«Было две славы Есенина – поэтическая и темная слава. «Вздорная баба с пустыми глазами»

89 лет назад в гостинице "Англетер" в Ленинграде (Санкт-Петербург) чекистами зверски убит после жестоких пыток и истязаний ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ ПОЭТ СЕРГЕЙ ЕСЕНИН.

Он с лихвой оплатил за свой грех принятия советской власти и попыток ее воспевания. Его мученическая смерть, искупив все его грехи, показала всему населению не только России, но и всего мира:

"С "советчиной" нельзя заигрывать, "советчине" нельзя доверять, "советчиной" нельзя увлекаться, "советчину" нельзя поддерживать, "советчину" невозможно исправить!"

Смерть поэта Сергея Есенина — одна из самых ужасных, непостижимых и противоречивых. С того дня, когда его нашли мертвым в ленинградской гостинице “Англетер”, скоро минует целый век, но споры так и не утихают. Более того, у группы поклонников его таланта и историков по-прежнему нет сомнений: Есенина убили! Об этом во всеуслышание заявил Николай Браун — сын писателя, выносившего тело Есенина из гостиницы. Он утверждает, что отец был уверен на 100%: Есенин умер после пыток при допросе. Краевед Валерий Мешков даже составил заявление на имя Президента РФ и в МВД РФ, под которым просит подписаться всех, кому дорога репутация Есенина и справедливость.

В канун 118-ой годовщины со дня рождения Есенина, власть не хочет раскрывать все доказательства пыток,которые они учиняли против поэта...кои доказательства хранятся(и не только архивы на Есенина)в застенках Лубянки(НКВД)...

САМЫЕ НЕЛЕПЫЕ ВЕРСИИ ПРИДУМАННЫЕ ЧЕКИСТАМИ О СМЕРТИ ЕСЕНИНА С.А.

Убит из-за ревности. Якобы у Троцкого и Есенина была общая любовница и приказал убрать его одному из своих подчиненных, сымитировав самоубийство.

Погиб в результате нелепого розыгрыша. Якобы, как человек эпатажный, он решил имитировать свою смерть, но не рассчитал.

. Есенин умер недавно, поскольку доживал свой долгий век на Колыме, где спокойно продолжал писать стихи.

НИЖЕ ПРИВЕДУ КОСВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА О
ТОМ,ЧТО ПОЭТА ПЫТАЛИ,А ПОТОМ
ЖЕСТОКО УБИЛИ В ЗАСТЕНКАХ НКДВ...А ПОТОМ ТЕЛО
ПРИВЕЗЛИ В ГОСТИНИЦУ И ИНСЦЕНИРОВАЛИ

СУИЦИД...

3 августа 1923 года Есенин был принят Л. Троцким, который заверил поэта, что окажет материальную поддержку в создании журнала, но обещание не сдержал. У Есенина были средства для существования, но его друзья Н. Клюев, П. Орешин, С. Клычков, А. Ганин, П. Карпов, А. Ширяевец, И. Приблудный бедствовали. Они стали писать протесты в ЦК, в правительство, что вызвало раздражение в верхах. Начались гонения. 20 ноября 1923 г. Есенин, Алексей Ганин, Сергей Клычков и Петр Орешин зашли в столовую на Мясницкой улице (сейчас ул. Кирова) и стали обсуждать издательские дела. В их разговор вслушивался незнакомец. Поэты сделали ему замечание. Фискал позвал двух милиционеров и обвинил поэтов в оскорблении Троцкого и Каменева. Есенин, Клычков, Орешин и Ганин были арестованы. Несмотря на показания М.В. Роткина, утверждавшего, что поэты оскорбляли вождей революции, дело было передано в товарищеский суд Союза писателей. Обвинителем был Лев Сосновский. Однако суд осудил не только четырех поэтов, но обвинил Сосновского в клевете против Есенина. У Есенина был серьезный конфликт и с «пролетарскими поэтами». В статье, известной при его жизни, но опубликованной только в 1990 году, Есенин назвал их «революционными фельдфебелями». «...Эти типы развили и укрепили в литературе пришибеевские нравы... — писал Есенин. — Давно стало явным фактом, как бы ни хвалил и ни рекомендовал Троцкий разных Безымянских, что пролетарскому искусству грош цена...».

В прессе началась травля поэта, возглавленная редакторами Сосновским и Борисом Волиным. Анонимные «собкоры» обвиняли его в самых чудовищных грехах, требовали отмены решения товарищеского суда и сурового приговора. Есенина перестали принимать в редакциях. Так складывался миф о том, что Есенин — хулиган, пьяница, драчун. Спасая его, друзья определили его в профилакторий Шумской. Власть попыталась разделаться с поэтом на основаниях закона — провокаторы цеплялись к нему, устраивали скандалы, привлекали милиционеров, а затем обвиняли поэта в хулиганстве и антиправительственных речах. С декабря 1923 года против Есенина было возбуждено пять уголовных дел.
Одним из аргументов в пользу версии самоубийства является ссылка на то, что поэт уже пытался перерезать себе вены. Это ложь. 13 февраля 1924 года Есенин попал в Шереметьевскую больницу (сейчас клиника им. Склифосовского) с травмой левого предплечья. Светлана Есенина комментирует со слов матери: «Сергей Александрович поскользнулся около своего дома в Брюсовском переулке, попал рукой в окно подвала и стеклом поранил руку».

20 февраля 1924 года последовало постановление на арест Есенина. В больницу направились чекисты. Однако врач отказался выдать его, заявив, что тот находится в критическом состоянии. Друзья перевели его в Кремлевскую больницу, откуда его быстро выписали, и он перешел на нелегальное положение. Есенин пытался уехать за границу, но вмешались «органы», и попытка провалилась.
Однажды в кафе «Домино» собрались Есенин, Алексей Ганин, Иван Приблудный и другие. Заметив, что большевики долго не продержатся, Ганин в шутку набросал на салфетке состав нового правительства, предложив Есенину пост министра просвещения. Есенин отказался, и на эту «должность» назначили Приблудного. Кто-то донес об этом в ГПУ. В начале сентября Есенин уехал в Баку. 11 ноября 1924 года ОГПУ арестовало друзей Есенина, обвинив их в создании «контрреволюционной» организации «Орден русских фашистов». Никакой подпольной организации не было. От ареста Есенина спасло то, что он успел уехать в Баку.
Там у Есенина появляется покровитель — Киров. Из аудиозаписи воспоминаний Петра Чагина стало известно, что Есенин и Киров познакомились осенью 1924 года, на вечере в честь приезда М.В. Фрунзе в Баку. «Есенин без конца выведывал у меня все подробности боевой работы Кирова в Одиннадцатой армии, в Астрахани, — вспоминает Чагин. — Признавался мне, что лелеет и нежит мечту написать эпическую вещь о гражданской войне, и чтобы обязательно в центре всего этого эпоса, который должен перекрыть и «Песнь о великом походе», и «Анну Снегину», и все написанное им, был Ленин». Таким образом, нельзя считать Есенина врагом большевиков, равно и их сторонником. И то, и другое неверно.

1 марта 1925 года Есенин тайно по издательским делам возвращается в Москву, несмотря на смертельную опасность — ОГПУ ведет дело против его друзей. Кто-то из доброжелателей предупредил поэта о том, что готовится приговор, и в день тайного слушания дела т.н. «Ордена русских фашистов» в ГПУ 27 марта 1925 года Есенин срочно возвращается на Кавказ. Ганин, братья Чекрыгины, В. Дворянский и В. Галанов были расстреляны. Б. Глубоковского, А. Александрова-Потерехина и И. Колобова отправили на Соловки на 10 лет.
1 мая 1925 года Чагин и Есенин поехали на дачу в Мардакянах под Баку. Есенин, по словам Чагина, «в присутствии Сергея Мироновича Кирова неповторимо задушевно читал новые стихи из цикла «Персидские мотивы». Чагин характеризует Кирова как «человека большого эстетического вкуса, в дореволюционном прошлом блестящего литератора и незаурядного литературного критика». Киров отозвался о Есенине как о большом поэте. На вопрос: «Понимал ли Киров, какой политический узел затягивается на шее Есенина и почему его не уберег?» — Светлана Петровна отвечает: «Киров был самым порядочным и интеллигентным из большевиков. Весной 1929 года Киров с горечью сказал В.А. Мануйлову, что, если бы в сентябре 1925 года им удалось задержать Есенина на два-три месяца в Баку, может быть, декабрьской катастрофы не случилось бы».
Травлю и судебные преследования Есенина считают веской причиной самоубийства. Не спешите делать вывод. Популярность в народе у Есенина была феноменальной — его стихи переписывались от руки, на них складывали песни. Журналы стали все чаще публиковать его. Госиздат решил издать Полное собрание сочинений Есенина, чем не мог похвастаться ни один современный ему поэт, причем с одним из самых высоких гонораров. Учтем покровительство Кирова и появившуюся возможность обеспечить родных — такую полосу в жизни черной не назовешь.

6 сентября 1925 года вместе с Софьей Толстой Есенин возвращался в Москву. Чекист не пустил поэта в вагон-ресторан. Дипломат Адольф Рога сделал поэту едкое замечание. Есенин грубо ответил. В конфликт вступил дипломат Ю. Левит. На его оскорбления Есенин ответил резкостью, задев его национальность. В Москве Есенина и Толстую задержали. Инцидент тянул в худшем случае на дело о мелком хулиганстве, что не устраивало Рога и Левита. По их требованию Наркомат иностранных дел обратился к прокурору, что грозило трибуналом. За Есенина вступился нарком просвещения А.В. Луначарский, но его ходатайство о прекращении дела отклонили.
Светлана Есенина рассказывает: «Осенью 1925 года Блюмкин привел Есенина к Троцкому с надеждой на то, что Есенин согласится сотрудничать. Но Есенин не сказал «подумаю», он отказался сразу!» Насколько серьезен был конфликт между Троцким и Есениным?
Режиссер фильма «Дорогие мои! Хорошие!» Владимир Паршиков: «Он же написал поэму «Страна Негодяев». Это о Троцком». (В поэме «Страна Негодяев» есть очень неприглядный герой — Чекистов.) По сути, Есенин бросил вызов второму лидеру страны. Такое не прощают. Можно ли представить, что столь смелый человек слабовольно полез в петлю?
На квартиру Толстой приходили повестки с требованием Есенину явиться на допрос. Чтобы спасти поэта, семья уговаривает его лечь в больницу к профессорам П. Б. Ганнушкину и П. М. Зиновьеву. Сначала он отказывается. Вечером 26 ноября Есенин соглашается на госпитализацию. Предполагалось, что поэт пробудет в клинике два месяца. Сам же Есенин хотел быстрее уехать на Кавказ или за границу, о чем 26 ноября написал Чагину.
28 ноября сотрудники ГПУ явились в клинику и потребовали у П. Б. Ганнушкина выдачи Есенина. П. Б. Ганнушкин отказался, представив чекистам заключение, согласно которому «больной» «по состоянию своего здоровья не может быть допрошен в суде». Был ли Есенин психически болен, склонен к суициду? Согласно свидетельствам друзей и родных, Есенин в клинике активно работал, часто шутил, находился в хорошем душевном настрое (насколько это возможно, учитывая угрозу расправы), был доброжелателен, общителен, открыт. В тот же день 28 ноября, когда чекисты приходили за ним, он продолжал работать и закончил знаменитое стихотворение «Клен ты мой опавший». По воспоминаниям дочери Зиновьева Натальи Милоновой, отец рассказывал ей, что Есенин был вполне здоров. Светлана Есенина поясняет: «Многих смущает его лежание в психиатрической клинике. Он был абсолютно здоровым. Это утверждала моя мама, ежедневно носившая ему обеды из дома. Все дело в том, что ему грозил трибунал». В то время трибуналы, как правило, приговаривали к расстрелу. Пребывание в клинике не только тяготило поэта, это была временная отсрочка, такое убежище не было надежным.
Светлана Есенина: «7 декабря Есенин дает телеграмму Вольфу Эрлиху в Ленинград, чтобы тот подыскал трехкомнатную квартиру, куда он намеревался перевезти всю семью. О каком же настрое на суицид может идти речь?»
Бывший старший следователь ГУВД г. Москвы Эдуард Хлысталов удивлялся, почему Есенин изменил свое намерение поехать на Кавказ и решил обосноваться в Ленинграде. По его мнению, Есенину посоветовал уехать туда специально подосланный к Есенину человек, который мог помочь поэту покинуть клинику, откуда уйти самовольно было невозможно, и это решение стало роковым. Не уверена, что ГПУ планировало расправу с Есениным именно в Ленинграде и причиной отъезда Есенина туда стал именно совет сексота. Убить Есенина могли и в Москве. По свидетельствам друзей, поэт боялся угрозы убийства. И логично было искать защиты у Кирова, с которым в Ленинграде планировалась встреча. Уточняю у Светланы Есениной: «Знал ли поэт о грядущем назначении Кирова в Ленинград?» Светлана Петровна: «Да, думаю, что об этом знали многие. Киров обещал Есенину помощь в создании журнала».
{mospagebreak}

Понимал ли Есенин последствия своего отказа работать на Троцкого? Мнение о том, что Есенин деревенский простак, — миф. Он сделал ставку на Кирова. И оказался в центре политического узла, затягивавшегося между Троцким и Кировым. Режиссер фильма «Дорогие мои! Хорошие!» Владимир Паршиков: «Не надо изображать Есенина человеком не от мира сего. Ставка была сделана верно: на Кирова, зная, что стоявший за Кировым Сталин рано или поздно придет к власти и «задушит» Троцкого».
18 декабря 1925 года в Москве начал работу XIV съезд ВКП(б). На нем разворачивалась грандиозная драма. Оппозиция Л. Каменева и Г. Зиновьева объявила смертельную войну Сталину. И проиграла. Каменев был переведен в кандидаты в члены Политбюро, Зиновьев потерял контроль над Ленинградской парторганизацией, чистка которой была поручена Кирову.
Утром 24 декабря Есенин приехал в Ленинград и направился к поэту Эрлиху, но того не оказалось дома. Оставив ему записку, поэт поселился в пятом номере гостиницы «Интернационал» («Англетер»).
31 декабря должен был закончиться XIV съезд партии, нового лидера ленинградских коммунистов ожидали в Ленинграде, где у Есенина планировалась встреча с ним. Сторонники версии самоубийства утверждают, что Есенин был подавлен и склонен к суициду. Это ложь. По свидетельствам современников, он был настроен на работу, читал друзьям стихи, рассказывал о новом, порученном ему журнале. За 1925 год у него вышло 8 книг, им было подготовлено полное собрание сочинений. Материальное положение Есенина было успешным — и не только благодаря будущей хорошо оплачиваемой работе. Существовал договор с Госиздатом на выплату гонорара за полное собрание сочинений в течение полутора лет. Первый перевод на 640 рублей уже поступил. Еще в Москве издателю Евдокимову Есенин рассказывал о своих планах — работе в журнале «Поляне», руководство которым обещал ему Киров. Племянница поэта Светлана Есенина: «Вскоре в Ленинград Есенин должен был перевезти и семью, о чем свидетельствует его телеграмма от 7 декабря, в которой поэт просил Эрлиха подыскать ему трехкомнатную квартиру». Все это говорит о его позитивном настрое.

«Секс-идол России на все времена, он изнывал от тоски безразличия… его женщины его любили, а он их не любил…» Как вы думаете, о ком это написано? Нет, это не про актера и не про стриптизера. Эти слова, опубликованные год назад, — о Сергее Есенине. Принадлежат они редактору одного из литературных альманахов - и ничего тут не добавишь… Поэту и при жизни, и после смерти везло на такого рода респондентов. В их доморощенных головах рождались разные отзывы о нем, о его лире-душе, которая каким-то непостижимым образом расцветала в беспробудном пьянстве, разгульном образе жизни и в психиатрических больницах. Как ничтожна толпа в своем понимании Гения. Какую благую почву подготовила она для того, чтобы преступление века стало самоубийством.

«Пейте! Ешьте! Веселитесь, православные! Нечего деньгу копить, умрем - все останется…» В доме этого деда, Федора Андреевича, сыграли свадьбу родители Есенина - Татьяна Федоровна и Александр Никитич. В этом же доме жил Сергей ребенком, когда у отца с матерью был большой разлад, и та перед отъездом в город принесла двухгодовалого, беспокойного и очень слабенького сына в родительский дом. Здесь его выходили, полюбили, особенно бабушка Наталья Евтихиевна, которая была «на все руки»: холсты ткала, пироги с брусникой пекла, дом содержала в чистоте и красоте. А сколько сказок она знала - не переслушать. «Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос…» - вспоминал Есенин о своих чудесных, в любви и ласке прожитых, пяти годах жизни - с трех до восьми, таких важных в жизни каждого. Сколько тепла и красоты пришло вместе с тем временем к Сергею: «…Ночью луна при тихой погоде стоит стоймя в воде. Когда лошади пили, мне казалось, что они вот-вот выпьют луну…» И сколько образов константиновской природы принесет поэт в свои чистые стихи… («Гей вы, рабы, рабы!// Брюхом к земле прилипли вы. // Нынче луну с воды // Лошади выпили». «Небесный барабанщик», 1918 год).

В земской четырехлетке добрую опеку над Сергеем поделил с его дедом сельский священник Иван Яковлевич Попов. Вдовец, растивший дочь и еще нескольких приемных детей, он отвадил его, уже подросшего и шаловливого, от улицы и первым приметил необычность ученика. В доме отца Ивана в 1907-1908 годах «тихий отрок, чувствующий кротко» читал свои первые стихи успешному столичному студенту Николаю Сардановскому, родственнику сельского священника. Стихи, вспоминал Николай, были о сельской природе…

Но постепенно семнадцатилетний Есенин начал привыкать к столице. Экспедитор в книготорговом товариществе «Культура», суриковец (участник Суриковского литературно-музыкального кружка, при котором «открывались» таланты), подчитчик, потом и корректор, в типографии Сытина, слушатель историко-философского курса в Университете Шанявского и, наконец, молодой отец. В декабре 1914 года у него родился сын Юра.

Первая гражданская супруга Есенина, Анна Изряднова, работала вместе с поэтом в типографии Сытина и прожила с ним совместно совсем немного. Но это никак не помешало ей сохранять отношения с Есениным. Двери ее дома были открыты для него всегда. Анна Романовна оставила интересный словесный портрет совсем молодого поэта: «Он только что (в 1913 году. - Прим. ред.) приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня похож не был. На нем был коричневый костюм, высокий накрахмаленный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив…» Надо сказать, что воспоминания о Сергее Александровиче оставили практически все спутницы его жизни. (Исчезли только дневники Зинаиды Райх, первой официальной жены.) И все они были на редкость очаровательными, умными, талантливыми, сыгравшими свои роли в его личной и творческой судьбе. Так что говорить о том, что Есенина женщины любили, а он не любил, как-то неестественно и странно. Возможно, в его истории любви нет такого испепеляющего чувства, как, например, у Александра Блока, и посвящений своим избранницам он практически не делал, разве что Августе Миклашевской. Но проникновенному читателю не нужно отыскивать чувства в его стихах, без чувств стихов не бывает.

О большой субъективности современников в оценках Есенина свидетельствуют и составленные ими есенинские портреты. Зинаида Гиппиус увидела его таким: «Ему 18 лет. Крепкий, среднего роста. Сидит за стаканом чая немного по-мужицки, сутулясь; лицо обыкновенное, скорее приятное; низколобый, нос «пилочкой», а монгольские глаза чуть косят…» Литературный вождь пролетариата М. Горький рассмотрел в Есенине другое: «Есенин вызвал у меня неяркое впечатление скромного и несколько растерявшегося мальчика, который сам чувствует, что не место ему в огромном Петербурге. Такие чистенькие мальчики - жильцы тихих городов, Калуги, Орла, Рязани, Симбирска, Тамбова. Там видишь их приказчиками в торговых рядах, подмастерьями столяров, танцорами и певцами в трактирных хорах…»

А вот воспоминание Г. Иванова: «… На эстраду выходит Есенин в розовой шелковой косоворотке, на золотом пояске болтается гребешок. Щеки подрумянены. В руках букет бумажных васильков. Выходит он подбоченясь, как-то «по-молодецки» раскачиваясь. Улыбка ухарская, но смущенная». Все эти отзывы относятся примерно к одному периоду - появлению Сергея Александровича в Петербурге весной 1915 года, куда он поехал искать встречи с Блоком, о которой давно мечтал. Он надеялся, что большой поэт как-то подсоберет его, подскажет, что делать дальше. Ведь Есенина уже печатают все тонкие московские журналы, не привечают пока лишь толстые, да и «Радуница» - первый сборник стихов - практически готова.

«Днем у меня рязанский парень со стихами. Крестьянин Рязанской губ. 19 лет. Стихи свежие, чистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915 года», - отметит в своем дневнике Блок, который, вежливо встретив его, отправил к С. Городецкому и М. Мурашеву. Последний работал в самой популярной по тем временам газете «Биржевые ведомости».

Сергей Есенин. Петроград, 1916 год

«Читал он очень много всего… Дочитается до рассвета и не спавши поедет учиться опять. Такая у него жадность была к учению, и знать все хотел…» - вспоминала Татьяна Федоровна, мать поэта, о его первых университетах. «Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы…» - писала Анна Изряднова. «Когда этот «скандалист» работал - трудно было себе представить, но он работал в то время крепко», - говорил Н. Полетаев, имея в виду 1921 год.

Вернемся в первый питерский период поэта, который так богат на события, и не только литературные. Весной 1916 года Есенин был призван на военную службу - с Высочайшего соизволения назначен санитаром в Царскосельский военно-санитарный поезд № 143, жил в Царском Селе , недалеко от Иванова-Разумника, был представлен ко двору, где его стихи слушали, «затаив дыхание, боясь пропустить слово». Императрице стихи очень понравились, она даже высказала соизволение посвятить следующий сборник ей. Конечно, это безмерно льстило молодому поэту. Но когда «свободомыслящие» коллеги по цеху узнали о том, что на сборнике «Голубень» появится посвящение императрице, Есенина приперли к стене за «гнусный поступок». Он едва успел убрать из набора «Благоговейно посвящаю…» Хотя несколько корректурных оттисков все же просочились в руки библиофилов.

Здесь же, в Царском Селе, Сергей Александрович познакомился с Распутиным, полежал в больнице, где ему вырезали аппендицит, здесь пережил еще одну мобилизацию - уже в советскую пору - на борьбу с белыми. С перепугу, как писал А. Мариенгоф, поэт побежал к комиссару цирков - Н. Рукавишниковой, так как циркачи были освобождены от чести защищать республику. Та предложила ему выезжать верхом на арену и читать какие-то стихи, соответствующие духу времени, сопровождающие пантомиму. Но во время одного из выступлений до того спокойная лошадь вдруг так тряхнула головой, что Есенин от неожиданности «вылетел из седла и, описав в воздухе головокружительное сальто-мортале, растянулся на земле», сказав потом, что он лучше сложит голову в честном бою.

Анатолий Мариенгоф - еще одна жизненная веха Есенина. На первый взгляд были друзья не разлей вода. Но как все не просто обернулось, и многим позднее написанный Мариенгофом «Роман без вранья» стал еще одной порцией в вареве «воспоминаний о поэте».

Зинаида Райх с детьми Костей и Таней

Тогда, когда Галина Бениславская записала эти слова в дневнике, еще никто из окружения поэта и предположить не мог, каким эхом отзовется в его судьбе «невидение революции», которая разделит его жизнь (как и жизнь многих, но в данном случае мы говорим о Есенине) на «до» и «после». И вот то, что было «после», постепенно станет приближать его к трагедии 1925 года.

Сразу после октябрьского переворота Есенин оказался не в партии, вспоминал Г. Иванов, но в непосредственной близости к «советским верхам», ведь представить его у Деникина, Колчака или в эмиграции «психологически невозможно». «От происхождения до душевного склада - все располагало его отвернуться от «Керенской России» и не за страх, а за совесть поддержать «рабоче-крестьянскую». Сам Сергей Александрович в автобиографии 1922 года написал, что в РКП никогда не состоял, потому что чувствовал себя гораздо «левее». И, наконец, известная оценка Л. Троцкого: «Нет, поэт не был чужд революции, - он был несроден ей. Есенин интимен, нежен, лиричен, - революция публична, эпична, катастрофична. Оттого-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой».

Непосредственная близость к «советским верхам» - что это означало в действительности, понять по отзывам нелегко. Суть взаимоотношений поэта с новым миром и новой властью можно отыскать только в его собственных признаниях и, конечно же, в стихах. Но искать - осторожно, не размахивая строчками, вырванными из контекста «Иорданской голубицы»: «Небо - как колокол, // Месяц - язык, // Мать моя - родина, // Я - большевик». Ведь есть и другие мысли: «Злой октябрь осыпает перстни // с коричневых рук берез». Можно ли судить по одному слову из целой фразы? И можно ли все свидетельства очевидцев принимать на веру или, напротив, истолковывать, как удобно? Например, такой эпизод: весной 1918 года на именинах у Алексея Толстого Сергей Александрович, вернувшийся из Питера, ухаживал за некой поэтессой и вдруг простодушно предложил ей: «А хотите поглядеть, как расстреливают? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою». Блюмкин сидел за этим же столом. Что это было? По мнению В. Ходасевича, Есенин таким образом «щегольнул». Скорее всего, так. Но есть и другие точки зрения.

Или же другая история - про внешнее щегольство - с цилиндрами. Кто только не щипал за них Есенина, упрекая, что тот на Пушкина замахнулся. А ведь цилиндр пришел к поэту сам.

«…В Петербурге шел дождь. Мой пробор блестел, как крышка рояля, - вспоминал Мариенгоф. - Есенинская золотая голова побурела, а кудри свисали жалкими писарскими запятыми. Он был огорчен до последней степени. Бегали из магазина в магазин, умоляя продать нам без ордера шляпу. В магазине, по счету десятом, краснощекий немец за кассой сказал:

Без ордера могу отпустить вам только цилиндры.

Мы, невероятно обрадованные, благодарно жали немцу пухлую руку. А через пять минут на Невском призрачные петербуржане вылупляли на нас глаза, ирисники гоготали вслед, а пораженный милиционер потребовал: «Документы!»

А между тем, по словам В. Маяковского, была одна «новая черта у самовлюбленнейшего Есенина: он с некоторой завистью относился ко всем поэтам, которые органически спаялись с революцией, с классом и видели перед собой большой оптимистический путь», - таких толкований было много. А если к этому прибавить: умело спровоцированные зрителями скандалы Есенина в «Стойле Пегаса», его непосредственное участие в разработке и огласке программы имажинистов, которые, по словам А. Луначарского, злостно надругались над современной Россией, отважную переписку Сергея Александровича с Луначарским, коллективные просьбы имажинистов выпустить их из России, заходы Есенина и Мариенгофа на «Зойкину квартиру» - в так называемый «салон» Зои Шатовой, задержание и привозы Есенина на Лубянку, - то портрет «хулигана» Есенина начинает приобретать отчетливые, выпуклые черты. И попробуйте объяснить публике, что поэта под общий шаблон загнать невозможно. Что же касается имажинизма, то сам поэт говорил на этот счет Ивану Розанову следующее: «Слово о полку Игореве» - вот откуда, может быть, начало моего имажинизма». Да и можно ли «поместить» Есенина в какое-либо художественное направление, литературную школу? Его поэзия - вне школ.

Многое происходящее тогда в «Стойле Пегаса» можно объяснить эпатажным состоянием, желанием «зажечь» публику. Что-то - озорством. Иначе как отнестись, например, к эпизоду, когда Есенин отправился просить для имажинистов бумагу, находившуюся на строжайшем учете, к дежурному члену президиума Московского Совета. Для визита он надел длиннополую поддевку, причесал волосы на крестьянский манер и, стоя перед ответственным лицом без шапки, кланяясь, специально окая, просил «ради Христа» сделать «божескую милость» и дать ему бумаги «для крестьянских стихов». Белокурому Лелю, конечно, не отказали.

Но было в этом «имажинистском» периоде и много другого, отнюдь не для забавы. «…Слышите ль? Слышите звонкий стук? // Это грабли зари по пущам.// Веслами отрубленных рук // Вы гребетесь в страну грядущего», - читал поэт со сцены кафе. (Потом, как известно, появится и «страна грядущего» - незаконченная пьеса «Страна негодяев».) Далее, из той же поэмы «Кобыльи корабли»: «О, кого же, кого же петь // В этом бешеном зареве трупов?»

Такие строки становились нужной информацией для тех, кто под видом любителей поэзии приходил в кафе, но главные события «антисоветской» жизни Есенина еще впереди.

А пока - 1921 год. Встреча с Айседорой Дункан. Их роман, начиная со знакомства, - сплошь лавстори со всеми подобающими комментариями. «По окончании танца он вскочил с места и на огромном зеркале, идущем во всю стену, острым камешком своего кольца начертил два четких слова: «Люблю Дункан»… Мировая знаменитость, избалованная непрестанными успехами, очевидно, первый раз в жизни столкнулась с подобным выражением восторга», - записал со слов очевидцев Вс. Рождественский. А вот другой рассказ - будто Дункан, быстро заприметившая голубоглазого парня, обратилась с вопросом к «декадентскому батьке» С. Полякову: Кто этот юноша с таким порочным лицом? И их немедленно познакомили.

Роман закружился быстро. Публика перебирала разные версии такого союза: позарился на благополучие, захотелось большей славы, знаменитой персоны в своей биографии и т. д. Надежда Вольпин, еще одна гражданская супруга поэта, родившая ему сына Александра, судила об их взаимоотношениях иначе. Она поверила в искреннюю страстную любовь Айседоры и в сильное влечение Есенина. И конечно, как полагается женщине, не обошлась без эмоций: «Есенин, думается, сам себе представлялся Иванушкой-дурачком, покоряющим заморскую царицу». И пусть так. Айседора появилась вовремя. Поэт пребывал не в лучшем расположении духа, он устал от прежних друзей, от окололитературных перипетий, от той правды жизни, которая приходила к нему с каждым новым днем, замыкался в себе и сам откровенно признавался: «…Очень уж я устал, а последняя моя запойная болезнь совершенно меня сделала издерганным». В этом же 1921 году Есенин закончил драматическую поэму «Пугачев»:

«…Нет, это не август, когда осыпаются овсы, // Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.// Мертвые, мертвые, посмотрите, кругом мертвецы, // Вон они хохочут, выплевывая сгнившие зубы»…

Заморская жар-птица подхватила поэта и понесла над морями и океанами. Берлин , Париж , Нью-Йорк и вновь - Европа. И на «том берегу» к нему пришла еще одна правда: «… на кой черт людям нужна эта душа, которую у нас в России на пуды меряют. Совершенно лишняя штука эта душа, всегда в валенках, с грязными волосами… С грустью, с испугом, но я уже начинаю учиться говорить себе: застегни, Есенин, свою душу, это так же неприятно, как расстегнутые брюки», - писал он из Нью-Йорка А. Мариенгофу.

А в Москве, после его отъезда, уже названная выше подруга поэта Галина Бениславская заболела - с неврастенией в острой форме прибыла на лечение в санаторий в Покровском-Стрешневе. О себе записала: «Всю ночь было мучительно больно… Как зуб болит - мысль, что Е. любит эту старуху, и что здесь не на что надеяться». Галина была очень привязана к Есенину, сносила все сложности его творческой натуры и действительно помогала. Достаточно сказать, что после размолвки Есенина с имажинистами, а главное - с А. Мариенгофом, она приютила его, а потом и обеих сестер поэта, Екатерину и Александру. Все жили в одной комнатенке, Бениславская взяла на себя хлопоты по хозяйству, а сама частенько спала на полу под столом - метров не хватало. Помощь ее была неоценима и в другом деле, похоже, что именно она, будучи связанной с ВЧК, несколько раз решала его проблемы с арестами. (Кстати, интересен факт, что в 1924 году у нее появился тайный поклонник - сын Троцкого Лев Седов, что после гибели Есенина Галина заливала горе вином, что в годовщину смерти поэта она застрелилась у него на могиле.)

Вернулся Сергей Александрович в Москву в августе 1923 года и глубоко погрузился, как пишет В. Ходасевич, в нэповское болото, «ощутив всю позорную разницу между большевистскими лозунгами и советской действительностью даже в городе, - Есенин впал в злобу». Начались его кабацкие скандалы и выступления, одно из которых закончилось товарищеским судом над четырьмя поэтами: С. Есениным, П. Орешиным, С. Клычковым и А. Ганиным. Их обвиняли в том, что за разговором в пивной об издании журнала они оскорбили постороннего человека, назвав его «жидовской мордой». Друзья же уверяли, что оскорбленный их подслушивал. В результате обвинитель Л. Сосновский, единомышленник Л. Троцкого и один из организаторов расстрела царской семьи, увидел в произошедшем проявление антисемитизма. А в газете «Рабочая Москва» от 12 декабря 1923 года рабкоры написали, что дело четырех поэтов вскрыло нам язву, «которую нужно раз и навсегда вылечить или отсечь». Ситуация оказалась более чем серьезной, и это, конечно, знал Л. Сосновский. По принятому в 1918 году Декрету «О борьбе с антисемитизмом», у виновных было два пути: лагерь или расстрел. За поэтов вступились В. Полонский, В. Львов-Рогачевский, А. Соболь, уверяя слушающих, что обвиняемые не являются антисемитами, что произошло досадное недоразумение. (После похорон С. Есенина А. Соболя найдут у памятника Достоевскому с простреленной головой.) В результате четверке объявили общественное порицание. И тем не менее это было начало конца. После ряда событий с Алексеем Ганиным, как и с Сергеем Есениным, расправятся в 1925 году. Ганина расстреляют, к делу приобщат написанные им тезисы «Мир и свободный труд народам», в которых он заявил, что Россия уже несколько лет находится в состоянии смертельной агонии, что ясный дух русского народа предательски умерщвлен. Петр Орешин и Сергей Клычков ненадолго переживут друзей: первого расстреляют в марте 1937 года, второго - в октябре этого же года…

По окончании товарищеского суда Сергей Александрович, конечно же, понял, что этот спектакль был разыгран неспроста. И все же он отвечает всем участникам действа статьей под названием «Россияне»: «Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством...» - писал поэт, упоминая далее и Сосновского, и Троцкого. Последний запечатлен и в поэтических образах, в неоконченной пьесе «Страна негодяев», где один из героев - комиссар Чекистов (он же Лейбман) - прибыл, по замыслу автора, из Веймара в Россию «укрощать дураков и зверей» и «перестроить храмы божие в места отхожие». Прототип Чекистова не кто иной, как Лейба Троцкий, живший в эмиграции в городе Веймар.

Дальнейшие события все более приближали поэта к трагическому финалу. Руку к этому приложили и былые друзья-товарищи. Имажинисты, Р. Ивнев, А. Мариенгоф, В. Шершеневич, не только не пришли в зал товарищеского суда, чтобы собственным присутствием засвидетельствовать лживость предъявляемых Есенину обвинений, но более того, они написали письмо в редакцию журнала «Новый зритель», всячески открещиваясь от поэта. (А зачем он был теперь им нужен? В кафе Мариенгофа, в «Стойле Пегаса», куда публика валила на Есенина и тем самым делала хорошие выручки, он больше не появлялся.)

В том письме коллеги по цеху излагали следующее: «После известного всем инцидента, завершившегося судом… у группы наметилось внутреннее расхождение с Есениным… Есенин в нашем представлении безнадежно болен физически и психически…» А поэт в это время, с 17 декабря 1923 года до конца января 1924-го, пребывал в санаторном отделении психиатрической больницы имени Шумского. Туда Есенина уложила Бениславская, опасаясь за его здоровье и жизнь: он все чаще стал говорить о врагах, которые его преследуют. (Дело № 10055 заведено на С.А. Есенина в МЧК по борьбе с контрреволюцией и преступлением, передано в Совнарсуд 27.01/1920 г.) После больницы в январе 1924-го его арестовали вместе с Ганиным в кафе «Домино». Сергея Александровича удалось вытянуть и вновь уложить в больницу, после которой он уезжает в Ленинград, далее - в путешествие на Кавказ, с 3 сентября 1924 года по 1 марта 1925-го. Видимо, это путешествие спасло его от того, что он не оказался в одной связке обвинений с Ганиным, которому вменялась контрреволюционная деятельность. На Есенина тоже были заведены дела, он обвинялся по статьям 88, 57 и 176 Уголовного кодекса - публичное оскорбление представителей власти, контрреволюционные действия и хулиганство.

В конце июля 1925 года поэт вновь уезжает. На этот раз с Софьей Толстой, внучкой Льва Николаевича, он оказывается в Баку… И все эти путешествия, весь последний год его жизни - есть бег. От себя, от своего окружения, от С. Толстой, от властей, от болезни. «Господи! Я тебе в сотый раз говорю, что меня хотят убить! Я как зверь чувствую это!» - говорил он ленинградскому поэту-имажинисту В. Эрлиху.

Тревожное поведение поэта тогда заметили многие. Не изменилось оно и после клиники для нервнобольных, откуда Есенин сбежал, лелея план отбыть в Ленинград и начать новую жизнь. Он заранее телеграфировал В. Эрлиху найти 2- 3 комнаты - хотел потом перевезти сестер. Перед отъездом он заглянул к Мариенгофу - помириться, к детям - Тане и Косте (их матери - Зинаиды Райх не было дома). Говорят, что он был полон планов, хотел создать свой журнал и работать, чтоб никто, даже друзья, не мешали. Но 27 декабря 1925 года его не стало, в номере гостиницы «Англетер» поэт был найден повешенным. По официальной версии - он покончил жизнь самоубийством.

По неофициальной - его убили. И не верить этому нет причин. Все, что связано с расследованием обстоятельств его смерти, до сих пор является темной, постыдной историей с путаными, противоречащими показаниями «свидетелей», грубыми нарушениями ведения дела по факту смерти, ненадлежащей документацией. О том страшном дне сохранилось несколько воспоминаний, в которых очевидна мысль об убийстве. Муж сестры Есенина, Екатерины, В. Наседкин (расстрелян, как и П. Орешин, в марте 1938 года), придя домой из «Англетера», сказал, что на самоубийство это непохоже, «такое впечатление, что мозги вылезли на лоб». Сохранились и посмертные фотографии Есенина (в том числе и негативы), сделанные М. Наппельбаумом, на некоторых из них отчетливо видно проникающее ранение под правой бровью, не отмеченное в акте судебно-медицинской экспертизы. Следы борьбы видны и на фотографии номера гостиницы, где погиб Сергей Александрович: в комнате все перевернуто, на ковре и канделябре - пятна крови. Неестественной многим показалась и поза погибшего: закостеневшая правая рука согнута в локте, «специалисты» делали вывод, что поэт хватался рукой за батарею… Но здесь не нужно быть специалистом, чтобы понять - висельник не сможет согнуть руки в локтях, в минуту удушения от петли тело обвисает мешком.

Будет ли когда-нибудь сказана правда?

Поэт-скандалист. Поэт-хулиган. Это все о нем, о Сергее Есенине. Он навсегда остался человеком-загадкой с трагической судьбой.

Многие режиссеры и документалисты пытались раскрыть его образ, приоткрыть завесу тайны его раннего ухода из жизни. Но никто не пытался рассказать нам, а кто же такой Сергей Есенин? Спектакль-мистерия «Хулиган», премьера которого ожидается 22 января в Государственном театре киноактера, нацелена на то, чтобы дать ответ на этот вопрос.

Главную роль в постановке исполняет Сергей Безруков . Новую веху своего творчества актер прокомментировал так: «Жанр спектакля – музыкально-поэтическая мистерия. Это спектакль-исповедь одного великого хулигана, который когда-то жил на великой русской земле. Это Есенин без цензуры, без купюр. Есенин – чувственный, Есенин – лирик, Есенин - бунтарь и скандалист. И самое главное, что сценаристом спектакля является сам Есенин, это его живые стихи и песни».

«Аргументы и Факты»: - Невозможно так красиво и близко сыграть хулигана не будучи таковым самому! Признайтесь, Сергей, вы – хулиган?

Сергей Безруков: - Озорства во мне хватает, и профессионального озорства, потому что ролей самых разных было достаточное количество. Есть хулиганство, когда ищу роли, совершенно не похожие друг на друга. В этом есть мое творческое хулиганство. Люди не предполагают, что я сыграю в следующий раз. Удивить, поразить, скорее удивить - люди не ожидают той или иной роли, а я пускаюсь во все тяжкие.

Само понятие хулиганство – в словаре Ушакова это крайнее бесчинство или поведение, сопряженное с противопоставлением себя обществу, неуважение к обществу и к достоинству человека, в нашем восприятии хулиганство – что-то озорное и веселое. Сравнивая Пушкина, Моцарта, Есенина, для нас их хулиганство - что-то задорное, эпиграммное, озорное, веселое, любвеобильное. То есть со знаком «плюс», а не «минус». В этом есть что-то и сродни моему поведению.

«АиФ»: - Как создавался «Хулиган»? Ведь у вашего спектакля даже жанр необычный, «мистерия».

С.Б.: - Все это родилось после того, как возникла идея создания диска, состоящего из стихов Есенина и песен. Я написал 9 песен на его стихи, была мечта выпустить их. Мы решили сделать презентацию. Не как обычно делают презентацию, где-нибудь в музыкальном магазине, когда садится автор музыки, приходят поклонники, разное количество народа бывает, идет автограф-сессия на дисках и на книгах. Мы посчитали, что этого будет мало для Есенина. И в Театре имени Комиссаржевской в Санкт-Петербурге решили сделать музыкально-поэтическую композицию. Были привлечены артисты балета, были сделаны хореографические номера, живой ансамбль «Римолино», 5 инструментов, аранжировка этих песен специально для них.

После чего я взялся и доделал композицию режиссерскими решениями. Был экран, на котором историческая хроника показывается, передается атмосфера того времени. Очень интересная хореография. В конце есть гибель Есенина в хореографическом исполнении. Замечательный артист балета Максим Еремеев, очень интересный взгляд, сам танец очень необычный. Замечательный бэк-вокал у меня. Это приобретает масштаб законченного произведения – спектакля. Хотя каждый раз я говорю публике, что это совершенно необычное произведение, потому что это и не совсем концерт, и не творческая встреча, не спектакль и не моноспекталь, это спектакль-мистерия, спектакль-исповедь, как мы это называем.

«АиФ»: - А как насчет импровизации? У вас были удачные импровизации, которые потом стали неотъемлемой частью спектакля «Хулиган»?

С.Б.: - В спектакле есть песня «Дон Жуан», в конце этой песни на сцену выходит живой Дон Жуан , артист, загримированный под Дон Жуана, и идет бой на шпагах с Дон Жуаном. Я пытался фехтовать, не надевая перчатку, и стер руку. И тогда я попросил, чтобы мне дали перчатку. Причем я сказал, что не надо две, достаточно одной. Мне дали черную перчатку, я ее надел, идет бой, а дальше после боя идет стихотворение «Мне осталась одна забава». И перчатку я не снял, времени не было ее снимать. И получилась одна рука в черной перчатке. Я читаю «Розу белую с черной жабой»… И у меня одна рука в черной перчатке, а другая – светлая. У меня пошла интересная импровизация с двумя руками. И дальше я читаю поэму «Черный человек», а изначально поэма называлась «Человек в черной перчатке», и было произведение намного страшнее, как утверждал Есенин, которое он сжег. Потом возникла версия «Черный человек», которую мы знаем. И дальше я играл с этой черной перчаткой. И получилось раздвоение личности – человек в черной перчатке и простая рука, которую согреваешь, которой холодно. Это была импровизация, которая родилась именно в этот момент, и теперь я ее закрепил.

«АиФ»: - Довольны ли вы этой ролью? Может быть,после показа фильма увидели изъяны? Ведь творческих людей всегда мучают сомнения.

С.Б.: - Было две славы Есенина – поэтическая и темная слава, которая порой опережала первую. То, что сериал задачей взял расследование гибели, жанр – детектив, и поэтмоу лирических отступлений было меньше. То, что главным героем является там там Хлыстов, за основу были взяты 13 уголовнызх дел Есенина, которые отыскал полковник Хлысталов, с которым я был знаком лично. Это те самые страшные фрагменты из жизни поэта. Вот что стало основным в сериале. Мне этого очень не хватало. Я больше доволен эпизодами, где есть лирические отступления, где есть душа. Хотя отметать темную сторону – без темного не было бы белого. Если показать только белое, люди не поверят в образ. Для многих Есенин – хулиган, скандалист, нужно было показать и то и то. В сериале произошел перекос в сторону сканадала. Не показали даже бунтаря, противопоставления его советскому режиму. Этого никто никогда не читал, в сериале мы затронули эту линию, что Есенин не просто был лириком, он был образованный, умный человек, боль за Россию, что делали с Россией большевики он прекрасно видел. То, что душа болела, что он дрался и не принимал советскую власть, как приняли многие поэты в то рвемя, это факт. Вот что мы сказали. То, что не хватило лирики – возникло желание создать спектакль, где только стихи. Отдушина. Что было недосказанного, есть воплощение в спектакле.

Общепринятая версия о самоубийстве Есенина 28 декабря 1925 года не подлежала сомнению на протяжении многих десятилетий. Дескать, жил талантливый поэт, писал о любви и березках, крепко пил, менял женщин, бросал детей, ленился прочесть «Капитал» и принять революцию… В итоге – горемычному ничего не оставалось, как повеситься.

С годами Есенину приписали разврат, хулиганство, алкоголизм и наркоманию. Биографию заменили строчками стихов, превращенных в улики против самого поэта. Даже пустили слух, что Есенин – английский шпион и полез в петлю из боязни разоблачения. Врагов у Сергея хватало… Сложностей во взаимоотношениях с советской властью тоже.

Сергей Есенин. 1920 год

Тринадцать уголовных дел

Айседора Дункан и Сергей Есенин. Париж, 1922 год

…11 ноября 1924 года чекисты арестовали четырнадцать литераторов, художников и врачей за создание подпольной антиправительственной организации «Орден русских фашистов». Почти все задержанные были друзьями Есенина. Поэту удалось избежать ареста – на тот момент его не оказалось в Москве.

Задержанных обвинили в том, что с августа 1924 года они «сорганизовались и ставили своей целью путем террора и диверсий свергнуть советскую власть». Арестованные действительно состояли в дружеских отношениях, нередко собирались вместе, возмущались действиями вождей большевиков, но никаких конкретных действий не совершили. Обыкновенная товарищеская компания творческих людей была представлена ГПУ как политическая организация.

Нет ни малейшего сомнения, что «Орден русских фашистов» – плод болезненной фантазии чекистов, инспирированный по сценарию Дзержинского, Менжинского, Лациса, Петерса, Агранова, Ягоды и других руководителей ГПУ.

С осени 1925 года Есенин находился под судом. В сентябре, когда он возвращался из Баку в Москву, в поезде у него случился конфликт с одним столичным партийным чиновником и дипкурьером. В Белокаменной на вокзале поэт был задержан, допрошен, а вскоре против Есенина возбудили судебное дело – уже тринадцатое (!) по счету.

Необходимо заметить, что во всех случаях молодой поэт не совершил никакого преступления. Все дела были сфабрикованы «органами» с единственной целью – запугать Есенина, заставить его восхвалять кремлевских вождей, расправиться с ним «законным» путем.

Чтобы избежать суда поэт ложится в психиатрическую клинику Московского университета (душевнобольных не судят) под опеку своего земляка профессора Петра Ганнушкина. Именно там «психически больной» Есенин написал свой шедевр «Клен ты мой опавший, клен заледенелый…» и другие прекрасные лирические стихи.

За поэта тогда заступился нарком просвещения Анатолий Луначарский, который не хотел шумихи в зарубежной прессе. Однако кто-то более могущественный отверг ходатайство наркома. Наиболее очевидной фигурой здесь мог быть сам Лев Троцкий. И тогда Есенин решает бежать…

Сергей Есенин. Москва, 1925 год

«Моя поэзия здесь больше не нужна…»

Мысль покинуть СССР навсегда зародилась у Есенина еще во время поездки (1922 – 1923 гг.) по Западной Европе и США. Находясь за границей, поэт прозрел. Он понял обман народа коммунистической идеей и истинные намерения вождей большевиков. В Америке он начал писать пьесу в стихах «Страна негодяев», в которой с сарказмом высмеивал дела лидеров революции.

Еще 7 февраля 1923 года по пути из Европы в Америку Есенин пишет письмо в Берлин своему приятелю, поэту Александру Кусикову, в котором прямо заявляет о своем неприятии советской власти, Февраля и Октября, добавляя, что «сбежал бы хоть в Африку».

За месяц до смерти, 27 ноября 1925 г., Есенин пишет из психиатрической клиники своему другу Петру Чагину: «...Избавлюсь (от скандалов - прим. авт.), улажу, пошлю всех... и, вероятно, махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки». Страной бегства могла быть Великобритания, по другим предположениям – Прибалтика.

Приезд Есенина в Ленинград 24 декабря 1925 года власти могли расценивать как шаг, предпринятый для оформления документов на эмиграцию.

Постоялец гостиницы «Англетер»

Гостиница «Англетер». Санкт-Петербург. Наши дни

В Северной Пальмире Есенин остановился в гостинице «Англетер», переименованной к тому времени в «Интернационал». Найти угол в центре города помог журналист Георгий Устинов, снимавший с женой Елизаветой комнату в том же отеле.

Есенина разместили в номере 5 на втором этаже. Комната была обставлена дорогой мебелью и относилась к высокому разряду. К слову, эта гостиница предназначалась для ответственных лиц – чекистов, военных и партийных работников.

27 декабря в гостях у поэта собрались друзья. Дворник дядя Вася, по просьбе Есенина, принес на всю кампанию пять бутылок пива – у Сергея на большее не было денег, у приятелей – и подавно. К тому же, по советским обычаям, крепкие напитки в Рождественские дни не продавались.

Есенин был радостным и возбужденным, читал новые стихи, рассказывал о своих планах. Около десяти часов вечера, проводив гостей, Есенин спустился к портье и попросил никого к нему не пускать: поэт кого-то опасался из Москвы…

Мертвый поэт. 28 декабря 1925 года

Расправа

Тускло забрезжило питерское утро 28 декабря. В половине одиннадцатого утра супруга Устинова постучала в дверь с номером 5…Тишина. Повторный стук тоже остался безответным. Странно, ведь Есенин утром никуда уходить не собирался…

Почувствовав неладное, женщина побежала за управляющим. Василий Назаров, по совместительству – сотрудник ЧК, долго возился с замком. Вошедшие в номер увидели страшную картину: мертвый Есенин лежал на полу в сгустках крови…

Следует отметить, что в те годы в милиции служили сыщики по уголовным делам еще царских времен. Они имели университетское образование и отличную практику, раскрывали самые запутанные преступления. В те декабрьские дни проходил XIV съезд партии. В милиции и прокуратуре была повышенная готовность.

Рукопись стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья…»

Казалось бы, для выяснения причин гибели известного всему миру поэта, должны были направить опытную следственную бригаду. Но в гостиницу явился только рядовой милиционер Николай Горбов, имевший 6-месячный стаж работы. Расследование Горбов провел в одиночку. В частности, составил акт, послуживший впоследствии основанием для утверждения, что Есенин покончил жизнь самоубийством.

Приводим текст этого акта с сохранением стиля и орфографии.

«АКТ
28 декабря 1925 года составлен настоящий акт мною уч. надзирателем 2-го от. Л. Г. М. Н. Горбовым в присутствии управляющего гостиницей Интернационал тов. Назарова и понятых.

Согласно телефонного сообщения управляющего гостиницей граж. Назарова В. Мих. о повесящемся гражданине в номере гостиницы. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления, мужчина в следующем виде, шея затянута была не мертвой петлей, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места где был обнаружен повесившейся лежала опрокинутая тумба, и канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с веревки и при осмотре было обнаружено на правой руке выше локтя с ладонной стороны порез на левой руке, на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную рубашку, черные носки и черные лакированные туфли. По предъявленным документам, повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года».

Прощание с поэтом. Москва. Дом Печати. Январь 1926 года

Можно ли из указанного акта сделать заключение о самоубийстве поэта? Конечно же, нет! Документ составлен на крайне низком профессиональном уровне. Участковый надзиратель фактически не осмотрел место происшествия, не зафиксировал наличие крови на полу, письменном столе, стенах, не выяснил, чем была разрезана у трупа правая рука, откуда была взята веревка для повешения, не описал состояние замков в двери, запоров на окнах…

Самым серьезным нарушением Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в этом деле явилось то, что при осмотре трупа не участвовал судмедэксперт, хотя этого требовала сама обстановка в гостиничном номере. Лицо мертвого Есенина было изуродовано, обожжено, под левым глазом имелся синяк. Под правой бровью примерно с копеечную монету - повреждение, похожее на проникающее ранение в мозг. Не случайно поползли слухи, что Есенина убили…

Сегодня можно с полной уверенностью утверждать, что уголовное дело по факту трагической гибели поэта не возбуждалось. «Расследование», проведенное участковым Горбовым, продолжалось всего два-три часа, потому что уже в 16 часов того же дня труп Есенина был доставлен в морг Обуховской больницы.

Дом-музей поэта в Константиново Рязанской области

…Свет на эту трагедию пролили воспоминания близкого друга Есенина художника Владимира Сварога, которому удалось сделать набросок лежавшего на полу тела погибшего поэта: «…Я думаю, этот Эрлих (один из присутствовавших в номере поэта 27 декабря - прим. авт. ) что-то подсыпал Есенину… пусть не яд, но сильное снотворное… Сергея торопились убрать. Сначала использовав удавку - правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так и закоченел в судороге. Его голова была на подлокотнике дивана, когда последовал удар в лицо. Антабка - место крепления ремешка под рукояткой нагана - оставила рану выше переносицы. Потом Сережу закатали в ковер (я, когда рисовал, заметил массу ковровых ворсинок на брюках и волосах) и хотели спустить с балкона - за углом ожидала машина. Но сверток не пролез в балконную дверь… Вешали второпях, уже глубокой ночью. Когда разбежались, остался Эрлих - сымитировать самоубийство…»

Памятная плита на фасаде гостиницы «Англетер»

Что же касается непосредственного исполнителя убийства, то наиболее подходящей фигурой здесь мог быть известный террорист Яков Блюмкин, верный оруженосец Троцкого, его личный порученец в течение многих лет. По воспоминаниям тифлисского приятеля Есенина, писателя и журналиста Николая Вержбицкого, у Блюмкина могли быть и личные счеты с Есениным: тот однажды в Баку в 1924 году угрожал поэту и даже пистолет на него направлял. Некоторые видели в те декабрьские дни Блюмкина в «Англетере». Но со стопроцентной уверенностью указать именно на него, как на убийцу Есенина, мы сегодня не можем - не хватает материала. Прояснить истину могли бы протоколы допросов Блюмкина перед его расстрелом в 1929 году. К сожалению, эти документы пока недоступны.

После убийства поэта нужно было замести следы преступления. Об участниках этого действа удалось узнать побольше.

Свидетели и понятые – сексоты ГПУ

«Поэт, приятель Есенина в последние два года его жизни». Так справочные разделы есенинских собраний сочинений рекомендуют Вольфа Эрлиха, одну из заглавных фигур трагедии. Это ему Есенин адресовал телеграмму от 7 декабря 1925 года: «Немедленно найди две-три комнаты. 20 числах переезжаю жить Ленинград. Телеграфируй». Насколько была важна роль Эрлиха в судьбе поэта?

Выяснилось, что с 1920 года (с восемнадцати лет!) он являлся секретным сотрудником ЧК-ГПУ-НКВД и по этому роду своей деятельности находился в непосредственном подчинении известного чекиста Ивана Леонова, в 1925 году - заместителя начальника Ленинградского ГПУ. К слову, по некоторым данным, именно Леонов выступил в роли исполнителя воли Троцкого и стал главным организатором убийства Есенина, распределив кровавые обязанности между своими подчиненными.

Вызывает подозрение и то обстоятельство, что практически вся компания свидетелей и понятых, поставивших свои подписи под документами о смерти Есенина, состояла из знакомых и друзей Вольфа Эрлиха. Больше того, литературный критик Павел Медведев, поэты Илья Садофьев, Всеволод Рождественский, Иван Приблудный также являлись сексотами ГПУ. Литература служила очень удобной ширмой для осведомительской деятельности людей этого сорта. Причем, понятые видели труп поэта уже на полу, хотя, визируя акт, составленный участковым Горбовым, подтверждали повешение…

Вызывает вопросы и вояж Эрлиха из Москвы в Ленинград 16 января 1926 года, когда в течение одного дня он сварганил сомнительное свидетельство о смерти Есенина. Причем взял он его в загсе не Центрального района, на территории которого расположен «Англетер», а Московско-Нарвского района. Мелочь? Но не случайная: именно в этом районе все ключевые административные посты тогда находились в руках троцкистов, с помощью которых было проще оформить нужный документ.

С именем Эрлиха связано и обнародование, якобы, последнего стихотворения Сергея Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья...». По его словам, вечером 27 декабря, прощаясь, поэт засунул листок со стихами в карман пиджака Эрлиха с просьбой прочесть их как-нибудь потом, когда он останется один. А Эрлих «забыл» об этих стихах. Вспомнил лишь на следующий день, когда Есенина уже не было в живых.

29 декабря стихотворение публикуется в ленинградской «Красной газете». Датируется 27 декабря. Но в оригинале нет даты его написания. И еще вопрос: почему оригинал этого стихотворения впервые появился на свет только в феврале 1930 года? Его принес в Пушкинский Дом крупный политвоенчин, впоследствии - литературный критик Георгий Горбачев. В журнале осталась запись: «От Эрлиха». Но Эрлих в 1930 году - мелкая сошка, сотрудник пограничной охраны ГПУ Закавказья. А «курьер» Горбачев - видный политкомиссар, хороший знакомый Троцкого. Не странно ли? Что-то тут не сходится...

Могила Есенина на Ваганьковском кладбище в Москве

Руки Лубянки

(вместо эпилога)

Похоронили Есенина в Москве на Ваганьковском кладбище. У гроба поэта прошли десятки тысяч людей, все видели изуродованное лицо мертвого Есенина, но никто не потребовал проведения честного расследования дела. Побоялись защитить имя выдающегося поэта даже друзья, прошедшие империалистическую и гражданскую войны, даже родные. Болтуну и паникеру, распространяющему клевету на власти, чекисты могли вырвать не только язык. Промолчала и белая эмиграция – руки Лубянки доставали любого в любом уголке земного шара.

Эдуард ХЛЫСТАЛОВ

НЕИЗВЕСТНОЕ УГОЛОВНОЕ ДЕЛО СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Ленинград, Гостиница "Англетер"

Много лет назад мне, старшему следователю когда-то знаменитой Петровки, 38, неизвестное лицо прислало две посмертные фотографии великого русского поэта Сергея Есенина . Поэта, видимо, только что вытащили из петли и положили на кушетку, где и сфотографировал его криминалист. Читая литературу о жизни и творчестве поэта, я сформировал образ Есенина: пьяница, хулиган, бабник, кулацкий поэт, революции попутчик, антисемит и самоубийца. После трагической гибели поэта в печально известной ленинградской гостинице «Интернационал» (бывшей «Англетер») ко всем другим чертам характера ему навесили и сумасшествие...
Осмотрев фотографии, к своему удивлению, я не увидел на трупе признаков, которые обязательно бывают в случае смерти человека от повешения. Зато на лице мёртвого поэта имелись следы причинения живому поэту многочисленных травм... Причём на этих фотографиях не видны были следы (странгуляционная борозда), которые остаются на трупе от верёвки. Я был потрясён! Что касается прижизненных травм, то их происхождение можно было объяснить тем, что пьяница Есенин с кем-то подрался перед самоубийством... Но меня потрясло другое: правая рука мёртвого поэта согнута в локте, так и закоченела. (Заранее прошу читателей простить меня за подобные подробности, но без них нельзя понять динамику смерти повешенного.) После наступления смерти руки повешенного вытягиваются «по швам». В данном случае правая рука была поднята вверх! Следовательно, трупное окоченение наступило не в подвешенном состоянии. Невольно приходит версия: поэта сначала убили, а потом инсценировали самоповешение...

Власти сделали всё, чтобы представить Есенина самоубийцей. В частности, они перед фотографированием труп поэта тщательно привели в порядок, положили на кушетку, застегнули брюки, заправили рубашку, но пуговицы гульфика остались незастёгнутыми, что у живого поэта быть не могло. Он всегда тщательно следил за своим костюмом.
Прибежавший в гостиничный номер большой русский художник Владимир Сваорог сделал моментальный рисунок тела поэта, ещё лежавшего на полу. На трупе расстёгнуты брюки, вывернута рубашка, вся одежда находится в состоянии смертельной борьбы с неизвестным лицом (лицами). Значит, перед фотографированием трупа поэта кто-то тщательно скрывал признаки насилия над ним.
Я решил начать частное расследование трагической гибели Сергея Есенина. Несмотря на откровенное сопротивление властей, закрытость необходимых архивов, недоброжелательность «есениноведов», скрывающих документы, попавшие к ним различными путями, мне удалось найти тринадцать уголовных дел, возбуждённых «органами» против свободолюбивого поэта. До революции было одно дело, остальные при советской власти, когда во главе этих «органов» стоял кровожадный Феликс Дзержинский, с санкций которого и преследовался молодой поэт. И должен отметить, что во всех случаях Есенин не совершил никакого преступления, все дела были инспирированы «органами» с единственной целью - запугать поэта, заставить его восхвалять кремлёвских инородцев, расправиться с ним «законным» путём. И если бы не его женитьба на танцовщице Айседоре Дункан, жизнь поэта оборвалась бы намного раньше!..
Современники отмечали, что Есенин никого не боялся, за исключением милиции (ещё бы не бояться, одни стихи чего стоят: «Хулиган», «Исповедь хулигана», «Письмо матери» - «...будто кто-то мне в кабацкой пьяной драке саданул под сердце финский нож...»). Действительно, поэта постоянно преследовали лица в форме работников милиции, только арестовывали его не в Таганскую или Матросскую Тишину, где содержались хулиганы, а в чекистскую Лубянку и политическую тюрьму Бутырки.
У властей всегда находилась бумага и типографские возможности, чтобы напечатать «саморазоблачения» Есенина:

Я из Москвы надолго убежал.
С милицией я ладить
не в сноровке,
За каждый мой пивной скандал
Они меня держали в тигулёвке.

Сергей Есенин. Москва. 1925 г.

Мне попадается письмо 25-летнего поэта в Петроград, литературному критику и историку литературы Иванову-Разумнику, с которым у него были доверительные отношения и творческие контакты:
«Декабря 4. 1920. Дорогой Разумник Васильевич! Простите, ради Бога, за то, что не смог Вам ответить на Ваше письмо и открытку. Так всё неожиданно и глупо вышло. Я уже собрался к 25 окт. выехать, и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК. Это меня как-то огорошило, оскорбило, и мне долго пришлось выветриваться...»
Мне удалось найти документы по поводу ареста Есенина на квартире его друга Александра Кусикова 18 октября 1920 года. Обоих поэтов сначала заключили в тюрьму на Лубянке, а потом перевели в Бутырки. Арест был незаконным, никакого преступления Есенин не совершил. Как тут быть не оскорблённым и не огорошенным!..
20 ноября 1923 года в Союзе Поэтов намечалось проведение торжественного заседания, посвящённого 5-летию образования этой общественной организации. В этот день поэты Есенин, Ганин, Клычков и Орешин (трое последних будут расстреляны, но потом реабилитированы) ходили в Госиздат, где вели переговоры об издании своих стихов. Ближе к вечеру поэты зашли в столовую (теперь на этом месте станция метро «Тургеневская») перекусить. Здесь играли баянисты и продавалось пиво. Поэты тихо между собой разговаривали. За соседним столом сидел незнакомец, жадно вслушивающийся в разговор поэтов. А они, возмущённые отказами издательств публиковать их стихи, обсуждали проблему захвата лицами еврейской национальности всех издательств, редакций газет и журналов.
Сидевший недалеко незнакомец слышал только отдельные слова, но тем не менее вышел на улицу и привёл двух милиционеров, которые решили арестовать только Есенина. Тогда друзья поэта Клычков, Орешин и Ганин последовали добровольно в отдел милиции.
Поэтов арестовали всех, дело на них передали в следственный отдел ГПУ, товарищу Славатинскому... Однако вскоре всех поэтов выпустили. Они немедленно обратились через газету «Правда» с коллективным заявлением и возмущением против провокации, которую в отношении их провели недобросовестные люди.
Тем временем газеты начали против этих поэтов, и особенно против Есенина, настоящую травлю. Лев Сосновский и Борис Волин, занимавшие в партии большевиков видное положение и прибравшие к своим рукам ряд московских газет и журналов, ежедневно публиковали в них оскорбительные материалы. Вместо столовой в статьях появилась «пивная», якобы поэты «лезли друг на друга», как отъявленные хулиганы. Под шумок газеты прошлись и по великим русским писателям. «...Если Успенский Н.В. валялся под заборами и скандалил по московским притонам... Если Некрасов был далеко не безупречен в своей личной жизни... А вот с лёгкой руки Куприна у нас пошло «это самое». От имени рабочих газеты требовали самого сурового наказания «антисемитам».
Необходимо отметить, что любая критика против евреев, и особенно вождей-евреев, квалифицировалась как «антисемитизм», и виновных ждало самое суровое наказание. Кому-то из большевистских вождей пришла идея осудить поэтов (за что?) товарищеским судом писателей.
Трудно сказать, чем бы закончилось дело «четырёх поэтов», если бы на защиту Есенина и его друзей не встали литераторы-евреи. 2 декабря 1923 года в Союзе писателей (сейчас Литературный институт) слушалось дело «четырёх». Только к утру было вынесено решение: поведение поэтов осудить и на этом поставить точку. Обвинителю поэтов Л.Сосновскому за разжигание межнациональной розни объявить порицание. Товарищеский суд начисто отверг обвинение поэтов в антисемитизме. Но травля продолжалась...
Только что вернувшийся из длительного путешествия по Европе и США Есенин, которого встречали в любой аудитории бурными аплодисментами, а его стихи переписывали миллионы молодых людей, не выдержал травли и лёг 17 декабря в профилакторий имени Шумской (Полянка, 52). Родина, без которой поэт себя не мыслил, оказалась страшной мачехой. Власти пытались ему закрыть рот, но его обличения кремлёвских вождей неслись по всему миру:

Пустая забава, одни разговоры.
Ну что же,
ну что же вы взяли взамен?
Пришли те же жулики,
те же воры
И законом революции
всех взяли в плен.

Ни одна страна мира не издевалась с такой иезуитской кровожадностью над своими гениями, как Россия, ни одна страна не уничтожала такого огромного числа своих лучших людей. Сколько страданий пришлось перенести Сергею Есенину, сколько унижений! Сколько нужно было потратить сил и здоровья, чтобы отсидеть в самых страшных тюрьмах мира - на Лубянке и в Бутырках, когда за стенами по ночам чекисты расстреливали ни в чём не повинных людей!
Оказывается, что это не всё. Недавно было опубликовано ранее скрываемое от исследователей письмо Сергея Есенина своему отцу.
«Дорогой отец, привет тебе и пожелания. Прости, пожалуйста, за то, что долго не отвечал. Так вышло... За эти дни я успел по недоразумению посидеть в тюрьме, и дела мои были расстроены...»
На самом письме даты нет. Есть конверт с почтовыми штемпелями: отправка письма «24.9.20. Москва» и получение «27.9.20. Кузьминское».
Значит, Есенин «по недоразумению» посидел в тюрьме до 24 сентября 1920 года. Поэт возвращался в Москву после поездки на Кавказ. Не ранее 19 сентября он появился в столице и сразу мог быть арестован. Но за что его посадили в тюрьму и в какую?
Это уже 14-е уголовное дело против великого поэта Сергея Есенина.
Разобраться в такой ситуации просто. Взять книги регистрации арестованных на Лубянке и в Бутырках и отыскать фамилию поэта. Но нет, церберы из «органов» не подпускали к архивам ни в советское, ни в перестроечное время. Кажется, сегодняшние руководители России пылают страшной ненавистью к коммунистам. Им и карты в руки. Покажите всему миру, какие были коварные кремлёвские вожди, как измывались над Есениным, над Блоком, над священнослужителем П.Флоренским, над миллионами рабочих и крестьян...
Не выдают архивные документы только потому, что все тогда узнают имена подлинных палачей. Эти палачи являются родственниками сегодняшних перестроечников. А как известно, яблоко от яблони далеко не падает!
Читаешь сегодня стихи Есенина, и кажется, они написаны вчера.

Ваше равенство - обман и ложь.
Старая гнусавая шарманка
Этот мир идейных дел и слов.
Для глупцов -
хорошая приманка,
Подлецам - порядочный улов.

Глупцов и дураков в России всегда хватало. «...Глупцы вокруг «ура» орали, чекисты с русских скальпы драли...» (П.Карпов). А что касается «улова», то вожди большевиков вывезли из России за границу царский золотой запас, собиравшийся царями тысячу лет, картинные галереи, уникальные библиотеки, фамильные драгоценности. Устроив искусственный голод, ограбили миллионы россиян, обменивая фунт муки на бриллианты.
Сергей Есенин погиб в неравной схватке за свою Родину, за свой народ. Да святится имя его!

Перепечатывается из "Литературной России" - http://www.litrossia.ru/litrossia/viewitem?item_id=18723