О службе в советской армии. Какие места считались самыми «блатными» для службы в Советской армии (3 фото)

По уровню сложности на первом месте стояли стратегические войска, оснащенные современным и опасным вооружением, требующим доскональных знаний. Ракетно-ядерные подразделения, пограничные войска, ПВО, авиация, некоторые части связи, спецназ – в них также служилось тяжелей всего.

Ядерные солдаты

Службу на Семипалатинском ядерном полигоне в ракетных войсках запомнили многие советские солдаты. Некоторым из них в 1946 году даже удалось увидеть всемогущего наркома внутренних дел Лаврентию Берия, который был главным куратором советской ядерной программы. После отставки Берия многие солдаты видели даже двухэтажных коттедж, в котором он жил, не побоявшись радиации.

Об угрозе получения радиоактивного облучения советские солдаты могли догадываться по тем мерам специальной защиты, которые были обязаны соблюдать. Надевая специальный костюм или противогаз, каждый солдат считался особым человеком, но служить от этого было не легче.

На полигоне, или как его по-другому называли солдаты «Берег», постоянно проводились ядерные и термоядерные наземные или подземные испытания. От чего берег Иртыша и вся Семипалатинская зона были в то время зоной экологического бедствия, но об этом тогда мало кто догадывался. Все воинские часть были обнесены глухим высоким забором, и доступ туда лицам гражданской принадлежности был запрещен.

Ядерные «ягоды»

После прохождения карантина, где солдат всех национальностей приучали к солдатской пище и особому распорядку дня, новобранцев направляли в караул. Стоять на морозе при минус 40 градусов в тяжелом тулупе – дело не из легких, но потом дневальные возвращались в казарму, где их ждала печка-буржуйка, которой в 50-60-х годах обычно отапливали помещение. Особенно тяжело было служить в таких условиях казахам и другим теплолюбивым народностям: они не могли привыкнуть к суровым климатическим условиям, отказывались от приема свинины. Но это были все цветочки – солдат ждали радиоактивные «ягодки»: их посылали в штольни, прорубленные в горах Дегелен, которые были заражены радиацией. Наравне с солдатами туда отправляли офицеры. Они знали, что здесь происходит, но приказ вышестоящего руководства обсуждению не подлежал. Также особо зараженной местностью было опытное поле. Туда посылали самых ответственных и благонадежных. Водители отправлялись в зону на машинах, обшитых специальными свинцовыми пластинами. Там они собирали с помощью специальных роботов пробы грунты. Многие старослужащие имели землистый, нездоровый цвет лица. Солдаты, служившие то время, нередко были свидетелями искусственных землетрясений, возникающих после атомных взрывов.

ВДВ и Маргелов

Воздушно-десантн ые войска традиционно считаются одними из самых сложных по темпу прохождения службы, который с самого начала задал Василий Маргелов, отец-основатель этого рода элитных войск. Для того, чтобы туда попасть, призывник должен заранее готовиться к прохождению службы, иметь за плечами не только физическую подготовку, но и включать «мозги», иметь аналитические, психо-эмоциональ ные способности, позволяющие ему выжить в критических ситуациях. А таких во время службы возникало немало. Многие командиры и солдаты имели самую высшую награду страны – Звезду героя Советского Союза.

Спецназ не для всех

Практически аналогичные условия службы были в специальных войсках, но там особый упор делался на аналитические способности солдата. С 1951 году в Главном разведывательном управлении стали отбирать себе бойцов для своего спецназа, способного выполнять сложные разведывательные и диверсионные задания в тылу врага. Изначально в каждой из 40 рот было набрано по 120 солдат, потом численность спецназа возросла до 20 тысяч человек, которые проходили службу не только в армейских подразделениях, но и на флоте. Им доверяли самые секретные миссии. Одна из них – захват дворца Амина, афганского лидера в 80-х годах. В этой операции участвовали преимущественно солдаты из Среднеазиатских республик, которых окрестили «мусульманским батальоном».

С началом войны в Афганистане несколько подразделений спецназа наряду со стрелковыми частями оказывали серьезное сопротивление афганским моджахедам, перекрывали опиумные поставки, за что главари афганской мафии приговорили одного из советских командиров – полковника Дмитрия Герасимова - к заочной смерти. Служить в спецназе было крайне тяжело и опасно, но это не останавливало романтически настроенных советских юношей, мечтающих о доблести и славе.

В 1967 году появилось первые отдельные водные отряды спецназовцев, в своей работе они использовали морских животных – дельфинов.

Танкисты под железным грузом

Сложно давалась военнослужащим и служба в танковых войсках, где нужно было изучать техническое описание и инструкцию по эксплуатации танков. Начиная с 30-х годов, это были - тяжелый Т-35, средний Т-28, два вида легких танков БТ-7 и Т-26, легкие плавающие Т-37 и Т-38.

Но после выявленных недостатков в работе этих машин, танкистам пришлось переучиваться умению управлять тяжелым танком КВ («Клим Ворошилов») и средним танком Т-34.

ПВО – достать врага за тысячу километров

Советский солдат, проходивший службу в советской части ПВО должен был знать досконально устройство зенитной артиллерии. Солдаты, обслуживающие радиолокационную станцию орудийной наводки КС-19 - СОН-4 должны были сдать зачеты на умение оперативно переключать работу станции в трехфазовом режиме, позволяющей обнаруживать цель на высоте четыре тысячи метров. Этот тип вооружения советские зенитчики изучали до конца 70-х годов. Пришедшая на смену зенитная установка ЗУ-23-2 стала последним советским достижением при создании самоходных зенитных комплексов, которые были оснащены радиолокационным и приборами обнаружения цели типа «Шилка».

Рассказал(а):

Было это в 1989 году когда я служил в СА, в...

Было это в 1989 году когда я служил в СА, в отделенном гарнизоне рядом с китайской границей, км в 4-х от пгт Забайкальск.
Служил я в кадрированном батальоне, было нас 13 солдатиков. И было у нас три ахвицера: комбат (подпол), НШ (майор) и ротный (капитан). Места «живописные» - на сотни км ни одного дерева! Летом +40 и ветер 30 м/с зимой -40 и тот же ветер, короче мечта... Комбат наш был мужик классный! Гадом буду, если вру. Если б все офицеры были такими как он - я бы еще один срок отслужил! А вот ро-о-тный... Типичный герой армейских анекдотов. При всем при том считал, что на «гражданке» таких как он ну просто ждут не дождутся. А сам при этом тупой, как три слоновых жопы, обтянутые брезентом.:)Вот он то и есть главный герой моей истории. Как я уже говорил, с деревьями (а значит и с дровами) у нас были, мягко говоря, напряги. А летом, когда кочегарка ессно не работала, все офицерье вкупе с семьями мылось в основном при помощи дровяных титанов и лишь изредка они выезжали в поселок в баню. Ну вот, в один из «помывочных» дней, в субботу, все и произошло. Мы с напарником занимались отделочными работами на вверенном нашему доблестному ОМСБ объекте - будущей гарнизонной бане. Руководил всем этим наш комбат лично, между собой мы его называли Кузей, поскольку фамилия его была Кузнецов. И наш ротный очень ревновал нас к работе в бане, поскольку считал что все это фигня, по сравнению с танком Т-62. Но Кузю боялся как черт ладана, поскольку то мог запросто и перед нами его «опустить». Ну вот значит, Кузя с моим напарником в моечно отделении продумывают узор на стене, и тут забегает ротный с оxpеневшими глазами и пальцами веером, ну и прямиком ко мне:
- Короче, б.., солдатина, бегом давай мне дрова для титана искать и не е..т.
- Дык комбат сказал Гусю (это мой напарник) помогать, а то к завтреву не успеем эту стену доложить кафелем.
- Да кого е..т твой кафель, бегом давай!!! Да смотри мне, чтоб хорошие были и сухие, и еще порубить не забудь так чтоб сантиметров по 25-30 не больше!
- Дык комбат...
- Да пошел ты со своим комбатом на х..!! Я тебе говорю - бегом! А то ща прямо тут в хрюльник схлопочешь!
И в этот момент раздается Кузин голос из моечного:
- Ну и куда ж ты это НАС послал, товарищ без пяти минут майор (а надо сказать, что Ротный наш уже с год переходил капитаном по сроку)? Ты пока постой-ка смирно, я ща!
Надо было видеть морду ротного! Он никак не ожидал что Кузя тут.
Как правило его так поздно уже не бывало в бане.
Ну выруливает наш Кузя примерно с таким же растопыром, что был еще недавно у ротного и говорит:
- Короче, Ярославцев, жопу в горсть и бегом мне дровишки искать! Да смотри, чтоб посуше и длинной не больше 25 см!
Я проверю. Принесешь ко мне домой, растопишь титан, воду зальешь ну и там все такое прочее. И не дай бог чо не так!
В хрюльник получишь - мама не узнает! Понял?
- Так точно!
- Бего-о-о-м, арш!!!

Продолжаем публикацию воспоминаний и размышлений нашего читателя Игоря о своей службе в советской армии.

В Игорь рассказал о том, как попал служить в отдаленную воинскую часть в Бурятии.

ОСТОРОЖНО! в тексте есть сцены крайней жестокости. Просим не читать тех, кто особенно к ним восприимчив, а также детей и т.п.

Автор максимально старался избежать в своем рассказе бесчеловечных подробностей. Но совсем не упомянуть некоторые из них не мог, иначе не получилось бы передать самую суть. Игорь подчеркивает, что про многие пытки и издевательства он умалчивает по обоснованным причинам – не надо этого даже знать.

Утром ровно в 7 утра (отбой в 23-00) была у нас первая зарядка. Проводили её котлы – солдаты, прослужившие полгода после учебки. Зарядка оказалась прогулкой: котлы встали в 50 метрах друг от друга в поле… Бег по глубокому снегу 30-40 минут по кругу. И не дай Бог кто-то не сможет бежать. По ходу они нам объяснили, кому принести чай со столовой, как заправлять кровати, как и кому подшивать подворотнички. Голова кругом, непонятки.

Пригнали в казарму и сразу привели дембеля-стукачка. Поставили пред нами и его начали дубасить котлы. Сказали так: он в свое время настучал, теперь пашет со всеми вами и со всеми молодыми. До дембеля — альбома не видать, и хорошо если доедет домой!.. ПОНЯЛИ?! Ничего не надо было объяснять.

Заправили кровати, подшили воротнички по два-три каждый. Кантиками набили кровати… и — в столовую. На морозе без шинелей в первом ряду маршировать надо было так, как идет 300 человек, и орать что-нибудь за целый полк. Они ржут, а нам страшно. В столовую они забежали вперед нас. Подбегали к столу, хватали жменями сахар, кто сколько сможет — в кружку, и кипятком сразу заливали. Масло мы не видели до окончания полугода. Кашу из них никто не ел.

Естественно, первые дни мы привыкали к новому уставу, порядкам. Обвыкали и получать положенные порции побоев. Еще раз повторюсь — от 7 до 15 раз в день было нормой быть битым! Но привыкли и к этому. Привыкли спать по 4 часа. Больше не выходило ни у кого из нас.

Наш полк насчитывал 180 человек. Обслуживание техники, стоящей на хранении. Была рота из 30 человек, где солдаты работали водителями: возили воду, командира полка, в лес за дровами ездили. Котлы в столовой топились дровами: накладываешь стопку, соляркой поджигаешь, и чтоб горело. В определенное время в дырку из столовой крик — ТУШИ. Заливаешь — каша, борщ, суп, чай готов! Эта работа была одной из самых ценных для дембелей и дедов. Они никогда там ничего не делали. Делали все мы. Работа каждого из нас была расписана до минуты — кому куда успеть и пр. Интересное наблюдение: то, что казалось в учебке перебором, здесь было нормой. Я начал замечать, что мысленно для меня все сержанты и курсанты, оставшиеся там, ДЕТИ! Они через месяц нашего пребывания в войсках стали нам казаться такими маленькими сыночками, непригодными к службе.

В нашем молодом коллективе сложилась ситуация помощи друг другу. Кто этого не понимал, свои же били еще сильнее и доходчивее. Просто это было нужно для выживания. НИКОГДА не возникало желания уйти от помощи, какая бы она не была сложная. Если кто-то не сделает какое-то дело, порученное кем-то из старослужащих, то в 7 часов вечера в умывальнике собиралась очередь желающих нас лечить от лени и непонимания. Поэтому ожидание этих 7 часов вечера всегда было тяжелым. За полгода мы там не собирались от силы 3-7 раз. Это были праздники, проверки или еще что-то. Не помню уже.

Очень тяжело было сидеть на политзанятиях. Старики сразу предупредили: кто заснет — получат все. Но зато это были минуты отдыха от побоев и дел. Замполитом был майор-бурят. Его звали АНАЩА. Он всегда с утра заходил в казарму, потирал руки с мороза, проводил носом по воздуху и говорил так сладко — АНАЩЯ-а..!

Можно спросить: да что это за служба такая? Да это ложь! Я Вам предоставляю фото не только себя, но и многих ребят, которые отзовутся, может быть, и скажут: да! так было.

У нас было вождение. Занимался им молодой лейтенантик. Ему выделяли сержанты определенное количество солдат. Больше он просить не мог, так как во время дежурства по части спал в казарме вместе с солдатами и понимал: будет много болтать — лишится и работы, и спокойствия.

Баня была раз в неделю, и мы должны были успеть постирать по 2-3 формы стариков, свою, трусы от вшей отгладить, в казарме начистить полы мастикой (это мрак! кому интересно – поинтересуйтесь, как это делается). Полы были деревянные.

Командиром полка был майор Шубенкин! Для нас молодых, когда его озлобляло наше молчание о побоях, он самолично заступал на дежурство и пытался ловить. Не зря наше стояние на морозе в простыне называлось «быть на шубе». Ни разу никого он не словил. Если его увидим — забегали в казарму – ШУ-БА-А-А!!! — скидывали тапочки — в кровать и все «спим». Дежурный стоит, тишина. Уходит – и понеслась по новой. Мороз иногда был ниже 45 градусов. Стояли под простынями по 50 минут. Дальше было опасно оставлять там человека, хотя никто не хотел идти в казарму греться.

Бурятской анаши было полно. Это я понял через два месяца, когда по ИХ велению, к разнообразию их Жизни и спасения от скуки, сделали для них танец «лебединое озеро в ночи». Я как самый маленький, конечно, лебедем был — меня на руках носили. Прыгали как балерины, хор из девяти мальчиков напевал …тара-та-та-тара-та-та-та…

Приходили из других казарм (наш батальон был самый мрачный). Обкурятся…и ржач часа на 2 после отбоя со всеми выходящими дальше полетами в другие казармы для обнаружения противника и их орудий с бляхами. Раненых должны были забирать! Если не получалось — потом обменивали своих на чужих. С других казарм к нам тоже летали. Встречали на подлете с ремнями и били бляхами куда попадешь, не разбирая. Они должны были долететь до стены, дотронуться и лететь обратно.

Голос в ночи: о-д-и-и-ин, о-ди-ин. Раз — подбежал. Здесь. В готовом виде папиру. У нас в пилотках уже были готовые — набитые с планом папиросы. Прикуриваешь и даешь. Стоишь с пепельницей, пока курит. Ты, говорит, машину МАЗ-537 изучал? — Да! — Сколько масла заливается в двигатель? — 90 литров. – Давай, отжимайся 90 раз.

От силы, ну 40 раз, я мог.

— О-о-о-о-о, братан, да ты плохо изучаешь технику… И начинают с двух сторон поднимать ногами по печени, пока не отожмешься. Когда уже не шевелишься, кричит: «второй на выезд». Прибегает другой молодой — упираемся лбами, и кто кого перетолкает. Проигравший дальше изучает технику.

— Солярки в баке по 840 литров.

— Это ПРАВДА?! Никто столько не отжимался.

Отливали водой, кто терял сознание. Я четыре раза терял. Когда били палками, которыми кантики набиваешь кровати. По печени били — руки на стене. Выдерживал два удара. Когда табуретку об голову ломали, где бляху вставляешь (бляхой об голову — выравнивали их так, когда сильно загнутые были, но об этом позже). И офицер бил в туалете в Монголии за публичное мною его оскорбление.

Что я могу сказать о настоящей службе?!! Это и была служба! Это и был страх без слез, без лишних слов, без смотрин в глаза друг другу, без понимания … ГДЕ ЖЕ ПРАВДА ОБ АРМИИ, про которую был наслышан ДО?.. Через 4 месяца я уже хотел выколоть себе глаз, чтоб комиссовали. Носил иголку при себе и уже настраивался на Жизнь инвалидом. Пацаны свои знали, но живым быть хотел каждый… Подумай хорошо, говорили.

Паше Говорову ударом в живот разорвали аппендицит, другого комиссовали душевнобольным после разбивания табуретки об голову(фамилию не помню). С поломанными ребрами разрешали носить ремень ослабленным, и по ребрам не били, на зарядку не гоняли. Такие выполняли легкую работу: подшивать воротнички, гладить, забивать папиросы, стоять на шубе. В санчасть попасть было для себя хуже. Я не болел — некогда было. Своих денег не видел вообще. Из посылки — что оставят старики. Письма без проблем.

Работы над дембельскими альбомами. Клей ПВА был дефицит. Бархат по цене золота. Что такое НАДЕЖДА я забыл. И забыл про глаз. Потому что пришло второе дыхание. Привычка. Строгость во всем и во всех делах. Стали меньше бить. Мы начали чувствовать себя силой, которую остановить невозможно никаким холодом, никакими побоями. Начали понимать, что слово СПАСИБО больше значит, чем твоя Жизнь.

Близился конец шести месяцам нашего рабства, учения Жизни, закалке, мучениям, или еще как угодно пусть это называют. (В конце рассказа я скажу, что думаю про это, когда мне сейчас 51).

Как раз, когда оставалось дней 15 до приказа, перед переводом нас в котлы, после которого существовал негласный устав нас не бить, случилось одна история со мной, которую я не могу не рассказать.

Посылка

Моя служба в Советской Армии начиналась так. Призван на службу был осенью, в октябре. Три дня валялись на нарах на призывном пункте в городе Луганск ожидая своего покупателя. Почему его называли покупателем не знаю, но был это обычный офицер, помоему капитан. Там же мы проходили и медицинскую комиссию переходя из одного кабинета в другой абсолютно голыми , где нам заглядывали во все дырки.Среди медперсонала было много молодых девчёнок , очевидно студенток медиков проходящих практику. Так как по своей натуре я был очень стеснительный и молодой, я очень переживал, что сгорю от стыда.

А пришлось мне служить в Советской армии на Южном Урале с 1972 по 1975гг. Вначале 6 месяцев на учебке в Челябинске,в сержантской школе я учился на механика связи,где занимались изучением электрических схем охранных сигнализаций и инженерных сооружений. Но и тут не обходилось без приключений. За казармой было продолговатое строение с 5 или 6 дверьми и находились там кладовки взводов. И как само собой разумеется у нашего взвода связистов тоже там была кладовка. Там хранились различные инструменты и материалы. Однажды когда наш командир взвода капитан Метелица послал меня и ещё одного солдата Митина принести в класс наглядное пособие для урока и мы не зная точно дверь нашей кладовки открыли нашим ключём кладовку третьего взвода и по содержанию хранящихся там вещей было видно, что это не наша кладовка, что мы ошиблись.

По пятницам для сержантской школы был банный день и нас перед ужином водили в городскую баню которая находилась недалеко от учебки, примерно с пол километра и водили нас не всех сразу, а по два – три взвода каждый раз. Перед тем как идти в баню командир взвода Метелица дал мне заданее подтянуть шурупы в стульях в учебном классе и дал ключ от нашей кладовки, чтобы я взял инструменты. Вот и крутил я себе спокойно шурупы как, ко мне подходит Митин похлопывая легонько и почти беззвучно в ладоши и говорит мне: «Есть посылка, только надо её взять и спрятать» и поприсил у меня ключ. Я тут же принялся любопытствовать, но он сказал, что потом объяснит, а теперь нет времени так как сейчас вернутся взвода с бани и мы пойдём в баню. Я ему дал ключ думая, что он хочет положить посылку в кладовку. Забегая немного на перёд хочу кртко сказать, что Митин это человек не высокого роста, упитан выше среднего, который до армии проживал в городе Тамбов и частенько воровал голубей, как расказывали сослуживцы знающие его до армии.

Через минут десять я закончил подтягивать шурупы и понёс инстременты в кладовку. На улице уже было темно и когда я подошёл к нашей кладовке увидел толпу солдат примерно из пятнадцати человек которые, что то делили. Я просунул руку в середину толпы и мне вложили в неё пару печений и пару конфет и я тут же принялся их есть. Когда я закончил их есть солдаты уже разбежались. Ко мне подошёл Митин и отдал мне ключ и попросил запрятать две банки згущёного молока. Узнав от него откуда взялись продукты мне стало неприятно, так как моя вина была в этом тоже. Мне ничего не оставалось как взять сгущёное молоко и я скрылся в темноте за нашими кладовками ища место, где можно спрятать згущёнку. Обшаривая всё я никак не мог найти подходящего тайника, как вдруг наткнулся на кирпич в фундаменте наших кладовок который не имел раствора и легко вытаскивался. Вытащив кирпич я просунул туда згущёнку и вложив кирпич на своё место, вышел как ни ни в чём не бывало. Открыл нашу кладовку, положил инструменты и отправился в казарму.

Через несколько минут наш взвод отправился в баню помыться и очевидно сразу же смыть грех украденой посылки. По дороге в баню мне курсант Митин обьяснил ситуацию более подробно, что посылка была украдена в одного из курсантов – моего земляка. Деваться мне уже было некуда, оставалось только молчать, потому, что ребят из своего же взвода непойдёш закладывать, да и не из тех я. А к тому же в армии порядок такой «Один за всех и все за одного». Это означает, что если провенится один, то наказаны будут все. Да и наказывали там не за то, что ты украл, а за то, что поймался.

После возвращения из бани мы увидели странный переполог. Все солдаты бегали по территории воинской части и, что то искали. Для неосведомлённого человека ситуация конечное была бы непонятна, но мы сразу же сообразили, что идёт поиск украденной посылки. Нашему взводу из официальных лиц пока никто эту новость не сообщал. Курсанты же других взводов поведали нам новость.

На следующий день из нашего взвода связистов вызвали к командиру части 3506 тов. Глушко 9 человек и стали распрашивать, кто и чем занимался вчера вечером. В числе вызваных оказался я, Митин, Вася из Тамбова а так же другие действующие лица.

Стоит отметить, что Вася из Тамбова по своей натуре добрый и дурной человек которого легко расколоть, что либо пообещав или пригрозив. С головой у него было не всё в порядке. Он постоянно просил у командира взвода лейтинанта Метелицы один патрон, что бы застрелиться. Так как он якобы умел хорошо рисовать, ему доверили вести боевой листок , в котором отображалась жизнь взвода и успехи в боевой и политической подготовке. Выпуская боевой листок у него очень часто в календарном месяце было 35 дней и один и тот же рисунок – отвёртка перекрещёная с телефонной трубкой. Ещё одним доказательством его ненормальности было то, что он уверенно расказывал как устроен и работает телевизор, но не мог нарисовать простую схему подключения лампочки к батарейки через выключатель.

Так оно и произошло. Когда командир части накричал на него и надавил угрожая сгноить его на губе в лучшем случае и в худшем отдаст его под трибунал где его растреляют. Он конечное не против был застрелиться, но, чтобы его растреляли он конечное не желал и не выдержав таких угроз с растрелом он раскололся и сказал, что посылку украли Митин и Владимир. Только по этой причине я оказался среди 9 человек в кабинете командира части. Не зная,что меня заложили как уворовавшего посылку в числе первых действующих лиц, поэтому я настоятельно отпирался от участия в воровстве. Я действительно не крал, а только спрятал 4 банки згущеного молока даже не подозревая в этот момент, что оно краденое, думал, что прячем на чёрный день. Но, было одно но, что Вася Тамбовский не знал, кто прятал остатки посылки и не мог указать на меня.Я же в свою очередь находясь в кабинете командира части на растоянии 4 человек от Митина не мог объяснить ему где конкретно спрятал сгущённое молоко. И когда под давлением командира части мы всетаки не признавались в краже он нам сообщил, что Вася Тамбовский признался и нам не стоит уворачиваться.

Узнав эту новость Митин тут же сказал, что посылку он же – Вася Тамбовский и запрятал и уже не помнит куда, потому, что он же дурак. Командир части опять начал кричать не Васю Тамбовского и тот «признался» что спрятал и не помнит куда. Ком. части отправил Митина и Васю Тамбовского искать посылку, оставив меня в кабинете с моими коллегами по службе. А я стоял и думал: «Хоть бы они ёё нашли». Примерно через 20 минут постучали в дверь кабинета и вошли Митин с Васей, в руках у них было 2 банки згущённого молока. Я с облегчением вздохнул. Из доклада курсанта Митина командиру части я узнал, что нашёл банки со згущённым молоком курсант 3 взвода Михальский.

На следующий день на разводе зачитали приказ о наказании всех карсантов взвода связи. Наказание было не из престижных- чистка дворового туалета воинской части. Все курсанты 4-х взводов насмешливо нам улыбались, а мы с трудом себя сдерживали, что бы их не побить.

Три дня у нас занятия проходили до обеда, а после обеда весь взвод отправлялся на выполнение «особо важного военного задания» – чистки туалета. Почему после обеда? Я думаю, чтобы стошнило, но на дворе стояла морозная зима и к нашему счастью вони практически небыло. Выполняя эту «почётную» работу, мы не впускали курсантов в туалет из-за их насмешек над нами и в ответ смеялись над ними когда им припекало, а второго туалета в части небыло.

Наша учебка находилась в городе Челябинске.При выходе из ворот учебки сразу попадаеш на автобусную остановку с большим количеством людей. И перейдя дорогу напротив остановки был большой яр куда мы и ссыпали с тачки продукт чистки туалета. Долго тянулись 3 дня, но всему приходит конец, прищёл он и нашему наказанию. С честью и доблестью Советского солдата мы выполнили порученное нам наказание.

В июне закончилась учебка и всех новоиспечёных младших сержантов, сержантов и механиков связи распределили по своим воинским частям. Я же для дальнейшего прохождения службы был направлен в часть находящуюся недалеко от поселка Кунашак Челябинской области в посёлке Лесной, где и прошла моя служба в армии .

Трактор

Забегая немного вперёд хочу сказать, что машину мне водить никогда не приходилось, потому, что отец был категорически против этой профессии, так как сам работал водителем и всегда проклинал свою работу из-за пидаров гаишников которые грабили на дорогах выскакивая из-за кустов, из-за развалюхи машины которая постоянно ломалась в зинее время и светилась дарками создавая сквозняки.

Прослужив там механиком связи во взводе обеспечения ещё год после учебки, со мной произошла новая история . Воинскую часть в очередной раз, а это происходило ежедневно, построили на плацу для развода и командир части сказал: «Нам надо два тракториста. Кто умеет водит трактор, сделать два шага вперёд ». Как вдруг в этот момент меня толкает мой земляк Жеконя (Женя) с Украины с города Константиновка и говорит: «выходим». Я ответил, что жил в городе и трактор видел только на картинках и в кино. Но Жеконя не унимался и начал меня уговаривать пойти с ним и объяснял мне, что он крупный специалист тракторных дел и меня очень быстро обучит этому ремеслу. Мне ничего не оставалось как согласиться и мы вышли из строя. После развода нам поставили две боевые задачи :

Вспахать контролно-следовую полосу вокруг военного объекта;

– прицепить к трактору электросварку и на воротах и калитках запретзоны приваривать крепления для датчиков оповещающих караул об открытии ворот или калиток в охраняемой зоне;

После короткого инструктажа повели нас в гражданский гараж, который находился на краю поселка с двух сторон которого был берёзовый лес. Подвели нас к трактору Т-25 и тут же незнаю по какой причине отправили моего учителя и наставника тракторных дел Жеконю обратно в часть, как потом выяснилось всего на пол дня. А я как «крупный специалист» занял место за рулём, и так как трактор не имел аккумулятора подогнали машину, чтобы завести трактор с буксира. Вот тут то и ударило меня в пот. Пока машина тянула трактор я быстро перещупал все педали и уже определил их назначение, а поскольку мой отец был шофером, то какие то смутные понятия об устройстве автомобиля , но не трактора я всётаки имел. К моему счастью на рычаге переключения передач были нанесены положения скоростей, что очень помогло. Когда мотор тяжело запыхтел извергая чёрные клубы дыма я выжал сцепление и тормоз и остановился в таком положении дожидаясь ухода офицера, но он в свою очередь ждал когда же я поеду, а я стоял. Подождя 2 – 3 минуты офицер спросил меня почему я не еду и я сам не ожидая ответил, что прогреваю мотор, тогда он кивнул понимающе головой поняв мой профессионализм тракториста и отправился прочь. А я боясь заглушить мотор включил первую передачу и легонько надавил на газ, и мотор ответил более весёлым пыхтением и медленно покатился. Выехал я трактором из гаража в лес, где и начал заниматься самообучением по вождению трактора, что бы никто и не видел. В первые минуты своего «профессионализма» искал и не мог найти на рычаге скоростей заднюю скорость, но изучая и осваивая трактор, я всё же нашёл заднюю скорость и не одну, их было ровно столько же сколько и передних скоростей, потому, что был рычаг реверса о существовании которого я раньше и не подозревал.

Покатавшись на тракторе и потренировавшись в лесу пару часов я стал трактористом – вертуозом. После чего направился на военный объект пахать контрольно следовую полосу (КСП).

После моего прибытия в караул, вскоре появился там и Жеконя и стал оправдываться, что он не вчём не виноват, что его послали в расположение части и т.д. и т.п.. Я выехал трактором вместе с Жеконей на поляну окруженую лесом недалеко от караула. И по его просьбе уступил ему место в тракторе как крупному специалисту и, что же я услышал? Он начал распрашивать меня как управлять трактором и оказалось, что о тракторе он имел представление ещё меньшее чем я. Как выяснилось, он тоже никогда в жизни не водил ни машины, ни трактора. Уже не он мне, а я ему давал уроки вождения трактора. К концу дня мы оба были уже профессиональными трактористами.

Продолжение следует.

В армии, которая тогда называлась Советской Армией, мне удалось служить сразу после окончания пединститута. Время было спокойное, до начала Афганской войны оставалось ещё более года.
Выпускникам пединститута, не служившим в армии, давалась право избежать «Священного долга по защите Отечества», как говорилось в то время. Но для этого было необходимо до 27 лет проработать учителем в сельской местности. Со мной же приключилась любовь, силы неимоверной и ради неё я готов был на всё, но так как я не представлял свою будущую жену живущей в деревне, то решил отслужить в армии, что бы потом иметь возможность счастливо жить с ней в городе. Но призваться попасть в армию из сельской местности, где я уже находился на тот момент, было совсем непросто. Кроме существовавшего закона о работе после рединститута, был ещё военком, а он слышать не хотел о моём призыве без разрешения моего отца, с которым они были дружны.
Мой же отец, вдоволь хлебнув армейского лиха во время Великой Отечественной войны и после неё, категорически не хотел, что бы я шёл служить в армию. Но я, мотивированный своей любовью, с таким жаром убеждал его о необходимости моей службы что, в конце концов, он сдался. Так я попал служить в Советскую Армию по блату.
Надо сказать, что среди моих сверстников «косить от армии « было делом очень не популярным. Наоборот парень, отслуживший в армии, считался полноценным и готовым к дальнейшей жизни. Другое дело, что армия была своеобразной школой, которая могла, как закалить человека, так и сломать его. Но подобный анализ уведёт нас далеко от той истории, о которой хочу я вам рассказать.
Служить мне довелось в ГСВГ, что расшифровывается как Группа Советских Войск в Германии. Сразу после пересылок, поездов и самолётов, полные впечатлений от столь резкой смены окружающей обстановки, страны, новой армейской формы, большей, чем надо на несколько размеров, я вместе с группой, сформировавшейся в процессе пересылки моих товарищей, попал в учебный центр под городом Котбус, который находился в Германии возле границы с Польшей.
Как оказалось, мы попали в учебный центр по подготовке младших сержантов для мотострелковых войск, что в просторечии зовётся просто – пехота. В Советской Армии всё любили окутывать страшной тайной, поэтому до прибытия в часть мы и в самом деле не представляли, куда мы едем. Наша часть располагалась в четырёхэтажных казармах ещё довоенной постройки. По преданию эти казармы были построены для размещения дивизии СС «Мёртвая голова». Казармы были очень добротными кирпичными зданиями, без особых излишеств и,действительно,были построены изначально для размещения солдат. Жили мы по десять человек в комнате плюс одиннадцатый командир отделения- сержант.
Правда слово «жили», не совсем подходит для армейского лексикона. В них мы ночевали, а всё другое время находились на спортивных площадках, учебных классах, на плацу, на полях для тактических занятий, да ещё мало ли где мы могли быть. Главной задачей наших командиров было занять нас так, что бы у нас и времени бы не было присесть и задуматься о своём армейском житье - бытье. Я помню, что единственной мечтой для меня было тогда: просто сесть и спокойно посидеть. В мечтах я видел мягкое кресло, стоявшее в комнате родительского дома. Но физические нагрузки были не самыми страшными и изнуряющими.
Неприятным и непонятным явлением для меня оказалось непременное унижение личности, стиранием в порошок любого проявления солдата как индивидуальности. Унижение на каждом шагу, в каждом действии и в каждом поступке. Этому унижению противилась вся моя душа, я не мог понять тогда, да признаться и сейчас, для чего нужно было так стараться превращать нас в единую серую массу, безликую, тупую и грязную. Я не могу сказать, что именно меня подвергали подобным испытанием больше чем остальных. В этом я был наравне со всеми. Но обстоятельство, когда в тебе не видят и не хотят видеть человека, для меня было самым страшным.
Исполнителями подобного отношения к нам были наши сержанты. Как уж они так подбирались, по какому кармическому закону, но фамилии некоторых из них я до сих пор хорошо помню. Удручало и удивляло то обстоятельство, что большинство сержантов нашей учебной роты, так же служили срочную службу после окончания институтов.
Бесконечные пробежки, приседания, отжимания и внезапные команды «Вспышка». При исполнении этой команды, вся рота должна была броситься в рассыпную и упасть на землю, прикрыв голову руками. Так мы якобы защищались от вспышки ядерного взрыва. При этом специально выбирался участок, как можно грязнее. Бесконечные построения, ходьба строевым шагом с исполнением ротной песни и без неё, или команда «Отставить», то есть вернуться в исходное положение. Особенно часто наши сержанты любили её повторять после команды «Отбой!», что означает быстро раздеться, правильно уложить свою форму и лечь спать. Бесконечные одевания и раздевание при подъёме, но особенно часто при отбое, стояние часами в коридоре, когда уже нужно было спать, приводили к тому, что некоторые солдаты просто падали в обмороки от усталости. Их относили из строя на руках, но остальных заставляли стоять еще несколько часов. Да мало ли ещё что могло взбрести в головы наших доблестных сержантов. Это не было продиктовано необходимостью, а,наоборот, очень часто дуростью, тщеславием и безнаказанностью наших сержантов. Офицерам же было так проще, они либо разыгрывали из себя отца родного, либо демонстрировали откровенное безразличие ко всему происходящему. Были и среди них люди склонные к садизму, но значительно реже, чем среди сержантов. Увлечение алкоголем и полное безразличие к службе, людей уже наигравшихся в армию- так можно было охарактеризовать многих наших офицеров.
Очень быстро, при такой службе, все наши инстинкты свелись к двум основным – спать и есть. Мы почти постоянно были голодны, хотя ели довольно много, нам постоянно хотелось спать. И вот представьте такой случай, когда рота заходит в столовую, каждый встаёт напротив своего места за столами, на столах дымящиеся бачки с первыми и вторыми блюдами, тарелками с мясом и горами хлеба. Кормили нас тогда в армии, я считаю хорошо. Так вот рота стоит и ждёт команды, чтобы сесть, быстро всё это поделить и съесть и в это самое время раздаётся команда, вместо «садись», «строиться выходи». Я до сих пор помню этого сержанта и уж не знаю, чем это было вызвано, что ему не понравилось, но приказ этого отморозка запомнил на всю жизнь. Так мы остались голодные.
Но сейчас мне вспомнился случай не самый тяжёлый для нас солдат, а скорее юмористичный. В нашу учебную часть нагрянула проверка. И хотя в армии никогда не бывает внезапных проверок так как, всё заранее известно, мы уже за месяц до неё что-то всё чистили, красили, перекрашивали и снова чистили, очень мало спали, без конца ходили строевой, отрабатывали самые разные сомнительной нужности задачи и так далее.
В то время ходил в нашей среде анекдот, который для нашей армии подходил идеально. «К американскому президенту приходит его главнокомандующий всеми вооружёнными силами и говорит:
- Господин президент, давайте объявим войну Советскому Союзу.
Президент возмутился:
- Да ты что – это же третья мировая война, да нас с тобой проклянут во всех будущих поколениях, если они будут после этого на Земле!
- А мы господин президент, только объявим войну, а нападать на них не будем. Они себя сами проверками замучают»
Так оно в действительности и было. Но когда начиналась сама проверка и комиссия уже была в части, для солдат наступала настоящая лафа. Нас всех с утра строем и с песнями уводили на занятия за пределы городка, в лес, где нас почти не дёргали и не строили и мы мирно сидели возле костров и могли спокойно поговорить, что-то рассказать и все рассказы, конечно же, сводились к родному дому и гражданской жизни. Наша недавняя гражданская жизнь, казалась нам просто другой реальностью. Потом мы возвращались на обед и снова уходили в лес до ужина. И хотя была зима, но в Германии это время года не такое уж суровое и поэтому нас такой расклад целиком и полностью устраивал.
Вот так однажды в очередной раз в полной походной амуниции мы направлялись в лес, но нас остановил наш ротный командир по званию капитан. Встав во главе роты, он повёл нас через самый центр нашего небольшого городка. Навстречу нам бежал офицер с квадратными глазами, крича нашему командиру, что прямо по нашему курсу идет глава комиссии - генерал. Но видимо это и было целью нашего прохождения, поэтому мы продолжили своё движение во главе с командиром. Вскоре,действительно, прямо по маршруту нашего движения показался генерал,окружённый группой офицеров. По команде командира: «Рота!» мы все перешли на строевой шаг, чётко чеканя его подошвами наших сапог по асфальту. При приближении к генералу наш ротный скомандовал: «Равнение на пра-во!». Мы все повернули головы направо, наш строевой шаг стал ещё более отрывистым и чётким. Генерал подошёл к бровке, приложил руку к папахе, отдавая нам честь, и громко поприветствовал нас:
- Здравствуйте товарищи солдаты!
На что мы, пропустив два шага, на третий, должны были громко заорать:
- Здравия желаем товарищ генерал!
Но уже на втором шаге в задних рядах кто-то пискнул: «Здра…», рота сбилась, и чётко чеканя шаг, в гробовом молчании прошла мимо генерала – лейтенанта. Я по росту шёл всегда в первой шеренге и видел, как голова нашего капитана, буквально вжалась в воротник шинели, словно её лишили шеи. Так в полном молчании мы прошли ещё метров сто и повернули за ближайшим поворотом дороги. Командир остановил роту и даже не глядя в нашу сторону, вызвал к себе сержантов. Остальная же рота пошла дальше намеченным курсом.
Вскоре нас догнали взъярённые сержанты, тут уж ничто не могло помешать им оторваться в полной мере на нас за случившийся казус. К счастью того бедолаги, что сорвался на приветствие раньше времени, его не выясняли, а приступили к наказанию коллектива, то есть нашей роты. Мы ходили строевым до вечера горланя приветствие всем сержантам по очереди. В конце концов, они устали и оставив двоих из своего числа, наименее крутых, удалились в казарму. Эти двое ещё водили роту какое-то время, заставляя нас, каждые пять минут переходить на строевой шаг и кричать приветствие: «Здравия желаем товарищ сержант!». Наконец устали и они.
Тогда они поступили следующим образом. Один встал в начале прямого участка дороги на окраине нашей части, где мы всё это время тренировались, а другой в конце её. Мы же должны были строем идти от одного к другому, но поравнявшись по ходу движения с очередным придорожным столбом, которых было несколько на этом участке, приветствовать его: «Здравия желаем товарищ столб!» В казарму мы вернулись уже перед отбоем. Так закончилась для нас проверка нашей учебной части.
Учёба в этой воинской части продолжалась шесть месяцев, и это было самым трудным отрезком времени за всё время моей службы с Советской Армии. Помогала мне выстоять и выдержать всё это время моя любовь. Я её связывал тогда с конкретной девушкой, но сейчас я понимаю, что меня спасало само чувство. Именно мысли о моей любви помогали мне в самые трудные моменты наших армейских будней.
Позже, когда я уже окончил школу сержантов и получил сразу звание сержанта в числе десятка отличников - курсантов, вместо младшего сержанта, что получили остальные сотни курсантов, мне предложили остаться в этой учебной части в качестве сержанта, но я категорически отказался от столь лестного предложения и предпочёл поехать в линейную часть, в полную неизвестность. Дальнейшая моя солдатская судьба складывалась по-разному, но я чётко помнил о том, что никогда и ни при каких обстоятельствах не должен стать таким сержантом, какие командовали мной в учебной части. И с полной ответственностью могу сказать, что я таким не был.