке деятельность миссионеров вызывала негативную реакцию, а в случае ее успеха — просто запрещалась, как это произошло в Японии (1587 г.) и некоторых других странах Дальнего Востока. В цинском Китае ко всем религиям относились терпимо, кроме христианства. В Османской империи ни одна конфессия не подвергалась гонениям, за исключением римско-католической церкви. В XVII в. Япония, Китай, Сиам были закрыты для иностранцев, в других странах контакты с ними строго контролировались. До 1793 г. азиатские государства не имели постоянных посольств в Европе, ни один житель Востока не выезжал на Запад в частное путешествие.
Лишь очевидное неравенство сил вынудило Восток изменить позицию. От противостояния и изоляции он перешел к постепенному открытию цивилизационных границ. Более того, осознание “отсталости” породило стремление “догнать” Европу, прежде всего в тех областях, где западное превосходство было очевидно, осязаемо. В XVIII в. такой областью являлось военное дело. И не случайно все правители Востока начинали “догонять” Европу с реорганизации своих вооруженных сил. При этом они проявляли интерес исключительно к материальным достижениям западноевропейской цивилизации, в первую очередь к технике и естественнонаучным знаниям. Но даже такой односторонний интерес пробил первую брешь в культурно-историческом сознании Востока и заложил основы процесса европеизации и реформ. Начавшись в России и Турции, он постепенно стал распространяться на другие страны, прежде всего на их лимитрофные и приморские районы, находившиеся в более близком контакте с Европой и ее колониальными анклавами. Это был переломный момент, означавший вольное или невольное признание странами Востока превосходства западноевропейской цивилизации и в целом роли Запада как гегемона новой моноцентрической системы мира."
В конце XVII в. военная конфронтация ислама и западного христианства закончилась поражением мусульманского мира. Сражение под Веной 12 сентября 1683 г. и Карловицкий мир 1699 г. означали не только прекращение османской экспансии в Европе. Это был отказ ислама от претензий на мировое господство. В глобальном противостоянии двух миров победителем вышел Запад. Это в решающей степени предопределило дальнейший ход мировой истории. Весь второй период Нового времени (1683-1918) проходил под знаком бесспорного интеллектуального, военно-технического и культурного превосходства Запада. Его социальные и духовные ценности, его стиль жизни приобрели всеобщее значение, став образцовой моделью “цивилизации”, своего рода эталоном, на который стали равняться во всех частях земного шара.
Переломным моментом, отметившим переход мировой гегемонии к странам Западной Европы, были 1683-1739 гг. С наибольшей очевидностью это проявилось в области военного дела. Ранее Запад не имел явного военного преимущества. Как уже отмечалось, по крайней мере до 1683 г. в Европе существовал стратегический паритет Восток-Запад, причем лучшие армии Европы находились в состоянии обороны, отбиваясь от угрозы военного нашествия с Востока. В Азии у европейцев также не было уверенности в своем превосходстве. Они всячески избегали сколько-нибудь значительных столкновений с армиями Китая и могольской Индии. И дело не только в дальности коммуникаций. В отличие от Америки европейцы воздерживались там от крупных колониальных завоеваний. В течение двух с лишним столетий они ограничивались на Востоке захватом отдельных пунктов на побережье, где под защитой флота устраивали свои базы и торговые фактории. В 1750 г. на эти колониальные анклавы приходилось не более 1% всего населения Азии и Африки.
Положение коренным образом изменилось в середине XVIII в. После 1739 г. ни одна армия Востока не одержала ни одной крупной победы над регулярными войсками Запада. После русско-турецкой войны 1768-1774 гг. население Османской империи вообще утратило веру в возможность противостоять Западу силой оружия. С середины XVIII в. (по мнению ряда историков - со времен сражения при Плесси в 1757 г. в Бенгалии) военные действия европейских стран на Востоке все более приобретали характер репрессалий и карательных экспедиций. Можно сказать, что с этого времени армии Востока были обречены на поражения, и Бонапарт имел все основания заявить, что, если “два мамлюка безусловно превосходили трех французов; 100 мамлюков были равноценны 100 французам; 300 французов обыкновенно одерживали верх над 300 мамлюками, то 1 тысяча французов уже всегда разбивала 1500 мамлюков”.
Одновременно с этим на Западе начали забываться существовавшие ранее представления об обеспеченной и спокойной жизни на Востоке, о его богатстве, силе и величии. На рубеже XVII-XVIII вв. Восток стал восприниматься не только как царство зла и произвола, но также как плохо управляемые страны с нищим и грубым населением. Пребывание на Востоке стало вызывать у европейцев ностальгически обостренное чувство о более зажиточной и благоустроенной жизни на Западе. “Куда девались бы [в случае принятия восточных порядков], - писал в 1б70г. Ф.Бернье, - все эти князья, прелаты, дворянство, богатые буржуа, крупные купцы и славные ремесленники таких городов, как Париж, Лион, Тулуза, Руан и, если хотите, Лондон и многих других? Где были бы эти бесчисленные местечки и села, все эти чудные деревенские усадьбы, все эти поля и холмы, возделанные и поддерживаемые с таким старанием, заботливостью и усердием?”
Действительно, после Вестфальского мира (1648г.) Европа быстро двинулась вперед. Росло ее благосостояние. По уровню общественной производительности труда, а следовательно, и по уровню потребления Европа к середине XVIII в. догнала страны Востока. А еще через полвека превзошла их в экономическом отношении. По расчетам П.Бэрока, в 1750 г. ВНП на душу населения составлял в Западной Европе 190 долл.США (в ценах 1960 г.), в 1800 г. - 213; в Азии - 190 и 195 долл. соответственно. На Западе самой богатой страной была Франция Людовика XVI (250-290 долл. в 1781г.), на Востоке - цинский Китай (228 долл. в 1800г.).
Растущая уверенность Европы в своих силах привела к резкому изменению взгляда на Восток. В 1683-1739 гг. исчез комплекс страха, постепенно уступив место комплексу превосходства. Если в массах еще господствовали представления о богатствах и легкой жизни на Востоке, если Д. Дефо еще в 1720 г. старался доказать англичанам несостоятельность их низкопоклонства и преклонения перед Китаем, то в правящих кругах преобладал уже более реалистический подход, особенно в отношении Османской империи. Даже в России, в окружении Петра I, ни у кого не было сомнения в отсталости турецкой армии, боялись лишь возможного проведения реформ и приглашения военных инструкторов из Европы. В середине XVIII в. представления об отсталости Востока стали получать на Западе все более широкое распространение, а к концу века уже явно преобладали. В отличие от предшествующих времен восточные порядки стали восприниматься как модель не альтернативного социально-политического устройства, а некоего отсталого общества, остановившегося на каких-то более ранних ступенях исторического развития. “Глубокий сон” и “дряхлость” “недвижного” Востока стали самыми распространенными метафорами в Европе. Наиболее четко эти взгляды нашли свое отражение в историко-философской концепции Г.Гегеля (1770-1831), который рассматривал Восток как некую “первоначальную” форму человеческой цивилизации, которая лишь на Западе двинулась по пути прогресса. С того времени Восток стал представать в массовом сознании Европы как олицетворение “варварства”, как воплощение грубости, бескультурья, жестокости и лени, органичной неспособности к интеллектуальному и нравственному развитию.
Соответственно жители Востока утрачивали уверенность в своих силах. На первых порах там предпочитали говорить об “упадке” своих стран, о бездарности и неспособности правителей, затем, особенно во второй половине XVIII в., об “отсталости”, прежде всего в военно-техническом отношении. Подобного рода настроения постепенно охватывали все страны Востока, сначала верхи общества, города, лимитрофные и приморские районы, затем низы народа и более глубинные области. Параллельно менялся взгляд на европейцев. Высокомерное, пренебрежительное отношение, едва прикрывавшееся дипломатической учтивостью, в XVIII в. (в Китае позже) уступило место неподдельному интересу, доброжелательности и даже стремлению в чем-то походить на европейцев. Если в XV в. византийцы (в Индии и Китае европейцев практически не знали) смотрели на жителей Запада как на людей, стоящих ниже них в культурном отношении, то в XVIII в. положение коренным образом изменилось. Люди Запада стали восприниматься как носители хотя и чуждой, но достаточно высокой культуры, особенно в области науки, техники и образования.
Таким образом, к концу XVIII в. изменившееся соотношение сил стало фактом, признанным как на Западе, так и на Востоке. В чем же причины выявившегося отставания Востока? Кто и в чем виноват? Ответ на этот, казалось бы, простой вопрос вызывает тем большие затруднения, что с позиций сегодняшнего дня трудно себе представить, что относительная бедность и слабость Запада до 1683 г. создавали для него постоянную угрозу завоевания с Востока. Это тем более трудно, писал А.Тойнби, что, “хотя господство Запада было установлено совсем недавно, его рассматривают как если бы оно было всегда”.
На рубеже Нового времени все ведущие цивилизации Старого Света находились на примерно одинаковом уровне развития. Европа даже несколько отставала в экономическом и военном отношении. Так что же произошло? Что вывело Европу вперед, обеспечило ее господство во всем мире? Или, иначе, в чем причины отставания Востока? Почему он занял подчиненное положение, стал объектом мировой истории?
Явно не заслуживают внимания весьма простые и наивные представления, объясняющие отставание Востока вторжениями кочевников или иноземными нашествиями. Они действительно имели место и приводили к разрушению производительных сил, к крупным опустошениям и депопуляции, соответственно, задерживая и даже отбрасывая назад развитие целых стран и регионов. Но нашествия и разрушительные войны никогда не были особенностью Востока. Достаточно вспомнить ужасы Реформации и религиозных войн в Европе. Только в результате Тридцатилетней войны (1б18-1б48) население Германии сократилось с 20 млн. до 7 млн. человек. По своим масштабам подобного рода бедствия вполне сопоставимы с завоеваниями Тимура или Джелалийской смутой, опустошившей целые страны Ближнего Востока.
Еще более надуманной является теория об ограблении колониальных и зависимых стран, некогда распространенная в советской и вообще марксистской историографии. Суть ее сводится к тому, что “невиданный до тех пор по своим масштабам систематический грабеж” неевропейских стран привел, с одной стороны, к разорению и обнищанию Востока, затормозив его “нормальное” развитие, с другой - позволил Европе в ходе так называемого первоначального накопления аккумулировать “громадные денежные суммы”, необходимые для развития промышленности. В конечном счете это обрекло страны Востока на “длительную консервацию феодализма и колониального рабства”, а на Западе ускорило процесс развития капитализма, который в силу своей “прогрессивности” обеспечил Европе господствующее положение в мире.
Во-первых, несмотря на многочисленные попытки, не удалось выявить ни масштабы “невиданного грабежа”, ни, соответственно, суммы “первоначального накопления”. Более того, оценки баланса “платежей” Восток-Запад, произведенные историками, показали, что ничего подобного в истории не происходило. Конечно, отдельным европейским авантюристам удалось сколотить на Востоке довольно крупные личные состояния. Но в целом общий итог взаимных грабежей, военных авантюр и мирной торговли, своего рода “платежный баланс” Восток-Запад, в течение XVI-XVIII вв. неизменно складывался в пользу первого. Богатства, захваченные испанскими и португальскими конкистадорами, голландскими и английскими пиратами, более чем уравновешивались призами варварийских, оманских и малайских пиратов, а также монопольно высокими ценами, которые восточные правители устанавливали на свои экспортные товары.
Хронический дефицит Запада в торговле с Востоком покрывался массированными поставками драгоценных металлов. Около "/з серебра, добывавшегося в Америке в XVII-XVIII вв., осело в Азии, покрыв 80-90% европейского импорта оттуда. И это не считая доходов от войн в Европе и пиратства. Одним словом, золотые миллионы текли не с Востока на Запад, а с Запада на Восток. И в свете бухгалтерской отчетности рассуждения об “ограблении” народов Азии и Африки как одном из каналов “первоначального накопления” исчезают как мираж, как чисто идеологическое наваждение.
С экономической точки зрения все многообразие контактов Восток-Запад в XVI-XVIII вв. (торговый обмен, грабежи, войны) имело своим следствием отток драгоценных металлов из Европы на Восток и способствовало росту сокровищ, находившихся в руках азиатских набобов, мандаринов и пашей. Возникает совершенно другой вопрос, который еще в 1957 г. сформулировал шведский историк И.Хаммарстрём:
“Почему Западной Европе американское золото было нужно не для накопления сокровищ и не для украшения святилищ (как это было в Азии и у туземцев Америки), а для пополнения находящейся в обращении денежной массы, т.е. как средство платежа?”
Во-вторых, вызывает сомнение реальность самого “первоначального накопления” как исторического феномена. Не касаясь всех аспектов этой проблемы, в том числе связанных с аграрной историей Европы, хотелось бы все же подчеркнуть, что Восток при этом не играл никакой роли, как если бы его вообще не существовало. Ни торгово-колониальная экспансия европейских стран, ни все золото Востока не имели никакого значения в ускорении научно-технического и экономического прогресса Европы в XVII-XVIII вв. и тем более не являлись “основой” индустриализации Запада.
Как показал анализ биографий британских промышленников и их бухгалтерских книг, промышленная революция в Европе, во всяком случае на ее раннем этапе (1760-1815), происходила без участия торгового и банковского капитала. Почти все основатели новых промышленных предприятий были людьми довольно скромного состояния, в большинстве своем выходцами из деревни. Они, конечно, использовали сложившуюся до них инфраструктуру свободного рыночного хозяйства. Но в целом промышленное грюндерство было совершенно особой сферой деловой активности и осуществлялось за счет собственных источников финансирования. Бухгалтерские книги первых британских фабрикантов не фиксируют ни ссуд, ни кредитов, полученных из сферы торговли или банковского дела. Другими словами, если в ходе колониальных авантюр создавались отдельные личные состояния, как, например, во время массового расхищения индийских сокровищ в 1751-1774 гг., то они не направлялись в сферу промышленного производства и, следовательно, не были и не могли быть источником инвестиций в индустриальное развитие Запада.
Наконец, П.Бэрок заметил следующую любопытную закономерность: страны-колонизаторы развивались более медленно, чем страны, не имевшие колоний, - чем больше колоний, тем меньше развития. Следует также подчеркнуть, что общественное мнение европейских стран в XVII-XVIII вв. было настроено резко отрицательно по отношению к колониальной политике. Оно осуждало разорительные заморские авантюры, которые, по мнению европейцев, не окупали связанные с ними расходы и лишь вели к непомерному обогащению самых беззастенчивых дельцов. Последние, как тогда считали, в конечном счете наживались за счет соотечественников как налогоплательщиков, которые покрывали все убытки, связанные с колониальной политикой. Да и в современной историографии существует влиятельное направление, которое полагает, что колониальная политика диктовалась военно-политическими и даже идеологическими соображениями, не имевшими ничего общего с реальными экономическими интересами.
Вытекающий из этого вывод о непричастности Запада к отставанию Востока никак не устраивал сторонников революционных теорий, которые, подобно К. Марксу, рассматривали историю человечества как смену категорий эксплуататоров, как непрерывную цепь насилий, войн и экспроприации. К ним примыкали поборники традиционных ценностей, для которых сама мысль о непричастности Запада к бедствиям Востока была совершенно невыносима. Признание такого факта неизбежно вело к необходимости искать внутренние причины отставания азиатских деспотий и, соответственно, требовало пересмотра всей системы традиционных ценностей, которые лежали в их основе. Реабилитировать последние можно было, лишь выявив внешние факторы упадка, одним словом, найдя внешнего врага, который закрыл перед Востоком путь к богатому и процветающему обществу. Именно на это была нацелена теория “зависимого развития” (“периферийная школа”), которая возникла в середине XX в. и получила распространение в неомарксистских и национал-патриотических кругах.
Суть данной теории, пришедшей на смену археомарксизму, сводится к тому, что в процессе образования “современной мировой системы” (по Э.Валлерштейну в два этапа: 1450-1640 и 1640-1815) возникли новые формы присвоения. Они заключались в присвоении при посредстве мирового рынка результатов прироста сельскохозяйственного, а затем и промышленного производства. Оно происходило путем “неэквивалентного обмена”, основанного на разнице региональных цен и различной покупательной способности золота и серебра. Положительные результаты подобной валютно-ценовой игры накапливались - правда, неизвестно почему - исключительно на Западе, позволив ему, первому и единственному в мире, встать на путь самостоятельного капиталистического развития, осуществить индустриализацию и модернизацию общества.
В результате Запад занял господствующее положение в международной торговле и стал “центром” мирового развития. Страны Востока соответственно оказались “периферией”, а их развитие стало зависеть от интересов и потребностей “центра”. По мере включения в “международное разделение труда” и подчинения экономики афро-азиатских стран законам мирового рынка - в конечном счете европейскому капиталу - росла зависимость Востока от “центра” и, как следствие, падало значение внутренних, эндогенных, факторов развития. В каждом конкретном случае оно стало определяться не собственным потенциалом страны, а ее местом в иерархии “современной мировой системы”. Другими словами, в процессе “неэквивалентного обмена” природные и человеческие ресурсы “периферийных” стран стали объектом присвоения со стороны “центра”, который, подобно вампиру, питался чужой кровью. Таким образом, отставание Востока, по мнению сторонников “периферийной школы”, явилось результатом формирования мирового рынка и представляло как бы оборотную сторону процветания Запада.
Действительно, в XVI-XVIII вв. наблюдалось значительное увеличение мировой торговли. В частности, объем внешнеторгового оборота Европы, по оценке П.Бэрока, вырос в 1500-1700гг. в 15 раз. Началось формирование мирового рынка. В конце XVII - начале XVIII в. обозначились его основные очертания, а к 1815г. он стал реальным фактом истории. Страны Востока к тому времени действительно превратились в поставщиков сельскохозяйственного сырья и полуфабрикатов. Росли “ножницы” цен. Готовые изделия из Европы оплачивались всё возрастающими объемами сырого материала из стран Востока.
Однако выявить здесь элементы “неэквивалентного обмена” практически невозможно. Ведь необработанный продукт всегда дешевле готовых изделий, тем более товаров высокого качества, которые заключают в себе неизмеримо большее количество знаний, интеллекта и труда. Тем не менее факт остается фактом: к 1815 г. Восток предстает на мировом рынке как отсталая “периферия”. Это очевидно и совершенно бесспорно. Дискуссионным является другое: что было причиной, а что - следствием. Иначе говоря, не является ли отставание Востока не следствием, а причиной его неравноправного положения в “современной мировой системе”?
И в самом деле, историко-статистические расчеты свидетельствуют, что вплоть до середины XIX в. Запад просто не мог оказывать сколько-нибудь заметного влияния на экономическое развитие восточных обществ, за исключением, быть может, некоторых прибрежных анклавов. О каком подчинении законам мирового рынка может идти речь, если торговля с Западной Европой нигде не имела первостепенного значения, да и по своему объему стояла в одном ряду с товарооборотом с другими торговыми контрагентами. Например, в 1776-1781 гг. на долю всех стран Западной Европы приходилась 1/7 объема внешней торговли Египта, т.е. примерно столько же, сколько на долю Восточной Африки. Остальные 5/7 падали на долю Индии, Турции, Ирана, Сирии и других восточных стран. О каком деформирующем влиянии можно говорить, если стоимость индийского экспорта в Европу в 1760 г. составляла 0,03-0,04% всего ВНП Индии. Все это ничтожно малые величины, которые не отражались, да и не могли отражаться на социально-экономическом развитии Востока.
Другими словами, крупные страны и мирохозяйственные регионы Азии и Северной Африки вплоть до середины XIX в. сохраняли полную автономность, развивались по своим внутренним законам и самостоятельно удовлетворяли свои главные потребности. Не следует также забывать, что в XVI-XVIII вв. страны Востока по-прежнему оставались поставщиками на Запад готовых изделий, по преимуществу тканей, и товаров высокой роскоши (сахар, пряности, кофе и т.п.), имея при этом положительное сальдо торгового баланса. Даже Англия, проявлявшая в международной торговле наибольшую изобретательность, 75% своего импорта из Индии в 1708-1760 гг. оплачивала поставками драгоценных металлов.
Более того, вплоть до середины XIX в. Восток диктовал свои условия торговли. В течение трех с лишним веков обмен товарами между Европой и Азией происходил в соответствии с правилами, которые устанавливались правителями Востока. Китай, например, во время ежегодных ярмарок в Макао (с 1550 г.) и Кантоне (с 1757 г.) сам определял цены и объем товаров, отпускаемых “заморским варварам”. Сходная ситуация существовала в мусульманских странах. Кадии выдавали экспортные лицензии, осуществляли надзор или вообще запрещали вывоз тех или иных товаров. Без их разрешения иностранные суда не могли покидать мусульманские порты. Лишь в порядке особой милости султаны предоставляли своим европейским союзникам более благоприятный режим торговли - так называемый режим капитуляций (букв.: перечень “глав”, статей). В соответствии с ним европейским купцам позволялось селиться в особых кварталах некоторых османских городов и заниматься там торговыми операциями при соблюдении установленных правил.
Следует подчеркнуть, что жесткие условия торговли не были случайным капризом восточных владык. Это была борьба, меры защиты. В правящих кругах Востока довольно рано осознали опасность торговой экспансии Европы. Около 1580 г. автор “Тарих аль-Хинд аль-Гарби” (“История Вест-Индии”) предупреждал Мурада III об угрозе, нависшей над мусульманской торговлей вследствие появления европейцев на берегах Америки, Индии и Персидского залива. Б.Льюис нашел на полях этой рукописи пометки, которые в 1625 г. сделал некто Омер Талиб: “Теперь европейцы открыли для себя весь мир; они всюду посылают свои корабли... Раньше товары из Индии, Синда и Китая обычно прибывали в Суэц и распространялись мусульманами по всему миру. Теперь же эти товары перевозятся на португальских, голландских и английских судах во Франгистан (страну франков. - Н.И.) и отсюда распространяются по всему свету... Османская держава должна захватить берега Йемена и торговлю, идущую этим путем; иначе европейцы в скором времени установят свою власть над землями ислама”.
После Лепанто (1571 г.) и Вены (1б83 г.) военные победы отошли в область истории. Бороться с европейским флотом, “захватывать” берега и брать торговлю в свои руки было уже невозможно. Океан стал продолжением Европы. Тем не менее правители Востока пытались отстоять свои прежние позиции, действуя всеми доступными им средствами, прежде всего мерами внеэкономического принуждения, запретами и контролем. Однако ни одно правительство Востока не проявило достаточной гибкости и дальновидности, чтобы приспособить свою политику к изменяющейся ситуации в мировой торговле. Более того, ни одно из них не устояло перед искушением до конца использовать положение единственных производителей и поставщиков. Все они проводили политику монопольно высоких цен и запрещали свободную торговлю. Но вместо закрепления исторически сложившихся преимуществ это привело к прямо противоположным результатам.
Малая доступность и дороговизна восточных товаров стимулировали их производство в Европе, а затем и в других частях света, оказавшихся под контролем европейцев. На мировом рынке один за другим начали появляться альтернативные поставщики, которые стали производить восточные товары лучше и по более дешевым ценам. Тенденция была не нова, но с каждым годом приобретала все большее значение. Бумага была изобретена в Китае; в VIII-Х вв. ее производство было налажено в мусульманских странах, в XII в. - в Испании, в XIII в. - в Италии. В XV в. Европа начала экспортировать бумагу на Восток. Такая же судьба была у сирийского стекла, шелковых тканей, огнестрельного оружия и многого другого. Пушки были изобретены в Китае и впервые применены монголами при завоевании Сунской империи (1251-1279). В начале XVI в., по мнению одного китайского чиновника, португальские пушки были значительно совершеннее и наносили более тяжелый урон, чем китайские.
Более того, в результате монополизации производства и сбыта страны Востока утратили даже те преимущества, которые вытекали из чисто природного фактора: более высокого плодородия почв, теплого климата и т.п. В XVI в. бразильский сахар вытеснил с европейских рынков сахар из Сирии и Египта, “балтийская” пшеница - зерно из арабских стран. К концу XVII в. арабский лен, хлопок и рис утратили свое значение как экспортные культуры и даже на внутреннем рынке были потеснены импортом. Кофе и чай европейских плантаторов подорвали монополию Южной Аравии и Китая. В XVIII в. сахар, кофе и рис из Вест-Индии почти полностью заменили на Ближнем Востоке продукцию местного производства.
Постепенное нарастание этих тенденций, действовавших по крайней мере с эпохи Крестовых походов, имело необратимые последствия. В конечном счете оно привело к коренному изменению в характере и структуре европейско-азиатской торговли. К концу XV> немалой степени содействовали сами восточные правители. В погоне за монопольно высокими прибылями, за европейским золотом и серебром они растеряли преимущества, созданные историей и природой, утратили положение ведущих производителей и в конце концов уступили свои позиции на мировом рынке альтернативным поставщикам. Другими словами, Восток проиграл в экономическом соревновании, как он потерпел поражение в открытом военно-политическом противостоянии Западу.
В настоящее время большинство историков придерживаются концепции “опережающего развития” Европы. С этой точки зрения отставание Востока было относительным. Его можно представить себе лишь на фоне европейской жизни, по контрасту с Западом. К концу XVIII в. Европа как бы оставила позади страны Востока, в развитии которых не произошло и не происходило никаких принципиальных изменений. Никаких катаклизмов не было. И лишь в сравнении с Западом Восток действительно стал восприниматься как резерват отсталости и застоя.
Феномен отставания Востока требует дальнейшего изучения. Но уже сейчас ясно, что, за исключением отдельных стран, в целом на Востоке не было абсолютного хозяйственного регресса. Даже темпы экономического развития принципиально не отличались от того, что было в Европе. Если обратиться к динамике демографического роста как суммарному отражению экономического развития, то перед нами предстанет следующая картина (оценки Мак-Эйведи и Джонса):
Год Европа Азия
Численность населения, млн. человек Прирост за предшествующий период, % Численность населения, млн. человек Прирост за предшествующий период, %
1500 81 - 280 -
1600 100 25 375 35
1650 105 5 370 -1
1700 120 14 415 12
1800 180 50 625 50
После Вестфальского мира население Европы выросло за полтора века (к 1800г.) на 71%, в Китае - на 146, в Индии - на 27%. В начале XVIII в. Китай, а затем и Европа догнали в экономическом отношении Индию, где после беспрецедентного подъема 1526-1605гг. наблюдалось постепенное замедление темпов хозяйственного развития. Такой же характер имела динамика экономического и демографического роста в XVII-XVIII вв. в Японии, которая тем не менее не застыла на мертвой точке. И лишь в ареале арабо-мусульманской цивилизации по-прежнему отмечался упадок производства, сопровождавшийся сокращением численности населения. Эта тенденция, прерванная было в 1500-1580 гг., в XVII в. набрала новую силу и предопределила дальнейший хозяйственный регресс мусульманских стран, несколько смягченный в середине XVIII в.
В сфере духовной жизни Востока также не произошло никаких принципиальных изменений. Если не считать элитарных форм, то нигде, даже в мусульманском мире, не было упадка культуры. Она продолжала развиваться в русле традиционных ценностей. Сравнительно высоким был уровень элементарной грамотности, школьного образования и традиционных знаний. По-прежнему интенсивной была религиозная жизнь. Повсюду в периоды мира и социальной стабильности наблюдался достаточно высокий уровень морали и нормативного поведения. Единственное, что в исторической ретроспективе может быть отнесено к элементам культурного застоя или даже отставанию, - это сохранение традиционного характера культуры и ее самобытности; другими словами - отсутствие инноваций, сопоставимых с интеллектуальными и культурными достижениями Европы, продемонстрировавшей в тот период безусловное превосходство своих традиционных ценностей и социально-политических институтов.
В настоящее время большинство историков склонны считать, что ключ к процветанию Европы, к знаменитому “европейскому чуду” XVI- XVII вв., находился в самой Европе. Очень многие из них, особенно приверженцы “европоцентристских” концепций однолинейного прогрессивного (“линеарного”) развития, в частности ученые-марксисты, связывают этот подъем Европы с возникновением и утверждением капитализма, а представители сталинской школы - даже с совершением “буржуазных революций”, которые якобы сметали все препоны на пути капитализма, упраздняли силой старые порядки в области производственных отношений, тем самым “отменяли” крепостничество и утверждали новый буржуазный строй, открывавший простор для дальнейшего развития производительных сил.
Действительно, в XVI-XVIII вв. на Востоке не было ни “буржуазных революций”, ни “вызревания” капиталистических отношений в недрах “крепостничества”. Возникает вопрос: почему? Ведь Восток в то время не был отсталым регионом, а в средние века значительно превосходил Европу в технико-экономическом отношении. Почему же Запад, а не Восток стал колыбелью более “прогрессивного” способа производства? Ведь по логике исторического материализма, требующего для перехода к более высокой “формации” наиболее полного развития производительных сил в недрах старого общества, именно Восток был наиболее подходящим регионом для возникновения буржуазно-капиталистических отношений. Именно Восток, прежде всего Индия и Китай, имели до середины XVIII в. более высокий уровень экономического развития, более развитую систему товарно-денежных отношений и более глубокие традиции торговли и ростовщичества. Наконец, там были огромные массы обезземеленных, пролетаризированных трудящихся, а также крупные денежные накопления, аккумулированные в виде несметных сокровищ.
Исходя из подобного рода показателей, особенно связанных с ростом торгово-ростовщического капитала, некоторые советские историки-востоковеды действительно находили на Востоке “предбуржуазные” или “раннебуржуазные” отношения, рассматривая их как эмбрион самозарождающегося вселенского капитализма. Индийские историки-марксисты И.Хабиб и Х.Алави, отмечая довольно быстрое развитие в Индии, начиная с XIII в., товарно-денежных отношений, проникновение торгового капитала в сферу ремесленного производства, применение наемного труда, ориентацию ремесла на внешний рынок и удовлетворение потребностей городского населения, имели отнюдь не меньше оснований рассматривать эти явления как предпосылки “автономного капиталистического развития” и даже как начальную ступень “капиталистической трансформации” общества.
Решающее значение марксизм отводит развитию производительных сил, прежде всего орудий и средств производства. Исторический материализм рассматривает их как основное условие, подготавливающее помимо воли людей переворот во всей системе производственных отношений. В соответствии с этим почти все историки-марксисты уделяют самое пристальное внимание научно-техническим инновациям Европы, в первую очередь открытиям и изобретениям эпохи Возрождения. Но ведь Европа не была здесь исключением. Она отнюдь не имела монополии на естественнонаучные знания и технический прогресс.
Историки не без иронии отмечают, что “порох, компас, книгопечатание - три великих изобретения, предваряющих буржуазное общество” (К.Маркс), были сделаны в Китае. Сотни других новинок, включая механические часы и ряд металлургических технологий, в частности изготовление вольфрамовой стали (освоенной в Европе только в XIX в.), обязаны своим рождением тому же Китаю, в немалой степени они стимулировали рост европейского экономического шпионажа. В первой половине XV в. эскадры Чжэн Хэ и Генриха Мореплавателя практически одновременно двинулись осваивать африканские берега. Да и научно-технические инновации самой Европы не были чем-то неведомым Востоку. В 1485 г. султан Баязид III уже запретил книгопечатание (по европейской технологии) на арабском, турецком и персидском языках. В 1513г. Пири Рейс составил “Карту семи морей”. Помимо арабских источников он использовал карту Колумба 1498 г. и португальские лоции Индийского океана, пометив при этом контуры Южнополярного материка, который тогда был неизвестен европейцам. В 1580 г. янычары разрушили обсерваторию в Галате (район Стамбула), оснащенную примерно такими же инструментами, какие были в обсерватории Тихо Браге, считавшейся лучшей в Европе. В 1685 г. в Дамаске появилось сочинение, содержащее перевод или подробное изложение гелиоцентрической системы Коперника.
Но все эти знания и технические новинки не оказали никакого влияния на социально-экономическое развитие Востока. Более того, они отторгались восточным обществом. К концу XVI в., например, прекратили существование мануфактуры, которые были построены в Сирии и Палестине с использованием в качестве двигателя водяного колеса (технология, завезенная из Северной Испании). Такая же судьба постигла фарфоровые мануфактуры Египта, копировавшие китайские образцы. Никакого капитализма не возникло также в результате развития торговли и мануфактурно-ремесленного производства. Ни в могольской Индии, ни в Китае бурный рост товарно-денежных отношений, торгового капитала и ростовщичества, не говоря уже об усовершенствовании различных форм частного присвоения (и даже владения), не порождал “ничего, - как остроумно заметил К. Маркс, - кроме экономического упадка и политической коррупции”.
Да и в самой Европе не капитализм с его культом денег, не господство буржуазии, тем более не “буржуазные революции” были причиной “европейского чуда” XVI-XVII вв. Не купцы и не ростовщики-банкиры изменили лицо Запада, раскрыли его интеллектуальный и художественный потенциал. Не они произвели революцию в сознании, которая преобразила Запад в эпоху Возрождения и привела к созданию индивидуализированного общества, рационально перестроенного на принципах свободы. Сам капитализм как система свободной рыночной экономики был следствием тех перемен, которые произошли в Европе на рубеже Нового времени. Еще в 1973 г. Д.Норт в своем “Подъеме западного мира” отмечал, что научно-технические инновации, рыночные структуры, просвещение, накопление капитала и т.п. были не причиной подъема, а самим подъемом, его проявлением в различных сферах экономической и социальной жизни. Одним словом, капитализм был одним из результатов прогресса Запада, раскрытием в области экономики тех потенций, которые заключались в его социальных и духовных ценностях. Это был чисто западный способ производства. Он вытекал из самого характера социальных структур, присущих Европе с глубокой древности.
В эпоху средневековья, особенно в XI-XIV вв., под влиянием католической церкви и рыцарства эти ценности получили дальнейшее развитие, приведя к возникновению новой этики и морали. В сфере хозяйственной жизни особое значение имело введение обязательной исповеди, а также претворение на практике принципов “трудолюбия” (“industria” богословских трактатов), воспринимавшегося как своего рода религиозная аскеза. Труд стал самоцелью. Из проклятия, удела слуг и рабов он стал высшим религиозно-нравственным идеалом. Концепция труда как долга перед собой и перед богом, сама идея “соработничества”, рационализация всякой деятельности в сочетании с развитием правового сознания, самоконтроля и личной ответственности создали на Западе ту социально-нравственную атмосферу, которую М.Вебер не совсем удачно определил как “дух капитализма”.
Религиозно-нравственные идеалы Востока имели прямо противоположный характер. Аскеза связывалась прежде всего с уходом от мира. В миру же господствовали коллективистские начала, которые лежали в основе всех цивилизаций Востока. Более того, большинству из них была присуща установка на равенство и социальную справедливость. Соответственно, в системе приоритетов преобладало распределительное начало, ориентация на уравнительное и гарантированное удовлетворение материальных потребностей, связанное не с индивидуальными, а с коллективными усилиями. Отсюда вытекало отношение к труду. При всех различиях в его культуре и религиозно-нравственной основе он нигде на Востоке не являлся самоцелью, не имел того глубоко личного и в идеале нестяжательного характера, который он приобрел в странах Запада. Во всех цивилизациях Востока труд представал прежде всего как источник благосостояния и имел общественное значение. Труд одного был трудом для всех, и в идеале все трудились как один. На практике это порождало стремление “не переработать за другого”, в лучшем случае быть наравне с другими. Нигде на Востоке человек не отвечал за результаты своего труда перед собой, всегда - перед обществом, кастой или кланом. Соответственно, нигде не сложилось той социально-нравственной атмосферы, той культуры духа, в лоне которой происходило экономическое развитие Запада, непротиворечиво совмещавшееся с рациональным расчетом и даже меркантильностью.
Следует также учитывать, что экономические структуры, сложившиеся в различных цивилизациях Востока, были абсолютно несовместимы с развитием свободной рыночной экономики. Отсутствие таких фундаментальных институтов, как гарантия собственности и свобода, отрицание самоценности индивида и его стремлений, зависимость человека и его деятельности от коллектива - все это не давало иных альтернатив, кроме нерыночных форм организации труда. С развитием капитализма были несовместимы также экономические взгляды восточных правителей и правительств, исходивших, по определению А.Смита, из “земледельческих систем политической экономии”. Все они считали физический труд, прежде всего в сельском хозяйстве, единственным источником вновь производимого продукта, а крестьян - единственными кормильцами общества. Наконец, возникновению свободных рыночных отношений препятствовала государственная политика. При всех различиях идеологического порядка везде считались необходимыми вмешательство государства в хозяйственную деятельность людей и концентрация богатства в руках казны. Основной заботой госаппарата была проблема учета, распределения и перераспределения, одним словом - механизм редистрибуции, помимо прочего открывавший перед правящими классами поистине неограниченные возможности для собственного обогащения, к тому же не отягощенного ни личной ответственностью, ни императивами морального порядка. Невероятно, но факт по утверждению О.И.Сенковского (1800-1858) со ссылкой на “знатоков дела“, в цинском Китае начальники и их подчиненные расхищали не менее 60-70% казенных денег, в Османской империи и того больше - 75%.
Восток шел своим путем. Он не повторял и не собирался повторять путь развития Запада. На протяжении всего рассматриваемого периода он отстаивал свои идеалы, противопоставляя их социальным и духовным ценностям Европы. В его общественном сознании, по крайней мере на официальном уровне, Запад неизменно представал как царство зла, как очаг тьмы и рабства. Люди Запада - все эти “папежники” и “заморские дьяволы” - олицетворяли самые мрачные потусторонние силы, являлись носителями грубых материалистических инстинктов, были бездуховны, морально распущенны и нечистоплотны. Ненависть к Западу пронизывала всю полемическую литературу Востока. Власти и официальная пропаганда на корню пресекали всякий интерес к Западу. Заимствование европейского опыта изображалось как смертельная опасность, как “путь, - если верить „Отеческому наставлению" одного из иерархов восточной церкви, - ведущий к обнищанию, убийствам, хищениям, всякому несчастию”. Населению внушалось, что само общение с людьми Запада опасно. Есть с ними из одного блюда не следует, утверждали поборники традиционных устоев, ибо одно это грозило заразою и скверной.
Правители Востока всячески препятствовали проникновению западных идей. Они отчетливо сознавали, что их распространение грозило опрокинуть все здание традиционного общества. Наиболее опасными, по их мнению даже более опасными, чем купцы и завоеватели, были миссионеры (по большей части католические), сознательно занимавшиеся “экспортом” западноевропейской цивилизации. Повсюду на Востоке деятельность миссионеров вызывала негативную реакцию, а в случае ее успеха - просто запрещалась, как это произошло в Японии (1587 г.) и некоторых других странах Дальнего Востока. В цинском Китае ко всем религиям относились терпимо, кроме христианства. В Османской империи ни одна конфессия не подвергалась гонениям, за исключением римско-католической церкви. В XVII в. Япония, Китай, Сиам были закрыты для иностранцев, в других странах контакты с ними строго контролировались. До 1793 г. азиатские государства не имели постоянных посольств в Европе, ни один житель Востока не выезжал на Запад в частное путешествие.
Лишь очевидное неравенство сил вынудило Восток изменить позицию. От противостояния и изоляции он перешел к постепенному открытию цивилизационных границ. Более того, осознание “отсталости” породило стремление “догнать” Европу, прежде всего в тех областях, где западное превосходство было очевидно, осязаемо. В XVIII в. такой областью являлось военное дело. И не случайно все правители Востока начинали “догонять” Европу с реорганизации своих вооруженных сил. При этом они проявляли интерес исключительно к материальным достижениям западноевропейской цивилизации, в первую очередь к технике и естественнонаучным знаниям. Но даже такой односторонний интерес пробил первую брешь в культурно-историческом сознании Востока и заложил основы процесса европеизации и реформ. Начавшись в России и Турции, он постепенно стал распространяться на другие страны, прежде всего на их лимитрофные и приморские районы, находившиеся в более близком контакте с Европой и ее колониальными анклавами. Это был переломный момент, означавший вольное или невольное признание странами Востока превосходства западноевропейской цивилизации и в целом роли Запада как гегемона новой моноцентрической системы мира.
В Европе в XV-XVII вв. происходят качественные изменения в историческом развитии, «цивилизационный скачок», переход к новому типу цивилизационного развития, который получил название «западного».
Предпосылки западной цивилизации закладывались в античности и средневековье. Однако средневековая европейская цивилизация замыкалась в узкие рамки европейской территории. Ее отношения с Востоком и Россией носили спорадический и ограниченный характер и были связаны главным образом с торговлей. Попытки прорыва на Восток в эпоху крестовых походов XI-XIII вв. закончились неудачей. Захваченные земли снова перешли в орбиту арабо-мусульманской цивилизации. В XV-XVII вв. Европа начинает осваивать мировой океан. Португальцы, испанцы, а вслед за ними голландцы, англичане и французы устремились за пределы Старого света в поисках богатства, славы и приобретения новых территорий. Уже в середине XV в. португальцы организовали целую серию экспедиций вдоль побережья Африки. В 1460 г. их корабли добрались до островов Зеленого Мыса. В 1486 г. экспедиция Бартоломео обогнула Африканский континент с юга, миновав мыс Доброй Надежды. В 1492 г. Христофор Колумб пересек Атлантический океан и, высадившись у Багамских островов, открыл Америку. В 1498 г. Васко да Гама, обогнув Африку, успешно провел свои корабли к берегам Индии. В 1519- 1522 гг. Ф. Магеллан совершил первое кругосветное путешествие.
Одновременно с формированием нового уклада в экономике европейских стран шел процесс первоначального накопления капитала, источником которого стали внутренняя, международная торговля, ограбление колоний, ростовщичество, эксплуатация крестьянства, мелких городских и сельских ремесленников.
Технический прогресс, углубление общественного разделения труда, эволюция частнособственнических отношений способствовали развитию товарно-денежных отношений. Известные и на предыдущих этапах развития общества и выполнявшие в условиях господства натурального хозяйства подчиненную роль, товарно-денежные отношения в XV-XVII вв. перерастают в рыночную систему хозяйствования. Они проникают во все сферы экономики, выходят за рамки местных, национальных границ, а с развитием морского судоходства и великими географическими открытиями создают базу для формирования мирового рынка.
Глубокие экономические сдвиги повлекли за собой изменения в социальной структуре общества. Сословные перегородки традиционного, феодального общества стали рушиться. Начала формироваться новая социальная структура общества. С одной стороны - буржуазия (выросшая из богатых горожан-купцов, ростовщиков, отчасти цеховых мастеров) и новые дворяне (землевладельцы, пришедшие к использованию наемного труда в сельском хозяйстве, а также занимавшиеся торговлей и предпринимательской деятельностью), с другой стороны - наемные рабочие (сформировавшиеся из разорившихся ремесленников и потерявших землю крестьян). Все они - свободные собственники, но у одних в собственности материальные ценности, позволяющие использовать наемный труд, а у других - только свои рабочие руки. Дифференциация в обществе углубляется, обостряются отношения между социальными группами, классами.
Особенностью западноевропейского общества было обеспечение определенного равновесия, баланса социальных сил сначала в рамках сословной монархии и на первых порах при абсолютизме. Центральная власть в европейских странах имела ограниченные возможности для вмешательства в социально-экономическую жизнь из-за отсутствия развитой бюрократии. Борьба между королевской властью, феодалами, городами и крестьянством привела к относительному равновесию сил, политической формой которого стала сословная монархия с выборными учреждениями. Но в XVI- XVII вв. происходят подавление сословных представительных органов (кортесов в Испании, Генеральных штатов во Франции), самоуправления городов и становление абсолютистских монархий. Для управления отдельными территориями и отраслями хозяйства создавался бюрократический аппарат и аппарат принуждения. Формировалась постоянная армия. Все это делало центральную власть главной политической силой.
Абсолютная монархия на первых порах в ряде европейских стран сыграла прогрессивную роль в консолидации нации, в содействии укреплению новых черт в экономике. В борьбе против феодальной аристократии, за объединение страны абсолютная монархия опиралась на формирующийся класс буржуазии. Она использовала развитие промышленности, торговли в целях укрепления армии, получения дополнительных доходов в государственную казну. На этом этапе сильная государственная власть нужна была и буржуазии. В то же время королевская власть оставалась формой власти дворянства, но при абсолютизме она могла иметь некоторую независимость от дворянства и буржуазии. Играя на противоречиях между дворянством и буржуазией, абсолютизм держал их в равновесии. Но долговечным этот союз не мог быть. Когда вмешательство выросшей и усилившейся бюрократии в экономику начинает препятствовать капиталистической эволюции, буржуазия вступает в решительную борьбу за власть. Происходят первые буржуазные революции (в Нидерландах, Англии).
Параллельно с географическими открытиями шло колониальное освоение территорий. В начале XVI в. начинается завоевание Америки (конкиста). Из-за недостатка рабочих рук в Америку стали в массовом порядке ввозить негров. Так, благодаря великим географическим открытиям и колониальному овладению новых территорий началось создание океанической глобальной цивилизации. Границы мира в этой цивилизации резко раздвинулись. Социальное взаимодействие: торговые, политические, культурные контакты пролегли через океаны, связывая между собой континенты.
Эта экспансия европейской цивилизации за пределы Европы оказала сильнейшее влияние и на внутреннюю жизнь самой Европы. Сместились торговые центры. Средиземноморье стало терять свое значение, уступая свое место сначала Голландии, а позже - Англии. Произошла революция в мировоззрении людей, начал формироваться новый тип общественных отношений - капиталистические отношения.
Благодаря великим географическим открытиям изменилась традиционная картина мира. Эти открытия доказали, что Земля имеет форму шара. Н. Коперник, Дж. Бруно и Г. Галилей научно обосновали гелиоцентрическое представление об устройстве космоса. В связи с интенсивным развитием научного познания получает мощный импульс европейский рационализм. В умах людей утверждается представление о познаваемости мира, о возможности познания законов, управляющих им, о науке как главной производительной силе общества. Таким образом, формируется одна из главных ценностных установок западной цивилизации, утверждающая особую ценность разума, прогресса науки и техники.
В экономической сфере в этот период происходит становление капиталистических общественных отношений. Западную цивилизацию этого типа называют техногенной. Потребности производства, развитие науки стимулировали технический прогресс. Ручной труд стал постепенно вытесняться машинным. Использование водяных и ветряных мельниц, использование новых технологий в судостроении, совершенствование огнестрельного оружия, изобретение печатного станка и т. д. вели к росту производительности труда в промышленности и сельском хозяйстве.
В то же время происходят важные сдвиги в организационной структуре производства. На смену ремесленному производству в структуре цеха приходит мануфактура, базирующаяся на внутреннем разделении труда. Обслуживались мануфактуры при помощи наемной рабочей силы. Во главе ее стоял предприниматель, владеющий средствами производства и обслуживающий сам процесс производства.
В капиталистические общественные отношения постепенно втягивалось и сельское хозяйство. В деревне шел процесс раскрестьянивания через переход на аренду, создание фермерских хозяйств и т. д. Особенно заметно этот процесс шел в Англии, в связи с развитием там текстильной промышленности («огораживание»).
В комплексе факторов, приведших к качественным переменам в европейском обществе и способствующих новому типу цивилизационного развития, важную роль сыграли два явления в ее культуре: Ренессанс (Возрождение) и Реформация.
Термин «Возрождение» употребляется для обозначений определенного культурно-мировоззренческого движения, которое зародилось в Италии во второй половине XIV в. и на протяжении XV-XVI вв. охватило все страны Европы. Ведущие деятели культуры этого времени заявляли о своем стремлении преодолеть наследие средневековья и возродить ценности и идеалы античности. В утверждаемой системе ценностей на первый план выдвигаются идеи гуманизма (лат. humanus - человечный). Поэтому деятелей Возрождения нередко называют гуманистами. Гуманизм развивается как крупное идейное движение: он охватывает деятелей культуры и искусства, включает в свои ряды купечество, чиновничество и даже высшие религиозные сферы - папскую канцелярию. На этой идейной основе складывается новая светская интеллигенция. Ее представители организуют кружки, читают лекции в университетах, выступают ближайшими советниками государей. Гуманисты привносят в духовную культуру свободу суждений, независимость по отношению к авторитетам, смелый критический дух.
Мировоззрение эпохи Возрождения можно охарактеризовать как антропоцентрическое. Центральная фигура мироздания не Бог, а человек. Бог начало всех вещей, а человек - центр всего мира. Общество не продукт Божьей воли, а результат деятельности людей. Человек в своей деятельности и замыслах не может быть ничем ограничен. Ему все по плечу. Эпоха Возрождения характеризуется новым уровнем самосознания человека: гордость и самоутверждение, сознание собственной силы и таланта, жизнерадостность и свободомыслие становятся отличительными качествами передового человека того времени. Поэтому именно эпоха Возрождения дала миру ряд выдающихся индивидуальностей, обладающих ярким темпераментом, всесторонней образованностью, выделявшихся среди людей своей волей, целеустремленностью, огромной энергией, одним словом - «титанов».
В искусстве этой эпохи возрождается идеал человека, понимание красоты как гармонии и меры. Плоскостные как бы бестелесные изображения средневекового искусства уступают место трехмерному, рельефному, выпуклому пространству. Происходит реабилитация телесного начала в человеке. В литературе, скульптуре, живописи изображается человек с его земными страстями и желаниями. Однако плотское начало в эстетике Возрождения не подавляло духовного, литераторы и художники в своем творчестве стремились изобразить личность, в которой физическая и духовная красота слились воедино.
Характерна также антицерковная направленность художественных, философских и публицистических сочинений деятелей Возрождения. Наиболее яркие произведения этого жанра «Декамерон» Дж. Бокаччо (1313-1375) и «Похвала глупости» Эразма Роттердамского (1469-1536).
Эпоха Возрождения позволила европейцам освоить опыт, накопленный античной цивилизацией, освободиться от оков средневековых ценностей и идеалов, сделать крупный шаг в формировании новых цивилизационных ориентиров и ценностей: 1) утверждение достоинства и уважения к человеческой личности; 2) индивидуализм, установка на автономию личности; 3) динамизм, ориентация на новизну; 4) терпимость к иным взглядам, мировоззренческим позициям.
Огромную роль в истории европейского общества сыграла также Реформация - широкое социально-политическое и идеологическое движение борьбы против католической церкви, охватившее в XVI в. большинство стран Западной и Центральной Европы. К началу XVI в. католическая церковь стала влиятельной международной силой, считавшей себя оплотом существующего строя, оплотом начавшейся национальной консолидации. Это повлекло за собой возросшие претензии католической церкви во главе с папой на установление своей политической гегемонии, подчинение светской власти.
В централизованных странах папские претензии встречали решительный отпор со стороны королевской власти. Раздробленным странам труднее было защищать себя от политических интриг и финансовых вымогательств папства. Этим объясняется то, что ранее всего реформационное движение началось в раздробленной Германии. Притязания папства ассоциировались здесь с иноземным владычеством и вызывали всеобщую ненависть к католической церкви. Другой не менее важной причиной реформационного движения было стремление реформировать церковь, сделать ее «дешевой».
В результате Реформации возникло новое крупное направление в христианстве - протестантизм. Протестантизм в Германии развивался в двух направлениях умеренно-бюргерском, лидером которого был Мартин Лютер, и радикально-крестьянском во главе с Томасом Мюнцером. Кульминацией германской Реформации стала Крестьянская война 1524-1525 гг. Ее лидер Томас Мюнцер главные задачи Реформации видел в осуществлении социально-политического переворота, в освобождении народа от эксплуатации и удовлетворении его повседневных нужд. После поражения радикально-крестьянских сил в Великой Крестьянской войне борьба политических сил привела к образованию двух группировок немецких княжеств - католической и протестантской (в лютеранском варианте). Заключенный в 1555 г. Аугсбургский религиозный мир, провозгласивший принцип «Чья власть, того и вера» означал распространение княжеского суверенитета и на область религии, а следовательно, закрепление германской раздробленности.
В других европейских странах реформационное движение распространялось в формах лютеранства, цвинглианства, а также кальвинизма. Так, в Нидерландах буржуазная революция совершалась под знаменем кальвинизма, там он стал официальной религией. Широкое распространение получил кальвинизм (гугеноты) во Франции в 40-50-е гг. XVI в., причем его использовало не только бюргерство, но и феодальная аристократия в борьбе против королевского абсолютизма. Гражданские или религиозные войны, происходившие во Франции во второй половине XVI в., закончились победой королевского абсолютизма. Официальной религией остался католицизм. В Англии произошла так называемая королевская реформация. Акт 1534 г. о суперматии (т. е. верховенстве), в соответствии с которым король стал главой церкви, подвел итоги конфликта английского абсолютизма с папством. В стране утвердилась англиканская церковь, которая стала государственной, а англиканское вероисповедание принудительным. И хотя английская буржуазная революция происходила под знаменем кальвинизма, пуритане (так называли последователей кальвинизма) распались на несколько течений и к концу XVII в. государственной церковью осталась англиканская.
Реформация разрушала представления о незыблемости духовной власти церкви, о ее роли посредницы между Богом и человеком. Главное новшество, вносимое в вероисповедание христианства М. Лютером, Т. Мюнцером и Ж. Кальвином, состоит в утверждении, что между человеком и Богом возможны только непосредственные личные отношения. А это значит, что вся церковная иерархия для дела спасения его души не нужна, не нужны и священники - монахи как посредники между человеком и Богом, не нужны монашеские ордена и монастыри, в которых сосредоточивались огромные богатства. Человек может спастись («попасть в Рай») только личной верой в искупительную жертву Иисуса Христа. Лишенный посредничества церкви, человек теперь сам должен был отвечать перед Богом за свои поступки.
Протестантизм утверждает; что спасение может прийти к человеку не в результате церковных обрядов или «добрых дел» человека. Спасение - это дар божественной благодати. И Бог заранее предопределил одних людей к спасению, других - к погибели. Никто не знает своей судьбы. Но косвенно можно об этом догадаться. Такими косвенными «намеками» является то, что Бог дал этому человеку веру, а также успех в делах, который рассматривается как показатель благоволения к данному человеку Бога.
Верующий человек - это призванный Богом к спасению человек. В протестантском истолковании термина «призвание» содержится такой смысл, что все формы жизнедеятельности человека - это способы служения человека Богу. Отсюда следует, что человек должен честно трудиться, отдавать все свои силы не на аскетические упражнения, направленные на умерщвление плоти, а на конкретные дела по лучшему устройству этого мира. Протестантизм, отвергнув учение о спасающей роли церкви, значительно упростил и удешевил культовую деятельность. Богослужение сведено главным образом, к молитве, проповеди псалмов, гимнов и чтению Библии.
С середины XVI в. в Европе католическая церковь сумела организовать противодействие Реформации. Развернулась контрреформация, которая привела к подавлению протестантизма в части Германии, Польше. Были пресечены попытки реформации в Италии и Испании. Однако протестантизм утвердился на значительной части территории Европы. Под его влиянием сформировался новый тип личности, с новой системой ценностей, с новой трудовой этикой, с новой, более дешевой организацией религиозной жизни. И это, бесспорно, способствовало развитию буржуазных общественных отношений.
Совокупность всех этих факторов обусловила переход ряда европейских стран от традиционного общества, основанного на натуральном хозяйстве, со статичными социальными образованиями и господством религиозного мировоззрения к новому типу экономики, новой социальной структуре общества, новым формам идеологии и культуры, не имевшим аналогов в предшествующей истории человечества.
ВВЕДЕНИЕ.
Понятие “цивилизация” первоначально появилось во французском языке в середине 18 в. в русле теории прогресса употреблялось только в единственном числе. В частности, просветители называли цивилизацией идеальное общество, основанное на разуме и справедливости.
Кризис прогрессистских иллюзий просветителей, богатый этно–исторический материал, полученный в “эпоху путешествий” и обнаруживший огромное разнообразие нравов, и культур вне Европы, привели к тому, что в начале 19 в. Возникла “этнографическая концепция цивилизаций”, в основу которой было положено представление о том, что у каждого народа – своя цивилизация.
В целом во второй половине 18 – начале 19 вв. утвердилось три подхода к пониманию “цивилизации”:
1. унитарный (цивилизация как идеал прогрессивного развития человечества как единого целого);
2. стадиальный (цивилизация как этапы прогрессивного развития человечества как единого целого);
3. локально – исторический (цивилизация как качественно различные уникальные этнические или исторические общественные образования).
В это время Ф. Гизо, заложивший основы “этноисторической концепции цивилизаций”, предпринял также попытку разрешить противоречие между идеей прогресса единого рода человеческого и реалиями культурно – исторического многообразия народов. Он считал, что, с одной стороны, существуют локальные цивилизации, а, с другой, – над ними есть ещё и Цивилизация как прогресс человеческого общества в целом.
В основном большинство учёных занимающихся проблемами цивилизации, разделяют её на два цивилизационных типа: Восточный и Западный.
ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ПОДХОД В ИЗУЧЕНИИ ОБЩЕСТВА
Цивилизационный подход нашел широкое применение в исследованиях по исторической и культурно-исторической типологии. При этом можно выделять три подхода в интерпретации понятия “цивилизация”, локально–исторический, историко-стадиальный и всемирно-исторический.
Среди сторонников локально-исторического подхода нет единства в вопросе о том, сколько было цивилизации и прошлом и сколько существует их внастоящее время.
Н. Данилевский выделял (в хронологическом порядке) следующие цивилизации, или культурно–исторические типы: египетскую, ассирийско-вавилоно-финикийскую, индийскую, иранскую, еврейскую, греческую, римскую, аравийскую, германо–романскую (европейскую) и славянскую. О. Шпенглер рассматривал такие культурно-исторические миры: египетский, индийский, вавилонский, китайский, греко-римский (аполлоновский), майя и западноевропейский (фаустовский).
У А. Тойнби в предварительной классификации насчитывается ряд обществ одного вида, которые, как пишет историк, “принято называть цивилизациями”: египетское, андское, китайское, минойское, шумерское, майянское, сирийское, индское, хеттское, эллинское, православное христианское (в России), дальневосточное (в Корее и Японии), православное христианское (основное), дальневосточное (основное), иранское, арабское, индуистское, мексиканское, юкатанское, вавилонское.
В более обобщающей классификации Тойнби выделил, кроме “западного мира”, “православно–христианское, или византийское общество”, расположенное в Юго–Восточной Европе и России; “исламское общество”, сосредоточенное варидной зоне (область сухих степей, пустынь и полупустынь), проходящей по диагонали через Северную Африку н Средний Вocток от Атлантического океана до Великой Китайской стены; “индуистское общество” в тропической субконтинентальной Индии к юго-востоку от аридной зоны;
“дальневосточное общество” в субтропическом и умеренном районах между аридной зоной и Тихим океаном.
Эта классификация цивилизаций была положена в основу концепции Л. Васильева, который выделил пять современных цивилизаций: “западноевропейскую”, “российскую”, “исламскую”, “индо-буддийскую” и “конфуцианскую”.
X. Уайт, используя тропологический подход, выделил четыре цивилизационно–исторических типа культуры: иронический (Западная Европа), метафорический (Ближний Восток), синекдотический (Индия) и метонимический (Китай).
В рамках историко-стадиального подхода в зависимости от выбора тех или иных аксиоматических критериев выделяют различные типы цивилизаций. В современной литературе, например, рассматриваются такие типы, как “устная, письменная, книжная и экранная”; “космогенная, техногенная и антропогенная”; “традиционная и современная”; “эволюционная и инновационная” цивилизации.
Однако в большинстве случаев в историко-стадиальных исследованиях применяется технократический подход, на основе которого выделяют аграрную (доиндустриальную), промышленную (индустриальную) и информационную (постиндустриальную) цивилизации (У. Ростоу, Д. Белл, О. Тоффлер).
“Аграрная цивилизация” – это общество с примитивным сельскохозяйственным производством, иерархической социальной структурой и властью, принадлежащей земельным собственникам, церковью и армией как главными социальными институтами.
“Индустриальная цивилизация” – общество, которое характеризуется бурным развитием тяжелой промышленности, широким внедрением достижении науки и техники, резким повышением уровня капиталовложении, увеличением доли квалифицированного труда, изменением структуры занятости, преобладанием городского населения.
“Постиндустриальная цивилизация” – общество “высокого массового потребления”, в котором основными становятся проблемы развития сферы услуг, производство товаров массового потребления и теоретического знания.
В современной отечественной литературе сторонники такого подхода (в частности, Ю.В. Яковец) выделяют семь таких исторических стадий-цивилизаций, представляющих, правда, синтез марксистско-формационных и западно-технократических их интерпретаций: неолитическая (VII – IV в. до н.э.), восточно-рабовладельческая (III – первая половина I в. до н.э.), античная (VI в. до н.э. – VI в. н.э.), раннефеодальная (VII – ХШ вв.), прединдустриальная (XIV – XVIII вв.), индустриальная (60–90–e гг. XVIII в. – 10–70–е гг. XX в.), постиндустриальная (80–е гг. XX в. – конец XXI – начало XXII вв.).
В свое время Н. Кондратьев, изучая циклы экономической конъюнктуры, пришел к выводу об их смене каждые 40–50 лет. Это полувековые циклы Кондратьев рассматривал в качестве элементов цивилизационного цикла, который продолжается по его подсчетам примерно 200–300 лет.
Представители всемирно-исторического подхода полагают, что только на определенном этапе взаимодействия локальных цивилизаций возникает феномен всемирной истории и, по мнению отдельных исследователей, начинается процесс становления экуменической цивилизации. Поэтому основой периодизации исторического процесса в этом случае, являются фундаментальные изменения в историческом взаимодействии цивилизаций. В качестве критериев цивилизационной типологизации априорно выбираются разные как материальные, так и духовные факторы.
Одной из таких концепций всемирной истории является философия истории К. Ясперса, основанная на экзистенциальных представлениях о становлении и развертывании единой человеческой сущности. В полемике с марксизмом, а также технократическими концепциями мировой истории Ясперс делал акцент на “духовной составляющей” человеческого бытия. Признавая реальность всемирной истории как особой стадии развития человеческого духа и как результата взаимодействия различных культур, Ясперс отмечал, что подлинная связь между народами не родовая, не природная, а духовная.
Поэтому реальность мировой истории, по его мнению, обусловлена прежде всего духовным единством человечества.
В работе “Истоки истории и ее цель” (1949г.) Ясперс выделил в общественном развитии четыре “среза”: “доистория”, “великие исторические культуры древности” (локальные истории), “осевая эпоха” (начало всемирной истории), “эпоха техники” (переход к единой мировой истории).
В “доисторический период” происходило становление человека, что обнаруживается в использовании огня и орудий труда, появлении речи, образовании групп и сообществ, формировании жизни посредством мифов.
“Великие культуры древности”, появление которых знаменовало начало человеческой истории, возникают в трех областях земного шара. Это, во–первых, шумеро-вавилонская и египетская культуры, а также эгейский мир (с IV тыс. до н.э.); во–вторых, доарийская культура долины Инда (с III тыс. до н.э.); в–третьих, архаический мир Китая (со II тыс. до н.э.).
С 800 по 200 гг. до н.э., в “осевое время”, в великих культурах древности или в орбите их влияния начинает формироваться универсальная духовная основа всего человечества. Независимо друг от друга в разных местах - в Индии, Китае, Персии, Палестине и Древней Греции – возникают духовные движения, сформировавшие тот тип человека, который существует и поныне.
“Осевая эпоха” – это время рождения и мировых религий, пришедших на смену язычеству, и философии, заменившей мифологическое сознание. Прорыв мифологического миросозерцания сопровождался появлением духовной рефлексии. Пробуждение духа являлось, по Ясперсу, началом общей истории человечества, которое до того распадалось на локальные, не связанные между собой культуры.
Таким образом, “осевое время” у Ясперса служит ферментом, который стал связывать человечество во всемирно-историческом пространстве-времени. Вместе с тем “осевое время” служит у него и масштабом, позволяющим определить историческое значение отдельных народов для человечества в целом. В связи с этим Ясперс выделял “осевые народы” (китайцы, индийцы, иранцы, нуден, греки), которые, последовательно продолжая свою историю, совершили скачок и как бы вторично родились в ней, заложив тем самым основу единой духовной сущности человека и его подлинной истории.
“Эпоха техники”, духовно конституируясь в XVII с., приобрела всеохватывающий характер в XVIII и получила чрезвычайно быстрое развитие в XX столетии. Эта эпоха знаменует собой время наступления духовного единства человечества, мировой истории, не как идеи, а как реальности. Ситуация единства мировой истории была создана Европой, которая благодаря географическим открытиям, достижениям науки и техники, к концу XX в. обрела власть над миром, усвоившим европейскую технику, но сохранившим в своих устремлениях уникальные культурные различия.
Другой разновидностью всемирно-исторической интерпретации понятия “цивилизация” является своеобразная историческая концепция Д. Уилкинса. Он считает, что существует единая “Центральная цивилизация”, зародившаяся при слиянии египетской и месопотамской цивилизации и пережившая все другие 14 цивилизаций. Современный мир – это, следовательно, лишь стадия исторически непрерывной “Центральной цивилизации”.
Интерес в этом плане представляет предложенная Л. Васильевым цивилизационная концепция всемирно-исторического процесса. В истории человечества оп выделяет три этапа.
1. С древнейших времен до VII – VI вв. до н.э. – время существования локальных обществ “азиатского” типа, традиционных, социоцентристских с авторитарно–деспотической административной системой. Основу такой системы составляли принципы “власти собственности” и “централизованной редистрибуции”: власть рождала собственность, перераспределение которой было прерогативой государства. Для этих обществ было характерно медленное циклическое воспроизводство общественных структур со сменяющими друг друга в разных регионах периодами существования мощных централизованных государств и периодами феодального типа децентрализации (при минимальных изменениях в традиционной социоцентристской структуре общества и его хозяйстве).
2.VII – VI вв. до н.э. – XIV – XVII вв. – время зарождения и становления общества европейского типа и социальной дихотомии, параллельного сосуществования “европейского” и “азиатского” миров. В результате социальной мутации в Древней Греции появился феномен “античности” как генотип европейской цивилизации, инновационной, персоноцентристской, частнособственнической, гражданской.
3. С XVII в. – время общечеловеческой интеграции и возникновения всемирной истории на путях модернизации и глобальной трансформации. В XVIII – ХIХ вв. в результате западной экспансии на Востоке происходил симбиоз традиционных и европейских структур, в XX столетии начался переход от симбиоза к синтезу, большое влияние на процесс которого оказало цивилизационное разнообразие Востока.
При столкновении двух типов развития (“традиционного” и “инновационного”) в условиях, когда сила государства определялась технико-экономическими и военно-политическими преимуществами, явное превосходство оказалось на стороне европейской цивилизации. Однако конец XX в. обнаружил, с одной стороны, негативные последствия технологической экспансии европейской цивилизации, приведшей человечество к глобальному кризису, а с другой, – выявил духовные преимущества неевропейского варианта развития.
ЗАПАД-ВОСТОК-РОССИЯ: ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ ТИПЫ
Запад есть запад, восток
есть восток, не встретиться
им никогда. Лишь у подножья
Престола Божья в день
страшного суда.
Эти строки, принадлежащие великому английскому писателю Редьярду Киплингу, и по сей день привлекают внимание. Одни соглашаются с Киплингом, говоря, что Востоку и Западу действительно не понять друг друга. Другие, наоборот, протестуют, указывая на то, что Восток европеизируется, а Запад проявляет все больший интерес к традициям востока (философии, искусствам, медицине).
Интерес на Западе к Востоку возник благодаря свидетельствам христианских миссионеров XVI - XVII вв., которые первыми обратили внимание на существенные различия между регионами в политическом устройстве и ценностных ориентациях людей. Эти свидетельства положили начало двум направлениям с оценке Востока: панегирическому и критическому. В рамках первого Восток, и прежде всего Китай - страна всеобщего благоденствия, учености и просвещенности,- ставился в пример европейским монархам как образец мудрости и управлении. В рамках второго внимание акцентировалось на духе застоя и рабства, царившем в восточных деспотиях.
При непосредственном столкновении двух типов цивилизационного развития, восточного и западного, в условиях, когда сила государства определялась технико-экономическими и военно-политическими преимуществами, обнаружилось явное превосходство европейской цивилизации.
Это породило в умах европейских интеллектуалов иллюзию “неполноценности” восточного мира, на волне которых возникли концепции “модернизации” как способа приобщения “косного” Востока к цивилизации. С другой стороны, на Востоке об отношении европейцев практически до конца XIX в. господствовало представление о подавляющем морально-этическом превосходстве восточной цивилизации, о том, что у “западных варваров” заимствовать нечего, кроме машинной технологии.
Современный цивилизационный подход, основываясь на идеях “культурного плюрализма”, на признании неустранимости культурных различий и необходимости отказа от всякой иерархии культур и, следовательно, отрицания европоцентризма, вносит целый уточнений в концепцию о принципиальном различии путей исторического развития Востока и Запада.
Все более утверждается мысль о том, что “отставание” Востока носит исторический характер: до определенного времени Восток развивался достаточно устойчиво, в том “своем ритме”, который был вполне сопоставим с ритмом развития Запада. Более того, ряд исследователей считает, что исторически Восток вообще не является альтернативой Западу, а выступает исходным пунктом всемирно-исторического процесса.
В частности, Л. Васильев рассматривает “азиатское общество”как первую цивилизационную форму постпервобытной эволюции общины, сохранившую господствующую в ней авторитарно-административную систему и лежащий в ее основе принцип редистрибуции.
Для возникших на Востоке деспотических государств характерным было отсутствие частной собственности и экономических классов. В этих обществах господство аппарата администрации и принципа централизованной редистрибуции (дань, налоги, повинности) сочеталось с автономией общин и иных социальных корпораций при решении всех внутренних проблем. Произвол власти при соприкосновении индивида с государством порождал синдром “сервильного комплекса”, рабской зависимости и угодливости.
Общество с таким социальным генотипом обладало прочностью, которая проявлялась, помимо прочего, в неискоренимой потенции регенерации: на базе рухнувшего по той или иной причине государства с легкостью, почти автоматически, возникало новое с теми же параметрами, даже если это новое государство создавалось иным этносом.
По мере эволюции этого общества появились товарные отношения и частная собственность. Однако с момента своего возникновения они сразу же ставились под контроль власти, и потому оказывались полностью от неё зависимыми. Многие восточные государства древности и средневековья имели процветающее хозяйство, большие города, развитую торговлю. Но все эти зримые атрибуты частнособственнической рыночной экономики были лишены того главного, что могло бы обеспечить их саморазвитие: все агенты рынка были заложниками власти и любое неудовольствие чиновника оборачивалось разорением, если не гибелью и конфискацией имущества в пользу казны.
В “азиатских” обществах господствовал принцип “власти - собственности”, т.е. такой порядок, при котором власть рождала собственность. Социальную значимость в государствах Востока имели лишь причастные к власти, тогда как богатство и собственность без власти мало что значили. Утратившие власть становились бесправными.
На рубеже VII - VI вв. до н.э. вЮжной Европе в рамках общества такого типа произошла социальная мутация. В результате реформ Солона и связанных с ними процессов с полисах Древней Греции возник феномен античности, основу которого составляли гражданское общество и правовое государство; наличие специально выработанных юридических норм, правил, привилегий и гарантий для защиты интересов граждан и собственников.
Основные элементы античной структуры не только выжили, но и в синтезе с христианством способствовали формированию в средневековых городах-коммунах, торговых республиках Европы, имевших автономию и самоуправление (Венеция, Ганза, Генуя), основ частнособственнического рыночного хозяйства. В эпоху Возрождения, а затем Просвещения античный генотип Европейской цивилизации проявился в полной мере, приняв форму капитализма.
Несмотря на альтернативность социального генотипа античности по сравнению с эволюционным типом развития на Востоке, примерно до XIV - XVII вв. между Западом и Востоком было много общего. Культурные достижения на Востоке в это время были вполне сопоставимы по своему значению с успехами европейского Возрождения (система Коперника, книгопечатание, великие географические открытия). Восток - это крупнейшие в мире гидротехнические и оборонительные сооружения; многопалубные корабли, в том числе и для океанского мореплавания; разборные металлические и керамические шрифты; компас; фарфор; бумага; шелк.
Более того, Европа, выступая наследницей античной цивилизации, приобщалась к ней через мусульманских посредников, впервые познакомившись со многими древнегреческими трактатами в переводе с арабского. Многие европейские писатели-гуманисты эпохи Возрождения широко пользовались художественными средствами, разработанными в иранской и арабской поэзии, а само понятие “гуманизм” (“человечность”) впервые прозвучало на фарси и было осмыслено в творчестве Саади.
Однако между Востоком и Западом в рамках их традиционного в целом развития были и существенные различия, прежде всего в плане духовного освоения аналогичных достижений. Так, в Европе, несмотря на господство латыни как элитарного языка эпохи Возрождения, книгопечатание развивалось на местных языках, что расширяло возможности “демократизации” литературы и науки. На Востоке сама мысль о том, что, например, корейский или японский язык может быть “ученым” языком конфуцианства, в то время вообще не возникала. Это затрудняло доступ к высокому знанию простых людей. Поэтому книгопечатание па Западе сопровождалось усилением авторитета книги, а на Востоке - Учителя, ученого-книжника”, “последователя” и “правильного толкователя” какого-либо учения.
Различными были также судьбы науки на 3ападе и Востоке. Для гуманистов Запада и гуманитариев Востока общими были синкретизм знания и морали, постоянная обращённость к посюсторонним проблемам человеческого бытия. Однако научная мысль Запада всегда была обращена вперед, и это проявилось вее повышенном внимании к естествознанию, фундаментальным исследованиям, а это требовало соответствующего уровня теоретического мышления.
Научной добродетелью Востока являлось углубление в древние этико-философские трактаты в поисках скрытых в них предвосхищений. “Ученые” конфуцианцы, демонстрируя свою идейную привязанность к классическим авторитетам, постоянно вращались в кругу лишь “правильных” к ним комментариев, даже не помышляя о том, чтобы изменить не только дух, но и букву канона.
Поэтому на Востоке “наука” до приобщения её к “западному” научно-рациональному типу оставалась в рамках рецептурной, практико-технологической деятельности. Восток не знал такого логического феномена, как доказательство, там существовали лишь предписания, “что делать” и “как делать”, и знания об этом в незыблемом видепередавались из поколения в поколение. В связи с этим на Востоке так и не возник вопрос об осмыслении в рамках методологической рефлексии всего того “научного” богатства, которое было накоплено тысячелетней в ходе рецептурно-утилитарной ученой деятельности.
На Востоке наука была не столько теоретической, сколько практической, неотделимой от индивидуально-чувственного опыта ученого. Соответственно, в восточной науке было иное понимание истины, господствовал не логический, а интуитивный метод познания, что предполагало ненужность строгого понятийного языка и всякого формального знания. Естественно, что различные конфуцианские, буддистские, даоссийские, синтоистские системы знаний, воспринимались европейцами как “вненаучные”, “донаучные” или “антинаучные”.
Характеризуя феномен “восточной науки”, некоторые исследователи обращают внимание на два момента. Во-первых, полагают они, мы упускаем из виду возрастную разницу цивилизаций Востока и Запада: “Может быть то, с чего начинали греки, для китайцев было пройденным этапом?”. Во-вторых, “наука на Востоке носила синкретический характер” не потому, что не успела выделиться в самостоятельный вид деятельности, а потому, что научное знание было не высшей целью духовного опыта, а лишь его средством (Т. Григорьева). Из этих предположении можно заключить следующее: на Востоке уже в то время или знали, что есть подлинная “вселенская” наука, и поэтому вполне сознательно миновали дедуктивно-теоретический этап её развития, или предвосхитили современные методологические искания в русле постмодернизма.
Однако более предпочтительным выглядит представление о том, что на Востоке доминировали иные, не дискурсивные стили мышления и познания, где идеи выражались не столько в понятийной, сколько художественно-образной форме, опорой которых служат интуитивные решения, непосредственные эмоции и переживания. Это придавало большую значимость интерпретации, а не трансляции накопленного мыслительного материала и социального опыта.
В XIV - XVII вв., когданаметился существенный перелом в альтернативном развитии цивилизаций Запада и Востока, с проблемой самоидентификации в западно-восточном культурном ареале столкнулась и Россия, заявившая теорией “Москва - Третий Рим” о своей православно-культурной и мессианской исключительности.
Вопрос об отношении России к цивилизациям Запада и Востока стал предметом теоретической рефлексии в XIX в. Г. Гегель, не видя будущности в культурно-историческом развитии России, вычеркнул ее из списка “исторических народов”. П. Чаадаев, признавая своеобразие цивилизационного развития России, видел его в том, что “мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку и не имеем традиций ни того, ни другого, “мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах”.
В полемике западников и славянофилов сформировались две противоположные версии цивилизационной принадлежности России. Одна версия связывала будущее России с ее самоидентификацией в русле европейской социо – культурной традиции, другая – с развитием самобытно – культурной ее самодостаточности. К. Леонтьев разработал концепцию, восточно-христианской (византийской) культурной “прописки” России. Н. Данилевский, наиболее перспективным считал противостоящий западной культуре “славянский тип” цивилизации, полнее всего выраженный врусском народе. А. Тойнби рассматривал Российскую цивилизацию в качестве “дочерней” зоны православной Византии. Существует также евразийская концепция цивилизационного развития России, представители которой, отрицая как восточный, так u западный характер российской культуры, вместе с тем ее специфику усматривали во взаимном влиянии на неё западных и восточных элементов, полагая, что именно в России сошлись и Запад, и Восток. Евразийцы (Н. Трубецкой, П. Савицкий, Г. Флоровский, Г. Вернадский, Н. Алексеев, Л. Карсавин) отделяли Россию не только от Запада, но и от славянского мира, настаивая на исключительности её цивилизации, обусловленной спецификой“месторазвития” русского народа. Вo-первых, своеобразие русского (российского) национального самосознания они усматривали в том, что громадные пространства России, расположившиеся в двух частях света, накладывали отпечаток на своеобразие ее культурного мира. Во-вторых, евразийцы подчёркивали особое влияние на него “туранского” (тюрско-татарского) фактора.
Важное место в евразийской концепции цивилизационного развития России отводилось идеократическому государству как верховному хозяину, обладающему исключительной властью и сохраняющему тесную связь с народными массами. Своеобразие Российской цивилизации виделось и в том, что национальным субстратом ее государственности выступала единая многонациональная евразийская нация.
В настоящее время также существуют различные цивилизационные типологизации исторического процесса конвергентного и дивергентного характера. Так, некоторые отечественные исследователи отстаивают тезис о существовании двух типов цивилизаций - западной и восточной, в ходе взаимодействия которых происходит“вестернизация” Востока на основе модернизации. К определяющим чертам восточных обществ они относят “неразделённость собственности и административной власти”; “экономическое и политическое господство - часто деспотическое - бюрократии”; “подчинение общества государству”, отсутствие “гарантий частной собственности и прав граждан”. Длязападной цивилизации, наоборот, характерны гарантии частной собственности и гражданских прав” как стимул к инновациям и творческой активности; гармония общества и государства; дифференциация власти и собственности (Е. Гайдар). В такой цивилизационной трактовке Россия выглядит обществом восточного типа.
А. Ахиезер также различает два типа цивилизаций - традиционную и либеральную. “Традиционной цивилизации присуще господство статичного типа воспроизводства, который нацелён на поддержание общества, всей системы социальных отношений, личности в соответствии с некоторым идеализирующим прошлое представлением”. В либеральной цивилизации “господствующее положение занимает интенсивное воспроизводство, которое характеризуется стремлением воспроизводить общество, культуру, постоянно углубляя её содержание, повышая социальную эффективность, жизнедеятельность”.
Россия, считает Ахиезер, в своем историческом развитии вышла за рамки традиционной цивилизации, встала на путь массового, хотя и примитивного утилитаризма. Но тем не менее не сумела преодолеть границу либеральной цивилизации. Это означает, что Россия занимает промежуточное положение между двумя цивилизациями, что позволяет говорить о существовании особой промежуточной цивилизации, сочетающей элементы социальных отношений и культуры обеих цивилизаций.
Основными категориями социокультурной динамики России какпромежуточной цивилизации являются инверсия и медиация, для инверсии характерна напряженная направленность деятельности на воспроизводство определенного типа общества. Господство инверсии в каждый момент времени не требует того, чтобы долго и мучительно вырабатывать принципиально новые решения, но открывает путь быстрым, логически мгновенным переходам от настоящей ситуации к идеальной, которая, возможно, в новых одеждах воспроизводит некоторый элемент уже накопленного культурного богатства. Медиация, наоборот, обусловливает конструктивную напряжённость человеческой деятельности на основе отказа от абсолютизации полярностей и максимизации внимания к их взаимопроникновению, к их сосуществованию друг через друга.
Другой особенностью России как промежуточной цивилизации, но мнению Ахиезера, является раскол культур и социальных отношений. При этом раскол рассматривается как патологическое состояние общества, характеризующееся застойным противоречием между культурой и социальными отношениями, между субкультурами одной культуры. Для раскола характерен “заколдованный круг”: активизация позитивных ценностей в одной из частей расколотого общества приводит в действие силы другой части общества, отрицающей эти ценности. Опасность раскола состоит в том, что он, нарушая нравственное единство общества, подрывает саму основу для воспроизводства этого единства, открывая путь социальной дезорганизации.
Л. Семенникова выделяет три типа: “непрогрессивная форма существования”, “циклическое” и “прогрессивное развитие”. К непрогрессивному типу она отнесла “народы, живущие в рамках природного годового цикла, в единстве и гармонии с природой”. К циклическому типу развития - восточные цивилизации. Прогрессивным тип представлен Западной цивилизацией, начиная с античности до наших дней.
Оценивая место России в кругу этих цивилизации, Л. Семенникова отмечает, что она не вписывается полностью ни в западный, ни в восточный тип развития. Россия, не являясь самостоятельной цивилизацией, представляет собой цивилизационно неоднородное общество. Это особый, исторически сложившийся конгломерат народов, относящихся к разным типам развития, объединенных мощным, централизованным государством с великорусским ядром. Россия, геополитически расположенная между двумя мощными центрами цивилизационного влияния - Востоком и Западом, включает в свой состав народы, развивающиеся как по западному, так и восточному варианту. Поэтому Семенникова вслед за В. Ключевским, Н. Бердяевым, Г. Федотовым подчеркивает, в российском обществе неизбежно сказывается как западное, так и восточное влияние. Россия представляет собой как бы постоянно “дрейфующее общество” в океане современных цивилизационных миров.
Наряду с такими концепциями Российской цивилизации в настоящее время существуют и ярко выраженные её дивергентные варианты. Так, О. Платонов считает, что русская цивилизация принадлежит к числу древнейших цивилизаций. Её базовые ценности сложились задолго до принятия христианства, в I тыс. до н.э. Опираясь на эти ценности, русский народ сумел создать величайшее в мировой истории государство, гармонично объединившее многие другие народы. Такие главные черты русской цивилизации, как преобладание духовно-нравственных основ над материальными, культ добротолюбия и правдолюбия, нестяжательство, развитие самобытных коллективистских форм демократии, воплотившихся в общине и артели, способствовали складыванию в России также самобытного хозяйственного механизма, функционирующего по своим внутренним, только ему присущим законам, самодостаточного для обеспечения населения страны всем необходимым и почти полностью независимого от других стран.
Поскольку вопрос о специфике цивилизационного развития Востока, Запада и России рассматривается неоднозначно, то предварительно надо установить и основные направления сравнительного изучения этой проблемы.
П. Сорокин обратил внимание на то, что цивилизации различаются между собой “доминантными формами интеграции”, или “цивилизационными матрицами”. Такое понимание цивилизации отличается и от представления о ней как о “конгломерате разнообразных явлений” и не сводят цивилизацию к специфике культуры, ибо в качестве “доминантной формы интеграции” могут выступать разные основания. С позиций такого подхода можно описывать различные поликультурные цивилизации, например, российскую, характерной чертой которой является интенсивное взаимодействие многих уникальных культур и почти всех мировых религий. Кроме того, каждой цивилизации присущ определённый генотип социального развития, а также специфические культурные архетипы.
Следует также выбрать не только ракурс цивилизационного сравнения, но и точку отсчета компаративного, сравнительно-исторического анализа. Поскольку наиболее заметные расхождения в развитии между Востоком и Западом стали наблюдаться с эпохи Возрождения, и в это же время начался процесс культурно-религиозной самоидентификации России по отношению прежде всего к Западу, то в качестве такой точки отсчета можно выбрать XIV - XVII вв. Тем более, что большинство зарубежных исследователей указывают на эпоху Возрождения и Реформации как на время смены матрицы европейской цивилизации, а отдельные отечественные ученые говорят применительно к этому периоду о зарождении особой Российской (евразийской) цивилизации.
В начале XIV в. Европа вступила в полосу кризиса “христианского мира”, который обернулся кардинальной перестройкой социально-экономических и духовных его структур. Нормативно-ценностный порядок европейской цивилизации, задававшийся католицизмом, в XIV - XVII вв. постепенно утратил жесткую религиозную обусловленность.
На смену традиционному, аграрному, социоцентристскому обществу шло общество инновационное, торгово-промышленное, городское, антропоцентристское, в рамках которого человек постепенно, с одной стороны, приобретал экономическую, мировоззренческую, а затем и политическую свободу, а с другой,- превращался по мере наращивания технологического потенциала в орудие эффективной экономической деятельности.
Трансформация нормативно-ценностного порядка в Европе произошла в ходе “национализации” церкви государством и религиозной реформации (протестантско-католического противоборства), которые привелик тому, что в результате социального компромисса “единой и единственной матрицей европейской цивилизации” стал либерализм, который создал новое нормативно-ценностное пространство, универсальное для всей Европы и автономное но отношению к возникшим национальным государствам и к европейскому культурному разнообразию.
В фокусе либерального мироощущения находится человек, его неповторимая и уникальная судьба, частная “земная” жизнь. Идеалом либерализма выступает человек-личность, гражданин, который не только осознает, но и жить не может без гражданских прав и свобод, прежде всего права собственности и права индивидуального выбора. Ядром исторической эволюции либерализма явились идеи свободы и толерантности. Свободы - как возможности и необходимости ответственного выбора и признания права на свободу за другими. Толерантности - как уважения не только своих, но и чужих ценностей, как осмысления и использования иного духовного опыта в его самобытности.
Цивилизационный сдвиг в Западной Европе в это время был связан также с переходом с эволюционного пути развития на инновационный. Этот путь характеризуется сознательным вмешательством людей в общественные процессы, культивированием в них таких интенсивных факторов развития, как наука и техника. Активизация этих факторов в условиях; господства частной собственности, формирования гражданского общества привела к мощному технико-технологическому рывку западноевропейской цивилизации и возникновению в разных странах такой формы политического режима как либеральная демократия.
Для того чтобы перейти на инновационный путь развития, необходимо было особое духовное состояние, становление трудовой этики, превращающей труд из бытовой нормы в одну из главных духовных ценностей культуры. Такая этика стала складываться в Западной Европе ещё во время первичной распашки её земель, но окончательно утвердилась в эпоху Реформации в форме прежде всего протестантской трудовой этики. Протестантский идеал “молись и работай”, заложивший основы “духа капитализма”, означал, что человек, через работу обретая спасение души, не делегирует свои права наверх, а сам решает вес возникшие перед ним проблемы, “здесь и теперь”, не откладывая на завтра.
Протестантская трудовая этика создала благоприятные условия для развития капитализма, оказала влияние на процесс первоначального накопления капитала. Огромную роль в этом процессе сыграли Великие географические открытия, которые, с одной стороны, привели к невиданному росту работорговли, а с другой стороны, резко ускорили темпы и масштабы накопления капитала в Европе за счёт эксплуатации природных ресурсов и населения “заморских территорий”. Деньги, полученные в результате торговли, всё больше начинают вкладываться в производство. Оформляются контуры европейского, а затем и мирового рынка, центром которого становятся голландские порты. Возникновение рыночной экономики стало мощным фактором достижений западноевропейской цивилизации.
Важные перемены происходят в это время и в политической жизни Европы. Меняется отношение к государству: человек-личность все более ощущает себя не подданным, а гражданином, рассматривая государство как результат общественного договора.
Российская цивилизация с момента своего возникновения вобрала в себя огромное религиозное и культурное многообразие народов, нормативно-ценностное пространство бытия которых не способно было к самопроизвольному сращиванию, к синтезу в универсальном для евразийского ареала единстве. Православие было духовной основой русской культуры, оно оказалось одним из факторов становления российской цивилизации, но не её нормативно-ценностным основанием.
Таким основанием, “доминантной формой социальной интеграции” стала государственность. Примерно в XV в. происходит превращение российского государства в универсальное, под которым Тойнби подразумевал государство, стремящееся “поглотить” всю породившую его цивилизацию. Глобальность подобной цели порождает претензии государства на то, чтобы быть не просто политическим институтом, по и иметь некое духовное значение, генерируя единое национальное самосознание. Поэтому в Российской цивилизации не было того универсального нормативно-ценностного порядка, как на Западе, который оказался бы автономным по отношению к государству и культурному многообразию. Более того, государство в России постоянно стремилось к трансформации национально-исторического сознания, этнокультурных архетипов, пытаясь создать соответствующие структуры, “оправдывающие” деятельность центральной власти. Такими легитимационными структурами были прежде всего этатизм и патернализм, то есть представления о государстве как высшей инстанции общественного развития, оказывающей постоянное покровительство своим подданным. Со временем этатизм и патернализм стали доминирующими и в известной степени универсальными структурами в массовом сознании евразийского суперэтноса.
Легитимность государственной власти в России поэтому опиралась не столько на идеологию (например, идею “Москва - Третий Рим”), сколько обусловливалась этатистическим представлением о необходимости сохранения политического единства и социального порядка в качестве антитезы локализму и хаосу. И этот этатистско-патериалистский порядок был реальным основанием соединения разнородных национальных традиций и культур.
Поэтому дуализм общественного бытия в России имел иную природу, чем на Западе. Он выражался, прежде всего, в таких конфликтных тенденциях, где одной из сторон всегда выступало государство. Это - конфликт между государственностью как универсализмом и регионализмом как локализмом, между государственностью и национальными культурными традициями, между государственностью и социальными общностями.
Существенно отличались и способы разрешения конфликтов в России, где их участники не просто отрицают друг друга, а стремятся стать единственной социальной целостностью. Это приводит к глубокому социальному расколу в обществе, который нельзя, “снять” путем компромисса, его можно только подавить, уничтожая одну из противостоящих сторон.
Отсюда и своеобразная трактовка понятия свободы в российской ментальности, как признания только собственного права на выбор и отказ другим в таком праве. Свобода по-российски - это воля, как свобода для себя и подавление других.
Кроме того, следует учитывать и своеобразие сложившегося в эпоху Московского царства “вотчинного государства”. Московские князья, а затем русские цари, обладавшие огромной властью и престижем, были убеждены, что земля принадлежит им, что страна является их собственностью, ибо строилась она и создавалась по их повелению. Такое мнение предполагало также, что все живущие в России - подданные государства, слуги, находящиеся в прямой и безусловной зависимости от государя, и поэтому не имеющие права претендовать ни на собственность, ни на какие-либо неотъемлемые личные права.
Говоря об особенностях образования Московского государства, надо отметить, что с самого начала оно формировалось как “военно-национальное”, доминантной и основной движущей силой развития которого была перманентная потребность в обороне и безопасности, сопровождавшаяся усилением политики внутренней централизации и внешней экспансии.
Российское государство в условиях социально-экологического кризиса XV столетия присвоило себе неограниченные права по отношению к обществу. Это в значительной степени предопределило выбор пути социального развития, связанного с переводом общества в мобилизационное состояние, основу которого составили внеэкономические формы государственного хозяйствования, экстенсивное использование природных ресурсов, ставка на принудительный труд, внешнеполитическая экспансия и колонизация, ставшая, по выражению В. О. Ключевского, стержнем всей российской истории.
Поэтому для российской цивилизации был присущ иной, чем в Западной Европе, генотип социального развития. Если западноевропейская цивилизация перешла с эволюционного пути на инновационный, то Россия пошла по мобилизационному пути, который осуществлялся за счёт сознательного и “насильственного” вмешательства государства в механизмы функционирования общества.
Такой тип развития является или средством выхода из застойного состояния, или инструментом ускорения эволюционных процессов, т. е. таких процессов, когда его стимулы формировались исключительно в качестве реакции на внешние покушения, поэтому мобилизационный тип развития представляет собой один из способов адаптации социально-экономической системы к реальностям изменяющегося мира и заключается в систематическом обращении в условиях стагнации или кризиса к чрезвычайным мерам для достижения экстраординарных целей, представляющих собой выраженные в крайних формах условия выживания общества и его институтов.
Характерной чертой социального генотипа России стала тотальная регламентация поведения всех подсистем общества с помощью властно-принудительных методов. В результате включались такие механизмы социально-экономической и политической организации и ориентации общества, которые перманентно превращали страну в некое подобие военизированного лагеря с централизованным управлением, жесткой социальной иерархией, строгой дисциплиной поведения, усилением контроля за различными аспектами деятельности с сопутствующими всему этому бюрократизацией, “государственным единомыслием” как основными атрибутами мобилизации общества на борьбу за достижение чрезвычайных целей. Причем военизирование российского общества не было следствием широкомасштабной кампании или политической истерии, хотя они постоянно имели место с истории России. Это было результатом постоянного воспроизводства даже в обычных условиях “мирного” времени тех её институциональных структур, которые были созданы потребностями мобилизационного развития.
Поэтому одной из особенностей мобилизационного развития России было доминирование политических факторов и, как следствие, гипертрофированная роль государства в лице центральной власти. Это нашло выражение в том, что правительство, ставя определенные цели и решая проблемы развития, постоянно брало инициативу на себя, систематически используя при этом различные меры принуждения, опеки, контроля и прочих регламентации.
Другая особенность состояла в том, что особая роль внешних факторов вынуждала правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономические возможности страны. Поскольку эти цели не вырастали органическим образом из внутренних тенденций её развития, то государство, действуя в рамках старых общественно-экономических укладов, для достижения “прогрессивных” результатов, прибегала в институциональной сфере к политике “насаждения сверху” и к методам форсированного развития экономического и военного потенциала.
В России, на Западе и Востоке сформировались также разные типы людей со специфически присущими им стилями мышления, ценностными ориентациями, манерой поведения. В России сложился православный (“Иоанновский”), мессианский тип русского человека. В православии сильнее всего выражена эсхатологическая сторона христианства, поэтому русский человек в значительной степени апокалиптик или нигилист (Н. Бердяев). “Иоанновский” человек в связи с этим обладает чутким различением добра и зла, он зорко подмечает несовершенство всех поступков, нравов и учреждений, никогда не удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра. Признавая святость высшей ценностью, “Иоанновский” человек стремится к абсолютному добру, и поэтому земные ценности рассматривает как относительные и не возводит их в ранг “священных” принципов. Если “Иоанновский” человек, который хочет действовать всегда во имя чего-то абсолютного, усомнится в идеале, то он может дойти до крайнего охлократизма или равнодушия ко всему, и поэтому способен быстро пройти путь от невероятной терпимости и покорности до самого необузданного и безграничного бунта.
Стремясь к бесконечному Абсолюту, “Иоанновский” человек чувствует себя призванным создать на земле высший божественный порядок, восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он ощущает в себе. “Иоанновский” человек - это мессианский тип человека. Его одухотворяет не жажда власти, но настроение примирения. Он не разделяет, чтобы властвовать, а ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Он видит в мире грубую материю, которую нужно осветить и освятить.
Западный, “Прометеевский” тип человека, напротив, видит мир в своей реальности, хаос, который он должен оформить своей организующей силой. “Прометеевский” человек - героический тип, он полон жажды власти, он все дальше удаляется от духа и все глубже уходит в мир вещей. Секуляризация - его судьба, героизм - его жизненное чувство, трагика - его конец.
От “Иоанновского” и “Прометеевского” типов отличается восточный человек. Мессианству и одухотворенности русского человека, героизму и экспрессивности западного он противопоставляет “универсальность” (“безвкусность”). В восточной культуре “безвкусность” - пример мироощущения, ориентированного на сохранение гармонии мира, обладающего внутренним динамизмом развития, и поэтому не требующего произвола человеческого вмешательства. В морально-религиозном плане “безвкусность” - это признак совершенного вкуса, его универсальности, это - высшая добродетель, ибо “вкус” есть предпочтение, а любая актуализация - ограничение. В культурной традиции Востока “безвкусность” является положительным качеством. Это - ценность, которая в жизни реализуется в практике неосознанного социального оппортунизма, что означает принятие или устранение от дел с максимальной гибкостью и ориентацией исключительно на требование момента.
Поэтому если добродетелями западного человека являются энергичность и интенсивность, мода и сенсация, восточногочеловека - точная середина и посредственность, бесшумность и увядание, то добродетелями русского человека - пассивность и терпеливость, консерватизм и гармонии.
“Иоанновский” человек отличается от “Прометеевского” стилем мышления. Для западного человека характерен целерациональный стиль, ориентированный на конкретный результат деятельность и эффективность социальных технологий. Русскому человеку присущ ценностно–рациональный стиль мышления, предполагающий высокую ценность человеческих отношений, и как способ проявления этой ценности большую значимость работы на общее дело. Поэтому такой стиль мышления ориентирован не на результат и социальные технологии, а на стоящие за ними ценности. Такая ориентация и ценность делает человека способным отказываться от одних ценностей в пользу других, от индивидуальных планов в пользу общественных.
Восточному человеку более свойственен предметно-образный стиль мышления. Для него истиной является не то, что подвластно уму и воле человека, а само бытие. Поэтому истина не зависит ни от ума, ни от воли человека. Еслизападный человек нуждается в истинах, которые служат ему, то восточный человек - в истинах, которым можно служить всю жизнь. Поэтому процесс познания у восточного человека - это не столько анализ свойств объекта, сколько его духовное постижение на уровне, недоступном рациональному исследователю. Западный человек, поставленный рациональным мышлением в центр мироздания, игнорирует какую-либо трансцендентную волю. Восточный человек, предполагая в основе мироздания некую трансцендентную волю, стремится распознать ее, “войти” в неё и творить её как свою собственную, преодолевая тем самым конечность своего бытия.
Гуманистическая матрица нацеливает западного человека на изменение мира и человека в соответствии с человеческими представлениями и проектами, а гуманитарная матрица восточного человека ориентирует его на изменение самого человека как части мира в соответствии с изначальным (не человеку принадлежащим) замыслом. Поэтому если “Иоанновский” человек ориентируется на прошлое, западный - на будущее, то восточный - на вечность.
Если европейский и российский миры в цивилизационном отношении представляют собой относительное единство, то Восток в этом смысле единым никогда не был. На Востоке существует несколько религиозно – культурных цивилизационных регионов, не только весьма своеобразных, но и в различной степени открытых вовне. Это - исламская, индо-буддистская и конфуцианская цивилизация.
Исламская цивилизация наименее открытая для внешних воздействий, что обусловлено прежде всего особенностями религии, охватывающей все стороны жизни, включая экономику и политику. Мусульманский образ жизни не только традиционен, но и самоценен. Для исламской ментальности за пределами мусульманского мира нет ничего достойного для внимания и подражания. Вместе с тем это - традиционалистски активная цивилизация.
Индо-буддистская цивилизация - нейтральная по отношению к внешним воздействиям, что вызвано явным религиозным уклоном в сторону посюсторонних проблем (поиски Абсолюта, забота об улучшении кармы и т. п.). Процветание потусторонней жизни не является сколь-нибудь значительной ценностью в рамках данной цивилизации, которая в связи с этим является традиционалистски пассивной цивилизацией.
Конфуцианская (дальневосточная) цивилизация - более открытая но отношению к внешним воздействиям и внутренним трансформациям, что обусловлено конфуцианским культом этики и самоусовершенствования, установкой на посюсторонние поиски гармонии в обществе (культ знаний, повышенное чувство долга и ответственности, крепкие патерналистские связи в семье и обществе, постоянная забота о повышении культуры и дисциплины труда). Это активно – инновационная цивилизация.
Европейская цивилизация при соприкосновении с иными цивилизациями обнаруживает тенденцию к социокультурной экспансии, нетерпимость к иным культурам как низшим и неразвитым (синдром социокультурного универсализма и ригоризма).
Восточный тип цивилизации, особенно мусульманский и конфуцианский, при контактах с другими цивилизациями обнаруживает имперские политические тенденции при толерантности к социокультурным различиям (синдром авторитарно – властного господства и подчинения).
Российская цивилизация в процессе цивилизационного взаимодействия обнаруживает мессианские тенденции с ориентацией на высшие ценностно-нормативные ориентации (старом авторитетно-властной, патерналистской многонациональной государственности).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключении, кратко подведём итоги. Итак, исследователи так и не сошлись на едином понятии “цивилизации” и на сегодняшний момент времени существует довольно много точек зрения. Например, определений понятия культуры существует около трёхсот, и с так же с понятием “цивилизации”. Каждая точка зрения, по своему, в каком-либо аспекте обсуждаемой проблемы права. Всё-таки у каждого народа есть своя культура, и исследователи данного народа дают оценку цивилизации, следуя законам своей культуры. Но всё же во многих словарях даётся такое определение понятия “цивилизации”:
Цивилизация представляет собой внешний по отношению к человеку мир, воздействующий на него и противостоящий ему, в то время как культура является внутренним достоянием человека, раскрывая меру его развития и являясь символом его духовного богатства.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Ерасов Б.С. « Культура, религия и цивилизация на Востоке» – М., 1990;
2. «Основы современной цивилизации» под редакцией проф. Л.Н. Боголюбова и А.Ю. Лазебниковой.
3. «Ерыгин А.Н. Восток – Запад – Россия: становление цивилизационного подхода в исторических исследованиях» – Ростов н/Д., 1993;
4. Конрад Н.Н. «Запад и Восток» – М., 1972;
5. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992;
1/ Становление современной европейской цивилизации. Ренессанс и Реформация
2/ Характерные черты развития основных стран Востока в XV-XVII вв.
1. Становление современной европейской цивилизации. Ренессанс и Реформация
В Европе в XV-XVII вв. происходят качественные изменения в историческом развитии, «цивилизационный скачок», переход к новому типу цивилизационного развития, который получил название «западного».
Предпосылки западной цивилизации закладывались в античности и средневековье. Однако средневековая европейская цивилизация замыкалась в узкие рамки европейской территории. Ее отношения с Востоком и Россией носили спорадический и ограниченный характер и были связаны главным образом с торговлей. Попытки прорыва на Восток в эпоху крестовых походов XI-XIII вв. закончились неудачей. Захваченные земли снова перешли в орбиту арабо-мусульманской цивилизации. В XV-XVII вв. Европа начинает осваивать мировой океан. Португальцы, испанцы, а вслед за ними голландцы, англичане и французы устремились за пределы Старого света в поисках богатства, славы и приобретения новых территорий. Уже в середине XV в. португальцы организовали целую серию экспедиций вдоль побережья Африки. В 1460 г. их корабли добрались до островов Зеленого Мыса. В 1486 г. экспедиция Бартоломео обогнула Африканский континент с юга, миновав мыс Доброй Надежды. В 1492 г. Христофор Колумб пересек Атлантический океан и, высадившись у Багамских островов, открыл Америку. В 1498 г. Васко да Гама, обогнув Африку, успешно провел свои корабли к берегам Индии. В 1519- 1522 гг. Ф. Магеллан совершил первое кругосветное путешествие.
Одновременно с формированием нового уклада в экономике европейских стран шел процесс первоначального накопления капитала, источником которого стали внутренняя, международная торговля, ограбление колоний, ростовщичество, эксплуатация крестьянства, мелких городских и сельских ремесленников.
Технический прогресс, углубление общественного разделения труда, эволюция частнособственнических отношений способствовали развитию товарно-денежных отношений. Известные и на предыдущих этапах развития общества и выполнявшие в условиях господства натурального хозяйства подчиненную роль, товарно-денежные отношения в XV-XVII вв. перерастают в рыночную систему хозяйствования. Они проникают во все сферы экономики, выходят за рамки местных, национальных границ, а с развитием морского судоходства и великими географическими открытиями создают базу для формирования мирового рынка.
Глубокие экономические сдвиги повлекли за собой изменения в социальной структуре общества. Сословные перегородки традиционного, феодального общества стали рушиться. Начала формироваться новая социальная структура общества. С одной стороны - буржуазия (выросшая из богатых горожан-купцов, ростовщиков, отчасти цеховых мастеров) и новые дворяне (землевладельцы, пришедшие к использованию наемного труда в сельском хозяйстве, а также занимавшиеся торговлей и предпринимательской деятельностью), с другой стороны - наемные рабочие (сформировавшиеся из разорившихся ремесленников и потерявших землю крестьян). Все они - свободные собственники, но у одних в собственности материальные ценности, позволяющие использовать наемный труд, а у других - только свои рабочие руки. Дифференциация в обществе углубляется, обостряются отношения между социальными группами, классами.
Особенностью западноевропейского общества было обеспечение определенного равновесия, баланса социальных сил сначала в рамках сословной монархии и на первых порах при абсолютизме. Центральная власть в европейских странах имела ограниченные возможности для вмешательства в социально-экономическую жизнь из-за отсутствия развитой бюрократии. Борьба между королевской властью, феодалами, городами и крестьянством привела к относительному равновесию сил, политической формой которого стала сословная монархия с выборными учреждениями. Но в XVI- XVII вв. происходят подавление сословных представительных органов (кортесов в Испании, Генеральных штатов во Франции), самоуправления городов и становление абсолютистских монархий. Для управления отдельными территориями и отраслями хозяйства создавался бюрократический аппарат и аппарат принуждения. Формировалась постоянная армия. Все это делало центральную власть главной политической силой.
Абсолютная монархия на первых порах в ряде европейских стран сыграла прогрессивную роль в консолидации нации, в содействии укреплению новых черт в экономике. В борьбе против феодальной аристократии, за объединение страны абсолютная монархия опиралась на формирующийся класс буржуазии. Она использовала развитие промышленности, торговли в целях укрепления армии, получения дополнительных доходов в государственную казну. На этом этапе сильная государственная власть нужна была и буржуазии. В то же время королевская власть оставалась формой власти дворянства, но при абсолютизме она могла иметь некоторую независимость от дворянства и буржуазии. Играя на противоречиях между дворянством и буржуазией, абсолютизм держал их в равновесии. Но долговечным этот союз не мог быть. Когда вмешательство выросшей и усилившейся бюрократии в экономику начинает препятствовать капиталистической эволюции, буржуазия вступает в решительную борьбу за власть. Происходят первые буржуазные революции (в Нидерландах, Англии).
Параллельно с географическими открытиями шло колониальное освоение территорий. В начале XVI в. начинается завоевание Америки (конкиста). Из-за недостатка рабочих рук в Америку стали в массовом порядке ввозить негров. Так, благодаря великим географическим открытиям и колониальному овладению новых территорий началось создание океанической глобальной цивилизации. Границы мира в этой цивилизации резко раздвинулись. Социальное взаимодействие: торговые, политические, культурные контакты пролегли через океаны, связывая между собой континенты.
Эта экспансия европейской цивилизации за пределы Европы оказала сильнейшее влияние и на внутреннюю жизнь самой Европы. Сместились торговые центры. Средиземноморье стало терять свое значение, уступая свое место сначала Голландии, а позже - Англии. Произошла революция в мировоззрении людей, начал формироваться новый тип общественных отношений - капиталистические отношения.
Благодаря великим географическим открытиям изменилась традиционная картина мира. Эти открытия доказали, что Земля имеет форму шара. Н. Коперник, Дж. Бруно и Г. Галилей научно обосновали гелиоцентрическое представление об устройстве космоса. В связи с интенсивным развитием научного познания получает мощный импульс европейский рационализм. В умах людей утверждается представление о познаваемости мира, о возможности познания законов, управляющих им, о науке как главной производительной силе общества. Таким образом, формируется одна из главных ценностных установок западной цивилизации, утверждающая особую ценность разума, прогресса науки и техники.
В экономической сфере в этот период происходит становление капиталистических общественных отношений. Западную цивилизацию этого типа называют техногенной. Потребности производства, развитие науки стимулировали технический прогресс. Ручной труд стал постепенно вытесняться машинным. Использование водяных и ветряных мельниц, использование новых технологий в судостроении, совершенствование огнестрельного оружия, изобретение печатного станка и т. д. вели к росту производительности труда в промышленности и сельском хозяйстве.
В то же время происходят важные сдвиги в организационной структуре производства. На смену ремесленному производству в структуре цеха приходит мануфактура, базирующаяся на внутреннем разделении труда. Обслуживались мануфактуры при помощи наемной рабочей силы. Во главе ее стоял предприниматель, владеющий средствами производства и обслуживающий сам процесс производства.
В капиталистические общественные отношения постепенно втягивалось и сельское хозяйство. В деревне шел процесс раскрестьянивания через переход на аренду, создание фермерских хозяйств и т. д. Особенно заметно этот процесс шел в Англии, в связи с развитием там текстильной промышленности («огораживание»).
В комплексе факторов, приведших к качественным переменам в европейском обществе и способствующих новому типу цивилизационного развития, важную роль сыграли два явления в ее культуре: Ренессанс (Возрождение) и Реформация.
Термин «Возрождение» употребляется для обозначений определенного культурно-мировоззренческого движения, которое зародилось в Италии во второй половине XIV в. и на протяжении XV-XVI вв. охватило все страны Европы. Ведущие деятели культуры этого времени заявляли о своем стремлении преодолеть наследие средневековья и возродить ценности и идеалы античности. В утверждаемой системе ценностей на первый план выдвигаются идеи гуманизма (лат. humanus - человечный). Поэтому деятелей Возрождения нередко называют гуманистами. Гуманизм развивается как крупное идейное движение: он охватывает деятелей культуры и искусства, включает в свои ряды купечество, чиновничество и даже высшие религиозные сферы - папскую канцелярию. На этой идейной основе складывается новая светская интеллигенция. Ее представители организуют кружки, читают лекции в университетах, выступают ближайшими советниками государей. Гуманисты привносят в духовную культуру свободу суждений, независимость по отношению к авторитетам, смелый критический дух.
Мировоззрение эпохи Возрождения можно охарактеризовать как антропоцентрическое. Центральная фигура мироздания не Бог, а человек. Бог начало всех вещей, а человек - центр всего мира. Общество не продукт Божьей воли, а результат деятельности людей. Человек в своей деятельности и замыслах не может быть ничем ограничен. Ему все по плечу. Эпоха Возрождения характеризуется новым уровнем самосознания человека: гордость и самоутверждение, сознание собственной силы и таланта, жизнерадостность и свободомыслие становятся отличительными качествами передового человека того времени. Поэтому именно эпоха Возрождения дала миру ряд выдающихся индивидуальностей, обладающих ярким темпераментом, всесторонней образованностью, выделявшихся среди людей своей волей, целеустремленностью, огромной энергией, одним словом - «титанов».
В искусстве этой эпохи возрождается идеал человека, понимание красоты как гармонии и меры. Плоскостные как бы бестелесные изображения средневекового искусства уступают место трехмерному, рельефному, выпуклому пространству. Происходит реабилитация телесного начала в человеке. В литературе, скульптуре, живописи изображается человек с его земными страстями и желаниями. Однако плотское начало в эстетике Возрождения не подавляло духовного, литераторы и художники в своем творчестве стремились изобразить личность, в которой физическая и духовная красота слились воедино.
Характерна также антицерковная направленность художественных, философских и публицистических сочинений деятелей Возрождения. Наиболее яркие произведения этого жанра «Декамерон» Дж. Бокаччо (1313-1375) и «Похвала глупости» Эразма Роттердамского (1469-1536).
Эпоха Возрождения позволила европейцам освоить опыт, накопленный античной цивилизацией, освободиться от оков средневековых ценностей и идеалов, сделать крупный шаг в формировании новых цивилизационных ориентиров и ценностей: 1) утверждение достоинства и уважения к человеческой личности; 2) индивидуализм, установка на автономию личности; 3) динамизм, ориентация на новизну; 4) терпимость к иным взглядам, мировоззренческим позициям.
Огромную роль в истории европейского общества сыграла также Реформация - широкое социально-политическое и идеологическое движение борьбы против католической церкви, охватившее в XVI в. большинство стран Западной и Центральной Европы. К началу XVI в. католическая церковь стала влиятельной международной силой, считавшей себя оплотом существующего строя, оплотом начавшейся национальной консолидации. Это повлекло за собой возросшие претензии католической церкви во главе с папой на установление своей политической гегемонии, подчинение светской власти.
В централизованных странах папские претензии встречали решительный отпор со стороны королевской власти. Раздробленным странам труднее было защищать себя от политических интриг и финансовых вымогательств папства. Этим объясняется то, что ранее всего реформационное движение началось в раздробленной Германии. Притязания папства ассоциировались здесь с иноземным владычеством и вызывали всеобщую ненависть к католической церкви. Другой не менее важной причиной реформационного движения было стремление реформировать церковь, сделать ее «дешевой».
В результате Реформации возникло новое крупное направление в христианстве - протестантизм. Протестантизм в Германии развивался в двух направлениях умеренно-бюргерском, лидером которого был Мартин Лютер, и радикально-крестьянском во главе с Томасом Мюнцером. Кульминацией германской Реформации стала Крестьянская война 1524-1525 гг. Ее лидер Томас Мюнцер главные задачи Реформации видел в осуществлении социально-политического переворота, в освобождении народа от эксплуатации и удовлетворении его повседневных нужд. После поражения радикально-крестьянских сил в Великой Крестьянской войне борьба политических сил привела к образованию двух группировок немецких княжеств - католической и протестантской (в лютеранском варианте). Заключенный в 1555 г. Аугсбургский религиозный мир, провозгласивший принцип «Чья власть, того и вера» означал распространение княжеского суверенитета и на область религии, а следовательно, закрепление германской раздробленности.
В других европейских странах реформационное движение распространялось в формах лютеранства, цвинглианства, а также кальвинизма. Так, в Нидерландах буржуазная революция совершалась под знаменем кальвинизма, там он стал официальной религией. Широкое распространение получил кальвинизм (гугеноты) во Франции в 40-50-е гг. XVI в., причем его использовало не только бюргерство, но и феодальная аристократия в борьбе против королевского абсолютизма. Гражданские или религиозные войны, происходившие во Франции во второй половине XVI в., закончились победой королевского абсолютизма. Официальной религией остался католицизм. В Англии произошла так называемая королевская реформация. Акт 1534 г. о суперматии (т. е. верховенстве), в соответствии с которым король стал главой церкви, подвел итоги конфликта английского абсолютизма с папством. В стране утвердилась англиканская церковь, которая стала государственной, а англиканское вероисповедание принудительным. И хотя английская буржуазная революция происходила под знаменем кальвинизма, пуритане (так называли последователей кальвинизма) распались на несколько течений и к концу XVII в. государственной церковью осталась англиканская.
Реформация разрушала представления о незыблемости духовной власти церкви, о ее роли посредницы между Богом и человеком. Главное новшество, вносимое в вероисповедание христианства М. Лютером, Т. Мюнцером и Ж. Кальвином, состоит в утверждении, что между человеком и Богом возможны только непосредственные личные отношения. А это значит, что вся церковная иерархия для дела спасения его души не нужна, не нужны и священники - монахи как посредники между человеком и Богом, не нужны монашеские ордена и монастыри, в которых сосредоточивались огромные богатства. Человек может спастись («попасть в Рай») только личной верой в искупительную жертву Иисуса Христа. Лишенный посредничества церкви, человек теперь сам должен был отвечать перед Богом за свои поступки.
Протестантизм утверждает; что спасение может прийти к человеку не в результате церковных обрядов или «добрых дел» человека. Спасение - это дар божественной благодати. И Бог заранее предопределил одних людей к спасению, других - к погибели. Никто не знает своей судьбы. Но косвенно можно об этом догадаться. Такими косвенными «намеками» является то, что Бог дал этому человеку веру, а также успех в делах, который рассматривается как показатель благоволения к данному человеку Бога.
Верующий человек - это призванный Богом к спасению человек. В протестантском истолковании термина «призвание» содержится такой смысл, что все формы жизнедеятельности человека - это способы служения человека Богу. Отсюда следует, что человек должен честно трудиться, отдавать все свои силы не на аскетические упражнения, направленные на умерщвление плоти, а на конкретные дела по лучшему устройству этого мира. Протестантизм, отвергнув учение о спасающей роли церкви, значительно упростил и удешевил культовую деятельность. Богослужение сведено главным образом, к молитве, проповеди псалмов, гимнов и чтению Библии.
С середины XVI в. в Европе католическая церковь сумела организовать противодействие Реформации. Развернулась контрреформация, которая привела к подавлению протестантизма в части Германии, Польше. Были пресечены попытки реформации в Италии и Испании. Однако протестантизм утвердился на значительной части территории Европы. Под его влиянием сформировался новый тип личности, с новой системой ценностей, с новой трудовой этикой, с новой, более дешевой организацией религиозной жизни. И это, бесспорно, способствовало развитию буржуазных общественных отношений.
Совокупность всех этих факторов обусловила переход ряда европейских стран от традиционного общества, основанного на натуральном хозяйстве, со статичными социальными образованиями и господством религиозного мировоззрения к новому типу экономики, новой социальной структуре общества, новым формам идеологии и культуры, не имевшим аналогов в предшествующей истории человечества.