Виновен в том, что остался в живых. Cкончался советский разведчик-нелегал гуревич анатолий маркович

В ночь на 2 января 2009 года на 96-м году жизни скончался знаменитый советский военный разведчик-нелегал ГУРЕВИЧ АНАТОЛИЙ МАРКОВИЧ.

КЕНТ - ЛУЧШИЙ РАЗВЕДЧИК-НЕЛЕГАЛ

Когда летом 1991 года его реабилитировали и рассекретили, в прессе официально было сообщено, что отныне к таким прославленным именам, как Рихард Зорге, Рудольф Абель и Николай Кузнецов, можно смело прибавить Анатолия Марковича Гуревича, более известного под псевдонимом Кент. Он был блестящим разведчиком, специалисты называют его королем нелегалов.

Со времен, когда действовала названная четверка, прошло немало лет. Многих нет, а Кент в добром здравии живет в Петербурге. Правда, по неладной погоде здоровье пошаливает, но он по-прежнему увлеченно рассказывает удивительные истории своих приключений, как будто все происходило с ним вчера.

Я встретился с ним совершенно случайно. Отдыхая летом в глуши в Тверской области, я под страшным секретом услышал от старосты деревни, что в нескольких шагах от нашего дома каждый год отдыхает и легендарный "маленький шеф" "Красной капеллы", успешно боровшейся против фашистов, организации, большинство членов которой впоследствии были казнены или замучены. Поскольку я почти ничего не знал о деятельности Кента (к своему стыду), то обратился в местную библиотеку, где, к удивлению, мне выдали небольшую книжку о Кенте Сергея Полторака. Прочитав ее от корки до корки, я посчитал себя если не знатоком в этом вопросе, то уж явно сведущим. И жестоко ошибся. Нас с Кентом познакомили, и он столько рассказал о себе и своих боевых товарищах, что, возможно, придется писать книгу...

КЕНТ - О СЕБЕ

Я родился в семье фармацевта 7 ноября 1913 года в городе Харькове. Мой отец поддерживал связь с большевиками, один из которых - Чудаков - стал впоследствии начальником ЧК Украины. Помню, как они часто встречались, беседовали, потом отец куда-то уходил и вскоре возвращался. Потом оказалось, что у нас на чердаке был тайник, а также приспособленное для жилья подпольщиков помещение. В 1923 году мы переехали в Петроград, где стали жить в доме на углу Чайковского и Чернышевского. Окончив седьмой класс, я с согласия отца встал на биржу труда, и меня в 16 лет направили на завод "Знамя Труда № 2" учеником разметчика по металлу. Работая и одновременно продолжая учебу, я участвовал в дежурствах по гражданской обороне. А поскольку проявил себя с лучшей стороны, то был направлен на курсы Ленсовета по подготовке специалистов по ГО. Я был самым молодым, но закончил с отличием и с удостоверением. И когда при поступлении на завод предъявил его, то сразу же стал руководить химическим отрядом завода.

Однажды к нам прибыла комиссия по проверке готовности предприятия к гражданской обороне, возглавляемая председателем райсовета Нарвского района и секретарем райкома партии Иваном Газа. Как ни странно, Ивану Ивановичу особенно понравился мой отряд. Буквально через день меня вызвали в райком партии, и Газа предложил мне перейти в райсовет, в штаб противовоздушной обороны, который тогда только организовывался. Это произошло 30 ноября 1930 года. Почти в 18 лет я стал командиром отряда, затем инспектором района и дошел до заместителя начальника штаба противовоздушной обороны. А в 1934 году я уже занимался составлением мобилизационного плана района.

После трагической для Ленинграда даты - 1 декабря 1934 года - смерти Сергея Мироновича Кирова, мне пришлось принять участие в организации его похорон. Вскоре меня назначили начальником спецотдела и группы ПВО райжилсоюза. А затем ушел в институт "Интурист" на учебу.

ЗАГРАНИЧНАЯ КОМАНДИРОВКА

Так продолжалось до того момента, пока вместе с товарищами не прочитал, что начинается гражданская война в Испании. Мы решили организовать группу по изучению испанского языка и выразили желание попасть в эту страну в качестве переводчиков. В один прекрасный день нас вызвали в гостиницу "Европейская", где люди в штатском побеседовали с каждым из нас по отдельности и в итоге дали нам добро на отправку.

Меня назначили заместителем начальника эшелона, который на теплоходе из Ленинграда шел через Бельгию и Германию во Францию. Оттуда я должен был группами отправлять всех находившихся на судне в Испанию. Нас было человек 300, в том числе немало испанцев, закончивших авиационное училище в Советском Союзе.

Уже в Испании я встретился со старшим советником Григорием Михайловичем Штерном. "Хотел бы работать переводчиком по гражданской обороне и не только?" Я согласился, но сидевший рядом человек в штатском заявил: "Штерн, слушай, продай его нам". Он представился мне подводником Египко и предложил стать переводчиком на подводной лодке. В итоге я поехал с ним в Картахену. Меня оформили лейтенантом республиканского испанского флота и назначили адъютантом-переводчиком командира подводной лодки Ивана Алексеевича Бурмистрова, который должен был прибыть из Советского Союза. Когда он приехал, мы отправились во Францию, где после занятия франкистами севера Испании находились две республиканские подводные лодки. Наша была в Бордо. На подлодке советскими оказались только мы двое, остальные члены экипажа - 45 человек - были испанцами. Причем нас предупредили, что среди них есть такие, которым нельзя доверять.

НА ПОДЛОДКЕ В ИСПАНИЮ

Через полтора месяца подготовки я изучил и подводную лодку, и кое-какие команды, которые надо было подавать. Вскоре мы получили указание выйти в море в Испанию. Бурмистров предупредил меня - не говорите команде, что мы направляемся через Гибралтар в Испанию. По легенде мы лишь выходим на глубинную проверку после ремонта. Спустя некоторое время после начала похода Бурмистров вызвал меня и сказал - теперь соберите всех офицеров и скажите, что идем на Картахену через Гибралтар. Моряки отнеслись к этому известию не очень-то доброжелательно, потому что у многих были знакомые девушки на французском берегу, а, кроме того, они не успели купить что-нибудь для своих семей в Испании.

Когда мы прошли через Атлантику, то перископ неожиданно вышел из строя. До этого у нас прекратилась радиосвязь с Картахеной. В итоге почти все время мы шли в надводном положении, поочередно дежуря на мостике и в центральном командном посту. Однажды после всплытия Бурмистров заметил рядом вражеский корабль. Он дал команду на быстрое погружение. Я увидел, как матросы принялись спешно задраивать люк, и понял, что капитан, оставшийся на поверхности, погибнет. Когда я приказал раздраить люк, неохотно, но все же они послушались, хотя ситуация была критической.

Вместе с водой Бурмистров нырнул в лодку, и мы опять начали погружаться. После этого он твердо решил, что его сыновья не будут подводниками... Но по его стопам пошли оба. Впоследствии один из них погиб на подводной лодке, а второй, капитан второго ранга в запасе, живет в Ставрополе в отцовском доме на улице, носящей имя Бурмистрова.

Мы благополучно вернулись в Картахену, где нам устроили торжественную встречу. После этого со старшим военно-морским советником Орловым я участвовал в переходе из Картахены в Барселону на военных кораблях, перевозивших золото из хранилищ, которое принадлежало СССР и другим странам в оплату за оружие. По прибытии в Барселону наши миноносцы были атакованы с воздуха, но мы выдержали.

Когда мы вернулись в Картахену, Орлова вдруг вызвали в Москву. Он предложил мне ехать с ним, тем более что положенный срок - 6 месяцев - уже истек. Все шло по плану, но в день отправки в Гавр прибыл военный атташе Васильченко. И тут он стал прощаться со всеми, кроме меня. Заметив, что я смущен, Васильченко вынул из кармана документ и дал мне прочитать: предписание Гуревичу вернуться в Испанию для того, чтобы нелегально провести через границу летчиков. Что и было выполнено.

ПРЕВРАЩЕНИЕ В ВИНСЕНТА СИЕРРУ

Несколько месяцев я пробыл на фронте. В сентябре 1939 года вместе с контр-адмиралом Яхненко и капитаном 1 ранга Михайловым мы уехали поездом через Бельгию, Германию и Польшу на Родину, где нас поместили на подмосковной даче и попросили написать отчеты о деятельности. Затем нам было дано по 5 минут для личного доклада начальнику ГРУ Гендину.

После нашего отчета все были отпущены, остаться Гендин попросил только меня. Он сказал, что Орлов и Бурмистров отозвались обо мне очень хорошо, и предложил работать в ГРУ. Но о работе в разведке я не имел никакого понятия и сказал, что не смогу дать ответ сразу. И отправился домой в Ленинград.

Впереди у меня было два месяца отпуска. Но уже через три недели из Кисловодска меня срочно вызвали в Москву. Там сказали, что международная обстановка, как я и сам понимаю, осложняется, и поэтому есть необходимость усилить разведку. Я ответил, что не имею никакого отношения к разведке и могу принести пользу, только работая в аппарате. Но меня успокоили, что работать придется в качестве шифровальщика и радиста. В итоге, поучившись в подмосковной школе, я уехал через Ленинград в Финляндию, Швецию, Норвегию, Нидерланды и, прибыв в Париж как мексиканец, получил паспорт гражданина Уругвая Винсента Сиерры.

НЕ ТОТ БИЛЕТ

Первый раз я, можно сказать, прокололся сразу же при посадке в поезд на Хельсинки. Дело в том, что в "Интуристе" мне должны были выдать билет от Ленинграда до Хельсинки и броню на номер в гостинице. Проводник сразу не взглянул на билет и пропустил в вагон. Но когда я вышел покурить, он все же поинтересовался моими проездными документами, и оказалось, что билет был от Белоострова до Хельсинки. Все советские деньги я потратил на такси и носильщика. До отправления оставались считанные секунды, но я побежал менять 100 долларов.

Играя на том, что хоть я и иностранец, но все-таки немного говорю по-русски, подошел к дежурному по станции, попал на милиционера, и тот сжалился, дав мне 50 копеек на доплату.

На этом мои злоключения не закончились. В вагоне иностранные туристы хвастались фотографиями, а у меня ничего не было. Но пронесло. Кошмар начался на границе. Когда стали предъявлять паспорта и документы, я увидел переводчицу, которая хорошо меня знала, - училась у меня в "Интуристе". Девушка оказалась сообразительной: увидев мой паспорт и зная, что я был в Испании, она поняла, что я явно еду нелегалом...

Из Финляндии самолетами через Швецию и Нидерланды я добрался до Парижа, а оттуда в Брюссель, легализовавшись гражданином Уругвая Винсентом Сиеррой. Там я встретился с резидентом, которого знал под псевдонимом Отто, - это был Леопольд Треппер. С ним я должен был договориться о том, чтобы обосноваться в Швеции в качестве представителя фирмы, которую Отто якобы создал в Брюсселе. Мы решили, что связь будем поддерживать через его жену, так как часто встречаться с ним я не смогу.

Для облегчения контактов мы с ней поступили на курсы бального танца. Была только одна загвоздка - это была дама довольно почтенного возраста, и меня часто спрашивали, почему я имею дело со столь непривлекательной по внешности особой...

Еще в школе я работал в театральном кружке, закончил университет воскресного дня общества "Знание" и вдобавок учился в приличном вузе, так что знал и историю, и литературу, и языки. Мне оказалось легко зарегистрироваться в полиции и внедриться в светское общество. Это помогло - в отличие от Треппера, который мог встречаться в основном только с членами еврейской общины. Ни в светское, ни в деловое общество он так и не проник. Это было большим ударом для него, и он этого не скрывал.

А вскоре выяснилось, что Треппер ввел центр в заблуждение, сообщив о том, что я могу быть его представителем в Швеции, - там никто из иностранцев не мог руководить филиалом иностранной фирмы. Это право имели по закону только шведы.

СВЕТСКИЙ ЛЕВ

В 1940 году я, будучи помощником Треппера, поддерживал связь с легальными связистами - работниками нашего торгпредства. В очередной раз, получив от них пакет, я сообщил об этом руководству, и мы собрались на моей квартире на авеню Бе Ко.

Обычно мы работали до глубокой ночи, разбирая почту. Вдруг нас разбудил шум самолетов, что показалось странным: ведь бельгийский король не стал бы проводить учения в столь неподходящее для этого время. Я включил приемник. Играли какой-то марш. Неожиданно объявили, что Германия проявила в отношении Бельгии агрессию, в связи с чем начались военные действия. Это было абсолютно неожиданно - ведь накануне послом Германии было объявлено, что его страна будет полностью придерживаться нейтралитета по отношению к Бельгии. Уже в шесть утра, когда мы определились со своими действиями в создавшейся ситуации и вышли на улицу, то увидели, как мимо нас ведут группу людей, которых до этого подозревали в работе на германскую разведку. Мы разошлись по домам.

Вскоре после этого мы с Треппером встретились на конспиративной квартире с представителем ГРУ, который сообщил о том, что Треппер должен покинуть страну. Ведь если он хорошо известен как еврей-канадец, то может быть арестован в любой момент и за национальность, и за то, что является гражданином страны, участвующей в войне против Германии. Человек из ГРУ предложил передать управление резидентурой мне. Но я возразил, что до начала войны занимался лишь вопросами связи и сейчас к разведывательной работе не готов. Треппер ответил, что это неправда, и я могу быть нелегальным разведчиком-резидентом.

Вскоре Треппер уехал. Его жену, оставшуюся без защиты, мне удалось укрыть в нашем торгпредстве. Затем она была переправлена в Москву. Его фирма, естественно, рухнула, но он смог прихватить с собой 300 тысяч франков. По одним сведениям, ему удалось переправить деньги через банк, по другим - помог сотрудник болгарского консульства.

Резидентура развалилась полностью. Лишь один советский разведчик - Макаров - легализовался как владелец каучукового магазина в Остенде. Но он довольно часто нарушал конспирацию: имея много денег, весьма интересовался девушками... Таким образом, из действующих сотрудников остался лишь я. К тому времени возможность продолжать жить в Бельгии у меня была. Я познакомился с миллионерами Зингером и Барча. Их дети были женаты и жили рядом с родителями. И вдруг, еще до начала агрессии, ко мне неожиданно обратился Зингер и спросил, что я думаю о возможном начале войны. Я ответил, что у меня здесь сложились нормальные деловые отношения и уезжать я не собираюсь. "Скажите, а вы не можете покровительствовать моей дочери Маргарите? Вы знаете, ее муж умер, и она отказывается ехать с нами в Америку, предпочитая постоянно посещать его могилу". Я задумался и согласился помочь. Зингер предложил мне деньги на расходы, передал все свои деловые связи и уехал. Так началась моя деловая жизнь. В то время мы с Маргаритой Барча находились только в дружеских отношениях.

ПОСЛЕДНЯЯ ТАЙНА ТРЕППЕРА

С 25 декабря 1942 года Треппер начал игру с центром (Москвой). Вел игру и я. Официально считается, что это произошло 3 марта, но я начал игру гораздо позднее, потому что Треппер не хотел этого, боясь, что я могу его выдать. И он продолжал радиоигру от моего имени.

Трепперу удалось убедить гестапо, что ему необходимо, скрывая свой арест, часто передвигаться по Парижу. Ему пошли навстречу. 13 декабря 1943 года он ехал на машине с Бергом. Тот плохо себя чувствовал, и Треппер предложил заехать в аптеку за лекарствами, вызвавшись купить их. Берг был убежден, что, добровольно сотрудничая с гестапо, Треппер никогда не позволит себе убежать. Войдя в аптеку, Треппер вышел через черный ход.

К этому времени бывший начальник зондеркоманды Гиринг был вынужден подать в отставку и лечь в госпиталь на операцию, в результате которой скончался. На его место был назначен гестаповец Хайнц Паннвиц, известный своими жестокостями в Праге. Боясь, что бегство Треппера может отрицательно сказаться на его репутации, и, просчитав, что после войны он может попасть к американцам, Паннвиц решился на сотрудничество со мной. Этим решением он содействовал спасению советских разведчиков и ряда руководителей французского движения Сопротивления.

В августе 1944 года, в преддверии восстания в Париже, зондеркоманды были расформированы. Паннвиц, его секретарша Кемпа и радист Стлука выехали в Германию. Вместе с Маргаритой и детьми я был помещен в лагерь.Убедив Мюллера в том, что только я могу помочь ему в дальнейшей работе, я получил новое назначение. "Совместная работа" якобы продолжалась до апреля 1945 года. Далее, получив гарантии неприкосновенности, мы укрылись в австрийских Альпах. На случай появления союзников я придумал легенду, что являюсь майором советской армии Владимиром Соколовым и нахожусь в Германии для оказания помощи бежавшим из лагерей советским военнопленным, а немецкие граждане при мне - антифашисты.

Вскоре мы оказались у французов. Для подтверждения моей легенды был направлен запрос, и вскоре в Париж пришел положительный ответ. После этого французы доставили нас в Париж с архивными материалами и радиоаппаратурой. Но там полковник Новиков - представитель СМЕРШ - "арестовал нас", и по прибытии в Москву прямо с аэродрома мы были доставлены на Лубянку, где и началось следствие.

Скрывая от ГРУ наш арест, наркомат обороны был вынужден послать моим родителям справку о том, что я пропал без вести при обстоятельствах, не дающих право на льготы. Родители узнали о том, что я жив и нахожусь в лагере только в 1948 году. Я был осужден в 1947 году особым совещанием СМЕРШ как гражданское лицо к 20 годам исправительно-трудовых лагерей по статье 58-1-а. Находясь в лагере в Воркуте, я был убежден, что произошла ошибка и правда восторжествует. Я добросовестно работал, разбирался в экономике и бухгалтерии, и меня назначили диспетчером лагерных подразделений и старшим экономистом планово-производственных отделов.

Меня реабилитировали в августе 1991 года. До этого в течение 45 лет я обращался с просьбой о пересмотре моего дела в различные инстанции, но безрезультатно. После реабилитации был издан приказ Министерства обороны о том, что я - капитан советской армии и прослужил со льготными годами 46 лет и 1 месяц. За время моей службы - и даже работая за рубежом - я ни разу не получал зарплаты и уж тем более - компенсации за материальные и моральные потери.

"ПАПА, ЭТО Я!"

Отсидев в общей сложности 12 лет в лагерях, я все же вернулся домой в Ленинград, к своей матери. Затем была встреча с моей верной подругой жизни - Лидией Васильевной. О том, что произошло дальше, рассказывать тяжело.Как-то зазвонил телефон, и я поднял трубку. "Папа, это я!" Я не поверил и потребовал подробностей. Когда мужчина назвал мне тех, кто был крестными при его рождении, я потерял сознание. Звонил Мишель, сын Маргариты Барча и Винсента Сиерры, который родился в гестапо в апреле 1944-го года. Потом Мишель приехал в Петербург. Он рассказал, что Маргарита постоянно вела поиски, но не знала моей настоящей фамилии. Отыскать отца удалось только Мишелю. Он провел свое расследование, сопоставил некоторые факты и вычислил (все-таки сын разведчика), кто является его отцом. А мне еще на Лубянке сказали, что Маргарита с младенцем погибла в лагере под бомбежкой союзников.

P. S. Мишель с семьей приезжает к отцу почти каждый год, они обмениваются письмами. Анатолий Маркович по-прежнему не теряет надежды получить компенсацию за время работы и ссылки и пишет свои воспоминания. Кстати, за все время работы в разведке Кент не получил от государства никакой награды. Даже представление на орден - за спасение командира подводной лодки - где-то затерялось. Кент - живая легенда и гордость нашей разведки - живет в небольшой квартире в "хрущевке" на скромную военную пенсию. Все деньги уходят на лекарства. Его даже не поздравили с юбилеем города. Но его хорошо помнят и любят те, кто хоть как-то прикоснулся к его биографии. Анатолий Маркович как-то сказал, что для него лучшая награда - это его друзья.

Михаил БУРЕНИН

http://www.nevskoevremya.spb.ru/

Таким запечатлел Гуревича фотограф Лубянки.

В начале нынешнего года в Санкт-Петербурге на 96-м году жизни скончался выдающийся советский разведчик Анатолий Маркович Гуревич, последний из легендарной «Красной капеллы». Его жизнь и судьба, те испытания, которые выпали на его долю, достойны тщательного документального исследования и полнометражного фильма, который будет сильно отличаться и от посвященного «капелле» телевизионного сериала, и от иных кинокартин про наших нелегалов, работающих за рубежом.

Говорят, Владимир Путин пошел в разведку, посмотрев знаменитый «Мертвый сезон» с Донатасом Банионисом в главной роли. Если бы он познакомился с историей Анатолия Гуревича, который, кстати, консультировал этот фильм, хотя его имени и нет в титрах, разведчиком не стал бы никогда.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕСТИ

Мне посчастливилось познакомиться с Гуревичем почти 18 лет тому назад, в июле 1991 года, за месяц до августовского путча. Это произошло в кабинете главного военного прокурора в известном многим москвичам здании в переулке Хользунова.

– Дорогой Анатолий Маркович, – подошел к нему генерал-лейтенант юстиции. – Хочу сообщить вам, что 21 июня 1945 года вы необоснованно были арестованы Главным управлением контрразведки СМЕРШ и постановлением Особого совещания при МГБ СССР от 18 января 1947 года незаконно заключены на 20 лет в исправительно-трудовую колонию. На основании проделанной нами работы и в соответствии с указом президента о восстановлении прав всех жертв политических репрессий вы считаетесь полностью реабилитированным┘

Генерал пожал старику руку, обнял его. Стоявшие неподалеку от меня, корреспондента одной из центральной газет, два военных прокурора – полковники юстиции Василий Левковский и Александр Эрфурт, бывший сотрудник ГРУ Генерального штаба капитан 1 ранга запаса Юрий Зоря, не один месяц занимавшиеся многотрудной и очень сложной работой по оправданию оклеветанного разведчика, дружно зааплодировали. Только на лице Анатолия Гуревича, знаменитого «Маленького шефа» или «Кента», как его называли в зарубежных шпионских романах, прошедшего через бельгийские, французские и немецкие застенки гестапо, тюремные камеры Лефортова, Лубянки и питерского Большого дома, воркутинские и мордовские лагеря, добивавшегося этой реабилитации сорок с лишним лет, не дрогнул ни один мускул.

Анатолий Маркович только тихо сказал «спасибо», как будто одним этим словом можно было отблагодарить за возвращение чести и достоинства, как будто оно могло компенсировать ему большую половину его жизни, когда по всем бумагам, да и в глазах многих людей он считался предателем и изменником Родины.

Потом мы не раз с ним встречались. В квартире одного из его защитников – уже, к сожалению, тоже скончавшегося – Юрия Николаевича Зори, в редакции, других местах, перезванивались по телефону. Я читал документы, хранящиеся в Главной военной прокуратуре, делал из них выписки, ксерокопировал рассекреченные дела НКВД, МГБ и гестапо, переписку руководителей КГБ и ГРУ по поводу Гуревича, приносил их Анатолию Марковичу. А он комментировал содержание этих бумаг, дополнял их рассказами о своей жизни, копиями своих писем и жалоб, которые много лет подряд безуспешно направлял в адрес председателя Верховного суда СССР, генерального секретаря ЦК КПСС, председателя КГБ, в другие высокие инстанции. Я думал о том, как непросто жить с незаслуженным клеймом врага своей страны и какое это счастье, что еще при своей жизни ты можешь услышать – не виновен. Ни в чем не виновен.

Эти слова Анатолий Гуревич услышал из уст главного военного прокурора Александра Катусева только 22 июля 1991 года.

ПАРЕНЬ ИЗ ПИТЕРА

Гуревич, как и нынешний президент России, и наш премьер-министр, считал себя петербуржцем, хотя родился в Харькове в семье провизора, где говорили на идише, иврите, украинском и русском одновременно. Отец к тому же блестяще знал латынь. После революции и Гражданской войны Анатолий переехал с родителями в Петроград. Там закончил 13-ю общеобразовательную школу и поступил работать разметчиком на завод «Знамя труда № 2». Потом – курсы противовоздушной обороны и служба участковым инспектором 14-го отделения милиции Нарвского района, учеба в институте «Интурист», изучение французского, испанского и немецкого языков и командировка в Испанию, на войну с фашистами. Там он познакомился с военным советником при республиканском правительстве советским генералом Григорием Штерном, будущими адмиралами Владимиром Алафузовым и Арсением Головко. По распоряжению последнего был назначен переводчиком на подводную лодку, в составе экипажа которой совершил переход из Франции через Бискайский залив и Гибралтар в Картахену под носом у франкистских сторожевиков.

Командир этой лодки Иван Бурмистров стал Героем Советского Союза, а представление на орден Гуревича, которое было на него написано, так и затерялось где-то в архивах.

Но он не унывал и уже 23 февраля 1939 года принял присягу, после чего под псевдонимом «Кент» стал нелегальным сотрудником Главного разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии. Прошел соответствующую подготовку и с паспортом мексиканского художника, побывавшего в Советском Союзе, 15 апреля того же года отправился через Финляндию, Швецию, Норвегию, Германию, Францию и Данию в Брюссель, где легализовался под фамилией уругвайского бизнесмена Виссента Сиерра.

Правда, практически ничего конкретного о своей «родине» синьор Сиерра не знал. Даже фамилии президента Уругвая. Известно было Анатолию Гуревичу только то, что он сумел вычитать в справочниках, которые нашел в Библиотеке имени Ленина: столица – Монтевидео, стоит город на берегу залива Ла-Плата и Атлантического океана, а основная продукция страны – овечья шерсть, мясо и изделия из кожи. Такой «товар» Кент, по легенде, и должен был поставлять в Бельгию. Но едва не засыпался в первый же день при регистрации в местной полиции.

Оказалось, что его паспорт, как и паспорт другого «уругвайского гражданина» Карлоса Аламо, якобы родившегося, как и Виссента Сиерра, в Монтевидео и тоже занимавшегося торговыми делами в Брюсселе и Остенде – агента и радиста ГРУ Михаила Макарова по кличке «Хемниц», хотя и выдан один после другого с разницей в два года (в 1934 и 1936 годах), имели последовательные номера 4264 и 4265. Более того, оба паспорта дважды «продлевались» техниками ГРУ – один раз в Монтевидео, а затем в Париже, хотя иностранцы, живущие в Брюсселе, не имели права так поступать ни в коем случае. Тем не менее «дело сделали», а подписи в паспортах, что в Уругвае, что во Франции, стояли одни и те же. Как не заметили такой вопиющей халтуры в центральной брюссельской префектуре, хотя на всю Бельгию там зарегистрировались только два уругвайца, оставалось загадкой для Гуревича до последнего дня его жизни.

Но это были далеко не все «сюрпризы», которые ожидали советского нелегала в Брюсселе. Выяснилось, что гостиница «Эрмитаж», в которой он должен был остановиться и встретиться со своим резидентом Леопольдом Треппером по кличке «Отто» или «Большой шеф», уже пять лет функционирует как дешевый публичный дом, куда иностранным бизнесменам неприлично даже заходить. А напарник Гуревича по разведывательной работе и его «соотечественник» Хемниц не владел не только испанским, на котором говорят в Уругвае, но и никаким другим иностранным языком. Любитель шататься по барам и в неумеренных дозах потреблять самые разные сорта замечательного бельгийского пива, тот не мог не привлекать к себе пристального внимания полиции и ее сексотов, которых в первые месяцы немецкой оккупации страны развелось видимо-невидимо. Но до поры до времени проносило.

Гуревичу поначалу просто везло. Он снял квартиру в роскошном доме на улице де Луа, записался в одно из элитных учебных заведений «Школу для избранных», где изучали европейские языки – английский, немецкий, совершенствовали родной французский – отпрыски промышленных и деловых кругов бельгийской столицы. Одновременно Виссента Сиерра поступил и в коммерческий институт, где готовили менеджеров предприятий, бухгалтеров, владельцев торговых и посреднических фирм┘ Богатый уругвайский коммерсант должен был владеть всеми этими науками. А разведчик, кроме того, иметь хорошие связи в высшем обществе, из которого только и мог черпать информацию для своей основной работы. Кент со всей молодой пылкостью (ему было тогда всего 26) погрузился в эту многогранную жизнь.

ЛЮБОВЬ НЕЛЕГАЛА

В разведшколе ГРУ учили всякому, не всегда хорошо, но это время было такое – лихое. Педагоги и начальники менялись как перчатки. Профессионалов сменяли дилетанты, тех – снова профессионалы. Однако никто из них не рассказал молодым и горячим парням, которым предстояло стать нелегалами, что им делать с любовью. Когда она нечаянно нагрянет, а ты ее совсем не ждешь┘

Любовь свалилась на Виссента Сиерра действительно нежданно. Звали ее Маргарет Барча. Она была молодой вдовой, только-только похоронившей мужа, не слишком яркой по классическим законам красоты, выше Кента на полголовы, но удивительно женственной, даже какой-то беззащитно-трогательной, в нее невозможно было не влюбиться, не проникнуться истинно мужским желанием защитить ее от жизненных напастей...

Маргарет жила в том же доме, что и Кент. Они и познакомились в тот момент, когда он возвращался к себе, а она сидела на лестнице и плакала – потеряла ключи от квартиры. Пришлось Гуревичу вспоминать навыки, которым его научили в разведшколе: он открыл ее дверь металлической пилочкой для ногтей. Оказалось, что родители Маргарет – богатые чешские евреи, покинувшие страну из-за фашистов и владевшие в Брюсселе крупной экспортно-импортной фирмой. Они попросили юного уругвайца помочь им отвлечь дочку от непреходящей горькой тоски, поводить ее по городу, в театры, кафе, рестораны... «Отвлечение» как-то незаметно переросло во взаимное глубокое и искреннее чувство, которое привело к счастливому браку, где существовала только одна тайна – Маргарет до последнего своего дня понятия не имела, кем в действительности был ее новый супруг.

В те же дни столицу Бельгии оккупировали немецкие войска. Отец Маргарет сообщил Виссенту, что они вынуждены покинуть страну, а фирму, ее клиентов и поставщиков, как и счета в банке, он передает в руки молодых. Так Кент вдруг стал владельцем АО «Симекско», имеющего филиалы в Париже, Марселе и других крупных городах Европы, а потому смог зарабатывать деньги и содержать на собственные доходы всю советскую разведсеть. Из-за еврейского происхождения, которое он не считал нужным скрывать, Брюссель вынужден был покинуть резидент советской разведки Леопольд Треппер. Хотя Отто не снимал с себя руководства европейской разведсетью, регулярно и, как показало время, не всегда компетентно вмешивался в ее работу (что в конце концов и привело к провалу), заботиться о ней, координировать взаимодействие, обеспечивать деньгами и радиосвязью он поручил Анатолию Гуревичу. Вследствие чего коллеги, в отличие от Треппера – «Большого шефа», стали теперь называть Кента «Маленький шеф».

Со связью было плохо. Раньше она осуществлялась через советские торгпредства. Но после оккупации Брюсселя и других городов Европы они закрывались, и первое, что пришлось сделать Кенту, отправиться в Женеву, чтобы обучить работе на радиостанции, передать шифры и пароли Шандору Радо, венгерскому ученому-коммунисту, а заодно и советскому разведчику, который под псевдонимом «Дора» работал в Швейцарии.

– В горах идет подготовка альпийских батальонов вермахта для войны с Россией, – сообщил Радо Гуревичу. – Высшие чины германского посольства не скрывают, что нападение на СССР запланировано на май-июнь 41-го.

Эту информацию, как и многое другое, что удалось узнать Кенту о подготовке войны против СССР, о переброске отборных дивизий фашистских войск на польско-советскую границу, их номера, состав и вооружение, другие сведения, в Москве, как оказалось, проигнорировали. Велено было не раздражать ею «Хозяина» – товарища Сталина. Но, с другой стороны, от Гуревича и его разведгруппы требовали посылать радиодонесения каждый божий день по несколько часов подряд. А то, что в эфире за «пианистами» ведется пристальное слежение, что их могут в любой момент запеленговать, никого в ГРУ не волновало. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».

В октябре 41-го Кент получил задание выехать в Берлин и восстановить утерянную связь Центра с немецкими антифашистами, организацию которых потом назовут «Красной капеллой» (так называлась гестаповская операция по ликвидации советских разведчиков, действовавших на территории оккупированной Европы. – В.Л.), – Шульце-Бойзеном, Штебе и Кукхофом. В шифрограмме, что приводится сейчас во многих книгах о «Красной капелле», перечислялись все адреса, явки, пароли, по которым можно было связаться с немецкими антифашистами. То, что в одной телеграмме содержались все сведения, было крайне неосмотрительно. Но что делать? Гуревич, имевший благодаря своей фирме все необходимые пропуска, выехал в столицу Третьего рейха. (В телевизионном сериале, снятом по книгам Леопольда Треппера «Большая игра» и Жиля Перро «Красная капелла», эта поездка приписывается «Большому шефу», хотя у него не было никаких возможностей появиться в Германии. – В.Л.)

Встреча с блестящим немецким офицером Харро Шульце-Бойзеном, племянником адмирала фон Тирпица, женатом на внучке князя фон Ойленбурга, которой покровительствовал сам рейхсмаршал Герман Геринг, произвела на Кента неизгладимое впечатление. Он передал Шульце-Бойзену и его радистке радиостанцию и шифры для связей с ГРУ. А информация, которую Сиерра получил из рук обер-лейтенанта люфтваффе, оказалась поистине бесценной. Она раскрывала истинные потери вермахта, сообщала о нехватке горючего для танков, самолетов и автомашин. А главное, раскрывала дальнейшие планы гитлеровского командования. Оно, как сообщил в «контору» Гуревич, намерено нанести удар в направлении Кавказа, для овладения советскими нефтяными промыслами.

Через несколько месяцев, когда он будет находиться в знаменитой берлинской тюрьме Пленцензее, его на несколько минут подведут к шефу гестапо группенфюреру СС Генриху Мюллеру.

– И из-за этого мальчишки мы потеряли тысячи солдат и офицеров?! – то ли удивится, то ли поразится «папаша Мюллер».

ИГРА НА ГРАНИ

О причинах провала бельгийской резидентуры исследователи спорят до сих пор. Кто говорит о высочайшем профессиональном уровне германской контрразведки, сумевшей запеленговать, а затем и расшифровать коды советских радистов. Кто упрекает в неграмотных действиях Отто – Леопольда Треппера, который, приехав из Парижа, ни о чем не предупредив Гуревича, вдруг собрал на квартире, где работал «пианист», сразу всю брюссельскую группу. Там ее оптом и накрыло гестапо. Кто напоминает о гитлеровских «заплечных дел мастерах», которые умели развязывать любые языки. В том числе своими пытками «раскололи» Хемница, отдавшего им коды, которыми шифровались телеграммы в Москву и оттуда. Все это так. Но Кенту от этого было не легче.

Он с Маргарет сумел ускользнуть от преследования, уехал в Париж, потом – в Марсель. Но документы сменить было невозможно, и 10 ноября 1942 года французская полиция передала его и жену в руки гестапо. Началась страда, к которой должен быть готов любой нелегал, но выдержать которую может не каждый. Нет, его, Кента, в отличие от других членов разведгруппы не били и не истязали, даже разрешали иногда ночевать в одной камере с женой. Хотя и под приглядом охранников. Но очень четко дали понять, что от согласия на сотрудничество зависит не только его собственная жизнь, которой он вправе распорядиться, как пожелает, но и жизнь других людей. В том числе и любимой женщины. А через некоторое время сообщили, что «от его имени» в Центр идут телеграммы самого разного содержания. «Для Москвы вы, как ни крути, уже предатель», – сказал Анатолию высокопоставленный сотрудник гестапо.

Как оказалось, через пару недель после ареста Кента немцы схватили Отто. И он включился в радиоигру с ГРУ, организованную тайной гитлеровской полицией.

Этот факт подтвержден титанической работой, которую провели военные прокуроры, проверявшие уголовное дело Анатолия Гуревича. Они сопоставили содержание десятков томов допросов как на Лубянке, так и в гестапо, всех причастных к «Красной капелле». Благо эти документы до сих пор есть в архивах КГБ и ГВП. Кто выдал коды – Михаил Макаров (Хемниц) или кто другой, а может, их раскрыл талантливый немецкий дешифровщик доктор Ленц, которому попали в руки шифры советского посольства в Финляндии, Кент тогда не знал, хотя и понимал, что деваться ему некуда. Он думал, что Леопольд Треппер на свободе и он наверняка сообщил в Центр о его аресте, так что урон от его радиоигры будет невелик, пользы от смерти – никакой, а вот если действовать умно, то помочь своей стране в ее борьбе с фашизмом он все-таки сумеет.

Через много лет, когда в руках у Главной военной прокуратуры окажутся все допросы Гуревича в гестапо, все стенограммы его бесед с немецкими следователями и «куратором» – шефом парижской зондеркоманды «Красная капелла» криминальным советником Хайнцем Паннвицем, российские специалисты выяснят: Анатолий Гуревич не сдал ни одного известного ему человека, не сообщил гестапо ни одного факта, который не был бы известен фашистам до него, даже своей настоящей фамилии. Во всех документах, помеченных гитлеровцами словами «совершенно секретно», он проходит только как Виссента Сиерра, уругвайский бизнесмен, симпатизирующий Советам и работающий на них.

Ни одной информации, которая ввела бы советское командование в заблуждение в отношении истинных намерений гитлеровцев и, кроме того, привела бы к потерям на фронте, из Парижа и Брюсселя не поступало. Все обвинения, которые вывалил на него «Большой шеф», абсолютно несостоятельны. Они не соответствуют реальным фактам. Более того, в руках у ГВП есть признание Леопольда Треппера, что на допросах в Лубянке он просто оговорил своего заместителя, а ГРУ еще в декабре 1942 года знало об аресте и его, и Гуревича, об использовании в радиоигре гестапо старых шифров.

Все это изложено в «Заключении по уголовному делу Гуревича А.М.», подписанном заместителем генерального прокурора СССР – главным военным прокурором генерал-лейтенантом юстиции Александром Катусевым 22 июля 1991 года. 23-страничная копия этого заключения есть в моем архиве.

В нем очень подробно, как может быть это сделано в таком специфическом документе, зафиксировано, что за время нахождения под немецким арестом (с ноября 1942-го по июнь 1945 года) Анатолий Гуревич сумел распропагандировать своих «наставников и охранников» и убедил их в том, что «советское правительство по достоинству оценит их работу на пользу Красной Армии». Последний год своей радиоигры он передавал в Центр самую достоверную информацию из Генерального штаба вермахта, которую ему поставлял завербованный Хайнц Паннвиц, а после капитуляции Германии привез его с любовницей – Эмме Кемпа, радистом Германом Слука и чемоданом секретных гестаповских документов в Москву. За что и получил. По заслугам.

ПОДВИГ ИМЕЕТ ЦЕНУ

В парижской тюрьме в апреле 1944 года у Маргарет родился сын – Мишель. К концу оккупации Франции, когда уже не Паннвиц руководил Кентом, а Кент – Паннвицем, Маргарет Барча и Мишель жили на вилле Фридрихроде, где женщина близко сошлась с принцессой Изабел Руспули – женой сына итальянского короля. Принцесса владела огромным поместьем в Латинской Америке, предлагала Виссенту поехать вместе с семьей в Аргентину, стать там ее управляющим. Но Гуревич рвался в Москву.

Когда я спрашивал Анатолия Марковича, неужели он не понимал, что за сотрудничество с гестапо, в какой бы форме и под какой причине оно бы ни проходило, его все равно призовут в Союзе к ответу, Гуревич совершенно искренне, даже по прошествии стольких лет, проведенных в воркутинских и мордовских лагерях, говорил мне, что никогда не считал и не считает себя предателем, что он делал все возможное и невозможное, чтобы помочь своей стране. Не видел за собой никакой вины. И только потому решил вернуться.

Прилетел Гуревич в Москву с Паннвицем, Кемпа и Слукой 21 июня 1945 года и сразу же оказался на Лубянке, где ему вскоре сообщили, что его жена и сын погибли при бомбежке. А в 1947 году постановлением особого совещания при Министерстве госбезопасности СССР, без публичного судебного процесса с прокурорами и адвокатами, он получил 20 лет исправительно-трудовых лагерей «за сотрудничество с немецкими контрразведывательными органами (гестапо), предательство и передачу секретных сведений, составляющих государственную тайну».

В 1955 году Анатолий Гуревич, как и другие разведчики, тот же Леопольд Треппер или Шандор Радо, а также Хайнц Паннвиц, Эмме Кемпа, Густав Слука, был амнистирован. Люди, с которыми он работал за рубежом перед войной и в годы войны, покинули страну. Треппер даже написал книгу, изданную на Западе, где вопреки заявлениям на Лубянке обвинил в провале «Красной капеллы» не кого-нибудь, а именно Кента, назвал его подлинное имя.

А Гуревич остался дома и замолчал на 45 лет. В 1958 году он стал добиваться справедливости, писать письма в разные инстанции с просьбой реабилитировать его, как ни в чем не виновного. Но тут же вновь оказался за решеткой. Освобожден из мордовского лагеря условно-досрочно в 1960-м. У него не было ни одной награды и даже удостоверения участника Великой Отечественной войны. Только имелось свидетельство об участии в войне в Испании.

С сыном – испанским журналистом Мишелем Барча, о существовании которого он ничего не знал, Гуревич встретился спустя 47 лет после войны. Мишель прочел о реабилитации отца в российских газетах, где рассказывалось о подлинной истории легендарного разведчика Виссента Сиерры – Кента, и прилетел в Санкт-Петербург вместе с женой и сыном – внуком Гуревича Александром знакомиться.

Все последние годы Анатолий Гуревич жил в Питере, конечно, не с Маргарет, которая его так больше и не увидела, а с другой любимой женщиной, которая знала о нем все и никогда не верила в его «измену Родине».

Между тем ведомство, в котором когда-то служил Гуревич, «не простило» его до сих пор. Там, несмотря на решение Главной военной прокуратуры, продолжают считать его предателем.

– Я не знаю, почему это происходит, – сказал мне в последнюю нашу встречу Кент. – Может, потому, что честь «конторы», допустившей в годы войны кучу ошибок, для некоторых генералов всегда выше чести отдельного человека. Может, потому, что я, к их сожалению, остался жив. Как свидетель этих ошибок, как живой упрек┘

Действительно, разведчик, чудом уцелевший в застенках гестапо, сумевший к тому же завербовать одного из руководителей германской тайной полиции, доставить его с совершенно секретными документами в родную страну, видимо, нонсенс. Но только для тех, для кого любой человек, даже совершивший подвиг, – лишь расходный материал.

Санкт-Петербург–Москва

В историю Второй мировой войны он вошел как "разведчик-нелегал номер один". В английской, немецкой, французской и испанской прессе о нем опубликованы сотни статей и книг. В России до недавнего времени о нем не было известно почти ничего: ленинградец Анатолий Гуревич считался предателем Родины. Был реабилитирован лишь в 1991 году. Приступив в Париже к съемкам телевизионного художественного сериала "Красная капелла", посвященного антифашистской разведывательной сети, РТР сообщило: "Никого из членов "Красной капеллы" уже нет в живых". Анатолий Маркович Гуревич, он же агент Кент, эту новость слышал собственными ушами. В свои 90 лет он сохранил ясный ум и превосходную память. Откуда у хлопца испанская грусть Слово "конспирация" Анатолий Гуревич узнал в детстве: квартира его отца, харьковского фармацевта, до революции была "явкой" для коммунистов-подпольщиков. В 1924 году семья Гуревичей из Харькова переехала в Ленинград, и Толя продолжил учебу в одной из лучших питерских школ, где работали педагоги, преподававшие еще в дореволюционных гимназиях. Любимыми предметами будущего разведчика были литература, обществоведение и особенно - немецкий язык. "Карьера" Гуревича началась еще в школе: мгновенно освоившись в большом городе, мальчик стал председателем школьного совета "Осоавиахима", премьером школьного драмкружка, "ворошиловским стрелком" и отличником ГТО, словом - активистом. После школы он поступил в институт железнодорожного транспорта, затем в институт "Интурист", готовивший "специалистов для работы с иностранцами". - Я входил в группу ПВО нашего района, уже в 1934 году был допущен к совершенно секретной работе - составлению мобилизационного плана района, - рассказывает Анатолий Гуревич. - Так продолжалось до того момента, пока не прочитал, что начинается гражданская война в Испании. Мы с товарищами решили организовать группу по изучению испанского языка и выразили желание попасть в эту страну как переводчики-добровольцы. И вот в один прекрасный день нас вызвали в гостиницу "Европейская", где люди в штатском побеседовали с каждым из нас и некоторых отобрали для отправки в Испанию. Уже в Испании я впервые встретился со старшим советником при штабе Испанской Республики Григорием Штерном. Он спросил меня: "Хочешь быть переводчиком и не только?" Я согласился. Меня оформили лейтенантом республиканского испанского флота и дали имя - Антонио Гонсалес. В сентябре 1939-го вернулся в Москву. В ГРУ мне предложили работать в разведке. Cказали: "Будем вас готовить - станете шифровальщиком и радистом". Поучившись в подмосковной школе, получил первое задание - мне предстояла работа за границей. Сын богатых уругвайских родителей - У меня не было четких представлений о том, как ведет себя молодой человек, "сын богатых уругвайских родителей". Подробного инструктажа не провели, и я действовал почти "на ощупь". Тогда многие советские агенты вынуждены были узнавать о политическом устройстве, промышленности и достопримечательностях своих "родных" государств исключительно из литературы. Иногда - только по энциклопедическому словарю... Нас просто направляли в библиотеки, читать. - Такой непрофессионализм? - А откуда взяться профессионализму?! Собственной опытной и профессиональной агентуры еще не было: страна молодая, традиция воспитания кадров и в этой сфере прервалась после 1917 года. Внешней разведкой тогда занимались почти исключительно чекисты. Трудно представить, но случалось, что и документы нам выдавали с орфографическими ошибками! Были и серьезные проколы в наших "легендах": информация о явочных местах, надежных гостиницах и "дружественных" фирмах нередко оказывалась устаревшей, а наше вымышленное прошлое рисовали настолько общо, что за рубежом в первых же непринужденных разговорах мы вынуждены были с ходу фантазировать. Мне это, к счастью, давалось легко: спасала любовь к лицедейству. Не прорабатывались и модели нашего поведения на случай провала... Так вот - "сын богатых уругвайцев". Добрался я до Брюсселя. Сел в такси, назвал адрес гостиницы, где мне, в соответствии с заданием Центра, предстояло разместиться. Шофер был ошарашен: оказывается, уже несколько лет там был публичный дом, и то, что "серьезный господин" прямо с вокзала направляется туда, вызвало улыбку и недоумение. Исправив эту оплошность, я сделал еще одну ошибку, уже по своей вине: когда утром меня разбудил консьерж, я по-русски спросил: "Кто там?" Так я дебютировал как уругваец Винсент Сиерра. Моя работа началась. В Брюсселе "уругваец", в Центре числившийся как агент Кент, встретился с куратором бельгийского "куста" разведки Леопольдом Треппером, поддерживал связь с легальными связистами - работниками советского торгпредства. И активно внедрялся в среду: пошел учиться в "Селект скул" - привилегированную школу для богатой молодежи, ходил на вечеринки, вращался в элитарной студенческой среде. Кент быстро стал душой компании, был верток и словоохотлив. Перенимал манеру жизни, заводил друзей и полезные знакомства. - Связь с Треппером мы поддерживали через его жену, с которой я ходил в школу бальных танцев. Тогда многие удивлялись, почему я всегда танцую с одной и той же партнершей, которая намного старше меня... А вообще, "законсервировавшись", с женщинами я не сближался, помня предупреждение ГРУ, что они могут быть шпионками. - Эта дистанцированность наверняка вызывала подозрение? - Разумеется. Но ведь в Советском Союзе нравы были совсем иные, и я это понял не сразу. Срочно придумал легенду: обручен с уругвайской девушкой и, вернувшись на родину, сыграю с ней свадьбу. У меня была и другая проблема: как любимый сын уругвайских родителей, я должен был бы получать от них письма и денежные переводы - иначе на что жить в Бельгии? Приходилось выкручиваться, ненавязчиво объясняя любопытствующим, что и письма, и деньги получаю через Швейцарию. Но денег на содержание агентуры из Центра практически не поступало. Я решил, что необходимо организовать свою фирму. (Эта фирма - "Симекско" - на протяжении нескольких лет подкармливала советскую резидентуру в Бельгии. - Ю.К.) Красавица-блондинка служила "крышей" - В это время я сдружился с семьей миллионеров Зингеров. Их дочь, Маргарет, по мужу Барча, недавно овдовела. Когда возникла угроза гитлеровской оккупации, семья вынуждена была срочно уехать. Но Маргарет решила остаться в Бельгии, не желая оставлять могилу любимого мужа. Она была совсем не похожа на еврейку, и у нее оставался шанс скрыть свое происхождение. Отец Маргарет предложил мне - другу семьи, да к тому же "предприимчивому иностранцу с хорошо развивающимся бизнесом" - покровительствовать дочери и передал некоторые из своих деловых связей. Так у меня появилась дополнительная крыша. В это время из Бельгии вынужденно эмигрировал и Треппер, легализованный как канадский гражданин - то есть гражданин страны, воевавшей на стороне союзников. И я фактически принял всю бельгийскую сеть. - И, конечно, все тут же "поженили" вас с Маргарет? - Да, вот только эту игру портила ее горничная, не понимавшая, почему молодой свободный человек пьет кофе с молодой красавицей, после чего удаляется к себе домой. Маргарет, в моих донесениях фигурировавшая как "Блондинка", светская, выросшая в элитарной среде, всегда была центром внимания. Общение с ней придавало мне дополнительный вес в бельгийских высших кругах. Мы поселились вместе на одной из великолепных вилл, правда, на разных этажах. Устраивали пышные вечеринки, на которые приходило множество людей, в том числе - нужных мне. Я играл роль человека абсолютно далекого от политики, очень компанейского (последнее было вовсе не трудно), и постепенно мои гости перестали понижать голос, обсуждая последние новости. И даже начали отвечать на "случайно" брошенные мною вопросы. Разумеется, это была лишь внешняя, самая простая часть работы. - Вас не тревожило, что Маргарет, игравшая роль вашей "крыши", в случае вашего провала попала бы в руки гестапо, как, собственно, позже и произошло? - Меня это постоянно мучило, тем более что я искренне привязался к ней. Но другого выхода не было. Постепенно, внедряясь в высшие круги Бельгии и сходясь с близкими к нацистам людьми, я - как представитель фирмы - стал сотрудничать с нацистской интендатурой. Это давало возможность получать информацию о планах развития военных действий. Вскоре мне даже удалось основать акционерное общество и стать его президентом. - Ваша фирма выполняла военные заказы? - Да. Но, разумеется, мы не занимались оружием. Наша работа была несколько иного свойства. Например, однажды нас попросили заказать специальные ткани. Я спросил: для чего? И таким образом выяснил, что начинается война в Африке. Еще через некоторое время мне заказали полтора миллиона алюминиевых ложек. Я, как бизнесмен, удивился количеству изделий из такого малоценного металла. Ответ поверг меня в шок: "Готовится война против Советского Союза, возможно, будет необходимо организовать лагеря для военнопленных - эти ложки для них". Разумеется, все эти данные я срочно передал в Москву. Это было еще до Зорге... А в 1942 году Кент сообщил в Москву и о том, что гитлеровское командование, отказавшись от идеи повторного удара по Москве, решило направить войска на Кавказ. Цель - завладеть богатым нефтью районом. За эту информацию, позволившую Красной Армии срочно перегруппировать войска и отразить удар противника, Кента благодарил Сталин. Под колпаком у Мюллера Из воспоминаний Вальтера Шелленберга: "В мае 1942 года Гиммлер взял на себя координацию мероприятий по проведению операции "Красная капелла"... В июне 1942 года он приказал нам с Мюллером прибыть в Ставку... с подробным докладом о деятельности "Красной капеллы". "Красная капелла" - русская шпионская сеть, действовавшая на всей территории, находившейся в то время под властью Германии, а также в тех странах, которые пока оставались нейтральными. Эта сеть, в распоряжении которой было много нелегальных коротковолновых радиостанций, развернула свою деятельность от Норвегии до Пиренеев, от Атлантического океана до Одера, от Северного моря до Средиземного... Главный агент в Бельгии, работавший под кличкой "Кент", оставался необнаруженным. Только благодаря неустанной работе наших агентов нам удалось напасть на след Кента в Брюсселе"... Гестапо арестовало Кента и Маргарет в ноябре 1942 года. В Берлине его, как особо ценного "игрока", не пытали, только допрашивали. В гестапо была создана специальная зондеркоманда, которую так и назвали "Красная капелла". - Среди собравшихся выделялся подтянутый генерал с жестким лицом и небольшими, но буквально буравящими глазами. Это был Мюллер, - вспоминает Гуревич. - Посмотрев на меня, он вдруг резко спросил: "Вы хотите мне доказать, что из-за этого мальчишки произошли такие утечки информации, из-за него мы потеряли столько солдат фюрера?" Услышав от криминального комиссара Штрюбинга утвердительный ответ, вышел. Но на допросах в дальнейшем бывал неоднократно. Впрочем, в детали не вникал и вопросов не задавал. Наблюдал. Позже Кенту предложили радиоигру против Советского Союза в обмен на сохранение жизни. Кенту устраивали очные ставки все с новыми арестованными товарищами по оружию, со многими - после того как их пытали. Наконец, ему прочитали расшифровку радиограммы из Центра: Москва поздравляла своего "уругвайца" с Днем Красной Армии и присвоением очередного воинского звания. А еще ему предъявляли материалы радиообмена между Центром и гестапо, действовавшим от его имени. Кенту снова предложили включиться в игру. И он согласился. - Я решил "признавать" то, что гестапо и абверу уже было известно. Кроме того, готовя тексты для Центра, я изменял стиль своего доклада, манеру документации и прочие характерные особенности своего "почерка", надеясь, что сотрудники ГРУ догадаются о моей работе под контролем. Из заключения по делу о реабилитации Кента: "Из протоколов допросов Гуревича усматривается, что он уклонялся давать по своей инициативе конкретные показания о деятельности советской резидентуры, ссылаясь на запамятование или недостаточную информированность. Подтверждал известные немцам из иных источников факты только после изобличения его на очных ставках другими арестованными или предъявленными документами... Своего настоящего имени Гуревич так и не назвал... Одновременно он, стремясь затянуть следствие и не причинить вреда не установленным немцами советским разведчикам, давал гестапо ложные показания... Объективность показаний Гуревича подтверждается приобщенными к делу материалами следствия гестапо... Их анализ свидетельствует о том, что на допросах он избрал правильную линию поведения, чем препятствовал немецкой контрразведке в раскрытии советской агентуры... В указанный период он также не выдал и сохранил жизнь лично завербованным им ранее советским агентам в Чехословакии, Бельгии и Франции - всего 15 сотрудникам". А потом произошла история, придумать которую не решился бы даже детективщик с самой разнузданной фантазией: Кент завербовал руководителя зондеркоманды "Красная капелла" Хайнца Паннвица и еще двоих сотрудников гестапо. Кент играл на страхе Паннвица: после побега из-под ареста Леопольда Треппера - парижского резидента "Красной капеллы" - высокопоставленному гестаповцу грозила отправка на Восточный фронт. В том, что война подходит к концу и его в лучшем случае ждет тюрьма, он тоже не сомневался. И пошел на сотрудничество с Кентом, то есть с советской разведкой. В феврале 1945 года Кент в последний раз виделся с Маргарет Барча и со своим маленьким сыном Мишелем. Он был уверен, что вскоре, после окончания войны, они будут вместе жить в Ленинграде. Кент вернулся в Москву в мае 1945-го и привез с собой завербованных немцев. - Мы возвращались в Москву, и мне казалось, что самолет ползет, а не летит. Какая она, послевоенная столица, что стало с моим Ленинградом после блокады? Я семь лет не был дома. Я ничего не знал о родителях, я отвык быть Толей Гуревичем. Я семь лет не говорил на родном языке. Через Красную площадь - в Воркуту - Я уже мечтал, как пройдусь по Москве и Ленинграду, наконец увижу родителей. И вот мы выходим из самолета, спускаемся по трапу, и к каждому из нас быстрым шагом подходят офицеры НКВД и, вежливо поздоровавшись, сажают каждого в отдельную машину. Я попросил сопровождавшего меня: "Давайте проедем через Красную площадь". Он сухо ответил: "Вы что, не видите, куда мы приехали?" Мы прибыли почему-то в НКВД, на Лубянку, а не в ГРУ. Выйдя из машины, я увидел надпись: "Прием арестованных". Дальше все было как в тумане - резкая команда: "Руки назад!" и лязганье закрывавшихся дверей. А потом меня привели в кабинет начальника особого отдела НКВД генерала Абакумова, одновременно возглавлявшего и СМЕРШ. Моим делом особо внимательно не занимались, следователи не утруждали себя выстраиванием логических цепочек доказательств моей "вины". Следствие длилось 16 месяцев. За все это время Анатолию Гуревичу не предъявили ни одного протокола с показаниями против него Паннвица и других привезенных им немцев. Он требовал очной ставки с ними, но безрезультатно. Пытался настаивать на возможности встретиться с прокурором. Тоже безуспешно. Суда, конечно, не было. Бывшего "агента номер один" особое совещание приговорило как изменника Родины к 20 годам заключения по 58-й статье. Как гражданское лицо. О том, что он кадровый сотрудник ГРУ, не вспомнили. В товарном вагоне - "телятнике" - Анатолия Гуревича этапировали в Воркуту. Его выпустили только в 1955 году по указу "Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Отечественной войны 1941-1945 гг.". - Я по-прежнему был "предателем" в глазах своей страны, всего лишь удачливым зэком - это отравило радость освобождения. Вернулся в Ленинград, наконец увидел маму. Отец, не перенесший моего ареста, долго болел и умер, так и не дожив до моего освобождения. Мама рассказывала, что он не верил, что его Толя - предатель... Не знаю, как бы я смог жить дальше после всего, если бы не встретил Лидочку. Быстроглазая и изящная Лида Круглова была моложе своего будущего мужа на 13 лет. Девушка из интеллигентной ленинградской семьи, инженер, спокойная и домашняя, она не побоялась связать судьбу с недавним зэком, имевшим "невнятное" прошлое и не снятую 58-ю статью, значение которой было известно каждому. Родители Лиды к ее решению стать женой "врага народа" отнеслись как к неизбежности. О том, что ее муж - разведчик, Лидия узнала 30 лет спустя. - Я как-то сразу поверила, что он очень хороший человек, - рассказывает Лидия Васильевна. - Не поддаться его обаянию было невозможно. Я, конечно, знала, что за его спиной лагеря, но уже тогда понимала: в нашей стране могут посадить невинного. Я интуитивно чувствовала, что остроумие, веселость - только внешние черты его натуры, что рядом со мной очень надежный человек, настоящий мужчина. Я не ошиблась. Вы знаете, почему он выжил? Он смог не озлобиться. Анатолий и Лида считали дни до свадьбы. За семь дней до бракосочетания Гуревича арестовали вновь. Его "преступление" подпадало под указ Верховного Совета СССР, гласящий, что амнистия не распространяется на лиц, участвовавших в нацистских карательных действиях. Так Гуревичу, опять же заочно, инкриминировали еще и участие в фашистских карательных действиях. А де-факто "посадка" была ответом органов на письмо с просьбой о пересмотре дела. - В какой-то момент у меня возникло ощущение, что справедливости я не дождусь. Я не знал, что с моей любимой, ведь и ее могли арестовать, могли запугать, и она могла решить не связывать свою судьбу с моей. Но Лидочка разом отмела все мои тревоги, приехав ко мне в лагерь, в Мордовию. Она ждала меня, и этим я жил. Анатолий Маркович вышел из лагеря в 1960 году - срок скостили с 20 до 15 лет, и он был освобожден условно-досрочно. Они поженились и вот уже 43 года вместе. Родина на всю жизнь Честное имя государство вернуло ему лишь 45 лет спустя после того, как оклеветало. Реабилитация пришла 9 августа 1991 года. Первыми о ней сообщили "Известия": "В ряд легендарных советских разведчиков, таких, как Рихард Зорге, Николай Кузнецов, Рудольф Абель, вернулось еще одно имя - Анатолия Марковича Гуревича... 8 августа заместитель Генерального прокурора СССР, Главный военный прокурор - генерал-лейтенант юстиции Анатолий Катусев вручил Анатолию Гуревичу справку о реабилитации". В постановлении о реабилитации говорится: "За измену Родине Гуревич постановлением особого совещания при МГБ СССР от 18 января 1947 года к уголовной ответственности привлечен не обоснованно. В соответствии с пунктом 1 Указа Президента СССР "О восстановлении всех прав жертв политических репрессий 20-50 гг." от 13 августа 1990 года Гуревича Анатолия Марковича считать реабилитированным". - Однажды в нашей квартире раздался телефонный звонок, междугородний. Это было в конце ноября 1990 года. Мужской голос по-французски попросил к телефону господина Гуревича. Я сказал, что это я. И услышал: "Папа, наконец-то я нашел тебя!". Это был мой и Маргарет сын Мишель, живущий в Испании. Маргарет, оказывается, выжила и до своей смерти в 1985 году искала меня, обращаясь во все советские посольства. А мне наши "каналы" сообщали, что они погибли во время бомбежек в самом конце войны. Я обрел сына 45 лет спустя. Мне даже как-то до конца не верилось, что все это - правда. Но когда Мишель приехал ко мне в Ленинград, все сомнения рассеялись: он как две капли воды похож на меня. С тех пор мы ежегодно встречаемся, часто переписываемся и перезваниваемся. Моя жена искренне привязалась к нему. - Мы были счастливы, когда в нашей жизни появился Мишель. Своих детей у нас с Толей нет, хотя мы очень хотели ребенка. Но это было опасно. Толя был "врагом народа", когда мы поженились, его могли вновь арестовать в любой момент, и меня, как жену "изменника Родины", тоже. И тогда наш ребенок оказался бы в спецдетдоме. И мы не решились, - Лидия Васильевна еле сдерживает слезы. - И вот у нас появился Мишель. И его сын, внук Анатолия Марковича, Саша. Когда Анатолий Гуревич с женой впервые приехали в Испанию к Мишелю, им предложили остаться там навсегда. Показали шикарную виллу с огромным садом - будущее место жительства. Они восхитились, поблагодарили и... вернулись в свою крохотную ленинградскую хрущевку. "Я не представляю себе, что мог бы жить в другой стране. Конечно, если бы это было по заданию, я бы согласился. Но просто так - зачем? - улыбается Кент. И тут же серьезнеет: - Родину ведь не выбирают, она же одна на всю жизнь, как и настоящая любовь". Сергей ПОЛТОРАК, доктор исторических наук, полковник в отставке, автор книги "Разведчик Кент", вышедшей в октябре 2003 года: “Он слишком много знал” Меня не покидает ощущение вопиющей несправедливости, совершенной в отношении Анатолия Марковича Гуревича. Человек-легенда, единственный в мире из руководителей "Красной капеллы" доживший до наших дней, фантастически талантливый человек, - он всю жизнь жил оклеветанный. Ему изуродовали жизнь, не только не считая героем - а этого звания он бесспорно заслуживает, - но и заклеймив как предателя. Гуревич фактически стал заложником борьбы между ГРУ и контрразведкой НКВД, соперничавшими друг с другом, как в фашистской Германии конкурировали ведомства Мюллера и Шелленберга. Соревнуясь друг с другом, спецслужбы перехватывали друг у друга инициативу. НКВД поймал очередного крупного "шпиона", а ГРУ осталось индифферентным к судьбе своего сотрудника, очевидно, потому, что Кент был, как никто другой, информирован о проколах внешней разведки. Он слишком много знал. У меня, как у историка, много лет занимающегося судьбой агента Кента, есть вопросы к нашим властям и к силовым структурам. Анатолий Гуревич признан воином-интернационалистом за войну в Испании. Ему восстановили военный стаж, выдав справку о том, что он уволен из рядов Вооруженных Сил СССР с 20 июня 1960 года, включив в стаж и годы советских лагерей. Только в 1992-м ему предоставлены льготы как участнику Великой Отечественной войны. Почему ветеран отечественной разведки до сих пор не отмечен наградами Родины? Почему за многолетнюю службу в рядах Вооруженных Сил СССР он не получил ни копейки? Почему, репрессированный и реабилитированный, он не получает надбавки к пенсии, гарантированной нашим законодательством? Почему вокруг него по-прежнему стена непростительного равнодушия?

, разведчик-нелегал , один из руководителей «Красной капеллы ».

Учёб

Родился в Харькове в еврейской семье. Отец, провизор Марк Осипович Гуревич (1870 - после 1952), был владельцем большой «Мариинской аптеки М. О. Гуревича» на углу Сумской и Ветеринарной улиц, которая служила явочной квартирой для революционеров-подпольщиков . Мать, Юлия Львовна (урождённая Винницкая, 1879-1959), работала в семейной аптеке фармацевтом-лаборанткой. После установления советской власти, отец работал в РКИ и Народном комиссариате здравоохранения. В 1924 году семья переехала в Петроград .

В 3-й гимназии (ныне 181 школа Санкт-Петербурга) любимыми предметами были литература, обществоведение и немецкий язык. Гуревич активно участвовал в кружках Осоавиахима .

После окончания школы Гуревич учился в институте ж/д транспорта, а затем в институте «Интуриста » (по специальности «работа с иностранцами»).

Гражданская война в Испании

На улице Атребат в Брюсселе Кент снимает виллу на чужое имя, там находится явка, и там же поселяется Михаил Макаров.

Гуревич наладил связь с немецким офицером, обер-лейтенантом - антифашистом Шульце-Бойзеном , являвшимся одним из руководителей «Красной капеллы», что дало возможность советской военной разведке регулярно получать сведения чрезвычайной важности. (Не подтверждено официальным источником).

В октябре 1941 резидент в Брюсселе «Кент» получил по радио шифротелеграмму, в соответствии с которой ему надлежало выехать в Берлин с радиопередатчиком. Он передал его агентам «Корсиканцу» и «Старшине». По возвращении в Брюссель «Кент» подтвердил по радиосвязи успешное выполнение задания и сообщил в Москву информацию, полученную в Берлине, о трудностях, которые немцы испытывают в снабжении и пополнении резервами, о реалистической оценке немецким командованием провала блицкрига, о возможном наступлении противника весной - летом 1942 года с целью овладения нашими нефтепромыслами.

Провал Красной капеллы

12 декабря 1941 года на улице Атребат немцы запеленговали передатчик Макарова. Накануне из Парижа приехал Треппер . Однако, он почему-то не сказал о том, что на следующий день на вилле собирает разведгруппу «Кента». Утром Треппер позвонил Гуревичу и сообщил, что на вилле арестованы радисты, шифровальщица, а самому Трепперу чудом удалось уйти. Гуревич вызвал Маргарет, и они бежали, не взяв никаких вещей, чтобы не вызвать подозрений. Укрывались какое-то время в доме друзей, а затем перебрались в Марсель . Там они прожили на свободе ещё одиннадцать месяцев. Один из радистов, не выдержав пыток, раскрыл шифр, которым пользовался. Немцы стали читать радиограммы, и с изумлением в гестапо прочли адреса Шульце-Бойзена и других подпольщиков в Берлине. Было арестовано, а впоследствии казнено много подпольщиков.

В ноябре 1942 года «Кент» и Маргарет были арестованы в квартире, которую снимали в Марселе. Только после ареста Маргарет узнала о том, что полюбила русского разведчика.

Арест Кента

«Большинство участников бельгийской „Красной капеллы“ после пыток было казнено. Но самое страшное, что на многих легло незаслуженное пятно предательства как например, на К. Ефремова и М. Макарова. Велика в этом „заслуга“ Л. Треппера, оговорившего в своих послевоенных показаниях и в книге „Большая игра“ Гуревича, Ефремова, Макарова и некоторых других».

Напишите отзыв о статье "Гуревич, Анатолий Маркович"

Примечания

Литература

• Гуревич А. СПб.: Нестор, 2007.- 500 с.- ISBN 978-5-303-00304-0 . ()
• Сергей Полторак. «Разведчик „Кент“»
• Сергей Полторак. Советский разведчик Кент или большая ложь о «маленьком шефе»
• Жиль Перро. «Красная капелла»
• Леопольд Треппер. «Большая игра»
• Колпакиди А.[И.] ГРУ в Великой Отечественной войне. - М.: Яуза: Эксмо, 2010. - 608 с. - (ГРУ) - 3000 экз. - ISBN 978-5-699-41251-8
• В.Л Пещерский. Красная капелла. Москва: Центрполиграф, 2000.
• П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. Москва: Гея, 1997.

Судоплатов, Павел Анатольевич Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гуревич, Анатолий Маркович

В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.

В Санкт-Петербурге, в возрасте 95 лет, ушел из жизни известный советский разведчик Анатолий Гуревич, сообщает "Эхо Москвы". До Второй мировой войны и в военные годы его знали под псевдонимом "Кент".

Анатолий Гуревич работая в Европе и был одним из руководителей разведгруппы "Красная капелла". В 1942 году Гуревича арестовало гестапо, но он чудом остался в живых, завербовал в тюрьме руководителя зондеркоманды "Красная капелла", его секретаршу и радиста.

После освобождения и возвращения на родину в 1945-м Гуревичем занялись советские органы госбезопасности - разведчика "упекли" в лагерь. Анатолий Гуревич провел в заключении около 25 лет и был реабилитирован только в 1991 году.

Судьба агента Кента. - Интерьвью с Анатолием Гуревичем.

В историю Второй мировой войны он вошел как "разведчик-нелегал номер один". В английской, немецкой, французской и испанской прессе о нем опубликованы сотни статей и книг. В России до недавнего времени о нем не было известно почти ничего: ленинградец Анатолий Гуревич считался предателем Родины. Был реабилитирован лишь в 1991 году. Приступив в Париже к съемкам телевизионного художественного сериала "Красная капелла", посвященного антифашистской разведывательной сети, РТР сообщило: "Никого из членов "Красной капеллы" уже нет в живых". Анатолий Маркович Гуревич, он же агент Кент, эту новость слышал собственными ушами. В свои 90 лет он сохранил ясный ум и превосходную память.

Откуда у хлопца испанская грусть

Слово "конспирация" Анатолий Гуревич узнал в детстве: квартира его отца, харьковского фармацевта, до революции была "явкой" для коммунистов-подпольщиков. В 1924 году семья Гуревичей из Харькова переехала в Ленинград, и Толя продолжил учебу в одной из лучших питерских школ, где работали педагоги, преподававшие еще в дореволюционных гимназиях. Любимыми предметами будущего разведчика были литература, обществоведение и особенно - немецкий язык. "Карьера" Гуревича началась еще в школе: мгновенно освоившись в большом городе, мальчик стал председателем школьного совета "Осоавиахима", премьером школьного драмкружка, "ворошиловским стрелком" и отличником ГТО, словом - активистом. После школы он поступил в институт железнодорожного транспорта, затем в институт "Интурист", готовивший "специалистов для работы с иностранцами".

Я входил в группу ПВО нашего района, уже в 1934 году был допущен к совершенно секретной работе - составлению мобилизационного плана района, - рассказывает Анатолий Гуревич. - Так продолжалось до того момента, пока не прочитал, что начинается гражданская война в Испании. Мы с товарищами решили организовать группу по изучению испанского языка и выразили желание попасть в эту страну как переводчики-добровольцы. И вот в один прекрасный день нас вызвали в гостиницу "Европейская", где люди в штатском побеседовали с каждым из нас и некоторых отобрали для отправки в Испанию. Уже в Испании я впервые встретился со старшим советником при штабе Испанской Республики Григорием Штерном. Он спросил меня: "Хочешь быть переводчиком и не только?" Я согласился. Меня оформили лейтенантом республиканского испанского флота и дали имя - Антонио Гонсалес. В сентябре 1939-го вернулся в Москву. В ГРУ мне предложили работать в разведке. Cказали: "Будем вас готовить - станете шифровальщиком и радистом". Поучившись в подмосковной школе, получил первое задание - мне предстояла работа за границей.

Сын богатых уругвайских родителей

У меня не было четких представлений о том, как ведет себя молодой человек, "сын богатых уругвайских родителей". Подробного инструктажа не провели, и я действовал почти "на ощупь". Тогда многие советские агенты вынуждены были узнавать о политическом устройстве, промышленности и достопримечательностях своих "родных" государств исключительно из литературы. Иногда - только по энциклопедическому словарю... Нас просто направляли в библиотеки, читать.

Такой непрофессионализм?

А откуда взяться профессионализму?! Собственной опытной и профессиональной агентуры еще не было: страна молодая, традиция воспитания кадров и в этой сфере прервалась после 1917 года. Внешней разведкой тогда занимались почти исключительно чекисты. Трудно представить, но случалось, что и документы нам выдавали с орфографическими ошибками! Были и серьезные проколы в наших "легендах": информация о явочных местах, надежных гостиницах и "дружественных" фирмах нередко оказывалась устаревшей, а наше вымышленное прошлое рисовали настолько общо, что за рубежом в первых же непринужденных разговорах мы вынуждены были с ходу фантазировать. Мне это, к счастью, давалось легко: спасала любовь к лицедейству. Не прорабатывались и модели нашего поведения на случай провала... Так вот - "сын богатых уругвайцев". Добрался я до Брюсселя. Сел в такси, назвал адрес гостиницы, где мне, в соответствии с заданием Центра, предстояло разместиться. Шофер был ошарашен: оказывается, уже несколько лет там был публичный дом, и то, что "серьезный господин" прямо с вокзала направляется туда, вызвало улыбку и недоумение. Исправив эту оплошность, я сделал еще одну ошибку, уже по своей вине: когда утром меня разбудил консьерж, я по-русски спросил: "Кто там?" Так я дебютировал как уругваец Винсент Сиерра. Моя работа началась.

В Брюсселе "уругваец", в Центре числившийся как агент Кент, встретился с куратором бельгийского "куста" разведки Леопольдом Треппером, поддерживал связь с легальными связистами - работниками советского торгпредства. И активно внедрялся в среду: пошел учиться в "Селект скул" - привилегированную школу для богатой молодежи, ходил на вечеринки, вращался в элитарной студенческой среде.

Кент быстро стал душой компании, был верток и словоохотлив. Перенимал манеру жизни, заводил друзей и полезные знакомства.

Связь с Треппером мы поддерживали через его жену, с которой я ходил в школу бальных танцев. Тогда многие удивлялись, почему я всегда танцую с одной и той же партнершей, которая намного старше меня... А вообще, "законсервировавшись", с женщинами я не сближался, помня предупреждение ГРУ, что они могут быть шпионками.

Эта дистанцированность наверняка вызывала подозрение?

Разумеется. Но ведь в Советском Союзе нравы были совсем иные, и я это понял не сразу. Срочно придумал легенду: обручен с уругвайской девушкой и, вернувшись на родину, сыграю с ней свадьбу. У меня была и другая проблема: как любимый сын уругвайских родителей, я должен был бы получать от них письма и денежные переводы - иначе на что жить в Бельгии? Приходилось выкручиваться, ненавязчиво объясняя любопытствующим, что и письма, и деньги получаю через Швейцарию. Но денег на содержание агентуры из Центра практически не поступало. Я решил, что необходимо организовать свою фирму. (Эта фирма - "Симекско" - на протяжении нескольких лет подкармливала советскую резидентуру в Бельгии. - Ю.К.)

Красавица-блондинка служила "крышей"

В это время я сдружился с семьей миллионеров Зингеров. Их дочь, Маргарет, по мужу Барча, недавно овдовела. Когда возникла угроза гитлеровской оккупации, семья вынуждена была срочно уехать. Но Маргарет решила остаться в Бельгии, не желая оставлять могилу любимого мужа. Она была совсем не похожа на еврейку, и у нее оставался шанс скрыть свое происхождение. Отец Маргарет предложил мне - другу семьи, да к тому же "предприимчивому иностранцу с хорошо развивающимся бизнесом" - покровительствовать дочери и передал некоторые из своих деловых связей. Так у меня появилась дополнительная крыша. В это время из Бельгии вынужденно эмигрировал и Треппер, легализованный как канадский гражданин - то есть гражданин страны, воевавшей на стороне союзников. И я фактически принял всю бельгийскую сеть.

И, конечно, все тут же "поженили" вас с Маргарет?

Да, вот только эту игру портила ее горничная, не понимавшая, почему молодой свободный человек пьет кофе с молодой красавицей, после чего удаляется к себе домой. Маргарет, в моих донесениях фигурировавшая как "Блондинка", светская, выросшая в элитарной среде, всегда была центром внимания. Общение с ней придавало мне дополнительный вес в бельгийских высших кругах. Мы поселились вместе на одной из великолепных вилл, правда, на разных этажах. Устраивали пышные вечеринки, на которые приходило множество людей, в том числе - нужных мне. Я играл роль человека абсолютно далекого от политики, очень компанейского (последнее было вовсе не трудно), и постепенно мои гости перестали понижать голос, обсуждая последние новости. И даже начали отвечать на "случайно" брошенные мною вопросы. Разумеется, это была лишь внешняя, самая простая часть работы.

Вас не тревожило, что Маргарет, игравшая роль вашей "крыши", в случае вашего провала попала бы в руки гестапо, как, собственно, позже и произошло?

Меня это постоянно мучило, тем более что я искренне привязался к ней. Но другого выхода не было. Постепенно, внедряясь в высшие круги Бельгии и сходясь с близкими к нацистам людьми, я - как представитель фирмы - стал сотрудничать с нацистской интендатурой. Это давало возможность получать информацию о планах развития военных действий. Вскоре мне даже удалось основать акционерное общество и стать его президентом.

Ваша фирма выполняла военные заказы?

Да. Но, разумеется, мы не занимались оружием. Наша работа была несколько иного свойства. Например, однажды нас попросили заказать специальные ткани. Я спросил: для чего? И таким образом выяснил, что начинается война в Африке. Еще через некоторое время мне заказали полтора миллиона алюминиевых ложек. Я, как бизнесмен, удивился количеству изделий из такого малоценного металла. Ответ поверг меня в шок: "Готовится война против Советского Союза, возможно, будет необходимо организовать лагеря для военнопленных - эти ложки для них". Разумеется, все эти данные я срочно передал в Москву.

Это было еще до Зорге... А в 1942 году Кент сообщил в Москву и о том, что гитлеровское командование, отказавшись от идеи повторного удара по Москве, решило направить войска на Кавказ. Цель - завладеть богатым нефтью районом. За эту информацию, позволившую Красной Армии срочно перегруппировать войска и отразить удар противника, Кента благодарил Сталин.

Под колпаком у Мюллера

Из воспоминаний Вальтера Шелленберга: "В мае 1942 года Гиммлер взял на себя координацию мероприятий по проведению операции "Красная капелла"... В июне 1942 года он приказал нам с Мюллером прибыть в Ставку... с подробным докладом о деятельности "Красной капеллы". "Красная капелла" - русская шпионская сеть, действовавшая на всей территории, находившейся в то время под властью Германии, а также в тех странах, которые пока оставались нейтральными. Эта сеть, в распоряжении которой было много нелегальных коротковолновых радиостанций, развернула свою деятельность от Норвегии до Пиренеев, от Атлантического океана до Одера, от Северного моря до Средиземного... Главный агент в Бельгии, работавший под кличкой "Кент", оставался необнаруженным. Только благодаря неустанной работе наших агентов нам удалось напасть на след Кента в Брюсселе"...

Гестапо арестовало Кента и Маргарет в ноябре 1942 года. В Берлине его, как особо ценного "игрока", не пытали, только допрашивали. В гестапо была создана специальная зондеркоманда, которую так и назвали "Красная капелла".

Среди собравшихся выделялся подтянутый генерал с жестким лицом и небольшими, но буквально буравящими глазами. Это был Мюллер, - вспоминает Гуревич. - Посмотрев на меня, он вдруг резко спросил: "Вы хотите мне доказать, что из-за этого мальчишки произошли такие утечки информации, из-за него мы потеряли столько солдат фюрера?" Услышав от криминального комиссара Штрюбинга утвердительный ответ, вышел. Но на допросах в дальнейшем бывал неоднократно. Впрочем, в детали не вникал и вопросов не задавал. Наблюдал.

Позже Кенту предложили радиоигру против Советского Союза в обмен на сохранение жизни. Кенту устраивали очные ставки все с новыми арестованными товарищами по оружию, со многими - после того как их пытали. Наконец, ему прочитали расшифровку радиограммы из Центра: Москва поздравляла своего "уругвайца" с Днем Красной Армии и присвоением очередного воинского звания. А еще ему предъявляли материалы радиообмена между Центром и гестапо, действовавшим от его имени. Кенту снова предложили включиться в игру. И он согласился.

Я решил "признавать" то, что гестапо и абверу уже было известно. Кроме того, готовя тексты для Центра, я изменял стиль своего доклада, манеру документации и прочие характерные особенности своего "почерка", надеясь, что сотрудники ГРУ догадаются о моей работе под контролем.

Из заключения по делу о реабилитации Кента: "Из протоколов допросов Гуревича усматривается, что он уклонялся давать по своей инициативе конкретные показания о деятельности советской резидентуры, ссылаясь на запамятование или недостаточную информированность. Подтверждал известные немцам из иных источников факты только после изобличения его на очных ставках другими арестованными или предъявленными документами... Своего настоящего имени Гуревич так и не назвал... Одновременно он, стремясь затянуть следствие и не причинить вреда не установленным немцами советским разведчикам, давал гестапо ложные показания... Объективность показаний Гуревича подтверждается приобщенными к делу материалами следствия гестапо... Их анализ свидетельствует о том, что на допросах он избрал правильную линию поведения, чем препятствовал немецкой контрразведке в раскрытии советской агентуры... В указанный период он также не выдал и сохранил жизнь лично завербованным им ранее советским агентам в Чехословакии, Бельгии и Франции - всего 15 сотрудникам".

А потом произошла история, придумать которую не решился бы даже детективщик с самой разнузданной фантазией: Кент завербовал руководителя зондеркоманды "Красная капелла" Хайнца Паннвица и еще двоих сотрудников гестапо. Кент играл на страхе Паннвица: после побега из-под ареста Леопольда Треппера - парижского резидента "Красной капеллы" - высокопоставленному гестаповцу грозила отправка на Восточный фронт. В том, что война подходит к концу и его в лучшем случае ждет тюрьма, он тоже не сомневался. И пошел на сотрудничество с Кентом, то есть с советской разведкой.

В феврале 1945 года Кент в последний раз виделся с Маргарет Барча и со своим маленьким сыном Мишелем. Он был уверен, что вскоре, после окончания войны, они будут вместе жить в Ленинграде.

Кент вернулся в Москву в мае 1945-го и привез с собой завербованных немцев.

Мы возвращались в Москву, и мне казалось, что самолет ползет, а не летит. Какая она, послевоенная столица, что стало с моим Ленинградом после блокады? Я семь лет не был дома. Я ничего не знал о родителях, я отвык быть Толей Гуревичем. Я семь лет не говорил на родном языке.

Через Красную площадь - в Воркуту

Я уже мечтал, как пройдусь по Москве и Ленинграду, наконец увижу родителей. И вот мы выходим из самолета, спускаемся по трапу, и к каждому из нас быстрым шагом подходят офицеры НКВД и, вежливо поздоровавшись, сажают каждого в отдельную машину. Я попросил сопровождавшего меня: "Давайте проедем через Красную площадь". Он сухо ответил: "Вы что, не видите, куда мы приехали?" Мы прибыли почему-то в НКВД, на Лубянку, а не в ГРУ. Выйдя из машины, я увидел надпись: "Прием арестованных". Дальше все было как в тумане - резкая команда: "Руки назад!" и лязганье закрывавшихся дверей. А потом меня привели в кабинет начальника особого отдела НКВД генерала Абакумова, одновременно возглавлявшего и СМЕРШ. Моим делом особо внимательно не занимались, следователи не утруждали себя выстраиванием логических цепочек доказательств моей "вины".

Следствие длилось 16 месяцев. За все это время Анатолию Гуревичу не предъявили ни одного протокола с показаниями против него Паннвица и других привезенных им немцев. Он требовал очной ставки с ними, но безрезультатно. Пытался настаивать на возможности встретиться с прокурором. Тоже безуспешно. Суда, конечно, не было. Бывшего "агента номер один" особое совещание приговорило как изменника Родины к 20 годам заключения по 58-й статье. Как гражданское лицо. О том, что он кадровый сотрудник ГРУ, не вспомнили. В товарном вагоне - "телятнике" - Анатолия Гуревича этапировали в Воркуту.

Его выпустили только в 1955 году по указу "Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Отечественной войны 1941-1945 гг.".

Я по-прежнему был "предателем" в глазах своей страны, всего лишь удачливым зэком - это отравило радость освобождения. Вернулся в Ленинград, наконец увидел маму. Отец, не перенесший моего ареста, долго болел и умер, так и не дожив до моего освобождения. Мама рассказывала, что он не верил, что его Толя - предатель... Не знаю, как бы я смог жить дальше после всего, если бы не встретил Лидочку.

Быстроглазая и изящная Лида Круглова была моложе своего будущего мужа на 13 лет. Девушка из интеллигентной ленинградской семьи, инженер, спокойная и домашняя, она не побоялась связать судьбу с недавним зэком, имевшим "невнятное" прошлое и не снятую 58-ю статью, значение которой было известно каждому. Родители Лиды к ее решению стать женой "врага народа" отнеслись как к неизбежности. О том, что ее муж - разведчик, Лидия узнала 30 лет спустя.

Я как-то сразу поверила, что он очень хороший человек, - рассказывает Лидия Васильевна. - Не поддаться его обаянию было невозможно. Я, конечно, знала, что за его спиной лагеря, но уже тогда понимала: в нашей стране могут посадить невинного. Я интуитивно чувствовала, что остроумие, веселость - только внешние черты его натуры, что рядом со мной очень надежный человек, настоящий мужчина. Я не ошиблась. Вы знаете, почему он выжил? Он смог не озлобиться.

Анатолий и Лида считали дни до свадьбы. За семь дней до бракосочетания Гуревича арестовали вновь. Его "преступление" подпадало под указ Верховного Совета СССР, гласящий, что амнистия не распространяется на лиц, участвовавших в нацистских карательных действиях. Так Гуревичу, опять же заочно, инкриминировали еще и участие в фашистских карательных действиях. А де-факто "посадка" была ответом органов на письмо с просьбой о пересмотре дела.

В какой-то момент у меня возникло ощущение, что справедливости я не дождусь. Я не знал, что с моей любимой, ведь и ее могли арестовать, могли запугать, и она могла решить не связывать свою судьбу с моей. Но Лидочка разом отмела все мои тревоги, приехав ко мне в лагерь, в Мордовию. Она ждала меня, и этим я жил.

Анатолий Маркович вышел из лагеря в 1960 году - срок скостили с 20 до 15 лет, и он был освобожден условно-досрочно. Они поженились и вот уже 43 года вместе.

Родина на всю жизнь

Честное имя государство вернуло ему лишь 45 лет спустя после того, как оклеветало. Реабилитация пришла 9 августа 1991 года. Первыми о ней сообщили "Известия": "В ряд легендарных советских разведчиков, таких, как Рихард Зорге, Николай Кузнецов, Рудольф Абель, вернулось еще одно имя - Анатолия Марковича Гуревича... 8 августа заместитель Генерального прокурора СССР, Главный военный прокурор - генерал-лейтенант юстиции Анатолий Катусев вручил Анатолию Гуревичу справку о реабилитации". В постановлении о реабилитации говорится: "За измену Родине Гуревич постановлением особого совещания при МГБ СССР от 18 января 1947 года к уголовной ответственности привлечен не обоснованно. В соответствии с пунктом 1 Указа Президента СССР "О восстановлении всех прав жертв политических репрессий 20-50 гг." от 13 августа 1990 года Гуревича Анатолия Марковича считать реабилитированным".

Однажды в нашей квартире раздался телефонный звонок, междугородний. Это было в конце ноября 1990 года. Мужской голос по-французски попросил к телефону господина Гуревича. Я сказал, что это я. И услышал: "Папа, наконец-то я нашел тебя!". Это был мой и Маргарет сын Мишель, живущий в Испании. Маргарет, оказывается, выжила и до своей смерти в 1985 году искала меня, обращаясь во все советские посольства. А мне наши "каналы" сообщали, что они погибли во время бомбежек в самом конце войны. Я обрел сына 45 лет спустя. Мне даже как-то до конца не верилось, что все это - правда. Но когда Мишель приехал ко мне в Ленинград, все сомнения рассеялись: он как две капли воды похож на меня. С тех пор мы ежегодно встречаемся, часто переписываемся и перезваниваемся. Моя жена искренне привязалась к нему.

Мы были счастливы, когда в нашей жизни появился Мишель. Своих детей у нас с Толей нет, хотя мы очень хотели ребенка. Но это было опасно. Толя был "врагом народа", когда мы поженились, его могли вновь арестовать в любой момент, и меня, как жену "изменника Родины", тоже. И тогда наш ребенок оказался бы в спецдетдоме. И мы не решились, - Лидия Васильевна еле сдерживает слезы. - И вот у нас появился Мишель. И его сын, внук Анатолия Марковича, Саша.

Когда Анатолий Гуревич с женой впервые приехали в Испанию к Мишелю, им предложили остаться там навсегда. Показали шикарную виллу с огромным садом - будущее место жительства. Они восхитились, поблагодарили и... вернулись в свою крохотную ленинградскую хрущевку. "Я не представляю себе, что мог бы жить в другой стране. Конечно, если бы это было по заданию, я бы согласился. Но просто так - зачем? - улыбается Кент. И тут же серьезнеет: - Родину ведь не выбирают, она же одна на всю жизнь, как и настоящая любовь".

Сергей ПОЛТОРАК, доктор исторических наук, полковник в отставке, автор книги "Разведчик Кент", вышедшей в октябре 2003 года:

Меня не покидает ощущение вопиющей несправедливости, совершенной в отношении Анатолия Марковича Гуревича. Человек-легенда, единственный в мире из руководителей "Красной капеллы" доживший до наших дней, фантастически талантливый человек, - он всю жизнь жил оклеветанный. Ему изуродовали жизнь, не только не считая героем - а этого звания он бесспорно заслуживает, - но и заклеймив как предателя. Гуревич фактически стал заложником борьбы между ГРУ и контрразведкой НКВД, соперничавшими друг с другом, как в фашистской Германии конкурировали ведомства Мюллера и Шелленберга. Соревнуясь друг с другом, спецслужбы перехватывали друг у друга инициативу. НКВД поймал очередного крупного "шпиона", а ГРУ осталось индифферентным к судьбе своего сотрудника, очевидно, потому, что Кент был, как никто другой, информирован о проколах внешней разведки. Он слишком много знал.

У меня, как у историка, много лет занимающегося судьбой агента Кента, есть вопросы к нашим властям и к силовым структурам. Анатолий Гуревич признан воином-интернационалистом за войну в Испании. Ему восстановили военный стаж, выдав справку о том, что он уволен из рядов Вооруженных Сил СССР с 20 июня 1960 года, включив в стаж и годы советских лагерей. Только в 1992-м ему предоставлены льготы как участнику Великой Отечественной войны. Почему ветеран отечественной разведки до сих пор не отмечен наградами Родины? Почему за многолетнюю службу в рядах Вооруженных Сил СССР он не получил ни копейки? Почему, репрессированный и реабилитированный, он не получает надбавки к пенсии, гарантированной нашим законодательством? Почему вокруг него по-прежнему стена непростительного равнодушия?