Григорьев критик. Биография григорьева аполлона александровича

Аполлон Александрович Григорьев (1822-64) - русский литературный и театральный критик, поэт. Создатель т. н. органической критики: статьи о Н. В. Гоголе, А. Н. Островском, А. С. Пушкине, М. Ю. Лермонтове, И. С. Тургеневе, Н. А. Некрасове, А. А. Фете и др. Воспоминания.

По мировоззрению Аполлон Григорьев почвенник. В центре лирики Григорьева раздумья и страдания романтической личности: цикл «Борьба» (полностью издан 1857), в т. ч. стихи-романсы «О, говори хоть ты со мной..» и «Цыганская венгерка», цикл «Импровизации странствующего романтика» (1860). Поэма-исповедь «Вверх по Волге» (1862). Автобиографическая проза.

Пушкин - наше всё.

Аполлон Григорьев - один из самых выдающихся русских критиков. Родился в 1822 году в Москве, где отец его был секретарем городского магистрата. Получив хорошее домашнее воспитание, он окончил Московский университет первым кандидатом юридического факультета и тотчас же получил место секретаря университетского правления. Не такова, однако, была натура Григорьева, чтобы прочно осесть где бы то ни было. Потерпев неудачу в любви, он внезапно уехал в Петербург, пробовал устроиться и в Управе Благочиния, и в сенате, но, по вполне артистическому отношению к службе, быстро терял ее.

Около 1845 года Аполлон Григорьев завязывает сношения с «Отечественными Записками», где помещает несколько стихотворений, и с «Репертуаром и Пантеоном». В последнем журнале он написал ряд мало чем замечательных статей во всевозможных литературных родах: стихи, критические статьи, театральные отчеты, переводы и т. д. В 1846 г. Григорьев издал отдельной книжкой свои стихотворения, встреченные критикой не более как снисходительно. Впоследствии А. Григорьев немного уже писал оригинальных стихов, но много переводил: из Шекспира («Сон в летнюю ночь», «Венецианского купца», «Ромео и Джульетту»), из Байрона («Паризину», отрывки из «Чайльд-Гарольда» и др.), Мольера, Делавиня.

Художество одно вносит в мир новое, органическое.

Григорьев Аполлон Александрович

Образ жизни Аполлона Григорьева за все время пребывания в Петербурге был самый бурный, и злосчастная русская «слабость», привитая студенческим разгулом, все более и более его захватывала. В 1847 г. он переселяется обратно в Москву, становится учителем законоведения в 1-й Московской гимназии, деятельно сотрудничает в «Московском Городском Листке» и пробует остепениться. Женитьба на Л.Ф. Корш, сестре известных литераторов, ненадолго сделала его человеком правильного образа жизни.

В 1850 г. Аполлон Григорьев устраивается в «Москвитянине» и становится во главе замечательного кружка, известного под именем «молодой редакции Москвитянина». Без всяких усилий со стороны представителей «старой редакции» - Погодина и Шевырева, как-то сам собою вокруг их журнала собрался, по выражению Григорьева, «молодой, смелый, пьяный, но честный и блестящий дарованиями» дружеский кружок, в состав которого входили: Островский, Писемский, Борис Алмазов, Алексей Потехин, Печерский-Мельников, Эдельсон, Лев Александрович Мей, Ник. Берг, Горбунов и др. Никто из них не был славянофилом правоверного толка, но всех их «Москвитянин» привлекал тем, что здесь они могли свободно обосновывать свое общественно-политическое миросозерцание на фундаменте русской действительности.

Почва, это есть глубина народной жизни, таинственная сторона исторического движения.

Григорьев Аполлон Александрович

Григорьев был главным теоретиком и знаменосцем кружка. В завязавшейся борьбе с петербургскими журналами оружие противников всего чаще направлялось именно против него. Борьба эта Григорьевым велась на принципиальной почве, но ему обыкновенно отвечали на почве насмешек, как потому, что петербургская критика, в промежуток между Виссарионом Белинским и Николаем Чернышевским, не могла выставить людей, способных к идейному спору, так и потому, что Григорьев своими преувеличениями и странностями сам давал повод к насмешкам. Особенные глумления вызывали его ни с чем несообразные восторги Островским, который был для него не простой талантливый писатель, а «глашатай правды новой» и которого он комментировал не только статьями, но и стихами, и притом очень плохими - например, «элегией - одой - сатирой»: «Искусство и правда» (1854), вызванною представлением комедии «Бедность не порок».

Любим Торцов не на шутку провозглашался здесь представителем «русской чистой души» и ставился в укор «Европе старой» и «Америке беззубо-молодой, собачьей старостью больной». Десять лет спустя сам Аполлон с ужасом вспоминал о своей выходке и единственное ей оправдание находил в «искренности чувства». Такого рода бестактные и крайне вредные для престижа идей, им защищаемых, выходки Григорьева были одним из характерных явлений всей его литературной деятельности и одной из причин малой его популярности.

Под Православием я разумею стихийно-историческое начало, которому суждено жить и дать новые формы жизни.

Григорьев Аполлон Александрович

И чем больше писал Григорьев, тем больше росла его непопулярность. В 1860-х годах она достигла своего апогея. Со своими туманнейшими и запутаннейшими рассуждениями об «органическом» методе он до такой степени был не ко двору в эпоху «соблазнительной ясности» задач и стремлений, что уже над ним и смеяться перестали, перестали даже и читать его. Большой поклонник таланта Григорьева и редактор «Времени», Достоевский, с негодованием заметивший, что статьи Григорьева прямо не разрезаются, дружески предложил ему раз подписаться псевдонимом и хоть таким контрабандным путем привлечь внимание к своим статьям. В «Москвитянине» А. Григорьев писал до его прекращения в 1856 г., после чего работал в «Русской Беседе», «Библиотеке для Чтения», первоначальном «Русском Слове», где был некоторое время одним из трех редакторов, в «Русском Мире», «Светоче», «Сыне Отечества» Старчевского, «Русском Вестнике» Каткова, но устроиться прочно ему нигде не удалось.

В 1861 г. возникло «Время» братьев Достоевских, и Григорьев как будто опять вошел в прочную литературную пристань. Как и в «Москвитянине», здесь группировался целый кружок писателей «почвенников» - Николай Страхов, Дмитрий Аверкиев, Федор Достоевский и др., - связанных между собой как общностью симпатий и антипатий, так и личной дружбой. К Григорьеву они все относились с искренним уважением. Скоро, однако, ему почуялось и в этой среде какое-то холодное отношение к его мистическим вещаньям, и он в том же году уехал в Оренбург учителем русского языка и словесности в кадетском корпусе. Не без увлечения взялся Григорьев за дело, но весьма быстро остыл, и через год вернулся в Петербург и снова зажил беспорядочной жизнью литературной богемы, до сидения в долговой тюрьме включительно.

Одно искусство воплощает в своих созданиях то, что неведомо присутствует в воздухе эпохи.

Григорьев Аполлон Александрович

В 1863 г. «Время» было запрещено. Аполлон Григорьев перекочевал в еженедельный «Якорь». Он редактировал газету и писал театральные рецензии, неожиданно имевшие большой успех, благодаря необыкновенному одушевлению, которое Григорьев внес в репортерскую рутину и сушь театральных отметок. Игру актеров он разбирал с такой же тщательностью и с таким же страстным пафосом, с каким относился к явлениям остальных искусств. При этом он, кроме тонкого вкуса, проявлял большое знакомство с немецкими и французскими теоретиками сценического искусства. В 1864 г. «Время» воскресло в форме «Эпохи». Григорьев опять берется за амплуа «первого критика», но уже ненадолго. Запой, перешедший прямо в физический, мучительный недуг, надломил могучий организм Григорьева: 25 сентября 1864 г. он умер и похоронен на Митрофаниевском кладбище, рядом с такой же жертвой вина - поэтом Меем.

Разбросанные по разным и большей частью малочитаемым журналам статьи Григорьева были в 1876 г. собраны Н.Н. Страховым в один том. В случае успеха издания предполагалось выпустить дальнейшие тома, но намерение это до сих пор не осуществлено. Непопулярность Григорьева в большой публике, таким образом, продолжается. Но в тесном кругу людей, специально интересующихся литературой, значение Григорьева значительно возросло, в сравнении с его загнанностью при жизни. Дать сколько-нибудь точную формулировку критических взглядов Григорьева нелегко по многим причинам. Ясность никогда не входила в состав критического таланта Григорьева, крайняя запутанность и темнота изложения недаром отпугивали публику от статей его.

Определенному представлению об основных чертах мировоззрения Григорьева мешает и полная недисциплинированность мысли в его статьях. С той же безалаберностью, с которой он прожигал физические силы, он растрачивал свое умственное богатство, не давая себе труда составить точный план статьи, не имея силы воздержаться от соблазна поговорить тотчас же о вопросах, попутно встречающихся. Благодаря тому, что значительнейшая часть его статей помещена в «Москвитянине», «Времени» и «Эпохе», где во главе дела стояли либо он сам, либо его приятели, эти статьи прямо поражают своей нестройностью и небрежностью. Он сам отлично сознавал лирический беспорядок своих писаний, сам их раз охарактеризовал как «статьи халатные, писанные нараспашку», но это ему нравилось как гарантия полной их «искренности».

За всю свою литературную жизнь Аполлон Григорьев не собрался сколько-нибудь определенно выяснить свое мировоззрение. Оно было настолько неясно даже ближайшим его друзьям и почитателям, что последняя статья его - «Парадоксы органической критики» (1864) - по обыкновению, неконченая и трактующая о тысяче вещей, кроме главного предмета, является ответом на приглашение Достоевского изложить, наконец, критическое profession de foi свое.

Сам Григорьев все чаще и охотнее называл свою критику «органической», в отличие как от лагеря «теоретиков» - Чернышевского, Добролюбова, Писарева, так и от критики «эстетической», защищающей принцип «искусства для искусства», и от критики «исторической», под которой он подразумевал Белинского. Белинского Григорьев ставил необыкновенно высоко. Он его называл «бессмертным борцом идей», «с великим и могущественным духом», «с натурой по истине гениальной». Но Белинский видел в искусстве только отражение жизни и само понятие о жизни у него было слишком непосредственно и «голо логично». По Григорьеву, «жизнь есть нечто таинственное и неисчерпаемое, бездна, поглощающая всякий конечный разум, необъятная ширь, в которой нередко исчезает, как волна в океане, логический вывод какой бы то ни было умной головы - нечто даже ироническое и вместе с тем полное любви, производящее из себя миры за мирами»... Сообразно с этим «органический взгляд признает за свою исходную точку творческие, непосредственные, природные, жизненные силы. Иными словами: не один ум, с его логическими требованиями и порождаемыми ими теориями, а ум плюс жизнь и ее органические проявления».

Однако «змеиное положение: что есть - то разумно» Аполлон Григорьев решительно осуждал. Мистическое преклонение славянофилов перед русским народным духом он признавал «узким» и только Хомякова ставил высоко, и то потому, что он «один из славянофилов жажду идеала совмещал удивительнейшим образом с верой в безграничность жизни и потому не успокаивался на идеальчиках» Константина Аксакова и др. В книге Виктора Гюго о Шекспире Григорьев видел одно из самых цельных формулирований «органической» теории, последователями которой он считал также Жозефа Ренена, Эмерсона и Карлейля. А «исходная, громадная руда» органической теории, по Григорьеву, - «сочинения Шеллинга во всех фазисах его развития». Григорьев с гордостью называл себя учеником этого «великого учителя». Из преклонения перед органической силой жизни в ее разнообразных проявлениях вытекает убеждение Григорьева, что абстрактная, голая истина, в чистом своем виде, недоступна нам, что мы можем усваивать только истину цветную, выражением которой может быть только национальное искусство. Пушкин велик отнюдь не одним размером своего художественного таланта: он велик потому, что претворил в себе целый ряд иноземных влияний в нечто вполне самостоятельное. В Пушкине в первый раз обособилась и ясно обозначилась «наша русская физиономия, истинная мера всех наших общественных, нравственных и художественных сочувствий, полный очерк типа русской души». С особенною любовью останавливался поэтому Григорьев на личности Белкина, совсем почти не комментированной Белинским, на «Капитанской дочке» и «Дубровском». С такой же любовью останавливался он на Максиме Максимыче из «Героя нашего времени» и с особенной ненавистью - на Печорине как одном из тех «хищных» типов, которые совершенно чужды русскому духу.

Искусство, по самому существу своему, не только национально - оно даже местно. Всякий талантливый писатель - есть неизбежно «голос известной почвы, местности, имеющей право в общенародной жизни, как тип, как цвет, как отлив, оттенок». Сводя таким образом искусство к почти бессозательному творчеству, Аполлон Григорьев не любил даже употреблять слова: влияние, как нечто чересчур абстрактное и мало стихийное, а вводил новый термин «веяние». Вместе с Тютчевым Григорьев восклицал, что природа «не слепок, не бездушный лик», что прямо и непосредственно В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык. Таланты истинные охватываются этими органическими «веяниями» и созвучно вторят им в своих произведениях. Но раз истинно талантливый писатель есть стихийный отзвук органических сил, он должен непременно отразить какую-нибудь неизвестную еще сторону национально-органической жизни данного народа, он должен сказать «новое слово». Каждого писателя поэтому Григорьев рассматривал прежде всего по отношению к тому, сказал ли он «новое слово». Самое могущественное «новое слово» в новейшей русской литературе сказал Островский; он открыл новый, неизведанный мир, к которому относился отнюдь не отрицательно, а с глубокой любовью.

Истинное значение Григорьева - в красоте его собственной духовной личности, в глубоко искреннем стремлении к безграничному и светлому идеалу. Сильнее всех путаных и туманных рассуждений Аполлон Григорьев действует обаяние его нравственного существа, представляющего собой истинно «органическое» проникновение лучшими началами высокого и возвышенного.

Аполлон Александрович Григорьев - цитаты

Художество одно вносит в мир новое, органическое.

У Островского, одного в настоящую эпоху литературную, есть свое прочное, новое и вместе идеальное миросозерцание, с особенным оттенком, обусловленным как данными эпохи, так, может быть, и данными натуры самого поэта. Этот оттенок мы назовем, нисколько не колеблясь, коренным русским миросозерцанием, здоровым и спокойным, юмористическим без болезненности, прямым без увлечений в ту или другую крайность, идеальным, наконец, в справедливом смысле идеализма, без фальшивой грандиозности или столь же фальшивой сентиментальности.

Почва, это есть глубина народной жизни, таинственная сторона исторического движения.

Под Православием я разумею стихийно-историческое начало, которому суждено жить и дать новые формы жизни.

Одно искусство воплощает в своих созданиях то, что неведомо присутствует в воздухе эпохи.

Значение в Краткой биографической энциклопедии

ГРИГОРЬЕВ АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ

Григорьев Аполлон Александрович - один из самых выдающихся русских критиков. Родился в 1822 г. в Москве, где отец его был секретарем городского магистрата. Получив хорошее домашнее воспитание, он окончил Московский университет первым кандидатом юридического факультета и тотчас же получил место секретаря университетского правления. Не такова, однако, была натура Григорьева, чтобы прочно осесть где бы то ни было. Потерпев неудачу в любви, он внезапно уехал в Петербург, пробовал устроиться и в Управе Благочиния, и в сенате, но, по вполне артистическому отношению к службе, быстро терял ее. Около 1845 г. он завязывает сношения с "Отечественными Записками", где помещает несколько стихотворений, и с "Репертуаром и Пантеоном". В последнем журнале он написал ряд мало чем замечательных статей во всевозможных литературных родах: стихи, критические статьи, театральные отчеты, переводы и т. д. В 1846 г. Григорьев издал отдельной книжкой свои стихотворения, встреченные критикой не более как снисходительно. Впоследствии Григорьев немного уже писал оригинальных стихов, но много переводил: из Шекспира ("Сон в летнюю ночь", "Венецианского купца", "Ромео и Джульетту"), из Байрона ("Паризину", отрывки из "Чайльд-Гарольда" и др.), Мольера, Делавиня. Образ жизни Григорьева за все время пребывания в Петербурге был самый бурный, и злосчастная русская "слабость", привитая студенческим разгулом, все более и более его захватывала. В 1847 г. он переселяется обратно в Москву, становится учителем законоведения в 1-й Московской гимназии, деятельно сотрудничает в "Московском Городском Листке" и пробует остепениться. Женитьба на Л.Ф. Корш, сестре известных литераторов, ненадолго сделала его человеком правильного образа жизни. В 1850 г. Григорьев устраивается в "Москвитянине" и становится во главе замечательного кружка, известного под именем "молодой редакции Москвитянина". Без всяких усилий со стороны представителей "старой редакции" - Погодина и Шевырева, как-то сам собою вокруг их журнала собрался, по выражению Григорьева, "молодой, смелый, пьяный, но честный и блестящий дарованиями" дружеский кружок, в состав которого входили: Островский, Писемский, Алмазов, А. Потехин, Печерский-Мельников, Эдельсон, Мей, Ник. Берг, Горбунов и др. Никто из них не был славянофилом правоверного толка, но всех их "Москвитянин" привлекал тем, что здесь они могли свободно обосновывать свое общественно-политическое миросозерцание на фундаменте русской действительности. Григорьев был главным теоретиком и знаменосцем кружка. В завязавшейся борьбе с петербургскими журналами оружие противников всего чаще направлялось именно против него. Борьба эта Григорьевым велась на принципиальной почве, но ему обыкновенно отвечали на почве насмешек, как потому, что петербургская критика, в промежуток между Белинским и Чернышевским, не могла выставить людей, способных к идейному спору, так и потому, что Григорьев своими преувеличениями и странностями сам давал повод к насмешкам. Особенные глумления вызывали его ни с чем несообразные восторги Островским, который был для него не простой талантливый писатель, а "глашатай правды новой" и которого он комментировал не только статьями, но и стихами, и притом очень плохими - например, "элегией - одой - сатирой": "Искусство и правда" (1854), вызванною представлением комедии "Бедность не порок". Любим Торцов не на шутку провозглашался здесь представителем "русской чистой души" и ставился в укор "Европе старой" и "Америке беззубо-молодой, собачьей старостью больной". Десять лет спустя сам Григорьев с ужасом вспоминал о своей выходке и единственное ей оправдание находил в "искренности чувства". Такого рода бестактные и крайне вредные для престижа идей, им защищаемых, выходки Григорьева были одним из характерных явлений всей его литературной деятельности и одной из причин малой его популярности. И чем больше писал Григорьев, тем больше росла его непопулярность. В 1860-х годах она достигла своего апогея. Со своими туманнейшими и запутаннейшими рассуждениями об "органическом" методе он до такой степени был не ко двору в эпоху "соблазнительной ясности" задач и стремлений, что уже над ним и смеяться перестали, перестали даже и читать его. Большой поклонник таланта Григорьева и редактор "Времени", Достоевский, с негодованием заметивший, что статьи Григорьева прямо не разрезаются, дружески предложил ему раз подписаться псевдонимом и хоть таким контрабандным путем привлечь внимание к своим статьям. В "Москвитянине" Григорьев писал до его прекращения в 1856 г., после чего работал в "Русской Беседе", "Библиотеке для Чтения", первоначальном "Русском Слове", где был некоторое время одним из трех редакторов, в "Русском Мире", "Светоче", "Сыне Отечества" Старчевского, "Русском Вестнике" Каткова, но устроиться прочно ему нигде не удалось. В 1861 г. возникло "Время" братьев Достоевских, и Григорьев как будто опять вошел в прочную литературную пристань. Как и в "Москвитянине", здесь группировался целый кружок писателей "почвенников" - Страхов, Аверкиев, Достоевский и др., - связанных между собой как общностью симпатий и антипатий, так и личной дружбой. К Григорьеву они все относились с искренним уважением. Скоро, однако, ему почуялось и в этой среде какое-то холодное отношение к его мистическим вещаньям, и он в том же году уехал в Оренбург учителем русского языка и словесности в кадетском корпусе. Не без увлечения взялся Григорьев за дело, но весьма быстро остыл, и через год вернулся в Петербург и снова зажил беспорядочной жизнью литературной богемы, до сидения в долговой тюрьме включительно. В 1863 г. "Время" было запрещено. Григорьев перекочевал в еженедельный "Якорь". Он редактировал газету и писал театральные рецензии, неожиданно имевшие большой успех, благодаря необыкновенному одушевлению, которое Григорьев внес в репортерскую рутину и сушь театральных отметок. Игру актеров он разбирал с такой же тщательностью и с таким же страстным пафосом, с каким относился к явлениям остальных искусств. При этом он, кроме тонкого вкуса, проявлял большое знакомство с немецкими и французскими теоретиками сценического искусства. В 1864 г. "Время" воскресло в форме "Эпохи". Григорьев опять берется за амплуа "первого критика", но уже ненадолго. Запой, перешедший прямо в физический, мучительный недуг, надломил могучий организм Григорьева: 25 сентября 1864 г. он умер и похоронен на Митрофаниевском кладбище, рядом с такой же жертвой вина - поэтом Меем. Разбросанные по разным и большей частью малочитаемым журналам статьи Григорьева были в 1876 г. собраны Н.Н. Страховым в один том. В случае успеха издания предполагалось выпустить дальнейшие тома, но намерение это до сих пор не осуществлено. Непопулярность Григорьева в большой публике, таким образом, продолжается. Но в тесном кругу людей, специально интересующихся литературой, значение Григорьева значительно возросло, в сравнении с его загнанностью при жизни. Дать сколько-нибудь точную формулировку критических взглядов Григорьева нелегко по многим причинам. Ясность никогда не входила в состав критического таланта Григорьева, крайняя запутанность и темнота изложения недаром отпугивали публику от статей его. Определенному представлению об основных чертах мировоззрения Григорьева мешает и полная недисциплинированность мысли в его статьях. С той же безалаберностью, с которой он прожигал физические силы, он растрачивал свое умственное богатство, не давая себе труда составить точный план статьи, не имея силы воздержаться от соблазна поговорить тотчас же о вопросах, попутно встречающихся. Благодаря тому, что значительнейшая часть его статей помещена в "Москвитянине", "Времени" и "Эпохе", где во главе дела стояли либо он сам, либо его приятели, эти статьи прямо поражают своей нестройностью и небрежностью. Он сам отлично сознавал лирический беспорядок своих писаний, сам их раз охарактеризовал как "статьи халатные, писанные нараспашку", но это ему нравилось как гарантия полной их "искренности". За всю свою литературную жизнь он не собрался сколько-нибудь определенно выяснить свое мировоззрение. Оно было настолько неясно даже ближайшим его друзьям и почитателям, что последняя статья его - "Парадоксы органической критики" (1864) - по обыкновению, неконченная и трактующая о тысяче вещей, кроме главного предмета, является ответом на приглашение Достоевского изложить, наконец, критическое profession de foi свое. Сам Григорьев все чаще и охотнее называл свою критику "органической", в отличие как от лагеря "теоретиков" - Чернышевского, Добролюбова, Писарева, так и от критики "эстетической", защищающей принцип "искусства для искусства", и от критики "исторической", под которой он подразумевал Белинского. Белинского Григорьев ставил необыкновенно высоко. Он его называл "бессмертным борцом идей", "с великим и могущественным духом", "с натурой по истине гениальной". Но Белинский видел в искусстве только отражение жизни и само понятие о жизни у него было слишком непосредственно и "голо логично". По Григорьеву, "жизнь есть нечто таинственное и неисчерпаемое, бездна, поглощающая всякий конечный разум, необъятная ширь, в которой нередко исчезает, как волна в океане, логический вывод какой бы то ни было умной головы - нечто даже ироническое и вместе с тем полное любви, производящее из себя миры за мирами"... Сообразно с этим "органический взгляд признает за свою исходную точку творческие, непосредственные, природные, жизненные силы. Иными словами: не один ум, с его логическими требованиями и порождаемыми ими теориями, а ум плюс жизнь и ее органические проявления". Однако "змеиное положение: что есть - то разумно" Григорьев решительно осуждал. Мистическое преклонение славянофилов перед русским народным духом он признавал "узким" и только Хомякова ставил высоко, и то потому, что он "один из славянофилов жажду идеала совмещал удивительнейшим образом с верой в безграничность жизни и потому не успокаивался на идеальчиках" Константина Аксакова и др. В книге Виктора Гюго о Шекспире Григорьев видел одно из самых цельных формулирований "органической" теории, последователями которой он считал также Ренана, Эмерсона и Карлейля. А "исходная, громадная руда" органической теории, по Григорьеву, - "сочинения Шеллинга во всех фазисах его развития". Григорьев с гордостью называл себя учеником этого "великого учителя". Из преклонения перед органической силой жизни в ее разнообразных проявлениях вытекает убеждение Григорьева, что абстрактная, голая истина, в чистом своем виде, недоступна нам, что мы можем усваивать только истину цветную, выражением которой может быть только национальное искусство. Пушкин велик отнюдь не одним размером своего художественного таланта: он велик потому, что претворил в себе целый ряд иноземных влияний в нечто вполне самостоятельное. В Пушкине в первый раз обособилась и ясно обозначилась "наша русская физиономия, истинная мера всех наших общественных, нравственных и художественных сочувствий, полный очерк типа русской души". С особенною любовью останавливался поэтому Григорьев на личности Белкина, совсем почти не комментированной Белинским, на "Капитанской дочке" и "Дубровском". С такой же любовью останавливался он на Максиме Максимыче из "Героя нашего времени" и с особенной ненавистью - на Печорине как одном из тех "хищных" типов, которые совершенно чужды русскому духу. Искусство, по самому существу своему, не только национально - оно даже местно. Всякий талантливый писатель - есть неизбежно "голос известной почвы, местности, имеющей право в общенародной жизни, как тип, как цвет, как отлив, оттенок". Сводя таким образом искусство к почти бессозательному творчеству, Григорьев не любил даже употреблять слова: влияние, как нечто чересчур абстрактное и мало стихийное, а вводил новый термин "веяние". Вместе с Тютчевым Григорьев восклицал, что природа "не слепок, не бездушный лик", что прямо и непосредственно

Краткая биографическая энциклопедия. 2012

Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое ГРИГОРЬЕВ АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:

в Словаре Кольера:
(1822-1864), русский литературный и театральный критик, поэт, эстетик. Родился 16 июля 1822 в Москве. Окончил юридический факультет Московского университета (1842). …
ГРИГОРЬЕВ АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ
(1822-64) русский литературный и театральный критик, поэт. Создатель т. н. органической критики: статьи о Н. В. Гоголе, А. Н. Островском, …
ГРИГОРЬЕВ АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
Аполлон Александрович [около 20.7(1.8).1822, Москва, - 25.9(7.10).1864, Петербург], русский литературный критик и поэт. Сын чиновника. Окончил юридический факультет Московского университета …
ГРИГОРЬЕВ АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ
один из выдающихся русских критиков. Род. в 1822 г. в Москве, где отец его был секретарем городского магистрата. Получив хорошее …
ГРИГОРЬЕВ АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ
ГРИГОРЬЕВ АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ
(1822 - 64), русский литературный и театральный критик, поэт. Создатель так называемой органической критики: статьи о Н.В. Гоголе, А.Н. Островском, …
ГРИГОРЬЕВ, АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
? один из выдающихся русских критиков. Род. в 1822 г. в Москве, где отец его был секретарем городского магистрата. Получив …
АПОЛЛОН в Справочнике Чудес, необычных явлений, НЛО и прочего:
1) Название американской программы полета человека на Луну (см. - "Программа "Аполлон"); 2) Космический корабль для полета человека на Луну, …
ГРИГОРЬЕВ в Иллюстрированной энциклопедии оружия:
Иван, ружейный мастер. Россия. Середина XVII …
АПОЛЛОН в Словаре терминов изобразительного искусства:
- (греч. миф) одно из важнейших божеств олимпийской религии, сын Зевса и богини Лето, отец Орфея, Лина и Асклепия, брат …
ГРИГОРЬЕВ в Энциклопедии Япония от А до Я:
Михаил Петрович (1899-1944) - российский журналист и переводчик. Родился в г. Мерве Закаспийской области. В 1918 г. по окончании гимназии …
ГРИГОРЬЕВ в Энциклопедии русских фамилий, тайн происхождения и значений:
ГРИГОРЬЕВ в Энциклопедии фамилий:
В первой сотне самых распространенных российских фамилий эта занимает четырнадцатую позицию. Православное имя Григорий (от греческого ‘бодрствующий’) всегда было среди …
АПОЛЛОН в Словаре Мир богов и духов:
в греческой мифологии сын Зевса и Латоны. Бог солнца и света, гармонии и красоты, покровитель искусств, защитник права и порядка, …
АПОЛЛОН в Словаре-справочнике Мифы Древней Греции,:
(Феб) — златокудрый бог солнца, искусства, бог-врачеватель, предводитель и покровитель муз (Мусагет), покровитель наук и искусств, предсказатель будущего, охранитель стад, …
АПОЛЛОН в Кратком словаре мифологии и древностей:
(Apollo, "???????). Божество солнца, сын Зевса и Лето (Латоны), брат-близнец богини Артемиды. Аполлон считался также богом музыки и искусств, богом …
ГРИГОРЬЕВ
АПОЛЛОН в Справочнике Персонажей и культовых объектов греческой мифологии:
родился семимесячным между оливой и финиковой пальмой на горе Кинф (Остров Делос), его рожали девять дней и после этого Делос …
АПОЛЛОН в Справочнике Персонажей и культовых объектов греческой мифологии:
(???????) в греческой мифологии сын Зевса и Лето, брат Артемиды, олимпийский бог, включивший в свой классический образ архаические и хтонические …
ГРИГОРЬЕВ в 1000 биографий знаменитых людей:
Р. - с.-д. литератор. Во время войны был сотрудником умеренно-интернационалистского журнала "Летопись", издававшегося Горьким. В последнем он помещал главным образом …
ГРИГОРЬЕВ в Литературной энциклопедии:
1. Аполлон Александрович — русский критик и поэт. Р. в Москве, в семье чиновника. По окончании юридического факультета служил …
АПОЛЛОН в Литературной энциклопедии:
художественно-литературный журнал, выходивший в Петербурге с октября 1909 по 1917, по 10 книг в год (в 1909-1910 вышли №№ 1-12). …
АЛЕКСАНДРОВИЧ в Литературной энциклопедии:
Андрей — белорусский поэт. Р. в г. Минске, на Переспе, в семье сапожника. Условия жизни были очень тяжелые, …
ГРИГОРЬЕВ в Большом энциклопедическом словаре:
(наст. фам. Григорьев-Патрашкин) Сергей Тимофеевич (1875-1953) русский писатель. Исторические романы и повести для детей и юношества: "Александр Суворов" (1939, переработанное …
АПОЛЛОН в Большом энциклопедическом словаре:
литературно-художественный журнал, 1909-17, Санкт-Петербург. Был связан с символизмом, позднее с …
ГРИГОРЬЕВ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
(Аполлон Александрович) - один из выдающихся русских критиков. Род. в 1822 г. в Москве, где отец его был секретарем городского …
АПОЛЛОН в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
Аполлон (Apollwn). -Между божествами древнего греческого мира А.является в этическом смысле наиболее выработанным, так сказатьодухотворенным. Культ его, в особенности в …
АПОЛЛОН в Современном энциклопедическом словаре:
(Феб), в греческой мифологии олимпийский бог, сын Зевса и Лето, целитель, пастух, музыкант (изображался с кифарой), покровитель искусств, прорицатель (оракул …
АПОЛЛОН в Энциклопедическом словарике:
красивая дневна бабочка; живет главным образом в горных областях европы. [древнегреческое apollon] 1) в древнегреческой мифологии бог солнца, покровитель искусств, …
АПОЛЛОН в Энциклопедическом словарике:
а, м. 1. одуш., с прописной буквы. В древнегреческой мифологии: бог Солнца (другое имя - Феб), мудрости, покровитель искусств, бог-воитель, …
ГРИГОРЬЕВ
ГРИЃОРЬЕВ Сер. Ал. (1910-88), живописец, нар. худ. СССР (1974), д.ч. АХ СССР (1958). В 40-50-х гг. писал назидательно-дидактич. картины, посвящённые …
ГРИГОРЬЕВ в Большом российском энциклопедическом словаре:
ГРИЃОРЬЕВ Ром. Григ. (1911-72), кинорежиссёр, засл. деят. иск-в РСФСР (1965) и Узб. ССР (1971). Док. ф.: "Болгария" (1946), "На страже …
ГРИГОРЬЕВ в Большом российском энциклопедическом словаре:
ГРИЃОРЬЕВ Ник. Петр. (1822-86), петрашевец, поручик. Автор. агитац. "Солдатской беседы". Приговорён к 15 годам каторги (Шлиссельбургская крепость и Нерчинские …
ГРИГОРЬЕВ в Большом российском энциклопедическом словаре:
ГРИЃОРЬЕВ Ник. Ал-др. (1878-1919), штабс- капитан. В 1919 ком. 6-й укр. сов. дивизии, 7 мая выступил против сов. власти. После …
ГРИГОРЬЕВ в Большом российском энциклопедическом словаре:
ГРИЃОРЬЕВ Иос. Фёд. (1890-1951), геолог, акад. АН СССР (1946). Тр. по геологии рудных м-ний; разработал минераграфич. методы иссл. руд; впервые …
ГРИГОРЬЕВ в Большом российском энциклопедическом словаре:
ГРИЃОРЬЕВ Вал. Ал-др. (1929-95), теплотехник, ч.-к. РАН (1981). Тр. по теплообмену, в т.ч. при низких темп-рах, и …

Ранние годы

Аполлон Григорьев родился 16 (28) июля года в Замоскворечье от связи титулярного советника Александра Ивановича Григорьева (1788-1863) с дочерью крепостного кучера. Лишь после венчания родителей в 1823 году его забрали из Воспитательного дома .

Картины детства в самом сердце купеческой Москвы были впоследствии воскрешены им в книге воспоминаний «Мои литературные и нравственные скитальчества», которая, по мнению Д. Мирского , «передаёт запах и вкус эпохи» не хуже, чем «Былое и думы » Герцена .

Получив хорошее домашнее воспитание, Григорьев окончил Московский университет первым кандидатом юридического факультета (1842).

С декабря 1842 по август 1843 года заведовал библиотекой университета, с августа 1843 служил секретарём Совета университета. В университете завязались близкие отношения с А. А. Фетом , Я. П. Полонским , С. М. Соловьёвым .

Потерпев неудачу в любви (к Антонине Фёдоровне Корш) и тяготясь своевольством родителей, Григорьев внезапно уехал в Петербург , где служил в Управе благочиния и Сенате . С лета 1845 года целиком посвятил себя литературным занятиям.

Начало творческого пути

Дебютировал в печати стихотворением «Доброй ночи!», опубликованным под псевдонимом А. Трисмегистов в журнале «Москвитянин » (1843, № 7). В - рецензии на драматические и оперные спектакли, статьи и очерки, стихи и стихотворную драму «Два эгоизма», повести «Человек будущего», «Моё знакомство с Виталиным», «Офелия» помещал в журнале «Репертуар и Пантеон». Одновременно переводил («Антигона» Софокла , «Школа мужей» Мольера), эпизодически участвовал в других изданиях.

Тут были и провинциальные актёры, и купцы, и мелкие чиновники с распухшими физиономиями - и весь этот мелкий сброд, купно с литераторами, предавался колоссальному, чудовищному пьянству… Пьянство соединяло всех, пьянством щеголяли и гордились.

Григорьев был главным теоретиком кружка. В завязавшейся борьбе с петербургскими журналами «оружие» противников всего чаще направлялось именно против него. Борьба эта Григорьевым велась на принципиальной почве, но ему обыкновенно отвечали на почве насмешек: оттого что петербургская критика, в промежуток между Белинским и Чернышевским , не могла выставить людей, способных к идейному спору, и оттого что Григорьев своими преувеличениями и странностями сам давал повод к насмешкам. Особенные глумления вызывали его ни с чем несообразные восторги Островским , который был для него не простой талантливый писатель, а «глашатай правды новой».

В эти годы Григорьев выдвинул теорию «органической критики », согласно которой искусство, включая литературное, должно органически произрастать из национальной почвы. Таковы Островский и его предшественник Пушкин с его «кроткими людьми», изображёнными в «Капитанской дочке ». Совершенно чужд русскому характеру, по мысли Григорьева, байронический «хищный тип», ярче всего представленный в русской литературе Печориным .

Островского Григорьев комментировал не только статьями, но и стихами, и при том очень плохими - например, «элегией-одой-сатирой» «Искусство и правда» (1854), вызванной представлением комедии «Бедность не порок». Любим Торцов не на шутку провозглашался здесь представителем «русской чистой души» и ставился в укор «Европе старой» и «Америке беззубо-молодой, собачьей старостью больной». Десять лет спустя сам Григорьев с ужасом вспоминал о своей выходке и единственное ей оправдание находил в «искренности чувства». Такого рода бестактные и крайне вредные для престижа идей, им защищаемых, выходки Григорьева были одним из характерных явлений всей его литературной деятельности и одной из причин малой его популярности.

Вечера единомышленники часто проводили в кабаках, где «мертвецки пьяные, но чистые сердцем, целовались и пили с фабричными», заслушивались цыганскими хорами, упрекали Запад за бездуховность и превозносили русский национальный характер. Характерна выдержка из письма Григорьева Эдельсону от 23 ноября 1857 года (день именин А.Н.Островского) :

Две годовщины этого дня меня терзали: одна - когда читалась «Бедность не порок» и ты блевал наверху, и когда читалась «Не так живи, как хочется» и ты блевал внизу в кабинете.

Чем больше писал Григорьев, тем больше росла его непопулярность. В 1860-х годах она достигла своего апогея. Со своими туманнейшими и запутаннейшими рассуждениями об «органическом» методе и разных других абстракциях, он до такой степени был не ко двору в эпоху «соблазнительной ясности» задач и стремлений, что уже над ним и смеяться перестали, перестали даже читать его. Большой поклонник таланта Григорьева и редактор «Времени», Фёдор Достоевский, с негодованием заметивший, что статьи Григорьева прямо не разрезаются, дружески предложил ему раз подписаться псевдонимом и хоть таким контрабандным путём привлечь внимание к своим статьям.Страхов , Аверкиев , Достоевские и др., - связанных между собою как общностью симпатий и антипатий, так и личною дружбою. К Григорьеву они все относились с искренним уважением. В журналах «Время» и «Эпоха» Григорьев публиковал литературно-критические статьи и рецензии, мемуары, вёл рубрику Русский театр.

Вскоре почувствовал и в этой среде какое-то холодное отношение к его мистическим вещаниям. В том же 1861 году уехал в Оренбург учителем русского языка и словесности в кадетском корпусе. Не без увлечения взялся Григорьев за дело, но весьма быстро остыл. Через год вернулся в Петербург и снова зажил беспорядочной жизнью литературной богемы, до сидения в долговой тюрьме включительно. В 1863 г. «Время» было запрещено. Григорьев перекочевал в еженедельный «Якорь». Он редактировал газету и писал театральные рецензии, неожиданно имевшие большой успех благодаря необыкновенному одушевлению, которое Григорьев внёс в репортёрскую рутину и сушь театральных отметок. Игру актёров он разбирал с такой же тщательностью и с таким же страстным пафосом, с каким относился к явлениям остальных искусств. При этом он, кроме тонкого вкуса, проявлял и большое знакомство с немецкими и французскими теоретиками сценического искусства.

Григорьев Аполлон Александрович (1822-1864) - русский поэт, литературный и театральный критик, переводчик, мемуарист. Родился 20 июля (1 августа) 1822 в Москве. Дед Григорьева, крестьянин, приехал в Москву из глухой провинции на заработки и за усердный труд на различных чиновничьих должностях получил дворянство. Отец вопреки родительской воле женился на дочери крепостного кучера.

Скандальный брак состоялся спустя год после рождения Аполлона, поэтому ребенок считался незаконнорожденным. Только в 1850, дослужившись до чина титулярного советника, Григорьев получил личное дворянство, «восстановив» таким образом благородное звание, с таким трудом доставшееся деду.

Под Православием я разумею стихийно-историческое начало, которому суждено жить и дать новые формы жизни.

Григорьев Аполлон Александрович

Прекрасное домашнее образование позволило будущему поэту, минуя гимназию, поступить на юридический факультет Московского университета, в котором в то время читали лекции Т.Н.Грановский, М.П.Погодин, С.П.Шевырев и др. Вместе с сокурсниками А.А.Фетом и Я.П.Полонским Григорьев создал литературный кружок, где молодые поэты читали друг другу свои произведения. Григорьев окончил университет в 1842 со званием первого кандидата и был оставлен работать вначале в библиотеке, потом секретарем Совета. Но канцелярская работа ему не давалась - он забывал регистрировать выдачу книг, неаккуратно вел протоколы Совета.

Печатался А.Григорьев с 1843. В это время (1843-1845) писал особенно много, безответно влюбившись в А.Ф.Корш. Любовной драмой объясняются и темы лирики поэта - роковая страсть, необузданность и стихийность чувств, любовь-борьба. Характерно для этого периода стихотворение Комета, в котором хаос любовных переживаний сравнивается с космическими процессами. Об этих чувствах повествует и первое прозаическое произведение Григорьева в форме дневника Листки из рукописи скитающегося софиста (1844, опубл. 1917).

Душевно опустошенный после первого любовного разочарования, отягощенный долгами, в стремлении начать новую жизнь Григорьев тайно бежал в Петербург, где у него не было ни близких, ни знакомых. С 1844 по 1845 служил в Управе благочиния и в Сенате, затем оставил и эту службу, движимый желанием заниматься исключительно литературным трудом. В это время он писал и стихи, и драмы, и прозу, и критику - литературную и театральную. В 1844-1846 сотрудничал в журнале «Репертуар и Пантеон», в котором произошло его становление как профессионального литератора. Кроме рецензий на спектакли, циклов критических статей на театральную тему, опубликовал многочисленные стихи, стихотворную драму Два эгоизма (1845), трилогию Человек будущего, Мое знакомство с Виталиным, Офелия. Одно из воспоминаний Виталина (1845-1846), много переводил (Антигона Софокла, 1846, Школа мужей Мольера, 1846 и др. произведения).

Широкая натура Григорьева вкупе с романтическим настроем молодости заставляла поэта метаться из одной крайности в другую, менять убеждения, почти исступленно выискивая новые привязанности и идеалы. Разочаровавшись в Петербурге, в 1847 возвратился в Москву, где сотрудничал в газете «Московский городской листок». Самыми заметными работами этого периода явились четыре статьи Гоголь и его последняя книга (10-19 марта 1847), в которых Григорьев, высоко оценивая значение Выбранных мест из переписки с друзьями, размышлял об утрате современным обществом «пуритански строгого, стоического духа».

В этом же году Григорьев женился на сестре А.Ф.Корш. Но брак вскоре был расторгнут из-за легкомысленного поведения жены, и вновь Григорьев попал в полосу разочарований и душевных мук. В это время он создал поэтический цикл Дневник любви и молитвы (полностью опубл. 1979) - стихи о безответной любви к прекрасной незнакомке.

ГРИГОРЬЕВ, АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ (1822–1864), русский поэт, литературный и театральный критик, переводчик, мемуарист.
Родился 20 июля (1 августа) 1822 в Москве. Дед Григорьева, крестьянин, приехал в Москву из глухой провинции на заработки и за усердный труд на различных чиновничьих должностях получил дворянство. Отец вопреки родительской воле женился на дочери крепостного кучера. Скандальный брак состоялся спустя год после рождения Аполлона, поэтому ребенок считался незаконнорожденным. Только в 1850, дослужившись до чина титулярного советника, Григорьев получил личное дворянство, «восстановив» таким образом благородное звание, с таким трудом доставшееся деду.
Прекрасное домашнее образование позволило будущему поэту, минуя гимназию, поступить на юридический факультет Московского университета, в котором в то время читали лекции Т.Н.Грановский, М.П.Погодин, С.П.Шевырев и др. Вместе с сокурсниками А.А.Фетом и Я.П.Полонским Григорьев создал литературный кружок, где молодые поэты читали друг другу свои произведения. Григорьев окончил университет в 1842 со званием первого кандидата и был оставлен работать вначале в библиотеке, потом секретарем Совета
Печатался А.Григорьев с 1843. В это время (1843–1845) писал особенно много, безответно влюбившись в А.Ф.Корш. Любовной драмой объясняются и темы лирики поэта – роковая страсть, необузданность и стихийность чувств, любовь-борьба. Характерно для этого периода стихотворение Комета , в котором хаос любовных переживаний сравнивается с космическими процессами. Об этих чувствах повествует и первое прозаическое произведение Григорьева в форме дневника Листки из рукописи скитающегося софиста (1844, опубл. 1917).
С 1844 по 1845 служил в Управе благочиния и в Сенате, затем оставил и эту службу, движимый желанием заниматься исключительно литературным трудом. В это время он писал и стихи, и драмы, и прозу, и критику – литературную и театральную. В 1844–1846 сотрудничал в журнале «Репертуар и Пантеон», в котором произошло его становление как профессионального литератора. Кроме рецензий на спектакли, циклов критических статей на театральную тему, опубликовал многочисленные стихи, стихотворную драму Два эгоизма (1845), трилогию Человек будущего , Мое знакомство с Виталиным , Офелия. Одно из воспоминаний Виталина (1845–1846), много переводил (Антигона Софокла, 1846,Школа мужей Мольера, 1846 и др. произведения).
В1847 возвратился в Москву, где сотрудничал в газете «Московский городской листок». Самыми заметными работами этого периода явились четыре статьи Гоголь и его последняя книга (10–19 марта 1847), в которых Григорьев, высоко оценивая значение Выбранных мест из переписки с друзьями , размышлял об утрате современным обществом «пуритански строгого, стоического духа».
В 1848–1857 Григорьев преподавал законоведение в разных учебных заведениях, не оставляя творчества и сотрудничества с журналами. В 1850 вошел в круг журнала «Москвитянин» и вместе с А.Н.Островским организовал «молодую редакцию», являвшуюся, по сути, отделом критики журнала. С этого времени Григорьев стал ведущим российским театральным критиком, проповедующим реализм и естественность в драматургии и актерской игре.
После закрытия в 1856 «Москвитянина» Григорьева приглашали работать в другие журналы – в «Русскую беседу», «Современник», – но он ставил условием руководство отделом критики. Переговоры о сотрудничестве заканчивались только публикациями его статей, поэм и переводов.
В 1852–1857 Григорьев пережил безответную любовь – к Л.Я.Визард. В стихотворный цикл этого периода Борьба (1857) вошли самые известные стихотворения поэта О, говори хоть ты со мной... иЦыганская венгерка («Две гитары, зазвенев...»), которые А.А.Блок назвал «перлами русской лирики».