Стройбат ТуркВО. Работа – наша боевая задача! Как мой друг Дима служил в армии (в стройбате)

На следующее утро я опять уехал в Тверь, у меня там было много работы, а в феврале меня вызвали в военкомат и вручили повестку явиться с вещами для прохождения воинской службы. Я эту повестку вручил Давиду Марковичу, он тут же поехал в НКВД, чтобы меня оставили, но из этого ничего не вышло, и меня отправили служить в части тылового ополчения, сейчас они называются стройбаты. В этих частях проходили службу все, ранеe судимые по 58 статье, раскулаченные и лишенцы, которые еще не проходили военной службы. Наш стройбат находился на станции Выползово Ленинградской железной дороги, в 30 км от Валдая, и нас называли "тылопаны". Мы строили аэродром и все службы, включая жилье для летчиков и командиров. Хорошо, что среди нас совсем не было уголовников, а весь состав был на удивление работоспособным. Наш военный городок был с такими же бараками как и в концлагере, огорожен проволокой и с пропускной будкой и воротами, и на работу также ходили строем, только без конвоя. По прибытии нас сразу разбили по взводам по специальностям: механизаторы, плотники, столяры, маляры, землекопы, каменщики, ездовые и хозвзводы - портные, сапожники. Со всеми знакомились отдельно и назначали, кому куда. Я, конечно, попал к механизаторам. У нас по

распорядку были такие дни, когда проводились политзанятия, изучение оружия и даже за 3 года службы 3 раза водили на стрельбы.

Самым главным у нас в батальоне был старшина Шкурин - настоящая шкура. Он имел право сажать на гауптвахту на 3 суток, чем он безнаказанно и пользовался, не говоря уже о нарядах вне очереди. Построит батальон утром на физзарядку, проверит и, если кто опоздал, сразу говорит примерно так: "Иванов, выйдите из строя. Объявляю вам 3 наряда вне очереди". Иванов отвечает: "Есть, 3 наряда вне очереди". Шкурин: "Встаньте в строй", потом подойдет к Иванову и пальчиком перед носом: "Служба, брат, ничего не поделаешь!".

Был у нас такой бригадир столяров по фамилии Шумейко. Он как-то сумел все организовывать, и сам очень проворно работал, даже сапожничал. В общем, куда бы его ни послали, обыкновенно туда, где прорыв, он обязательно положение выправит, а вечером уходит в самоволку. Старшина его разыщет и - на гауптвахту. Так он мне рассказывал, когда демобилизовался, что он за три года службы отсидел на губе 178 суток.

Меня определили в мастерскую, где изготавливали парапеты на крыши домов и поручни для лестниц. Дома строили пятиэтажные. Вообще, мы получали неплохую зарплату, а рабочий день был 10 часов. Кроме основной работы, у нас был хороший приработок. В выходные дни мы ходили ставить укосины - это мачта из нескольких бревен, выше дома, и на ее кронштейне укреплен ролик для подъема стройматериалов на верхние этажи. Этот подъем производился с помощью небольшого нефтяного моторчика, который обслуживал моторист. Все эти парапеты клепали вручную, так как сварки у нас не было. Во всей мастерской был небольшой токарный станок с ножным приводом. Сначала я тоже работал на парапетах, а потом меня поставили ремонтировать эти нефтяные моторчики "Коммунар", "Победа" и покрупней мотор "Красный Октябрь".

Как-то всех нас собрали, а с нами работали и вольнонаемные, и объяснили, что нужно построить парашютную вышку 75 метров высотой, что мы и сделали, и с этой вышки прыгали с парашютом на тросу. Сначала я сделал основу для парашюта - кольцо диаметром 12 метров, и полет шел очень медленно. Пришлось кольцо переделать на 8 метров, и стали прыгать. Мне тоже пришлось прыгать несколько раз, так как спускаться по лесенкам долго и неудобно.

Вспоминаю, как работали бывшие кулаки. Например, чтобы выполнять и перевыполнять норму землекопа; закапывали рельсы подошвой вверх, для того чтобы легче было отвозить выкопанную землю на переделанных тачках, где колесо помещалось под центром тачки и получалось лучшее равновесие, и человек по этой дорожке вез такую гору грунта, что трех тачек вполне хватило бы, чтобы загрузить 1,5-тонную автомашину. Или вот еще пример. Было организовано соревнование каменщиков, и за 10 часов один каменщик уложил 23 тысячи кирпичей, а другой 19 тысяч, конечно, их обслуживали две бригады подсобных рабочих, но ведь даже просчитать, указывая пальцем на кирпич, такое количество

просто невозможно. Первого каменщика наградили золотыми часами, а второго - серебряными и досрочно демобилизовали. Мне кажется, что ни один рецидивист так работать бы не стал, так как они с детства приучены не работать, а воровать.

Как-то пришел на работу, смотрю: у мастерской стоит грузовой автомобиль. Один из первых автомобилей, наш советский «АМФ-15». Оказывается, его подогнали к нам из авиачасти, ну мы, конечно, им заинтересовались, попробовали завести, и оказалось, что у него в коробке сломан валик переключения передач. Я выточил новый вал, закалил его, и автомобиль заработал. Стали на нем возить всю нашу продукцию по объектам.

В это время на электростанцию, электроэнергией которой пользовался и наш городок, и весь поселок вольнонаемных, привезли новый дизель, так как стоящий там четырехцилиндровый был слабоват и часто были перебои в снабжении электричеством всех объектов. Новый дизель приехал из Ленинграда монтировать мастер, уроженец Ленинграда, русский немец, работавший на заводе "Русский дизель", Краузе Карл Адольфович. И наш помтех батальона выделил нас 5 человек, среди них были замечательные ребята - Коля Трофимов, Косоговский, до раскулачивания имели дела с оружием и локомобилями, и еще двое, не помню их фамилии. Привели нас и передали Карлу Адольфовичу. Он нам объяснил, что он старый человек, ему было уже, наверное, за 60, и у него есть свои привычки: "Если я вам скажу: "Есть!", вы мне ответите: "На жопе шерсть", а я вам скажу: "Только реденькая", и, хотя это было издевательски смешно, но работа предстояла интересная, и мы эти и другие его причуды старались выполнять и не обращать особенно на них внимания. Он еще любил за женщинами поухаживать, особенно ему понравилась одна, очень симпатичная лет 30 уборщица Люда, но нас это как-то не волновало. Он привез с собой хороший инструмент, и мы начали устанавливать и бетонировать станину дизеля, все очень точно. Дело он, конечно, знал отлично. Дизель был судовой 2-цилиндровый мощностью 200 л.с. После установки станины стали укладывать коленчатый вал с перешабровкой подшипников по ватерпасу, а шабровка очень точная, по 25 точек на квадратный дюйм, потом начали монтаж цилиндров и топливной аппаратуры, где нужно было сгибать по месту трубопроводы и напаять на трубочки наконечники на серебро, что я и делал, и ему это очень понравилось. Когда все было готово, стали запускать. Он запускался сжатым воздухом, израсходовали два баллона, а дизель не запускается. Все страшно расстроились, ушли на обед, а Коля Трофимов не пошел. Вдруг после обеда мы услышали, как дизель заработал, а Карл Адольфович прибежал и кричит: "Как ты его запустил?", а дизель работает и принял нагрузку. Коля мне потом объяснил, что, когда ставили клапаны, он предупреждал Карла Адольфовича, что он ставит клапаны не так, но тот не согласился, сказав, что он, а не Коля, монтирует дизель. Когда все ушли на обед, Коля переставил клапаны, и дизель заработал. За эту работу нам была объявлена благодарность, и Колю оставили работать на этом дизеле.

После монтажа дизеля меня вызвал помпотех батальона, не помню его имени и фамилии, он узнал, что мы наладили «АМФ-15» и спрашивает: "Ты шофер?". Я рассказал, что при аресте у меня отобрали удостоверение шофера. Тогда он объяснил, что у нас в батальоне есть автомашина «АМО-3», там ее старается наладить один тракторист, сказал пойти посмотреть, помочь сделать, что нужно, и доложить. Действительно, около машины копался Ваня Гарехт, он из раскулаченных немцев Поволжья, очень славный парень. Он показал, что есть из запчастей, оказалось, что нужно растачивать блок, а это можно было сделать только на станции Бологое в железнодорожных мастерских. Поехали с помпотехом туда, там нам расточили, и он выпросил кое-какие ключи и инструменты. Все привезли, и мы с Ваней начали собирать. Он не особенно хорошо говорил по-русски, но мы освоились. Помпотех пообещал, что как только мы сделаем машину, он нас отправит в Ленинград сдавать экзамены на шоферов, а пока дал нам книги, мы сколотили группу из 5 человек (Коля Трофимов, Косоговский, Павлик Никитин, он со мной работал в мастерской, Ваня Гарехт и я), стали готовиться. Что касается вождения, то все уже поездили на «АМО-Ф-15», а когда сделали «АМО-3», то поездили и на ней.

В батальоне был радиоузел, и по всем ротам и домам комсостава была сделана трансляция, 175 точек. Его монтировал ленинградец Рудольф Петерсон. Мы подружились, и, когда он куда-нибудь уходил, я оставался за него, а так как электричество подавалось неравномерно, очень сильно менялось напряжение в зависимости от нагрузки, и все время нужно было следить за напряжением и вручную регулировать автотрансформатором. Рудольф помог мне также перебрать аккумулятор, в общем, мы наладили «АМО-3» и стали на ней ездить.

Нас вскоре послали с группой из аэропорта (25 человек и нас 5) в Ленинград. Мы устроились у моей двоюродной сестры Марусеньки Вологдиной, т.е. бывшей Меркурьевой. ГАИ находилось на Набережной Мойки д.43. Из группы аэродрома в 25 человек сдали только 3, а мы все пятеро. Нам выдали удостоверения практикантов и сказали, что после того, как мы пройдем практику в части, и нам отметят, что мы наездили по 100 часов, может приехать с документами один человек, и ему выдадут водительские удостоверения на всех нас. Так помпотех и сделал, примерно через месяц привез нам из Ленинграда всем пятерым водительские удостоверения. Это был 1936 год.

У нас в батальоне было 40 лошадей. Так вот, мы начали с того, что стали возить на машине прессованное сено, брали с собой грузчиков и загружали так, чтобы только при переезде через железнодорожные пути груз проходил под шлагбаумом, и там внутри помещались грузчики, а кто-нибудь из командиров ехал со мной в кабине. Еще ездили с начфином в банк за деньгами вдвоем, я помогал там ему считать деньги. Бывало, везли 2 больших мешка, а деньги мелкие - рубли, трешники и пятерки. Положим эти мешки в кузов и везем спокойно, никогда и не думалось, что нас могут ограбить. Все шло нормально, но один раз, когда ездили за сеном, старшина

попросил остановиться и пошел вместе с солдатами в магазин за культтоварами - шашками, тетрадями, чернилами и т.д., а вернулись все вместе с грузчиками поддатые. Но делать нечего, поехали. Машина была сильно перегружена, и я ехал очень медленно. Остановились посмотреть, как груз, а из сена никто не отзывается. Старшина полез посмотреть, а там никого нет, когда и куда они подевались - непонятно. Развернулись, едем обратно, а они сидят в кювете. Оказывается, они между собой не поладили и подрались, одного выкинули из машины, а другие спрыгнули за ним. Это было уже ЧП. Все стали меня просить, чтобы я не докладывал начальству, но один сильно повредил ногу. Приехали, разгрузились, и я не помню, как там потом старшина сам докладывал.

После этого нас "продали" на строительство и ремонт Ленинградского шоссе, и мы с Гарехтом стали работать по очереди, день он, день я. За нами закрепили по 4 грузчика, и мы возили за 8 км от нас гравий ипесок для дороги, иногда делали по 10 ездок в смену, платили сдельно с машины, и мы стали получать по 200-250 рублей в месяц.

В батальоне был Леня, фамилию не помню, он здорово фотографировал, и у меня много снимков. Рудольф где-то купил мотоцикл, и начали с ним везде ездить. Комиссаром батальона был неприятный тип, носил одну шпалу, фамилия его была Гриб, и был в штабе писарь по фамилии Вольф. Убираясь в штабе, он налил в графин комиссара сырой воды, тот напился, и у него расстроился желудок. Этот Гриб устроил целое следствие, якобы Вольф хотел вывести из строя командование части, а это уже контрреволюция, и его снова нужно судить по 58 ст. Но после этого Гриб уехал, а Вольф остался работать в штабе, а вместо Гриба приехал замечательный комиссар по фамилии Бибиксаров. Он очень умело и по-человечески со всеми беседовал, хорошо организовывал красные уголки, разные кружки, в том числе и спортивные. Сразу была организована футбольная команда, драмкружок, струнный оркестр. Его жена, очень славная женщина, включилась в наш драмкружок.

В это время с новым набором к нам приехал Андрей Опель, с которым мы были на БАМе, и он тоже стал заниматься в драмкружке. С ним же приехал ленинградец, актер из Кировского клуба, по фамилии Ковшик, а звали его Капа. Он стал почтальоном батальона, вообще был очень и деятельный малый и стал нашим режиссером в драмкружке. Первый спектакль "Ложь" Вяльцева, второй по пьесе Гусева "Слава", который Капа знал дословно наизусть. Я в этом спектакле играл профессора и пел под гитару. Это был очень удачный спектакль, и всем очень понравился. Мы выступали с ним и в поселке и на аэродроме, и нам очень аплодировали.

В 1937 году, когда я уже работал на машине, случилась авария на буровой, которая питала водой весь гарнизон. У дизеля полетел подшипник шатуна, и за отсутствием брони его даже отказались ремонтировать в железнодорожных мастерских. Там временно подключили трактор, но он был слабый и не обеспечивал нужной силы, и воды все время не хватало. На совещание собралось все начальство, и пригласили меня. Я предложил

попробовать отлить самим и получил разрешение. Я сделал железные формы, 2 половинки, но для этого нужно было разогреть 30-40 кг бронзы, а ее не было. Но выход нашли - решили использовать гильзы от отстрелянных винтовочных патронов. Сварили ковш, заформовали формы и стали плавить металл. Развели такой огонь, что чуть не загорелась вся кузница, но отливки получились отличные. Я их припилил, спаяли, расточили, проточили, потом залили баббитом и снова расточили, и я их пришабрил. Дизель был дореволюционный, одноцилиндровый 50 л.с. фирмы Мамонтовых, диаметр шейки 120 мм. Мне опять же помогали Коля Трофимов и Косоговский. Когда мы все сделали и запустили буровую, нам объявили благодарность, а мне дали 15 суток отпуска и поездку в Ленинград. После этого опять произошла авария, на сей раз полетела шестерня на пилораме, тоже бронзовая, но очень сложной конфигурации. Но нашелся модельщик, сделал очень хорошую модель из 8 частей, но у нас не было формовочной земли, и мы делали форму в натуральном песке. Но на этот раз надо было разогреть 50 кг металла, и мы даже не ожидали, такая получилась хорошая отливка, что ее пришлось совсем немного подгонять. Пилорама заработала, и опять благодарность и отпуск на 15 суток в Ленинград.

Тут я получил письмо от папы. Его без меня судили, якобы, за какие-то махинации. Он уже работал как снабженец, и вроде бы, как мне потом рассказывали, они продали вагон скобяных товаров, но толком никто ничего объяснить не смог, только дали ему 3 года, и вот он на Васильевских торфяных разработках. Пишет, что работает на подноске торфа к локомобилю, а вскоре пришло известие о его смерти. Ему было семьдесят с лишним лет, и, конечно, не известно место, где его похоронили. А тут еще пришло письмо от младшего брата. Он работал продавцом в магазине, и у него получилась растрата. Он, правда, растрату погасил, продав кое-что из дома, но не знал, что ему дальше делать. Я ему написал, чтобы учился на шофера, он так и поступил. После окончания курсов работал на грузовике, развозил пиво, а потом перешел работать в Институт коневодства, возил директора на М-1. Этот Институт часто посещал Буденный, и Борис иногда развозил их по домам. Потом он пошел работать в такси, их таксопарк находился в Столярном переулке на Красной Пресне.

В это время должен был демобилизоваться Рудольф Петерсон, и когда комиссар спросил его, кому он может передать радиоузел, Рудольф назвал меня. Меня сняли с машины, и я стал радистом. Радиоузел был у проходных ворот в отдельном домике, и, кто бы ни проходил, все заходили или садились на скамеечку около домика. Мне нужно было включать передачи в 6 утра на подъем до 11 часов и потом с 19 до 23 часов в казармах, а командный и вольнонаемный состав слушал до 2 часов ночи. Также был установлен на чердаке домика громкоговоритель очень мощный. Его было слышно далеко за пределами городка. И вот однажды я уснул, а после хорошей музыки из Берлина начали передавать какую-то пропаганду на русском языке. Меня разбудил замполит с криком, что я якобы специально провоцирую, транслируя фашистскую агитацию, что меня надо судить снова,

что он сообщит этот факт в политотдел армии. Но спасибо комиссару, он быстро обуздал этого зама, а комбат и помпотех только посмеялись. Ко мне в радиоузел стали заходить с ремонтом часов и разной хозяйственной мелочью, и свободного времени почти что не было.

Нам, младшим командирам, а мне уже присвоили звание, и я стал в петлицах носить 2 треугольничка, нужно было дежурить по батальону, а утром докладывать комбату. И вот, я должен был сдавать дежурство старшине Шкурину. Пришли к комбату после обхода всех служб, и он докладывает комбату, что дежурство не принимает, так как на гауптвахте грязно, в третьей роте полы не помыты. Комбат приказывает все устранить и доложить исполнение. Я дал команду привести все в порядок, доложил комбату, сдал дежурство и расписался в книге. Но когда в следующий раз я принимал дежурство от Шкурина, я также доложил, что дежурство не принимаю, т.к. на кухне грязно, в конюшне нет козла, который все время должен быть при лошадях, потому что его запах отпугивает ласку и крыс, на террритории у казарм не убрано. Комбат приказал все привести в порядок и доложить. Вышли, и Шкурин говорит: "Ну, ты даешь!". Я тогда ему объяснил, что это для того, чтобы он знал - я над собой издеваться не позволю. С тех пор он по отношению ко мне очень изменился. Шумейко сделал замечательный письменный стол для комбата. Старшина Шкурин попросил сделать такой же для него и пообещал, что, если он сделает ему стол, то он не будет сажать его на губу. Шумейко стол ему сделал, и Шкурин пригласил его к себе, чтобы поблагодарить, и они напились. У Шкурина было двое ребят, он держал 2 козы для молока, так они одну козу по пьянке отвели в соседнюю деревню и продали. Утром Шкурин пришел ко мне и спросил, не видел ли я Шумейко, и все мне рассказал, а потом зашел Шумейко и рассказал, что все это сделал специально, чтобы его проучить, дабы он не издевался над ополченцами.

Был у нас и такой случай. Все пообедали, задержались маляры и моторист Никулин. Сели за стол, стали разливать суп, Никулин зачерпнул, а в половнике - мышь. Сразу крик, звать дежурного врача. Щи, конечно, вылили. Всем, кто не ел, выдали сухой паек, полукопченую колбасу, ну, а кто уже поел, тому, конечно, ничего не выдали. Был и еще случай, когда в макаронах были обнаружены гвозди в большом количестве. Сразу заподозрили деверсию, а когда разобрались, оказалось, что этими гвоздями сколочены ящики, в которые были упакованы макароны, и попало дежурному по кухне, за то, что он плохо смотрел, когда засыпал макароны.

Где-то году в 1937 меня вызвал комиссар и сказал, что нужно демонтировать радиоузел, так как нам предстоит передислокация на новое место. Окраина в г.Сольцы. Оказалось, очень неприятное место, никакой и зелени поблизости, местность болотистая. Этот городок из нескольких бараков и небольшого домика, очевидно, был оставлен предыдущей воинской частью или концлагерем. Электроэнергии не было. Пришлось пользоваться "летучей мышью". Между всеми строениями были небольшие тротуары, но все это требовало ремонта. В этом отдельном домике я стал монтировать радиоузел, но пришлось его делать на аккумуляторах и

налаживать трансляцию. Это все было очень сложно за отсутствием инструментов, да еще огромное количество крыс. Был даже случай, когда часовой наступил на крысу, она прокусила сапог и тяпнула его за ногу, так что пришлось ему делать уколы. Но со временем все устроилось, подключили электростанцию, организовали клуб, опять заработал драмкружок, и перед моей демобилизацией давали 3 спектакля "Слава". Я должен был демобилизоваться в ноябре, но по просьбе командира задержался, так как в спектакле у меня не было замены. После 3-го спектакля я поехал домой с хорошими отзывами и характеристиками о прохождении воинской службы. В 1936 году нашу часть переименовали из частей тылового ополчения в стройбат.

За это время я написал заявления о снятии судимости сначала Ягоде, потом Ежову, Калинину, Ворошилову, Вышинскому, Берия, Сталину и на все получил ответ "Отклонено" и "Отказано".

Навыков. Например, если вы спортсмен-парашютист, то можете рассчитывать на службу в ВДВ. Если у вас есть водительские права, то с очень большой вероятностью вы будете служить водителем. Имеете навыки в радиоделе – попадете в войска связи, технические подразделения ВВС и т.д. – то есть туда, где ваши навыки будут востребованы.

Если вы не хотите попасть в стройбат, вам следует приобрести те или иные навыки. При этом многие из них не требуется подтверждать документально, во время в военкомате вам просто зададут несколько вопросов. Например, если вы занимались радиоделом, вас могут спросить о том, как устроен блок питания или простой радиоприемник. Для никаких сложностей в ответе не эти вопросы не возникнет, в результате вы гарантированно попадете в хорошие войска. В современных условиях полезны умение работать на компьютере и навыки программирования.

Первичная приписка к тому или иному роду войск происходит еще на стадии получения приписного свидетельства во время учебы в . Здесь следует быть реалистами и понимать, что если вас по вашей просьбе предварительно запишут в ВДВ, то это еще ни о чем не говорит. Чтобы попасть в элитные войска, необходимо минимум иметь хорошую физическую подготовку. С другой стороны, если вы попроситесь в войска связи, ваши шансы будут достаточно велики.

На попадание в те или иные войска влияет и место вашей учебы – если до службы в вы успели поступить в ВУЗ или иное учебное заведение. Далеко не все из них имеют военные кафедры, поэтому после первого курса вас могут призвать . Если вы учитесь в техническом институте, ваши шансы попасть в стройбат стремятся к нулю. С другой стороны, вы можете оказаться в стройбате, даже учась в университете на естественнонаучном или гуманитарном факультете. В армии нужны именно технические навыки, поэтому гуманитарий имеет достаточно большие шансы оказаться в строительных войсках.

Обязательно следите за своим здоровьем. Если у вас неважное зрение, вы должны доказать, что вообще не можете служить, либо приходите на призывную комиссию без . Самый плохой вариант, когда вас сочтут годным к службе, но с ограничениями, в этом случае в стройбат вам практически обеспечена.

Видео по теме

Если вы хотите попасть на службу в воздушно-десантные войска, вам следует еще до призыва или до поступления в училище уделить особое внимание своему здоровью и физической подготовке.

Инструкция

Займитесь своей физической подготовкой. Однако не забывайте, что боец ВДВ должен быть не только сильным, но и выносливым. Именно поэтому занятия восточными единоборствами идеально подходят для такой подготовки. Неплохо будет, если вы будете посещать и секцию легкой атлетики. При отборе кандидатов учитывается и спортивный разряд, и иные достижения. Так что не жалейте себя и тренируйтесь в полную силу, чтобы получить максимально возможный уровень. Ваши шансы попасть в ВДВ увеличатся, если вы будете заниматься и парашютным спортом.

Берегите свое здоровье. Не приобретайте вредных привычек в юном возрасте. У вас должно быть идеальное здоровье (категория годности «А») для того, чтобы вас взяли в воздушно-десантные войска. Именно поэтому регулярно проходите диспансеризацию и закаляйтесь.

Займитесь психологической подготовкой. У вас должна быть достаточно серьезная мотивация к службе в ВДВ . Так что постарайтесь обрести трезвый взгляд на вещи и освободиться от романтических иллюзий. Любая служба (и тем более в этих войсках) – это, прежде всего, тяжелый труд и постоянный психологический прессинг.

Занимаясь физической подготовкой, не оставляйте без внимания учебу в школе. Вам могут понадобится знания по математике, физике, химии, географии, биологии, иностранным языкам, обществознанию. Причем это должны быть реальные знания, а не минимальный курс, необходимый для сдачи ЕГЭ (тем более, если вы решили попробовать поступить в Рязанское военное училище, где готовят специалистов для ВДВ ).

Если у вас имеются близкие родственники, имеющие судимость, то вы не сможете претендовать на службу в рядах ВДВ . Не пытайтесь скрыть это от сотрудников военкомата или приемной комиссии училища, так как все сведения, предоставленные призывниками или абитуриентами, всегда тщательно проверяются.

Видео по теме

Источники:

• как попасть служить в вдв

Служба в элитных войсках всегда считалась престижной. Это и карьерный рост, и чистота в расчетах по заработной плате, и просто очень интересная. Но нужно понимать, что претендентам придется пройти достаточно сложный отбор и соответствовать строгим требованиям.

Кремлевские войска

Для прохождения службы в кремлевских войсках, необходимо соответствовать определенным физическим требованиям. В частности нужно быть ростом не ниже 175 и не выше 190 см. Также стоит заметить, что вес должен составлять нормальную пропорцию к такой высокой фигуре. Кроме того, острота каждого глаза не может быть ниже 0,7 и иметь приемлемое цветоощущение. Существуют и ограничения, не позволяющие проходить службу в кремлевских войсках. Например, претендент не должен иметь родственников заграницей, иметь нареканий со стороны полиции и состоять на учете психиатра, и дерматолога.

Внутренние войска

Попасть на службу во внутренние войска может каждый призывник, не имеющий отклонений в физическом состоянии. Как правило, достаточно озвучить свое желание сотруднику военкомата и его. Однако внутренние войска сами по себе не считаются элитными. Под попадают отряды специального назначения, такие как Витязь, Альфа, ФСБ и ГРУ. Стать сотрудником таких элитных частей можно только после прохождения срочной службы или окончания военной кафедры. Претендовать на службу в этих подразделениях смогут только те, кто выдержит определенные испытания. Для соискателей разработаны достаточно сложные психологические и физические тесты, определяющие готовность к службе. Экзаменаторы проверят и огнестрельную подготовку, и умение противостоять сопернику в рукопашном бою, и выносливость. Кроме того, тщательно изучается претендента, его родственные связи, а также берется согласие на службу у родителей и супругов.

Внешняя разведка

Для службы во внешней разведке подходят соискатели, возраст которых находится в границах от 22 до 30 лет. Необходимо иметь высшее техническое или гуманитарное образование, а также свободно владеть одним иностранным языком, уровень которого определяют сотрудники организации. Кроме того, большинство оценок на последнем курсе высшего образовательного заведения должны быть высокими. Ограничения к прохождению службы, ничем не отличаются от требований других элитных подразделений. Обязательно соответствие по физической и интеллектуальной подготовке, а также отсутствие судимостей и иностранного гражданства.

Почти каждый вид войск в России имеет свое элитное подразделение. Уточнить сведения, которые помогут приблизиться к получению работы, можно узнать в военкомате или в соответствующем ведомстве.

В принципе, дальше можно было бы просто написать несколько строк о том, что в дальнейшем все сложилось нормально, я отслужил службу в качестве электрика, дважды умудрился сьездить в отпуск домой, и демобилизовался на несколько дней раньше положенного срока. Однако, раз уж начал писать про слкжбу. необходимо остановиться на нескольких моментах, без которых все написанное будет иметь несколько пресный вид. Это вопросы оплаты труда стройбатовцев, дедовщины, пьянства, и некоторые происшествия и личные впечатления.

Начнем с оплаты труда . Вопреки всем утверждениям о рабском бесплатном труде стройбатовцев, а также убыточности их для государства, ни то, ни другое не соответствовало действительности. Система была устроена следующим образом – все командиры, до сержанта – командира взвода, являлись военнослужащими и получали денежное содержание по нормам Минобороны.. Те же, кто являлся собственно стройбатовцами – то есть, практически от командира отделения и рядовой состав – зачислялись в штат полка в качестве военных строителей. Военные строители находились на хозрасчете, получая заработную плату согласно тем же тарифным сеткам и разрядам, что и гражданские лица, и так же на нее начислялся коэффициент за работу в отдаленных районах, в нашем случае он составлял 1,35, а на точках – 1,6.

Начисленная зарплата распределялась так – из нее вычитались деньги за общежитие, за питание, обмундирование, и другие отдельные расходы (в сумме обычно все это составляло где-то около 40-60 рублей), остальное делилось попалам, одна половина выдавалась на руки стройбатовцу, другая зачислялась на его лицевой счет. При необходимости, в принципе, можно было взять с лицевого счета сотню рублей аванса, например, пере дембилем, чтобы купить подарки домой, однако командование это делало очень неохотно. Сведения о состоянии лицевых счетов регулярно вывешивались в виде таблицы в казарме, и служили в какой то мере стимулом к лучшей работе – это были как бы негласные итоги соревнования между стройбатовцами. Если кому-то давали отпуск, то он получал аванс на проезд до дома и обратно, плюс какую-то сумму на расходы, обычно это составляло рублей 100. Таким образом, если кто то получал при дембиле, скажем, 500 рублей, это означало, что ему также было выдано в качестве зарплаты 500 рублей ежемесячными выплатами. Деньги эти в основном тратили на кафе, или пьянку (о которой позже). Однако некоторые отказывались получать всю положенную сумму, писали заявление о том, чтобы получать рублей 10, остальное также шло на лицевой счет. При дембеле на руки выдавался аккредитив на заработанную сумму, по которому дома в сберкассе получали деньги - иногда довольно значительные суммы, которых могло хватить и на машину.

Теперь о пьянке . Не стоит говорить, что никто в части не пил, все были белые и пушистые. Пили, и достаточно много. Однако, здесь были большие трудности. Дело в том, что город, в котором находились части, состоял из нескольких частей – это собственно город, примерно на 25 тыс. жителей, с пятиэтажными домами, большими магазинами, детскими садами, школой и всеми остальными признаками хорошего города, а также городка воеенных строителей, находившегося на некотором удалении(около километра) от города. Между ними было два КПП – на входе каждого. В городе жили наши офицеры и «заказчики» - собственно личный состав 57 дивизии РВСН, в том числе и рядовой состав – в типовых четырехэтажных казармах, а также гражданские специалисты, с семьями. В городе был практически сухой закон, спиртное продавалось, но только офицерам и гражданским, солдатам – ни за что. Ближайшее место, где можно было купить спиртное – это станция Жангиз-тобе, но до нее было далеко. Поэтому за спиртным или топали в Жангиз, рискуя нарваться на патруль, а зимой – еще и замерзнуть по дороге, либо покупали его у гражданского персонала, работавшего на обьектах, за полуторную или двойную цену.

В связи с рассказанным вспоминаю два анекдотических случая, просшедших на моих глазах. Первый случай произощел под Новый, 1969 год. Бригада молодежи, 1968 весеннего призыва, должна была работать в ночь на 29 декабря на обьекте. Ребята каким то образом заранее достали вина 11 бутылок, спрятали на обьекте и уже предвкушали праздник, но не тут-то было. Ротный – умудренный опытом капитан, вместе со старшиной нагрянули как раз в тот момент, когда они доставали свои запасы. Бригада была выстроена на улице, ротный приказал бригадиру уничтожить спиртное, и тот на глазах почти плачущей бригады разбил бутылки об огромный электромотор, стоявший тут же. Вино мгновенно впиталось в снег, образовав огромное красное пятно. Все это мы видели, стоя чуть в стороне. Ротный со старшиной посчитали свою миссию выполненной и уехали домой.

Часа в 2 ночи я увидел, что молодые ходят с довольными рожами, и время от времени ныряют в токарный цех. Оказалось, что они, поразмыслив, собрали впитавший вино снег (который был совершенно чистый от других примесей), растопили его, процедили через тряпку, и получили литров 10-15 жидкости крепостью пива, и с удовольствием распивали ее. Как говорится, голь на выдумки хитра!

Второй случай был еще более анекдотическим. Летом 1969 года в гарнизоне было введено чрезвычайное положение в связи с событиями на китайской границе, запрещены увольнения из части и была усилена охрана по периметру гарнизона. Спиртное солдатам достать было практически невозможно, однако - почти ежедневно в части обнаруживались пьяные бойцы, не слишком, но под градусом. Командиры всех уровней сбились с ног, отыскивая канал поступления. Наконец, выход нашел заместитель комполка по тылу – придя утром на службу, он сделал убитое лицо, и проворчал электрику на кухне, что у него с похмелья болит голова, а опохмелиться нечем. Электрик (солдат, военный строитель) сжалился за ним и предложил …. бражку. Тот согласился, и солдат пошел за напитком, но был выслежен подполковником. Оказалось, что 40 литровые термоса с бражкой стояли в силовом шкафу на полковой кухне, прекрасно бродили, и уже разрабатывался вариант переработки их в более крепкий напиток. Зам. По тылу с удовольствием выпил кружку прекрасно перебродившей браги, и приказал остальное вылить в канализацию на его глазах. Приказ был выполнен, однако подполковник навсегда потерял уважение в глазах подчиненного ему личного состава.

В целом же пили те, кто пил и на гражданке. В полку было достаточно возможностей проводить время и без пьянки. Про библиотеку я уже писал, в клубе действовал ансамбль художественной самодеятельности, проводились различные спортивные мероприятия, очень много ребят увлеклись культуризмом. По средам, субботам и воскресеньям в клубе крутили все выходившие тогда на экран новые художественные фильмы, не менее одного раза в месяц приезжали какие нибудь художественные коллективы, причем довольно известные – московские, ленинградские, киевские и т.д. Так что пьянка не была основным занятием личного состава нашей части.

Дедовщина. Честно говоря, особой дедовщины, с избиениями, подшиванием подворотничков и стиркой носков дедам я не видел. Да и какая могла быть дедовщина – нас призвали в 19 лет, а это уже не менее года после окончания школы, многие были женаты, вобщем, вполне сложившиеся мужики – такого не очень то и тронешь, сам можешь получить по сусалам. Конечно, такие вещи, как назначение «салаг» в наряд чаще, чем «дедов», подьем дедов уже после зарядки, их расхлябанность в форме, а также некоторые другие вещи место имели. Но, например, заставлять «салагу» работать вместо себя на производстве имело мало смысла – тот напортачит, и у «деда» будут плохо закрыты наряды. Но один вопиющий случай на моих глазах все таки произошел. Однажды на зарядке старшина роты (это было практически на первом месяце моей службы) Скупас, будучи, видимо, в плохом настроении роты, придрался к одному из молодых – русскому парню из нашего призыва, стал на него орать, тот огрызнулся. Старшина решил проявить свое «дедовство» и замахнулся на парня, однако тот не стал дожидаться, пока его ударят, а заехал старшине сам. Старшина поскользнулся и упал, его земляки –литовцы выскочили из строя и бросились за парнем, однако тот легко увернулся от них и побежал в сторону стадиона, те за ним, но не тут –то было! На стадионе по утрам бегало много солдат – спортсменов, и туда обычно приходил посмотреть дежурный по части – благо от штаба было недалеко. Так и сегодня. Наш солдат выбежал на беговую дорожку, смешался с другими спортсменами, а его преследователи, убедившись в невозможности его наказания, вернулись назад.

Пару дней все делали вид, что ничего не произошло, однако, в ночь с субботы на воскресенье этого парня, а заодно и двух узбеков из нашего призыва затащили в каптерку старшины и там жестоко избили. Утром рота гудела, как улей, однако пока никто никаких действий не предпринимал – «деды» решили, что они достаточно наказали «салаг», молодеж ь организовывалась и решала, что делать. Так как силы были приблизительно равны, можно было ожидать в ближайшее время крупной драки между дедами и салагами. Однако, уже в следующее воскресенье часов в 10 утра в роту неожиданно прибыли начальник штаба и замполит полка, в сопровождении командира роты. Рота была построена в казарме, замполит разразился речью о том, что мы не понимаем, как важно соблюдать уставные отношения и так далее. Затем начальник штаба зачитал приказ комполка о том, что старший сержант Скупас разжалован в рядовые за нарушение воинской дисциплины, снимается с должности старшины роты и направляется на одну их удаленных точек в качестве военного строителя – рядового, вместе с ним туда же направлялись несколько участников этого случая из дедов. Рота расформировывается, будет укомплектована личным составом нового призыва.Тут же, на глазах у всех, у старшины лично начальник штаба срезал лычки, и тот встал в строй замыкающим. Больше особо грубых случаев дедовщины за время моей службы я не помню, хотя, как я слыхал, после моего увольнения в этой же, вновь сформированной роте произошла крупная драка с убийством между азербайджанцами и узбеками.

Пожар. В феврале 1968 года я служил уже в другой роте, где были сосредоточены все работники нашего завода. Ночью нас подняли по тревоге, обьявив, что на заводе – пожар. Дело в том, что завод состоял из металлического двухэтажного каркаса, на котором на втором этаже находились бетономешалки, внизу происходила дозировка смеси из гравия, песка и цемента, которая затем скиповым подьемником поднималась вверх и засыпалась в мешалки. В этом же корпусе находились склад цемента, вакуум насосы, куча разных транспортеров для подачи инертных материалов и много еще чего. Все это ьбыло обшито досками, перегородки внутри завода тоже были деревянными. Видимо, кто то из второй смены забыл выключить электрический «козел», которыми обогревались, и от него загорелась перегородка, а затем и вся обшивка.

Мы бегом бросились на обьект, до которого было метров триста. Самое страшное было в том, что вплотную к складу цемента проходила железнодорожная ветка, которая дальше уходила на собствнно ракетную базу - 6-ю площадку, и по ней часто перегоняли какие –то наливные цистерны, наглухо закрытые и опломбированные. Иногда их почему-то оставляли на одном из путей ветки прямо около завода – дальше него шла одна колея. В ту ночь две такие цистерны также стояли около завода.

Прибежав на завод, мы увидели, что он полыхает вовсю, и подступиться к нему невозможно. Около него уже разворачивались машины пожарников, которые готовились не тушить завод, а поливать эти цистерны. В принципе, они стояли пока еще далеко от огня, но пламя распространялось в их сторону. Руководитель пожарников – какой то подполковник, скомандовал, чтобы мы все бросились к цистернам, и оттолкнули их от завода подальше. Однако – они были заторможены автотормозом. К счастью, нашелся какой- то офицер, который знал, как это сделать, спустил воздух – и мы потихоньку оттолкнули их метров на 100 от пожара. Только потом я узнал, что в цистернах была одна из составляющих ракетного горючего, по видимому, просто авиационный керосин. Осободившись, пожарники быстро погасили пожар.

На другой день утром, прибыв на завод, мы увидели, что там уже копошится большое количество солдат, которые растаскивают сгоревшие доски и другой мусор. Главный механик завода – гражданское лицо, мы его звали Дмитрич- вызвал меня (я к тому времени был уже бригадиром электриков) и обьявил, что Петр Петрович(энергетик завода) в отпуску, в Томске, в деревне, когда его найдут – неизвестно, и нам придется самим восстанавливать завод. Мы сним прошли в корпус, осмотрели все, наметили план работ, и наши электрики начали его выполнять. За пару дней мы прокинули временный кабель по земле, запитали скиповые подьемники, мешалки и некоторые транспортеры, опробовали их, решив с их помощью выгребать мусор и сбрасывать его в кузова машин для вывоза. Вечером эта работа была закончена.

Утром, часов 9-30, находясь на заводе, я увидел большую группу офицеров, приехавших на завод. Все они группировались около низенького, широкого подполковника, хотя двое или трое из них были полковниками. Видно было, что этот подполковник – главный.

Внезапно от этой группы отделился наш главный механик, и позвал меня. Когда я подошел, он показал на меня и сказал – вот он сейчас за энергетика у нас!. Честно говоря, я перепугался, однако подполковник (оказалось, это начальник стройки), оценивающе осмотрев меня, сказал – у нас есть план, как очистить корпус завода, сейчас тебе скажут, что надо делать, ответишь, за сколько ты это сделаешь, и что тебе надо. Тут один из сопровождавших его офицеров начал обьяснять мне¸что надо проложить новый кабель временно, запитать то то и то то, в общем, все, что мы уже сделали. Выслушив все это, я обратился к с просьбой – разрешите доложить! Последовало – докладывай! Товарищ подполковник, все это уже выполнено, кабель проложен, уже можно выгружать и вывозить мусор. Тот с интересом посмотрел на меня, затем приказал – давайте проверим! Убедившись, что все действительно работает, обьявил – 10 суток отпуска и благодарность. Отпуск после запуска завода. Через 15 дней завод работал, а 9 мая, меньше чем через полгода после призыва, мне был дан отпуск с выездом на родину.Правда, комполка пожадничал – дал отпуск всего на 7 дней, но я и этому был рад.

Ттревога. Все знают про события зимы 1968 года на острове Даманский, однако мало кто знает о событиях на озере Жаланашколь летом 1969 года. К августу на советско-китайской границе в районе этого озера сложилась серьезная обстановка. Участились провокации, китайцы неоднократно пытались нарушить границу. 13 августа произошел бой между нашими пограничниками и китайцами.

В этих условиях, наряду с работой на обьектах, в полку началась подготовка к «особому периоду». Дело в том, что военно-строительная часть в том виде, как она есть, не может выполнять боевые задачи, даже если ее вооружить. Наш полк был громоздкой структурой из 11 рот, по 200 с лишним человек в каждой. Никакими Уставами наличие такой части не предусмотрено, поэтому было принято решение о подготовке, в случае необходимости, формирования на базе нашей части стрелкового полка трехбатальонного состава, по 3 роты в каждом батальоне. При этом следует учесть, что полк должен был продолжить выполнять свою работу, даже после выделения из него стрелковой части.

В каждой роте полка было создано по три взвода, которые при переформировании должны были уйти в стрелковую роту, при этом у стрелковой роты назначался свой командир, а командиры взводов из рядового и сержантского состава роты, я также был назначен командиром взвода, хотя и был рядовым. Роты были сведены в батальоны, которые далее сведены в полк. Несколько раз были произведены построения полка в дневное время, пару раз обьявлялась учебная тревога. Вскоре мы научились быстро выделятся из остальной части своей роты, бежать на плац, строиться поротно и побатальонно. По части ходил слух, что на склады ВС привезли стрелковое оружие – автоматы, пулеметы, патроны и т.д. , и скоро нас будут вооружать.

Где-то в середине августа неожиданно несколько раз нас подняли по тревоге ночью, причем после построения долго не распускали, потом также неожиданно обьявляли отбой. Видимо, это как то было связано с событиями на границе – со стороны нее никаких частей, кроме пограничников, до нас тогда не было. Однако, к концу августа в наш район прибыли танковые части, и идея с формированием стрелковой части из нашего полка заглохла.

Послесловие. Конечно, много чего еще было за время службы, так что можно написать еще несколько частей. Однако, я и так, наверное, переборщил со своими воспоминаниями _ ведь вначале хотел написать небольшую статью в защиту стройбатовцев. Однако – нахлынули воспоминания…

Просматривая различные материалы на сайте, я обнаружил комментарий некоего пользователя о том, что, мол; в советское время он служил в СА в стройбате, и это, по его словам, было гораздо хуже ГУЛАГа. Бедных стройбатовцев весь рабочий день, а то и больше, заставляли вести бетонные работы, а потом, измученных, заставляли заниматься строевой службой, физической и ТАКТИЧЕСКОЙ подготовкой, чтобы они были готовы быть защитниками Советской Родины. И за такое издевательство за 2 года службы ему по ее окончании выплатили всего 415 рублей.

Читать его писанину было смешно, тем более, что я сам служил в свое время в стройбате, причем не в каком - нибудь, а в Семипалатинской области, на строительстве подземных ракетных точек, в районе города Солнечный, в Жарминском районе. Где и что это, наверняка знают многие ветераны РВСН.

И вот, прочитав эту писанину, я подумал – а ведь на тему Военно-строительных отрядов Советских Вооруженных сил ходит много сплетен, но ни одной нормальной публикации по этой теме я не видел!

Так родилась идея – написать этот рассказ.

Для начала следует сказать, что стройбатом в СССР называли строительные части, работавшие в разных ведомствах. В основном такие части относились к Министерству обороны и Министерству среднего машиностроения (атомной промышленности), однако мне приходилось встречать военно-строительные части, работавшие в системе многих Министерств, от Минстроя до Минводхоза.

Однако, перейдем к моей службе. Призвали нас – целый эшелон из 17 вагонов! из Узбекистана, в основном из Кашкадарьинской области, 1 декабря 1967 года. В составе эшелона было 2 служебных вагона – кухня и вагон-штаб. В штабном вагоне ехали офицеры – командиры команд, начальник эшелона и его заместитель. С нами в каждом вагоне ехали сержанты – командиры взводов, из срочников, подлежащих увольнению в декабре.

Все, кто призывался в те годы, знают, что без «горючего» призывники в вагоны не садились. И вот тут первое опровержение утверждения о пьянстве призывников и «наркоте», которую везли они из Узбекистана – нас сажали в вагоны по одному, и войдя в вагон, мы сразу попадали в крепкие руки трех сержантов, которые, не церемонясь, выворачивали наши рюкзаки и чемоданчики. Оттуда изымалось все спиртное и мало- мальски подозрительные предметы - типа самодельных ножей и тому подобного, а также все, что вызывало подозрение, как наркотики. В вагоны мы поступали уже «чистенькие». Ничего остального – продукты, сигареты и т.п. сержанты не трогали.

Разместились в вагонах, и эшелон медленно тронулся. У всех головы еще были одурманены выпитым при прощании «на дорожку», поэтому то тут, то там вспыхивали разговоры, иногда на довольно высоких тонах, однако наши няньки-сержанты быстро навели порядок, и к полуночи все в эшелоне уже спали.

Утром проснулись рано, разбитые и сонные – эшелон стоял где то в степи. В течение часа на кухне, расположенной в середине поезда, был приготовлен завтрак, сержанты взяли по 1 дежурному из каждых десяти человек, и первый армейский завтрак был доставлен в вагоны. Мало кто притронулся тогда к нему, у всех было полно домашних припасов. Позавтракали на ходу поезда, который тронулся и медленно ехал по степи. Горячим кормили 2 раза в сутки, вечером был чай с сухим пайком – сухари, сахар и масло.

К вечеру сержанты вызвали несколько человек к себе в купе. Оценивающе посмотрев на нас, они предупредили ни слова офицерам. Затем последовал такой разговор: «Мы понимаем, пацаны, что вы едете в армию, и должны выпить, а водку мы у вас изьяли. Однако – мы не звери, понимаем, что выпить надо, поэтому понемногу мы вам отдадим, но чтобы без кипеша, иначе – в эшелоне и губа есть. Но не обессудьте, все не можем, вы нажретесь и будете бузить.»

Затем, после повторного предупреждения – не бузить, не шуметь, и не попадаться офицерам, нам отдали «конфискованную» ранее водку, примерно по одной бутылке на 4-5 человек. Для зеленых пацанов, которыми мы были, этого было вполне достаточно. Таким образом, первый день в эшелоне закончился вполне благополучно.

И так ехали мы 7 дней. Сержанты на второй день также подогрели нас спиртным, но дальше лафа кончилась – видимо, остальное ушло в штабной вагон, да сами наши няньки потребляли довольно много. Из вагонов нас всю дорогу не выпускали – на всех остановках в вагоне появлялся офицер- командир команды и строго следил за этим.

На 7 день остановились на маленькой станции. На вопрос, где это мы, услыхали ответ: Жангиз!

Это была станция Жангиз-тобе, в Семипалатинской области Казахстана, находившаяся на практически одинаковом расстоянии от Семипалатинска и Усть-Каменогорска - рядом с ней находилась развилка автомобильных дорого, идущих в сторону названных городов.

Долго стояли на станции, на втором пути, затем наш эшелон подцепили к небольшому мотовозу и потащили куда-то в степь по заснеженной железнодорожной ветке. Через некоторое время показались и стали приближаться огни довольно большого города, с многоэтажными зданиями и огромной тарелкой антенны на окраине. Однако, мы проехали мимо него и подьехали к территории воинской части, окруженной небольшим забором.

Через некоторое время последовала команда: «Выходи строиться!»

Мы весело выскакивали из надоевших вагонов на снег… и тут же пытались снова заскочить в теплый вагон – дул пронизывающий ветер, и стоял мороз градусов в 15-20! Наши южане стали сбиваться в кучки, головами внутрь, раздались причитания на узбекском языке – ОЙ-уй, ульдым! (Умираем!) Они отказывались двигаться и норовили заскочить в вагон. Команды сержантов и офицеров ничего не могли с ними поделать. Тогда наши командиры обратились к нам, кто был несколько постарше и держал себя в руках – обьясните им, тут оставаться нельзя. Вагоны сейчас уйдут, а они замерзнут!

Мы стали обьяснять все это на узбекском, ребята постепенно пришли в себя, нехотя построились, и колонной вошли в ворота части. Недалеко от них находился клуб, в кинозал которого нас всех и завели. Там было очень тепло. Расселись на сиденьях, и тут же на экране начался какой то художественный фильм.

Привезли нас 1500 человек, однако за ночь всех потихоньку постригли, помыли и переодели в форму. Гражданскую одежду отобрали, однако разрешили взять часы и все деньги, которые у нас были.

Какие мы были смешные и одинаковые – лысые, в х/б, бушлатах и сапогах, не узнавали друг друга, искали друзей, стоя рядом с ними. Нас разбили уже по ротам, взводам и отделениям, представили командира роты – старшего лейтенанта, и командиров взводов - сержантов, только что окончивших сержантскую учебку.

Затем погрузили в автобусы и повезли на точку – «в карантин», проходить курс молодого бойца.

Карантин.

Ехали не меньше 40 км, по степи, вокруг ни одного жилого домика, ни столба, белым-бело. Снега было много, и нам, узбекистанцам, на тот момент это было в диковинку - у нас снег в начале декабря выпадает редко выпадает и держится недолго. Вскоре местность вокруг стала потихоньку меняться, появились сопки, покрытые снегом. Повернув за очередную, мы неожиданно увидели два ряда длиных одноэтажных зданий, и торчащую неподалеку трубу котельной. Неподалеку были расположены еще две –три сопки. Автобусы вьехали в этот поселок и остановились. Мы приехали на только что отстроенную «точку», где в освободившихся от строивших ее рот казармах был организован «карантин» для вновь призванных в этом году. Одна из торчавших невдалеке сопок закрывала шахту с ракетой, но которая из них – отличить практически невозможно. Было примерно 10 часов утра.

Всю предыдущую ночь мы не спали – стрижка, помывка, обмундирование и комплектация рот заняли практически всю ночь, подремать удалось только в автобусе, по дороге на точку. По гражданской привычке все рассчитывали, что сейчас нам дадут отдохнуть.

Не тут то было! Хотя казармы были заранее подготовлены к нашему приему – отремонтированы, прогреты и помыты, работы нам досталось. По приезде нас построили сначала на улице. Перед казармой. И было обьяснено, как заходить в казарму после построения – «Справа по одному бегом марш!» В казармах все оказалось уже на местах – стояли солдатские двухярусные койки, табуретки, часть казармы представляла из себя учебный класс, в другой части – ленкомната. Построив нас внутри казармы, взвода разделили на отделения, просто построив по росту, в три шеренги. Самого высокого в каждой шеренге назначили командиром отделения. Командирами взводов были назначены сержанты, призванные на полгода раньше нас, и окончившие шестимесячную школу сержантов.

Наверное, не стоит говорить особо подробно обо всем остальном, происходившем в этот день- мы получили постельные принадлежности, нас научили, как заправлять кровати, как должны стоять табуретки, выдали белую ткань и научили подшивать подворотнички. А самое главное – научили быстро строится и заставили каждого запомнить свое место в строю. Обедали и ужинали в этот день мы сухим пайком – консервы, сахар и сливочное масло, а также горячий чай, который принесли в термосах. В первый день, учитывая, что мы всю предыдущую ночь не спали, отбой прошел без всяких эксцессов – в десять часов нам была дана команда отбой, и практически все заснули как убитые.

А утром начался дурдом! Раздалась команда – взвод, подьем! Сержанты, поглядывая на часы, торопили нас, но мы никак не могли собраться. Рота построилась на центральном проходе только через минут 5-7, причем половина продолжала на ходу натягивать на себя гимнастерки, а несколько человек прибежали с сапогами в руках и надевали их уже в строю.

Когда все оделись и построились, старшина роты (из сверхсрочников) дал команду «Равняйсь, смирно!», критически оглядел нас, посмотрел на часы, покачал головой и скомандовал:

Рота, отбой!.

Тут уж сержанты не дали нам прохлаждаться – 47 секунд, отбой, заставили нас быстро улечься снова в кровати, после чего снова последовала команда – Подьем!

И так – раз пять или шесть! На шестой раз, хотя я мало видел разницы между первым и последним построением, старшина смилостивился над нами, последовала команда рассчитаться, и мы выбежали на зарядку. Зарядка, в принципе, прошла без особых эксцессов, после чего нам была дана команда оправляться, умываться и так далее. С этим тоже рота справилась без особых проблем, и после построения мы пошли завтракать – уже в солдатскую столовую.

Оказывается, для того, чтобы нас обслуживать, в карантине имелось почти рота «стариков» - повара, котельщики, электрики –дизелисты и так далее. К нашему приходу в столовую столы были уже накрыты – на них стояли солдатские миски, кружки, лежали ложки и большой черпак, а также были уже расставлены тарелки с хлебом, маслом и стоял бачок с кашей.

Первый завтрак в карантине мне запомнился особо. Дело в том, что я был назначен командиром отделения, и раздавать масло, сахар и кашу предстояло мне. Но мои земляки-мусульмане с подозрением отнеслись к маслу и кускам мяса в каше:

- «Чучка! (свинья), мы есть не будем».

Как я не уговаривал их сьесть хотя бы масло, отказались наотрез. Нас, не-мусульман, в отделении было три человека, так что в первый день завтрак практически весь достался нам – земляки ограничились хлебом, сахаром и чаем.

То же самое повторилось и в обед, и на ужин, однако на второй день на завтрак половина ребят уже не обращало внимания на «чучку», а вечером все уже трескали и кашу и масло так, что за ушами трещало. Однако, забегая вперед, скажу, что среди нашего призыва все-таки нашлось несколько человек, которые за всю службу так и не притронулись к горячим блюдам, опасаясь, что приготовлены они из свинины. Эти ребята старались попасть в «заготовщики», которых направляли в столовую накрывать столы для роты, просили там у хлеборезов и поваров хлеб и сахар, и питались только ими, временами подкармливаясь получаемыми посылками или покупая что-либо в солдатском кафе.

Дальнейшее пребывание в карантине особыми происшествиями не отличалось. Варварские утренние подьем-отбой закончились где-то на пятый день, к тому времени мы уже спокойно успевали одеться и построится за 1 минуту.

Расскажу только об одном случае. В нашем взводе был парнишка, из городских жителей, видимо, довольно избалованный дома. В один из дней его назначили на какие то хоз. работы, не помню уже, то ли мыть пол, то ли еще что то подобное, но он наотрез отказался.

Сержант попытался воздействовать на него словами «Я вам приказываю», тот оказался образованным и заявил ему – а я еще присягу не принимал! В ответ в наряд был назначен другой, взводный промолчал. Однако, на следующий день, во время занятий физкультурой, он вдруг повернул взвод на выход из территории части, и когда мы покинули ее, дал команду «Бегом!». К тому времени мы уже втянулись в занятия и бегали сравнительно неплохо. Но в этот раз сержант направил нас на вершину ближайшей сопки, до которой было по крайней мере километр, да еще и по нехоженому снегу. На бегу (сам он бегал, как марафонец) сержант популярно обьяснил нам, что если один из нас не хочет выполнять его приказы, то тогда мы все будем их выполнять.

Через полчаса половина из нас спеклась, сержант вроде бы не обращал внимания на останавливавшихся, однако, как только спекся виновник происходящего – последовала команда – не останавливаться! Не оставлять товарища, подхватить и бежать, поддерживая его! Так мы добрались до вершины сопки, таща за собой сопротивлявшегося виновника.

Естественно, вечером между нами всеми был крутой разговор, после чего никто больше не отказывался от выполнения каких то приказов.

За время карантина мы побывали в наряде на кухне, многие побыли дневальными по роте, были политзанятия, и строевая подготовка. Когда до присяги осталось 2 дня, нам устроили медкомиссию, по результатам которой 4-5 человек из всей части были отправлены домой, по состоянию здоровья.

За день до присяги нам выдали погоны и эмблемы, так что на утреннем построении в день присяги мы выглядели уже настоящими солдатами.

День присяги помнят, наверное, все, кто служил в армии. Единственный раз за всю службу в этот день нам дали подержать оружие – карабин, с которым в руках мы зачитывали, а затем подписывали листок присяги. Принятие присяги во всех ротах закончилось к обеду, после чего все пошло не по распорядку дня – не было никаких занятий, нам устроен был праздничный обед (на обед был подан борщ со сметаной, добавлено вареное яйцо и какие-то булочки с вареньем на сладкое). После обеда всем разрешили отдыхать. С пяти часов вечера за нами стали приезжать «покупатели» из частей, и по нескольку человек забирали с собой. Где-то около 6 вызвали и меня – нас 4 человека попали в часть, которую все называли «10 полк». За нами приехал командир – старший лейтенант, который проверил наши фамилии по списку, велел грузиться в кузов ГАЗ-53 с тентом, и мы поехали в часть.

Начиналась наша служба. В карантине мы пробыли 10 дней.

Почему же стройбат был так непопулярен у призывников и почему все так боялись туда попасть?

Во-первых, в «обычных» войсках солдат обучали стрельбе и прочим боевым умениям, а эти занятия всегда считались истинно мужскими. А стройбатовцы были по сути просто работягами, таких много и на «гражданке».

Во-вторых, формирование личного состава «королевских войск» имело свои особенности. Костяк их составляли выпускники строительных учебных заведений. Были и жители сельской местности, умеющие держать в руках строительный инструмент. Еще одна достаточно многочисленная категория – призывники, имеющие неблагополучную биографию, например, с судимостями. Могли попасть в стройотряд молодые люди с ограничениями по состоянию здоровья, которые, однако, не мешали им быть призванными в армию. Считалось, что для «классических» войск они не подходят, а вот для строительства – в самый раз.

И наконец, в некоторых строительных отрядах до 90% контингента составляли выходцы из Средней Азии и с Кавказа. Почему их туда отправляли? Считалось, что основная причина – плохое знание русского языка. В условиях боевой подготовки иметь дело с плохо говорящими по-русски солдатами было крайне неудобно и даже опасно – им просто боялись доверять оружие… Но во время строительных работ это не играло большой роли.

В «стройвойсках» процветали дедовщина и землячество. Отдельные новобранцы, оказавшиеся в окружении живущих по своим волчьим «законам» уголовников и представителей восточных национальностей с соответствующим менталитетом, испытывали, нередко подвергались издевательствам, среди «стройбатовцев» был высок процент самоубийств.

Кроме того, стройотряды часто превращались в точки сбыта наркотиков, в частности, гашиша, который распространяли уроженцы Средней Азии. Это приводило к тому, что многие, отслужив положенный срок, возвращались домой законченными наркоманами.