Дети эмиграции воспоминания сборник статей. Дети эмигрантов из россии

Среди проблем, которые чаще всего волнуют людей, желающих иммигрировать в Евросоюз , – возможность безболезненно перевезти с собой детей. Родители задаются множеством вопросов. Насколько легко оформить документы на ребенка? Сколько будет стоить оформление? В какую страну проще иммигрировать с детьми? И где ребенку будет проще всего адаптироваться? На эти вопросы мы постараемся ответить в этой статье.

Трудности адаптации

Начнем с адаптации… Наиболее сложными для ребенка становятся первые 2-3 недели, затем он привыкает к новой обстановке и новым друзьям. По опыту наших многочисленных клиентов, уехавших жить в Европу с детьми, можем заявить: ребенок адаптируется к незнакомому окружению в разы проще, чем взрослые. И чем младше ребенок, тем быстрее происходит адаптация.

Это для взрослого человека существует множество нюансов укоренения в новой культуре и обществе. Мы выкраиваем время в плотном графике для изучения языка и в итоге даже процесс постижения языковых азов может растянуться на долгие месяцы. Ребенок же овладевает теми же азами за 1-2 месяца, пока общается со сверстниками в детском саду или школе. Через полгода он уже может спокойно говорить на разные темы, а спустя год станет болтать с местным акцентом.

Куда эмигрировать из России с детьми ?

Если у вас нет личных предпочтений по выбору страны для иммиграции с детьми , то основываться следует на нескольких показателях:

В одной из своих недавних публикаций мы затрагивали тему выбора страны в соответствии с последними рейтингами. Нужно заметить, что во всех странах ЕС приемлемые условия для жизни детей: система образования, инфраструктура, возможности для дополнительного развития (например, спортивного или культурного) достаточно высоки.

При выборе страны также необходимо отталкиваться от фактора доступности. К примеру, по вышеперечисленным показателям одними из лидеров в Европе являются Германия, Швеция, Норвегия, Дания, Нидерланды, Франция. Однако вход для мигрантов в них предельно лимитирован. А многие страны и вовсе ужесточают миграционную политику в связи с последними событиями .

В то же время отдельные страны ЕС пока еще доступны для мигрантов из стран бывшего СНГ и предоставляют ВНЖ или гражданство по упрощенной схеме за инвестиции в экономику. К таковым относятся Великобритания, Швейцария, Австрия, Испания, Португалия, Мальта, Венгрия, Кипр, Греция . Как видим, в списке присутствуют флагманы Евросоюза по уровню жизни и страны, абсолютно комфортные для проживания с детьми.

Обладая гражданством одной из стран Евросоюза, вы сможете отправить ребенка в любое из доступных вашему бюджету престижных учебных заведений в другой стране. Иными словами, для того чтобы отправить ребенка в частную школу Великобритании, можно не получать дорогостоящий статус в этой стране, а воспользоваться гораздо более экономным и привлекательным предложением Венгрии.

Гражданство для детей в Европе через ВНЖ

Одним из наиболее экономичных путей получения детьми гражданства является ваше участие в программе «ВНЖ за инвестиции», которую предлагают сразу несколько стран Евросоюза. Затем в зависимости от государства вам предложат в течение 2-5 лет получить и гражданство. Это неплохой путь, если на начало участия в программе вашему ребенку исполнилось не более 13-14 лет. Тогда к своему совершеннолетию он сможет получить паспорт вместе с вами.

Венгрия

На данный момент – самая доступная программа для получения европейского ВНЖ для всей семьи. За инвестиции в размере 300 тыс. евро (+60 тыс. евро на оформление) вы сможете получить статус ВНЖ всего за 3 недели и перевезти ребенка в Европу. Качество школьного и вузовского образования здесь не уступает среднеевропейскому, а полученные дипломы открывают дороги в престижные европейские компании. Спустя 6 месяцев вы сможете стать обладателем статуса ПМЖ.

Греция

Чрезвычайно выгодным сейчас можно по праву назвать предложение Греции. Для получения статуса ВНЖ необходимо вложить в экономику 250 тыс. евро . Статус ваша семья сможет получить всего лишь через 1 месяц . А после этого – пользоваться качественным образованием и медициной европейского уровня.

Испания и Португалия

Обе страны многими экспертами называются идеальными для проживания с детьми. Здесь теплый климат, прекрасная инфраструктура, одни из лучших дошкольных учреждений, частных школ и вузов Европы. А испанская медицинская система считается лидером в ЕС. Обе страны предлагают похожие условия для получения ВНЖ: инвестиции в размере 500 тыс. евро (+10 тыс. евро на оформление) с гарантией возврата в течение 5 лет. Статус выдается через 3 месяца , поэтому если хотите 1 сентября отправить ребенка на учебу, начните готовить документы в мае.

Швейцария

Если вы обладаете достаточным состоянием для того, чтобы дать детям лучшее в мире образование и обустроить их жизнь в максимально безопасной стране с высочайшим уровнем жизни, то стоит обратить внимание на программу Швейцарии. ВНЖ для всей семьи здесь можно получить лишь за 3 месяца . Для этого нужно выбрать один из способов: инвестировать в бизнес 1 млн. евро или платить аккордный налог от 100 тыс. франков в год.

Великобритания

Не меньшие преимущества получат ваши дети, если вы озаботитесь получением ВНЖ в этой стране. Получить статус здесь вы сможете за 8 недель . Сумма вложений стартует от 2 млн. фунтов . Чем выше сумма, тем раньше вы сможете получить гражданство одной из самых престижных стран мира. Стоит заметить, что данное предложение распространяется на инвесторов с состоянием, так как использовать заемный капитал не получится.

Приобретение гражданства детьми

Многих людей, желающих иммигрировать в Европу, интересует вариант максимально быстрого получения гражданства для всей семьи. Отдельные страны предлагают весьма привлекательные условия для этого. Однако отметим, что это предложения для состоятельных людей.

Мальта

Получить паспорт Мальты и перевезти туда детей можно за 14 месяцев , инвестировав довольно крупную сумму:

Важно, что за каждого ребенка в возрасте вплоть до 27 лет придется дополнительно инвестировать в фонд 25 тыс. евро .

Кипр

Оформить гражданство Кипра для себя и детей можно всего за 3-4 месяца , однако сумма инвестиций намного крупнее – от 2,5 до 5,5 млн. евро . Существует несколько вариантов.

Оформление каждого ребенка обойдется дополнительно в 25 тыс. евро .

Австрия

В этой стране стоимость оформления детей входит в стоимость инвестиций, однако сама их сумма чрезвычайно крупная – от 6 млн. евро . Австрийский паспорт вы получите через 1 год . Однако учитывайте, что за указанную сумму вы и ваши дети получаете гражданство страны с высочайшим уровнем жизни, лучшими вузами мира, поэтому получаемые вами выгоды велики. Вы сможете передать своим детям бизнес одной из самых стабильных экономик Европы.

Иммиграция с детьми

Не стоит опасаться иммигрировать с детьми в незнакомую для них страну. Выгоды от получения ими гражданства намного превышают тот небольшой дискомфорт, который они ощутят в первое время после переезда. В конце концов, в ваших силах сделать этот переезд максимально быстрым и безболезненным для них. Выберите наиболее подходящее для вас предложение и обратитесь к специалистам за консультацией, чтобы узнать подробности процедуры оформления документов. Ваши сегодняшние вложения в получение статуса ВНЖ или гражданства завтра положительно отразятся на ваших детях, которые получат возможность учиться, работать и жить в условиях развитых европейских стран.

Мы вспоминаем страшные события 95-летней давности. Трагедию, случившуюся в стране тогда, чувствовали не только взрослые. Дети понимали ее по-своему, в каком-то смысле чище и острее. Мальчики и девочки 1920-х годов. Голоса тех детей рассказывают больше и правдивее, они не умеют врать.

Я не умею врать

1917 год как поворотная веха в истории России и последовавшая за ним братоубийственная гражданская война на протяжении долгих лет являлись объектом пристального внимания не только со стороны историков-профессионалов, но и многих современников тех событий. По существу, «вспоминать» начали почти сразу, почти синхронно происходящему. И это нельзя было объяснить лишь воздействием политической конъюнктуры: то, что случилось в стране, прямо и непосредственно затронуло каждого из ее граждан, полностью перевернуло, а подчас и просто сломало их жизни, заставляя вновь и вновь переосмысливать недавнее прошлое, ища ответ на трудноразрешимые или вовсе не разрешимые вопросы, поставленные революционной эпохой столь неожиданно и остро. Может показаться удивительным, но в нестройную «вспоминающую» многоголосицу первых послереволюционных лет постоянно вплетались голоса тех, кого, казалось бы, трудно было там услышать — детей, которым довелось взрослеть в это непростое время.

Действительно, мальчики и девочки 1920-х годов оставили после себя немало письменных текстов, в которых шла речь о том, что произошло с ними самими, с их родителями, с другими близкими и не очень близкими им людьми после революции 1917 года. В большинстве своем такие детские воспоминания сохранились в форме школьных сочинений. Не отрицая тот факт, что воздействие взрослых на эту форму детского мемуарного творчества было достаточно велико — даже само их появление инициировалось взрослыми, — значение таких воспоминаний трудно переоценить. Мало того что наблюдательные дети подчас подмечали и фиксировали то, что оставалось не увиденным взрослыми, мало того что они предлагали свои, «детские» интерпретации многих явлений, фактов и событий, они писали так откровенно, так искренне и открыто, что изложенное ими на простых тетрадных страницах немедленно превращалось в своеобразные исповеди. «Я не умею врать, а пишу, что правда», — это признание 12-летней девочки из Ярославской губернии могло бы быть распространено на преобладающее большинство детских воспоминаний, написанных вскоре после окончания Гражданской войны в России.

Дети 1917-го

В декабре 1923 года в одной из самых больших русских эмигрантских школ — русской гимназии в Моравской Тшебове (Чехословакия) — по инициативе ее директора неожиданно были отменены два урока и всем учащимся предложили написать сочинение на тему «Мои воспоминания с 1917 года по день поступления в гимназию» (среди прочих участников опроса была и дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон, о чем она много лет спустя написала в своих мемуарах). Позднее Педагогическое бюро распространило этот опыт на ряд других русских эмигрантских школ Болгарии, Турции, Чехо-Словакии и Югославии. В результате к 1 марта 1925 года в Бюро было собрано 2403 сочинения общим объемом 6,5 тысячи рукописных страниц. Результаты анализа воспоминаний были изданы в нескольких брошюрах, однако сами воспоминания долгое время не публиковались и хранились вначале в Русском заграничном историческом архиве в Праге, а после передачи его в Россию по окончании Второй мировой войны — в ЦГАОР СССР (ныне — Государственный архив Российской Федерации). Часть этих документов (свыше 300) была опубликована лишь в 1997 году по благословению архимандрита Кирилла (Павлова).

Собранные сочинения были очень разными, что не случайно: ведь их писали учащиеся разных возрастов, причем возрастной диапазон колебался от 8 (ученики приготовительных классов) до 24 лет (молодые люди, возобновившие обучение после вынужденного перерыва). Соответственно, и объемом своим эти сочинения сильно отличались друг от друга — от нескольких строчек, с большим трудом выведенных самыми маленькими, до 20-страничных сочинений старшеклассников, написанных убористым, мелким почерком. По мере взросления ребенка и совершенствования его письменной речи прослеживалось естественное усложнение текстов, когда на смену фиксации отдельных, часто разрозненных автобиографических фактов приходили попытки осмысления прошлого, рассуждения о судьбах покинутой Родины, причем зачастую патриотические настроения и чувства прямо подпитывались религиозными установками и религиозным сознанием писавших. Россия и православная вера сплетались воедино, и именно в вере Христовой видели эти отвергнутые новой советской властью дети надежду на воскрешение своей Отчизны: «Попросим же мы Бога о том, чтобы он взял под свою защиту поруганную и униженную, но не забывшую, несмотря на все гонения, христианскую веру, нашу дорогую Святую Русь»; «Где-то там, в глубине необъятной России, появятся люди старинного уклада, которые с именем Божьем на устах пойдут спасать Россию»; «Я верю, что правда восторжествует и Россия спасется светом Христовой Веры!».

Бог был с детьми

При всем их многообразии основная масса детских воспоминаний содержательно и оценочно укладывалась в довольно стабильную противополагающую схему: «было хорошо — стало плохо». Добольшевистское прошлое представало в сочинениях детей эмиграции как красивая, добрая сказка, в которой всегда было место религии и Богу. Вспоминая «золотое», «тихое», «счастливое» детство в России, мальчики и девочки подробно описывали с таким нетерпеньем ожидаемые «светлые праздники» Рождества и Пасхи, когда обязательно ходили в церковь и получали подарки, наряжали елку и красили пасхальные яйца, когда рядом были родители и друзья, а еще — «Кто-то Милосердный, Который простит и не осудит». «…Рождество, — пишет ученик 6-го класса Английской школы для русских мальчиков в Эринкее (Турция) Иван Чумаков. — Изучаешь тропарь, рассказываешь отцу, матери, сестрам, и даже младшему братишке, ничего еще не понимающему. А мать так за три дня попросишь разбудить к заутрене. В церкви стоишь спокойно, ежеминутно крестишься и читаешь тропарь. Кончилась церковная служба. Не возвращаясь домой, бежишь “Христа славить”. Тут конфеты, пряники, копейки — все карманы. Потом — домой разговляться. После этого — опять славить, и так целый день… А вскоре и Пасха. Это праздник… неописуемый. Весь день колокольный звон, катание яиц, “христосование”, поздравления, подарки…»

Бог был с детьми, а дети — с Богом не только в дни религиозных праздников, но постоянно, ежедневно, ежечасно. Некоторые из них прямо признавались в «глубокой религиозности», унаследованной от родителей. Молитва неизменно занимала свое особое, устойчивое место в детских рутинных повседневных практиках: «Наутро я просыпался всегда веселый, одевался, умывался, молился Богу и шел в столовую, где уже был накрыт стол… После чая я шел заниматься, решал несколько задач, писал две страницы чистописания и т. д.». Бог хранил, Бог защищал, Бог умиротворял, Бог вселял надежду: «Вот отдельные картины из дальнего детства. Ночь, перед образом Божьей Матери горит лампадка, ее дрожащий неверный свет освещает всепрощающий лик Прелестной Девы, и кажется, что черты ее лица движутся, живут, а прелестные глубокие глаза смотрят на меня с лаской и любовью. Я, маленькая девочка, в длинной ночной рубашке лежу в кровати, мне не хочется спать, я слышу храпенье моей старушки-няни, и мне представляется в ночной тишине, что я одна в огромном мире, где нет ни одной человеческой души, мне делается страшно, но, смотря на чудные черты Божьей Матери, страхи мои понемногу уходят, и я незаметно для себя засыпаю».

И вдруг внезапно, в один миг все это — такое «свое», такое привычное, такое устоявшее — было разрушено, а безбожие, как это ни кощунственно звучит, было возведено в ранг новой веры, где молились новым революционным апостолам и следовали новым революционным заветам. «Большевики проповедовали, что Бога нет, что нет красоты жизни и все дозволено», и не просто проповедовали, а воплощали эту вседозволенность на практике. Запрет на преподавание Закона Божьего и замена висящих в классных комнатах икон — «этих безделушек», как называли их красные комиссары, — портретами вождей революции были, пожалуй, наиболее безобидными из того, что предприняли новые власти. Осквернение религиозных святынь происходило повсеместно: и во время обысков, свидетелями которых были дети («Несколько пьяных, разнузданных матросов, с ног до головы увешанных оружием, бомбами и перевитыми пулеметными лентами, ворвались в нашу квартиру с громкими криками и бранью: начался обыск… Все подверглось разрушению и разгрому, даже иконы срывали эти богохульники, били их прикладами, топтали ногами»), и за пределами их дома. «Большевики в храмы Божьи вторгались, убивали священников, вынимали мощи и разбрасывали по церкви, ругались по-большевистски, смеялись, но Бог терпел и терпел», — с горечью свидетельствует 15-летний ученик Русской гимназии в Шумене (Болгария). «Свет от пожара освещал церковь… на колокольне качались повешенные; их черные силуэты бросали страшную тень на стены церкви», — вспоминает другой. «На Пасху, вместо звона, стрельба. Страшно выйти на улицу», — пишет третий. И таких свидетельств было немало.

Именно на Бога и уповали дети в самые тяжкие, самые страшные минуты своей жизни, когда надеяться было не на что, и именно Ему возносили хвалу, когда испытания оказывались уже позади: «Нас ввели в большую светлую комнату (ЧК. — А. С. )… Я помню, что в то мгновение я только молилась. Сидели мы не долго, пришел солдат и нас куда-то повел; на вопрос, что с нами сделают, он, гладя меня по голове, отвечал: “Расстреляют”… Нас привели на двор, где стояло несколько китайцев с ружьями…Это было похоже на кошмар, и я только ждала, когда он кончится. Я слышала, как кто-то считал: “Раз, два”… Я видела маму, которая шептала: “Россия, Россия”, и папу, сжимающего мамину руку. Мы ждали смерти, но… вошел матрос и остановил готовых стрелять солдат. “Эти еще пригодятся”, — сказал он и велел нам идти домой. Вернувшись… домой, мы все трое стали перед образами, и я в первый раз так горячо и искренно молилась». Для многих молитва становилась единственным источником жизненной силы: «В ночь под Благовещение была страшная канонада; я не спала и всю ночь молилась»; «Я никогда раньше не молился, никогда не вспоминал Бога, но, когда я остался один (после смерти брата), я начал молиться; я молился все время — где только представлялся случай, и больше всего молился на кладбище, на могиле брата».

Помилуй Россию, помилуй меня!

Между тем были среди детей и совершенно отчаявшиеся, утратившие жизненный стержень, а вместе с ним — как им казалось — и веру во Всевышнего: «Я хуже волка, вера рухнула, нравственность пала»; « Я… с ужасом заметил, что ничего того святого, того доброго, что вкладывали в меня папа и мама, — у меня нет. Бог для меня перестал существовать как что-то далекое, заботящееся обо мне: Евангельский Христос. Встал передо мною новый бог, бог жизни… Я стал… полным эгоистом, который готов для своего счастья поступиться счастьем других, видящего в жизни только борьбу за существование, считающего, что высшее счастье на земле — это деньги». Именно таких детей и подростков имел в виду В. В. Зеньковский, когда, анализируя сочинения, утверждал, что «религиозный путь преодоления» открылся пока еще далеко не всем, и нужна очень кропотливая работа, чтобы помочь детям «подойти ближе к Церкви».

В эмиграции дети оказались в какой-то степени ограждены от кровожадного революционного молоха. Им вернули многое из того, что они сами хотели бы вернуть из недавнего прошлого. Но, по их собственным словам, даже Рождество стало каким-то «грустным», не таким, как в оставленной России, которую они никак не могли забыть и куда они так хотели бы вернуться. Нет, им отнюдь не нужно было новое советское отечество, враждебный и непривычный для них «антимир» советской власти и большевизма. Они стремились в ту, прежнюю Россию, о которой писали в своих сочинениях и которую изображали на своих рисунках: тихие, заснеженные дворянские усадьбы, кремлевские стены и башни, маленькие деревенские церквушки. Особенно трогает среди сохранившихся рисунков один: маковки православных церквей с крестами и лаконичная надпись «Я люблю Россию». Большинству из этих детей так никогда и не удалось осуществить свою мечту. Но они продолжали верить и истово молиться за Родину — так же истово, как за самих себя: «Боженька, неужели все так и останется? Помилуй Россию, помилуй меня!»

При подготовке статьи были использованы материалы книг «Дети русской эмиграции (Книга, которую мечтали и не смогли издать изгнанники)» (М.: ТЕРРА, 1997) и «Дети эмиграции: Воспоминания» (М.: Аграф, 2001), а также монографии автора «Российское детство в ХХ веке: История, теория и практика исследования». (Казань: Казанский гос. ун-т, 2007).


Построение русских скаутов. Марсель. 1930 год

Занятие музыкой с детьми в русской коммуне Монтгерон. Париж. 1926 год

Учителя и учащиеся прогимназии Всероссийского союза городов в лагере Селимие. 1920 год

Преподаватели и студенты Свято-Сергиевского богословского института в Париже. 1945 год. В центре — схимонах Савватий. Справа от него — Владимир Вейдле. Александр Шмеман, Константин Андроников и Сергей Верховский. Крайний справа — отец Василий Зеньковский

Текст: Алла САЛЬНИКОВА

Первая шальная мысль о бегстве из Москвы пришла мне в голову еще во время неожиданной командировки в Швейцарию, в разгар апреля. Зеленые лужайки, чистые улицы, люди на велосипедах и горы вдалеке – очень захотелось поселиться в этой сельской идиллии.

Помню, как смотрела с завистью на швейцарскую мамашу, которая везла своего двухлетнего малыша в велотележке на прицепе. Светило солнце, кругом цветы и синее-синее небо. Сразу вспомнилось, как мы недавно пытались пробраться по слякоти в наш родной Измайловский парк и по пути пару раз свалились с сыном прямо в эту самую слякоть.

Проект «Кенгуру»

«В Австралии такой воздух, такой воздух... Прямо целительный. Это давно поняли в Англии, и поэтому в Австралию ссылают людей - на исправление. Нет, я убежден. Люди в Австралии становятся лучше!» - это непридуманный диалог из фильма «Дети капитана Гранта».

Посещение разных средиземноморских стран с ребенком укрепило желание слинять куда-нибудь в теплые края. Купаться в теплом и чистом море ему категорически нравилось, как и бегать почти голышом, без привычных финских непромокаемых комбинезонов и сапог. Сначала я просто мечтала вслух, как когда-нибудь, может быть, перееду в Италию, буду жить на берегу моря или озера, и вспоминать полярные ночи своего детства (а родилась я на Крайнем Севере) как страшный сон.

Вскоре о климатической иммиграции мы стали думать всерьез и вместе с мужем. Чуть не купили домик на берегу Азовского моря, рассматривали вариант переезда в Краснодарский край и даже в Египет. «Зачем Египет?» - заметил приятель во время дружеских посиделок за чаем. «Когда есть Канада, Новая Зеландия и Австралия». Этот разговор стал критическим на пути к нашей новой жизни. Перевели документы, сдали экзамены, прошли медицинское обследование. Визу мы ждали примерно полтора года, при этом особенно тяжелыми казались последние полгода, сидели буквально на чемоданах, в полной неопределенности: то ли уедем, то ли нет.

В конце-концов врата рая открылись, последние коробки с вещами были отправлены, всей семьей под плач родных и скупые слезы друзей мы сели на самолет Британских Авиалиний и отправились на другой конец света. Менять географическую зону и место жительства мне приходилось и до этого. А вот страну – никогда. Ребенку же на момент отъезда почти исполнилось шесть лет, полгода мы тщательно готовили его к переезду, рассказывая про то, как замечательно мы заживем на пятом континенте.

Чтобы долгий перелет и расставание с бабушками и друзьями не травмировал малыша, мы взяли в путешествие любимого плюшевого мишку. Медвежонок был не простой, а французский, привезенный из Парижа. Поэтому я давила на то, что ему-то не привыкать путешествовать. Он даже, можно сказать, соскучился по взлетам и посадкам и загадочным странам.

Австралийская идиллия рисовалась мне примерно так: домик, зеленый весь в цветах дворик, гамак, велосипеды на крыльце, серфинг и батут. Ребенок с удовольствием и вприпрыжку идет в австралийскую школу, много бегает по траве, играет в футбол и катается на велосипеде.

Как и у большинства россиян, мои представления об Австралии ограничивались образами кенгуру, коалы, сиднейской оперы, красной горы посреди материка, и, конечно, бронзовых белокудрых серфингистов, куда же без них.

О новом месте жительства я знала кое-что по передачам Кусто, по книжке Даррела «Путь кенгуренка», да биографии модного фотографа Хельмута Ньюмена, который был сослан в Австралию из Сингапура в период Второй Мировой Войны. Ах да, еще видела настоящих аборигенов с диджериду на неделе Австралии в Москве.

Первые два месяца прошли в полнейшем слиянии с природой. Уставшие от хмурой московской зимы мы погрузились в радости отельного отдыха «все включено». Купались каждый день в заливе (сын тут же захотел записаться в спасатели), ездили на океан и в горы, покупали ящиками манго, питались сплошными морепродуктами и исследовали детские площадки. Австралия – дача, растянутая на страну.

Рай для детей – идеальная среда обитания, которая заслуживает высших баллов по всем параметрам: экология, природа, возможности для физического развития, спорта, гармоничного, в общем, развития. Однажды мы вышли с сыном из дома. И вдруг: над нами пролетела стайка попугайчиков с розовыми животиками. Подумалось: уж и видела их столько раз, а как все-таки это радостно.

Радостно иметь возможность видеть это почти каждое утро. Прямо по расписанию. Глядеть во все глаза на это море, огромное самое синее в мире небо, улыбаться пусть термоядерному, но солнцу. Крутить педали велосипеда среди болот и лужаек, и одуревать от красоты этой самой болотистой, невероятно ухоженной, где каждая палка посчитана, местности.

Сидеть на пирсе и наблюдать за пеликанами, которые грациозно (это не ради красивого словца) летят куда-то. Австралия - не просто страна из голливудского фильма. Тут много нескромной кричащей красоты, а много и неприметной глазу, которая по капельке наполняет душу позитивом. Мы полюбили наше новое ПМЖ, где нет осени, а есть позднее лето, ранняя зима, зима в разгаре и поздняя зима, чистота вокруг, это солнце, зеленая, зеленая трава, бесконечные красные крыши домиков и непрерывность пляжей.

Ребенок довольно неплохо адаптировался в школе, сначала ему помогал русский друг, выполнявший функцию переводчика. Первую книгу на английском мы вместе с малышом прочитали спустя пару месяцев после приезда, более или менее бегло он заговорил через полгода. Помню, как учил произносить определенный артикль the. Ты, говорит, язык не высовывай, а говори так: и ловко произносил этот чертов звук, над которым я билась все школьные годы.

Мне повезло, что ребенок экстраверт, до этого часто путешествовали, так что барьера в общении у него не было. Однако переезд в другую страну не прошел для него бесследно. Первым признаком стресса стало появление «друзей» - не настоящих, а плюшевых. К игрушечному мишке, нашему спутнику, прибавились бананы в пижамах, коала – космонавт, утенок – ковбой и куча разных прочих сущностей. Иногда малыша не было видно, так и спал, в крепости из плюшевых мишек.

Нередко он не хотел ходить в школу, мотивируя тем, что там все «англичанины». Чтобы ему было комфортно, мы подружились с русскими в нашей округе и собирались для занятий и совместного творчества, праздновали вместе день рождения. Через год у сына появился первый австралийский друг. Теперь у него куча друзей в школе, по ушу и футбольных приятелей. С русскими детьми он по-прежнему очень дружен.

Однажды мы ехали в школу на велосипедах (мамина мечта!), учили таблицу умножения и разговаривали о том, о сем. Вдруг ребенок чуть не расплакался. «Все, - говорил он, - тут неправильно. Зима не зима, а лето - не лето. И месяцы тут неправильные. Вот в Москве все правильно, а здесь - наоборот».

В 2009 году мы получили австралийское гражданство. Два года адаптации прошли незаметно, и вскоре мы прилетели в Россию, чтобы повидать бабушек и дедушек.

Говорят, что к хорошему быстро привыкаешь. После пяти лет жизни «вниз головой» кажется привычным, что море в пяти минутах от дома, что в небе – другие звезды, велосипеды, батут, серфинги – все это есть в моем новом доме, как и мечталось. Ребенок привык жить без снега, проводить много времени на улице и говорить на двух языках. «Англичанинами» больше никого не называет, и вполне ассимилировался, сохранив культурный колорит. Скайп помогает поддерживать диалог с родными. Говорит он практически без акцента на английском, учится в обычной школе, катается, как и мечтала его мама на велосипеде, занимается ушу, играет в футбол. Он прекрасно читает по-русски, любит смотреть КВН и русские фильмы, знает, что его родина – Россия, а растет он в Австралии.

Не все идеально в этом раю, но мне, как влюбленному в природу человеку, в нашей иммиграции нравится именно этот «зеленый» компонент. Если раньше за природой приходилось куда-то ехать по пробкам, лететь, делать визы, то теперь - достаточно распахнуть дверь на улицу. А прекрасный ландшафт, если верить Ушинскому, имеет огромное воспитательное влияние на развитие молодой души. Что же до эмиграции – можно сказать, что все прошло успешно.

Воспоминания детей-эмигрантов о том, что они увидели во время гражданской войны в России.

В 1925 году в Праге вышел сборник "Дети эмиграции". Ему предшествовали две небольшие книги:
1. "Воспоминания 500 русских детей" (С предисловием проф. В.В. Зеньковского. — Прага, 1924);
2. "Воспоминания детей-беженцев из России" (Под ред. С. Карцевского. — Прага, 1924);
Эти книги были результатом исследования, проведённого в гимназии чешского городка Моравска-Тршебова, расположенного на границе с Германией. В гимназии учились дети русских эмигрантов, покинувших Россию после революции.

12 декабря 1923 года, по инициативе бывшего директора этой гимназии А.П. Петрова, совершенно неожиданно и для учащихся, и для педагогического персонала были отменены два смежных урока и учащимся было предложено: не стесняясь формой, размером и т.д. и без получения ими каких-либо указаний, написать сочинение на тему: “Мои воспоминания с 1917 года по день поступления в гимназию ”. Получившийся материал был обследован преподавателем этой гимназии В.М. Левицким, и изложение обследования напечатано в “Бюллетене Педагогического Бюро”, а также издано отдельной брошюрой (“Воспоминания 500 русских детей”).
Впоследствии подобный опрос провели сразу в нескольких зарубежных школах для русских. К 1 марта 1925 года скопилось 2403 сочинения (около 6500 страниц).
В промежутке времени между напечатанием очерка Левицкого и производством работы преподавателем русской реальной гимназии в Праге С.И. Карцевским был самостоятельно обследован материал детских сочинений этой гимназии, и результат обследования напечатан в журнале “Русская Школа за рубежом”, а также был издан Педагогическим Бюро отдельной брошюрой ("Воспоминания детей-беженцев из России").

Эти сочинения и являются источником, который обработан в книге “Дети эмиграции” (1925). К сожалению, — кроме единственного случая, — нет сведений о том, как в дальнейшем складывалась судьба этих детей.

Работы принадлежат учащимся 15 русских эмигрантских школ: 2-х из Турции, 1-й из Болгарии, 10-ти из Югославии и 2-х из Чехословакии. Из них 9 смешанных, 4 мужских и 2 женских.
Авторов сочинений: мальчиков 1603, девочек 781 и 19 детей, пол которых остался невыясненным.

Чтение тяжёлое , быть может, впечатлительным людям не стоит это читать.
Под катом только цитаты.

Февраль:

“Директор вынул из кармана телеграмму и начал медленно читать. Наступила гробовая тишина: “Николай II отрекся от престола”, — чуть слышно прочитал он и тут не выдержал старик, слезы одна за другой, слезы солдата покатились из его глаз... "Что теперь будет?" Разошлись по классам, сели за парты, тихо, чинно, было такое впечатление, что в доме покойник. В наших детских головках никак не могла совместиться мысль, что у нас теперь не будет Государя”.

“После отречения Государя вся моя дальнейшая жизнь показалась мне такой серой и бесцельной, что когда корпус был распущен, я ничуть об этом не пожалел”.

“Нас заставили присягать Временному Правительству, но я отказался. Был целый скандал. Меня спросили, отчего я не хочу присягать. Я ответил, что я не присягал Государю, которого я знал, а теперь меня заставляют присягать людям, которых я не знаю. Он (директор) прочел мне нотацию, пожал руку и сказал: “Я Вас уважаю!”.

“Солдаты, тонувшие в цистернах со спиртом, митинги, семечки, красные банты, растерзанный вид”.

“Вся Тверская украсилась обгрызками семечек”.

“Помню, как кадеты бежали группами из корпуса на фронт, как их ловили, возвращали обратно и сажали в карцер”.

Октябрь:

“Вечером большевики поставили против нашего корпуса орудия и начали обстреливать корпус и училище. Наше отделение собралось в классе, мы отгородили дальний угол классными досками, думая, что они нас защитят. Чтобы время быстрее шло, мы рассказывали различные истории, все старались казаться спокойными; некоторым это не удавалось и они, спрятавшись по углам, чтобы никто не видел, плакали”.
“Когда нас привезли в крепость и поставили в ряд для присяги большевикам, подошедши ко мне, матрос спросил, сколько мне лет? Я сказал: “девять”, на что он выругался по-матросски и ударил меня своим кулаком в лицо; что потом было, я не помню, т.к. после удара я лишился чувств. Очнулся я тогда, когда юнкера выходили из ворот. Я растерялся и хотел заплакать. На том месте, где стояли юнкера, лежали убитые и какой-то рабочий стаскивал сапоги. Я без оглядки бросился бежать к воротам, где меня еще в спину ударили прикладом”.

“По канавам вылавливали посиневшие и распухшие маленькие трупы (кадет)”.

“Встретил меня полковник, и я отдал ему честь. Он сказал: “Я старый полковник, был храбрый, говорю Вам по совести, чтобы Вы сняли погоны, не рискуйте своей жизнью... кадеты нужны”.

“Император убит. Я оставил это известие без внимания. Разве может Император быть убитым! Разве найдется такой человек, у которого поднимется рука на Императора?”.

Отступление Донского корпуса:

“...Большевики были в 40 верстах. Мы, младшие кадеты, были возбуждены. У многих был замысел бежать на фронт. День 22-го декабря склонялся к вечеру, когда нам объявили, что в 8 часов вечера корпус выступает из города. За полчаса до отхода был отслужен напутственный молебен. И сейчас я ярко представляю себе нашу маленькую уютную кадетскую церковь, в полумраке которой в последний раз молятся кадеты. После молебна была подана команда выстроиться в сотни, где сотенный командир сказал несколько слов... У командира, который смотрел на кадет мальчиков, стоявших с понуренными головами, блеснули на глазах слезы. Видно было... что он искренно жалел нас. Наконец мы, перекрестившись на кадетскую сотенную икону, подобравши свои сумочки, тихо стали выходить из корпуса. Это шествие... напоминало похоронную процессию. Все молчали... Часов в 9 вечера мы вышли из города... нас нагоняли обозы... всадники, извещающие... что фронт недалеко, что большевики нас могут настигнуть...бодро ступали по дороге с винтовками за плечами... среди нас были слабенькие... мы ободряли, облегчали их, помогали нести вещи. Чувствовалось сильное воодушевление”.

Голод:

“Там начали есть человеческое мясо и часто бывали случаи, что на улицах устраивали капканы... ловили людей... делали из них кушанья и продавали на базарах”.

Смерть родных:

“Потом вечером моего папу позвали и убили. Я и мама очень плакали. Потом через несколько дней мама заболела и умерла. Я очень плакала”. Ученик приготовительного класса пишет: “Я помню, как приходили большевики и хотели убить маму, потому что папа был он морской офицер”.

“Я уже навеки прощалась с папой, я знала, что его ждет неминуемая смерть с мучениями и пытками”.

“Ворвались какие-то страшные люди, совсем не похожие на людей, вооруженные чем попало, схватили папу и увели, кинув нам только, что до 8-ми часов он будет повешен”.

“У нас сделали обыск и хотели убить мою бабушку, но не убили, а только ранили рукояткой револьвера”.

“И потянулись страшные памятные дни. По ночам, лежа в постели, жутко прислушиваешься в тишине. Вот слышен шум автомобиля. И сердце сжимается и бьется, как пойманная птичка в груди. Этот автомобиль несет смерть... Так погиб дядя, так погибло много из моих родных и знакомых”.

“На этот раз были арестованы и папа и мама, я пошла к маме в тюрьму. Я с няней стояла около тюрьмы несколько часов. Наконец настала наша очередь, мама была за решеткой. Я не узнала маму: она совсем поседела и превратилась в старуху. Она бросилась ко мне и старалась обнять. Но решетка мешала, она старалась сломать ее; около нас стояли большевики и хохотали.
Я отерла слезы, стала успокаивать маму и показала ей на большевиков. Мама увидела их смеющиеся физиономии и, скорей простившись, сама ушла. После этого свидания я уже не хотела больше идти. Я не хотела, чтоб большевики смеялись над нашим горем”.

Расстрелы и зверства:

“Матросы озверели и мучили ужасно последних офицеров. Я сам был свидетелем одного расстрела: привели трех офицеров, по всей вероятности мичманов; одного из них убили наповал, другому какой-то матрос выстрелил в лицо, и этот остался без глаза и умолял добить, но матрос только смеялся и бил прикладом в живот, изредка коля в живот. Третьему распороли живот и мучили, пока он не умер”.

“Несколько большевиков избивали офицера, чем попало: один бил его штыком, другой ружьем, третий поленом, наконец, офицер упал на землю в изнеможении, и они... разъярившись, как звери при виде крови, начали его топтать ногами”.

“Помню я жестокую расправу большевиков с офицерами Варнавинского полка в Новороссийске. Этот полк возвращался с фронта, чтобы разойтись по домам, и должен был выехать на пароходе из Новороссийска. Большевики потребовали у солдат этого полка, чтоб они им выдали своих офицеров. Солдаты сначала не соглашались, но потом выдали, так как большевики пригрозили им, что не выпустят их из города. Ночью офицерам привязали к ногам ядра и бросили с пристани в воду. Через некоторое время трупы начали всплывать и выбрасываться волнами на берег. Проходя по набережной, я несколько раз мельком видала их. Ужасно тяжелое воспоминание оставалось потом. После этого долгое время никто не покупал рыбы, так как стали в них попадаться пальцы трупов”.

“Я быстро подбежал к окну и увидел, как разъяренная толпа избивала старого полковника; она сорвала с него погоны, кокарду и плевала в лицо. Я не мог больше смотреть и отошел от окна, но никак не мог забыть эти зверские лица толпы. Но через несколько часов долгого и мучительного ожидания я подошел к окну и увидел такую страшную картину, которую не забуду до смерти: этот старик-полковник лежал изрубленный на части. Таких много я видел случаев, но не в состоянии их описывать”.

“Вот женщина с воплем отчаяния силится сесть в тронувшийся поезд, с диким смехом оттолкнул ее солдат, с красной звездой дьявола, и она покатилась под колеса поезда... Ахнула толпа”.

“Расстрелы у нас были в неделю три раза: в четверг, субботу и воскресенье, и утром, когда мы шли на базар продавать вещи, видели огромную полосу крови на мостовой, которую лизали собаки”.

Чрезвычайка:

“Познакомился с чрезвычайками, — сколько трупов и неизвестно за что”.

“Открыли чрезвычайку, там так пахло, что слышалось на других улицах”.

“Дом доктора реквизировали под чрезвычайную комиссию, где расстреливали, а чтобы выстрелов не было слышно, играла музыка”.

“Добровольцы забрали Киев, и дедушка со мной пошел в чрезвычайку, там был вырыт колодезь для крови, на стенах висели волосы, ночью я не мог спать, то снилась чрезвычайка, то что стреляют”.

“Я пошел поглядеть в подвал чрезвычайки и то, что я там увидел, заставило меня выскочить обратно. Весь пол был залит кровью, на полулежало несколько трупов. У одного из них лицо было как решето”.

“Один случай очень ясно мне запомнился: когда перевели чрезвычайную комиссию в другое помещение и мы могли придти повидаться со своими, после свидания, когда все были уведены, пришли чекисты и стали выволакивать из двора ужасные посинелые трупы и на глазах у всех прохожих разрубать их на части, потом лопатами, как сор, бросать на воз и весь этот мусор людских тел, эти окровавленные куски мяса, отдельные части тела, болтаясь и подпрыгивая, были увезены равнодушными китайцами, как только что собранный сор со двора; впечатление было потрясающее, из телеги сочилась кровь и из дыр досок глядели два застывших глаза отрубленной головы, из другой дыры торчала женская рука и при каждом толчке начинала махать кистью. На дворе после этой операции остались кусочки кожи, кровь, косточки, и все это какая-то женщина очень спокойно, взяв метлу, смела в одну кучу и унесла”.

Война и месть:

“А в августе 1919 г. в наши руки попали комиссары. Отряд наш на 3/4 состоял из кадет, студентов и гимназистов... Мы все стыдились идти расстреливать... Тогда наш командир бросил жребий, и мне в числе 12-ти выпало быть убийцей. Что-то оборвалось в моей груди... Да, я участвовал в расстреле четырех комиссаров, а когда один недобитый стал мучиться, я выстрелил ему из карабина в висок. Помню еще, что вложил ему в рану палец и понюхал мозг... Был какой-то бой. В середине боя я потерял сознание и пришел в себя на повозке обоза: у меня была лихорадка. Меня мучили кошмары и чудилась кровь. Мне снились трупы комиссаров... Я навеки стал нервным, мне в темноте мерещатся глаза моего комиссара, а ведь прошло уже 4 года... Прошли года. Забылось многое; силой воли я изгнал вкоренившиеся в душу пороки — воровство, пьянство, разврат... А кто снимет с меня кровь? Мне страшно иногда по ночам”.

“Злоба против большевиков-убийц и разрушителей вспыхнула с необъятной силой; месть закипела в крови. Я решил поступить в добровольческий отряд и поступил. Одна мысль занимала меня — отправить как можно больше ненавистных мне "борцов за свободу". С трепетом прижимал винтовку к плечу и радовался, когда видел, что "борец за свободу" со стоном, который мне казался приятной музыкой, испускал дух”.

“К нам во двор вбежало два комиссара и, побросав оружие, просили их спрятать в погреб от казаков, которые вошли в город. Я указал на погреб и подумал: "прийдут... я вас предам". Жажда мести взяла верх, и я не мог успокоиться... Подбежал к солдатам... сказал им про... комиссаров... Их арестовали и увели”.

“Из хорошего прошлого ничего не осталось. Досталось за смерть старших братьев, за поругание семьи и родины — одна только месть и любовь к родине, которая не изгладилась за время первого отступления, второго отступления в Крым, бегства из Крыма, и за время трехлетней жизни в Югославии, а наоборот все растет, растет, растет...”

“Утешаю себя мыслью, что когда-нибудь отомщу за Россию и за Государя, и за русских, и за мать, и за все, что было мне так дорого”.

“Отомщу всем тем, кто надругался над родиной. Страшная будет месть”.

“Только и жду случая, чтобы... идти бить всех, кто оплевал, надругался над родиной”.

“Мне удалось попасть в уездную стражу, где я смог удовлетворить до известной степени свое чувство мести”.

“Я дал зарок отомстить как-нибудь этой красной сволочи, что я, конечно, и проделал”.

Краткие заключения и наблюдения:

“Когда мы проезжали берег Италии, то нам отдавали честь немцы”.
“Этот дом называли сумасшедшим, потому что там жило много детей”.
“Когда я ехала, мне было очень весело. Папа по дороге заболел и нас обокрали”.
“Однажды снаряд попал к нам в квартиру, был страшный переполох, т.к. мы еще не привыкли к таким случаям”.
“Поезд назывался Максим Горький, и действительно мы поехали не спеша”.
“В Константинополе я сел на “Австрию” и поехал в Сербию и надеюсь со временем вернуться в Россию”.
“Одного мальчика спросили: “Ты коммунист?” — на что он ответил: “Нет, я православный”.
“Ехали мы в тесноте и в обиде”.
“Было найдено много контрреволюционного, то есть чайные ложки, мамины кольца и т.д.”.
“Золотые часы, которые папа оставил мне, приняли за оружие”.
“И грабили по мандатам и без мандатов”.
“Это были гады, пропитанные кровью, которые ничего не знали человеческого”.
“Я начинала чувствовать ненависть к большевикам, а особенно к матросам, к этим наглым лицам с открытыми шеями и звериным взглядом”.
“Часто попадались зеленые, т.е. дезертиры”.
“Наш поезд был остановлен зелеными, т.е. разбойниками, которые жили в горах и нападали на поезд и на проходящих пешеходов”.
“Я пошел в комнату и увидел, что какие-то люди лежат и стреляют; они себя называли зелеными; я не понимал, что это за люди, — на другой день они были красные”.
“Вскоре начались так называемые дни бедноты, это у всех отбирали белье и вещи”.
“Помню злых комиссаров, которые называли друг друга товарищами”.
“Мама не могла приехать ко мне, потому что большевики буянили”.
“У нас появилась чрезвычайка и разные большевистские выдумки”.
“В это время был сильный голод и каждый человек молился Богу, чтобы дожить свою жизнь до конца”.
“Все стали грубыми, озлобленными и голодными”.
“Наступило мучительное время, когда все забирают, и сам не знаешь, может быть и тебя возьмут”.
“Из России, как из дырявой бочки, все более и более приливало красных”.
“Из России я уехал по следующим причинам: когда наши неприятели начали нас беспокоить, то мы были принуждены выехать оттуда в другой город”.
“Комиссар сказал, что паспорт наш венгерских подданных, и что он не имеет права расправляться с нами”.
“Об этом ужасном годе у меня остались смутные воспоминания, т.к. я была еще довольно мала, но все же помню его, помню что-то красное вокруг”.
“Стали делать что-то с царем и выпускать каторжников... Папу увели в тюрьму из-за каких-то бумаг и взяли много вещей”.
“Это были большевики, которые вскоре заняли нашу родную землю”.
“И жили мы очень хорошо, но вот случилось несчастье — пришли большевики и разграбили все русские владения”.
“Большевики все больше и больше забирали русскую землю”.
“Я понял, что при большевиках, как они себя называли, нам, русским, хорошо не будет”.
“Я спрашивал у своей матери: зачем это все, разве наша родина будет населена другими? Но мать только молча кивнула головой”.
“Я купил себе красную ленту и повесил над кроватью, но потом, когда узнал в чем дело, проклинал себя за то, что купил эту паршивую ленту”.
“Я сначала думала, что все делается к лучшему, но потом дела пошли хуже, и я поняла, что такое революция”.
“Началась революция. Несмотря на свои десять лет, я сразу же понял, что все кончено”.
“Помню выкрик одной старухи по их адресу: "У проклятые! Ишь понацепили красного тряпья, так и Россию кровью зальете, как себя бантами разукрасили". И оно так и вы шло”.
“Они собирали людей и говорили, что все будут равны между собой, и что они будут помогать бедным, и что все будут товарищи. Но все вышло наоборот. Голод, притеснения, убийства”.
“Мой папа был полковник, дед генерал, и поэтому мы не могли оставаться больше”.
“Я увидел израненных офицеров, только что возвратившихся с фронта и нашедших конец свой на родине”.
“Ложась спать я забыла помолиться Богу, и в эту ночь убили папу”.
“Опять начались обыски и расстрелы, идя по улице, чувствовался запах тления, приносимый всегда с собой большевиками”.
“Я почему-то была уверена, что мы не скоро вернемся обратно, потому что уж очень тяжело было уезжать из России”.
“Россию посетил голод, мор и болезни, она сделалась худою, бледною, оборванною нищенкою, и многие покинули ее со слезами на глазах. Бежали от нее и богатые и бедные”.
“Штыками, пальбой провожала меня Родина. Прощай, больная Мать!”.
“Наконец обрушился камень на Россию и раздавил ее”.
“Человечество не понимает, может быть, не может, может быть, не хочет понять кровавую драму, разыгранную на родине... Если бы оно перенесло хоть частицу того, что переиспытал и перечувствовал каждый русский, то на стоны, на призыв оставшихся в тисках палачей, ответило бы дружным криком против нечеловеческих страданий несчастливых людей”.
“Началась война и игрушки были навсегда забыты, навсегда, потому что я никогда уж больше не брал их в руки: я играл ружьями, шашками, рапирами и кинжалами моего отца — других забав у меня больше не было”.
“Они ограбили дочиста нашу дачу, и меня и мать расстреляли, но к счастью и я и мама оказались только раненными и, когда на другой день зеленые были выбиты, нас увезли в лазарет”.
“Нравственная жизнь в эти годы была ужасна. Жил и чувствовал, как будто живу в чужой стране”.
“Чувствовать, что у себя на родине ты чужой, — это хуже всего на свете”.

Планируя отъезд в Барселону, мы все время задавались вопросом - как же все организовать при наличии почти 4-летней дочки Ярославы Александровны. Такой же вопрос неоднократно задавали наши друзья и знакомые. И правда - на Родине бабушки-дедушки, садик, друзья. Все налажено-отлажено, доктора выбраны, планы построены. Очень беспокоило, как дочка тут адаптируется, как будет общаться, не зная языка, не будет ли скучать по дому.

Сегодня же мы можем сказать, что переезд оказался бОльшим стрессом для нас, чем для Ярославы Александровны. Пока мы нервничали и переживали, Яся налаживала контакты с новой страной.
А детский вопрос - это, собственно, то, чем Испания нас очень удивила и продолжает удивлять.
Отношения у Барселоны с детьми, безусловно, прекрасные:)

Детей тут очень любят. Вашему ребенку везде будут улыбаться, оказывать знаки внимания, пытаться погладить по головке, а не будут рассказывать, о том, что "ай-яй-яй, дитя без шапки!". Не пугайтесь, если 80-летний дедушка, который еле передвигается с палочкой, вдруг начнет кривляться и показывать язык вашему ребенку. Поэтому первым делом научите ваше чадо обворожительно произносить приветственное «Ола!» - это ему пригодится для покорения испанских взрослых.

Здесь с ребенком вы можете быть повсюду - магазины, спортзалы, рестораны. Дети тут не помеха ни в чем. Мы, например, ходим на занятия по испанскому в компании дочки. Она сидит рядом с нами, слушает преподавателя, смотрит мультики в наушниках на планшете, рисует, разукрашивает, ест бублики. В общем, развлекается, но никому не мешает. Как мы поняли, такие «комплекты» учеников имеются и в других группах. Конечно, никто не отменял бэйби-ситтеров, но мы пока не видим такой необходимости. Да и 8-10 евро в час не хочется отдавать, пока ребенок прекрасно гуляет с нами.

Также, в контексте детской темы, очень радует инфраструктура города. Мы уже писали, что первый месяц нам пришлось жить в Барри Готика - это самый туристический район Барселоны. В других городах Европы такие районы обычно называют Старый Город - узкие мощеные улочки, кафешки, пабы, магазины и прочие радости туриста. И вот что нас удивило - это огромное количество детских площадок там, где, казалось бы, в них нет нужды . Только возле нашего дома, в двух минутах ходьбы в разных направлениях, было три площадки. А в целом, они тут натыканы по всему городу.

Вот, например, площадка прямо над оживленной 4-ех полосной дорогой - район Грасия. Все огоржено и безопасно.

А вот другая - рядом с парком Гуэль.

Ну и конечно же, здесь в полной мере выражена картина, на которую бесконечно может смотреть любая мама - папы с детьми. Нашему славянскому глазу это зрелище непривычно и умилительно, но для Испании оно - абсолютная норма. Собственно, зачастую мамы на детской площадке оказываются в меньшинстве. А папа вполне резво выгуливает двоих-троих детей. Причем, это, похоже, не национальная черта испанцев. С детьми возятся все - испанцы, перуанцы, немцы, пакистанцы. Тут напрочь рушится образ «родителя-добытчика», гордо восседающего на диване после тяжкого рабочего дня и требующего добавки супа и макаронов.

Вы тоже можете приобщиться к этому детскому «празднику жизни». Для этого потребуется собрать некоторые документы.

Итак, для получения визы типа D в Испанию вашему ребенку (любого возраста) понадобится проездной документ (аналог взрослого загранпаспорта). Но важно знать, что уже тут, на территории Испании, во всех учреждениях у вас будут требовать не проездной документ, а свидетельство о рождении с переводом и апостилем. Так что не оставляйте его на родине.

Кроме того, чтобы получить визу, вашему ребенку нужны:
- медицинская справка (такая же, как и для взрослого),
- материальное обеспечение (из расчета 536 евро на месяц проживания),
- желательно нотариальное заявление от родителей с обязательством нести все материальные затраты по содержанию ребенка,
- страховой полис,

Мы еще наслышаны, что, если вашему ребенку уже исполнилось 6 лет, вам понадобится контракт с учебным заведением в Испании, где будет учиться ребенок. Но, так как Ярослава Александровна младше, мы этот вопрос не изучали, поэтому ограничиваемся таким вот слухом.

Также, если детка где-то учится на родине, нужна справка из этого учебного заведения.

Прежде, чем переехать, не лишним будет озаботиться еще некоторыми моментами.

Собрать для ребенка аптечку (для взрослых тоже не помешает). Большое количество препаратов в Европе продаются исключительно по рецепту. Хотя Испанию можно считать довольно простой в этом плане страной - очень многое есть в свободной продаже. Но ряд привычных для вашей семьи препаратов на первое время лучше взять.

Страховка. Как для себя, так и для ребенка, мы взяли обычную, безо всяких особых преференций. Пользоваться украинской страховкой тут довольно утомительно - в случае чего, нужно сначала позвонить в страховую, подождать, пока они выберут вам больницу, и только потом уже ехать туда. Поэтому планируем в ближайшее время оформить местный полис, который должен значительно упростить общение с медицинскими учреждениями.

Выписка из медицинской карточки ребенка с указанием всех сделанных прививок, переведенная на испанский язык (эта выписка вам понадобится при оформлении в сад или школу). Как быть тем, кто ребенка не вакцинирует, мы не в курсе. Возможно, нужно переводить документы о медотводе.
Безусловно, приехав куда-либо надолго с ребенком, рано или поздно вы заинтересуетесь вопросом образования .

Вас очень удивит, но в 3 года ребенок пойдет не в сад, а в школу. Хотя эта опция по желанию. А вот с 6-ти лет образование является обязательным. Приятное новшество - с недавних пор право на бесплатное образование имеют все без исключения дети, находящиеся в Испании. Даже дети нелегалов.

Гуглы и прочие интернеты дают весьма противоречивую информацию о пути определения «кровинушки» в местную школу. Но по итогу наш путь был таков. Мы отправились в Департамент образования нашего района. Заполнили заявку, где указали 4 приоритетные для нас школы. Также предъявили прописку, свидетельство о рождении и копию паспорта одного из родителей. (Позднее, для оформления уже в конкретную школу, нам понадобится документ о вакцинации ребенка, о котором сказано выше).

Теперь, до конца июля мы ждем письма, в котором нас известят о том, какая школа нас берет. Если ни в одной из указанных нами школ не окажется свободных мест, нам должны предложить другую школу поблизости к нашему дому.

Кстати, выбирая школу, вы также указываете, хотите ли вы бесплатную (государственную) школу или же платную (частную или полугосударственную). Ваши предпочтения обязуются соблюдать.
Как и во всех других случаях, незнание испанского языка несколько усложняло весь процесс подачи заявки и поиска нужных учреждений. Но мы уже весьма умело размахиваем руками, сочетаем английский со скудными познаниями испанского. Если вы когда-то неплохо играли в игру «Крокодил» - этот опыт вам, бесспорно, пригодится:)

В ближайшее время будем изучать, где бы Ярославе Александровне поплясать, порисовать и заняться другими полезными делами - говорят, тут есть что-то наподобие наших дворцов пионеров. А пока гуляем, рисуем, читаем украинские книги, которые привезли с собой из Киева - для этого мы брали целое отдельное багажное место в самолете.
В общем, пока что все не очень страшно. Главное, чтобы дочь перуанского жениха не привела - не сильно они красивые:)