Рассказ сельские вечера. Деревенская история

Деревенская история

Ирку изнасиловали на школьном выпускном.
Вечер начался, как и заведено, с выпивки и танцев. Шампанское, «Солнцедар» потом портвейн. Ире Даниловой исполнилось семнадцать. Василию было двадцать. Рыжий черт. Высокий, фигура статная - все как надо. За ним девки табунами ходили. Пригласил Данилову на танец. Ближе к ночи предложил развести девчонок по домам. Васек шофером на «козле» работал, председателя возил. После армии люди ценились в колхозе, и ему сразу новую «красавицу» с брезентовым верхом дали. Девочки набились в машину. Развезли подружек. Вдруг, он с дороги сворачивает, как - бы в объезд поехал. А попутчиц рядом уже нет, вдвоем остались. Тормознул Васька на опушке леса.
Иркин дом уже недалеко был. Красота здесь днем необыкновенная. Пруд, поле, лес. Места она знала вдоль и поперек. Каждый кустик примечала, помнила, где что растет. За грибами ходила и всегда с полной корзиной возвращалась. В этом лесу все и случилось.
Ночь, тучи луну затянули. Васька приставать стал. Да так активно, по хозяйски. Ира аккуратненько, тихонечко ему шепнула:
- Погоди Вась, в туалет мне надо. Дай - ка я выйду...
И бегом в лес. Возле леса кусты высоченные, а между ними тропиночки животные проложили. Ирка по этим тропкам, через овраг вприпрыжку, и в сторону дома. Темнота, хоть глаз коли. Только дыхание тяжелое сзади услышала. Не успела добежать. Завалил ее Рыжий. К земле прижал, Ирка его вес на себе ощутила. Поцелуи никому не нужные, объятья. Деваться было некуда, да и выпила лишку. Склон оврага, острое Васькино колено да трава грязная, после дождя, вот и все что в памяти осталось. Да, еще платье белое из дорогущей парчи, весь семейный бюджет на него ушел. Наверное кричать надо было, звать на помощь, но страх и обида вели ее пьяные мысли совсем в другом направлении. Платье, платье… стучало в висках. Мысли о загубленном наряде отгоняли все остальные ощущения. Что сказать матери? Она два месяца ночами шила.
Утром нежное, совсем еще не яркое солнце заглянуло в избу и разбудило Ирочку. Подробности прошедшей ночи она помнила плохо, но сломанный каблук, сбитые в кровь колени и рваное платье напоминали ночной кошмар. На следующий день она назло всем пошла в клуб на танцы.
Василий пытался подойти к Ирке, но она отвернулась, сжала кулаки и отошла в сторону. Обида душила, но виду девчушка не подала и больше никогда с ним не разговаривала.
- Что за человек? Ну, какие это отношения? На первом свидании он уже, что - то серьезное затеял. Что ему нужно? Это уж только он знает, что ему нужно. Да? Любви надо было, ну и получил, что хотел. А мне не надо было, рано еще. Я-то думала, поухаживает, как все люди. А он ухаживать не стал. Нафига ему ухаживать. Хотел, какой - то новинки, ну и получил,-
бубнила про себя Ирка
После выпускного Данилова решила из деревни валить, причем, чем раньше, тем лучше и только в Москву. В селе она оставаться уже не могла, да и не хотела. Болтовни много, да и учиться негде. Проблемка была лишь в аттестате. Их в колхозе на руки не выдавали, молодежь берегли, чтоб по городам не разбежалась. В поле нужны были крепкие руки. Аттестат нужно было получать любыми путями. Ирка верила в успех. Председатель колхоза раньше за ее мамкой бегал. Частенько наведывался к ней на дальние выкосы. И нет, чтоб пёхом приходил, так он на служебном «козле» на свидания ездил, да еще и с водителем. Ирке об этом еще в девятом классе закадычная подруга по секрету сказала. Вся надежда на этот секрет и была. Не откажет ей председатель - выпустит на свободу.
Мамочка и отец против Москвы ничего не имели. Москва так Москва. Она могла и в Тамбов уехать, но в Москве общежитие сразу давали и стипендия выше. Ну и Москва есть Москва, что говорить - мечта.
Мамка проводила, дала карманных денег и уехала. Экзаменов никаких не было. Ирка подала заявление в строительное училище и получила койку в трехкомнатной квартире на девятом этаже общежития. Соседкой по комнате оказалась премилая бурятка Фая, которая вместе с Ирочкой пыталась освоить не самую романтичную профессию, но уж точно с самым длинным названием: маляр - штукатур, плиточник - облицовщик.
К девчонкам в квартиру ходил гость. Сосед по общаге Юра. Он всегда появлялся без стука. Когда Данилова его увидела в первый раз - глаза на лоб полезли. Девчонки полуголые ходят перед ним. Одежду мерят, одеваются, раздеваются, красятся и с Юркой общаются. Никакой реакции на мужской пол. Разговаривал визитер как - то странно, слова произносил протяжно и улыбался заискивающе. Ира девчонок спросила:
- Вы чего, подруги? Перед парнем - то раздеваетесь?-
Подружки разъяснили, что этот парень, и не парень вовсе, а подружка их - Юрка. Оказалось, что он давно с девчонками дружит. В рестораны и на танцы с ними ходит, а там новых друзей себе ищет, из «тех, кто не против». Бывало, и в глаз получал. Всякое бывало. От военной формы Юра просто млел. Так любил военных! Только про них и говорил. Иногда он уходил из ресторана очень довольный с новым другом под ручку. Уж как он их выискивал - никто не знал. Частенько после рюмки, жаловался девчонкам, что пару найти очень трудно, и жизнь у него тяжелая. Он был всегда в мужской одежде, коротко стрижен, гладко выбрит, опрятен и улыбчив. Юра был женат, но брак был оформлен ради московской прописки. Как только он получил комнату от завода, тут же развелся. После переезда на другой конец Москвы, Юра забегал в общежитие все реже и реже. Они были рады ему, поили «подружку» чаем и слушали такие интересные и странные рассказы про неведомую им, запретную «голубую» жизнь. Про мужчин, в основном:
- Девочки, вот что я вам скажу! Мужики такие наглые пошли. Еду как - то в автобусе, один ко мне прижимается, прижимается… Красавец мужик, все при нем, но наглец!…
Ирка как - то перед 8 марта решила пошутить над ним. Купила красивую открытку, стишок ему написала, вроде: «жду ответа, как соловей лета» а в конце подписала «С любовью и уважением – Володя», и адрес обратный: N -ская воинская часть. Имя Владимир, она не выдумала, слышала в Юриных бесконечных рассказах. Этот Володя провожал как - то Юру и розы дарил.
И вот через недельку Юра пришел на завод, принес открытку и всем рассказывал, что его поздравили, и что его любят и помнят. Люди хихикали, но не хамили, и парня не обижали. Он такой счастливый был в эти минуты, глаза горели! Данилова решила Юрку не расстраивать и правду не раскрывать. Пусть человек немного порадуется.
Жизнь в общежитии Ирку особо не донимала. В квартире было девять человек. В комнате жили вдвоем. Мешали очереди на кухню и в уборную. Но это только утром и вечером. В целом терпимо. Чужаков в общежитие в профилактических целях не пускали.
- «Береженного б-г бережет…» -
Мудро замечала вахтерша.
Но, гости тянулись и тянулись к своим подругам, и остановить этот поток было невозможно. Парни лезли через крышу на девятый этаж общежития. Потом рассыпались по комнатам. Иногда срывались, калечились, в милицию попадали, но количество страждущих не уменьшалось. С природой никто совладать не мог.
На проходной все было строго: выпускали с семи, пускали до одиннадцати. Ночью на засов. Стучи не стучи, хоть на улице ночуй – табу!
В выходные Ирке в общаге было муторно, поэтому по субботам она ездила к двоюродной сестре Маше, с ночевкой. Та обитала в таком же общежитии, на другом конце Москвы. Маша была старожил - в Москве жила уже два года и имела собственную комнату. В субботу сестра уходила гулять с парнем, звали его Сергей – он был бандит. Серега водил Машку по ресторанам и кино, а Ирка валялась на диване и наслаждалась бездельем, тишиной и халявной едой в холодильнике. Появлялась сестра только в воскресенье вечером. Маша частенько рассказывала о своем избраннике, всегда с юморком и любовью.
Серега окончил поварское училище с отличием. И не то, чтобы хорошо учился, просто парней на курсе было всего двое, и они были на вес золота. В спортивном зале этого же училища он по вечерам занимался каратэ у настоящего мастера-корейца. Сенсей русского языка не знал, поэтому единственным способом общения с учениками была толстая бамбуковая палка. Серега этот язык понял и признал сразу, и, стиснув зубы, старался освоить путь самурая. Бойцовая техника шла гладко, растяжку и эластичные мышцы дала природа. С огромными, вечно разбитыми кулаками, он стал похож на главного героя китайских боевиков, модных в то время.
Как - то на ринге, спарринг - партнер предложил «халтуру» - охранять коммерсанта во время торговой сделки. Деньги были хорошие, и Серега с удовольствием согласился. Работа оказалась плевая - покрутился у дверей полчаса, положил конверт в задний карман брюк и ушел. Клиент был доволен и смотрел на Серегу с опаской и уважением. За такие деньги в заводской столовке повару надо было два месяца корячиться. После этой «халтуры» все и началось. Посыпались заказы на охрану. Потом предложили работать на рынке, собирать арендную плату с лавочников. Работа ему нравилась - особо не напрягала, и на свежем воздухе. Успевал еще и каратэ заниматься. Стоило Сереге пройти по торговому ряду и потереть запястье рук, как продавцы тут же лезли в карман за деньгами. Иногда он выезжал с хозяином рынка к крупным должникам, но и там его присутствие было гарантией успеха - деньги отдавали сразу, и без лишних разговоров.
Именно в этот процветающий период своей жизни Серега познакомился с деревенской девочкой Машей. Каждый выходной он подъезжал за ней на своем, не очень новом, но очень крутом Мерседесе и они ехали в ресторан.

Ирка даже кричала от счастья, когда за Машей и Серегой закрывалась дверь:
- Ушли! Комната моя!
Практика у Даниловой была на Бескудниковском комбинате железобетонных конструкций. Производили на комбинате панели для жилых домов. Дома строились, панели делались, конвейер работал. Стали Ирку к труду приучать. Не бабье это, конечно, дело, но работали с цементом одни женщины. Мужиков в «тяжелые» цеха не брали – не выдерживали. Ирочка маялась на откосах. Панели домов огромные, но хрупкие - сколов много, вот девичьи руки их и выравнивали, заглаживали. Для начала Ирка решила запастись раствором. Налила полное ведро, дернула, а оно от земли не оторвалось. Как стояло, так и осталось стоять. Пришлось по половинке наливать, бегать больше, зато поднять могла. А дальше, по накатанной: ведро с водой в левую, с раствором и мастерком в правую и - вперед с песней! Руки мокрые, пальцы саднит, кисти уже к обеду не слушаются, спина не гнется. Панели двигались по конвейеру с упорством рычащего бульдозера. Зазеваешься, и мастер тебя живьем съест. Так начинались Иркины заводские мытарства. Она плакала и жаловалась, жаловалась и плакала. Лимитчица - выхода не было, надо было терпеть. Все свои беды выговаривала по ночам в подушку: про холод и тяжелое ведро, про сложные откосы и мокрые руки, про цементные корки на ногтях. На ладонях у Ирки появились глубокие серые борозды, как в полях после ливня. Компрессы и глицерин не помогали. На все свои стоны, она слышала одно и тоже:
- Привыкнешь, не ты первая…
Данилова валилась с ног. После смены сразу спать. А смены три. В цеху всегда свет горел, поэтому время суток не определялось, а рабочий день был бесконечен.
С Пашей Ирка познакомилась на автобусной остановке. Натянув вязаную шапочку на глаза и постукивая ножками от пронизывающего холода она, вдруг, заметила два карих глаза, устремлённых на нее. Их взгляды встретились. Мужчина улыбался.
- Подойдет - не подойдет?
-гадала Ирка.
Ему было вокруг сорока, красный, прихваченный морозцем нос и большие карие глаза. Больше ничего видно не было. В автобус сели вместе. Он подошел, снял шапку, спросил что - то. Ирка не запомнила вопроса. Все ее внимание было направлено на выступающую лысину кавалера. Он заговорил с Иркой, она ответила, невпопад, конечно, ляпнула какую - то глупость, но это было уже не важно. Они друг другу понравились. Ирка была готова к знакомству. Манеры у мужчины были хорошие, речь правильная, московская, не приезжий. Для Ирки это было важно. Да и имя у него было, какое - то легкое, на выдохе - Пашка. Это не какой-нибудь Васька или Виктор, которых в деревне было как «собак нерезаных». Ему было 38, ровнехонько на 20 лет старше, и в комплекте к нему прилагались жена и двое ребятишек. Пашка этого факта и не думал скрывать, он гордился наличием семьи, и всегда говорил, что жену любит. Это его проблемы, решила Ирка. Она совершенно свободна, как ветер, и совесть у нее была абсолютно чиста, ну ни одного облачка.
Паша оказался уютный, чистоплотный и образованный мужик. Работал он преподавателем в военной академии, подполковник. Как, там у Грибоедова? «Полковник - метит в генералы», так вот Павел метил в полковники, причем в ближайшее время.
Ирка решила не тянуть резину и на втором свидании со счастливой улыбкой и сверкающими глазами отдалась ему. Пашка был в восторге от молодой любовницы, снял «однушку» в Медведково, и перевез туда девушку. Сразу поменял грязный унитаз и засаленную плиту. Купил новый телевизор и широкую, как аэродром, тахту. Это была первая ее победа в Москве, и жизненные тяготы немного отступили. Любовник не пил, не курил и не бил. Ласковый был и заботливый. Театры и рестораны Пашка не посещал. Он любил бега. Жена с ним на бега не ходила. В дни заездов Ирка приводила себя в порядок, торжественно брала Пашку под руку и они шли на ипподром. Ирка раньше на бегах не была. Опыт общения с лошадьми ограничивался отцовским любимцем Малышом. Конь был рыжий, с серыми пятнами, умный, хитрый и ленивый. Отдых – была его стихия. Когда просил кушать, стучал зубами. Потом долго, и, с явным удовольствием, жевал овес. Мужиков Малыш терпеть не мог, от них несло самогоном и табаком. Женщин подпускал к себе и слушался. Отец запрягал коня по два часа, никак не мог хомут с гужами надеть. Жену звал:
- Нинка, иди сюда, с Малышом справиться не могу!
Отец брал коня за поводья и шел с ним за сеном или дровами. Перед подъемом в горку Малыш начинал пятиться назад и садился задком на телегу. Норов показывал. Оглобли ломал. Отец, зная характер коня, всегда с собой запасные оглобли брал. А если не в духе Малыш был, то и отца возить отказывался, ждал, пока тот с телеги слезет. Так и шли они рядом: конь и отец.
На ипподроме было прекрасно. Красивые, ухоженные лошадки. Яркие наездники, тележки разноцветные. Музыка играет. Люди солидные, Ирке улыбаются, ставки делают, за своих лошадок болеют. В буфетах шампанское подают и конфеты вкусные с ромом. Над витриной большой плакат висит:
« От конфет с ромом - до рома без конфет!!!»
Заезды и тотализатор ее увлекли. Ирка с удовольствием ставила свой рублик на приглянувшуюся лошадку. Деньги для ставок выдавал Пашка, при этом не скупился и всегда был в прекрасном настроении. На финишных рывках Ирка, как и все вокруг, кричала неистово и громко - болела за свою избранницу. Вот уж, где она находила выход своим зажатым эмоциям, так это на ипподроме. Стесняться здесь было некого, и вся ее напряженность и неуверенность куда - то растворялись.
Пашка оказался отличным любовником. Ирка приоделась и приобулась и к девчонкам в общежития уже ходила этакой «московской павой». Квартира была хоть и съемная, но теплая и тихая. У Ирки это было первое в жизни свое жилище, и она всячески пыталась создать в нем уют. Обои отодрала в первый же день. Стены покрасила в теплые тона. Везде поставила вазочки, на деревенский манер, и горшки с цветами. Пашка ее хвалил. В доме была стерильная чистота и порядок. Им было хорошо вместе.
Ирка закончила учебу в училище с отличием и распределилась на завод Железобетонных конструкций в Бескудниково. Приближались каникулы. Она собралась на побывку в родную деревню. Пашка предлагал отвезти ее на своей машине, но Ирка решила ехать поездом.
За билетами в очереди три часа стояла, на Павелецком вокзале. Еле выстояла, а кассир глянула на нее, словно из суфлерской будки, и громким, сорванным, голосом заявила:
- Мест нет. Легче в Африку на лыжах уйти, чем к вам в Тамбов уехать.
Ирка эти слова на всю жизнь запомнила. С билетами помог Пашка, хотел купе взять, но Ирка заартачилась и попросила плацкарту. Так ей привычнее было.
Отпускница расположилась на нижней полке боковой плацкарты и решила почитать. Вдруг в тамбуре раздался шум. В вагоне появилась громкая компания, каких - то ободранных, подозрительных парней. Они поравнялись с Иркой, стали с ней заигрывать и звать в другой вагон. Данилова испугалась. Но мальчишки и не думали уходить, подсели рядом и завели разговор о житье - бытье. Ира решила, что они беглые зеки, и сидела на своей полке с выпученными от страха глазами и лицом бледной спирохеты. Выручила соседка, толстая тетка с добрыми, пухлыми ручками и наливными щёчками.
- Милая, ты не бойся, они в армию служить едут. Призывники. Давай чайку попьем, присаживайся к нам. Успокойся, кто ж зекам даст по вагонам ходить.
Спасительница подвинулась на полке и освободила узкую полоску для Ирки.
Когда разобрались, кто есть кто, Данилова, сидя под защитой тетки, осмелела и заговорила с ребятами. Оказались хорошие московские парни, а драную одежду нацепили, чтоб не жалко было выбросить в воинской части. Мальчишки «разошлись», раскраснелись, стали адрес и телефон спрашивать, в гости звать. Тут Иркина защитница не выдержала, вступилась и прогнала их в другой вагон. О чем говорили парни, Ирка давно забыла, но такое повышенное внимание к своей персоне, вспоминать было приятно.
Отец встречал Ирку на тракторе. Он работал трактористом, и железый конь, всегда готовый к поездке, стоял у дома. Поезд был проходной, и на станции Чакино стоял всего минуту. Пришлось поторапливаться. Ира увидела отца издали, прыгнула в тележку и долго тряслась на свежей благоухающей соломе.
Село Лукино спряталось в самой глуши Ржакского района среди полей и лесов. В Лукино давным - давно была церковь, поэтому оно гордо величается селом. Церковь в революцию снесли, и на этом месте образовалась огромная яма. В память о храме поставили крест. Люди приходят поклоны бьют, цветов много. А в праздники в лес идут, к Святому колодцу. В колодце вода серебряная, даже песочек блестит. Веруют люди в ее силу. Батюшка приезжает издалека, привозит большую икону Божьей Матери и Крест Святой. Приглашают его на большие праздники. Народ на Троицу собирается со всего села. Молятся. Кустики ломают и водичкой брызгают друг друга, освящают. Потом веточки домой приносят, на пол стелют. Колодец расположился в низинке, место очень красивое. Дубы с рябинами в обнимку, а вокруг ивы серебристые. Вода из-под земли идет и никогда не портится. Сельчане ее впрок набирают и домой несут. Потом вода в пруд стекает, рядом с Иркиным домом. Из пруда, через две трубы в ручей, и в речку.
За лесом футбольное поле было. Как только снег сходил, и появлялась первая травка, все село собиралось на поле в лапту играть. В воскресенье играли с утра и до позднего вечера. Любили сельчане лапту. Просто все: мячик да палка. Захватывает быстро, не оторвешься. Все бегают, смеются, ловят друг друга. После игры приходили домой усталые, ноги «отваливались».
За фермой поле показалось бабушкино…
До Лукино фронт не дошел. Бабушка Степанида рассказывала, что на этом поле, на границе с Золотовкой, ложбинка есть. Банда там в войну размещалась. Деревенские мужики все воевали, не до бандитов было. В своре бывшие зеки были и дезертиры, местные все - тамбовские. Днем они в шатрах жили, отсыпались, а ночью грабили, убивали, насиловали. Ватага была большая, Семеновские их звали, по имени главаря Семена. Милиция Тамбовская к концу войны собралась с силами и весь этот сброд отловила. На этом поле их прилюдно и расстреляли. Приказ объявили в сельсовете: трупы не трогать, в устрашение пусть лежат, и другим, чтоб неповадно было. Ночью поле никто не сторожил. Пришли жены и дети расстрелянных, тела разобрали и неподалеку закапали. Утром, когда солдаты появились, на поле уже никого не было. Степанида говорила Ирке, что бандитов кто–то из своих сдал.
Поля, поля…
Дорога была разбита всегда. В этой разбитой дороге деревенские видели главную причину своих бед. Телегу с Иркой таскало из стороны в сторону, но на соломе было чисто и мягко. Ничего не видела она краше полей сеяных: рожь, пшеница, овес, ячмень, гречиха. Поля с кориандром как небо бело - голубые, глаз не оторвешь. Гречиху ни с чем не сравнишь и не спутаешь, стебельки бордовые, листики серые, а цветы голубые - красота неземная.
Эти поля, Иркино родное было, естественное. Раньше она их не замечала. Были и были. А сейчас впервые любовалась ими, соскучилась.
Показалось Лукино, проехали сельмаг и больницу. Дальше за оврагом огород, кормивший Даниловых картошкой и свеклой. За углом появилась парикмахерская и швейная мастерская. Мастерской старуха заведовала, Жерчихой ее звали, мужа у нее никогда не было, одиноко жила. Руки золотые имела, за это народ уважал ее. Окликнула она Ирку:
- Милая, ты, чья будешь-то?
- Ирка я, дочь Женьки, Василия Григорича.
Жерчиха головой кивнула, признала значит.
Утром Ирку разбудили удары топора, мама колола дрова, отец что - то мастерил в дровнике. Подружки прибежали, все новости выложили, о Москве расспрашивали. Доложили, кто с кем ругается в селе, а кто и помирился давно. Мама накрыла стол к завтраку. Покушала Ирка вкусно и сытно, платок подвязала и на работу с мамой собралась. Решила помочь. В деревне работа всегда есть. У Даниловых гектар свекловицы был. Зимой женщины не работали, а с апреля по ноябрь свекловичный сезон. Мамка свекловичница была. Пахала с утра до ночи. Посеять, прополоть три раза, затем окучить да убрать вовремя. Вроде и вся премудрость.
Вышли за ограду, залезли в кузов грузовика, который баб по полям развозил. И вперед к своему участку по огромному свековичному полю. И в выходные отдохнуть не получалось, дома кутерьмы много: две коровы, два телка три поросенка, свинки да овечки. Мама, в полпятого вставала, выводила скотину к пастухам. Пастухов каждый двор по очереди выделял. От Даниловых отец ходил в свою смену.
В обед на поле бабы стряпню раскладывали, байки травили, хохотали и во все горло частушки орали:
«Полюбила генерала,
А потом политрука,
А потом всё выше, выше

И дошла до пастуха.»

Где - то подхватывали:

«Насмотрелся дед порнухи,
Начал дед дурачиться
Деревенские бабульки
По чуланам прячутся.»

Обед только час. Покушать, попеть и спать - все успеть надо. Радовались дождю, счастье великое - в дождик не работали. Назад, по домам развозили. Ирка молила, чтоб дождик пошел!
Грязнуха, улица длинная, зигзагом через все село идет. Дорога разбитая и фонарей нет. Темень вечером, хоть «глаз коли». В третьем доме от колодца жила пара - Ванька с Манькой. Ванька алкаш был. Все что можно он уже пропил, на магазин денег не было, и он каждое утро запрягал лошадку и шел гулять до обеда. Собачка его всегда рядом была. Шавка маленькая, неприглядная. Лаяла вечно и прыгала на него. Обратно он уже на телеге ехал «хорошенький», лошадь везла его домой, а собачка сзади бежала. Однажды, доехал пьяный Ванька до пруда, колесо в ложбинку угодило, и телега на бок завалилась. Вывалился Ванька на зеленую травку. Лошадка головой покрутила, и домой пошла. Иван прямо у воды спать улегся и начал в ил сползать. Умная собачка, сразу почуяла беду - хозяин утонуть может. Схватила его за ворот рубахи и тащить стала, от воды подальше. Сил не хватило. Лаять и визжать начала - на помощь звать. Ирка услышала собачий лай, маму позвала, и они Ивана из воды вытащили. Потом его Манька забрала. С тех пор Манька с Ванькой с Даниловыми дружили и кланялись издали.
Были выходные. Все вместе пропололи огород, и каждый своими делами занялся. Отец решил порыбачить. С утра начал. Накопал червячков и пошел к пруду. Вода в нем проточная, чистая, камни разноцветные, красота, одним словом. В пруду караси водились. Приходит отец минут через пятнадцать и опять червяков копать. Карась, видать, плохо брал. Накопает, и опять сидит на скользких мостках. Удочку двумя руками держит. А как червяков накопает, почему - то закусывает. Жует все время. Или яблочко съест или в курятник пойдет, яичко выпьет. К вечеру он совсем пьяный был. Мама решила проследить за отцом незаметно. Никак понять не могла, что происходит. Затаилась за сараем. Отец вместо червяков достал из навозной кучи банку трехлитровую. Хлебнул самогона, закусил яблоком и опять закопал ее. Вот и вся премудрость. Утром Нина перепрятала банку с остатками первача в дальний сарай с пшеницей.
Конец этой истории мамочка уже телефону рассказывала:
Где- то через год она попросила отца покормить кур. В кормушках зерно кончилось, и он в дальний сарай пошел. Когда насыпал зерно, что - то звякнуло, полез рукой, а там банка. Он про кур сразу забыл. Хряпнул первача вволю. Мамка его и застукала. На этом рыбалка закончилась. Ирка долго смеялась над этой историей.

У Ирки дядька был, отца младший брат, его Викотором кликали. С ними в одной деревне жил. Высокий, стройный, с выправкой военной. В армии он на границе служил и этим очень гордился, всегда вспоминал эти годы. В доме все сам делал, хозяйственный мужик, рукастый. Две беды у него было: женщин боялся и водку любил. Почему он от женщин шарахался, понять никто не мог. Когда трезвый был, он дам стеснялся, ни с кем не заговаривал и ни за кем не ухаживал. На работе и с друзьями у него все было хорошо, а жениться не получалось. Может и пил с этого. Ходил Викотор к одной старушке-подружке, умом недалекой. Одна она жила. За старушкой ее родственники присматривали из соседней деревни. Он к ней только пьяный ходил. Старушка к Иркиной бабушке потом приходила с гостинцами и сваталась за дядьку. Бабушка ее прогнала, лет на тридцать та старше была. Викотору 35 стукнуло, а ей за 60 перевалило. А когда выпьет дядька, буйный становился. Мог кинуться на кого угодно и драку начать. За столом сидит, отдыхает. Рюмочку выпьет - молчит, вторую - улыбается, а после третьей рюмочки - хватает свою жертву за грудки и орет:
- Ты меня уважаешь?
И не важно, кого прижал, мужика или бабу, все одно. Кричали ему люди, пытались приструнить:
- Викотор, уймись!
Руки вязали, да куда там. Крепкий медведь. Что потом будет, его не волновало. Если жертвы отвечали, что уважают дядьку, то он отходил в сторонку. Если молчали или ерепенились - сразу бил в глаз. Начиналась драка. Он всегда первый драки начинал. Ну кто такое терпеть будет? И Викотору доставалось, мужики его часто лупили. А на утро он ничего не помнил. Приходил к брату похмеляться. И говорит тихонечко:
- Ну, где у вас тут чайничек? Чайничек - то где?
Чайник, это означало, что он первачок ищет. Самогонку, когда гостей было много, в трехлитровый чайник наливали и пускали по столу. Удобно было, каждый себе наливает, и самогон долго не кончается.
Викотор пил часто и без «шнапса» не работал, а работал, он хорошо. В Иркиной семье все работяги были, но принять было обязательно. Для верности. А уж после работы не выпить, это вообще «грех». Вечером все трактористы сдавали технику и их, на грузовиках, развозили по домам. Викотора привозили только лежа, иногда связанного, чтоб не бузил. Его грузили в самосвал и подвозили к порогу дома. Кузов поднимался, и дядька летел в траву. В полете Викотор матерился и орал, а потом лежал ничком в траве. Позже бабушка Степанида его в дом перетаскивала, мыла, накормить пыталась, спать укладывала. Памятник Степаниде Ивановне поставить надо было при жизни, натерпелась она от сыновей.
С Викотором постоянно случались какие – то истории. Весной, в конце рабочего дня, ехал Викотор на тракторе, технику под навес ставить. И завернул не в ту сторону. Как потом шутили - «Не в ту степь». Переехал через речку, поднялся на бугор, который над глубоким оврагом возвышался... И заснул. Упал на рычаг и трактор стал в одну сторону круги наматывать. Места холмистые, опасные. До оврага оставалось метра два, не больше. Сельчане его увидели, побежали к брату, отцу Иркиному. Женя влез на бугор, запрыгнул в кабину, дернул рычаг и остановил трактор. Еще пару минут и Викотор улетел бы с высоты и погиб. Пьяный был! Трезвым, скромным, рассудительным, умным его родные видели редко. А дерябнет, дурак - дураком. Два разных человека.
Викотор так и не женился. Бабушка пыталась его познакомить с женщинами, даже в дом их приводила. Дамы ухаживали за ним, кокетничали, а он все больше и больше закрывался. Боялся их. Общаться он мог только навеселе, а хмельной к своей старушке - подружке шел, любил, наверно. Ирка маленькая, ходила с подругами к дому старушки. Подглядывали. На окно стукалочки ставили. Из кустов веревочку дернут, постучат, постучат и бегом. Старушка выбегала - ругалась. Бабушка Степанида умерла, а старушку – подружку родственники в дом престарелых отдали. Остался Викотор без пригляда и умер, в запое. Напился с приятелями и захлебнулся. Нашли его только через неделю. Случайно нашли.
У матери особый дар был. Она узнавала по звуку трактора в каком состоянии муж едет - пьяный или трезвый. Или могла запросто угадать, кто едет на тракторе Викотор или дядя Ваня или механик Солнышкин. Как ей это удавалось, никто не знал, и повторить не мог. Когда отец домой ехал, мамка за километр звук трактора слышала и сразу кричала:
- Ирка, напился Женька, пьяный едет!
Отец после получки всегда с дружками выпивал. Потом пьяные они по домам разъезжались. Любил Женя газануть. Поднимал передние, маленькие, колеса трактора и, как заправский байкер, на одних задних гонял по деревне. «Белорусь» его, как конь на дыбы становился. Трезвый он так делать не мог, духу наверно не хватало. А поддатый, вытворял на тракторе чудеса. И нигде ни разу не споткнулся, ни перевернулся, и в воду не попал. Ни одного происшествия. А когда трезвый был разное случалось. И в овраг падал и в воде плавал и колеса пробивал.
Было в селе у Ирки две подружки - Октябрина и Галя. Галя с ней в одном классе училась. За одной партой сидели. Семья у нее была бедная, а Галька скромная и хорошая. За младшей сестрой ухаживала, за хозяйством присматривала. Мать с отцом дома почти не бывали - много работали. Мама дояркой, а отец пастухом на ферме. Ладная семья, дружная.
В старом здании медпункта жили две сестры. У одной был сын и дочка – Октябринка, у другой два сына.
Сами сестры с головой не дружили. И дети были неухоженные, брошенные. Сами по себе росли. Октябринка из них выделялась – толковая девочка, опрятная, училась хорошо. Мальчишки воровали. Когда еще маленькие были, на это деревенские глаза закрывали, а когда уже подросли, стали милицию звать. Старший, по кличке Шпион, сел первым, пару банок варенья и курицу стащил, срок дали небольшой. Вышел, месяца два погулял и опять сел. Так и жил в тюрьме, редко его в селе видели. Шпион весь разрисован был под «хохламу». На теле живого места не осталось. А после десяти лет колоний, он уже на веках написал – «Не буди», чтоб спать не мешали. Между сроками Шпион учил младших уму разуму. Выбора у них не было. Воровали всё подряд.
Сестры пытались как - то накормить детей, обуть, одеть. Сложно им было. Относились в колхозе к ним плохо, считали ненормальными, и работу давали невыгодную. И к мальчишкам так - же относились.
Шпион умер в тюрьме. Младший брат подрос и решил жениться. Мать счастлива была. Надежда появилась. Невеста, хорошая девочка была, но с брачком. Ее в четырнадцать лет изнасиловали. Вся деревня судачила. Трудно ей было замуж выйти. А младший взял ее, хоть и знал все. Как замуж вышла девочка, сразу родила. Младший тоже пару раз сидел, но после рождения второй дочки воровать перестал, одумался.
Среднего брата Гусем величали за походку вразвалочку. После первой отсидки вышел и стал гулять с милой девчушкой из Морозовки. Она особенная была – забитая, какая - то, глаза не поднимет, слова не скажет. Забеременела от него. Сестры узнали, наложили ведро яблок (хоть у всех их завались было) и пошли в Морозовку к этой девочке свататься. Мать ее отказала. А девчонка влюбилась по уши и ничего слушать не хотела. Уперлась и вышла замуж за Гуся. Не послушала родителей. В колхозе дали им хорошую квартиру сразу после свадьбы. Он в скотники пошел, она дояркой трудилась. Работали, квартиру обставили. Хорошо жили. Ребеночек родился. Больной. Мать заставляла ее аборт делать по - черному у деревенских повитух. Кустарным способом. Выкидыш не получился, а что - то нарушилось - ребеночек родился с большой головой. Они любили этого ребенка и не бросали. Ухаживала за ним вся деревня и помогали кто чем мог. По очереди дежурили, когда он болел, лечили всеобщего любимца. Ребенок все равно умер. До десяти лет дожил. Лет через пять она опять родила хорошую здоровую девочку. Гусь крепко на ноги встал и воровать бросил.

В селе по выходным кино крутили, потом были танцы. Танцы это целое событие в деревне. Компании приезжали из соседних деревень. Чужаки заезжие, никак не могли с Лукинскими девчонок поделить. Драки начинались. Колхоз на колхоз, деревня на деревню. Иногда драчуны из района приезжали удаль молодецкую показать. Прибыла как - то компания с Золотовки. Нашу девочку танцевать пригласили. Ну, потанцевал бы, да и ладно, а тут еще и провожать пошел. Катастрофа. На следующий вечер собралась целая ватага, человек пятьдесят. Пришли на танцы в Золотовку, нашли этого ухажера и задираться начали. В Золотовке уже свои бойцы ждали. Началось «Куликово поле». Дрались молодцы с «доблестью и рвением». Мелькали кулаки и палки, но, и до ножей доходило. Даже девочки в командах были, они как медсестры, раны зализывали, да битых оттаскивали. Проходила неделя. Золотовские дружину собирали и мчались в Лукино мстить. Иногда месяцами дрались, а с чего началось, уже никто и не помнил.
Как - то осенью после уборочной, потасовка была, война настоящая. Весь район на поле выходил. Одни этой деревне помогали, другие той. Милиция войска из области вызывала. Следствие долго шло. Все, молитвами сельчан, живы остались, но раны были серьезные.
Ирка уже в Москву собиралась, а отец позвал в поле за сеном съездить. На зиму заготовки делать. Выехали за село. До стогов добрались.Ирка предложила отцу крепче сено лепить, чтоб больше в тележку вошло. - лишний раз не кататься. Складывать сено - целое искусство. Отец подавал, а Ирка сверху по кругу лепила. Набрали полную телегу, стог высоченный получился. К коровнику поехали. Ирка высоко сидела. Болтало ее телегу, болтало и уболтало. Заснула она, как принцесса на горошине. Проснулась от холода. Глаза открыла - сено колет.Разгребла стог, глина вокруг и лужи ледяные. Вылезла Ирка из стога вся грязная и мокрая, зуб на зуб не попадает. Темнеть стало. Ничего понять не может. Домой пошла. Маме все рассказала. И вместе отца искать. А он спит давно, похрапывает. Наутро все выяснилось. Выкинул отец Ирку вместе с сеном у коровника, да и дальше поехал. Хорошо вилами не ткнул, а то бы дырки остались.
Быстро промчалось деревенское лето.
На станцию отец отвез Ирку на той же телеге, только подстилка была другая, осенняя. Сено пахло терпкой, пожухлой травой, а свежая солома, с запахом хлеба, то и дело колола ей ноги.
Ирка залезла на верхнюю полку боковой плацкарты и тут же заснула. Ее ждала Москва: жесткий разрыв с любовником, сватовство, замужество, рождение дочери, развод, появление долгожданной внучки, поздняя любовь…
Но это уже совсем другая история.

Родители решили провести лето в деревне у бабушки. Какой бред у меня столько планов на лето с моими друзьями. Я была против, жить в глуши три лучших месяца в году, без друзей и компьютера. Но родителей переубедить было невозможно. Собрав вещи, мы отправились на вокзал. Там в большом поезде мы ехали целых двенадцать часов, да ещё и с пересадкой. Уже тогда я поняла, что это будут самые ужасные каникулы в моей жизни. Приехали мы в маленькую деревню, в ней всего было десять домов и один магазин. Мы приехали вечером, уже смеркалось, в деревне стоял жуткий запах навоза, и куча грязи. Мне стало противно и жалко саму себя, ведь мне придётся жить здесь целых три месяца. В доме было ещё хуже: деревянные полы, крыша, что течёт просто кошмар. Кровать была не удобная, и я почти не выспалась, да ещё утром меня разбудил надоедливый петух. Я бросила взгляд на часы, что висели на стене, было только шесть утра. Ничего не оставалось, как идти завтракать. Завтрак тоже не удался. Бабушка пожарила блины и дала молоко, но я это не люблю. Пришлось идти осматривать деревню голодной. Женщины спешили в коровники и кормили скот, мужчины были в поле, а дети баловались в грязи, им было весело и совсем не противно, поморщившись, я пошла в магазин. Надо сказать таких маленьких магазинов я ещё не видела. В городе большие супермаркеты, с огромным количеством выбора, а здесь почти ничего не было, но местные им гордились. Как оказалось на пять сёл это единственный магазин. Мне стало жутко и захотелось домой упасть в мягкую кровать и посидеть в контакте. Но на все мои уговоры уехать родители не обратили внимания, говоря, что мне здесь ещё понравится. Прошла неделя, мне уже хотелось удрать отсюда, но приходилось терпеть. Деревенская еда мне была противна и я почти ничего не ела. От скуки я не знала, куда себя деть. И вот бабушка отправила меня в лес за грибами. Пробираясь, сквозь кусты я порвала новую одежду и перепачкалась, я собирала грибы, думая как отомстить родителям за столь ужасные каникулы. И внезапно пошёл ливень. Мокрая насквозь я стояла под раскидистым дубом, как внезапно раздался смех. Мне уже хотелось убить того, кто так заливисто хохотал, и я увидела босоногого парня, который, заливаясь смехом, мчался насквозь мокрый под дерево, где стояла я. Первое, что я заметила это русые волосы длинной до плеч, потом синие как океан глаза. Он, хохоча, кружился под дождём и чуть не сбил меня с ног. Его синие глаза с любопытством меня разглядывали. Он увидел девочку невысокого роста, с каштановыми волосами и серыми глазами. Я никогда не гордилась собой, считая себя некрасивой, и сейчас опустила глаза, видя перед собой такого красивого парня. Я сразу же покраснела, моя одежда была порвана и я испачкалась. Залившись слезами, я хотела убежать, но парень схватил меня за руку и подтащил к себе, спокойно вытер слёзы и обнял. Мне стало не ловко, и он это заметил, выпустил меня с объятий и серьёзно на меня посмотрел. – Ты не местная. – Это прозвучало как утверждение, а не вопрос. Я кивнула. – Знаешь в такой одежде ходить по лесу не то, что неудобно это просто опасно. – Глядя на меня синими глазами, он сказал это так, что мне стало стыдно. Мне очень хотелось убежать, но парень схватил меня за руку и повёл за собой. Парень притащил меня в соседнее село, оказалось, что он здесь живёт. Надо уточнить звали его Миша. Он завёл меня в дом. Там всё, так же как и у бабушки. Я увидела очень красивую женщину, она хлопотала по дому. У неё были длинные чёрные волосы, сплетённые в тугую косу, зелёные глаза, она была настоящей деревенской красавицей. – Мама я не один. – Сказал Миша. – Кто на этот раз. Кошка, собака? – Спросила женщина и повернулась. Она с удивлением посмотрела на меня. – Вы что в болоте лазили? – Мы были в лесу. И я вообще то чистый, а она городская. – Ответил парень. – А теперь ясно! – Улыбнувшись, сказала мама. Женщина взяла меня за руку и увела. Мама Миши меня вымыла и одела, мне было ужасно не ловко. Она подарила мне красивое цветастое платье. Я, задумавшись, вернулась домой. Родители с удивлением смотрели на меня. Я шла в красивом платье, которое в городе никогда бы не одела. Они решили, что с меня хватит, и хотели уехать, но я согласилась остаться. Встав рано утром, вместе с петухами, я спустилась к завтраку, сегодня были столь не любимые мною блины с молоком. Бабушка поставила передо мной пустую тарелку, говоря, что я всё равно ничего не ем. – Бабушка прости меня. Я хочу кушать. – Я нежно обняла бабушку. Она, улыбнувшись, дала мне завтрак. Я съела блины и выпила молоко. Родители и бабушка, улыбаясь, на меня смотрели. После завтрака я снова отправилась в лес за грибами, так как вчера их не принесла. Собирая грибы, я всё думала про Мишу. Забывшись в мыслях, я ничего не замечала. – Эй! – раздалось у меня за спиной. Я обернулась и увидела того, кем были заняты все мои мысли. – Как хоть тебя зовут? – спросил Миша. – Я Арина. Парень взглянул в мою корзинку и захохотал – Здесь одни поганки. – Я в них не разбираюсь. – Спокойно сказала я. – Давай я помогу? – предложил Миша. Я кивнула. Он привёл меня к реке. Там было много грибов, пока я их собирала, Миша нарвал букет красивых цветов и подарил их мне. Теперь жизнь в деревне не казалась мне такой страшной, я была счастлива. Миша не давал мне скучать, мы ходили в лес или на речку, он показал мне кучу красивых мест. Я забыла городских друзей и всем сердцем полюбила Мишу. Он был абсолютно не похож на городских парней, добрый, ласковый и очень заботливый. Пришло время попрощаться. Я не знала, как сказать Мише, о своих чувствах и мне нужно было уезжать. Попрощавшись с любимым, я ни слова не сказала о своих чувствах, но сказала, что приеду следующим летом. Мы с родителями приехали в город. Теперь здесь мне стало тяжело дышать. Я скучала за Мишей, за бабушкой, за тишиной и покоем, за запахом парного молоко, даже за надоедливым петухом. Ходила в школу и видела, что люди в деревне гораздо лучше, чем в городе. Я разочаровалась в городских друзьях. И на меня напала тоска. Как- то утром меня разбудил крик. – Арина, Арина. Я выглянула в окно и увидела Мишу. Меня удивило, как он меня нашёл и в то, же время я была рада. Оказалось, что он жить без меня не мог, узнал у моей бабушки, где я живу, и примчался ко мне. Шёл дождь, а мы обнимались. Я убедила родителей и уехала жить к бабушке. Училась и жила в деревне. Вот так и прошли мои лучшие каникулы.

Т А И Н С Т В Е Н Н Ы Й Д О М

Эта история передается в нашей деревне из поколения в поколение в качестве назидания потомкам.
Случилась она в конце прошлого века, в 1900 году. Прошла в тот год по нашей деревне страшная и непонятная болезнь, которая поражала только детей и стариков. В третий день от ее начала наступала либо смерть, либо полное выздоровление.
В одном доме, что стоял на самой окраине села, жила семья: отец, мать и их шестнадцатилетний сын. Родители были уже престарелыми людьми, поэтому болезнь не обошла и их. Первым заболел глава семьи. На третью ночь его не стало. На следующий день после похорон заболела и мать. Утром третьего дня, чувствуя скорое приближение смерти, она позвала к себе сына.
- Николушка, мальчик мой, смерть моя уже стоит на пороге дома, поэтому выслушай мои последние просьбы и обещай выполнить их в точности.
- Обещаю, матушка.
- Как только похоронишь меня, не делай обо мне поминок и не заходи в дом наш. На кладбище возьми с собой дорожную сумку, хлеб, вино и немного денег, и отправляйся на три года учиться доброму ремеслу. Будь добр и милосерден к людям, никогда не забывай Бога и во всем полагайся на его волю.
Да передай по деревне, чтобы ни под каким предлогом не проникали в наш дом до твоего возвращения. Иначе не миновать беды.
С этими словами мать сложила на груди руки, закрыла глаза и тихо отошла к Богу.
Сын не осмелился нарушить данного обещания и сделал все так, как и просила мать.
Похоронив ее, он заколотил дом, предупредил соседей и, взяв с собой дорожную сумку и посох, ушел «в люди».
Прошло два года. В «мертвом» доме, как прозвали его жители деревни, все было тихо. Первое время люди очень боялись подходить к нему, чувствуя суеверный страх, но постепенно все успокоились, а молодые люди даже осмелились гулять по ночам на усадах возле этого дома.
Но вот однажды, в день второй годовщины смерти хозяйки, все увидели, что сквозь заколоченные окна дома пробивается слабый свет, словно там горела свеча.
Испугавшись, молодые люди решили уйти. На следующую ночь история повторилась, но на этот раз страх сменился любопытством. Они стали ходить вокруг дома, пытаясь заглянуть внутрь, но все было бесполезно. Решили оставить попытки до следующей ночи.
Утром только и было разговоров в деревне, что про этот таинственный свет в «мертвом» доме. Каждый предлагал свои версии случившегося происшествия, однако все приходили к единому мнению: «дело не чисто, и соваться, туда не следует».
Так думало взрослое население деревни, но, к сожалению, молодежь с этим была не согласна.
В эту же ночь молодые люди собрались напротив таинственного дома, сели на лавочки и стали обсуждать сложившуюся ситуацию.
Была среди них и дочь богатого купца, девица гордая, заносчивая и привыкшая получать все, что хотела. Будучи единственной дочерью, среди восьми братьев, она была очень избалована своими родителями. Чтобы поднять свой авторитет, а также показать свою смелость, она неожиданно заявила о том, что собирается войти в этот дом за определенную плату. Заинтригованные столь лестным предложением, все согласились дать ей каждый по два рубля.
Собрав деньги, они зашли со двора, сломали доски, загораживающие дверь, и девица исчезла в темноте.
Ощупью она прошла длинным коридором, подошла к комнате, где горел свет, и открыла дверь.
По середине комнаты стоял большой стол, за которым сидели две женщины в монашеских одеяниях. На столе горела восковая свеча, и стояли чашки с каким-то красным питьем.
Женщины, услышав скрип дверь, обернулись на девушку. Она же, видя, что перед ней всего лишь две бедные монахини, заговорила с некоторым презрением:
- Вы кто такие? Что вы делаете в чужом доме? Сейчас же отвечайте.
Женщины переглянулись. Одна из них встала и тихонько подошла к девушке.
- А ты, девица, как сюда попала? Разве не просила вас хозяйка этого дома не тревожить ее покой до возвращения сына? Неужели нет в тебе страха?
- А чего мне вас бояться? К тому же я неплохо заработала на этом. Каждый из моих друзей дал мне по два рубля. На эти деньги я куплю себе красивое кольцо.
- Ну, что же, раз ты такая смелая, то и мы заплатим тебе по два рубля. Только боюсь, что не принесут они тебе счастья.
С этими словами женщина вытащила из кармана четыре новенькие ассигнации и подала их девушке со словами:
- Ты пока идешь по коридору в темноте, деньги держи крепко, ладошки не разжимай, а то потеряешь. Иди и расскажи всем о том, что ты тут видела.
Вышла девушка на улицу, все ее окружили, расспрашивают, а она им говорит:
- Не зря я туда ходила, за мою смелость мне еще четыре рубля дали.
- Покажи.
Хотела девушка разжать руки, а они и не разжимаются, словно приклеились.
Напал тут на всех страх неописуемый, и бросились все бежать прочь от этого дома.
Прибежала девица домой, рассказала о случившемся несчастье. Вызвала доктора, но тот сказал, что здесь нужна помощь либо священника, либо колдуна.
Сколько не бились родители, сколько не возили дочь по знахарям и монастырям, ничего не помогло.
А таинственный свет с того самого дня больше не появлялся. Молодой хозяин вернулся домой в третью годовщину смерти матери с молодой женой и новорожденным сыном, и открыл первую в деревне кузнецу. И таким он славным мастером оказался, что прослышали о его мастерстве в самой столице, и стали приезжать к нему с заказами.
А девица? Она просидела на лавочке возле своего дома, пряча от людей свои руки, шестьдесят пять лет, и умерла в восьмидесятилетнем возрасте.
В день ее похорон случилось чудо. Когда ее тело положили в гроб, подошедший к ней священник, к всеобщему удивлению, спокойно смог разжать ее руки. Оттуда выпали совсем новенькие четыре рубля Николаевских времен.

Д В А Д Р У Г А.

Они родились вместе в один год, в один день и даже в один час.
Поздней ночью 24 октября 1925 года в семье бывшего владимирского барина родился мальчик.
После трех дочерей, рождение наследника было настоящим праздником.
Поэтому счастливые родители решили устроить для всех жителей деревни настоящее торжество с обилием угощений и морем вина.
В то самое время, когда счастливая мать прижимала к себе маленького сына, на конюшне у молодой кобылицы родился жеребенок. Она нежно вылизывала своего первенца, бережно и старательно, согревая и в тоже время лаская его.
Малышом овладела сладкая истома. Он прижался к теплому, мягкому боку матери, вдыхая ее запах, слушая спокойное биение ее сердца. Но вскоре, почувствовав первый голодный порыв, жеребенок несмело, пошатываясь на своих тоненьких ножках, начал отыскивать «живительный источник влаги».
И пока малыш набирался сил, мать чутко прислушивалась к топоту и голосам в доме. Она словно чувствовала, что там за стеной, происходит что-то прекрасное и доброе. Успокоенная и счастливая кобылица
наклонялась и продолжала целовать своего ребенка.
Так они и росли вместе: мальчик Коля и жеребенок Огник.
Выпуская Огника и его маму пастись на усады, отец брал Колю с собой, показывая ему всю красоту окружающего их мира: огромные, словно золотой океан пшеничные поля, бескрайние темные леса, которые сплошной стеной окружали деревню.
Когда первые лучи солнца золотили верхушки садов, отец поднимал колю высоко над головой и начинал молиться:
«Господи, благодарю тебя за то, что ты посылаешь нам этот день, за то, что дети мои и жена живы и здоровы, за хлеб наш насущный, который ты посылаешь нам сегодня, за все благодарю тебя, Господи, и молю: не оставь нас, грешных, милостью твоею».
Затем он ставил сына на ноги и, показывая на Огника, говорил: «Смотри, сынок, как быстро и красиво бегает твой четвероногий друг. Расти, малыш, сильным и смелым, и однажды наступит день, когда ты сможешь оседлать этого резвого жеребца».
…И такой день настал. А вернее ночь, таинственная ночь под Ивана Купалу.
Как-то так получилось, что именно в эту ночь трехлетний Коля остался дома один.
Мать, ожидавшая вскоре появления пятого ребенка, ушла спать в сельник.
Отец, уехавший на днях на заработки в город, еще не вернулся.
Сестры, надев свои самые лучшие наряды и украшения, убежали в поле водить хороводы с парнями, да прыгать через «купальские костры».
Не спешно, по-хозяйски обойдя, пустую избу, Коля направился во двор.
Там было прохладно, пахло душистым сеном и, где-то в углу, слышалось мерное чавканье.
Коля прекрасно знал, что в том углу спит корова Милка. Он часто видел, как вечерами мать доила корову, приговаривая тихим голосом какие-то ласковые слова. Милка стояла спокойно, неторопливо пережевывая сено и изредка поворачивая голову к хозяйке.
Сейчас корова лишь подняла на Колю свои большие, ясные глаза и тихо промычала.
Коля прошел в тот угол, где стоял Огник. Конь приветствовал друга радостным ржанием.
Большой, сильный, с черной, развивающейся гривой, он был самым красивым жеребцом во всей округе. Из других деревень люди приводили к нему кобылиц.
Коля гордился своим другом, но ни разу еще не ездил на нем верхом. Ему было страшно. Но сегодня, в эту необыкновенную ночь, Коля, наконец, решился.
Он открыл заслонку, взял коня за уздечку и вывел со двора.
Огник шел степенно и важно, словно чувствуя, что именно сегодня должно произойти что-то важное в жизни его маленького друга.
Коля подвел коня к скамейке и, сев на него верхом, тихо, почти шепотом сказал: «Огник, вперед!».
Огник сделал несколько шагов и остановился. Мальчик дрожал всем телом, он почти лежал на шее коня, и конь чувствовал это.
Но вот Коля слегка выпрямился и повторил команду. Огник стоял. Мальчик выпрямился еще больше, перестал дрожать и чувствовал себя вполне уверенно.
На этот раз Огник пошел сначало тихим шагом, затем быстрее и быстрее. И уже через час Коля вовсю наслаждался катанием. Он чувствовал себя счастливым человеком.
Таинственная ночь подходила к концу, и на небе появились первые проблески зари.
Два неразлучных друга: красавец-конь и маленький мальчик ехали навстречу новому дню. В их жизни все еще было впереди: раскулачивание отца, и страшный голод, унесший жизни трех маленьких братьев, и дерзкие походы в тыл врага во время войны в партизанских лесах Украины, и светлый праздник Победы.
Все еще было впереди. А пока они просто счастливы и мчатся, обгоняя ветер, навстречу восходящему солнцу.

Л Е Г Е Н Д А О Б Е Л О М В О Л К Е.

Он наводил ужас на всю округу. Те, кому посчастливилось остаться живым после встречи с ним, навсегда забывали дорогу к лесу.
Огромный, белый, с пастью, полной страшных клыков, с глазами, горящими ненавистью и злобой. Он не был вожаком стай, он был волком-одиночкой. В те ночи, когда луна была в «полной силе», на всю округу был слышен его вой. Но, как ни странно, но именно в такие минуты людей охватывала непреодолимая жалость к этому существу. В его «песне» слышались слезы, словно волк оплакивал кого-то, жаловался на свою судьбу.
В деревне ходила легенда о том, как трое пьяных охотников, ради бахвальства и шутки решили разорить волчью нору, в которой находилась волчица с новорожденными волчатами. Выстрелив в волчицу, они задушили волчат, сняли с них шкурки, и, погрузив все в мешок, засобирались в обратный путь, довольные собой. Но на их беду с охоты вернулся волк. Увидев мертвые тела волчицы и волчат, волк, на глазах протрезвевших охотников, из серого волка стал белым. Глаза его налились кровью, и он со всей яростью бросился на своих обидчиков. Из этого поединка в живых остался только один «шутник», которому чудом удалось добраться до деревни и рассказать о случившемся происшествии.
С тех самых пор и объявился в наших краях волк-одиночка, убивающий всех, кто посягал на его территорию.
В том самом лесу, на лесной опушке, со своей маленькой внучкой Настенькой жил лесник. Хозяйство у него было небольшое: две лошади, коза с козлятами, десяток кур и большой пестрый петух, будивший каждое утро своим звонким голосом всю поляну.
За всем этим богатством, а заодно и за шаловливой проказницей Настей, присматривала большая черная собака, очень похожая на волчицу.
Лесник нашел ее в лесу тяжело раненной и выходил. В благодарность за свое спасение собака стала верным и преданным другом.
Когда Настенька была очень маленькой и только еще училась ходить, она доставляла старику много хлопот.
Но однажды лесник заметил, что Пальма (так лесник назвал собаку) все время внимательно следит за малышкой. Когда та подходила к столу с чашками или к горячей печке, собака стремительно бросалась к Насте и, осторожно взяв зубами за кофточку, легонько уводила в сторону. Лесник понял, что в лице Пальмы он нашел хорошую и заботливую няньку.
Когда наступала ночь, лесник с тоской начинал думать о том, как уложить спать малышку. Но в тот вечер все изменилось. Пальма мирно лежала на подстилке у печки, а на ее груди, сладко улыбаясь, крепко спала Настя. Своимималенькими ручонками она перебирала во сне шерсть собаки, а Пальма приятно жмурилась. Они нравились друг другу.
C этого дня у лесника началась другая жизнь. Теперь он мог дольше находиться в лесу, не опасаясь, что с малышкой что-нибудь случиться.
Все было хорошо, но лишь одно обстоятельство беспокоило старика.
В лунные ночи, когда в лесной сторожке ясно слышался тоскливый вой волка-одиночки, Пальма вела себя очень странно: она подходила к окну, смотрела пристально на луну, и в ее глазах лесник видел самые настоящие слезы.
Собака плакала, словно человек, у которого болела душа. Когда вой в лесу прекращался, Пальма отходила от окна, подходила к леснику и прятала голову в его коленях. Старик гладил ее по голове, говорил ласковые слова, и, спустя некоторое время, собака успокаивалась и ложилась возле ног хозяина.
Что чувствовала она в эти минуты? Какую испытывала боль? Как связана она была с волком-одиночкой?
На все эти вопросы ответа не было.
Шло время. Подрастала Настенька, постепенно превращаясь из крошечного существа в очень шуструю, но добрую и очень красивую девочку.
Прошло пять лет с того дня, как лесник подобрал Пальму. Приближалась ночь полнолуния, когда одинокий волк должен был начатсвою «песню».
На улице уже сгущались сумерки, и тут лесник заметил, что Насти нигде нет.
- Пальма, где Настя? Ищи!
Собака начала бегать по поляне, обнюхивая каждую кочку, затем резко остановилась и посмотрела в ту сторону, где на фоне заходящего солнца, на холме, резко выделялся маленький силуэт.
Не помня себя от горя и страха, лесник бросился в чащу, не задумываясь о возможной встречи с волком.
Пальма бежала далеко впереди него. Она была уже в нескольких метрах от холма, когда увидела, что вверх по склону холма, медленной походкой хищника, к девочке приближался волк.
Собака побежала еще быстрее и была у подножья холма в тот момент, когда волк совсем близко подошел к Насте. Девочка не видела и не слышала его. Еще миг и волк растерзает ее. Но что-то случилось.
Волк подошел к Насте и стал жадно ее обнюхивать. Настя так привыкла к Пальме, что ничуть не испугалась, увидев волка. Она протянула руки к его шее и стала трепать ее, как всегда проделывала это с Пальмой.
Наивность ребенка, ее беззащитность и ласка обезоружили страшного зверя. Он спокойно лег у ног девочки, положив голову ей на колени.
В этот момент на вершине холма оказалась Пальма. Увидев, что «ее сокровищу» ничего не угрожает, она стала осторожно подходить кволку.
Вначале волк лежал спокойно, наслаждаясь лаской, но через некоторое время встрепенулся и повернул голову. Их взгляды встретились.
Наступала решающая минута. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Затем Пальма вплотную подошла к волку, легла рядом с ним и начала тереться своей мордой о морду волка.
В следующее мгновенье на холм вбежал лесник. Видя всю эту сцену, он осторожно отвел Настю в сторону и прижал к себе.
- Дедушка, а что они делают?
- Они любят друг друга! Пойдем, Настенька, оставим их одних, им есть о чем поговорить. Они не виделись пять долгих лет.
- А Пальма вернется домой?
- Не знаю.
Пальма не вернулась. Но каждое утро лесник начал находить у себя на крыльце свежий кусок мяса, а иногда и целого зайца.
Так продолжалось целый год. Однажды утром жители лесной избушки были разбужены не криком петуха, а воем волков.
Выйдя на крыльцо, они увидели вдалеке Пальму. Рядом с ней стоял белый волк и восемь, уже довольно подросших волчат.
Они пришли проститься с людьми, которым обязаны своим счастьем и жизнью.
Какое-то время они покрутились на опушке, а затем один за другим исчезли в чаще леса. Волки навсегда покинули лес, уведя своих вол чат в более безопасные для них места.
Люди перестали бояться ходить в лес, а эта удивительная история стала передаваться в каждом доме из поколения в поколение.

Б А Б А К А Т Я

Мужики в нашей округе умели не только хорошо работать, но и любили хорошо погулять. Церковный ли праздник, государственный или у кого большая радость в семье – гуляли всей округой. И не было большой беды в том, что вся деревня несколько дней была единым, большим кабаком.
Но одно дело, когда на празднике ты видишь пьяного мужика, и совсем другое дело, когда болезнью пьянства больна женщина.
Такая женщина жила и в нашей деревне. Звали ее Екатериной Степановной, а в народе просто бабой Катей. Сколько ей было лет, не знала даже она сама. Следы «сладкой жизни» отчетливо отпечатывались на ее лице. Работать она не хотела, ходила по деревням, прося милостыню или охмеления. Неизвестно, чем бы закончилась ее жизнь, если бы в нее не вмешалось Проведение.
Случилось так, что в одной из дальних деревень нашего уезда, в доме богатого купца играли свадьбу. Были приглашены все желающие.
Баба Катя, узнав об этой новости, засобиралась в дорогу. Соседи стали отговаривать ее:
- Да, в своем ли ты уме? Дорога то дальняя, одним только кладбищем два километра идти. Свадьба поздно закончится, как возвращаться то будешь?
- А чего мне бояться? Покойники из гроба не встанут, а упускать случай хорошо попить да поесть я никогда не упущу.
Сказала так и ушла.
Отгуляла свадьба, разошлись по домам гости, и бабе Кате пришла пора возвращаться домой. Пока шла широкая проезжая дорога, бояться было нечего, но вот вдалеке показались кладбищенские кресты. И почувствовала тут баба Катя, что ноги у нее начинают дрожать. Хоть и страшно, а идти надо. Не ночевать же на дороге?!
Собралась баба Катя с духом и вступила за ограду кладбища. Днем, когда светило солнце, хорошо было видно тропинку, петляющую между могил. А теперь от бабы Кати спряталась даже луна.
Долго ли брела старушка наугад, то нам неведомо. Только случилась с ней оказия: провалилась она в свежевырытую могилу. Как не прыгала, как ни старалась, а вылезти так и не смогла. Что было делать? И решила баба Катя заночевать в могиле. Пригляделась и видит, что с другого края есть довольно большое углубление. Залезла туда старушка, свернулась клубочком и тут же заснула.
Проснулась она от сильного холода.
И вдруг случилось что-то непонятное: прямо в могилу сверху падает большой мешок, за ним другой, а через некоторое время спрыгнули и двое молодых людей.
Испугалась баба Катя, сидит ни жива, ни мертва. А молодые люди тем временем разложили одеяло и выставили на него разные кушанья и бутылку коньяка.
«Ну, что, братан, обмоем хороший улов!»
«Батюшка, святый, да это же воры!» – подумала баба Катя.
Время шло, и до старушки стал доходить аромат ветчины, заморских колбас и других деликатесов. Но больше всего ей хотелось выпить. Холод становился все сильнее и, наконец, старушка не выдержала.
Как можно тише и незаметнее она подползла к одному из воров и сказала:
- Батюшка, дай похмелиться!
Что произошло в следующее мгновение, баба Катя так и не поняла. В могиле она оказалась одна с мешками и едой. Где-то наверху слышались крики насмерть перепуганных воришек.
«Ну, что же, мне больше достанется»,- успокоила себя старушка и принялась за трапезу.
Досыта наевшись и похмелившись, она отыскала в мешках какую-то шубу, завернулась в нее и сладко заснула.
Утром, когда через кладбище стали проходить люди, баба Катя начала звать на помощь. Помощь пришла через час в виде трех молодых людей, идущих на работу в село. После того, как вызволенная из могилы старушка описала ночное происшествие, вызвали милицию, и та с почетом доставила пострадавшую прямо в деревню.
С того самого дня бабу Катю словно подменили. Она на чисто вымыла и облагородила свой дом, устроилась на ферму дояркой, купила корову и самое главное – бросила пить.
Теперь уже трудно представить, что эта дородная, красивая женщина, умеющая лихо отплясывать и звонко петь частушки, когда-то была обычной пьяницей.

МАРЬЮШКА

Эта история случилась в те времена, когда прадед мой, Николай Яковлевич, был молодым, красивым и сильным барином. Обладая значительным состоянием, владея конезаводом и деревней в сто пятьдесят крестьянских дворов, он оставался добрым и справедливым хозяином, работающим наравне со всеми, не ставя себя выше других.
Люди любили и уважали его. Любой человек с бедой или радостью мог придти к нему в дом днем или ночью, зная, что не уйдет без помощи, совета или доброго слова.
И вот однажды, когда Николай Яковлевич с семьей собрались за столом, в дверь тихонько постучали.
- Войдите!
Дверь отворилась, и в комнату вошла молодая женщина в широком синем сарафане и в лопаточках на босую ногу. Беленький платочек съехал почти на затылок, из-под него выбивались русые растрепанные волосы. Широкий сарафан уже не мог скрыть от глаз «интересного положения» женщины.
Николай Яковлевич сразу же узнал ее. Он вспомнил, как ровно год назад видел ее на сенокосе в компании с юношей неблаговидного поведения.
Николай Яковлевич был потрясен красотой этой девушки, но больше всего его порадовало, как ловко она управлялась с работой, каким чистым и заразительным был ее смех.
И вот теперь она здесь, в его доме.
- Здравствуй, Марьюшка! Что привело тебя ко мне?
Женщина упала на колени и, целуя руки Николая Яковлевича, залилась слезами.
- Полно тебе, Марьюшка, успокойся,- ответил тот, поднимая женщину с колен и усаживая за стол.
- Мать, накрой на стол еще один прибор,- обратился он к сидящей рядом супруге.
Анна молча исполнила его просьбу. Она налила Марии в тарелку борщ, подала мягкий кусок хлеба и, видя смущение женщины, ласково произнесла:
- Кушай, милая, кушай.
Пораженная таким обращением к себе, Мария перестала плакать и начала есть.
После обеда, прочитав благодарственные молитвы, Николай Яковлевич отпустил детей на улицу. В доме остались только взрослые.
- Ну, Марьюшка, вижу, не послушалась ты меня год назад. А ведь я просил тебя не связываться с Федором, распутник он.
- Ваша, правда, барин. Виновата я перед Вами и перед родителями. Только Федор чести меня обманом лишил, дурман-траву в чай подсыпал. А как сказала ему про ребенка, так он засмеялся: «Ветром тебе живот надуло!»
Отец из дома меня выгнал, в гневе убить боится. Некуда мне идти. Я от отчаяния утопиться пыталась. А ребенок в этот момент как взыграет во мне! Страшно стало, чувствую, как живот вниз ко дну тянет. Начала кричать, а тут как раз ваши мужики с покоса шли. Вытащили меня, отругали сильно. Они то и посоветовали к Вам придти.
Николай Яковлевич долго молчал, теребя свой нос, а затем сказал:
- Я помогу тебе. Но я должен задать тебе один вопрос. Прежде чем ответить на него, хорошенько подумай: хочешь ли ты, чтобы Федор был твоим мужем?
Мария задумалась, а затем ответила:
- Да, барин. Он хороший, добрый, работящий. А то, что распутник, так это из-за его красоты. Избалован он вниманием со стороны девушек.
- Ну, что ж. Тогда вот какое дело: Федор твой в большом долгу передо мной. Хотел я его в долговую яму посадить, но ради тебя и его престарелой больной матери, пока подожду.
Слышал я, что ты лучшая во всей губернии кружевница. Поэтому сделаем так: ты останешься жить у меня, но тайно, чтобы о том не узнала ни одна живая душа.
Плети кружева, я буду их продавать, и все заработанное буду делить на три части: одна часть пойдет на покрытие долга Федора, другая – на твое содержание у меня, а третью будем откладывать на приданое твоему малышу. Таким образом, к появлению на свет твоего карапуза ты полностью выкупишь долги Федора. И тогда он сам приползет к тебе на коленях просить твоей руки и прощения.
Жить будешь в гостевой комнате, обедать - с нами. А работать в хорошую погоду лучше в нашем саду: и света, и воздуха много.
- Барин, да не уж-то Вы всерьез это говорите? Вы готовы укрыть меня и моего ребенка в то время, когда родной отец выгнал из дома? Да я за Вас всю жизнь молиться буду!
- Полно, тебе, успокойся. Я ведь не просто так даю тебе кров и пищу, я нанимаю тебя в работницы, я даю тебе работу. Мечта у меня есть: кружевную мастерскую у себя в деревне открыть, чтобы женщины мои краше всех в губернии были.
Ну, как, Марьюшка, будешь у меня работать?
- Буду, барин, буду!
- Вот и хорошо! – сказал Василий Федорович, и нежно обнял Марию.
Все получилось именно так, как и предсказывал прадед. Мария выкупила долги Федора и тот, узнав о своей спасительнице, пришел к ней, умоляя о прощении.
Вскоре после этого они обвенчались, а на следующую ночь Мария благополучно разрешилась от бремени девочкой, которую назвали Полиной.
Младший сын Василия Федоровича, Григорий, увидев новорожденную Полину, сказал, обращаясь к отцу:
- Папа, это моя невеста.
Все засмеялись, но через двадцать лет об этом уже вспоминали по- другому. Полина, став первой красавицей губернии, покорила сердце не одного молодого человека. Многие богатые женихи просили ее руки, но она всем отказывала.
Однажды мать спросила ее:
- Чего же ты ждешь? Каково жениха ищешь?
- Я не ищу его, матушка. А только сердце мое еще с самого детства отдано Григорию. Но он так застенчив, что даже не смеет помышлять об этом.
Этой же ночью Мария отправилась знакомой дорогой в дом барина. Николай Яковлевич с радостью принял ее. Узнав о причине ее визита, очень удивился, но сказал, что что-нибудь придумает.
А через три дня к Полине нагрянули сваты от Григория. Полина дала свое согласие и, получив благословение родителей, молодые обвенчались.
Это были мои бабушка и дедушка.

А Н Н У Ш К А

Она родилась 13 июня в самую полночь. Повивальная бабка, приняв её на свои руки, только покачала головой и сказала:
- На твоём месте, Мария, я поскорее окрестила бы девочку. Вряд ли она много проживёт, на ладан дышит. А если и выживет, то помощницей тебе не будет. Странный она будет ребёнок, крест тебе такой, чтобы в семье у тебя росла дурочка.
Ничего не ответила на это Мария. Она была измучена долгими и тяжелыми родами, а слова повитухи расстроили её еще больше. Мария уже заранее не любила свою дочку, которая была и так не желанной. Девочка была в её понимании лишним ртом, за которого не прибавят земли, так как надел выделяли только при рождении в семье ребёнка мужского пола.
В ту же ночь девочку окрестили. Отец Николай, взяв малышку на руки, долго смотрел на неё, затем широко улыбнулся и тихо произнёс:
- Ты будешь чудо-ребёнком. За твоё великое терпение, смирение и любовь Господь вознаградит тебя и твою семью. Я и твой Ангел Хранитель всегда будем рядом с тобой. Я нарекаю тебя именем Анна, в честь преподобной Анны Вифинской. 1

1Преподобная Анна Вифинская
(память 13 июня и 29 октября по старому стилю)
Святая Анна была дочерью диакона Влахернской Церкви в Константинополе. По смерти мужа, облекшись в мужскую монашескую одежду, подвизалась под именем Евфимиана вместе с сыном Иоанном в одной из вифинских обителей близ Олимпа. Прославившись еще при жизни даром чудес, скончалась в Константинополе в 826 г.

После крестин батюшка сам завернул Анну в белоснежные одежды и, передавая её в руки Марии, сказал:
- Я не могу судить тебя, Мария, ты вольна поступать с Анной как тебе велит твоё сердце, но вспоминай иногда о том, что я тебе скажу. Да, Господь даровал тебе необычного ребёнка, она не будет похожа на других детей, но именно она выведет тебя и твою семью из нищеты.
Мария не была сильно набожной, поэтому слова священника не смогли поколебать её чувств к дочери. Она по-прежнему видела в маленькой Анне лишь обузу.
На следующее утро Мария, окончательно охладев к девочке, положила её на печку, сунула в рот соску с нажеванным ржаным хлебом, и занялась своими делами.
Так началась жизнь маленькой Анны. В своей собственной семье она оказалась лишней. Мать целиком и полностью переложила заботы о малышке своим старшим дочерям Ксении и Марии. Но те, как и все дети, думали лишь об играх и забавах.
Анна была предоставлена сама себе. Она целыми днями лежала на широкой русской печке, угорая от нестерпимой жары днём, или замерзая от жуткого холода под утро. Кормили её только по утрам, когда мать, немного отдохнувшая за ночь, проявляла к Анне, пусть и небольшие, но материнские чувства.
Там же на печке Аня научилась ползать, говорить, а затем и ходить.
Отец Николай навещал Аннушку каждый вечер. Он смиренно забирался к ней на печку, переодевал её, кормил и убаюкивал.
Несмотря ни на что, Господь хранил малышку, помогая чудесным образом расти, и укрепляться духом. Отец Николай обучал её церковному пению, тропарям, молитвам, много читал ей из «Жития святых», но особенно нравилось Аннушке чтение псалтыри и Евангелия.
По воскресным дням батюшка заходил за ней рано-рано утром, одевал в нарядное платье и уводил до поздней ночи в храм, что находился в пяти километрах от их деревни. Весь этот путь от дома до храма в любую погоду Аннушка шла сама, не жалуясь на усталость и ранний час.
В храме она всегда вела себя тихо, сидела или стояла в самом тихом и укромном уголке храма, где её никто не мог потревожить или увидеть.
Так прошло шестнадцать лет.
Мария, в минуты, когда было особенно тяжело и мучительно на душе от беспросветной нужды и проблем, всегда вспоминала слова отца Николая, сказанные ей в день крещения Анны о том, что именно её дочь выведет их всех из нищеты. Это вселяло хотя бы слабую, но все-таки надежду, что счастье придёт и в их дом. И именно в эти моменты Мария чувствовала угрызения совести за то, что она так плохо относится к своей дочери. Тогда она вставала с постели, тихонько, в тайне от всех, она пробиралась к печке, смотрела на Аннушку, осторожно гладила её волосы, обливая их покаянными слезами. Аннушка чувствовала, как мать касается её волос, слышала её причитания о тяжёлой доле, её мольбу о прощении, и молитвах о ней. Анна делала вид, что крепко спит, давая возможность матери очистить свою душу. Когда мать уходила, Аннушка вставала на колени и до самого рассвета не смыкала более глаз, молясь Богу и Пречистой Его Матери о помощи и укреплении душевных сил матери. Несмотря ни на что Анна любила свою мать и непрестанно молилась о её душе.
А время шло неумолимо и незаметно. Аннушка росла, расцветая день ото дня всё краше и краше. Кроткая, смиренная, с большими василькового цвета глазами, длинной светло-русой косой и чистым нежным голоском. Когда она пела на клиросе, оставаясь одна между службами, отцу Николаю казалось, что поют Ангелы. Но ни матушка, ни люди не замечали её красоты. Выходя на улицу, она прятала своё лицо от посторонних, укрываясь черным монашеским плащом, подаренным ей батюшкой.
…А в это самое время, в двадцати километрах от деревни, где жила Аннушка, от тяжёлой продолжительной болезни умирала генеральская вдова. Вокруг её постели в безутешном горе собрались слуги, друзья, близкие. Прощаясь с каждым, она дарила ему что-нибудь на память, троекратно целовала и отпускала.
Её единственный сын, юноша двадцати одного года с красивыми, тонкими чертами лица и с полными слёз глазами, сидела рядом с постелью больной, прислушиваясь к каждому слову,
сказанному матерью.
И вот, наконец, когда все плачущие слуги удалились из комнаты, мать жестом пригласила сына сесть рядом с ней и, взяв его за руку, сказала:
- Не печалься обо мне. Я оставляю тебе всё своё богатство, своё доброе имя, свою любовь и верю, что всё это ты сумеешь не только сохранить, но и преумножить. На следующую годовщину моей смерти в этом доме будет звучать чистый голосок моего внука, который будет как две капли воды похож на свою мать.
- Я не понимаю тебя, мама. У меня ведь нет супруги. Я остаюсь один в этом огромном доме. Мне страшно и больно.
- Если послушаешься меня, то через три дня будешь сидеть возле моей постели, держа за руку молодую супругу. Доставь мне последнюю радость, привези её сюда, чтобы я смогла благословить вас, дети мои.
- Я сделаю все, как ты скажешь, мама.
- Тогда слушай. Садись на Резвого и поезжай на восток. Не останавливайся до тех пор, пока жажда не сморит тебя. Как почувствуешь жажду, так спроси в ближайшей деревне колодец. Там у колодца ты увидишь девушку. Попроси у неё напиться воды. Пусть не смутит тебя, что она будет плохо и бедно одета. В её сердце хранится такое бесценное богатство, о котором ты никогда не пожалеешь. Загляни в её глаза, и ты увидишь, что я права. После этого поезжай в храм
к отцу Николаю, её духовному отцу, сделай ему
щедрый подарок и попроси от моего имени заслать в дом Марии сватов.
- А как зовут мою невесту, мама?
- Об этом ты спроси у неё сам. А теперь поезжай, не теряй времени.
Троекратно перекрестив, мать отпустила сына.
Не теряя времени даром, Владимир, сердно помолившись в храме и, надев свои лучшие одежды, отправился в дорогу, как велела ему матушка.
…В это же утро Мария, ожидая через месяц появления на свет седьмого ребёнка, оставалась дома одна. Муж и дети были на заработках в городе. С Марией оставалась только Аннушка. Всё утро Мария хлопотала с печкой, пытаясь испечь хоть немного хлеба из остатков ржаной муки.
Внезапно острая, нестерпимая боль обожгла ей живот. Боль была такой неожиданной и сильной, что Мария вскрикнула и упала на пол.
Аннушка, молившаяся в это время на печке, услышала крик матери и окликнула её.
- Матушка, что с тобой?
Мария не могла ответить. Боль перехватила ей дыхание.
Аннушка, почувствовав неладное, спустилась с печки. Увидев мать на полу, бросилась к ней.
- Матушка, что с тобой? Тебе плохо? Как мне помочь тебе?
- Помоги мне дойти до постели.
Анна помогла матери подняться и аккуратно уложила в постель.
- Аннушка, доченька, я рожаю. Тебе придётся помочь малышу родиться. Не испугаешься?
- Нет, матушка. Только скажи, что я должна делать.
- Сначала принеси колодезной воды. Только поторопись.
- Я сейчас, мама, ты потерпи.
Анна была так напугана состоянием матери, что,не задумываясь ни о чём, выбежала на улицу без платка, на босую ногу и в домашнем сарафане.
В это же самое время к колодцу на Резвом подъехал Владимир. Уставший, измотанный жарой и дорогой, он с трудом слез с коня и, не глядя на Анну, попросил напиться воды.
- Водички бы испить.
Анна протянула ему ковш.
- Пожалуйста, пейте, вода у нас вкусная.
Голос её звучал так чисто и мелодично, что Владимир невольно поднял глаза на девушку и, принимая из её рук ковш, не мог отвести взгляда.
- Как Вас зовут, милая девушка?
- Аннушкой.
- Вы чем-то встревожены? Могу я помочь Вам?
- Моя мама рожает. Я спешу приготовить всё к появлению малыша. Позвольте мне оставить Вас?
- Да, конечно. Но мы ещё увидимся с Вами, и очень скоро.
Анна низко поклонилась ему, забрала ковш и быстро удалилась.
Владимир еще долго смотрел ей в след, а затем,
спросив дорогу к дому отца Николая, заспешил к нему.
Через три часа мучительных схваток Мария разрешилась от бремени долгожданным мальчиком. Анна, приняв его своими руками, радовалась его появлению не меньше матери. Перевязав и обрезав пуповину, она завернула малыша в пеленки и подала Марии.
- Вот он и родился, мама. Услышаны твои молитвы.
Мария, обливаясь счастливыми слезами, приняла сына, а затем, подняв виноватые глаза на Анну, сказала:
- Ты прости меня, дочка. За всё, что я тебе сделала плохого. Где-то, в глубине души я всё же любила тебя.
- Я знаю, мама. Я люблю тебя, и не виню.
На следующее утро домой вернулись отец и сестры. Узнав о рождении мальчика, радости их не было границ. В этот же день к обеденному столу с печки спустилась Анна. Она была одета в красный сарафан с белой, вышитой красными маками кофточке. Волосы аккуратно убраны в длинную косу с красной шелковой лентой.
Только теперь Николай Николаевич и все, кто сидел за столом, увидели, как красива Аннушка.
Но не успела начаться трапеза, как все услышали звон бубенчиков и увидели, что возле их дома остановились богато украшенные тройки. Все прильнули к окнам, с любопытством и удивлением наблюдая за происходящим.
Из возов вышли нарядно одетые гости и направились к дому. Николай Николаевич, посмотрев на жену, сказал:
- Мать, ведь это сваты к нам.
Услышав это, Аннушка зарделась и выбежала из комнаты.
А гости тем временем уже входили в дом, сопровождаемые шутками и песнями. Увидев хозяев дома, старший из сватов низко поклонился им:
- Мир дому вашему, добрые люди!
- С миром принимаем! – ответили с поклоном хозяева.
- У вас – товар, у нас - купец! У вас – красна девица, а у нас для неё добрый молодец. Не гоже молодцу жить без супруги. Потому милостиво просит вас отдать за него свою дочь, Анной зовут которую.
Николай Николаевич в ответ на это низко поклонился сватам и тихо молвил:
- Позвольте на купца взглянуть!?
Владимир вышел вперед и с поклоном приветствовал родителей Анны.
- Что же, коли дочь моя против не будет, то благословим с матерью этот брак.
Говоря это, Николай Николаевич боялся, что скажет в ответ Анна. Заставить её выйти замуж он был не в силах, но и упускать случая выбраться из нищеты, ему не хотелось.
Анна вошла в комнату так же тихо, как и покинула её накануне. На ней был черный монашеский плащ, скрывающий её лицо от
посторонних взглядов.
- Аннушка, Владимир просит твоей руки и сердца. Тебе решать свою судьбу.
Анна отыскала в толпе отца Николая. Тот только улыбнулся сквозь слёзы и кивнул ей в ответ. Они поняли друг друга без слов. Это было его благословение. Тогда Анна подошла к Владимиру и сказала:
- Красота моя девичья, сердце моё и рука отныне принадлежат Вам. Но душа моя остаётся с Богом.
После этого она протянула ему свою руку и скинула с себя плащ.
Вздох восхищения и удивления пронесся по толпе народа: «Вот так красавица! Какой клад на печке хранили! Сокровище бесценное!»
Мария и Николай Николаевич благословили молодых большой старинной иконой Казанской Божьей Матери.
... На следующий день при огромном стечении народа, отец Николай обвенчал Владимира и Анну. Целую неделю гуляла на улицах прилегающих деревень эта широкая, щедрая свадьба. Все бедняки и нищие сидели в эти дни за одним столом с господами. Это был свадебный подарок Владимира Аннушке.
Анна Ильинычна смогла присутствовать на венчании своего сына и с радостью благословить и обнять молодых.
Она прожила еще две недели, и спокойно предала свою душу, обняв на прощанье невестку и сына.
Похоронив мать, Владимир позаботился о семье Анны, подарив им большую деревню, где они могли спокойно жить, растить детей и внуков.
Отец Николай, подал владыке прошение о том, чтобы уйти в монастырь, где его давно уже ожидали. Получив разрешение, батюшка ещё с неделю побыл в гостях у Анны и Владимира, раздал бедным всё своё не хитрое имущество, и со спокойным сердцем оставил этот суетный мир. Через пять лет отец Николай тихо и мирно отошёл к Богу.

С У Д Ь Б А

Старая заброшенная деревушка. Когда-то в ней бурлила жизнь, рождались и умирали люди, всё было общее: и горе, и радость, и счастье.
Но что-то случилось, и люди стали покидать дома своих предков, перебираясь жить в более тёплые комфортабельные дома в центральной усадьбе.
Но были некоторые семьи, которые не хотели покидать «свои гнезда» и предпочитали жить и умереть на родине.
Таких семей было семь. Все они имели детей, хозяйство и жили по тем же законам природы и церкви, по каким жили и их предки.
Самой большой в деревне была семья Захариных. Она состояла из матери, пятерых детей и престарелой бабушки.
Мать была еще молодой и очень красивой женщиной. Овдовев, когда старшему сыну было семь, а младшей дочери три года, она много раз получала предложение «руки и сердца», но всякий раз давала отказ.
«Ну, чего тебе надо, Любаша?» - причитала свекровь после очередного отказа от замужества: «Что же ты губишь-то себя, красоту свою от людей прячешь? Сына моего тебе уже не вернуть, а тебе жить еще надо. Может, и полюбишь кого?»
«Нет, мама, лучше, чем Николай, никого на свете не будет. Один он был хозяином моей красоты и моего сердца, а другого мне не надо»
И перестала свекровь говорить с ней об этом.
Так и жили.
Шли годы. Дети росли здоровыми и красивыми. Ребята, приученные с самого детства к тяжелой крестьянской работе, были наделены большой физической силой.
Старшему из них, Николаю, исполнилось девятнадцать лет, а близнецам Мише и Юре было по семнадцать с половиной лет.
Все трое мечтали осенью проситься в танковую школу.
Мать вечерами тихонько вздыхала, слушая, как дети мечтают поскорее «вылететь из гнезда» и навсегда покинуть родительский дом.
Разве так видели они с мужем будущее своих детей? Они мечтали передать в их крепкие надёжные руки землю своих предков. Думали, что дети с семьями поселятся рядом с ними, построят свои дома, а внуки будут бегать своими маленькими ножками по тем же тропинкам, по которым бегали они сами.
Старшая дочь Кристина, которой шел семнадцатый год, не была одарена природой ни крепким здоровьем, ни телесной красотой. Она была маленькой, худенькой девушкой с всегда бледным лицом.
Свои густые темно-русые волосы она заплетала в две длинные косы, так как в одну косу они просто не умещались.
Её глаза были большие, как у ребенка, удивленно смотрящего на мир, зелёные, словно два изумруда, только живые и почти всегда задумчиво-грустные.
Взгляд её был таким пронизывающим и наивным,
таким чистым и искренним, что он мгновенно покорял сердца молодых людей. Многие претенденты на ее руку пытались покорить сердце девушки, но она мягко отклоняла их ухаживания.
Всё своё свободное время Кристина проводила в дальнем углу сада с книгой в руках.
В доме была огромная библиотека, любовно собранная ей на деньги, которые давала ей мать на сладости и угощения.
Порой, увидев дочь с новой книгой в руках, мать сокрушенно вздыхала:
- Кристи, ты у меня, как пьяница: тот все деньги на водку тратит, а ты на книги. Весь дом уже книгами забила. Как ты дальше то жить будешь?
Кристина лишь пожимала плечами, нежно обнимала мать и молча уходила в сад.
Как она могла объяснить матери то, что происходит в её душе? Она словно жила сразу в двух измерениях: здесь, в реальном мире и в мире своих фантазий. Читая книгу, она мысленно переносилась туда, где жили герои. Фантазия уносила её так далеко от реального мира, что она переставала замечать окружающую её обстановку. Лишь громкий окрик матери или братьев мог вернуть её из мира грёз.
Младшая дочь, Алёна, была всеобщей любимицей. Она как две капли воды была похожа на свою мать. У неё был легкий, веселый характер, она обладала исключительным музыкальным слухом и природной грацией.
В танцевальной школе, где она занималась, на неё возлагали огромные надежды и пророчили блестящее будущее.
Летом, когда выдавались свободные минуты, Алёна бежала на усады, туда, где росла её любимая березка, закрывала глаза и, напевая про себя какую-нибудь мелодию, начинала танцевать.
Двигалась она легко и непринужденно, вся отдаваясь этому танцу. Её лицо обдувал теплый ветер, а босые ноги утопали в густой и мягкой траве.
Именно в такие минуты Алёна чувствовала себя по-настоящему счастливой.
Но, как призрачно и хрупко человеческое счастье!
Мечтая и строя планы на будущее, мы даже не задумываемся, что один миг способен полностью перевернуть всю нашу жизнь!?
Однажды, тёплым июньским утром, когда солнечные лучи коснулись земли и зажгли разноцветной россыпью бусинки росы.
Алёна неслышно выскользнула из дома и побежала на усады. Её босые ноги обжигала утренняя роса, но она не замечала этого. Ночью ей приснился удивительный танец, и теперь Алёне обязательно хотелось исполнить его.
Она добежала до заветной березы, осмотрелась и, закрыв глаза, легко закружилась по поляне.
Через какое-то время танец захватил девушку, всё дальше увлекая её в «безбрежное море счастья».
- Алёна! – окрик сестры заставил её остановиться.
- Ой, Кристиночка, какая же я счастливая! У меня такие планы! Такие мечты! Я буду знаменитой танцовщицей, увижу весь мир, а красивые мужчины будут носить меня на руках и осыпать цветами. Правда, красиво?
- Ну, ты и выдумщица! – ответила Кристина и посмотрела на сестру таким печальным взглядом, что сердце Алёны, невольно, сжалось.
- Малыш, что с тобой происходит? В последнее время ты очень плохо выглядишь. Ты заболела?
- Нет, я здорова. Здесь кое-что другое.
- Что другое?
Кристина не ответила. Она молча подошла к березе, обняла её и заплакала.
- Малыш, что такое? Что случилось?
Алёна была обеспокоена таким поведением сестры. У них никогда не было тайн друг от друга, но за последние полгода Кристина очень изменилась. Она уже не сидела в саду с книгой, а надолго уходила из дома и возвращалась далеко заполночь.
На все вопросы обеспокоенной матери Кристина лишь молча опускала глаза. Только бабушка, умудренная житейским опытом, казалось, понимала внучку.
- Все мы в её возрасте прошли через это. Ни она первая, ни она последняя.
- О чем это ты, мама?
- О любви, дочка, о любви!
Да, бабушка была права. Кристина переживала свою первую любовь.
В своих детских мечтах она часто рисовала себе образ прекрасного юноши с белокурыми вьющимися волосами и чуть-чуть пробивающимися усиками. Взгляд его небесно-голубых глаз был добрым и искренним.
Кристина хорошо понимала, что это всего лишь её мечта, и она вряд ли когда-нибудь осуществится. Ведь чудеса случаются редко.
Но чудо все-таки случилось!
Это был день Рождественского сочельника. В это утро мать разбудила Кристину и Николая раньше всех и велела им отправляться на санях в центральную усадьбу за покупками к Рождеству.
Кристина очень любила такие поездки, поэтому они с братом быстро расправились с завтраком, запрягли Грома и отправились в дорогу.
В центральной усадьбе, оставив Грома на попечение брата, Кристина побежала по магазинам.
Когда все покупки были сделаны и аккуратно разложены по сумкам и авоськам, она вдруг поняла, что унести всё это за один раз ей просто не под силу.
Девушка встала в растерянности возле прилавка и стала думать, что ей предпринять. Совершенно неожиданно она услышала за спиной голос:
- Девушка, вам помочь?
Кристина оглянулась и едва не лишилась чувств. Прямо перед ней, словно оживший образ её мечтаний, стоял юноша.
- Помочь вам донести сумки?
- Да, пожалуйста.
- Вам далеко нести?
- Нет, у магазина стоят сани, там мой брат.
- Ну, что ж, хотя бы до саней провожу.
Когда все вещи были погружены и уложены в сани, и Николай был готов тронуться в обратный путь, Кристина обернулась к молодому человеку:
- Как мне отблагодарить вас за услугу?
- Не стоит, хотя, если вас не затруднит, то назовите свое имя.
- Кристина Захарина.
- Вы из деревни?
- Да, мы там живём.
- Потрясающе. Могу я навестить вас?
- Конечно. Как вас зовут?
- Александр, для вас просто Саша.
- Ну, что же, Александр, до встречи!
Кристина уехала, а Саша еще долго стоял и смотрел вдаль, туда, где маленькой черной течкой виднелись сани, увозившие от него самую красивую девушку на свете.
- Я найду тебя, Кристина, где бы ты ни была! Ты будешь моей женой!
И он сдержал своё слово. На следующий вечер они встретились в потаённой беседке Захаринского сада, и в течение следующих пяти месяцев виделись каждый день.
Им обоим нравилась атмосфера таинственности, которой они окружали свою любовь, оберегая её от злых языков и завистливых взглядов.
В конце мая им предстояло расстаться. Сашу призывали в армию.
Эта разлука так сильно пугала и расстраивала, что чувства, переполняющие их юные сердца, взяли верх над разумом.
Через месяц, когда Саша был в далеком Казахстане, Кристина поняла, что скоро должна стать матерью.
Это, неведомо доселе чувство, и пугало, и радовало её. Она носила под сердцем плод своей чистой, сокровенной любви. Что может быть прекраснее этого?
Но с другой стороны Кристина один на один оставалась со своей семьёй и позором, которым она навлекла на неё.
Кому довериться? Кто поможет ей? Подумав, Кристина решилась рассказать всё сестре: «Она умная и веселая, она что-нибудь придумает».
И вот теперь, стоя у старой березы, Кристина набиралась смелости, чтобы сделать признание.
Алёна тем временем решила терпеливо ждать, когда поток слез, наконец, иссякнет.
Немного успокоившись, Кристина посмотрела на сестру и улыбнулась:
- Спасибо, что дала мне поплакать.
- Ты ничего не хочешь мне рассказать?
- Хочу, но не здесь. Пойдём лучше в сад, чтобы нас не услышали.
- Хорошо, пойдём в сад.
Они осторожно прошли через спящий дом и, никем не замеченные, минуя двор, вышли в сад. Сад встретил их утренней свежестью и прохладой.
Внутри беседки лежало душистое сено и несколько циновок. Девушки присели на них.
- Ну, рассказывай свою, кровь, леденящую историю, - попыталась пошутить Алёна, но Кристина не улыбнулась.
- Всё шутишь?
- Хорошо, не буду больше. Что случилось?
- Алёна, у меня будет ребёнок…
Далее последовала немая сцена, продолжавшаяся примерно с минуту. При этом Алёна мучительно пыталась вспомнить, что она хотела сделать: вдох или выдох, так и застыв на месте с открытым ртом.
Когда же шок прошёл, и Алёна снова могла ровно дышать, она спросила:
- У тебя будет ребёнок? Кристи, ты в своём уме? Ты знаешь, что с тобой сделает мать?
- Знаю, поэтому мне нужна твоя помощь.
- Но я то, что могу сделать?
- Придумай что-нибудь, ты же умная.
- Легко сказать «придумай». О чём ты только думала? Тебе же нельзя иметь детей, ты это прекрасно знаешь.
- Знаю, но рожать всё равно буду!
- Стоп! Придумала! Я знаю, кто нам сможет помочь!
- Кто?
- Мой крёстный отец. Мы после завтрака отправимся в село за отрезом на моё танцевальное платье, а сами зайдём к крестному. Он мудрее меня, взрослый и потом тебе всё равно придётся идти к нему, он единственный врач акушер в нашем посёлке.
- Алёнушка, спасительница ты моя!
На том и порешили. После завтрака ничего не подозревающая мать отпустила девушек в село.
Дорогой Кристина поведала сестре историю своей любви, опуская лишь самые интимные места.
Алёна была в восторге от услышанного. Она даже и представить не могла, что на свете может существовать такая искренняя любовь.
Так потихоньку, за разговорами и воспоминаниями, сестры дошли до сельской больницы, в которой работал крестный отец Алёны. Он был самым старым и самым любимым доктором во всей округе, работающий в этой больнице уже восемнадцать лет. Все дети, родившиеся за это время в районе, были приняты на свет его сильными, добрыми руками.
Девушки застали доктора в «зелёной комнате», где весь персонал больницы должен проводить хотя бы полчаса в смену.
Комната представляла собой большую стеклянную беседку, к которой среди множества цветов, пальм и других растений, стояли мягкие удобные кресла и, всегда звучало пение птиц.
- Ах, ты моя пташка! – радостно всплеснул руками доктор и с нежностью обнял свою крестницу.
- А ты, Кристина, так и не обнимешь старика? – спросил Александр Алексеевич, заметив, что девушка скромно стоит в дверях.
- Я не хотела мешать вам, - ответила Кристина, осторожно обняв доктора.
- Ну, рассказывайте, что привело вас в такую даль? Не моя же скромная персона?!
Девушки смущенно молчали. Доктор решил помочь.
- Кристина, сядь рядом со мной и дай мне свою руку.
Девушка так и сделала.
- А теперь поговорим начистоту. Ты беременная?
- Как Вы узнали?
- Дорогая моя, я же врач. Всё твое состояние написано у тебя на лице. Это, во-первых. А, во-вторых, Саша рассказал мне о вашей с ним связи. Поэтому я ожидал твоего визита со дня на день.
- Почему он рассказал Вам об этом?
- Потому что он мой сын, а ребёнок, которого ты сейчас носишь, мой внук. Я говорю об этом только вам, мои дорогие девочки. В селе никто не знает, что Саша мой сын.
Я очень любил его мать. Любил так сильно, что когда она умерла при родах, не смог смотреть в глаза сына, обвиняя себя в смерти Лизы. Я отправил сына в деревню к своей матери, а сам приехал работать сюда. Раз в месяц я на два уезжал к ним, и потребовалось очень много времени, чтобы душевная рана не болела так сильно.
А когда Саша вырос и приехал работать в наше село, я предложил председателю поселить его у меня. Так мы могли быть вместе, не привлекая внимания.
- Но, что мне теперь делать?
- Доверься мне, девочка, я знаю, как вам помочь. Ты веришь мне?
- Верю!
- Тогда иди спокойно домой и через три дня будь готова к сюрпризу. Я вести твою беременность я буду сам. Наша медицина сделала большой шаг вперед, так что даже с твоим заболеванием ты сможешь родить здорового малыша.
Прошло три дня. На четвёртый день после обеда, когда Кристина, по обыкновению, сидела у себя в беседке, к ней прибежала Алёна.
- Кристина, бежим скорее домой. Там все с ног сбились, тебя ищут. Мама велела мне разыскать тебя и привести в сельник через задний двор, чтобы никто не увидел.
- Что случилось, Алёна? Ты меня пугаешь.
За чем всё это?
- Мне запрещено тебе говорить, но поверь, ты будешь счастлива, когда всё узнаешь!- ответила Алена и, схватив Кристину за руку, потащила её в дом.
С замиранием сердца и дрожью во всём теле, Кристина покорно шла за сестрой, не зная на что подумать.
В сельнике они застали мать, копошащуюся в своём сундуке. Увидев дочерей, она подошла к Кристине и тихо сказала:
- Вот и твоё время пришло, доченька! Александр Алексеевич за сына своего отдать тебя просит, к нам в дом сватов прислал. И что-то мне подсказывает, что ты рада будешь дать своё согласие. Или я не права?
Кристина, смущенно молчавшая всё это время, вдруг упала на колени перед матерью и залилась слезами:
- Прости меня, мама, умоляю, прости!
Мать подняла её с колен и, крепко прижав к себе, сказала:
- Я не виню тебя, я всё понимаю, сама в своё время совершила такой же грех. Брат ведь твой через семь месяцев после свадьбы на свет появился. А сейчас переоденься. Тебя ждут гости и Саша. Ему дали всего три дня отпуска, не считая дороги, поэтому завтра в полдень ваша свадьба.
На следующий день вся центральная усадьба превратилась в огромный свадебный пир. Столы, выставленный прямо на улице, ломились от множества вин и закусок. Поздно вечером, проводив по всем правилам молодых на брачное ложе, гости продолжили свадьбу без них.
Через два дня, провожая Сашу обратно в часть, Алёна подошла к крёстному, и сказал:
- Знаешь, крёстный, я много думала после нашей встречи в «зелёной комнате»?
- Вот как? И что ты надумала?
- Я не хочу быть танцовщицей. Вчера я послала документы на подготовительное отделение мединститута. Я хочу, так же как и ты, реально помогать людям, дарить им радость, и вместе с ними быть счастливой. И ты мне в этом поможешь!
- Умница, ты моя!!!
…Алёна сдержала слово и своими руками спасла и подарила жизнь многим и многим людям.

П Р И Н Ц Е С С А.

Ж Е Р Т В О П Р И Н О Ш Е Н И Е.

В купе поезда, который нёс меня и моего маленького сына к чёрному морю, кроме нас была миловидная женщина с маленькими мальчиком и девочкой. Мы познакомились. Женщину звали Екатериной Сергеевной. На вид ей было около сорока. Маленькая, хрупкая, с длинными белокурыми волосами, аккуратно уложенными в «корзинку». Она, так же как и я, ехала со своими внуками-близнецами Сашей и Машей на отдых к морю. Дети были весёлые и шустрые, и мой сын довольно легко нашёл с ними общий язык.
Наступила ночь, дети угомонились и нам, наконец, удалось спокойно сесть у окна и поговорить. Разговор шёл легко и непринужденно, мы тихонько посмеивались и вдруг…
Поезд подъехал к городу К., и вывеска с названием оказалась как раз напротив окна нашего купе. В этот момент поведение моей спутницы резко изменилось. Она «окаменела», кровь отхлынула от её лица, на лбу выступил холодный пот, и женщина медленно стала сползать на пол.
Я растерялась, но, к счастью, в этот момент дверь купе отворилась, и я увидела проводницу. Моё удивление стало еще больше, когда я увидела, что проводница спокойно наклонилась над женщиной и влила ей в рот какую-то жидкость, после чего попросила помочь ей уложить беднягу.
Видя моё состояние, спокойно спросила:
- Может вам тоже дать валерьяночки? Вы напуганы, вам надо успокоиться.
Я с благодарностью приняла помощь. Через некоторое время, когда все эмоции постепенно улеглись, спросила:
- Что здесь всё-таки происходит?
- Всё очень просто. Я работаю проводницей уже тридцать лет. А с Катей мы познакомились двадцать лет назад, когда она ехала к своей маме со своим сыном Сашенькой. Ему тогда всего годик был. Забавный такой мальчуган. В тот раз этот приступ у Кати случился первый раз. Я была напугана не меньше вас. Врач сказал, что в этом самом городе Катя перенесла сильнейшее потрясение, отразившееся на ее психическом состоянии в виде вот таких приступов. И вот уже двадцать лет она ездит вместе со мной, и всякий раз история повторяется. Ей нужно рассказать кому-нибудь то, что с ней случилось, тогда она поправится, но Катя упорно молчит.
Ну, ладно, мне пора идти. Она будет спать до утра, ложитесь и Вы.
Проводница ушла, оставив меня в раздумьях. Уснула я лишь под утро.
Следующий день не принес ничего необычного. Екатерина Сергеевна вела себя так, словно она не помнила, что произошло минувшей ночью. Напоминать же ей об этом я не решалась. Наступил вечер. Дети уже спали, поэтому я тоже стала готовиться отойти ко сну. Совершенно случайно я оглянулась на Екатерину Сергеевну и заметила, что она внимательно следит за мной. Мне стало не по себе, однако, пересилив свой страх, спросила:
- Вы что-то хотите спросить?
- Скажи мне, вчера ночью что-то произошло?
- Да, Вы потеряли сознание, я очень за Вас испугалась.
- Я должна была предупредить тебя, но я всякий раз надеюсь, что приступ не повториться.
Она помолчала, а затем спросила:
- Ты верующая?
- Да.
- Тогда помоги мне.
- Чем я могу помочь Вам?
- Выслушай то, что я тебе расскажу.
Вся эта история случилась 20 лет назад. Я была тогда студенткой второго курса сельхозакадемии. Лето всегда проводила у своей мамы в Ростов-на-Дону, а осенью возвращалась в Ярославль. Так было и в этот раз. Пролетело лето, и я засобиралась в дорогу. Перед тем, как уехать я созвонилась со своим парнем из города К., и мы договорились, что одну ночь я буду у него.
Провожала меня мама. И вот в самый последний момент она вдруг крепко обняла меня и сказала: «Заклинаю тебя, никогда не выходи одна ночью на улицу!». Я очень удивилась её словам, на не более. В то время мамины слова я не воспринимала всерьёз.
В город К. я приехала днём. Цветы, поцелуи, улыбки – всё для меня одной. Я была счастливой и наивной. Мой поезд отходил в три часа утра. Я знала, что Андрей проводит меня. Но всё

На дворе 1980 год. Весной вернулся из армии. За день-два восстановился в институте на дневной.

Для всех восстановленцев, переведенцев, вышедших из "академки" и тех, кто не отработал летом часы на благо альмаматер – приговор один – колхоз, вместе с абитурой. Абитура – этап для меня ранее пройденный – это те, кого зачислили после очередных вступительных экзаменов.

Разместились…. Условия хуже армейских – три хари на две сдвинутых кровати. Скудное питание, работа от зари до зари. И полная антисанитария – баню не обещали, как всегда.

А 250 гектаров картошки на 250-300 человек. Понятно, с учётом естественной убыли «кадров» – с месяц времени надо.

Парням то ладно. А девочкам? Им то без бани – совсем тоска.

Назначили меня старостой такой вот группы. Мне по фигу – всё равно колхоз для служилого – с родни курорту…ну если не курорту – то дому отдыха – это точно.

Вот и неделя позади. Баньку бы ….

Знал я в той деревне бабу Настю. Она была сговорчивой. Мужика в доме уже давно не было. Подкатываю вечерком к ней. Договариваюсь насчет аренды баньки на субботний вечер. Условия вполне приемлемые: мы с колодца таскаем воду, с кухни нашей приносим дрова и платим ей по 15 копеек с каждого грязного носа (стоимость билета в городской бане). А баба Настя – к назначенному вечернему времени топит баньку. Нас 12 – 15 человек. Доход бабуле больше 2-х рублей. Ну и понятно: и воды и дровишек для личных нужд самой бабы Насти оставить в достатке – постираться да и самой баньку принять.

Девочки остались в поле дорабатывать – а я и ещё два парня (тоже после армии восстановились) ушли в четвёртом часу вечера готовить баню.

Сразу по пути с поля с нашей кухни прихватили три охапки дров и направились к бабе Насте.

Когда мы шли с дровами, за нами пристально наблюдала троица, сидящая на завалине изрядно покосившегося домишки на два окна: девица размалёванная – ну не дать ни взять – бикса; при ней два её нукера – разнузданного вида парни лет по 20, чуть постарше. Судя по тому, что на одном была тельняшка и солдатский ремень, пряжка которого свисала сильно-сильно ниже пояса (догадливый читатель понял – именно на каком месте), а на втором пареньке – зелёная фуражка – явно дембеля минувшей весны – опытным глазом определил я. Казалось, что ребята просто сильно загулялись по случаю дембеля, не замечая, что на дворе уже первая декада сентября, и на селе вовсю шла уборочная компания. Невооружённым глазом было видно – поддатые. И чем то очень недовольные.

Они сопроводили нас презрительным взглядом. Такой взгляд я привык видеть и чувствовать спиной ещё в армии. Так сопровождали нас, солдат и сержантов комендантской роты, «воины» остальных подразделений. И я точно знаю – им всегда хотелось набить нам рожи.

Я уже спиной чувствовал, что и у этих ребят тоже есть желание нас побить. А повод – он всегда найдётся.

Мы занесли дрова во двор бабы Насти, взяли молочные фляги пошли за водой. Идём под надзором выше упомянутой троицы….

Вдруг девица, явно обращаясь к нам, орёт:

В переводе на литературный язык означало: – "Зачем Вы у моей бабки дрова воруете?

Далее последовал упрёк, также обильно пропитанный ненормативной лексикой. Нас обвинили в постоянных грабительских, разрушительных набегах на незамысловатое сооружение, принадлежащее её бабке, называемое поленницей. А ещё в конце она протяжно, завывая как бешеная собака, назвала нас собачьими самками.

Парни встали с завалинки, будто приготовились к команде «ФАС». Провокация сработала. Ребятки решили покарать городских разорителей поленниц. И на полном серьёзе ринулись в атаку….

Один из них – ростом с полушпалок, почему то меня, рослого – 1, 84 см роста, выбрал объектом для атаки. Я опустил флягу на землю и, когда полушпалок был в двух шагах от меня, катнул флягу ему на встречу. Он подпрыгнул, чтобы не запнутся, подскочил ко мне, ещё раз припрыгнув, пытался съездить мне по морде. Руки у меня длиннее. Я ловлю его за грудки и с налёту бью лбом ему по носу. Он обмякает. Я, продолжая держать, левой рукой не сильно ударил его в нижнюю челюсть и отпускаю. Полушпалок грохнулся в пыль у обочины.

А тем временем второй паренк пытается напасть на Валерку. Парень угрожающе держит одну руку в кармане и орёт на всю Кисловку (деревня так называлась), что всех нас порежет и напирает на моего дружка.

Валера, не дожидаясь исполнения его угроз, изловчился и грохнул паренька флягой по башке. Тот рухнул, подняв море пыли с обочины.

Пока суть да дело, осматриваемся. Их девчонка бежит в проулок и исчезает из виду.

Но где же наш третий? Оборачиваемся и видим – тачка с пустой флягой, а Андрея нет….

Не надо объяснять, что подумали мы об Андрюхе. А ещё танкист… мл. сержант.

Мы подняли фляги и пошли на колодец. И вдруг из того проулка, куда скрылась деревенская девушка, вылетает толпа и бежит в нашу сторону…. Мы бросаем фляги и задницы в охапку, бежать прочь. Бежать уже некуда – впереди плетень. Вырываем из забора колья и занимаем оборону…. И тут видим – во главе толпы бежит наш Андрюха.

Пронесло – Андрей просто убежал за подмогой в наш лагерь….

Баня – она, конечно, состоялась. Наши девочки, поблагодарили меня, Валеру и Андрея, а также и бабу Настю за хорошую баньку и чай, довольные и розовощёкие, с полотенцами на головах побрели в лагерь.

Мы с парнями немного посидели за припасённой бытылочкой, да у бабы Насти прикупили самогончику и тоже вернулись в расположение.

И вроде конец истории, но это деревня….

На следующий день группа моя вернулась рано. В наличии на вечер две бутылки водки – успели купить в продмаге. (хитро он работал – к нашему позднему возвращению с поля – он уже был закрыт да и спиртное продавали во время уборочной до 4-х часов вечера).

После ужина забурились во двор заброшенного дома не далеко от лагеря и отдыхали при небольшом костерке. И вдруг раздвигаются кусты малины и нашему взору предстают два вчерашних паренька.

Нас, видимо, не узнали. Они опять выпившие.

– Мы тут вчера с вашими сцепились…. Мы виноваты, конечно, сами в занозу полезли, – швыркнув носом, втянув в себя сопли, начал он обиженно-повинующимся голосом.

Он ещё что то хотел прогундеть, но тут как крик души второго, как крик дитя, несправедливо обиженного, со всхлипом и придыханием, разнеслось на всю деревню Кисловку: …

– Мой батя на мацепуре* вам картошку в поле копает…. Да мы виноваты! …. И опять последовал вопросительный мат, высотой с сорокаметровое здание элеватора, виднеющееся вдали за деревней. Это был простой вопрос:- "Зачем же флягой то по башке бить?!"

Идея сближения села и города, о которой всегда говорили коммунисты с трибуны каждого Съезда КПСС, работала на полную катушку.

На примере этой маленькой деревенской истории мне и хотелось рассказать, как происходило стирание граней между городом и деревней.

Батя на мацепуре от зари до зари выковыривает из земли картошку в поле, сынок же грозит порезать ножиком тех, кто приехал из города помочь убрать урожай, и тут же обижается на тех, кто цилиндрическим телом в форме молочной фляги попытался сгладить острые грани между городом и деревней.

Меня всегда удивляла простота наших селян. Их детская непосредственность. А равно и их доброта и отзывчивость.

А потому вложил десять лет своего труда в дело электрификации сельского хозяйства нашей СТРАНЫ! Исколесил не мало сёл и весей, чтобы зажечь лампочку Ильича и приблизить этот добрый сельский народ к цивилизации и облегчить им тяжёлый физический труд.

* Мацепура – картофелекопалка, прицепляемая к трактору...

Вот такая история

октябрь 2017

© Copyright: Виталий Сыров, 2017

Свидетельство о публикации №217112901960

Текст большой поэтому он разбит на страницы.

Лето было жаркое. В городе было знойно и пыльно. Все, кто могли, –

уехали из него Вот и я решила съездить погостить в деревню В., куда

меня давно приглашали друзья. Приведу несколько историй, рассказанных мне словоохотливыми деревенскими жителями.

1. Цыганка Роза.

Героя первой истории звали Иваном. Удивительно не имя его, а то, что в отличие от своих соседей он почти не пил и способен был честным трудом содержать своё хозяйство в относительном порядке.

Поехал однажды Иван по делам в соседнюю деревню. Вышло так, что разговорился он там с цыганом, и тот подбил его сыграть в карты на деньги. Наш герой согласился, сел и … выиграл у цыгана. Бывает же такое!

Выяснилось однако, что денег у цыгана нет. Тем не менее, цыган этот претендовал на честное имя и сказал, что расплатиться он всё же готов, но не деньгами, которых у него, к сожалению нет, а своей дочерью – цыганкой Розой.

Тут и Роза появилась в туфлях на каблучках и с огромным красным бантом в волосах. Делать нечего, взял Иван свой выигрыш и отправился с Розой к себе домой. Так и стали они жить вместе на удивление всей деревни.

А чтобы подзаработать денег на семью, Иван нанялся к соседу Петру и построил ему баньку. Когда же дело дошло до выплаты гонорара, то Пётр сказал,что денег у него нет, увы. Так и пошёл Иван домой «не солоно хлебавши» , и рассказал эту печальную историю Розе. Выслушав внимательно, Роза надела свои туфли на каблучках, завязала большой красный бант и сказала, что она к Петру сама сходит.

Приходит Роза к Петру, а тот только руками разводит, нет мол денег, увы.

«Ну, ладно» - сказала Роза – « Тебе эти деньги на свечи понадобятся». Повернулась и пошла домой. А вечером жена Петра сломала ногу. У перепуганного Петра деньги вдруг сразу нашлись, и он быстрее быстрого побежал к Ивану и рассчитался.

История эта, конечно, сразу стала в деревне известна. Розу стали уважать и побаиваться. Лишь увидят вдалеке её большой красный бант, услышат цоконье её каблучков, сразу начинают почтительно кланяться.

И с Иваном теперь расплачиваются все быстро и чётко.

2 .Поучительная история.

А вот история про Марию, другую жительницу той же деревни. Жила Мария в хорошем добротном доме, где и первый этаж был просторный, ухоженный и второй и даже чердак был благоустроен. Дом ей выстроили её заботливые родители, которых уже не было в живых.

И хозяйство у Марии было хорошее: и в огороде всё было, и коза много вкусного молока давала, и куры на удивление крупные яйца несли. Только жила она одна, не было у неё ни заботливого мужа, ни детей. Внешность у Марии всегда была заурядная, ничего особенного, примечательного. А приличных непьющих женихов в её деревне было всегда до крайности мало, на Марию не хватило. А если пьяница какой и не против был к Марии поселиться, так ведь зачем такой Марии нужен? Вот и осталась одна. И была она уже не молода, за пятьдесят. И вот стал вдруг к ней ездить на дорогой машине респектабельный полковник из города. Деревня, конечно, вся всполошилась, стали обсуждать что, да как. Откуда-то стало известно также, что у полковника в городе имеется красавица-жена и дети. И жену он, говорят очень любит, и денег у него много, и квартира хорошая, и дача есть. Только непонятно осталось всей деревне, зачем ему Мария понадобилась. Поговорили, поговорили и успокоились. Привыкли, что такая уж странная история.

А через пару лет у Марии вдруг оказался рак и вскоре она умерла. Женщина она была добрая, соседи к ней относились хорошо, стали её всем миром хоронить. А ближайшая соседка, в соответствии с последней волей Марии, отправила её завещание по почте в конверте, на котором усопшая ещё при жизни написала адрес. Наследником своим Мария сделала, как нетрудно догадаться, того самого полковника, с которым, видимо, были у неё связаны самые светлые воспоминания её безрадостной жизни.

Конверт с завещанием попал в руки красавицы-жены этого полковника. Ничего не понимая, она поехала в деревню, чтобы разобраться. На месте всё ей стало ясно. История произвела на неё такое сильное впечатление, что через неделю у неё случился инфаркт, и она умерла. А смерть жены подкосила нашего доблестного полковника. Через год и его не стало.

Дом Марии достался бездетной сестре полковника, которая взяла на себя заботу о детях. А деревенские жители, на глазах которых происходила вся эта история стали стараться обойти стороной этот красивый дом.

Как будто дом виноват!

3. Плотник Алексей
Плотник Алексей был интересным мужчиной. Большие чёрные выразительные глаза, правильные черты лица. Заглядывались на него деревенские невесты. И ничего удивительного, если принять во внимание малочисленность мужчин в В-ом, да ещё в возрасте, пригодном для вступления в брак. А тут на тебе, такой красавец. Алексей однако держался стойко и ни на ком не женился. Предпочитал заработанные деньги тратить на выпивку с друзьями – собутыльниками.

В качестве работодателя у нашего героя часто выступала его соседка Ирина. То забор у неё сгнил и надо его поменять, то на чердаке надумает комнату сделать дополнительную. И то правда, семья ведь у неё большая: муж - профессор и трое сыновей взрослых. А в огороде Ирина, исследовательница по природе своей, любила ставить всякие интересные эксперименты. Предметом её особой гордости были огурцы, которые она вырастила из каких-то заморских семян, привезённых её мужем то ли из Америки, то ли из Японии, то ли из Австралии, куда он часто ездил читать лекции. Беда только, что кто-то повадился красть у Ирины эти огурцы – одно расстройство.

Деньги, заработанные Алексеем у Ирины и у других соседей, не пошли ему на пользу. Пьянство до добра не доводит. И стали жители деревни

невольными свидетелями печальных процессов деформации и деградации личности нашего плотника. Дом его стал разваливаться, а окна он заложил грязными матрацами, так как стёкла были побиты в один прекрасный день загулявшими и развеселившимися дружками из компании его собутыльников. Однажды даже пол ему пришлось на топку разобрать, так как было холодно, а денег на дрова не было.

Распад духа так или иначе приводит к распаду тела. Зимой сбила пьяного Алексея машина. Обнаружили его односельчане в канаве бездыханного с оторванной ногой. Сообщили о печальном событии родному брату плотника. Этот единственный родственник погибшего, по прозвищу Чернявый, делать ничего не стал, как будто и не говорили ему ничего.

Через несколько дней, в воскресенье, отправились жители на кладбище. Кто собирался накренившийся крест на могилке родителей укрепить, кто цветы понёс усопшему близкому человеку, а кто и просто так хотел посидеть, да помянуть ушедшего родственника. Шли молчаливо, погружённые в свои невесёлые думы, у каждого свои воспоминания. Только, дойдя до кладбищенских ворот, все вдруг остановились, как вкопанные, ошеломлённые необычной картиной. У входа… стоял открытый гроб, в котором покоился умерший плотник Алексей.

Никто не знал, как он туда попал. Видимо, какие-то добрые люди перенесли его сюда из канавы, где нашла его смерть, положили его в гроб, да и поставили этот гроб у ворот кладбища с намёком, что не дело это, надо всё-таки похоронить человека. И опять стали люди говорить Чернявому, что надо совесть хоть какую-то иметь, брата родного как не похоронить? Однако и теперь ничего не стал Чернявый делать, будто и не было у него брата.

Постоял гроб ещё несколько дней на морозе, пугая людей у входа на кладбище, а потом какие-то сердобольные люди видать всё-таки предали беднягу земле. Во всяком случае куда-то он исчез.

Пришла весна, потом лето настало. Ирина обратила внимание, что посаженные ею, как всегда, заморские огурцы на этот раз никто не крадёт. Задумалась. Вспомнила почему-то некоторые детали в поведении и в разговорах покойного плотника Алексея. И всё поняла.

А осенью у Чернявого парализовало правую руку. Тоже, возможно, вспомнил брата и пожалел, небось, что не стал его хоронить. Всё-таки не следует так уж Бога гневить.

4. Роковая любовь

А в этот год никто почему-то не приехал. На следующий – та же картина. И весна наступила, и лето пришло, а Нади с семейством всё нет. Наконец, в сентябре появляется Надя… вдвоём со своим новым другом. Выясняется, что с мужем она развелась, оставила ему детей и машину, а себе взяла дом в В-ом, где прошли её детство и юность. Надин новый приятель поразил всю деревню своей недюжинной физической силой. Шутка ли сказать, идёт по дороге с двумя полными вёдрами воды, а на плечах у него сидит толстая рыжая довольная Надя! На такое диво все высыпали посмотреть. А музыку в машине при этом на такую громкость эта парочка завела, что хоть беги в другую деревню. Вобщем загуляла Надя со своим атлетом так, что и про хозяйство забыла, и огород в запустении. Устроила себе в сентябре на бабье лето настоящее бабье лето.

Только длилось это недолго. На следующий год атлета Надиного и след простыл. Приехала она уже с подружкой, и стали они с тоски горькую пить. А потом на речку пошли купаться, хотя было уже начало октября. Вода –холодная, мороз по коже. Надя была в деревне известной пловчихой. А тут заплыла на середину реки, нырнула – и не вынырнула. Выловили её тело ниже по течению.

Думали сначала, что утонула. А потом записку нашли. Не захотела она жить без своего Геракла. Видно, сильно полюбила.