Значение костров ермил иванович в краткой биографической энциклопедии. Ермил Костров: биография

Костров, Ермил Иванович

Писатель, род. в 1755 г., ум. 9 декабря 1796 г. Происходил из экономических крестьян Вятской губернии, Вобловитской волости, и первоначальное образование получил в Вятской семинарии. По выходе из семинарии в 1773 г., Костров, находясь в стесненном положении, обратился к своему земляку члену синода архимандриту Иоанну (Черепанову) с просьбой, в стихах, о доставлении ему возможности продолжать образование в Московской духовной Академии. Просьба эта имела успех и в 1775 г. Костров является уже "Московской славяно-греко-латинской Академии священной богословии студентом". Студентом Академии был он и в 1776 г.; 23 января 1778 г. мы видим Кострова уже студентом Московского университета, а в 1779 г. он был произведен в бакалавры. Произведенный в 1782 г. в провинциальные секретари, Костров в этом чине оставался до конца своей жизни, живя постоянно в Москве и сохраняя связи с университетом и его кураторами - Шуваловым и Херасковым. Благодаря влиянию последнего Костров сделался официальным университетским стихотворцем, обязанность которого состояла в сочинении стихов на разные торжественные случаи, праздновавшиеся в университете. Но Костров не был доволен этим своим положением; ему, по словам гр. Хвостова, хотелось учить поэзии с кафедры. Неудача в этом содействовала развитию в нем страсти к пьянству, под влиянием которой Костров так опустился, что под конец жизни не имел даже своего угла, а жил то в университете, то у разных знакомых.

Костров жил и писал в ту эпоху, когда в русскую литературу начинал проникать западноевропейский сентиментализм, вытесняя мало-помалу господствовавшее в ней в XVIII веке ложноклассическое направление. Это литературное течение наложило свой отпечаток и на авторскую деятельность Кострова. Принадлежа первыми своими произведениями к ложноклассической школе, Костров, с появлением Державинской "Фелицы", отрекается от прежнего направления и переносит мало-помалу свои литературные симпатии на сторону сентиментализма. Как писатель, Костров был мало оригинален. Большую часть его самостоятельных произведений составляют оды и стихи на разные торжественные случаи, написанные от имени университета. Оды Кострова, представляя подражание Ломоносову, составлены по ложноклассическому шаблону, крайне искусственны, лишены содержания и совершенно чужды окружающей жизни. Если они чем-нибудь и отличаются от однородных произведений других писателей XVIII века, то разве тем, что в них видно хорошее знакомство со Св. Писанием, что объясняется богословским образованием поэта; в них отразилось, затем, влияние переведенных автором писателей. Костров и сам чувствовал ложность своей поэзии и симпатизировал новому направлению, как это видно из выбора им вещей для переводов. Но у него нехватало таланта для того, чтобы самостоятельно отрешиться от ложноклассической рутины. Новый путь был указан Державиным в его "Фелице", появление которой Костров приветствовал "Письмом к творцу оды в похвалу Фелице" ("Собеседн. любит. росс. слов.", 1784 г., ч. X, ст. V), в котором он, восхваляя Державина, смеется над торжественными одами и своим прежним литературным направлением. И, действительно, с этого времени Костров бросает условный размер, освобождается от правил "высокого слога" и начинает писать проще и естественнее, отчего его стихи много выигрывают. Под влиянием Державина он ввел в свою лирику упрощенный язык и разнообразие размеров; под влиянием переведенного им (1780-1781 г.) Апулея он внес в нее элемент нежного, до тех пор ей совершенно чуждый. Наиболее искренними и прочувствованными являются те оды и стихи Кострова, которые писаны им не по обязанности и адресованы лицам, которых поэт искренне уважал: Шувалову, Хераскову, Суворову и митрополиту Платону. Но и в этих произведениях виден ложноклассик. Вообще оригинальные пьесы не дают Кострову права занять сколько-нибудь видное место в истории русской литературы. Его заслуга определяется переводами, удачно выбранными и удачно исполненными. Самый ранний из них относится к 1779 г. Это - перевод небольшого сатирического стихотворения Вольтера "La Tactique". В том же году Костров перевел, тоже с французского, и напечатал: "Поэму Эльвирь, сочинение старшего Арнода и Зенотемис, приключение марсельское, сочинение младшего Арнода". "Зенотемис" - первый прозаический перевод Кострова. Язык его, хотя довольно чистый, все-таки тяжел и необработан. В следующие затем два года (1780 и 1781) Н. И. Новиков издал третий переводной труд Кострова - "Луция Апулея, платонической секты философа, Превращения или Золотой осел" - в двух частях, с объяснительными примечаниями. Этот перевод отличается близостью к подлиннику, чистотой и правильностью языка. В 1870 г в Москве вышло второе издание этого перевода. После Апулея Костров задумал дать русской литературе перевод Илиады и через шесть лет, в 1787 г., появились в печати первые шесть песней, со стихотворным посвящением Екатерине II. В 1811 г. были найдены еще VII, VIII и часть IX песни Илиады в переводе Кострова и в том же году напечатаны в "Вестнике Европы" (ч. LVIII, №№ 14 и 15). Этот труд Кострова представляет собой первый опыт стихотворного перевода Илиады на русский язык. Написанный александрийским шестистопным ямбом, перевод Кострова был хорошо принят читающей публикой. Однако, он страдает серьезным недостатком, - именно напыщенностью и высокопарностью слога, изобилующего церковно-славянскими формами и оборотами, что, впрочем, объясняется воззрениями господствовавшей в то время литературной теории. В 1792 г. Костров издал свой последний перевод - песни Оссиана, с французского перевода. Кроме вышеуказанных отдельных изданий, произведения Кострова появлялись в "Собеседнике любителей российского слова", "Зеркале света", "Приятном и полезном препровождении времени", "Аонидах" и "Приношении религии".

Собрание сочинений и переводов Koстрова имело два издания: первое - в СПб. 1802 года, второе (Смирдинское) в СПб. 1849 г. Оба эти издания неполны: в них нет прозаических переводов Кострова.

"Отечеств. Зап.", 1851 г. ноябрь, статья А. Д. Галахова "Сочинения Кострова"; Морозов, "Е. И. Костров, его жизнь и литературная деятельность". Воронеж. 1876 г., (то же в Филолог. Зап. 1876 г. № 2, стр. 67-82, № 3, стр. 1-26 и № 6, стр. 27-67); "Полное собрание соч. кн. П. А. Вяземского", т. VIII, стр. 10. СПб. 1883 г.; "Вятские стихотворцы XVIII в." Вятка, 1897, стр. 68-92.

Н. Мичатек.

{Половцов}

Костров, Ермил Иванович

Поэт. Сын экономического крестьянина Вятской губ., К. род. в начале 1750-х гг., учился в вятской семинарии, славяно-греко-латинской академии и московском университете, где окончил курс в 1777 г. со степенью бакалавра; был официальным университетским поэтом и членом общества любителей учености при университете. В 1782 г. он получил второй чин (провинциального секретаря), в котором и остался до самой смерти, в 1796 г. Еще будучи семинаристом, он напечатал "Стихи св. прав. синода конторы члену новоспасского ставропигиального м-ря архимандриту Иоанну" (М., 1773); студентом акд. писал издававшиеся отдельно эпистолы и хвалебные стихи епископу Платону, Потемкину и т. д. Вообще, К. был писателем очень плодовитым; мелкие его оды появлялись отдельными брошюрками на каждый торжественный случай. Первым более крупным трудом К. были переводы поэмы Арнода старшего "Эльвир" и рассказа Арнода младшего "Зенотемис", соединенные вместе (М., 1779). Затем К. перевел стихами "Тактику" Вольтера (М., 1779), "Золотого осла" Апулея (М., 1780-81, 2 изд. M., 1870) и первые 6 песен "Илиады" (М., 1787). Следующие три песни были напечатаны после смерти К. в "Вестн. Европы" (1811, № 16). К. перевел еще "Галльские стихотворения" Оссиана (М., 1792, 2 изд. СПб., 1818). Он поместил также массу стихотворений в периодических изданиях своего времени. Переводы К. неравного достоинства; местами они поэтичны, местами прозаичны, но в общем замечательно верны подлиннику. Перевод "Илиады" сделан таким легким и красивым языком, что с удовольствием может быть прочтен и в настоящее время. Оды хотя и не так низкопоклонны, как у его современников, но изобилуют натянутыми сравнениями и полны риторической шумихи. Впрочем, после появления "Фелицы" Державина, которого К. горячо хвалил в своих стихах, оды его стали сравнительно проще. К. жил в большой бедности, заискивать у милостивцев не любил и страдал известной "русской" слабостью. Сочинения К. изданы 2 раза: СПб., 1802 г. (без прозы) и (вместе с Аблесимовым) СПб., 1849 г.; кроме того, они собраны во II вып. "Рус. поэзии" С. А. Венгерова (СПб., 1894), где воспроизведено и наиболее обстоятельное исследование о К. Ср. П. О. Морозов, "Е. И. К. Его жизнь и литературная деятельность" (Вор., 1876).

{Брокгауз}

Костров, Ермил Иванович

поэт, переводч. "Илиады" при Екатер. II, бакалавр Москов. унив., род. 175?, † 1796 г.

Прибавление: Костров, Ермил Иван., будто бы род. 1752 г. (?) гадательно, но не фактически, опред. слов. Арсеньева.

{Половцов}

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

Смотреть что такое "Костров, Ермил Иванович" в других словарях:

Ермил Костров Дата рождения: ок. 1755 Место рождения: село Синеглинье, Вобловицка … Википедия

Костров, Ермил Иванович талантливый переводчик и поэт. Родился около 1750 года в семье вятского экономического крестьянина. Учился в Московской Славяно Греко Латинской академии и кончил Московских университет бакалавром. Состоял официальным… … Биографический словарь

Костров Ермил Иванович - . Сын дьячка. После смерти отца (до 1765) семья К. была переписана в экономические крестьяне. В 1766 К. поступил в Вятскую дух. семинарию, а в 1773 был исключен из класса… … Словарь русского языка XVIII века

КОСТРОВ Ермил Иванович - (1755—1796), русский поэт, переводчик. Пер. «Илиады» (в стихах; песни 1—6, 1787; песни 7—9, изд. 1811), произв. Апулея («Золотой осел»), Вольтера, Оссиана. Оды, послания (в кн. Поэты XVIII в., т. 2, Л., 1958).■ Полн. собр. соч., ч … Литературный энциклопедический словарь

Поэт. Сын экономического крестьянина Вятской губ., К. род. в начале 1750 х гг., учился в вятской семинарии, славяно греко латинской акд. и московском унив., где окончил курс в 1777 г. со степенью бакалавра; был официальным университетским поэтом… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Родился 16(27).V.1751 в Вятской губернии в семье государственного крестьянина, умер в бедности, от белой горячки 9(20).V.1796 г. в Москве .

Поэт и переводчик.

Первоначальное образование получил в Вятской семинарии, оканчивая которую, выступил в печати с посланием к архимандриту Новоспасского монастыря Иоанну Черепанову (1773). Архимандрит обратил внимание на способного ученика и помог ему поступить в Московскую славяно-греко-латинскую академию. Годы учения в академии были временем формирования литературно - эстетических взглядов Кострова. Он знакомится с библейской историей, овладевает принципами риторической поэзии.

В 1777-79 Ермил Иванович учился в Московском университете, по окончании которого получил степень бакалавра. С университетом Костров был связан и в дальнейшем, состоя при нем официальным поэтом, однако никакой служебной карьеры сделать ему не удалось.

В начале своего творческого пути Костров пишет преимущественно «торжественные», или «похвальные», оды в честь императрицы и членов ее семьи. Он следует за М. В. Ломоносовым, усваивает его композиционные и стилистические приемы и формы (о своей зависимости от Ломоносова К. заявляет уже в своей первой оде на день коронации Екатерины II 1778 г.). Стремясь к усложненности языка и пышности слога, Костров насыщает свои оды славянизмами и библеизмами. Однако «похвальные» оды поэта лишены сколько-нибудь значительного идейного содержания. «Чистая» одическая форма выступает в них на первом плане.

Позднее, став университетским поэтом, Ермил Иванович, под влиянием М. М. Хераскова и его поэтической школы, пишет оды и стихотворения в честь своих покровителей - меценатов и деятелей дворянской культуры (Хераскова, И. И. Шувалова и др.). Соответственно стиль и форма его од и посланий упрощаются, в них заметны черты сентиментализма и предромантизма, характерные для школы Хераскова.

После появления «Фелицы» Г. Р. Державина Ермил Иванович принимает его литературные позиции («Письмо к творцу оды, сочиненной в похвалу Фелице, царевне Киргизкайсацкой», 1783; «Песнь на возвращение... Екатерины II из полуденных стран России»), пишет ряд стихотворений в честь А. В. Суворова, отмеченных легкостью языка и слога. В то же время в поэзии Кострова Е.И. усиливаются и сентиментальные мотивы («К бабочке», «Клятва» и другие).

В последние годы жизни Костров преимущественно занимался переводческой деятельностью, которая была весьма значительной. Отдав дань традициям классицизма (перевод одной из поэм Вольтера 1779; «Золотого осла» Апулея, т. I-II, 1780-81; «Илиады» Гомера, песни I-VI, 1787; VII, VIII и частично XI, 1811), Костров Ермил Иванович заканчивает переводом («Оссиан, сын Фингалов, бард третьего века: галльские стихотворения», т. I-II, 1792), выполненным в духе предромантизма, что соответствовало эволюции его поэтического творчества.

Переводы Кострова Е.И. были высоко оценены современниками.

В 1782 он добился чина провинциального секретаря и выше этого уже не поднялся.

КОСТРОВ ЕРМИЛ ИВАНОВИЧ

(род. ок. 1750 г. – ум. в 1796 г.)

За блестящий перевод древнегреческой «Илиады» современники назвали Кострова «российским Гомером». Он был большим чудаком и горьким пьяницей. Все старания многочисленных друзей и влиятельных покровителей поэта уберечь его от этой пагубной страсти оставались тщетными. О чудачествах Ермила Ивановича ходили многочисленные байки. Вот некоторые из них.

Императрица Екатерина II, прочитав перевод «Илиады», пожелала видеть Кострова и поручила И. И. Шувалову привезти его во дворец. Иван Иванович, которому хорошо была известна слабость Ермила, позвал его к себе, велел одеть на свой счет и убеждал непременно явиться к нему в трезвом виде, чтобы вместе ехать к государыне. Поэт обещал, но в назначенный день и час его, несмотря на тщательные поиски, нигде не смогли найти. Шувалов отправился к Екатерине на прием во дворец один и объяснил ей, что Костров не мог воспользоваться ее милостивым вниманием по случаю будто бы приключившейся внезапной и тяжкой болезни. Государыня выразила сожаление по этому поводу и поручила Ивану Ивановичу передать знаменитому стихотворцу от ее имени тысячу рублей.

Только спустя две недели Костров явился к Шувалову.

– Не стыдно ли тебе, Ермил Иванович, – сказал ему с укоризною Шувалов, – что ты променял дворец на кабак?

– Побывайте-ка, Иван Иванович, в кабаке, – отвечал Костров, – право, не променяете его ни на какой царский дворец!

Некоторое время знаменитый поэт жил у И. И. Шувалова, где занимался переводом древнегреческих произведений. Домашние Шувалова почти не замечали его в доме, как домашнюю кошку, к которой привыкли. Однажды к Шувалову зашел приятель и, не застав его дома, спросил: «А дома ли Ермил Иванович?» Лакей отвечал: «Дома; пожалуйте сюда!» – и привел его в задние комнаты, в девичью, где девки занимались работой, а поэт сидел в их кругу и сшивал разноцветные лоскутки. На столе возле него лежала вверх переплетом открытая книга Гомера. На вопрос гостя, чем это он занимается, переводчик ответил очень просто: «Да вот девчата велели что-то сшить!» – и продолжил свою работу.

Ермил Иванович Костров родился около 1750 года в крестьянской семье. По другим данным, он появился на свет в 1755 году в селе Синеглинское Вятской губернии. Талантливый юноша учился в Вятской семинарии, затем изучал богословие в московской Славяно-Греко-Латинской академии. Оттуда, не желая, видимо, становиться церковнослужителем, перешел в университет, который окончил в 1777 году со степенью бакалавра. Выпускник при содействии поэта М. М. Хераскова был назначен официальным университетским поэтом и стал членом Общества любителей учености при этом учебном заведении.

Еще будучи семинаристом, Ермил напечатал «Стихи св. прав. Синода конторы члену Новоспасского ставропигиального монастыря архимандриту Иоанну» (Москва, 1773). Затем студент Славяно-Греко-Латинской академии сочинял издававшиеся отдельно эпистолы и хвалебные стихи архиепископу Платону, князю Потемкину, Шувалову, императрице России Екатерине II и др. Мелкие оды начинающего поэта, богатые церковно-славянскими формами и заимствованными у Гомера и Оссиана сравнениями и метафорами, появлялись отдельными брошюрками на каждый торжественный случай. Другие стихотворения Костров помещал в «Московских Ведомостях», «Зеркалах Света», «Приятном и полезном препровождении времени», «Аонидах» Карамзина (1796) и пр.

Поначалу Ермил пытался писать оды в духе нарождающегося сентиментализма, но ему не хватало смелости идти до конца, и постепенно начинавшиеся простым, задушевным языком оды, в конце концов, наполнялись тяжеловесными фразами. Костров заботился тогда лишь о том, «чтобы песнь была красна и стройна», мало думая о содержании. Понимая свои слабые стороны, он вовсе отказался от этого жанра и перешел к новым, разработанным к тому времени поэтами-лириками – «стихотворениям на случай». Он, например, одним из первых стал воспевать военные победы не слишком приближенного ко двору полководца А. В. Суворова в восторженных стихах. (Скажем, «На взятие Варшавы», 1795.)

До конца 1782 года поэт написал от имени Московского университета полтора десятка од и стихотворений, адресованных высоким особам России – например, ко дню рождения Екатерины II и ее многочисленных фаворитов. Но потом Костров стал менее ревностно отзываться на заказные темы: за последующие пять лет Ермил написал лишь пять стихотворений официального содержания. Если раньше он посвящал оды знатным особам, правителям, суворовским победам, мощи и величию Российской империи, то теперь стал воспевать любовь, дружбу, природу.

Язык его произведений также претерпел изменения, он стал простым и понятным, исчезли громоздкие фразы. Например, его стихотворения «Клятва», «К бабочке» и др. можно отнести к лучшим лирическим произведениям XVIII столетия.

В год стихотворец получал от своего учебного заведения 1500 рублей. И все же, несмотря на сравнительно неплохое денежное вознаграждение, должность университетского поэта тяготила Кострова. Он хотел преподавать, но до кафедры допущен не был из-за своего крестьянского происхождения и пристрастия к неумеренному употреблению горячительных напитков.

«Его не разгадали, ему хотелось учить поэзии с кафедры, – говорил граф Дмитрий Иванович Хвостов. – Нынче смеются над неразгаданными; но они всегда были и есть. Для них нет времени!»

Известный в то время литератор и профессор Московского университета Петр Иванович Страхов говорил: «Если бы Костров, как он желал всегда, занял место по способностям при университете, мы бы не лишились его так рано, и поэзия наша двинулась бы целым веком вперед».

Самолюбивый, честный, чужой для окружающих, чудаковатый поэт никак не мог осуществить своих желаний. Неудовлетворенный своим положением «сочинителя», он часто уходил в запой. И пошли гулять по свету всевозможные байки, повествующие как о пьяных приключениях чудака, так и о его доброте, честности и безобидности.

Однажды в университете студенты, недовольные обедом, разбили несколько тарелок и швырнули в эконома пирожками. Начальство, разбирая это дело, в числе бунтовщиков обнаружило бакалавра Ермила Ивановича Кострова. Все изумились – ведь он был нраву самого кроткого, да и вышел давно из студенческого возраста.

– Помилуй, Ермил Иванович, – сказал ему ректор университета, – ты-то как сюда попался?..

– Из сострадания к человечеству, – отвечал добряк Костров.

В 1782 году он получил второй чин – провинциального секретаря – и на этом карьера поэта завершилась: одолеть следующую ступеньку служебной лестницы мешало, как уже отмечалось выше, низкое происхождение и злоупотребление спиртным.

И все же Костров все время стремился в Санкт-Петербург, поближе к влиятельным людям, чтобы найти среди них покровителей. В конце концов это ему удалось. К нему участливо относился Г. Р. Державин, в хороших отношениях с ним был А. В. Суворов, который оказывал поэту покровительство и называл его своим приятелем. Поэт посвятил знаменитому полководцу несколько произведений, написанных в разных жанрах. Вот отрывок одного из них:

Сын славы, чести сын, воспитанник побед,

Он правотой души в восторг приводит свет.

Не раболепствует он счастию слепому,

Но к славе по пути он шествует прямому.

И все же Кострову, несмотря на покровительство и поддержку знаменитых людей Российской империи, не удалось реализовать все свои возможности. От неудовлетворенности своим положением он продолжал искать спасения в алкоголе.

Как-то после веселого обеда у какого-то литератора подвыпивший поэт сел на диван и откинул голову на спинку. Один из присутствующих молодой человек, желая подшутить над ним, спросил:

– Что, Ермил Иванович, у вас, кажется, мальчики в глазах?

– И самые глупые, – отвечал Костров.

Он частенько захаживал к Ивану Петровичу Бекетову, где для поэта всегда стояла суповая чаша с пуншем. Вместе с Бекетовым жил его брат Платон Петрович, у них бывали знатные гости, скажем, младший брат H. М. Карамзина, Александр Михайлович, бывший тогда кадетом и приходивший к ним по воскресеньям. Напоив Ермила, гости специально ссорили его с молодым Карамзиным, которому самому это казалось забавным. А пьяный чудак-поэт принимал эту ссору всерьез. Потом молодчики доводили их до дуэли и давали кадету в руки обнаженную шпагу, а Кострову – ножны от шпаги. Он не замечал этого и с трепетом сражался, боясь пролить невинную кровь. Ермил никогда не нападал, а только защищался.

Костров, не имея своего жилья, одно время проживал в Очаково, в имении поэта М. М. Хераскова. (Того самого, что помог Ермилу Ивановичу устроиться в Московском университете на должность стихотворца.) Известный поэт и театрал конца XVIII столетия И. М. Долгоруков вспоминал, что в Очакове «…ежедневно происходили очарования: разнородные сельские пиршества: театры, иллюминации, фейерверки и все, что может веселить ум и чувства… Бессмертный наш пиит, старец Херасков… в липовой роще, ходя задумавшись, вымышлял свои песни в то время, как в регулярном саду вся фамилия Трубецких предлагала гостям всякие сюрпризы. Москва переносилась вся в их мирное и волшебное увеселение… Был кабинет в саду Хераскова, в котором помещены вензеля всех занимающихся литературой…» Не исключено, что там имелся и вензель Е. И. Кострова.

Ермил Иванович хорошо знал древние языки и французский; его попытка привить русскому языку формы и понятия европейских литературных образцов заслуживает большого внимания, как и его переводы, которые местами были поэтичны, местами прозаичны, но в общем замечательно верны подлиннику.

В 1779 году в Москве он напечатал свой стихотворный перевод поэмы Арнода-старшего «Эльвир» и рассказа Арнода-младшего «Зенотемис», соединенные в одной книге. В том же году Ермил перевел стихами сатиру «Тактика» Вольтера, затем издал свой перевод под названием: «Луция Апулея, Платонической секты философа, или Золотой осел» (Москва, 1780–1781, второе издание – Москва, 1870).

Первые шесть песен «Илиады» на русском языке Костров издал тоже в Москве в 1787 году. Именно этому переводу он обязан своей известностью, к сожалению, скорее посмертной, чем прижизненной. Седьмая, восьмая и часть девятой песни этого произведения были напечатаны уже после смерти Ермила Ивановича – в «Вестнике Европы» (1811, № 16). Именно Костров впервые в России перевел «Илиаду» Гомера и «Золотого осла» Апулея.

Перевод «Илиады» сделан таким легким и красивым языком, что с удовольствием читается и в наши дни. Вот как умел работать этот чудак – «российский Гомер», который еще до Гнедича взялся за перевод этого бессмертного произведения.

Однажды князь Потемкин захотел увидеть знаменитого Кострова. Покровители вынуждены были по этому случаю держать совет, как одеть поэта и, главное как его уберечь от запоя накануне визита. Всякий уделил ему из своего платья: кто французский кафтан, кто шелковые чулки. Наконец, Ермила Ивановича причесали, напудрили, обули, одели, привесили ему шпагу, дали шляпу и пустили идти по улице. А сами пошли его провожать, боясь, чтоб он, по своей слабости, куда-нибудь не зашел пропустить рюмочку-другую, после которой его было уже не остановить. Но при этом приятели шли за ним на расстоянии, потому что идти с ним рядом было совестно: Костров и трезвый был нетверд на ногах и шатался. Прохожие высказывались, кто с сожалением: «Видно, больной человек!», а кто с осуждением: «Эх, как напился!» Ни того, ни другого: и здоров, и трезв поэт, а такая была походка! Так проводили его до самых дверей дворца Потемкина, подождали, пока он войдет внутрь, и оставили в полной уверенности, что Костров уже точно попадет на прием к князю. Кстати, тот неоднократно одаривал Ермила Ивановича деньгами.

Екатерина II тоже часто жаловала Кострову значительные подарки. Но поэт все, что зарабатывал упорным трудом, или терял, или отдавал бедным. Жалость, сострадание и бескорыстность Ермила Ивановича подтверждается многими из напечатанных о нем баек.

Костров, получив за перевод 150 рублей, тотчас расположился в питейном заведении с известными намерениями. Завтра, думал он, поеду в Петербург, там не то что в Москве, стоит только явиться прилично. Моя лира знакома Императрице, теперь я попаду на путь торный. Костров не профессор, не учитель; но что! Может быть, он будет?.. Вдруг поэт услышал, как один из вошедших офицеров сказал другому, что ему надо явиться к сроку в полк, но он потерял последние 150 рублей и теперь не может вернуться на службу вовремя. Через некоторое время офицеры вышли. Костров вскочил, побежал за ними, остановил их и, обращаясь к тому, который говорил о потере денег, протянул ему свои купюры. Офицер удивился. «Да, милостивый государь! я нашел ваши 150 рублей, вот они». И, не дожидаясь благодарности, поэт развернулся и ушел в темноту.

Костров страдал перемежающейся лихорадкой. «Странное дело, – заметил он как-то H. М. Карамзину, – пил я, кажется, все горячее, а умираю от озноба».

Вот как вспоминал один из современников поэта, М. Макаров, встречу с Ермил ом Ивановичем: «Через несколько дней после моего первого знакомства с Костровым, возвращаясь из университетского пансиона, я уже один навестил Федора Григорьевича Карина и, признаюсь, собственно для того, чтоб еще посмотреть на Кострова, показать ему какие-то стишки, которые надиктовали мне в классе; какую-то книжку, которую тогда подарил мне незабвенный наш воспитатель А. А. Прокопович-Антонской. Пусть же знает Костров, что и я начал читать стихотворцев: но все это не так сбылось, как мне хотелось: Кострова я встретил на крыльце у самых дверей квартиры Карина. Поэт мой был в положении самом ужасном. Лицо Кострова засыпано было мукою, одна букля его прически распустилась; но в ней еще держалась шпилька; коса его вылезла из ленты и рассыпалась по плечам; худая испачканная шинель едва его прикрывала, бедный жрец Бахусов шатался!

Я старался было ускользнуть от него; но он заметил меня, и, схватив очень крепко мою руку, произнес укоризненно: «И ты, дитя, идешь прочь от жалкого переводчика Гомеровой «Илиады»: таков талант, такова звезда горемычнаго воина Парнасских полков Аполлоновых!»

Многочисленные попытки друзей и покровителей отучить чудака от пристрастия к «зеленому змию» заканчивались неудачей. Пагубное пристрастие к алкоголю и погубило замечательного поэта и переводчика. Окончательно спившийся, он умер от белой горячки в 1796 году в крайней бедности и одиночестве, не дожив даже до 50-летнего возраста. А. С. Пушкин в лицейские годы в стихотворении «К другу стихотворцу» сочувственно писал: «Костров на чердаке безвестно умирает».

Потомки не забыли поэта. Печальная судьба Кострова побудила Н. В. Кукольника написать пятиактную драму в стихах: «Ермил Иванович Костров» (Санкт-Петербург, 1860). Драматург А. Н. Островский избрал его прототипом Любима Торцова в своей комедии «Бедность не порок».

Полное собрание сочинений Е. И. Кострова (без прозы) и переводов в стихах вышло в Санкт-Петербурге в 1802 году и (вместе с Аблесимовым) в 1849 году. Стихотворные произведения чудаковатого поэта собраны в выпуске «Русской поэзии» С. А. Венгерова (Санкт-Петербург, 1894), а также в «Филологических Записках» (1876).