1797 2 января бродячий музыкант Шрерс подает прошение на имя Павла I, в котором пишет: «Так как я иностранец из Швеберка рожден и из малолетства моего нахожуся здеся в Рассии, не имею иного способа к пропитанию, как только что в согласии с италиянцами музыкою ходить. Как

М. Колесников ЯН КАРЛОВИЧ БЕРЗИН В послужном списке Яна Карловича Берзина есть пометка: «Прибыл в распоряжение председателя ВЧК Дзержинского. 20 ноября 1920 года». Однако первое знакомство Берзина с «Железным Феликсом» относится к 1917 году. После Февральской революции

Ольга Сергеевна Павлищева (1797–1868) Рожденная Пушкина, родная сестра поэта. В 1832 г. Пушкин писал Дельвигу: «Ты знаешь, что я имел нещастие потерять бабушку Чичерину и дядю Петра Львовича, – получил эти известия без приуготовления и нахожусь в ужасном положении, – утешь

Константин Карлович Данзас (1801–1871) Из дворян курляндской губернии, лютеранин. По единодушным отзывам преподавателей, был ленив, туп, и ни похвалы, ни стыд перед товарищами, ни убеждения нисколько на него не действовали. Вместе с Дельвигом Данзас издавал школьный журнал

Федор Христианович Стевен (1797–1851) Швед из Финляндии, сын управляющего таможней в городе Фридрихсгаме Выборгской губернии. Имел, по отзыву лицейского начальства, «тихие способности, едва приметные». Был мальчик болезненный, молчаливый и скромный, русским языком владел

Константин Дмитриевич Костенский (1797–1830) Посредственных способностей, безличный и бестемпераментный. Прозвание ему было Старик. Очень хорошо рисовал. Впоследствии служил по министерству финансов. Бывшие товарищи им не интересовались, и он с ними не виделся. Яковлев в 1829

Иван Ермолаевич Великопольский (1797–1868) Когда Пушкин жил в михайловской ссылке, он иногда наезжал в Псков. Там он познакомился и нередко играл в штос с ротным командиром одного из местных пехотных полков, штабс-капитаном Великопольским. Великопольский происходил из

Александр Карлович Бошняк (1786–1831) Помещик Херсонской губернии, воспитывался в московском университетском Благородном пансионе, служил в коллегии иностранных дел, четыре года состоял нерехтским уездным предводителем дворянства. Был любителем-ботаником и писателем, в

Павел Александрович Муханов (1797–1871) Секундант Пушкина в предполагавшейся дуэли с Соломирским. В 1827 г. штабс-капитан лейб-гвардии драгунского полка, адъютант графа П. А. Толстого, тогда командира 5-го пехотного корпуса в Москве. В шестидесятых годах был попечителем

Среди тех, чьи имена связаны с Декабрьским вооружённым восстанием 1825 года, находится поэт и друг А.С. Пушкина Вильгельм Кюхельбекер, биография которого легла в основу этой статьи. Он не достиг высот ни в искусстве, ни в общественной деятельности, тем не менее подобные ему люди явились той духовно-нравственной основой российского общества, о которой так много говорят сегодня.

Юный отпрыск обрусевших немцев

Кюхельбекер Вильгельм Карлович, будущий поэт-декабрист, родился 21 июня 1797 года в Петербурге в семье обрусевших немецких дворян. Его детские годы прошли в Лифляндии в семейном имении Авенорм. Начальное образование, как и было принято в дворянских семьях, мальчик получил дома, а когда ему исполнилось одиннадцать лет, продолжил занятия в частном пансионе эстонского города Верро. Итогом трёх лет, проведённых в этом учебном заведении, стали серебряная медаль и радужные планы на будущее.

Их осуществлению посодействовал дальний родственник семьи, военный министр и будущий герой 1812 года - Барклай де Толли. По его протекции пятнадцатилетний Вильгельм Кюхельбекер был принят в самое привилегированное учебное заведение страны - недавно открывшийся Императорский Царскосельский лицей. Волею судьбы ему довелось быть в числе первых его учащихся.

Сам того не сознавая, Вильгельм Кюхельбекер, или как его называли однокурсники - Кюхля, оказался среди людей, которым суждено было своими именами ознаменовать целую эпоху в истории России. Достаточно сказать, что его товарищами были такие же юные, как и он сам, князь А.М. Горчаков - будущая звезда российской дипломатии, литератор А.А. Дельвиг, декабрист И.И. Пущин и, наконец, непревзойдённый корифей отечественной поэзии - Александр Сергеевич Пушкин.

Гадкий утёнок Царскосельского лицея

Как правило, в изданиях энциклопедического направления при рассказе о лицейских годах Кюхельбекера делается акцент на его раннем увлечении поэзией и первых публикациях в журналах «Сын отечества» и «Амфион». При этом в большинстве случаев опускается личная трагедия, пережитая в стенах прославленного учебного заведения.

Из воспоминаний современников известно, что по своей натуре Вильгельм Кюхельбекер был весьма стеснительным юношей, совершенно неспособным постоять за себя и обладавшим феноменальной способностью попадать в нелепые положения. Подобное сочетание качеств редко проходит безнаказанно в подростковой среде, пусть даже и дворянской.

В результате безответный Кюхля очень скоро стал мишенью для насмешек, а порой и весьма злых шуток своих товарищей. Естественно, это травмировало его самолюбие и причиняло порой нестерпимую боль. Результатом стала попытка суицида, предпринятая в ответ на очередную обиду. Несчастный попытался утопиться в одном из многочисленных царскосельских прудов, но и это не смог довести до конца.

В итоге под общий смех его вытащили на берег - мокрого, жалкого и ещё более нелепого, чем прежде. Однако отчаянный поступок заставил очень многих, в том числе самого Пушкина, изменить к нему отношение. Известно даже, что некоторые из прежних насмешников и обидчиков после происшедшего стали его покровителями.

С Александром Сергеевичем же Вильгельм Кюхельбекер сблизился благодаря поэзии. В те годы среди лицеистов увлечение стихосложением было всеобщим явлением, и многие из них пробовали силы, подражая как древнегреческим авторам, так и прославленным соотечественникам, первенство среди которых принадлежало Г.Р. Державину. Именно Пушкин был первым читателем и беспристрастным критиком стихов будущего декабриста.

На новом поприще

Окончив в 1817 году учёбу в лицее с серебряной медалью, Вильгельм Карлович вместе со своим однокурсником и другом А.С. Пушкиным получил назначение в Коллегию иностранных дел, но вскоре дипломатической службе предпочёл педагогику, став преподавателем Благородного пансиона, созданного при Главном педагогическом институте.

И здесь судьбе было угодно свести его с людьми, оставившими свои имена в истории. Среди учеников Кюхельбекера был будущий «отец русской классической музыки» М.И. Глинка и родной брат А.С. Пушкина - Лев Сергеевич.

Парижские лекции и их печальный итог

Прослужив на педагогическом поприще три года, Вильгельм Кюхельбекер вышел в отставку и в качестве секретаря обер-камергера А.Л. Нарышкина уехал за границу, посетив Германию, а затем во Францию, где его путешествие было неожиданно прервано. Причиной тому послужили лекции по русской литературе, которые он читал в Париже, сопровождая их собственными сочинениями, носившими крайне вольнолюбивый характер. По требованию российского посла лекции были запрещены, и Вильгельм Кюхельбекер, стихи которого создали ему репутацию лица неблагонадёжного, был вынужден вернуться в Россию.

Служба на Кавказе

Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба дворянина, запятнавшего свою репутацию политической крамолой, но помогли бывшие лицейские друзья, и с их помощью Кюхельбекеру удалось получить место при штабе генерала Ермолова, командовавшего русскими войсками на Кавказе. Находясь в Тифлисе, он встретился и подружился с ещё одним выдающимся человеком своей эпохи - Александром Сергеевичем Грибоедовым, до конца жизни ставшим его кумиром.

Излишняя ранимость характера, проявившаяся в Вильгельме Карловиче ещё в лицейские годы, подвела его и на этот раз, заставив по незначительному поводу вызвать на дуэль одного из родственников Ермолова. Поединок окончился без пролития крови, но о дальнейшей службе в свите генерала не могло быть и речи. Пришлось подать в отставку.

Роковой день - 14 декабря

Ещё в бытность свою преподавателем Благородного пансиона Вильгельм Кюхельбекер, увлечённый идеей свержения самодержавия, вошёл в состав тайной, или, как иногда её называют, преддекабристской организации «Священная артель». В 1825 году за несколько дней до событий на Сенатской площади он был введён К.Ф. Рылеевым в состав Северного общества.

Утром 14 декабря вместе с остальными заговорщиками Вильгельм Кюхельбекер, друг Пушкина и Грибоедова, находился на Сенатской площади. Его участие в восстании не ограничилось лишь пассивным присутствием. Дважды он пытался стрелять в брата императора - великого князя Михаила Павловича, но, к счастью для обоих, пистолет упорно давал осечку.

Политический преступник

Когда стало очевидно, что восстание обречено, Кюхельбекер сумел незаметно покинуть площадь и спешно выехать за границу, надеясь таким образом скрыться от преследования властей, но этим лишь отсрочил свой арест. Через месяц Вильгельм Карлович был случайно опознан в предместье Варшавы и в кандалах доставлен в Санкт-Петербург, где его поместили в каземат главной политической тюрьмы России - Петропавловской крепости.

В июле следующего - 1826 года, решением суда он был приговорён к каторжным работам сроком на двадцать лет (впоследствии срок сократили до пятнадцати) и содержался сначала в печально известной Шлиссельбургской крепости, а затем был переведён в арестантские роты, состоявшие при Динабургской крепости на территории нынешнего латвийского города Даугавпилса.

Последние годы жизни

Несмотря на то что до конца срока оставалось ещё пять лет, в 1836 году указом императора Николая I Вильгельм Кюхельбекер был переведён с каторжных работ на поселение в отдалённый город Баргузинск, расположенный в Иркутской губернии. Там он поселился у своего младшего брата Михаила Карловича и вёл с ним совместное хозяйство, открыв в своём доме бесплатную школу для местных детей.

Его дальнейшая судьба весьма печальна. Литературные занятия не принесли успеха у читателей, а женитьба на дочери баргузинского почтмейстера Дросиде Ивановне Артеновой, доброй от природы, но абсолютно не грамотной девушке, хоть и внесла определённое успокоение в его душу, но едва ли даровала счастье.

Последние годы жизни, не имея возможности вернуться в Петербург, Кюхельбекер неоднократно менял место жительства. Из Баргузина он перебрался в город Акшск Забайкальского края, затем в город Курган и, наконец, в Тобольск. Больной чахоткой и полностью потерявший зрение бывший декабрист скончался 23 августа 1846 года.

В последующие годы увидели свет многие стихи и поэмы, автором которых является Вильгельм Кюхельбекер. Интересные факты из его жизни легли в основу ряда литературных произведений, написанных по мотивам этой трагической судьбы. Вспоминая его, можно говорить о многом, но главное, что не даёт померкнуть имени этого человека, - безграничная готовность к самопожертвованию ради идеала, которому он посвятил свою жизнь.

Русский поэт, декабрист. Друг А. С. Пушкина. Участник восстания на Сенатской площади (1825). Приговорен к тюремному заключению и вечной ссылке. Оды, послания ("Смерть Байрона", 1824; "Тень Рылеева", 1827), трагедии ("Аргивяне", 1822 — 25, "Прокофий Ляпунов", 1834), романтическая драма "Ижорский" (опубл. 1835, 1841, 1939), поэмы "Вечный жид", опубл. 1878), роман "Последний Колонна" (1832 — 43; опубл. 1937). Критические статьи; "Дневник", написан в заключении (опубл. 1929).

Биография

Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797 — 1846), поэт, прозаик.

Родился 10 июля (21 н.с.) в Петербурге в дворянской семье обрусевших немцев. Детство провел в Эстонии, где семья поселилась после отставки отца.

В 1808 был отдан в частный пансион, а через три года поступил в Царскосельский лицей, где его друзьями стали Пушкин и Дельвиг. С ранних лет проявлял черты вольнолюбия, был членом кружка декабриста Бурцева, глубоко изучал общественные науки, составлял словарь политических терминов, серьезно занимался литературой. Считался одним из признанных лицейских поэтов. Уже в 1815 печатался в журналах "Сын Отечества", "Амфион", принимал активное участие в "Вольном обществе любителей российской словесности", на одном из заседаний которого в 1820 читал стихи, посвященные ссыльному Пушкину, что послужило поводом для доноса на Кюхельбекера. Чувствуя надвигающуюся опасность, по совету друзей отправляется за границу в качестве секретаря вельможи А. Нарышкина. Побывал в Германии, где посетил Гёте, которому посвятил стихотворение "К Прометею". В Париже читал лекции по русской литературе, имевшие большой успех. Вольнолюбивая направленность этих лекций вызвала недовольство царского посланника, добившегося немедленного возвращения поэта в Россию.

Друзья помогли ему поступить на службу к генералу Ермолову, и он в 1821 отправился на Кавказ, в Тифлисе встретился и подружился с Грибоедовым. Однако уже в мае 1822 Кюхельбекер подал прошение об увольнении и уехал к сестре в имение Закуп Смоленской губернии. Здесь написал несколько лирических стихотворений, закончил трагедию "Аргивяне", сочинил поэму "Кассандра", начал поэму о Грибоедове.

Обстоятельства материального порядка побудили его летом 1823 приехать в Москву. Поэт сблизился с Одоевским, вместе с которым начал издавать альманах "Мнемозина", где печатались Пушкин, Баратынский, Языков. Кюхельбекер писал стихи о восстании в Греции, на смерть Байрона, послания Ермолову, Грибоедову, стихотворение "Участь русских поэтов".

В 1825 поселился в Петербурге, вошел в круг декабристов, был принят в члены Северного общества. 14 декабря Кюхельбекер, один из немногих "штатских" среди военных, проявлял бурную деятельность: посещал восставшие части, мужественно вел себя на площади, стрелял в великого князя Михаила Павловича. Когда войска восставших были рассеянны, переодевшись в крестьянское платье, он пытался бежать за границу. Арестованный в Варшаве, был приговорен к смертной казни, впоследствии замененной длительной каторгой.

После десяти лет одиночного заключения в Динабургской и Свеаборгской крепостях был сослан в Сибирь на поселение. Однако и в крепости, и в ссылке он продолжал заниматься творчеством, создав такие произведения, как поэма "Сирота", трагедии "Прокофий Ляпунов" и "Ижорский", повесть "Последняя Колонна", сказку "Иван, купецкий сын", воспоминания "Тень Рылеева", "Памяти Грибоедова". Некоторые из его произведений Пушкину удалось напечатать под псевдонимом. После смерти своего великого друга Кюхельбекер потерял и эту возможность.

В ссылке Кюхельбекер женился на дочери почтмейстера Артемова, неграмотной женщине, которую учил и воспитывал. Вместе с семьей перебирался из одного сибирского местечка в другое и, наконец, уже больной туберкулезом и слепой, поселился в Тобольске.

Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797-1846), писатель, декабрист.

Родился 21 июня 1797 г. в Петербурге. Происходил из дворянской семьи обрусевших немцев. Окончил Царскосельский лицей (1817 г.), где началась его дружба с А. С. Пушкиным и А. А. Дельвигом.

Затем служил в Коллегии иностранных дел, преподавал русский язык и латынь. В 1820- 1821 гг. путешествовал по Европе; читал в Париже публичные лекции о русской литературе, при этом вёл речь и о необходимости политических преобразований в России. Выступления прервались по приказу русского посольства.

В 1822 г. Кюхельбекер служил на Кавказе чиновником особых поручений при генерале А. П. Ермолове. В ноябре 1825 г. он был принят К. Ф. Рылеевым в тайное Северное общество. Во время восстания 14 декабря 1825 г. в Петербурге Кюхельбекер стрелял в великого князя Михаила Павловича, выстраивал солдат для контратаки.

После провала восстания пытался бежать за границу, но был арестован в Варшаве и приговорён к смертной казни, заменённой затем каторгой в Динабургской крепости.

С 1836 г. жил на поселении в Сибири.

Кюхельбекер стал печататься с 1815 г. В ранних стихах следовал традиции элегической поэзии В. А. Жуковского, с начала 20-х гг. XIX в. активно выступал против сентиментализма, защищая романтизм. Он написал программную статью «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (опубликована в 1824 г. в альманахе «Мнемозина», который Вильгельм Карлович издавал вместе с В. Ф. Одоевским).

В противовес «камерной лирике» Кюхельбекер создаёт тираноборческую трагедию «Аргивяне» (1822-1825 гг.), стихотворения «К Ахатесу», «К друзьям на Рейне» (оба 1821 г.) - произведения, исполненные гражданственного пафоса.

В заточении и в ссылке Кюхельбекер не изменил своим прежним идеалам (стихотворения «Элегия», 1832 г.; «На смерть Якубовича», 1846 г., и др.), хотя в его лирике усилились мотивы одиночества, обречённости («19 октября», 1838 г.; «Участь русских поэтов», 1845 г.; трагедия «Прокофий Ляпунов», 1834 г.).

Мистическая идея предопределённости трагической судьбы нашла отражение и в наиболее значительном прозаическом произведении - повести «Последний Колонна» (не окончена).

Большая заслуга в издании сочинений Кюхельбекера в XX в. принадлежит писателю Ю. Н. Тынянову.

(Текст радиопрограммы из цикла "Современники классиков": 1.Василий Жуковский; 2.Константин Батюшков; 3.Петр Вяземский; 4. Василий Пушкин; 5. Антон Дельвиг)

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЦИКЛУ

Цикл радиопрограмм в рубрике «Душа поэта» назван «Современники классиков» условно, и, разумеется, не вполне отражает истинную картину литературного процесса. Скорее, это игра слов и смыслов, своеобразная аллюзия, отсылающая к популярной литературной серии «Классики и современники».

Целью программ является прежде всего просвещение – напоминание известных (главным образом, специалистам или особо интересующимся литературой) фактов жизни и творчества авторов, чьи имена и некоторые произведения на слуху – но не более того. Несмотря на то, что это явная литературоведческая компиляция, все же основана она на личном взгляде автора и ведущей программ на личность и творчество того или иного поэта. Надеюсь, что хотя бы эскизно, но удается обрисовать атмосферу эпохи, о которой идет речь в программах. Кроме того, надо иметь в виду, что эти тексты – составляющая часть «литературно-музыкальных» композиций, выходящих в эфире радио «Гармония мира» (Одесса).

Формат программ – один, два или три выпуска продолжительностью по 14-15 минут, однако здесь двойные и тройные выпуски для удобства чтения объединены в один цельный текст.

6. ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР

Мы продолжаем знакомство с поэтами пушкинского времени, которые не только творили в одну эпоху с Александром Сергеевичем, но были близки ему по духу, а многие в большей или меньшей степени даже оказывали влияние на самого Пушкина. Но сегодня мы обратимся к жизни и творчеству поэта, к которому сам Пушкин относился не менее тепло, чем к Антону Дельвигу, но творчество которого практически никак не повиляло на гения русской литературы – ну, если не считать сочиненных Пушкиным эпиграмм и посвящений, обращенных к лицейскому товарищу.

Речь идет о Вильгельме Карловиче Кюхельбекере – личности трагической и трогательной, много лет пребывавшей в забвении потомков в качестве поэта, писателя, который был известен лишь как друг Пушкина и ссыльный декабрист. Между тем, открыв подборку стихотворений Кюхельбекера, от нее уже невозможно оторваться:

В утренний час бытия, когда еще чувство восторгов,
Чувство страданий живых тихо дремало во мне, –
Ум погруженный во мрак, не снимал с Природы покрова,
С детской улыбкой еще я на вселенну глядел.
Но и тогда волшебною силой задумчивый месяц
Неизъяснимой красой взоры мои привлекал:
Часто я, вечор сидя пред окном, исчезал в океане
Неизмеримых небес, в бездне миров утопал.
Игры, бывало покину: над ропотом вод тихоструйных
Сладкой исполнен тоски, в даль уношуся мечтой, –
Тайна сам для себя, беспечный младенец, я слезы
(Их я причины не знал), слезы священные лил;
В полночь немую. На мирном одре предчувствовал вечность;
При колыханьи лесов сладостным хладом объят,
Рано я слушать любил унылую жалобу бури.
Шорох падущих листов трепет во мне разливал;
Слышу, казалося, в воздухе голос знакомый, – безмолвен,
Слух устремляю в даль, – всюду молчанье, но даль
В тайной беседе со мной. – О сонмы светил неисчетных!
К вам улетал я душой, к вам я и ныне лечу:
Или над вами отчизна моя? над вами с родною
Чистой душой съединен, к богу любви вознесусь?

Стихотворение это, написанное Кюхельбекером в 1817 году – в последний год пребывания в Лицее, – называется «Отчизна», но несмотря на столь патриотическое название, читатель практически с первых строк понимает, что речь идет не о земной родине, а об отчизне духа, откуда каждый из нас родом, но не каждый способен так глубоко это осознавать, и так просто и ясно об этом рассказать.

В этом, на мой взгляд, и кроется трагедия Вильгельма Карловича Кюхельбекера – его понимание истины всегда натыкалось на грубость реальной жизни, его обостренное чувство справедливости постоянно толкало его на конфликты, и уже в Лицее он прослыл обидчивым и вспыльчивым драчуном. Но его нетрудно понять, если попробовать представить себя на месте неуклюжего худого подростка, ставшего не просто объектом насмешек (в конце концов, так или иначе в Лицее подтрунивали друг над другом все), но шутки эти зачастую действительно были не только обидными, но и жестокими.
Вот, к примеру, эпиграмма на Кюхельбекера лицеиста Алексея Илличевского:

Нет, полно, мудрецы, обманывать вам свет
И утверждать свое, что совершенства нет.
На свете, в твари тленной,
Явися, Вилинька, и докажи собой,
Что ты и телом, и душой
Урод пресовершенный.

Говоря о Вильгельме Кюхельбекере, нельзя не сослаться на роман прекрасного знатока пушкинской литературной эпохи Юрия Тынянова, который без труда представил жизнь поэта в трагическом свете. Однажды к нему попал архив Кюхельбекера, много лет хранившийся у редактора журнала «Русская старина» Семевского. Знали об этом архиве очень известные литераторы, в том числе писатель Лев Толстой и критик Страхов. Но лишь Тынянов всерьез заинтересовался этой забытой в литературе фигурой, и исследовал судьбу пушкинского товарища досконально – от стихов, большинство из которых до того времени практически не знал никто, до архивных документов, воспоминаний и личных писем. Юрий Тынянов сам был тонким поэтом, так же, как и Кюхельбекер, немного «не от мира сего», и итогом его погружения в эпоху и биографию этой неординарной личности стали не только доклады о творчестве забытого писателя, но и биографический роман «Кюхля», вышедший в 1925 году.

Однако давайте вернемся к лицейским годам и к лицейским товарищам. Тынянов, к примеру, описал и упомянутого Илличевского, и его отношения с Кюхельбекером довольно нелицеприятно. Тем не менее, вот что накануне выпуска в 1817 году написал сам Вилинька (так шутя называли его друзья):

В альбом Илличевскому

Прощай, товарищ в классе!
Товарищ за пером!
Товарищ на Парнасе!
Товарищ за столом!
Прощай, и в шуме света
Меня не позабудь,
Не позабудь поэта,
Кому ты первый путь,
Путь скользкий, но прекрасный,
Путь к музам указал.
Хоть к новизнам пристрастный,
Я часто отступал
От старорусских правил,
Ты в путь меня направил,
Ты мне сказал: «Пиши»,
И грех с моей души –
Зарежу ли Марона,
Измучу ли себя –
Решеньем Аполлона
Будь свален на тебя.

Что ж, возможно, старые обиды после шести лет жизни под одной крышей, в одном классе и впрямь им забылись, а, скорее всего, и не были эти годы для Кюхельбекера настолько трагическими – по крайней мере, в последние годы обучения в Лицее. К тому же, имел он друзей близких, любивших и понимавших его тонкую натуру, и снисходительно терпевших его вспыльчивый характер. И он их также с полной отдачей своей души искренне любил. Друзья эти – Антон Дельвиг и Александр Пушкин. Вот его послание обоим товарищам, о которых он вспомнил, посетив через год после окончания Лицея Царское Село, названное им –

К Пушкину и Дельвигу
Из Царского Села

Нагнулись надо мной родимых вязов своды,
Прохлада тихая развесистых берез!
Здесь нам знакомый луг; вот роща, вот утес,
На верх которого сыны младой свободы,
Питомцы, баловни и Феба и Природы,
Бывало, мы рвались сквозь густоту древес
И слабым ровный путь с презреньем оставляли!
О время сладкое, где я не знал печали!
Ужель навеки мир души моей исчез
И бросили меня воздушные мечтанья?
Я радость нахожу в одном воспоминанье,
Глаза полны невольных слез!
Увы, они прошли, мои весенни годы!
Но не хочу тужить: я снова, снова здесь!
Стою над озером, и зеркальные воды
Мне кажут холм, лесок, и мост, и берег весь,
И чистую лазурь безоблачных небес!
Здесь часто я сидел в полуночном мерцанье,
И надо мной луна катилася в молчанье!
Здесь мирные места, где возвышенных муз,
Небесный пламень их и радости святые,
Порыв к великому, любовь к добру впервые
Узнали мы и где наш тройственный союз,
Союз младых певцов, и чистый и священный,
Волшебным навыком, судьбою заключенный,
Был дружбой утвержден!
И будет он для нас до гроба незабвен!
Ни радость, ни страданье,
Ни нега, ни корысть, ни почестей исканье –
Ничто души моей от вас не удалит!
...
О други! почему не с вами я брожу?
Зачем не говорю, не спорю здесь я с вами,
Не с вами с башни сей на пышный сад гляжу?
Или сплетясь руками,
Зачем не вместе мы внимаем шуму вод,
Биющих искрами и пеною о камень?
Не вместе смотрим здесь на солнечный восход,
На потухающий на крае неба пламень?
Мне здесь и с вами все явилось бы мечтой,
Несвязным, смутным сновиденьем,
Все, все, что встретил я, простясь с уединеньем,
Все, что мне ясность, и покой,
И тишину души младенческой отъяло
И сердце мне так больно растерзало!
При вас, товарищи, моя утихнет кровь.
И я в родной стране забуду на мгновенье
Заботы, и тоску, и скуку, и волненье,
Забуду, может быть, и самую любовь!

Удивительно, но читая эти строки мне лично трудно поверить, что основной целью насмешек и обидной критики в Лицее была не только нескладная высокая фигура Вили, его глухота, его вспыльчивость, но главным образом – его стихотворное творчество. Ведь даже горячо любимый им Пушкин вначале призывал однокашника оставить поэтическое поприще, и первое опубликованное стихотворение самого Пушкина – то самое, «К другу стихотворцу», отправленное в журнал Дельвигом, – было обращено именно к Вильгельму Кюхельбекеру. И что же мы в нем читаем:

Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай.
Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают – и целый свет забудет... –

Написал друг Пушкин в 1814 году. Но упрямый Вилинька не слушал никого, и несмотря на насмешки, недоверие и недопонимание писал стихи – так, как того требовала его собственная душа. И уже в год окончания Лицея, в 1817 году, и содержание, и интонации в пушкинском посвящении «Разлука» тому же Кюхельбекеру были совершенно иными:

В последний час, в тени уединенья,
Моим стихам внимает наш пенат!
Лицейской жизни милый брат,
Делю с тобой последние мгновенья!
Итак, они прошли – лета соединенья;
Итак, разорван он – наш братский, верный круг!
Прости!.. хранимый тайным небом,
Не разлучайся, милый друг,
С фортуной, дружеством и Фебом.
Узнай любовь, неведомую мне,
Любовь надежд, восторгов, упоенья!
И дни твои полетом сновиденья
Да пролетят в счастливой тишине!
...

Итак, Пушкин не только признал в Кюхельбекере близкого по духу товарища, но также то, что и тот находится под защитой Феба-Аполлона – покровителя наук и искусств. И, кроме того, в другой раз как-то предсказал «другу стихотворцу»: «страшися забвения». Очевидно, Пушкин имел в виду и не вполне соответствующий требованиям времени, несколько архаичный поэтический стиль Кюхельбекера, предпочитавшего, как и Дельвиг, сложные, высокопарные размеры, в частности, гекзаметр, и, вероятно, несколько отвлеченное содержание стихов. Хотя забвение Кюхельбекера-писателя, как ни парадоксально это звучит, настигло его по причине причастности к заговору декабристов, и последовавшей после ареста его ссылке в Сибирь.

Но прежде давайте вспомним о ранних годах поэта – ведь все, что с нами происходит от рождения, оказывает влияние и на черты нашего характера, и формирует основы личности, а значит – и основы мировоззрения, и возможные поступки. Родился Вильгельм Карлович Кюхельбекер в Петербурге 10 июня 1797 года в семье немецкого дворянина, перешедшего на русскую службу в 1770 году. Отец его, Карл-Генрих, был человеком образованным – достаточно сказать, что учился он в Лейпцигском университете вместе с Радищевым и Гёте, с которым, между прочим, сохранял дружеские отношения до самой своей смерти (отец умер, когда мальчику было 12 лет). Более того, в период путешествия по Европе Вильгельму посчастливилось познакомиться и пообщаться с великим немецким поэтом, который был уже довольно стар, но с радостью принял сына своего давнего друга.

Вильгельм остро реагировал и на красоту окружающего мира (в детстве он подолгу бывал в имении Авинорм в Эстонии), и на несправедливость или непонимание, если таковые в его, в общем-то, счастливой детской жизни, случались: в семье не только любили всех детей, но и уделяли большое внимание и их воспитанию, и образованию. Так, еще до обучения в Царскосельском Лицее Вильгельм обучался в частном пансионе, однако, когда его отец умер, и мать осталась одна с четырьмя детьми, за будущее Вильгельма она переживала особенно.

Как уже упоминалось, и Антон Дельвиг, и маленький Пушкин были не только детьми впечатлительными и замкнутыми, но и не вполне понятными для взрослых. То же можно сказать и о Вильгельме Кюхельбекере. Впрочем, замкнутым он не был, но вследствие перенесенной в 9 лет тяжелой болезни у него не только появились физические недостатки (в частности, нервические подергивания), но болезнь эта, как предполагают, стала причиной его чрезмерной вспыльчивости, и даже экзальтированности.

Так, незадолго до обучения в Лицее он по-детски влюбился в соседскую девочку и продумал целый план их бегства, тайного венчания и последующего раскаяния у родительских ног. К счастью, именно тогда открывался Царскосельский лицей, и по ходатайству самого Барклая де Толли, тогдашнего военного министра, мальчик был принят в новое престижное учебное заведение, и что немаловажно для родителей, определявших туда детей, – заведение бесплатное. Здесь, как мы уже говорили, Вильгельм не только учился наукам, но и начал активно писать стихи, – благодаря присущей ему восторженности и горячности настолько активно, что долгое время слыл среди лицейских товарищей отчаянным графоманом…

Однако среди всех лицейских поэтов он был чуть ли не самым образованным, не только хорошо знавшим немецкий и французский языки, но до самозабвения любившим русский язык и русскую культуру. Без сомнения, значительное влияние оказал на Вильгельма муж его старшей сестры Юстины – профессор русского и латинского языков Григорий Андреевич Глинка. Он – кстати, в отличие от родственников других учеников, – регулярно присылал мальчику книги и журналы, которые, естественно, читали и его лицейские товарищи, впитывая все новое, что появлялось на тот момент в русской литературе.

О Дельвиг, Дельвиг! что награда
И дел высоких, и стихов?
Таланту что и где отрада
Среди злодеев и глупцов?
Стадами смертных зависть правит;
Посредственность при ней стоит
И тяжкою пятою давит
Младых избранников харит.
Зачем читал я их скрижали?
Я отдыха своей печали
Нигде, нигде не находил!
...
О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья?
Бессмертие равно удел
И смелых, вдохновенных дел,
И сладостного песнопенья!
Так! не умрет и наш союз,
Свободный, радостный и гордый,
И в счастье и в несчастье твердый,
Союз любимцев вечных муз!
О вы, мой Дельвиг, мой Евгений!
С рассвета ваших тихих дней
Вас полюбил небесный Гений!
И ты - наш юный Корифей,-
Певец любви, певец Руслана!
Что для тебя шипенье змей,
Что крик и Филина и Врана?-
Лети и вырвись из тумана,
Из тьмы завистливых времен.
О други! песнь простого чувства
Дойдет до будущих племен -
Весь век наш будет посвящен
Труду и радостям искусства;
И что ж? пусть презрит нас толпа:
Она безумна и слепа!

Это отрывок из стихотворения Вильгельма Кюхельбекера «Поэты» 1820 года, написанного им после высылки Пушкина на юг, и воспринятого всеми как открытое осуждение власти. Забегая вперед, замечу, что после этого друзья встретились лишь однажды, в октябре 1827 года на глухой почтовой станции Залазы, где в каторжнике, закованном в кандалы, переправлявшемся из одной крепости в другую, Пушкин, следовавший из Михайловского в Петербург, узнал Кюхельбекера. Однако и до, и после этого друзья поддерживали связь постоянно.

Возвращаясь же к скандальному стихотворению, скажем, что мало кто ожидал подобной выходки от благополучного юноши – служащего Министерства иностранных дел, преподавателя Благородного пансиона Петербурга, где, кстати, учился будущий великий русский композитор Михаил Глинка. Однако обостренное чувство справедливости в сочетании с горячностью чистой, открытой души Вильгельма Кюхельбекера постоянно толкало его на безрассудные поступки – именно безрассудные, которыми руководил не разум, а эмоции.

После публичного прочтения в Вольном обществе стихотворения «Поэты» уже самому Кюхельбекеру грозила опасность стать персоной нон-грата в Петербурге, и здесь его выручил Дельвиг, который, ссылаясь на свою знаменитую лень, отказался от путешествия по Европе в должности секретаря богатого вельможи Нарышкина, и предложил это место Вильгельму. Тот с радостью согласился: это не только позволяло ему поправить материальное положение, но и главное – увидеть Европу, колыбель современных революций, где то и дело вспыхивали протесты против монархий. Но, едва удалившись из России, Кюхельбекер затосковал по товарищам и по жажде действия во имя свободы на родине:

Мир над спящею пучиной,
Мир над долом и горой;
Реин гладкою равниной
Разостлался предо мной.
…
Здесь, над вечными струями,
В сей давно желанный час,
Други! я в мечтаньях с вами;
Братия! я вижу вас!

Вам сей кубок, отягченный
Влагой чистой и златой;
Пью за наш союз священный,
Пью за русский край родной!

Но волна бежит и плещет
В безответную ладью;
Что же грудь моя трепещет,
Что же душу тьмит мою?
…
Слышу птицу предвещаний,
Дик ее унылый стон -
Светлую толпу мечтаний
И надежду гонит он!

О, скажи, жилец дубравы,
Томный, жалобный пророк:
Иль меня на поле славы
Ждет неотразимый рок?

Или радостных объятий
К милым мне не простирать
И к груди дрожащей братий
При свиданье не прижать?

Да паду же за свободу,
За любовь души моей,
Жертва славному народу,
Гордость плачущих друзей!

Стихотворение «К друзьям, на Рейне» написано в 1821 году, но душа Кюхельбекера будто предвидела – или накликала – катастрофу русского дворянского бунта 1825 года. Однако до этого было еще далеко, и молодой Вильгельм мечтал сбежать в Грецию к карбонариям. Когда же в Париже ему предложили прочесть в антимонархичском клубе «Атеней» ряд лекций о российской словесности, он с радостью согласился, и со свойственной ему безоглядностью и открытостью использовал лекционную кафедру как трибуну для провозглашения своих взглядов на положение дел в русском обществе: «История русского языка, быть может, раскроет перед вами характер народа, говорящего на нем. Свободный, сильный, богатый, он возник раньше, чем установились крепостное рабство и деспотизм, и впоследствии представлял собою постоянное противоядие пагубному действию угнетения и феодализма», – вот так заявил Вильгельм Кюхельбекер на первой же своей лекции, названной им «Свойства нашей поэзии и языка».

Что оставалось делать осторожному Нарышкину – он отослал опасного компаньона обратно в Россию, а за Кюхельбекером с тех пор было установлено тщательное наблюдение. На службу его теперь не брали, средств к существованию вновь не было, и по ходатайству друзей, в частности, Александра Тургенева, он был назначен чиновником особых поручений на Кавказ, в Тифлис – в ставку знаменитого и чрезвычайного популярного среди молодежи генерала Ермолова. Кюхельбекер был счастлив – ему казалось, что теперь-то он что-то сможет сделать для свободы, и даже предлагал Ермолову… сбежать в Грецию, дабы принять там участие в революции. Это был период его восторженного обожания генерала:

О! сколь презрителен певец,
Ласкатель гнусный самовластья!
Ермолов, нет другого счастья
Для гордых, пламенных сердец,
Как жить в столетьях отдаленных
И славой ослепить потомков изумленных!

… Да смолкнет же передо мною
Толпа завистливых глупцов,
Когда я своему герою,
Врагу трепещущих льстецов,
Свою настрою громко лиру
И расскажу об нем внимающему миру!

Он гордо презрел клевету,
Он возвратил меня отчизне:
Ему я все мгновенья жизни
В восторге сладком посвящу;
Погибнет с шумом вероломство,
И чист предстану я пред грозное потомство!

Написал он это посвящение Ермолову в 1821 году, но оказавшись в руководимом генералом отдельном Кавказском корпусе, Вильгельм разочаровался в своем герое: тот, следуя законам войны, жестоко подавлял малейшее неповиновение свободолюбивых горцев. Однако именно здесь, в Грузии, Кюхельбекер сблизился с уже знакомым ему по преподаванию в Благородном пансионе Александром Грибоедовым, который был скуп на доверие к людям, но именно Кюхельбекеру открылся, и ему первому и единственному читал свою революционную пьесу «Горе от ума». До конца своих дней Вильгельм считал Грибоедова не только своим самым близким другом, но духовно и эстетически близким поэтом.

Однако в Грузии порядочный и вспыльчивый Кюхельбекер очень скоро вновь показал себя личностью неблагонадежной, спровоцировав дуэль с одним из служащих при Ермолове. И здесь, на Кавказе, он был опасен для властей – вплоть до того, что они надеялись на гибель непредсказуемого юноши от случайной кавказской пули. Однако этой участи Кюхельбекер избежал, и его отослали в Россию, где его вновь ждали безденежье и неустроенный быт, и по настоянию родственников Кюхельбекер приехал к сестре Юстине в имение Закуп Смоленской губернии, где прожил с июля 1822 по июль 1823 года.

В течение года этого, прожитого им в семье старшей сестры, он вникал в жизнь простого народа, и, желая быть к нему ближе, чудил – так говорили соседи, да и сами крестьяне – ведь для всех он был барином. Ходил он в специально сшитой для него простонародной одежде, и однажды заступился за крепостного, над которым прилюдно издевался соседский помещик, так что это недоразумение, истолкованное соседом как неуважение, пришлось улаживать мужу сестры, Алексею Глинке.

Здесь же, в Закупе, Вильгельм влюбился в дальнюю родственницу Александра Пушкина Авдотью Тимофеевну Пушкину, и любовь оказалась взаимной. Дуня была девушкой чистой, преданной и мудрой, ей Вильгельм посвящал свои немногие любовные стихи:

Цветок завядший оживает
От чистой, утренней росы;
Для жизни душу воскрешает
Взор тихой, девственной красы...

Они стали женихом и невестой, но жениться Вильгельм Кюхельбекер никак не мог: он был беден и понимал, что не сможет обеспечить семью. В надежде упрочить свое положение он вновь отправился в Москву и Петербург. Приличного места по-прежнему добиться не мог, и пытался заработать на жизнь литературным трудом – так, вместе с Одоевским основал литературный альманах «Мнемозина», где публиковались Пушкин, Вяземский, Грибоедов, Баратынский, и сам Кюхельбекер. Однако если сначала альманах привлек внимание читателей и принес некоторый доход и авторам, и издателям, то затем с каждым новым номером интерес публики становился все меньше – соответственно, падали и доходы.

В этот период Вильгельм Кюхельбекер сблизился с Рылеевым и другими «заговорщиками», всей душой разделяя их надежды на переобустройство общества. Когда же в сентябре 1825 года двоюродный брат Рылеева погиб на дуэли, защищая честь своей сестры, Кюхельбекер написал гневное стихотворение, воспринятое и властями, и его единомышленниками как революционный манифест:

Клянемся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам,
Царя трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым!
...
Так, говорят не русским словом,
Святую ненавидят Русь;
Я ненавижу их, клянусь,
Клянуся честью и Черновым!
...
Ликуй: ты избран русским богом
Всем нам в священный образец!
Тебе дан праведный венец!
Ты чести будешь нам залогом!

В общем, обладая вспыльчивым характером, остро реагируя на любую несправедливость, Кюхельбекер не мог не оказаться на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, причем, не в числе случайных свидетелей, а в качестве активного участника – хотя официально был принят тем же Рылеевым в члены тайного Северного общества незадолго до восстания. Примечательно, что родной его брат, Михаил Кюхельбекер, офицер флота, состоял в членах тайного общества давно, но Вильгельма, зная его неосмотрительность, в это никто не посвящал. И не зря: уже попав в круговерть событий, он, поддавшись всеобщему возбуждению, три раза пытался стрелять – то в великого князя Михаила, то в генерала Воинова, и все три раза – осечка! Случай, так характерный для нескладного Кюхли, воспринятый всеми как обидная неудача, однако спасший жизнь не только объектам покушения, но и ему самому – ведь таким образом он не стал убийцей...

Впоследствии Кюхельбекер, осужденный на пятнадцать лет одиночного заключения и пожизненную ссылку в Сибирь, все случившееся с ним и с его, как он писал, злополучными товарищами, называл «несчастием»: на смену восторженности пришла горечь утрат и разочарований…

Тебя ли вижу из окна
Моей безрадостной темницы,
Златая, ясная луна,
Созданье божией десницы?

Прими же скорбный мой привет,
Ночное мирное светило!
Отраден мне твой тихий свет:
Ты мне всю душу озарило.

Так! может быть, не только я,
Страдалец, узник в мраке ночи, –
Быть может, и мои друзья
К тебе теперь подъемлют очи!

Быть может, вспомнят обо мне;
Заснут; с молитвою, с любовью
Мой призрак в их счастливом сне
Слетит к родному изголовью,

Благословит их... Но когда
На своде неба запылает
Передрассветная звезда, –
Мой образ, будто пар, растает.

Это стихотворение «Луна» написано Вильгельмом Кюхельбекером в 1828 году в одиночной камере. С одной стороны, судьба в лице государя Николая I обрекла его на душевные и телесные страдания в изоляции, но в то же время освободила от необходимости заботиться о бытовом обустройстве, о заработках, о положении в обществе – в общем, от всего того, с чем Вильгельм так плохо справлялся в повседневной жизни. При этом – пусть не сразу – ему разрешили вести дневник, переписываться с родственниками, читать – избирательно, старые подшивки, но именно сидя в камере, Кюхельбекер совершенствовался как писатель, литературный критик, философ, вернулся к изучению греческого языка и самостоятельно начал изучать английский: «Провидение меня воспитывает и обстоятельствами принуждает к занятиям, о которых я по природной лености, вероятно, и не думал бы: в Шлиссельбурге я выучился по-английски, потому что у меня не было книг, кроме английских», – сделал 15 февраля 1835 года запись в дневнике Вильгельм Карлович Кюхельбекер. Не будет преувеличением сказать, что эти годы одиночества стали наиболее плодотворными в его творческой биографии.

Он работал над поэмой в русском стиле «Юрий и Ксения», писал прозу, наладил связь с друзьями Дельвигом и Пушкиным, которые не только снабжали его новой литературой, но и старались сделать все возможное, чтобы произведения Кюхельбекера были опубликованы – пусть даже без его имени. Так, Дельвиг перед самой своей смертью через старшую сестру Кюхельбекера успел переслать товарищу свой единственный сборник стихов, а 12 мая 1835 года, к примеру, Вильгельм Карлович сделал в дневнике такую запись: «Большую радость бог послал мне: мой «Ижорский» мне прислан напечатанный… Считаю не нужным упоминать здесь, кому по этому случаю я особенно считаю себя обязанным быть признательным: упоминать о нем было бы здесь как-то некстати; только – бог мне свидетель – что чувствую его благодеяния». Речь здесь идет о Пушкине. Помнил о нем Вильгельм всегда, учился у него, анализируя его произведения, и всегда знал, что может обратиться к лицейскому другу не только мысленно, но и с реальными проблемами:

Чьи резче всех рисуются черты
Пред взорами моими? Как перуны
Сибирских гроз, его златые струны
Рокочут... Пушкин, Пушкин! это ты!
Твой образ – свет мне в море темноты;
Твои живые, вещие мечты
Меня не забывали в ту годину,
Как пил и ты, уединен, кручину, –

Это фрагмент стихотворения Кюхельбекера к лицейской годовщине 19 октября 1836 года: он так же, как Пушкин, всегда отмечал эту дату. И, кстати, в тот год отметил он ее уже не в камере: пятнадцатилетнее заключение совершенно неожиданно для Кюхельбекера было сокращено до десяти лет, и он отправился в Сибирь, в надежде спокойно прожить рядом с братом в местечке Баргузин, зарабатывая на хлеб литературным трудом. Как же далек был Вильгельм Карлович от реальности – и сразу ощутил это: Михаил уже был женат, и стало ясно, что Вильгельм должен жить самостоятельно.

Каким же для него это стало и жизненным уроком, и испытанием: через три года после освобождения из тюремного заключения он записал: «Если бы я был Жан-Жаком, т.е. эгоистом, я бы просил правительство снова меня запереть, но я уже не могу сделать этого, … потому что у меня есть обязанности, поэтому я могу только молить бога о заключении». «Они моих страданий не поймут», – в отчаянии написал Вильгельм Карлович в стихотворении в начале 1839 года, осмысливая всю свою прошедшую и настоящую жизнь:

Был я очарован
Когда-то обольстительной мечтой;
Я думал: кончится борьба с судьбой,
И с нею все земные испытанья;
Не будет сломан, устоит борец,
Умрет, но не лишится воздаянья
И вырвет напоследок свой венец
Из рук суровых, – бедный я слепец!
Судьба берет меня из стен моей темницы,
Толкает в мир (ведь я о нем жалел) –
А мой-то мир исчез, как блеск зарницы,
И быть нулем отныне мой удел!

В 1839 году Кюхельбекер женился на простой двадцатилетней девушке, в два раза моложе него, появились новые заботы и обязанности, надежды и утраты. Из четверых детей выжило лишь двое, в поиске лучшего места семья Вильгельма Карловича моталась по Сибири, иногда он давал уроки, но в основном приходилось жить натуральным хозяйством, строить дома, сеять хлеб, вести огород, – одним словом, всем тем, к чему Кюхельбекер никак не был приспособлен, да и здоровьем он был слаб. Соответственно, все это отнимало и силы, и время от основного, как он считал, его призвания – литературного творчества.

Но, несмотря ни на что, он продолжал писать – иногда с большими перерывами, вызванными лишениями и болезнями, но все же – оставался верен себе. Он учил грамоте сына, вел дневник, надеясь, что его жизненный и творческий опыт пригодится и сыну. Умер Вильгельм Карлович Кюхельбекер 11 августа (по старому стилю) 1846 года в Тобольске. Дочери его, Юстине, было тогда два года, но именно она сохранила архив отца, о котором мы говорили в начале нашего знакомства с Вильгельмом Кюхельбекером.

Вот, слава Богу, я опять спокоен:
Покинула меня тяжелая хандра;
Я снова стал доступен для добра,
И верить и любить я снова стал достоин.
Охотно руку протяну врагу,
Скажу охотно: будем жить друзьями,
Мой добрый Басаргин, и с вами я могу
Теперь беседовать стихами…
Как ангел божий, милый друг,
Вы предо мной явились вдруг
С радушным, искренним участьем;
Был истомлен житейским я ненастьем:
Опальный и больной слепец,
Обманутый людьми, растерзанный страданьем…
Но вот опять согрет я тихим упованьем, –
И этим одолжен вам труженик-певец!
О, да услышит бог мои молитвы,
Пусть будут вам не трудны битвы
С коварным миром и с самим собой;
Пусть сохраните вы средь бурь души покой;
Не разлучайтеся с Любовью животворной,
С святою Верою, с Надеждой неземной, –
И да не встретитесь с любовию притворной,
Ни с суетной надеждою-мечтой,
Ни с верой мертвою, надменной и холодной,
Подобной той смоковнице бесплодной,
Которую сухую проклял Спас…
Их трудно отличить подчас
От дивных дочерей Софии… Искупитель
И тут единственный наш друг-руководитель,
И он вещает ясно нам:
«Познайте их по их делам».
13 апреля 1846, Тобольск...

На этом мы закончим короткий рассказ о поэте, мыслителе, лицейском товарище Пушкина, декабристе Вильгельме Карловиче Кюхельбекере. Здесь почти не упоминалось о литературных особенностях его творчества, так как в первую очередь хотелось рассказать о его жизни, полной надежд и разочарований, и главное – о творческом осмыслении собственного опыта человеком сильным и слабым одновременно. С каким духовным багажом пришел он к концу своего земного существования, знает лишь его собственная сущность, но мне очень хочется верить, что ошибки и победы, труды и страдания Вильгельма Карловича Кюхельбекера были не напрасны, и он обрел «средь бурь души покой»...

Виктория ФРОЛОВА