Лев аркадьевич хегай. Рецензия на книгу: Лин Коуэн «Мазохизм» Лев Хегай

Лев Аркадьевич Хегай индивидуальный член IAAP (International Association for Analytical Psychology) с 2004 года, вице-президент РОАП (Российского общества аналитической психологии), обучающий аналитик, супервизор и преподаватель МААП (Московской ассоциации аналитической психологии), старший преподаватель Института психоанализа (Москва), заведующий отделением повышения квалификации МИАПП (Московского института аналитической психологии и психоанализа), автор ряда публикаций в сборниках психоаналитических и юнгианских конференций, в журналах и хрестоматиях по аналитической психологии (некоторые статьи есть в открытом доступе в библиотеке МААП)
Интервью провел Константин Ефимов психолог, координатор проекта «Флогистон: Психология из первых рук»

Константин Ефимов: Первое, о чем я хочу поговорить, это современное положение вещей в юнгианстве. Ни для кого не секрет, что психоанализ развивался достаточно динамично, со скандалами и изгнаниями, но затем новая точка зрения так или иначе интегрировалась. Я уверен, что если бы Фрейд был жив и наблюдал развитие психоанализа, он был бы со многим не согласен. В частности, я помню по мемуарам Карла Юнга, как Фрейд отстаивал свою теорию драйвов, и, собственно, это послужило одной из причин разрыва, и я не думаю, что теория объектных отношений ему бы понравилась. К слову, я считаю, что Франкл не очень был прав в том, как он критиковал психоанализ. По той причине, что на тот момент теория объектных отношений была уже доступна, в то время как Франкл говорил, что современный индивид уже не фрустрирован сексуально. Но проблема отношений-то остается!
Лев Аркадьевич, с вашей точки зрения, какие были достаточно сильные изменения в юнгианстве после того, как отец-основатель оставил нас?

Лев Хегай: Здесь более важно то, что Юнг прожил довольно большую жизнь и умер в 1961 году, на тридцать лет позже Фрейда. Поэтому он мог долгое время оказывать влияние на жизнь юнгианского сообщества. В 1955 году, уже в послевоенный период, была собрана Международная ассоциация аналитической психологии, которая возникла по принципу конфедерации: она просто объединила те сообщества, которые уже к тому времени функционировали.

К.Е.: Вы имеете в виду те три школы, о которых Сэмьюэлз пишет в своей ?

Л.Х.: Нет-нет, речь идет о национальных сообществах. Международная ассоциация объединила национальные сообщества, которые были в Америке, европейских странах и так далее. И это основной принцип юнгианского мира – принцип конфедерации. То есть, в отличие от раннего фрейдовского сообщества, никогда не было усилий по какой-то унификации.

К.Е.: То есть, генеральной линии партии не было?

Л.Х.: Никакой, нет. Каждое национальное сообщество развивается так, как оно хочет. Поэтому и получилось то, что описывает Сэмьюэлз: что в годы войны англичане не имели возможности общаться с континентом, что они были отрезаны войной фактически. И основатели сообщества, тот же Майкл Фордхэм, не могли проходить анализ у Юнга, он мало с ними общался. Они были вынуждены развиваться там сами и развивать собственное направление. Поэтому оно отличается немного от всего остального, что есть в юнгианстве, что больше было завязано на Цюрих, на контакты лично с Юнгом. Но тем не менее, из-за того, что у нас принцип конфедерации, это никогда не мешало. И дальше вся история развития юнгианства – это история развития национальных институтов, из которых каждый имеет свое собственное видение, свою политику, свои критерии – они более или менее унифицированы на уровне Международной ассоциации, но в принципе в каждом институте свои критерии. Вот этим мы отличались. Мы отличались такой постмодернистской структурой. Плюрализм заложен в самом начале.

К.Е.: А было ли за время, прошедшее после смерти Юнга, было ли открыто что-то новое, сопоставимое с тем вкладом, который сделал он?

Л.Х.: Можно сказать, что новое открывалось все время, потому что Юнг никогда не препятствовал любой творческой деятельности своих учеников. Еще при его жизни Эрих Нойман, например, написал «Происхождение и развитие сознания» фундаментальный труд, где он провел аналогию между развитием сознания человека и развитием цивилизации, включая матриархат, патриархат и так далее. Хотя это были совершенно новые идеи, которых не было у Юнга, и у Ноймана отличались и принципы анализа, и работа с детьми, тем не менее, Юнг это тоже приветствовал и считал, что это тоже вклад в аналитическую психологию. Поэтому линия Ноймана продолжает развиваться, и у нее сейчас много сторонников, хотя это совсем не похоже на Юнга. То же самое с Фордхэмом, школой развития, которая ближе к школе объектных отношений – такой синтез идей Юнга и Мелани Кляйн, – и Юнг тоже совершенно этому не препятствовал. Поэтому можно сказать, что новое возникало все время и развивалось за счет того, что отдельные личности были такими яркими и предлагали что-то свое, и иногда получался такой стык идей. Как стык идей Юнга и Мелани Кляйн. В Бельгии есть школа, которая родилась на стыке Юнга и Биона, они интегрировали какие-то идеи. Особенно сильным было изменение в 1970-е годы, когда появились работы Хайнца Когута, и многие аналитики синтезировали Когута и Юнга. Это такой живой процесс.

К.Е.: В России книга Сэмьюэлза была впервые переведена на русский в 1997 году, прошло 12 лет. За эти годы что-то изменилось?

Л.Х.: Книга, безусловно, устарела, потому что написана была, если я не ошибаюсь, еще в 1980-е – в 1988 году, кажется. Сэмьюэлз создавал свою классификацию на тот период. А с тех пор, за 20 с лишним лет, многое изменилось. Можно сказать, что эта классификация сейчас уже не актуальна. Более того, в международном сообществе сейчас мало кто ссылается на эту книгу, потому что она уже устарела, сейчас уже никто не делит аналитическую психологию на такие школы (классическая, развития и архетипическая).

К.Е.: А на какие школы делят сейчас?

Л.Х.: Сейчас нет, наверное, такого четкого деления, потому что с годами все перемешалось. Есть мода сиюминутная. Например, в 1990-е годы была очень большая мода на интеграцию с современным психоанализом, который включает в себя и школу объектных отношений, и американские школы. И мода на супервизии. Эта мода была не только у юнгианцев, у фрейдистов тоже была мода на супервизии. Очень много материала было собрано о пользе супервизии, разработаны критерии, были написаны книги, анализирующие собранный материал. Где-то около 2000 года эта мода сошла, и сейчас уже мало кто об этом говорит, это уже ушло в историю, это 1990-е годы. А в 2000-е разворачивается новая мода – мода на нейропсихоанализ. Потому что продвинулись исследования мозга, и сейчас многое из того, о чем писали психоаналитики объектных отношений (Мелани Кляйн, Винникотт), то, что они вводили умозрительно, на основе своих наблюдений за пациентами…

К.Е.: Это была «живая» эмпирика.

Л.Х.: Да, но это наблюдения взрослого, который смотрит на ребенка и косвенно пытается угадать, что с ним происходит. Естественно, за 50 послевоенных лет были развернуты исследования реальных детей, которые включали в себя исследование их мозга, развития их анатомии, это сопоставлялось с развитием когнитивных функций и так далее. И эти исследования настолько продвинутые, что можно примерно понять, как на уровне мозга, материального субстрата, осуществляется вся механика психического развития. Уже нет необходимости смотреть на пациента и гадать, что у него там и как, и использовать фрейдовские выкладки (оральный период, анальный и так далее), потому что это не соответствует реальным научным наблюдениям, которые уже были сделаны. Они просто перечеркнули то, что уже устарело, и сейчас заставляют нас пересматривать идеи.

К.Е.: Я, понятное дело, всего не знаю, но мне сложно сейчас оценить, как нам может помочь знание того, скажем так, какой нейрон за что отвечает. На уровне практике, как терапевтам.

Л.А.: Можно дифференцировать всю механику психического развития. Ведь что делал Фрейд, когда говорил об оральном, анальном и прочих периодах, он тоже пытался все свести к некоему материалистическому пониманию развития. Что есть некая энергия, и эта энергия переходит от одних зон к другим зонам. Но он это делал на уровне тех наблюдений, которые ему были доступны. Естественно, эти инструменты были слишком грубыми. Это подобно тому, как можно мечтать о велосипеде, а дальше механика развивается, и это уже мотоцикл, машина, самолет… Разные механизмы становятся все сложнее и сложнее, и прогресс идет дальше. Вот то же самое и с пониманием механики человеческого функционирования и на уровне тела, и на уровне психики: постепенно накапливаются исследования, и все это уточняется. Например, сейчас много пишут о том, что юнгианцы подхватили идею зеркальных нейронов, которые участвуют в формировании психических связей и тем самым обеспечивают передачу неких психических содержаний от матери к ребенку. Происходит такая настройка, и поэтому время, проведенное матерью с младенцем, их встреча глазами, их взаимное копирование – все это играет большую роль в формировании привязанности. То есть то, что Фрейд мог совершенно умозрительно и необоснованно выводить из своей концепции, – например, из концепции либидо в то время. Теперь мы многое знаем совсем на ином уровне: какие зоны мозга за что отвечают, какие нарушения с этим могут быть связаны, как они связаны с речевыми зонами. Например, сильно продвинулись исследования памяти. Фрейд думал, что все бессознательное – это просто вытесненные реальные события. Было событие, оно ушло куда-то вглубь и записалось в мозгу, как в компьютере. Но современные исследования памяти показывают, что память – это нечто совсем другое. Например, что память не является просто репрезентативной, записывающей, а является презентативной (или презентирующей, по-разному переводят). Смысл в том, что это активный синтез, что память никогда не записывает что-то, и мозг – это не компьютер. Мозг заново придумывает ту информацию, которую мы думаем, что видели в детстве. То есть, на самом деле никакого записанного или вытесненного прошлого не существует с точки зрения исследований мозга. И мы придумываем нашу историю жизни каждый раз здесь и сейчас, в момент разговора – так работают нейроны. Такие вещи сильно меняют наши представления.

К.Е.: То есть, я правильно понимаю, что если в России до сих пор есть это противостояние между сторонниками академической психологии и психоаналитиками, то во всем остальном мире его нет?

Л.Х.: Во всем остальном мире его нет просто потому, что проведены вот эти исследования в естественных науках, которые всю ту механическую, материалистическую часть, которой занималась психология (и научная, и психоаналитическая), подвели под общий знаменатель, и это противоречие оказалось снято. Нет смысла изобретать велосипед, когда уже на самолетах летают.

К.Е.: Хорошо, а почему это до нас до сих пор не дошло?

Л.Х.: Потому что нужно быть в курсе всех этих исследований, аккумулировать эти материалы. А как устроены институты – вы же знаете, да? Нас учат профессора, они учились у своих профессоров, и, естественно, все они воспроизводят курсы и лекции, заведомо устаревшие. Система образования всегда на пару шагов отстает от реальной науки. Такой парадокс. Так что только наши внуки освоят те знания, которые сейчас постигают нейронауки.

К.Е.: Мы спонтанно перешли к следующей теме, которую я хотел затронуть. Это проблема отношений аналитической психологии и научной психологии. Слово «научной» я беру в кавычки, поскольку то противостояние, о котором мы с вами говорили, оно имеет место быть только у нас, как я понимаю. Складывается интересный парадокс, и я в свое время думал, что это трагедия Юнга: Юнга почитают в основном те люди, которые ценят его мистические откровения. А содержательную сторону, например его «Психологические типы» эту книгу мало кто читал. Я не думаю, что это связано с тем, что она достаточно большая, а скорее связано с тем, что она не про мистические откровения, а описывает существующие типы. Юнг первый из психологов обратил внимание на то, что есть экстраверсия/интроверсия, он, собственно, ввел эти два конструкта. А каково сегодня состояние юнгианской теории личности?

Л.Х.: Проблема в том, что когда Юнг создавал свои психологические типы, его первые идеи рождались тогда, когда он расходился с Фрейдом. И он пытался придумать альтернативную систему описания личности – альтернативную психиатрической. Потому что Фрейд использовал термины психиатрические.

К.Е.: Да, но их и до сих пор используют современные психоаналитики. Если мы возьмем книгу «Психоаналитическая диагностика», там все это прописано: шизоидный тип, обсессивно-компульсивный, истероидный и так далее.

Л.Х.: Совершенно верно.

К.Е.: Правда, «психастенический» тип не используют, вместо этого делят его на депрессивный и мазохистический. У меня даже была мысль, что это связано с тем, что изначально в психоанализе было много психастеников, среди создателей…

Л.Х.: И они вытеснили…

К.Е.: Скорее даже не вытеснили, а дали более дифференцированную картинку. Потому что если мы возьмем эту шкалу из MMPI и попробуем ее проверить на депрессивных и мазохистических, то эта шкала будет диагносцировать и тот тип, и тот.

Л.Х.: Ну конечно, это все похожие вещи. Это связано с дефектом самой психиатрической классификации, потому что это классификация болезней. Когда речь идет об основной медицине – условно говоря, о медицине тела, а не медицине мозга и психики, то там все просто: болезни связаны с органами, с системами органов, они функциональны или можно их рассматривать как нарушения органов. В случае мозга все гораздо сложнее, потому что там непонятно, каков субстрат и где нарушение субстрата. Не было понятно тогда, в XIX веке; сейчас уже многое что понятно, где какая локализована болезнь. Но все равно это классификация болезней. А Юнг хотел предложить описание здоровья, а не болезни. В этом существенная разница.

К.Е.: Знаете, в этом есть какая-то горькая ирония, потому что Юнг ведь тоже работал психиатром, он психиатр по сути.

Л.Х.: Да. Но он увидел, что упущено, что упускается. Потому что его интересовало не то, почему люди стали больными, а то, как люди станут здоровыми. То есть он предложил перекинуть мостик к тому состоянию, когда люди выйдут из своей болезни, пройдут индивидуацию, реализуют себя как личности. И вот в какой форме они должны себя реализовать, а не то, почему они стали больными. С этим была связана необходимость психологических типов. Но модель психологических типов все равно феноменологическая, то есть, она построена на описании. Может быть, именно поэтому не так интересно читать эту книгу – она описательная. В отличие от религиозных откровений, где включается наша фантазия, интуиция. А здесь просто набор характеристик – примерно так же, как, на самом деле, и в психиатрии: каждая из нозологий – это набор характеристик. Поэтому и сам Юнг быстро потерял интерес к этой своей работе, написал ее, опубликовал и больше к этому не возвращался.

К.Е.: Но насколько я понимаю, это была более инновационная идея, чем психиатрическая классификация, по той причине, что Юнг все-таки старался выстроить психические функции как дихотомии.

Л.Х.: По принципу противоположностей, да: мышление – чувство, интуиция – ощущение, рациональное – иррациональное и так далее.

К.Е.: Психологический компас.

Л.Х.: Проблема в том, почему академическая психология быстро взяла это у Юнга? Юнг, создав альтернативную классификацию, позволил отделить психологию от психиатрии. Вот почему для академической психологии это было так важно – взять это у Юнга. То есть она получила способ отличаться от психиатрии. Взяла эту классификацию, и появились тесты, многие методики. Поэтому нельзя сказать, что эту работу забыли. Может быть, никто не читал эту книгу, но сами термины все знают. Но Юнг-то пошел дальше, его не интересовала наука старого типа, наука, где просто накапливаются и классифицируются знания – чем занимается до сих пор академическая психология. Его больше интересовала практика. Поэтому он пошел в сторону религиозного опыта и так далее, то есть тех вещей, где люди меняются на практике.

К.Е.: Если вернуться к юнгианской типологии, то тот же Сэмьюэлз пишет, что проблема операционализации и последующей валидизации этой типологии на практике, как я понимаю, столкнулась с определенными проблемами. В частности, у Майерс-Бриггс при факторизации: шкалы распределяются совсем не так, как было запланировано, и некоторые типы получаются слитыми.

Л.Х.: Некоторые почти не находят, а другие, наоборот, распространенные, да, так бывает.

К.Е.: В связи с этим я хотел бы уточнить, каков сейчас статус соционики и как она сейчас относится к юнгианству.

Л.Х.: Это сложный вопрос, потому что я не специалист в соционике. Я знаю, что есть попытки дорабатывать типологию Юнга; у нас на факультете есть Нагибина, предлагает свой вариант теста, какой-то свой параметр ввела. Потенциально можно сколько угодно параметров вводить. Проблема в том, что сам методологический принцип устарел, вот это хотел Юнг показать, поэтому он и ушел от типологии в другие сферы. Потому что современная наука не может строиться только по принципу классификации. Сколько бы признаков человека мы ни описали, пусть даже мы сделаем потом подтипы, вложим их в типы и выложим в какие-то таблицы, все равно мы реального человека не поймем. Мы иногда в анализе проводим несколько лет с человеком и не понимаем его до конца. А разве академический ученый, с помощью пятиминутных тестов набрав двадцать характеристик, опишет человека? Никогда не опишет, вот в этом проблема.

К.Е.: Здесь мы упираемся в более масштабную проблему, которую подняли американские социальные психологи. Они показали в своих экспериментах, что сами характеристики человека, то есть те самые типологии, они детерминируют поведение порядка 10%, и очень большое значение имеет ситуация.

Л.Х.: Конечно.

К.Е.: А то, что касается ценностей и норм, которые человек усвоил, они могут быть жестко не привязаны к типу.

Л.Х.: Более того, если рассматривать развитие личности, то чтобы выразить свою индивидуальность, человеку нужно действовать противоположным образом, не так, как он воспитан и привык проявляться. Поэтому в период кризиса часто должно проявиться что-то, что изменит типологию. Типология должна быть подвижной. И тогда нет смысла описывать ее как что-то неподвижное.

К.Е.: А есть современные разработки – опросники, методики, но не в рамках Майерс-Бриггс и не в рамках соционики, а какое-то другое направление? Я знаю, что этим целая американская ассоциация занимается.

Л.Х.: Вы имеете в виду, аналогичная типология?

К.Е.: Да, использующая опросные методы и количественную валидизацию.

Л.Х.: Есть другие авторы. Есть вариант Кейрси, насколько я знаю, та же Нагибина, в конце концов, есть люди, которые перерабатывают ее вариант и идут дальше. Это бесконечно будет. Только зачем? Когда эти тесты применяются при диагностике персонала менеджерами по персоналу, это понятно, это простое практическое использование. Но это не наука. Вместо соционики и Майерс-Бриггс можно было бы и что-нибудь другое использовать. Тот же MMPI, если бы он таким громоздким не был.

К.Е.: Хорошо, и следующая тема, которую я хотел бы затронуть – это применение аналитической психологии в терапии. Если попробовать отстроиться от психоанализа, который есть и сейчас, в чем основная разница в том, как работает аналитик?

Л.Х.: Я уже говорил, что основная разница была в понимании психологии и, соответственно, психологической работы либо как механистической (исследования механики человека, психики, психических процессов), либо как исследование не механическое, а гуманитарное, все, что касается духовной части. Вот в этом была разница между Фрейдом и Юнгом.

К.Е.: А если взять двух терапевтов, один из которых работает как психоаналитик, а другой – как юнгианский психолог?

Л.Х.: Я понимаю, вы хотите просто описать разницу для новичка.

К.Е.: Да.

Л.Х.: Это довольно сложно сделать, потому что внешне можно не найти разницы. Я сказал, что юнгианство – понятие размытое. И есть институты, которые связаны с синтезом юнгианских и других идей (фрейдистских, кляйнианских и других). Поэтому на технику работы сильно повлияли уже другие авторы. Но если бы вы посмотрели на самого Юнга, конечно, его работа сильно бы отличалась от работы классического аналитика. Прежде всего потому, что это работа лицом к лицу. Это редкие встречи. Юнг подчеркивал, что нужно работать один или два раза в неделю, потому что он считал, что зависимость от аналитика вредна, и для того, чтобы человек пошел по пути индивидуации, выразил свою индивидуальность, он должен иметь свободу – свободу и пространство.

К.Е.: То есть должно проходить время между встречами, чтобы клиент мог это обдумать?

Л.Х.: Чтобы он мог реализоваться в мире. Потому что мир, реальная жизнь – это и есть пространство для индивидуации. Не надо зацикливать всю жизнь человека и все самопознание только на работу с аналитиком. Вот это я бы подчеркивал, да. Кроме того, Юнг считал, что работа должна быть похожа на живую беседу, где аналитик проявлялся бы как реальный человек. Он все время это подчеркивал – что это взаимодействие двух личностей.

К.Е.: Реальный человек – то есть это отход от метода проекции, где аналитик должен быть стеной, на которую клиент что-то проецирует?

Л.Х.: Конечно, это была реакция на ту схему анализа, которая распространилась после Фрейда, в основном в Англии. Это так называемый абстинентный анализ, когда аналитик за кушеткой, он невидим и может молчать всю сессию, может ни слова не сказать. Юнг считал, что это очень искусственная ситуация и что она не способствует развитию человека. Поэтому вот такое живое общение, чувственное общение, то есть наполненное живой энергией, он считал более важным, чем некий идеальный анализ молчанием.

К.Е.: А если провести ретроспективу, какими техниками Юнг и юнгианцы обогатили классический психоанализ? Вернее, просто психоанализ.

Л.Х.: Психотерапию, да? Прежде всего, это все, что касается работы с образами. Потому что Фрейд работал с мыслями. Очень важно понять, что Фрейда интересовали мысли, а не образы. Он из цепочек мыслей выводил основную мысль о влечении к матери и ненависти к отцу – про Эдипов комплекс, например. А Юнг говорил, что психика находится там, где образы. Поэтому он пытался от мышления уйти к образам, к фантазиям. А для этого нужно больше работать со сновидениями, с активным воображением, то есть с продуктами фантазии, и вообще с творчеством, любым искусством. Вот в этом очень заметный акцент юнгианства, и вся имагинативная терапия на самом деле родилась во многом под влиянием Юнга. Арт-терапия, имагинативная терапия, танцевально-двигательная сейчас вот вышла книжка, это тоже синтез с юнгианством. Везде, где можно выразить себя образно, а не просто в разговоре, там влияние юнгианства очень велико.

К.Е.: Юнгианская психодрама тоже существует.

Л.Х.: Конечно, да.

К.Е.: Хорошо, если говорить о том, чем юнгианцы обогатили гуманитарные науки. В 90-е годы в маркетинговых исследованиях была очень модная тема архетипов. Идея заключалась в том, что у нас есть набор неких универсальных идей, которые воплощены в картинках, и с помощью этих картинок мы можем оценить некий объект. То есть, если человек считает, что этому объекту соответствуют определенные картинки, соответственно он этот объект на архетипическом уровне оценивает определенным образом.

Л.Х.: Совершенно верно.

К.Е.: Это очень красивая идея. Проблема началась, когда маркетинговые агентства сетевые (те, которые имеют штаб-квартиры во многих развитых странах) начали внедрять эти методики в разных странах. И тут выяснился интересный момент: если речь идет о сложных объектах – я имею в виду не такие универсалии, как стихии, земля, вода, воздух, огонь – когда речь идет о женских лицах, произведениях искусства, даже о домашних животных, когда все те смыслы, которые в них вкладывали разработчики, они оказались культурно значимыми. Существуют качественные методики, построенные на описании объекта при помощи картинок, разработанные за рубежом. Однако, несмотря на то, что было заявлено, что образы, положенные в их основу, универсальны, они оказались не универсальными, а культурно-специфичными. Та красивая картина, которая должна была сложиться относительно архетипов, которые должен представлять тот или иной бренд, она не сработала. Есть ли какие-нибудь актуальные разработки сейчас в этой сфере?

Л.Х.: Конечно, влияние юнгианских психологов на эту сферу очень велико. Не только в социологии, можно взять «Архетипы и символы в рекламе», такая книжка вышла, и в литературном творчестве, то есть много пересечений с этой сферой. Вы говорите об очень важной теме, что есть архетипы как универсальные структуры – и есть семиотика, то есть некое культурное содержание, культурный язык, система культурных кодов, которая характерна для конкретной среды. Допустим, если мы возьмем героя, то в Америке это супермен, ковбой, имеющий определенные характеристики, который убивает всех направо-налево, добиваясь какой-то цели. А в нашей культуре избыточная агрессия не приветствуется, более того, слово «агрессия» имеет негативные коннотации. Для нас Александр Матросов, бросающийся на амбразуру, тоже герой, хотя, в общем, это несчастный персонаж, жертва. Герой-жертва для нас больше подходит, чем герой-насильник (как в Америке, допустим, герой-завоеватель). И таких примеров очень много. Конечно, для этого надо изучать то, что юнгианцы сейчас называют культурными комплексами. Последние книги, которые выходят в этой сфере, они это понятие и предлагают – «культурный комплекс»

Л.Х.: В Америке Том Сингер этим занимается. А то, о чем вы говорите, у нас есть целое направление, связанное с Кэрол Пирсон, которая предложила методику 12-ти базовых архетипов и стала использовать для брендинга, маркетинга. И там действительно прописываются основные архетипические сценарии, которые включают наши универсальные эмоции и вполне позволяют создать эффективный рекламный ход. Такие методики есть, и они адаптируются к нашим условиям. Тут проблема может быть в самом подходе, архетипы-то никуда не деваются.

К.Е.: Согласен. Мой вопрос в другом. Разработана ли процедура, по которой мы можем валидизировать работу той или иной методики, базирующейся на архетипах, – я не имею в виду на базе конкретных формул, а сам подход – и есть ли методология, которая позволяет отделить архетипы от культурного кода и перебросить между ними мостик?

Л.Х.: Нет, такой методологии быть не может, потому что архетипы описывают какие-то универсальные вещи, которые существуют на протяжении всей человеческой истории. Может быть, даже не только в человеческой психике, а в универсальной психике. А конкретный человек, покупатель продукции, живет в конкретных условиях, говорит вот на этом языке, и, конечно, нынешний покупатель не тот, что был пять или десять лет назад. Конечно, это нужно изучать прямо здесь, для конкретной выборки. То есть, архетипы помогут сформировать общий подход. А как его применять, это уже не мы должны делать, а маркетологи и другие специалисты.

К.Е.: Хорошо, а если двигаться дальше в этом направлении, о том, чем аналитическая психология может обогатить гуманитарные науки. Если говорить про актуальную социальную реальность. Есть много разных подходов в плане понимания процессов, которые происходят в современном обществе. Как можно отвечать на те вопросы, которые ставит общество, с точки зрения аналитической психологии? Я понимаю, что это глобальная тема, но я хотел бы наметить пути, как это происходит.

Л.Х.: Например, про 11 сентября есть много юнгианских исследований, на тему терроризма, расщепления, которое в мире происходит. Кризис – и сейчас, наверное, о мировом кризисе много напишут. То есть юнгианская психология дает возможность понимать подобные явления (например, терроризм) через концепцию Тени. Террорист, бандит как Другой. Почему этот некий Другой, который виноват во всех проблемах, должен существовать в современном мире? Почему возникают такие расщепления, проблема Добра и Зла – это, на самом деле, метафизические вещи. И Юнг как раз тем и интересен, что он не боялся их рассматривать. Если мы возьмем Фрейда, то нам все придется сводить к детству и приучению к горшку, но мы не можем применить это к процессам в мире. А вот юнговский подход как раз для этого подходит. Когда он рассматривал всю эволюцию и людей христианского сознания, то, как возник монотеизм, как возникла Тень монотеизма, как на протяжении всей европейской истории происходила борьба за интеграцию этого темного начала, которое проецировалась на Дьявола, на все женское, он предлагает подход, который позволяет понять то, что сейчас происходит.

К.Е.: И что происходит сейчас с миром? Приведу пример из своей жизни. В 90-е годы мой преподаватель по композиции сказала, что эти годы – это переходный период, когда все стили и направления сбиты в кучу. Она не называла это постмодернизмом, но видимо подразумевала именно это. И сказала, что когда пройдет миллениум, все устаканится и появятся некие вещи, которые можно считать уже стилевыми, а не бездумным смешиванием. В 1990-е годы постмодернизм как философское движение был очень популярен. Но думаю, что ни для кого не секрет, что сейчас постмодернизм многих достал и претендовать на роль системообразующей философии он уже не может, потому что лишен неких отправных точек. А когда мы декларируем, что не существует абсолютного Добра и абсолютного Зла, что все относительно, что мы не можем ничего оценивать, то получается мир, который не имеет начала и не имеет конца. Что придет на смену?

Л.Х.: Это как раз область моих интересов. В последнее время я много читаю по футурологии, по анализу основных трендов современного мира.

К.Е.: Я в своей работе тоже занимаюсь исследованиями трендов, и мне поэтому это тоже очень интересно.

Л.Х.: Я не могу сказать за всех юнгианцев, конечно же, хотя они очень много написали по поводу анализа постмодернизма или того, что мы сейчас называем постпостмодернизмом, то есть вот эта реакция на постмодернистскую расслабленность, которая может приводить к откатам, например, в фундаментализм и так далее. Как явление терроризм – это отчасти реакция на постмодернизм. Когда нет никаких ценностей, находится группа фанатиков, которые выбирают эти ценности и начинают воевать с остальным миром. Это один из аспектов терроризма, там есть и много других аспектов. Я в целом согласен с идеей постинформационного общества, такой фазы капитализма, когда потребитель максимально виртуализирован, когда он уже расчеловечен.

К.Е.: То есть, мы его не персонифицируем как человека?

Л.Х.: Ну вот чем занимается маркетинг – потребителем. Рассматривает его как машину, где можно нажать те или иные кнопки, и он купит тот или иной товар. Это лишение человека всех человеческих атрибутов.

К.Е.: Дегуманизация по сути.

Л.Х.: Это и есть дегуманизация, да. Еще Унамуно писал об этом, испанский философ, и потом этот процесс в течение ХХ века нарастал все больше. Это такая фаза, где утрачиваются не только ценности, которые разбил постмодернизм, но и тело, контакт с телесностью.

К.Е.: Есть функции, но не человек.

Л.Х.: Жизнь переходит в виртуальное пространство, мы становимся все лишь штрих-кодами, адресами, цифрами. Как в Америке – номером социальной страховки, и так далее. Такие процессы происходят в мире. Но на уровне реального человека они не снимают проблемы кризиса, происков смысла жизни и так далее. Только делать это становится все сложнее и сложнее.

К.Е.: Искать смысл во всем этом?

Л.Х.: Конечно. Раньше были институты, которые этот смысл пытались производить. Например, религия производила смысл, и человек мог за ним туда пойти. А теперь он знает: церковь торгует сигаретами, это очередная корпорация, которая использует верующих просто как ресурс в маркетинговом смысле. Никто ни во что не верит.

К.Е.: По-моему, тогда получается, что общий тренд переключился с результата на процесс. Жизнь теперь это процесс, в ходе которого человек должен получать удовольствие, быть довольным. А сам результат, получается, уже неважен.

Л.Х.: Ну вот герой в наше время – это Нео, герой Матрицы. То есть тот, кто порожден самой Матрицей и на самом деле никогда от нее не освободится. Но как-то может тем не менее оставаться героем. В этом и парадокс: как будучи лишенным всего человеческого, оставаться человеком. В этой среде.

К.Е.: Получается, что какие-то точки опоры можно нащупать.

Л.Х.: Можно. Об этом Делёз и Гваттари писали в своем проекте «Шизоанализ» как об идеале некоей шизоличности. Это личность, которая не поддается никаким структурам власти. Все эти виртуальные структуры власти, сети, которые опутывают мир, настоящую шизоличность никогда не подавят, она всегда остается личностью.

К.Е.: Под виртуальными структурами власти вы, вероятно, понимаете не правительства и не репрессивные структуры?

Л.Х.: Это вся культура постинформационного капитализма, она впутывает человека во всевозможные сети, например, как потребителя.

К.Е.: То есть, вы сейчас говорите о том, в какой контекст человек включен. И чем больше он включен в контекст, тем больше несвободен.

Л.Х.: Да, потому что в каждом контексте он является объектом манипуляции определенных технологий. Есть технологии, которые заставляют его поступать так или иначе. Во всяком случае, идея Матрицы в этом заключалась.

К.Е.: А может быть, раз нет возможности с этим справиться, то и не нужно этому противостоять?

Л.Х.: Вопрос не в том, нужно ли и как этому противостоять. Как оставаться личностью – вот самый сложный вопрос нового времени.

К.Е.: Я вижу в этом своего рода иронию, потому что если брать маркетинг, то там есть два тренда: кастомизация и персонализация. То есть, культ индивидуальности, культ непохожести на других людей, он сейчас присутствует, и ему даже кризис не особо помешал.

Л.Х.: Конечно, но это тоже не настоящая персонализация, потому что это тоже манипуляция. То есть, если какой-нибудь магазин призывает вас покупать у них одежду, чтобы быть непохожим на других, то вы понимаете, что это все равно манипуляция и ложь.

К.Е.: Да, но есть вещи, которые магазин не должен проговаривать, а должен подразумевать. Если проговорить это вслух, уйдет некая магия. Фактически это как ортодоксальный психоанализ. Фрейд же считал, что если человек вслух нечто произнес, то все, действующая сила комплекса на этом прекращается.

Л.Х.: Да, такой экзорцизм. Если инсайт пришел, то все.

К.Е.: Но на самом-то деле это не так, и это только первый шаг, чтобы начать с этим работать. Человек осознал, проговорил, а дальше как раз начинается кропотливая работа над тем, как это удалить из своей жизни или напротив, переработать, интегрировать.

Л.Х.: Ну вот я думаю, что пример западных стран – он достаточно яркий, он у нас перед глазами. Это долгая история индивидуализации, где индивидуальность приветствовалась, и в результате они получили общество абсолютно безжизненных роботов.

К.Е.: Я читал Уэльбека, «Элементарные частицы».

Л.Х.: Этим они от нас отличаются. Мы немножко безумны, и это позволяет нам оставаться индивидуальностями. А они слишком индивидуальны – и стали слишком роботами. Такой парадокс. Очень трудно оставаться личностью на самом деле. Какой бы тренд там ни был.

К.Е.: Последний вопрос, который я бы хотел задать. Незадолго до прихода к власти нацистов Юнг видел сны о белокурой бестии. Это известный факт, он об этом писал в своих мемуарах. Есть ли какие-то схожие озарения, которые сейчас посещают юнгианских аналитиков, относительно нашего будущего? Я не персонально про ваши спрашиваю, но есть ли что-то такое?

Л.Х.: Такой вопрос, из разряда тех, как про Вангу пишут или про других пророков… Пытаются Нострадамуса расшифровать. Я думаю, что в этом есть какой-то страх перед будущим. Все-таки если понимать на субъективном уровне, даже когда Юнг видел реки крови перед Первой Мировой войной, в каком-то смысле он видел не только то, что происходило в коллективном бессознательном, но и, допустим, свой тяжелый разрыв с Фрейдом. Там тоже реки крови, в общем, пролились, в его собственной душе. Поэтому наверное, только через свой собственный кризис можно уловить синхронично и какой-то общий кризис. Я не слышал, чтобы кто-то из юнгианцев имел пессимистичный взгляд в отношении будущего. Доверие к бессознательному – это такая внушающая оптимизм штука. Если мы научились слышать бессознательное, то, наверное, оно приведет нас куда нужно, что бы то ни было – Голгофа или врата небесного рая, но это наша судьба. Наверное, в этом задача юнгианского анализа, чтобы каждый человек принял ту судьбу, которая ему предназначена, будь то Апокалипсис или светлое будущее коммунизма – все равно это его судьба. Поэтому я не думаю, что есть такие настроения – найти пророчество и предотвратить великую беду. С миром всегда будет ровно то, что с ним должно быть.

Недавно, Хегай Лев Аркадьевич посетил Казахстан. Являясь юнгианским психотерапевтом и членом Международной Ассоциации Аналитической Психологии (IAAP) Лев Аркадьевич помогает развитию психоанализа в Казахстане, а в частности поддерживает и способствует развитию «Общества развития аналитической психологии» (юнгианская группа), которое существует в Алматы с 2006 года во главе c Круговой Светланой Кузьминичной. В октябре этого года планируется, что после приезда Кристьяна Гальярда и Георга Максимильяна Августа Роше, юнгианская группа, г. Алматы, приобретет официальный статус двадцатой психоаналитической группы (в мире), что для психологии в Казахстане будет еще одним большим шагом.

Таким образом, пользуясь случаем, администрация взяла у Льва Аркадьевича интервью:

- Какова Ваша цель приезда и как Вы оцениваете развитие психоанализа в Казахстане?

В 2000 году мы, вместе с Кудияровой Анной Мергенбаевной, начали проект для института психоанализа в Казахстане. За эти годы была проделана очень большая работа. На данный момент я вижу общую тенденцию, которая, наверное, состоит в том, что проходит этап дифференциации школ и это естественно. То есть, определились свои фрейдисты, кандидаты Фрейдистской ассоциации, это Кудиярова А.М. и Нина Рамм. Также определилась и юнгианская группа. Надеюсь, что в октябре она тоже формализуется и тогда возникнет некое равновесие сил.

Интересно то, что фрейдистских аналитиков всегда больше, и они как-то всегда быстрее и слаженнее действуют, причем так, происходит во всем мире. Моя же задача заключается в том, чтобы сейчас, на этом этапе, поддержать именно юнгианскую группу. Тем более что, перспектива в Казахстане есть. Конечно в Казахстане не столько людей, сколько в России, но у вас достаточно много психологов и соответственно должны быть свои аналитики. Постепенно популярность психоанализа растет, и я вижу, что все больше людей приходит именно в это направление психологии. Что касается студентов юнгианской аналитической группы, то я вижу, что они прошли процесс дифференциации. Кто – то, понял что психоанализ это “не его”, и пошел своим путем. Некоторые выбрали психологическое консультирование более активного плана, сочетая краткосрочные методы. Но это естественный процесс, все это мы в России уже проходили, поэтому к этому привыкли и относимся спокойно.

По нашим наблюдениям, сейчас в Казахстане, в частности в Алматы психоанализом стали, как-то больше интересоваться. Как Вы считаете, в чем все-таки выгодное отличие психоанализа от других направлений?

Самой сильной стороной психоанализа является, конечно, то, что он не замыкается только на клинической задаче лечения симптома, а адресуется к пониманию всей личности, процессов происходящих в личности, и не только личности, но и в социуме, человечестве в целом. Поэтому, в отличие от тех краткосрочных методов, которые больше ориентированы на какой-то один способ терапии, психоанализ больше про терапию, проблемы человека, про развитие человека в целом. В этом сильная сторона. Это дает связь со всеми другими гуманитарными областями: с философией, социологией, с кино, с искусством. Психоанализ – это возможность в принципе понять и себя, и мир в котором мы живем. Это его самая сильная сторона. А что касается клинической стороны, то благодаря тому, что существовала своя рефлексивная традиция, было написано много статей, книг, проведено большое количество исследований. Конечно, клиническая сторона тоже самая сильная в психоанализе, так что тут как не крути любой уважающий себя, психотерапевт рано или поздно приходит в психоанализ. И это закономерное развитие. Так что, можно сказать, что психоанализ конечная вершина эволюции любого психолога, даже если в своей повседневной практике он не практикует длительную терапию. Я беседовал со студентами, фрейдистами, и некоторые из них считают, что надо объяснять нашим пациентам, что для качественного лечения нужно три года. На самом деле это не так. Психоаналитик может работать краткосрочно. И часто так приходится работать, несколько сеансов. Другой вопрос в том, что краткосрочный терапевт не умеет работать долгосрочно. Как раз таки понимание человеческой природы и позволяет выбрать, что необходимо в данной ситуации, краткосрочная или длительная терапия. Подобный подход позволяет быть более гибким.

- Как бы Вы объяснили человеку, который не является психологом кто такой психоаналитик.

Я думаю, что сейчас практически не осталось людей, которые совсем не знают это слово. Благодаря Голливуду, несмотря на множество скорее карикатурных фильмов про психоаналитиков, люди понимают, что психоаналитик, это тот к которому приходишь, ложишься на кушетку, «душу свою выворачиваешь», рассказываешь о своих проблемах и потом как-то от этого всего должно им стать легче. В целом, все так это и понимают. То есть смысл психологической работы в том, что если есть психологические сложности и ты не знаешь от кого получить какую-то подсказку или как, и что вообще с этим делать – надо идти к психологу, который, безусловно, всё про это знает.

В чем отличие других методов психотерапии, от психоанализа, об этом люди, не являющиеся психологами, мало знают. И тут уж кому как повезет, кто к гештальтисту попадет, кто еще куда. Ко мне недавно пришли люди, выбравшие основным видом деятельности танцевально-двигательную терапию. Почему они ко мне пришли – не знаю! Вероятно, там им не хватает только «танцевать, по поводу своей проблемы», хочется и головой подумать тоже – и это нормально!

- Как вы пришли в психологию? И почему Вы выбрали именно психологию?

Психология наиболее понятный для современного человека способ самопознания. Способ, который, безусловно, более естественный, чем какие-то формы сект, групп, занимающихся странными практиками. Наверное, для тех, кто хочет иметь развитое критическое мышление, кто верит в научный подход, то есть ищет для всего доказательства, для тех лучше подходит психология. Кто любит какие-то просто интересные, новые для себя ощущения, те выберут другие направления, может религию или еще что-то, чтобы просто получать переживания. Психология для тех, кто любит еще и умом работать, проверять все, искать доказательства.

аналитический психолог

Психотерапевтическая позиция:

Я уважаю коллег за желание помогать людям, но считаю, что большинство психологов и психотерапевтов скорее вредят, чем помогают своим пациентам. Усиление уверенности в себе, самоконтроля и независимости или улучшение навыков общения принесут пользу только, если человек хорошо понимает «кто я», «чего я хочу от жизни», «каково мое место в мире». А чтобы помогать другим искать ответы на эти ключевые вопросы бытия, психолог сам должен пройти долгий и нелегкий путь духовного развития. Иначе «слепой будет вести слепого».

Психотерапевтический стиль:

Я не согласен с бытующим мнением, что «психоанализ – это долго, дорого и множество правил». Психотерапия – это совместное творчество с пациентом, поэтому нашей задачей является найти оптимальную для него форму работы.

Членство в обществах:

Индивидуальный член Международной Ассоциации Аналитической Психологии (IAAP) с 2004 года
Член Российского общества аналитической психологии, первый вице-президент 2004-2007
Обучающий аналитик и супервизор Московской Ассоциации Аналитической психологии (МААП)
Член Русского психологического общества

Преподает

Образование

Высшее химическое и психологическое (МГУ им. М.В. Ломоносова).

Юнгианское образование:

Первая программа IAAP в России 1991-1997
Программа IAAP и Института К.Г.Юнга (Цюрих) в Москве, 1998-2000
Супервизорская программа IAAP и SAP в Санкт-Петербурге, 2001-2003
Школа для супервизоров IAAP в Лондоне, 2009

Сфера научных интересов

преподавание аналитической психологии
психология постмодернизма

Должность:

Старший преподаватель Московского института психоанализа
Зав. отделением повышения квалификации Московского института аналитической психологии и психоанализа

Научно-организационная работа:

Один из основателей МААП и РОАП, член Методического совета МААП
Участие в создании дочерних МААП юнгианских групп в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Кемерово, а также в Молдавии, Белоруссии и Казахстане.
Член оргкомитета международных конференций МААП

Научная позиция:

Аналитическая психология – открытая система. Она непрерывно развивается, интегрируя самые последние достижения в экспериментальной психологии, когнитивных исследованиях и нейронауках, в современной физике и биологии. Но самый значительный потенциал юнгианцы обнаруживают в гуманитарных областях: философия, мифология и религиоведение, социология, политология, литературная критика.

В пестром юнгианском мире сегодня только аналитики классической (цюрихской) и архетипической (хиллманианской) школ реализуют эти сильные стороны нашего подхода. Что касается аналитиков школы развития (лондонской), которая сделала много в 1980-е для диалога с фрейдистами, то, к сожалению, многие из них застряли в устаревших и ошибочных теориях объектных отношений и больше не соответствуют духу времени.

Преподавательская работа:

Преподаватель курса «Техника юнгианского анализа: современное развитие»
Преподаватель базового курса МААП по юнгианской психотерапии

(темы основных семинаров: «Анамнез, история жизни, реконструкция, психоистория», «12 архетипов», «Символ и интерпретация», «Юнгианское толкование сновидений», «Аналитический ритуал», «Диалектика аналитических отношений», «Введение в юнгианскую психопатологию», «Мазохизм и психология жертвы», «Меланхолия», «Тело и душа: юнгианский подход к психосоматике», «Современный психоанализ о любви и гендерных отношениях»).

Клиническая работа:

Частнопрактикующий психоаналитик и супервизор, прием в районе ст. м.Коломенская

Прикладной психоанализ:

Опыт бизнес-консультирования международных компаний, сотрудничества с политологами и журналистами, участия в различных гуманитарных проектах.

Публикации

Книги:

Л.Хегай «Уроки аналитической психологии», 2005

Учебные пособия:

С.Раевский, Л.Хегай «Методы в аналитической психологии» в сб. «Основные направления современной психотерапии» под ред. А.М.Боковикова, 2000

Главный редактор проекта МААП «Юнг и современный психоанализ», в рамках которого вышли книги и сборники:

Хрестоматия по глубинной психологии, 1 часть, 1996
Хрестоматия по глубинной психологии, 2 часть, 1997
Дж. Хендерсон, Психологический анализ культурных установок, 1997 (переизд. 2007)
Г. Джексон, Мужчина и мужчина: психоанализ отношений, 1998
Кембриджское руководство по аналитической психологии, 2000
М. Якоби, Стыд и истоки самоуважения, 2000
Х. Дикман, Методы в аналитической психологии, 2002
Д. Сэджвик, Раненный целитель, 2007
Л. Зойя, Наркомания. Патология или поиск инициации?, 2007
Юнг, Уилрайт, Нойман, «Анима и Анимус», 2008
Винникотт и аналитическая психология, 2009
М.Стайн, Л.Хегай, О.Телемский «К.Г.Юнг и психология мистицизма», 2010
Глубинная психология и мифология, 2011

Доклады на международных конференциях:

Инцестуозные констелляции в клиническом взаимодействии , 2006
Юнгианский подход к нарциссизму, 2009
Гипноэротомахия Юнга, 2010
Психоанализ будущего, 2010
Психоанализ иконы, 2010
Человек XXI века в поисках созидательной мифологии, 2011
Древние мистерии и юнгианский анализ, 2011
Архетипическая психология и трансформации визуальности в XXI веке, 2011

Наиболее важные интернет-публикации:

Юнгианский бар. Вина и коктейли для личностного роста, 2008

Авторские проекты

Интернет-портал «Навигатор грез»

Предназначен для помощи в выборе оптимального стиля жизни на основе адаптированной методики «12 архетипов» юнгианского аналитика К.Пирсон (США)

Кинолекторий Мистико-философские аспекты теории К.Г. Юнга: современное переосмысление (2009-2012)

Аналитическая психология родилась из синтеза двух течений: научной психиатрии и психоанализа XIX века и универсальной духовной традиции. На идеи К.Юнга сильно повлияли легендарный Гермес Трисмегист, древнегреческие философы и орфики, раннехристианские гностики, средневековые алхимики, масоны и розенкрейцеры, спиритуалисты и теософы, а также восточные религии, с которыми Запад познакомился уже в XX веке.

В сложившейся структуре юнгианского обучения мы слишком много концентрируемся на терапевтической практике и отдельных постъюнгианских аналитических теориях, и упускаем богатый философский и мировоззренческий потенциал юнговской психологии. Без знания древних мистических учений – важнейшего источника творческого вдохновения Юнга – невозможно адекватное понимание его трудов. Для освоения этого ресурса необходим другой формат встреч: не лекции, не тренинг и не терапевтическая группа, а философский коллоквиум. Участники будут иметь возможность выступлений на заранее сформулированные темы, причем часть дискуссии будет вынесена на форум до и после встречи, а позже возможна публикация на сайте и в юнгианских изданиях.

Кинолекторий №1

Духовные поиски древних греков

Философии Платона, Пифагора и неоплатоников. Мифология, культы и мистерии. Легенда об Орфее. Путь миста, путь поэта. Орфизм и истоки христианства. Орфические корни глубинной психологии. Орфей и орфизм в искусстве постмодернизма.

Фильм «Орфей» Ж. Кокто

Кинолекторий №2

Дионис и дионисийство

Миф и мистерии Диониса. Аполлонический и дионисийский пути. К.Кереньи: Дионис и миф неуничтожимой жизни. Ницше, психоанализ и постмодернизм – вокруг дионисийского.

Фильм «Когда Ницше плакал» (2007)

Кинолекторий №3

Комплекс Прометея

Человек, технология, техногнозис в XXI веке: от триумфа к кризису. Прометей и Эпиметей как психологические типы. Прометей и Люцифер как романтические герои. Комплекс Прометея в психопатологии современного человека.

Видеофрагменты: сравнение образов Прометея в советской революционной пропаганде и современной поп-культуре.

Кинолекторий №4

Гностицизм и глубинная психология

Духовные поиски ранних христиан, ессеев и гностиков. Сенсационное Евангелие Иуды, обнародованное только в 2006. Кодекс Юнга. Вклад Юнга в психологическое понимание гностицизма. Психоанализ как гностический путь.

Знаменитый фильм Луиса Бунюэля «Симон пустынник» о сирийском святом V века.

Кинолекторий №5

Тайна химический свадьбы

Парацельс, алхимия и розенкрейцеры как предшественники глубинной психологии. Психологическое понимание текста основоположника ордена розенкрейцеров Валентина Андреа «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца в 1459г». Статьи Юнга о Парацельсе. Психологический смысл алхимии. Почему Парацельс дружил с розенкрейцерами, но не примкнул к ним? Путь мистика и путь алхимика по Р.Штайнеру.

Фрагменты фильма: «Парацельс» (1943, Германия, Реж.: Георг Вильгельм Пабст) – биографический фильм, парадоксально получивший одобрение фашистского режима.

Кинолекторий №6

Чаша Грааля: в поисках психологического истолкования

Через 2000 лет после евангельских событий легендарная Чаша Грааля со святой кровью Спасителя снова в центре внимания человечества благодаря бестселлеру Дэна Брауна «Код да Винчи». Архетипический образ возвращается из забвения в самые критические моменты истории.

Что ищут в Граале современные люди? Способен ли Грааль исцелить глобальный кризис?

Обладает ли своим Граалем психология и психоанализ? Как мы сегодня понимаем древние символы из мифов о Граале? Как тема Грааля, рыцаря Парцифаля, Короля-рыбака проходит через жизнь отдельного человека?

Документальный фильм: «Святой Грааль» (Италия, 2006)

Кинолекторий №7

Мировая Душа в мистике Франциска Ассизского и Дж. Бруно

У двух великих итальянских мистиков Св. Франциска Ассизского (XIII век) и Джордано Бруно (XVI век) были очень схожие воззрения, но противоположная судьба. Первый основал монашеский орден и был канонизирован церковью, а второй сожжен на костре и оправдан только в XXI веке совокупно с другими еретиками.

С позиции аналитической психологии К.Г. Юнга мы рассмотрим мистико-психологический опыт этих двух великих личностей в свете архетипа Мировой Души (Anima Mundi) и его роли в духовной истории Европы.

Фрагменты фильмов:

«Франциск – шут божий» (Италия, 1950), реж.Р. Росселини по сцен. Ф.Феллини

«Джордано Бруно» (Италия, 1973), реж. Дж.Монтальдо

Кинолекторий №8

Якоб Беме и Эммануил Сведенборг как предшественники глубинной психологии

Якоб Беме (XVII век) – этот знаменитый «тевтонский философ», почитаемый, по мнению Н. Бердяева, как «величайший из мистиков», считался К.Юнгом предшественником глубинной психологии. Гениальный шведский ученый и политик Э.Сведенборг (XVIII век) посвятил вторую половину жизни постижению духовного мира, оставив 50 томов сочинений. Ученый или мистик? Шизофреник или пророк? О его загадке писали Э.Кант и К.Ясперс, Х.Л.Борхес и Вл.Соловьев и многие другие.

Фильм «Привидение» (США, 1990)

Кинолекторий №9

К.Г.Юнг и великие традиционалисты Р.Генон и Ю.Эвола

Рене Генон (1886-1951) и Юлиус Эвола (1898-1974) – известные философы-эзотерики, писатели и культурологи, основатели традиционализма. Генон активно выступал против материализма, гуманизма, демократии и технического прогресса, предрекая гибель Западному миру. Будучи епископом гностической церкви, а в конце жизни суфием, он ратовал за возвращение к древней духовной Традиции, дарованной самой Софией – Премудростью Божией. Сегодня это учение имеет немало сторонников в России, ищущих его политического воплощения.

Почему Генон не принял психоанализ, назвав его анти-традицией? Как психоаналитики и философы-традиционалисты видят решение проблем современной цивилизации? Возможен ли диалог или синтез? Является ли глубинная психология духовным учением, и помогает ли она в духовных поисках? Кто победит в схватке за будущее: фундаменталисты или модернисты?

Отрывки из фильма «У нас есть Папа» (2011, реж.Н.Моретти, Италия - Франция). В этой трагикомедии новоизбранный Папа Римский нуждается в помощи психоаналитика. Это знаковый фильм для нашего века: религиозная традиция сталкивается с психоанализом.

Цикл: Восточные учения и глубинная психология

Кинолекторий №10

Психоанализ и дзэн-буддизм

Фильм «Смерть мастера чайной церемонии» (1989, Япония)

Это один из лучших художественных фильмов, посвященных дзен-буддизму. Знаменитый дзэн-мастер XVI века Рикю, основавший школу чайной церемонии, действующую в Японии и поныне, сделал из своего самоубийства загадку (коан), постичь которую пытаются его ученики. Путь чая ведет к Просветлению, выводящему за пределы жизни и смерти…

Как глубинная психология понимает опыт медитации и Просветления? Совместим ли дзэн и психоанализ? На какие актуальные вопросы современности отвечает ставший популярным во второй половине XX века на Западе дзэн-буддизм?

Кинолекторий №11

Психоанализ и йога. Евангелие Рамакришны

Совместимы ли йога и психоанализ? Как фрейдисты и юнгианцы понимают психологию мистического опыта йогов? Какую роль оказала йога на Юнга и других психологов? Какую роль играет йога в духовных поисках современного человека? В чем секрет ее популярности? Отличие мистического экстаза от истерии и психоза. Кому йога противопоказана?

Эти и другие вопросы мы рассмотрим на примере истории Шри Рамакришны (1836-1886). Это один из самых почитаемых индийских святых, реформатор индуизма, основатель действующих по сей день монашеского Ордена и Миссии Рамакришны, оказавших большое влияние на открытие Западом йоги и индийской философии.

Фрагмент фильма: Tenali Ramakrishna (Индия) с переводом на рус.

Кинолекторий №12

Тибетский буддизм и психология К.Г.Юнга

Чем объясняется огромный интерес западных людей к Тибету? Комментарии К.Юнга на священный текст тибетского буддизма «Бардо Тходрол». Параллели между аналитической психологией и тантрическим буддизмом.

Фрагмент фильма: «Тибетская книга мертвых» (1994, Канада, Франция, Япония)

Отдельная дополнительная лекция «Психоанализ веры», посвященная концепции М.Эйгена, 2009

Продолжение серии публикаций «7 книг для первого знакомства с психологией». На этот раз свой список составил психотерапевт Лев Хегай. Эти книги написаны легким, доступным языком и подойдут для чтения даже тем, кто не собирается глубоко изучать психологию.

Наши эксперты составили списки на свой вкус таким образом, чтобы в них были представлены книги по саморазвитию, по детской и/или семейной психологии, по вопросам социальных отношений и проблемам отношений в паре.

1. «Воспоминания, сновидения, размышления». Карл Густав Юнг
Биографическая книга – живая история личных и научных поисков Юнга, в которой каждый найдет что-то близкое. 80-летний мэтр психоанализа диктовал ее своей ученице и единомышленнице Аниэле Яффе, постепенно погружаясь в атмосферу внутренней жизни, в переживания детства и юности, анализируя свои сновидения и события внешней жизни. Я бы не советовал читать с целью самопознания многочисленные «наставления» на эту тему, ибо сколько личностей, столько и путей. Искренняя автобиография поисков реального человека даст больше любого авторитетного учения. (Харвест, 2003) 2. «Мы. Психология романтической любви». Роберт Джонсон
Американский юнгианский психолог Роберт Джонсон предлагает посмотреть не только на прелести и возможности романтической любви, но и на противоречия и иллюзии, которые существуют у нас на бессознательном уровне. В частности, он поднимает фундаментальный вопрос, охватывающий все проблемы отношений в паре: как совместить внутренние душевные романтические потребности, стоящие за влюбленностью, с неидеальностью партнера – реального человека. Роберт Джонсон исследует природу любви на примере мифа о Тристане и Изольде – первой легенды в западной литературе, в которой описана романтическая любовь. Книга показывает истоки романтических иллюзий и подлинность зрелой любви. (Когито-Центр, 2009) 3. «Маленькие дети и их матери». Дональд Вудс Винникотт
Обычно психоаналитики пишут сложным языком и адресуют свои книги профессионалам. Но здесь собраны лекции великого детского психолога Винникотта об отношениях матери и новорожденного ребенка, которые предназначены для широкой аудитории. Автор переходит от психологии к педиатрии и педагогике. Книга поможет женщинам в размышлениях о том, что значит быть «плохой» и «достаточно хорошей» матерью, а в каких случаях можно стать «слишком хорошей». Хотя некоторые высказывания Винникотта кажутся сегодня устаревшими, здесь важна личность автора. По книге можно проследить, как устроено мышление психоаналитика. (Класс, 2016) 4. «Эффект Люцифера». Филип Зимбардо
Социальный психолог рассказывает о знаменитом «тюремном эксперименте» 1971 года, в ходе которого стэнфордские студенты, разделенные на «тюремщиков» и «заключенных», буквально за несколько дней воспроизвели худшие образцы отношений в местах лишения свободы и открыли в себе качества, о которых не знали и предпочли бы не узнать никогда. Теперь, 45 лет спустя, Филип Зимбардо переходит от конкретного случая к самым масштабным обобщениям. Он размышляет над тем, как порочная социальная система с ее принуждением и насилием стимулирует нас к совершению порочных поступков. И способен ли отдельный человек противостоять этому давлению? (Альпина нон-фикшн, 2016) 5. «Перевал в середине пути». Джеймс Холлис
Это лучшая книга о возрастных кризисах, сочетающая экзистенциальную грусть с юнгианским оптимизмом. И прежде всего она – о кризисе среднего возраста, одной из главных тем аналитической психологии. Джеймс Холлис утверждает, что переломный момент неизбежен в жизни каждого человека, хотя может быть и не связан с физическим средним возрастом. И наше самоощущение во второй половине жизни во многом зависит от того, как мы сумеем использовать дарованную нам уникальную возможность пересмотреть устоявшееся представление о самих себе, «проснуться» и обрести новую идентичность. (Когито-Центр, 2008) 6. «Завтра я всегда бывала львом». Арнхильд Лаувенг
Большую часть своей жизни норвежка Арнхильд Лаувенг живет с диагнозом «шизофрения». Болезнь не помешала ей стать практикующим клиническим психологом и уже в состоянии устойчивой ремиссии написать о себе книгу. Арнхильд подробно описывает свои переживания – ощущения тяжелобольного человека, анализируя их с позиции профессионального психолога. Спокойно и чуть отстраненно рассказывает о действиях врачей, объясняя их ошибки и заблуждения, но при этом не теряет в душе связи с той самой пациенткой, которую вязали ремнями и которая так нуждалась в поддержке и понимании. Исповедальная книга Арнхильд Лаувенг поможет читателю понять, что такое психическая болезнь. Возможно, для многих будет открытием, что психические болезни не являются фатальными и необратимыми и что внутри больного живет борющийся за смысл человек. (Бахрах-М, 2015) 7. «Хлыст: Секты, литература и революция». Александр Эткинд
На мой взгляд, это лучшая книга (из недавно изданных) о психологии современной России – автор показывает, как философские поиски Серебряного века, модернизм в искусстве и коммунизм в политике выросли из религиозного сектантства XIX века, породив все трагические процессы века XX. В сегодняшней ситуации так называемого пост-постмодернизма, которым мы обозначаем адскую смесь разнородных брожений в умах и сердцах современников, можно разобраться, только принимая в расчет историческую преемственность происходящих процессов. Стоит оглянуться назад, чтобы уверенно смотреть вперед. (НЛО, 2013)

Об эксперте
Лев Хегай, юнгианский аналитик, психотерапевт, индивидуальный член Международной ассоциации аналитической психологии (IAAP), обучающий аналитик и супервизор Московской ассоциации аналитической психологии (МААП).

С каких книг лучше начинать свое знакомство с психологией тому, кто не собирается посвящать этой науке жизнь? Тому, кто открывает для себя мир человеческих отношений и хочет лучше понимать себя и своих близких? Эксперт Psychologies называет работы, которые считает самыми важными. 7 книг для первого знакомства с психологией. Выбор Дмитрия Леонтьева.

Свою подборку книг для знакомства c практической психологией предлагает детский психолог, преподаватель МГУ им. М.В. Ломоносова, ведущий специалист Московского психологического центра поддержки семьи «Контакт» Галия Нигметжанова в статье 7 книг для первого знакомства с психологией. Выбор Галии Нигметжановой.

Мы попросили наших экспертов составить списки таким образом, чтобы в них были представлены книги по саморазвитию, по детской и/или семейной психологии, по вопросам социальных отношений и проблемам отношений в паре. Удивительно, но совпадений почти не было. 7 книг для первого знакомства с психологией. Выбор Екатерины Михайловой.

Системный семейный психотерапевт, директор Центра системной семейной терапии Инна Хамитова составила для нас список лучших, по ее мнению, книг для знакомства с психологией. Ознакомиться со списком можно в статье 7 книг для первого знакомства с психологией. Выбор Инны Хамитовой.

Психолог, юнгианский аналитик, член IAAP (International Association for Analytical Psychology), вице-президент Российского общества аналитической психологии (РОАП) и Московской ассоциации аналитической психологии (МААП), старший преподаватель Института психоанализа, заведующий отделением повышения квалификации Московского института аналитической психологии и психоанализа (МИАПП).

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ), химический факультет

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ), психологический факультет

Первая программа IAAP в России 1991-1997

Программа IAAP и Института К.Г. Юнга (Цюрих) в Москве, 1998-2000

Супервизорская программа IAAP и SAP в Санкт-Петербурге, 2001-2003

Школа для супервизоров IAAP в Лондоне, 2009

«К. Г. Юнг и психология мистицизма»

«Чудо в Лурде. Явления Богоматери и религиозные исцеления с позиции психоанализа»

«Психология капитализма. Актуальность наследия Айн Рэнд»

«Влияние учений Якоба Беме и Эммануила Сведенборга на Карла Юнга»

«Тибетский буддизм и психология Юнга»

7 книг для первого знакомства с психологией. Выбор Льва Хегая

Питер Хег «Тишина»

Датчанин Питер Хег, автор знаменитых книг «Женщина и обезьяна», «Смилла и ее чувство снега», «Ночные рассказы», опубликовал роман «Тишина» после 10 лет молчания. Хег был раздосадован громким успехом своих произведений. Он замкнулся, отказался от интервью, пустился путешествовать и изучать восточную философию.

Мужчины в поисках нежности

Похоже, современные мужчины придают любви и нежности не меньше значения, чем самому сексу. Это одно из открытий, сделанных благодаря беспрецедентному опросу «Мужчины, секс и любовь». Его результаты меняют привычное нам представление об отношении мужчин к наслаждению.

Чем нас так волнуют королевские свадьбы

Некоторые события уходящего года особенно захватили нас, доставив множество ярких эмоций. В апреле за трансляцией свадьбы принца Уильяма и Кейт Миддлтон следили более 2 миллиардов человек. За венчанием принца Монако Альбера II и Шарлин Уиттсток в июле – почти столько же. Анализ феномена.

Почему на нашем ТВ столько криминала?

Сводки происшествий, репортажи-расследования, криминальная хроника, фильмы и сериалы про всевозможные виды преступлений – у большинства этих телепередач неизменно высокие рейтинги, огромная аудитория, порой на протяжении многих лет. В чем их притягательность? Комментируют наши эксперты.

Как талисманы нам помогают

Сохранить упавшую «орлом» монетку; отыскать «счастливый» цветок сирени с пятью лепестками; суеверно постучать по дереву… Мало кому из нас, рациональных, современных людей, не доводилось совершать таких жестов. А может быть, суеверия действительно в чем-то нам помогают?

Почему мы так увлекаемся гороскопами?

Предсказания и прогнозы в той или иной форме всегда были интересны людям. Магические ритуалы, предсказания по звездам, карты Таро, святочные гадания... Сегодня же наибольшей популярностью пользуются гороскопы. Чем объясняется наше неутолимое желание заглянуть в будущее? Этот вопрос мы задали экспертам.

И к чему нам Хэллоуин?

Раньше 31 октября было праздничным днем преимущественно в англоязычных странах, но в последние годы Хэллоуин стали отмечать практически по всему миру. Почему канун Дня всех святых прижился и у нас и какой смысл мы в него вкладываем? На эти вопросы ответил эксперт Psychologies аналитический психолог Лев Хегай.

Сильные эмоции 2013 года

Каким был 2013 год? Наверное, отвечая, каждый подумает о чем-то личном. А мы решили вспомнить и те события, которые взволновали многих, объединив миллионы людей сильным чувством или яркой эмоцией. Мы выбрали шесть из них – по своему усмотрению. И попросили психологов рассказать нам о природе этих чувств. Это не рейтинг и не хит-парад. Перед вами скорее попытка осмыслить то, как мы относимся к нашей жизни.

Почему Юнг сегодня в моде

26 июля - день рождения создателя аналитической психологии Карла Густава Юнга. Сто лет назад он заявил о своих разногласиях с Фрейдом и посвятил себя идеям, актуальным и в наши дни. Юнг предлагал искать смысл, слушать свою интуицию и исследовать иррациональное. Почему его идеи сегодня в моде?

Отправиться в фотопоход

Пейзажи Италии, пляжи Таиланда и африканское сафари уже скучны любителям ярких фотоприключений. Фотографы-энтузиасты и турфирмы теперь предлагают им эксклюзивные маршруты: гималайские тропы, космические пейзажи Исландии, труднодоступные деревни Мьянмы и Камбоджи.

Первое свидание: как понять, что он(а) вам подходит?

С одной стороны, перспектива первого свидания наполняет нас радостным чувством огромных возможностей. С другой - внушает опасения. Многие из нас могут вспомнить встречу с новым знакомым, который сначала произвел яркое впечатление, однако через некоторое время оказывалось - оно было обманчивым. Психологи выделяют несколько признаков, по которым мы можем лучше понять, насколько человек искренен и готов к отношениям.

Пора расстаться?

Нам легче принять решение о разрыве романтических, как нам недавно казалось, отношений, если мы сталкиваемся с вербальным или тем более физическим насилием. Однако сигналы неблагополучия могут быть менее заметны, и тогда мы часто предпочитаем их игнорировать.

Распродажа как территория счастья

Сразу после Нового года в магазинах начинается период массовых распродаж. Для многих из нас это становится символическим продолжением любимого праздника. Почему в эти дни мы готовы позволить себе (гораздо) больше, чем обычно? Только ли дело в скидках?

Себе навстречу

Как часто мы остаемся один на один с собой? Когда в последний раз мы были по-настоящему одни, как долго не произносили ни одного слова? Нет, мы бываем в одиночестве не тогда, когда смотрим дома телевизор, когда можем при желании набрать номер телефона и услышать знакомый голос. И даже не тогда, когда чувствуем себя посреди громадного города как в пустыне. Мы бываем по-настоящему одни, когда сами ищем одиночества, желаем его.

Отправиться в паломничество

Современным пилигримам доступны, пожалуй, все места поклонения, чтимые ведущими религиями мира, – православные Оптина пустынь и итальянский Бари, индусский Бенарес и буддийский Сарнатх, Ватикан, Иерусалим, Мекка (последняя – строго для мусульман)... Организацию поездок все чаще берут на себя турфирмы. Визы, билеты, удобный трансфер, знающий экскурсовод, – такое паломничество обещает быть динамичным и комфортным. Вопрос один: ради чего оно затевается?