Суходол история. Суходол (Самарская область)
Суходол - повесть Ивана Алексеевича Бунина 1912 года, его произведения часто относили к жанру так называемой «Деревенской прозы».
Бунин застал русскую деревню конца девятнадцатого - начала двадцатого веков ещё и в таких произведениях как «Деревня», «Антоновские яблоки» и т. д.
Также, в 2011 году, повесть была экранизирована режиссёром Александрой Стреляной. Продюсер фильма - Алексей Учитель.
Как и в многих своих произведениях, в повести «Суходол» И. А. Бунин рисует картину обнищания и вырождения дворянского рода. В данном произведении речь идёт о фамильном имении Хрущёвых. Эта повесть - своеобразное «Унесённые ветром» - люди, которые не смогли приспособиться к изменившимся условиям жизни, которые всецело принадлежат прошлому: «Легко сказать - начинать жить по-новому! По-новому жить предстояло и господам, а они и по-старому-то не умели».
Автор с горечью рассказывает о жалких попытках братьев Хрущёвых восстановить былое благосостояние семьи. Но ни Пётр Петрович, ни Аркадий Петрович не обладают необходимой деловой хваткой, смекалкой, энергией и практическим умом. Их предприятие (афера с лошадьми) терпит сокрушительный крах и приносит только убытки.
Не в состоянии они оказываются и толково вести хозяйство: «А в хозяйстве братья только мешали друг другу. Один был нелепо жаден, строг и подозрителен, другой - нелепо щедр, добр и доверчив». Естественно, что раздор между ними рос, и неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы не погиб внезапно и нелепо (как все умирали в Суходоле) Пётр Петрович. Усадьба осталась в руках беззаботного и легкомысленного Аркадия Петровича. Естественно, что её уделом стало окончательное обнищание и разорение.
«Любовь в Суходоле необычна была. Необычна была и ненависть». Вот дедушка Пётр Кириллович, впавший в детство и доживающий свои дни в тихом помешательстве. Романтики из дворовых объясняли его слабоумие любовной тоской по умершей красавице-жене. Погибает Пётр Кириллович внезапно и нелепо от руки своего незаконного отпрыска Герваськи, страшного человека, которого боятся и дворовые, и сами господа: «У господ было в характере то же, что и у холопов: или властвовать, или бояться».
Трагически сложилась и судьба Натальи, дворовой девушки. Неудивительно - ведь Суходол присушил её душу, овладел всей её жизнью. А самым прекрасным и удивительным в жизни Натальи была любовь к барину Петру Петровичу, которую она пронесла до конца своих дней. Со сказочным аленьким цветочком сравнивает её сама Наталья. Но не суждено цвести «аленькому цветочку» в Суходоле. Сказка кончилась очень скоро, кончилась стыдом и позором: «Аленьким цветочком, расцветшим в сказочных садах, была её любовь. Но в степь, в глушь, ещё более заповедную, чем глушь Суходола, увезла она любовь свою, чтобы там, в тишине и одиночестве, побороть первые, сладкие и жгучие муки её, а потом надолго, навеки, до самой гробовой доски схоронить её в глубине своей суходольской души».
Пожалуй, всё это не стоило бы внимания писателя, если бы не было характерным для всей страны в целом. Одичание в Суходоле - типичная картина для России того времени, где насчитывались сотни и тысячи подобных имений. С поразительными наблюдательностью и зоркостью, Бунин схватывает черты разоряющихся помещиков: нежизнеспособных, пассивных, живущих воспоминаниями и остатками былой роскоши.
Очень тяжело, в большой нищете доживают свой век последние обитательницы Суходола: барыня Клавдия Марковна, тётя Тоня и Наталья. Их уделом стали заботы о каждодневном пропитании, ссоры, обсуждение снов и вздохи о прошлом. Вот как рисует Бунин картину их жизни: «Долги, тяжки были дождливые осени, снежные зимы в Суходоле. Холодно, голодно было в пустом разрушающемся доме. Заметали его вьюги, насквозь продувал морозный сарматский ветер. А топить - топили очень редко. По вечерам скудно светила из окон, из горницы старой барыни, - единственной жилой горницы, - жестяная лампочка».
По воспоминаниям Веры Буниной , прототипом тёти Тони была Варвара Николаевна Бунина, родная тётя писателя.
Естественно, что Суходол ждал жалкий и бесславный удел - полное исчезновение с лица земли. Потомки суходольцев мало знают о своих предках. Более того, порою думают: «Да полно, жили ли они?» Время сравняло с землёй их могилы. «Знаешь только одно: вот где-то здесь близко. И сидишь, думаешь, силясь представить себе всеми забытых Хрущёвых. И то бесконечно далеким, то таким близким начинает казаться их время».
Отчего же так «жидки на расправу» оказались «потомки степных кочевников»? Ведь род их был древним и знатным, гордился он воеводами, стольниками, ближайшими советниками и даже родственниками царей. Писатель не даёт прямого ответа на этот вопрос, так как сделать это непросто. Он отмечает, что среди потомков западных рыцарей такого быть не могло: «Не мог бы потомок рыцарей сказать, что за полвека почти исчезло с лица земли целое сословие, что столько нас выродилось, сошло с ума, наложило руки на себя, спилось, опустилось и просто потерялось где-то! Не мог бы он признаться, как признаюсь я, что не имеем мы даже малейшего точного представления о жизни не только предков наших, но и прадедов, что с каждым днём всё труднее становится нам воображать даже то, что было полвека назад!»
Напишите отзыв о статье "Суходол (повесть)"
Примечания
|
||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Суходол (повесть)
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
Бунин: Суходол
«Суходол» - семейная хроника столбовых дворян Хрущевых. В центре произведения, кроме того, - судьба Натальи, дворовой, которая жила у Хрущевых как родная, будучи молочной сестрой отца.
Рассказчик многократно повторяет мысль о близости суходольских господ своей дворне. Сам он впервые попадает в усадьбу только в отрочестве, отмечает особое очарование разоренного Суходола. Историю рода, как и историю самой усадьбы рассказывает Наталья. Дед, Петр Кириллович, помешался от тоски после ранней смерти жены. Он конфликтует с дворовым Герваськой, по слухам, его незаконным сыном. Герваська грубит барину, помыкает им, чувствуя свою власть над ним, да и над остальными обитателями дома.
Петр Кириллович выписывает для сына Аркадия и дочери Тони учителей-французов, но не отпускает детей учиться в город. Образование получает только сын Петр (Петрович). Петр выходит в отставку, чтобы поправить дела по хозяйству. Он приезжает в дом вместе со своим товарищем Войткевичем. Тоня влюбляется в последнего, и молодая пара проводит много времени вместе.
Тоня поет романсы под фортепиано, Войткевич читает девушке стихи а по всей вероятности, имеет по отношению к ней серьезные намерения. Однако Тоня так вспыхивает при любой попытке Войткевича объясниться, что, видимо, тем самым отталкивает молодого человека, и тот неожиданно уезжает. Тоня от тоски лишается разума, серьезно заболевает, становится раздражительной, жестокой, неспособной контролировать свои поступки
Наталья же безнадежно влюбляется в красавца Петра Петрович. Переполненная новым чувством, счастливая уже от того, что может находиться рядом с предметом своей страсти, она, совершенно неожиданно для себя самой крадет у Петра Петровича зеркальце в серебряной оправе и несколько дней наслаждается обладанием вещью любимого, подолгу глядясь в зеркало в безумной надежде понравиться молодому барину. Однако ее недолгое счастье кончается позором и стыдом. Пропажа обнаруживается, Петр Петрович лично приказывает обрить Наталье голову и высылает ее на дальний хутор. Наталья покорно отправляется в путь, по дороге ей встречается офицер, отдаленно напоминающий Петра Петровича, девушка падает в обморок.
«Любовь в Суходоле необычна была. Необычна была и ненависть» . Петр Петрович, поселившись в фамильной усадьбе, решает завести «нужные» знакомства, а для этого устраивает званый обед. Дед невольно мешает ему показать, что он - первое лицо в доме. «Дедушка был блаженно-счастлив, но бестактен, болтлив и жалок в своей бархатной шапочке... Он тоже вообразил себя радушным хозяином и суетился с раннего утра, устраивая какую-то глупую церемонию из приема гостей». Дед постоянно путается у всех^од ногами, за обедом говорит «нужным» людям глупости, чем раздражает Герваську, признанного незаменимым слугой, с которым все в доме вынуждены считаться. Герваська оскорбляет Петра Кирилловича прямо за столом, и тот просит защиты у предводителя. Дед уговаривает гостей остаться ночевать. Утром он выходит в залу, принимается переставлять мебель. Неслышно появившийся Герваська прикрикивает на него. Когда дед пытается оказать сопротивление, Герваська просто бьет его в грудь, тот падает, ударяется виском о ломберный стол и умирает. Герваська исчезает из Суходола, и единственным человеком, который видел его с того момента, оказывается Наталья.
Наталью по требованию «барышни» Тони возвращают из ссылки в Сошках. За прошедшее время Петр Петрович женился, и теле в Суходоле хозяйничает его жена Клавдия Марковна. Она ждет ребенка. Наталью приставляют к Тоне, которая срывает на ней свой тяжелый характер - бросает в девушку предметы, постоянно ругает ее за что-нибудь, всячески издевается над ней. Однако Наталья быстро приспосабливается к привычкам барышни и находят с нею общий язык. Наталья смолоду записывает себя в старухи, отказывается идти замуж (ей снятся страшные сны, будто она выходит замуж за козла и будто ее предупреждают о невозможности замужества для нее и неизбежности катастрофы вслед за тем). Тоня постоянно испытывает беспричинный ужас, отовсюду ожидает беды и заражает Наталью своими страхами. Дом постепенно наполняется «божьими людьми», среди которых появляется и некто Юшка. «Палец о палец не ударил он никогда, а жил, где бог пошлет, платя за хлеб, за соль рассказами о своем полнейшем безделье и о своей «провинности». Юшка уродлив, «похож на горбатого», похотлив и необычайно нагл. Явившись в Суходол, Юшка поселяется там, назвавшись «бывшим монахом». Он ставит Наталью перед необходимостью уступить ему, т. к. она ему «понравилась». Таким образом та убеждается, что ее сон про козла был «вещим». Через месяц Юшка исчезает, а Наталья обнаруживает, что беременна. Вскоре сбывается и второе ее сновидение: загорается суходольский дом, и от страха она теряет ребенка.
Тоню пытаются вылечить: возят к святым мощам, приглашают колдуна, но все тщетно, она становится еще придирчивее. Однажды, когда Петр Петрович едет к любовнице, на обратном пути его насмерть зашибает копытом лошадь. Дом ветшает, все «легендарнее становится прошлое». Доживающие здесь свои дни женщины - Клавдия Марковна, Тоня, Наталья - коротают вечера в молчании. Только на погосте еще чувствует молодой рассказчик свою близость к предкам, но уже не может с уверенностью найти их могил.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ilib.ru/
В повести «Суходол» Бунин рисует картину обнищания и вырождения дворянского рода Хрущевых. Когда-то богатые, знатные и могущественные, они переживают период упадка. Это своеобразные «унесенные ветром» - люди, которые не смогли приспособиться к изменившимся условиям жизни, которые всецело принадлежат прошлому: «Легко сказать - начинать жить по-новому! По-новому жить предстояло и господам, а они и по-старому-то не умели». Смерть дедушки Петра Кирилловича, пожары, слухи о надвигающейся реформе, об отмене крепостного права - все это положило начало разорению усадьбы и сказалось на душевном состоянии ее обитателей: «...быстро изменило лица и души господ, лишило их молодости, беззаботности, прежней вспыльчивости и отходчивости, а дало злобу, скуку, тяжелую придирчивость друг к другу...»
Томительно, серо и однообразно текут дни мелкопоместных дворян. Между тем жизнь настоятельно требует от них решительных действий - нужно спасать имение, обремененное долгами. Бунин с горечью рассказывает о жалких попытках братьев Хрущевых восстановить былое благосостояние семьи. Но ни Петр Петрович, ни Аркадий Петрович не обладают необходимой деловой хваткой, смекалкой, энергией и практическим умом. Их предприятие (афера с лошадьми) терпит сокрушительный крах и приносит только убытки.
Не в состоянии они оказываются и толково вести хозяйство: «А в хозяйстве братья
только мешали друг другу. Один был нелепо жаден, строг и подозрителен, другой - нелепо щедр, добр и доверчив». Естественно, что раздор между ними рос, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не погиб внезапно и нелепо как все умирали в Суходоле Петр Петрович. Усадьба осталась в руках беззаботного и легкомысленного Аркадия Петровича. Естественно, что ее уделом стало окончательное обнищание и разорение.
Пожалуй, все это не стоило бы внимания писателя, если бы не было характерным для страны в целом. Одичание в Суходоле - типичная картина для России того времени, где насчитывались сотни и тысячи подобных имений. С поразительными наблюдательностью и зоркостью Бунин схватывает черты разоряющихся помещиков: нежизнеспособных, пассивных, живущих воспоминаниями и остатками былой роскоши.
Очень тяжело, в большой нищете доживают свой век последние обитательницы Суходола: барыня Клавдия Марковна, тетя Тоня и Наталья. Их уделом стали заботы о каждодневном пропитании, ссоры, обсуждение снов и вздохи о прошлом. Вот как рисует Бунин картину их жизни: «Долги, тяжки были дождливые осени, снежные зимы в Суходоле. Холодно, голодно было в пустом разрушающемся доме. Заметали его вьюги, насквозь продувал морозный сарматский ветер. А топить - топили очень редко. По вечерам скудно светила из окон, из горницы старой барыни, - единственной жилой горницы, - жестяная лампочка».
Естественно, что Суходол ждал жалкий и бесславный удел - полное исчезновение с лица земли. Потомки суходольцев мало знают о своих предках. Более того, порою думают: «Да полно, жили ли они?» Время сравняло с землей их могилы. «Знаешь только одно: вот где-то здесь близко. И сидишь, думаешь, силясь представить себе всеми забытых Хрущевых. И то бесконечно далеким, то таким близким начинает казаться их время».
Отчего же так «жидки на расправу» оказались «потомки степных кочевников»? Ведь род их был древним и знатным, гордился он воеводами, стольниками, ближайшими советниками и даже родственниками царей. Писатель не дает прямого ответа на этот вопрос, так как сделать это непросто. Он отмечает, что среди потомков западных рыцарей такого быть не могло: «Не мог бы потомок рыцарей сказать, что за -полвека почти исчезло с лица земли целое сословие, что столько нас выродилось, сошло с ума, наложило руки на себя, спилось, опустилось и просто потерялось где-то! Не мог бы он признаться, как признаюсь я, что не имеем мы даже малейшего точного представления о жизни не только предков наших, но и прадедов, что с каждым днем все труднее становится нам воображать даже то, что было полвека назад!»
Сколько боли и горечи звучит в словах писателя! За родную страну, которая опасно больна, ибо даже один такой Суходол подобен гнойной язве на ее теле; за своих соотечественников, которым словно суждено быть «Иванами, родства не помнящими»; за годы медленного вымирания целого сословия, к которому принадлежал и сам Бунин. Но все меняется: там, где когда-то шумели дремучие леса, раскинулись необозримые поля, выросли шумные города, которым в будущем тоже суждено исчезнуть с лица земли. Так и время мечтателей и романтиков, привыкших к роскоши и праздности, сменяется веком деловых людей, веком стали и машин, веком капитала.
А разоряющиеся помещики, представители уплывающей в прошлое России, сметаются новыми хозяевами жизни.
Главный предмет повествования повести И.А.Бунина Суходол - усадьба и ее хозяева. Жизнь хозяев Суходола показана автором, как нечто произошедшее уже очень давно, отжившее себя. Главные герои повести: дедушка – хозяин Суходола, его дети Аркадий Петрович, Петр Петрович, барышня Тоня; сноха Клавдия Марковна, Герваська – побочный сын дедушки.
Повествование ведется от лица Натальи, уже старушки, всю жизнь прослужившей и прожившей в Суходоле и видевшей все потайные уголки жизни этой страшной усадьбы. Историю Суходола Наталья повествует внуком дедушки. Хозяева Суходола носили фамилию Хрущевы и изначально всем управлял дедушка. У него дети, а как выросли, Петр Петрович ушел на службу, а Аркадий Петрович только и делал, что ходил на охоту с Герваськой. Герваська, зная свое двойственное положение в доме, очень даже любил нахамить и Аркадию Петровичу, и дедушке, за что часто был наказан. Дедушку же Герваська не любил, да настолько, что как-то утром больно его ударил – дедушка падая, ударился о угол стола и умер. Герваська снял с него цепочку и кольцо да исчез из усадьбы. Петр Петрович, вернувшийся к тому времени со службы, привез с собой товарища, Войтковича. В него и влюбилась без памяти Тоня, сестра Петра Петровича. Но от малейших знаков внимания со стороны Войтковича Тоня начинала дрожать и заливаться румянцем. В результате из Суходола Войткович уехал, а его ухаживания остались незавершенными. … В это же самое время Наталья, дворовая, повествуя читателю судьбу Суходола, крепко влюбилась в Петра Петровича. Из-за этого она и выкрала из его спальни посеребренное зеркальце – прятала его в бане, по утрам вынимала его и любовалась на себя, замирая от страха, но и зеркальце-то было украдено из-за Петра Петровича, для него и смотрелась в зеркальце Наталья... Когда пропажа была обнаружена - да еще самим Петром Петровичем – Наталье отстригли волосы, одели в грубую рубаху и отправили в ссылку, в соседнюю усадьбу Лунево. Там Наталье придется жить долгих два года. Два года тишины и спокойствия, омрачавшиеся иногда страшными снами, всего-то снов было два – в одном взбирался ей на грудь громадный серый и непристойно возбужденный козел, крича: Я твой жених!. А другой сон, пугавший Наталью еще больше, был сном о пожаре, страшном и диком, неожиданно приключившимся в Суходоле. Через два года Наталья вернулась в Суходол, но вернулась другою – повзрослевшей, строгой, затушившей в себе искры первой любви. В Суходоле все изменилось: Петр Петрович женился, барышня Тонечка после отъезда Войтковича помутилась рассудком, а Наташу назначили в прислужницы к Тоне. Та часто заходилась в истерике, била Наталью и рвала на ней волосы, кидала в нее, чем подвернется, но порой успокаивалась. Однако стоило ей взглянуть на фортепиано, за которым играла она в четыре руки с Войтковичем, как истерики ее возобновлялись и даже колдун Клим Ерохин был не в силах ей помочь.
Вскоре в Суходоле появился новый житель, провиненный монах Юшка, бездельник с похотливым взглядом. Он все чаще останавливал Наталью в темном коридоре, говоря, что влюбился в нее и вскорости придет к ней, а если закричит, то дотла сожжет… Наташенька не спала ночами, прислушиваясь к малейшему шороху и однажды, когда задремала под утро, Юшка пришел. Поняла Наташенька, что именно он ей виделся во сне в образе серого козла, да было поздно. Спустя некоторое время Наташенька ему наскучила и Юшка исчез из Суходола. В августе Наташенька почувствовала себя матерью, но в сентябре случился в Суходоле страшный пожар, а ужас от пожара освободил ее от будущего ребенка. Тогда же был задавлен лошадью Петр Иванович и Суходол стал приходить в упадок, в упадок, которому нет названия. Ко времени повествования Натальей судьбы Суходола, усадьба почти не топилась, вся заросла бурьяном и дети горько сожалели о том, что не осталось не писем, ни простых принадлежностей - все погибло в огне. Не осталось даже могилы и оставалось только гадать, где были похоронены хозяева Суходола.
Так завершается повесть И.Бунина Суходол.
Недавно я посмотрел художественный фильм по мотивам повести Ивана Алексеевича Бунина «Суходол». Фильм появился в 2011-м году. Сам факт, что по мотивам произведения И.А. Бунина сняли новый фильм, меня обрадовал. Бунина вообще экранизировали достаточно мало. В советские времена это было невозможно, но и в постсоветское время экранизаций тоже – наперечёт. Видимо, это связано с тем, что в произведениях И.А. Бунина большей частью отсутствует динамичный сюжет. Попробуйте, кратко перескажите «Суходол» или «Чашу жизни», что получится? Жили люди, ругались, мирились, влюблялись, ошибались, старились, умирали. Вместе с ними умирало и их жилище, в легенду превращался их быт. А в остатке – лишь воспоминания о счастливой юности, о каком-нибудь оправленном в серебро зеркальце и горечь от мимолётности и невозвратности этого счастья. Как экранизировать воспоминания о невозвратном счастье?
У кинематографа свои законы, здесь динамика важна. Наверное, именно поэтому кинематографисты не так часто брались за Бунина. А из того что сняли, радует далеко не всё. Из художественных фильмов-экранизаций произведений Ивана Алексеевича хочу отметить замечательную работу режиссёра Игоря Максимчука, фильм «Холодная осень». Вот где действительно имеет место уважительное отношение к авторскому тексту, что, конечно же, само по себе не является самоцелью. Важно, что режиссеру удаётся передать бунинское настроение, какие-то неуловимые нюансы и чёрточки, дух времени. Ту самую горечь от мимолётности и невозвратности. «Ты поживи, порадуйся и приходи ко мне…». Как сладко и больно… Думаю, что Игорь Евгеньевич Максимчук не ставил перед собой никаких сверхзадач. Задача и без того у него была очень сложная – перенести гениальный рассказ Бунина на экран, сохранив атмосферу рассказа. И у режиссера это отлично получилось. Люблю этот фильм.
Итак, имея определённые ориентиры и ожидания, субъективные конечно, я приступил к просмотру художественного фильма режиссёра Александры Стреляной «Суходол». Хватило меня минут на десять непрерывного просмотра, ещё минут десять я потратил на просмотр этого фильма, что называется на перемотке. В конце концов, раздраженный, бросил и это занятие. Ну не нашёл я того Ивана Бунина, которого давно знаю и глубоко уважаю. Отсюда и раздражение. Но спустя некоторое время мне всё-таки захотелось просмотреть фильм полностью. В сражении между неприязнью и любопытством победило любопытство. Захотелось понять, шо воно цэ такэ, что это за трактовка такая интересная одного из любимых моих произведений. Заодно я и передачу «Закрытый показ», в которой обсуждают фильм Александры Стреляной, тоже посмотрел.
Если охарактеризовать мои ощущения одним словом, то лучше всего подойдёт слово «недоумение». Думаешь – это что, может стёб или юмор такой? Да вроде бы нет. На «Двенадцать стульев» не похоже. Автор нам это всё преподносит на полном серьёзе. Может быть, это поклёп на наше прошлое? После просмотра «Закрытого показа» я и от этой мысли отказался. Режиссер – милая девушка, как мне показалось искренняя, очень даже симпатичная. Что же это за фильм у неё, такой милой и симпатичной получился? Похоже, что автор не кривит душой. То есть молодая девушка, Александра Стреляная, режиссер этой картины, считает, что Россия в ХIХ веке была именно такой, какой она показана в её фильме.
Теперь попробую объяснить, что меня так задело за живое в этом фильме. В телепередаче «Закрытый Показ» режиссёр-документалист Ирина Уральская порекомендовала нам смотреть и пересмотреть этот фильм. И некоторые эпизоды я действительно пересмотрел по нескольку раз. Потому что это настоящие перлы. Фильм начинается с такого эпизода – некое существо, видимо женщина, видимо немолодая по высохшей траве куда-то гонит корову. Идёт дождь, существо вопит непотребным голосом, корова испугана и как будто удивлена. Судя по тому, что на берёзках в кадре нет ни единого листочка, время года – поздняя осень, а может уже и начало зимы, просто снег ещё не выпал. Корову можно понять, нет никаких причин в конце осени выгонять под дождь несчастное животное из тёплого стойла, если только пожар не случился, или не приключились съёмки фантастического фильма.
Смею предположить, что прототипом некоего существа послужила тётя Тоня из бунинской повести. Есть у Бунина и сцена с коровой: Аркадий Петрович Хрущёв с семейством после серьёзной ссоры и десяти лет разлуки на большой дороге встречает свою полоумную сестру, которая гонит корову. Сестра, та самая тётя Тоня, видимо от возбуждения начинает громко кричать, пугая своим криком барчука: «Уж не сама ли это Баба-Яга?» Трактовка бунинского текста в этом эпизоде слишком вольная, впрочем, как и во всём фильме. Нет в этом эпизоде, да и во всём фильме, ни Аркадия Петровича, ни маленького барчука, ни его сестры, но речь не о трактовке. Пропускаем несколько незначительных моментов, из тех, что вызвали у меня саркастическую улыбку.
А вот то, что пропустить уже нельзя: как раз между сценами с разоблачением воровства Натальи и публичным объявлением о её ссылке есть несколько секунд, которые резко поднимают интерес к фильму у зрителя. На экране баба, крестьянка, косит траву. Казалось бы, ничего особенного, ну косит и косит, таково её предназначение – косить, пахать, грудью кормить. Но дело в том, что трава эта не простая. Нет, и не волшебная. Она – высохшая и пересохшая. Смысла в таком покосе не больше, чем в обучении английскому языку аквариумных рыбок. Осенний сухостой косить можно только с одной целью, чтобы согреться. И я, видимо, очень близок к истине, потому как на заднем плане виднеются всё те же берёзки, совершенно голые. Предзимье, не дать не взять. Наверное, очень холодно, вот и греется бедолага. Почему у крестьянки пар изо рта не идёт? Загадка. Но это ещё не всё. Не заметно, что бы крестьянка что-то выкосила, её со всех сторон окружает высокая трава. Сразу становится понятно, что суровые русские бабы не только коня на скаку могли остановить, но и фитнесс изобрели задолго до появления лосин. Думаю, что этот эпизод, уже не просто вольное авторское прочтение, это уже тянет на метафору. Типа – коси не коси, всё равно зимой голодать, или что-нибудь в этом духе. Пока немного перематываем, ага, я всё-таки пар нашёл. Крестьянин Евсей Бодуля греется у костра, а пар так и валит изо рта, так и валит. Зима, зима… или предзимье!
Далее, моё внимание привлёк забавный эпизод на дальнем хуторе Сошки с запорожским казаком времён Тараса Бульбы. Каким образом сей персонаж попал в крепостные к господам Хрущёвым, одним только создателям фильма известно. У Бунина это просто неразговорчивый немолодой хохол, седой и коротко стриженный. У Александры Стреляной хохол почему-то имеет наголо бритый череп и залихватский атаманский чуб. Зачем нужен был этот маскарад с запорожцем? По этой логике француза нужно непременно показывать поедающим лягушек, чтобы не было сомнений: лягушек жрёт – значит, точно француз.
Думаете это всё? Нет! Впереди ещё много интересного. Вот ещё любопытный момент. Наталья на дальнем хуторе, будучи птичницей, руководит четырьмя гусями. Даже летать их учит. Гуси возмущены не меньше той коровы – понаехали тут из столиц, покою нет. Возникает вопрос, это снова метафора или, может, аллегория, или съёмочной группе большее количество гусей не доверили селяне? Ну, объяснил бы голос за кадром, что Наталья в Сошках исполняла работу птичницы, и всё было бы понятно. А теперь возникает вообще куча неразрешимых вопросов. Например, зачем господам Хрущёвым дальний хутор, на который надо ехать день и ещё ночь. Четырёх гусей можно было и в Суходоле учить летать. Или для Хрущёвых всё это сельское хозяйство с полями, покосами и дальним хутором, это только отмазка? Может, у них какой-нибудь криминальный доход имеется, к примеру, подпольная нефтяная скважина? Быт-то у Хрущёвых устроен основательно: мебель антикварная, и одеты они с иголочки. С четырёх гусей так не разживёшься. Что-то там у них не чисто.
Вот что Иван Алексеевич Бунин пишет о смерти матери Натальи, тоже птичницы: «…матушка веку не дожила из-за индюшат господских. Я-то, конечно, не помню-с, где мне, а на дворне сказывали: была она птишницей, индюшат под ее начальством было несть числа, захватил их град на выгоне и запорол всех до единого…». Эй, создатели фильма – птицы было «несть числа», понимаете! Помещики в те времена занимались зарабатыванием денег, тем, что сегодня называется словом бизнес, а вовсе не дрессировкой гусей.
И такие ляпы встречаются на протяжении всего фильма. Ну, не имеете вы возможность снимать лето именно летом, значит, делайте камерный фильм. Так нет, нас ещё и непрерывно пытаются удивить видовыми съёмками. Кстати, видовые съёмки получились очень даже интересными. Как говорил герой Аркадия Райкина, к пуговицам претензий нет. Правда, к бунинскому «Суходолу» эти пейзажи имеют очень отдалённое отношение. Вернёмся к лету. Игорь Максимчук, например, понятия не имел, что лето можно снимать зимой. Он в своём фильме «Холодная осень» июнь снимал в июне, июль в июле, сентябрь в сентябре, а октябрь в октябре. Это явно видно: в июле, когда обсуждается новость о начале Первой Мировой войны – цветут луговые цветы, а когда в октябре пришла новость о гибели героя Андрея Соколова – листья на деревьях, где желтые, где красные, а где-то ещё зелёные. И Центральную полосу России он снимал в Центральной полосе России. Всё узнаваемо, пейзаж бунинский…
У Ивана Алексеевича есть примечательная реплика в дневниковых записях от 27 июля 1917 г: «Еще утро, легкий ветерок проходит иногда по комнате, – открыты все окна. Которое нынче число? Если бы я даже не знал какое, я бы и так, кажется, мог сказать, что это конец июля, – так хорошо знаю я все малейшие особенности воздуха, солнца всякой поры года… В другие окна я вижу прежде всего ветви и сучья старых деревьев – серебристого тополя, сосен и пихт, – и бледно-голубое небо среди них, а ниже, между стволами, деревенскую даль: слегка синеющий на горизонте вал леса, желтизну уже скошенных и покрытых копнами полей, ближе – раскинувшееся по склону к мелкой речке поместье Бахтеярова, а затем, уже совсем близко, – старую низкую ограду нашей усадьбы, молодые елки, идущие вдоль нее, и часть двора, густо заросшую крапивой, – и глухой и жгучей, – которую припекает солнце и над которой реет крупная белая бабочка. Уже по одному тому, как высока крапива, мог бы я безошибочно определить, какое сейчас время лета. А кроме того, сколько едва уловимых, но мне столь знакомых, родных с детства, совсем особых запахов, присущих только рабочей поре, косьбе, ржаным копнам!».
Хочется сказать, господа создатели фильма «Суходол», моя ирония – это не занудство. Снимая фильм о сороковых-пятидесятых годах двадцатого века, вам бы никогда не пришло в голову одеть молодых девушек в короткие юбки, вы прекрасно понимаете, что это, по меньшей мере, смешно. В фильме «Суходол» ваши вольности идут гораздо дальше, при том, что Иван Алексеевич Бунин в художественных произведениях терпеть не мог фальши и искусственности. Бунин, кроме всех прочих его достоинств, чрезвычайно документален в своих произведениях. По его книгам можно историю его времени изучать.
Вернёмся к фильму. Дальше в коллекции нелепостей следует длинный блок лубочного фольклора. Вот насмотрятся школьники такого «Суходола» и ведь родится у них убеждение, что тоскливей и монотонней русской народной песни ничего в мире не существует. И что скучнее и «фольклорней» Бунина писателя нет на белом свете. И что русскую народную песню поют исключительно дребезжащими визгливыми голосами и обязательно рядом с нотами. Все эти выступления «суходольских бабушек» подытоживает фраза Евсея Бодули. «До чего ж красиво!» – восклицает он. Интересно, создатели картины зрителя пытаются убедить или сами себя уговаривают, что это – «красиво»? Хотя последний музыкальный номер с женским и мужским многоголосьем мне очень даже приглянулся. Всё подряд ругать не буду.
Вишенкой на торте в этом театре абсурда является поход Натальи за ягодами. Смотреть и пересмотреть – призывает нас Ирина Уральская. Пересмотрел раз пять. Смеялся до упаду. Опять же, за ягодой Наталья ходила по жухлой траве, среди голых берёз, с паром изо рта. Уходя, Наталья предупредила барыню, я, мол, за ягодами. На дворне тоже слышали. И никто ведь не остановил, не образумил: Натальюшка, чай у тебя жар, тебе бы в постель и срочно лекарство выпить, ну какие теперь ягоды. И Наталья пошла, и на полном серьёзе искала ягоды под абсолютно голыми кустами во весь экран. Фитнес-покос – это ещё цветочки, ягодки посерьезней будут. Опять возникает вопрос к создателям фильма: господа, почему вы своих зрителей считаете идиотами? По всем признакам у вас исторический фильм, экранизация. Ну какие ягоды в ноябре? Рябина с шиповником если только.
Иван Алексеевич Бунин, уча молодых начинающих писателей, в частности Валентина Катаева, в Одессе в 19-м году, наставлял: недостаточно в своём произведении назвать дерево просто деревом, цветок цветком, а птицу птицей, у каждого дерева есть своё название, порода, нужно вникнуть, узнать, разобраться, изучить. Это Бунин. Для него были важны детали, важна точность описания, он сам таких условностей никогда бы не принял. Если хочется снять притчу, фантастический фильм, сказку, утопию, антиутопию, фильм в стиле фэнтези, снимайте, это всё очень интересно, только не трогайте Бунина. К вам тогда претензий не будет у зрителя, и недоумения тоже не будет.
На самом деле, я могу предположить, откуда взялись в фильме «Суходол» все эти фитнес-покосы: бюджет минимальный, возможности отъехать от родного Питера нет, собрать всю съёмочную группу удалось только к середине осени, вот и пришлось исходить из того, что имеешь. Замечательно! Уберите из титров ссылку на Бунина, измените название, и все будут довольны. В противном случае, у зрителя возникает непреодолимое желание защищать правду и любимое произведение от посягательств.
Хочется несколько слов сказать о сюжете и о характерах героев и о России ХIХ века глазами Александры Стреляной и её команды. Я уже указывал на то, что в фильме от бунинского текста и сюжета мало что осталось. Тут я не могу быть столь же категоричным, как в обсуждении различной несуразицы с покосами и ягодами. Материя тонкая. В наше время сплошь и рядом художественный фильм оказывается очень далёким по содержанию от первоисточника, от произведения, по мотивам которого фильм снят. Есть множество примеров, когда такие фильмы становятся событиями, гораздо более заметными, чем первоисточник. Само по себе новое толкование знакомого материала – это привычное явление. Это норма. Но фильм Александры Стреляной – это нечто иное, нежели чем просто вольное толкование. В этом фильме, на мой взгляд, кроме очевидных нестыковок, описанных выше, существует подмена смысла. Попробую объяснить.
Начну издалека. Повесть Ивана Алексеевича Бунина «Суходол», сразу после её выхода в свет, в основном была встречена обществом очень тепло, но были и весьма нелестные отзывы. Бунина обвиняли чуть ли не в симпатии к крепостничеству. Конечно же, всё это – совершенно безосновательные обвинения. Но логику обвинителей понять можно. Причина проста. Помещиков-крепостников, своего деда, отца, дядю, и время их молодости, их благополучия, их рассвета, Иван Алексеевич описывает с определённой ностальгией, с любовью. Но это – любовь к своим предкам, отнюдь не любовь к крепостному праву. Крепостничество – сложная тема. В любом случае, оно часть нашей истории, назад уже не отмотаешь и не перепишешь набело. Точно так же и Александра Сергеевича Пушкина можно в крепостники записать. По формальным признакам он подходит. Да и много ещё кого. Бунин чувствовал неразрывную связь со временем своих дедушек и бабушек, временем Пушкина, временем своего родственника, поэта Жуковского, и естественно не мог не ностальгировать, не мечтать о том «золотом веке».
Вот что пишет Иван Алексеевич о молодости своей матери, Людмилы Александровны в эссе «Думая о Пушкине»: «Ничего для моих детских, отро¬ческих мечтаний не могло быть прекрасней, поэтичней ее молодости и того мира, где росла она, где в усадьбах было столько чудесных альбомов с пушкинскими стихами, и как же было не обожать и мне Пушкина и обожать не просто, как поэта, а как бы еще и своего, нашего?». Собственно, вся повесть «Суходол» этим обожанием пропитана, и мыслию, что нет, и не могло быть прекрасней и поэтичней времён бабушкиных и дедушкиных. Но «Суходол» – это не елей, не взгляд сквозь розовые очки. «Суходол» – это детские грёзы писателя. Арина Родионовна вдохновила Александра Сергеевича Пушкина на цикл сказок, а у Ивана Алексеевича была своя Арина Родионовна. В «Руслане и Людмиле» – чудеса и леший бродит, а в «Суходоле» – почерневший образ Меркурия Смоленского, обезглавленного, с собственной головой в руках, филин, ухающий по ночам под самыми окнами, великие громы с огненными змеями молний, тёмный и сумрачный суходольский дом из почерневших дубовых брёвен, и главное, обитатели этого дома, описанные поэтично, страстно, увлекательно. Можно сказать, что эта повесть есть хроника увядания русской усадьбы. И здесь речь идёт не только о дворянском семействе, речь идёт обо всех живущих в усадьбе и ближайшей деревне, о дворне, о крестьянах.
Точно так же, как пушкинский роман в стихах «Евгений Онегин» – не только гениальная поэзия, запоминающиеся образы и лёгкие, летящие строфы, это, кроме всего прочего, энциклопедия, исторический документ, касающийся определённой эпохи, «Суходол» помимо огромной художественной ценности, так же важен и интересен в качестве исторического документа. Повторяю, это документ, это хроника, объективная и подробная. И речь в этом документе идёт о том, что стало с внуками Онегиных, Ленских, Ростовых, Болконских, может быть не с ними, с их соседями, но в общем и целом о том, как изменялась Россия, уклад жизни в России, о том, что «за полвека почти исчезло с лица земли целое сословие, что столько выродилось, сошло с ума, наложило руки на себя, спилось, опустилось и просто потерялось где-то!». В бунинском «Суходоле» показана динамика этого саморазрушения, в «Суходоле» Александры Стреляной речь идёт в основном о взрослении дворовой Натальи и апофеоз этой истории, сцена изнасилования Натальи Юшкой.
Утрирую, но по большому счёту, я недалёк от истины. Использование лишь одной сюжетной линии, из всего того многообразия, что имеется в повести, это не беда, не трагедия, не преступление. Это обычное дело. Но то, что искажён, изменён смысл, посыл литературного первоисточника, лично меня покоробило и возмутило. По причине упрощения сюжета некоторые главные герои повести в фильме, напрочь отсутствуют. Нет Аркадия Петровича, его отца Петра Кирилыча. Историю Натальиного взросления эти персонажи сильно перегрузили бы. Не нужны. Лишние. Лакей Герваська, незаконнорожденный сын Петра Кирилыча, в повести «измывается» над барином и барчуком, которые «в нём души не чают», и, в конце концов, Герваська случайно убивает Петра Кирилыча. Сложная фигура, сложная история семейных взаимоотношений, несправедливости, обид. Как результат этих обид – Герваськины хамство и дерзость по отношению к Хрущёвым. В общем, всё как у людей – запутанно и неоднозначно. А в фильме Герваська больше похож на идейного революционера-социалиста, нежели на обиженного на несправедливую долю незаконнорожденного. И, чтобы изображаемое выглядело логичным, оставленные в фильме Хрущёвы превращены в законченных монстров. Получилось некое подобие «Муму». Наследники Салтычихи, да и только. Это, к слову, о подмене смысла.
Вот диалог Петра Кирилыча и Герваськи: «Лакеи! Лакеи! Вы спите?» А Герваська подымет голову с ларя, да и спрашивает: «А хочешь, я тебе сейчас крапивы в мотню набью?» — «Да ты кому ж это говоришь-то, бездельник ты этакий?» — «Домовому, сударь: спросонья…». А вот сцена из фильма, где угрюмый Петр Петрович шикает на свою сестру Антонину: «кричи громче, с холопами породнились. Из-за него здесь теперь много таких вострых…». Ну не вяжется одно с другим. У Бунина всё наоборот: «Но ведь кровь Хрущевых мешалась с кровью дворни и деревни спокон веку. Кто дал жизнь Петру Кириллычу? Разно говорят о том предания. Кто был родителем Герваськи, убийцы его? С ранних лет мы слышали, что Петр Кириллыч. Откуда истекало столь резкое несходство в характерах отца и дяди? Об этом тоже разно говорят. Молочной же сестрой отца была Наталья, с Герваськой он крестами менялся… Давно, давно пора Хрущевым посчитаться родней с своей дворней и деревней!» И ещё: «Дворня, деревня и дом в Суходоле составляли одну семью. Правили этой семьей еще наши пращуры. А ведь и в потомстве это долго чувствуется. Жизнь семьи, рода, клана глубока, узловата, таинственна, зачастую страшна…».
В фильме идёт явная подмена. Произведение, которое критики в своё время обвиняли в симпатии к крепостничеству, каким-то чудом породило к жизни фильм о жестокостях крепостничества, почти что о революционной ситуации, о неизбежности революции. Недаром одна из молодых зрительниц на «Закрытом показе» заметила: «Теперь-то я поняла, почему произошла революция». Но, на самом деле, повесть «Суходол» не о крепостниках и их холопах. Тема социальной несправедливости, угнетения, это очень важная тема, но в бунинском «Суходоле» речь идёт о «жизни семьи, узловатой и таинственной». Эта повесть не о жестокостях крепостников, она о живых людях, у которых всё противоречиво и сложно. Она о том, например, что Хрущёвы были самыми добрыми в мире, но и они же «за можай загнали» Натальиных родителей. В книге Наталья говорит: «— Диковинное дело! — — Над барчуком и дедушкой Герваська измывался, — а надо мной — барышня. Барчук, — а, по правде-то сказать, и сами дедушка, — в Герваське души не чаяли, а я — в ней…».
В фильме же Наталья в своей, не очень похожей на православную, молитве камушкам или с камушками упоминает «окаянную Тоню». У Бунина, между прочим, никакого язычества Натальи, никаких молений «крынке у дороги» и в помине нет. Зачем всё это притянули в фильме? Вот цитата из повести об отношении Натальи к тронувшейся умом Антонине: «Вскоре после приезда узнала она, что барышня ждала ее «как света белого»: барышня-то и вспомнила о ней – все глаза проглядела, не едут ли из Сошек, горячо уверяла всех, что будет совсем здорова, как только вернется Наташка. Наташка вернулась – и встречена была совершенно равнодушно. Но не были ли слезы барышни слезами горького разочарования? У Наташки дрогнуло сердце, когда она сообразила все это». Никакой «окаянной Тони» здесь и близко нет! На мой взгляд, кинематографисты снимали свой фильм по мотивам «Суходола», а получилась у них экранизация то ли «Отцов и детей», то ли «Муму».
В самом деле, из главных героев фильма только Наталья – это живой и последовательный понятный образ. Остальные, за небольшим исключением, либо изверги (семейство Хрущевых), либо истуканы (все немолодые крестьяне). Явно прослеживается противоречие между поколениями. Кроме Натальи, сочувствие и понимание в фильме должны вызывать – Герваська, девочка-сподручница Натальи, возмущённая несправедливым наказанием последней, может быть ещё невеста на свадьбе, той самой свадьбе, которой восхищается Евсей Бодуля. Сам Евсей Бодуля, немолодой крестьянин, скорее вызывает жалость – тихий добрый человек, смирившийся и незамечающий произвола злодеев Хрущёвых. «На всё господская воля». С невестой тоже неоднозначный эпизод: на предсвадебном обряде пожилые крестьянки убеждают невесту, что обязательно нужно перед свадьбой поплакать, а та удивлённо спрашивает, а зачем, я же к любимому иду. То есть пожилые люди – лицемерят, их традиции – мертвы и закостенелы, а молодая невеста всё ещё открыта для правды, и она видит всю нелепость ситуации, так что ли получается?
Это, конечно, хорошо, но у меня вопрос к товарищам режиссерам и авторам сценария: а ничего, что молодая невеста навсегда шла в чужую семью от родных батюшки и матушки, навсегда шла жить в чужой дом, под одну крышу не только с родителями жениха, но и, возможно, с золовкой и мужней невесткой. И всё это в тесной избе, где на одной печи, зимой, могло ночевать до десятка ребятишек и родных друг другу и двоюродных. Я написал в начале своей заметки, что у меня возникло сомнение, не очерняют ли авторы наше прошлое. Ну так вот, у нашего народа было такое прошлое, что его и очернить-то не так легко. Правда суровее всякого вымысла. Шутка ли, кое-где в полуземлянках чуть не до ХХ века жили.
Но не надо придумывать нам историю в стиле фэнтези или в виде лубочной картинки. И не надо примерять современную логику мышления на людей, которые жили сто пятьдесят лет назад. Имелся, имелся повод у молодой невесты всплакнуть самой, без напоминаний старших наставников. Ну не было тогда ипотеки и других благ цивилизации: метро, хайвэев, седанов, планшетов, горячего ароматного кофе в сетевой кафешке с маленькой книжкой в мягкой обложке в руке. Не нужно тех людей с нашей колокольни судить. Нет, кофе и книжки уже всё-таки были, но не у всех.
Илья Рыльщиков
