Правила, которые помогут избежать похищения и выжить в плену. Как выжить в плену и после него

В 1995 году - первая чеченская война. Я подполковник Антоний Маньшин, был командиром штурмовой группы, а соседняя, вторая штурмовая группа была названа именем героя России Артура, моего друга, который погиб в Грозненских боях, накрыв собой раненого солдата: солдат выжил, а он погиб от 25 пулевых ранений. В марте 1995 года штурмовая группа Артура из 30 бойцов на трех БРДМ-ах выполняла штабной рейд по блокированию групп боевиков во Введенском ущелье. Есть там такое место Ханчелак, что переводиться с чеченского - как мертвое ущелье, там нашу группу поджидала засада.

Засада - это верная смерть: головная и замыкающая машины подбиваются, и тебя методически расстреливают с высоток. Группа, попавшая в засаду, живет максимум 20-25 минут – потом остаётся братская могила. По радиостанции запросили помощь с воздуха вертолетов огневой поддержки, подняли мою штурмовую группу, мы прибыли на место через 15 минут. Управляемыми ракетами воздух-земля уничтожили огневые позиции на высотках, к нашему удивлению группа уцелела, только недосчитались Саши Воронцова. Он был снайпером и сидел на головной машине, на БРДМ-е и взрывной волной его сбросило в ущелье метров 40-50 глубиной. Стали его искать, не нашли. Уже стемнело. Нашли кровь на камнях, а его не было. Случилось худшее, он контуженный попал в плен к чеченцам. Мы по горячим следам создали поисково-спасательную группу, трое суток лазили по горам, даже в контролируемые боевиками населенные пункты ночью входили, но так Сашу и не нашли. Списали, как без вести пропавшего, потом представили к ордену мужества. И вы, представляете, проходит 5 лет. Начало 2000 года, штурм Шатоя, в Артурском ущелье в Шатойском районе есть населенный пункт Итум-Кале, при блокировке его нам мирные жители сообщили, что у них в зиндане (в яме) сидит наш спецназовец уже 5 лет.

Надо сказать, что 1 день в плену у чеченских бандитов - это ад. А тут - 5 лет. Мы бегом туда, уже смеркалось. Фарами от БМП осветили местность. Видим яму 3 на 3 и 7 метров глубиной. Лесенку спустили, поднимаем, а там живые мощи. Человек шатается, падает на колени и я по глазам узнал Сашу Воронцова, 5 лет его не видел и узнал. Он весь в бороде, камуфляж на нем разложился, он в мешковине был, прогрыз дырку для рук, и так в ней грелся. В этой яме он испражнялся и там жил, спал, его вытаскивали раз в два-три дня на работу, он огневые позиции чеченцам оборудовал. На нем вживую чеченцы тренировались, испытывали - приемы рукопашного боя, то есть ножом тебя - в сердце бьют, а ты должен удар отбить. У нас в спецназе подготовка у ребят хорошая, но он изможденный, никаких сил у него не было, он, конечно промахивался - все руки у него были изрезаны. Он перед нами на колени падает, и говорить не может, плачет и смеется. Потом говорит: “Ребята, я вас 5 лет ждал, родненькие мои.” Мы его в охапку, баньку ему истопили, одели его. И вот он нам рассказал, что с ним было за эти 5 лет.

Вот мы сидели неделю с ним, соберемся за трапезой, обеспечение хорошее было, а он кусочек хлеба мусолит часами и ест тихонечко. У него все вкусовые качества за 5 лет атрофировались. Рассказал, что его 2 года вообще - не кормили.

Спрашиваю: ”Как ты жил-то?” А он: “Представляешь, командир, Крестик целовал, крестился, молился, - брал глину, скатывал в катышки, крестил её и ел. Зимой снег ел”. “Ну и как?” – спрашиваю. А он говорит: ”Ты знаешь, эти катышки глиняные были для меня вкуснее, чем домашний пирог. Благословенные катышки снега были - слаще меда”.

Его 5 раз - расстреливали на Пасху. Чтобы он не убежал, ему - перерезали сухожилия на ногах, он стоять - не мог. Вот ставят его к скалам, он на коленях стоит, а в 15-20 метров от него, несколько человек с автоматами, которые должны его расстрелять.

Говорят: “Молись своему Богу, если Бог есть, то пусть Он тебя спасет” . А он так молился, у меня всегда в ушах его молитва, как простая русская душа: “Господи Иисусе, мой Сладчайший, Христе мой Предивный, если Тебе сегодня будет угодно, я ещё поживу немножко” . Глаза закрывает и крестится. Они спусковой крючок снимают - осечка. И так дважды - выстрела не происходит . Передвигают затворную раму - нет выстрела. Меняют спарки магазинов, выстрела - опять не происходит, автоматы меняют, выстрела все равно нет!

Подходят и говорят: “Крест сними” . Расстрелять его – не могут, потому что Крест висит на нем. А он говорит: “Не я этот Крест надел, а священник в таинстве Крещения. Я снимать - не буду” . У них руки тянуться - Крест сорвать, а в полуметре от его тела их скрючивает Благодать Святого Духа и они скорченные - падают на землю. Избивают его прикладами автоматов и бросают его в яму. Вот так два раза пули - не вылетали из канала ствола, а остальные вылетали и всё - мимо него летели. Почти в упор не могли расстрелять , его только камешками посекает от рикошета и всё.

И так оно бывает в жизни. Последний мой командир, герой России Шадрин говорил: “Жизнь странная, прекрасная и удивительная штука” .

В Сашу влюбилась девушка чеченка, она его на много моложе, ей было 16 лет, то тайна души. Она на третий год в яму по ночам носила ему козье молоко, на веревочки ему спускала, и так она его выходила. Её ночью родители ловили на месте происшествия, пороли до смерти, запирали в чулан. Звали её Ассель. Я был в том чулане, там жутко холодно, даже летом, там крошечное окошко и дверь с амбарным замком. Связывали её. Она умудрялась за ночь разгрызать веревки, разбирала окошко, вылезала, доила козочку и носила ему молоко.

Он Ассель забрал с собой. Она крестилась с именем Анна, они повенчались, у них родилось двое деточек, Кирилл и Машенька. Семья прекрасная. Вот встретились мы с ним в Псково-Печерском монастыре. Обнялись, оба плачем. Он мне всё рассказывает. Я его к старцу Адриану повел, а там народ не пускает. Говорю им: “Братья и сестры, мой солдат, он в Чечне в яме 5 лет просидел. Пустите Христа ради” . Они все на колени встали, говорят: “Иди, сынок” . Прошло минут 40. Выходит с улыбкой Саша от старца Адриана и говорит: “Ничего не помню, как будто - с Солнышком беседовал!” . А в ладони у него ключи от дома. Батюшка им дом подарил, который от одной старой монахини монастырю отошел.

А самое главное, мне Саша при расставании сказал, когда я его спросил, как же он всё это пережил: “Я два года пока сидел в яме плакал так, что вся глина подо мной мокрая от слез была. Я смотрел на звездное чеченское небо в воронку зиндана и искал - моего Спасителя. Я рыдал как младенец, искал - моего Бога” . “А дальше?”- Спросил я. “А дальше - я купаюсь в Его объятиях” , - ответил Саша.

Немцы в советском плену: «Забудь, что ты немец». Вот как выживали «фрицы»

Говорить о судьбе пленных немцев в СССР было не принято. Все знали, что они участвовали в восстановлении разрушенных городов, работали на селе и других отраслях народного хозяйства.

Но на этом информация заканчивалась. Хотя их участь была не такой ужасной, как у советских военнопленных в Германии, тем не менее, многие из них так никогда и не вернулись к своим родным и близким.

Для начала немного цифр. Как утверждают советские источники, в СССР было почти 2.5 миллиона немецких военнопленных. Германия приводит другую цифру – 3,5, то есть на миллион человек больше. Разночтения объясняются плохо организованной системой учета, а также тем, что некоторые пленные немцы по тем или иным причинам пытались скрыть свою национальность.

Делами пленных военнослужащих германской и союзных ей армий занималось особое подразделение НКВД – Управление по делам военнопленных и интернированных (УПВИ). В 1946 году на территории СССР и стран Восточной Европы действовало 260 лагерей УПВИ. В случае если была доказана причастность военнослужащего к военным преступлениям, его ждала или смерть, или отправка в ГУЛАГ.

Ад после Сталинграда

Огромное количество военнослужащих Вермахта – около 100 тысяч человек – были пленены после окончания Сталинградской битвы в феврале 1943 года. Большинство из них находились в ужасающем состоянии: дистрофия, тиф, обморожения второй и третьей степени, гангрены.

Чтобы спасти военнопленных, нужно было доставить их в ближайший лагерь, который находился в Бекетовке – это пять часов ходьбы. Переход немцев из разрушенного Сталинграда в Бекетовку выжившие впоследствии назвали «маршем дистрофиков» или «маршем смерти». Многие умерли от подхваченных болезней, кто-то скончался от голода и холода. Советские солдаты не могли предоставить пленным немцам свою одежду, запасных комплектов не было.

Забудь, что ты немец

Вагоны, в которых немцев перевозили в лагеря для военнопленных, зачастую не имели печек, постоянно не хватало и провианта. И это в морозы, достигавшие в последний зимний и первый весенний месяцы отметки в минус 15, 20, а то и ниже градусов. Согревались немцы чем могли, кутались в лохмотья и жались поближе друг к дружке.

В лагерях УПВИ царила суровая атмосфера, вряд ли чем-то уступавшая лагерям ГУЛАГа. Это была настоящая борьба за выживание. Пока советская армия крушила гитлеровцев и их союзников, все ресурсы страны направлялись на фронт. Недоедало гражданское население. И уж тем более не хватало провианта для военнопленных. Дни, когда им выдавали 300 граммов хлеба и пустую похлебку считался хорошим. А порой кормить пленных было и вовсе нечем. В таких условиях немцы выживали как могли: по некоторым сведениям, в 1943-1944 годах в мордовских лагерях были отмечены случаи каннибализма.

Для того, чтобы хоть как-то облегчить свое положение, бывшие солдаты Вермахата пытались всячески скрыть свое германское происхождение, «записывая» себя в австрийцев, венгров или румын. При этом пленные среди союзников не упускали возможности поиздеваться над немцами, отмечались случаи их коллективного избиения. Возможно, таким образом они мстили им за некие обиды на фронте.

Особенно преуспели в унижении бывших союзников румыны: их поведение в отношении пленных из Вермахта нельзя назвать иначе как «продовольственный терроризм». Дело в том, что к союзникам Германии в лагерях относились несколько лучше, поэтому «румынской мафии» вскоре удалось обосноваться на кухнях. После этого они принялись безжалостно сокращать немецкие пайки в пользу соотечественников. Нередко нападали и на немцев – разносчиков пищи, отчего их пришлось обеспечивать охраной.

Борьба за выживание

Медицинское обслуживание в лагерях было крайне низким из-за банальной нехватки квалифицированных специалистов, которые были нужны на фронте. Нечеловеческими порой были и бытовые условия. Зачастую пленных размещали в недостроенных помещениях, где могла отсутствовать даже часть крыши. Постоянный холод, скученность и грязь были обычными спутниками бывших солдат гитлеровскойармии. Уровень смертности в таких нечеловеческих условиях порой достигал 70%.

Как писал в своих мемуарах немецкий солдат Генрих Эйхенберг, превыше всего стояла проблема голода, а за тарелку супа «продавали душу и тело». По всей видимости, имелись случаи гомосексуальных контактов среди военнопленных за еду. Голод, по словам Эйхенберга, превращал людей в зверей, лишенных всего человеческого.

В свою очередь, ас Люфтваффе Эрик Хартманн, сбивший 352 вражеских самолета, вспоминал, что в Грязовецком лагере военнопленные жили в бараках по 400 человек. Условия были ужасающими: узкие дощатые лежанки, отсутствие умывальников, вместо которых дряхлые деревянные корыта. Клопы, писал он, кишели в бараках сотнями и тысячами.

После войны

Несколько улучшилось положение военнопленных после окончания Великой Отечественной. Они начали принимать активное участие в восстановлении разрушенных городов и сел, и даже получали за это небольшую зарплату. Ситуация с питанием хоть и улучшилась, но продолжала оставаться тяжелой. При этом в СССР в 1946 году разразился жуткий голод, унесший жизни около миллиона человек

Всего в период с 1941 по 1949 годы в СССР погибли более 580 тысяч военнопленных – 15 процентов от их общего числа. Конечно, условия существования бывших военнослужащих германской армии было крайне тяжелыми, но все-таки они не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить советским гражданам в немецких лагерях смерти. Согласно статистике, за колючей проволокой погибли 58 процентов пленных из СССР.

Для начала приведем вполне приличный видеоматериал на данную тему:

SAS: Survival Secrets — Interrogation resistance

В чем суть данного кина?

Подготовка по противодействию конвенциональным методам ведения допросов

Что это значит? Это значит, что все действия ведутся в рамках соблюдения женевской конвенции, и военнопленный не подвергается пыткам . Понятно дело, что соблюдение таких норм все равно очень относительное. Но, однако же, военнопленный на протяжении своего плена сохраняет целостность организма. Это главное.

В такой ситуации все зависит исключительно от вашей физической и психологической выносливости . То есть пока вы голодный, не пивший и не спавший, твердите «Янки-Чарли-Виски-Шесть-Шесть «, и ничего не случится. Максимум — слегка попинают, не дадут спать пару-тройку дней, вы будете страдать от голода и жажды, но шансы на то, что вы ничего не скажете и вам за это ничего не будет, достаточно высоки.

Конечно, есть некоторые моменты.

Так, например, если вы обладаете реально ценной и важной информацией , то на вас будут пахать. И допрашивать вас будет не «interrogator » — следователь , а «enlister » — вербовщик .

Это специалисты , которые не только умеют задавать каверзные вопросы, но и опытные психологи, которые прекрасно умеют читать язык тела и великолепно сами им пользуются. То есть невербальные сигналы, которые вы будете пытаться генерировать практически в любом состоянии. Так же это будут специалисты в области распознавания лжи. Да-да, знатоки того самого «если вы, отвечая на вопрос, поднимаете глаза вверх — то вы врете, если вниз — говорите правду «. Дело в том, что подобные вещи поставляют информацию только при комплексном рассмотрении. Каждый признак в отдельности практически ничего не стоит. Ну да ладно, не о том речь.

Фактически, в рамках конвенционального допроса вы вообще можете ничего не говорить. И вам за это ничего не будет. Ну может немного попинают, и не дадут пить, жрать и спать. Тяжело, но переживаемо. Особенно это касается ситуаций, когда вы являетесь носителем той самой важной информации . И с каждой минутой ее оперативно-тактическая важность уменьшается.

Это только в кино, зная, что боец попал в плен, его командование говорит: «Он им ничего не скажет! «, и действует по старому плану. В реальной жизни то, что вас взяли в плен — это уже ошибка пленившей стороны . Почему? Да потому, что теперь у них есть максимум сутки на то, чтобы вас «чисто » расколоть и получить данные. Так как за сутки своим уже станет понятно, что боец пропал без вести и скорее всего попал в плен. А значит, все планы надо менять, чисто так, на всякий случай.

Небольшая ремарка по поводу «важности информации»

Даже если вы простой пехотинец, в звании рядового, и пришли в часть месяц назад, вы все равно владеете важной информацией . Просто потому, что вы знаете то, чего может не знать противник (или не знает точно ). Достаточно сдать ФИО командира, и противнику станет известна часть, в которой вы служите. А дальше к делу подключится армейская разведка , и спустя пару часов будет известен боевой потенциал вашей части, связанные подразделения, потенциальная роль ее в действиях войск.

Короче говоря, просто фамилия вашего командира может дать в итоге очень много информации о ситуации в зоне боевых действий .

Поэтому просто молчите. Чтобы было проще, талдычьте всякую хрень, бессмысленный набор букв и цифр например. Самое главное, выберите тот набор, который легко запоминается, и в котором вы не собьетесь. Тогда, если допросы будут продолжаться долго, может произойти ситуация, когда вы находясь в состоянии измененного сознания (а вы в нем будете, не жрамши и не спамши ), просто поверите в то, что вы даете им какую-то осмысленную информацию, а они, тупые скоты ее не воспринимают. Это спровоцирует внутреннее состояние злобы, и соответственно, увеличит вашу эффективность в противодействии допросам .

Как этому научиться осмысленно?

Вопрос сложный. Дело в том, что 95% военнослужащих не проходят подготовку по противодействию допросам . Просто по той причине, что подготовка к конвенциональным методам ведения допросов сводится к тому, что «Несите пургу, все равно ничего вам за это не будет… «

Все остальное зависит от личностных физических и психологических параметров человека, и его личной замотивированности. Те же рассказы про «спецназ » и их устойчивость на допросах базируются именно на замотивированности бойцов, на сохранение информации о своей группе/подразделении в тайне, и качественной , которая позволяет переносить боль и бытовые неудобства намного легче, чем обычному бойцу/человеку. А не на каких то там супер-секретных техниках.

Так что занимайтесь своей физической формой , создавайте себе вескую мотивацию, и каноничный допрос , в рамках женевской конвенции вы либо выдержите полностью, либо расколетесь тогда, когда информация, которую вы можете дать, будет совершенно неактуальна.

Другой разговор, если речь идет о неконвенциональных методах ведения допроса

Любой человек, который понимает, что такое нормальный допрос , в ситуации, когда интересующаяся сторона не стеснена в средствах, вам скажет, что в данном случае факт того, что вы расколетесь — это вопрос времени. Причем временной диапазон, в котором вы все расскажете, будет очень небольшой.

Дело в том, что в подобных случаях целостность психики и организма человека не играет совершенно никакой роли для дознавателя . Ему нужна только информация. По большому счету, самый быстрый и простой вариант — это довести человека до состояния «Да дайте мне уже сдохнуть!! «

И не давать ему этого сделать. Причем не давать максимально неприятным и болезненным способом. Вопросы психологии тут, как правило, не затрагиваются. Ломать человека психологически долго, да и нет особых гарантий, что это сработает. Человек, которого сломали психологически, с большей степенью вероятности просто замкнется в себе и, возможно, поедет крышей. И добиться от него чего то внятного будет практически невозможно.

Так вот, есть два момента с неконвенциональными методами ведения допроса . И их надо понять для себя максимально быстро:

• После допроса меня убьют.
• После допроса меня не убьют.

После допроса меня убьют

По большому счету, если вы реально знаете что-то, что очень нужно противнику и может навредить вашим коллегам, то в плен и вовсе лучше не попадаться. Но уж если так случилось, то суицид станет самым простым выходом из ситуации. Особенно если понятно, что после допроса вам и так не жить. Другой момент, что времени на этот самый суицид скорее всего не дадут. Потому как обрабатывать начнут максимально быстро после захвата.

Вообще, хуже, чем экспресс-допрос в паре километров от места пленения (ага, прям в лесу на болоте ), ничего нет, так как колоть будут быстро и жестко. Начиная от изъятия ногтей из пальцев рук, а то и ног (а это куда как неприятнее, чем из рук ), заканчивая «светлячком» — это когда в головку МПХ вставляется спичка и поджигается.

Про нехитрые вещи, типа засыпания соли в раны, даже никто и не говорит. Кстати, засыпание пороха в раны, с последующим поджиганием не так распространено. Боль может оказаться настолько сильной (зависит от места ранения ), что может вызвать анафилактический шок и смерть. Вам то хорошо, а вот захватившим не очень.

Поэтому, если понятно, что после допроса вас выведут за сортир и пустят пулю в затылок, лучше проявите изобретательность и найдите способ самоубиться . Ибо опытный специалист даже из тела с отрезанными века и губами, опаленным до состояния угля ху..м и порванным березовым поленом анусом получит нужную информацию — говорить то этот огрызок все равно может. А предел боли, которую может вынести человек, можно узнать, только попав в такую ситуацию. В принципе, даже со сточенными напильником зубами и деснами человек может промычать именно то, что нужно, да еще так, что бы тот понял, о чем речь. Так что не тешьте себя иллюзиями, лучше самоубейтесь .

После допроса меня не убьют

Если же ситуация складывается таким образом, что после допроса вас оставляют в живых, значит это имеет смысл для захвативших. И скорее всего вы будете использованы либо для психологической обработки (см. американских летчиков, которых обрабатывали советские и вьетнамские спецы вплоть до суицидальных попыток от осознания того, что они творили ), либо для последующего обмена на кого-то ценного со стороны своих. И в этом случае отбивная, которая и на человека то уже не сильно походит, ценности не представляет.

Забудьте о кино. Свои прекрасно понимают, что инвалидом без зубов, части лица, пальцев и гениталий, вы очень вряд ли будете благодарны за спасение .

Так вот, если вам ясно, что вас хотят оставить в живых по итогам получения информации, и допрашивающие сами в принципе заинтересованы в том, что бы вы были максимально целыми, то тут появляются некоторые варианты.

В первую очередь, надо понять, каким образом на вас будут воздействовать в случае сопротивления допросу . Как это узнать? Да все просто — молчите. Как только критическая масса будет достигнута, к вам применят первые средства внушения. Опять же, это сигнал для вас. Если просто бьют, это не страшно, значит скорее всего еще раз, а то и два, точно так же будут бить. Это не страшно. Избиение, не преследующее цели забить насмерть, как правило, очень точное и рассчитанное по болевым ощущениям. Разве что случайно порвут селезенку, и вы благополучно сдохнете, так ничего и не сказав. Вобщем молчите, пока к вам применяют «первый уровень » физического воздействия .

Как только вас перестают бить и приносят клещи, время начинать говорить. Захлебываясь кровавыми соплями (а после грамотного мордобоя это несложно ), расскажите о себе, свое ФИО, где родились, кто родственники. Скорее всего, это вызовет реакцию одобрения. В любом наставлении по ведению допроса говорится о том, что главное — что бы «клиент » заговорил. Раз заговорил — значит готов к контакту. Это даст вам некоторое время на то, чтобы прийти в себя, оценить обстановку и собраться с силами. Тем более, что вас скорее всего начнут спрашивать в рамках заданных вами параметров. Про маму, про жену, про «ты ведь хочешь к ним вернуться «, про детей — «им ведь нужен отец «.

Плавно переходя на более актуальные вопросы типа:

• кто такой,
• где служишь,
• кто командир,
• какие цели и задачи.

Тут есть один момент — никто в реальности не предполагает вызвать у дознавателя понимание и сочувствие, дурных нема. Но если вы сначала начнете молчать на эти вопросы, а когда вас начнут снова бить (скорее всего все таки бить ), вы начнете завывая орать «я не могу! «, «мне нельзя! «, «я не предатель! «, то, скорее всего, это опять вызовет остановку в действиях и попытку с вами снова поговорить.

Поймите такую вещь — патологических садистов среди дознавателей мало. А профессиональных пытошников (то есть людей, которые ЗНАЮТ, как надо делать, чтобы человек говорил ), еще меньше. И совсем мало профессиональных пытошников-садистов . Почему? А у них очень высокая смертность допрашиваемых, увлекаются граждане.

Так вот, никакого удовольствия, скорее всего, все их действия им самим не приносят. Вы вообще своим молчанием вызываете у них раздражение — они тратят время тут на вас, вместо более приятного и полезного времяпровождения.

И если вы начнете стенать, что, дескать, вам нельзя говорить то, что от вас хотят узнать, то с большей степенью вероятности вас снова попытаются разговорить. Начнут объяснять, что в таких условиях это не предательство, что все ломаются, это только вопрос времени и той боли, которую вам придется вынести. Что они и сами не рады это все делать. А время то идет.

Ваша задача в данном случае начинать отвечать не с первого уровня вопросов, то есть не с тех, которые от вас хотят получить сразу. А с «нулевого», то есть вроде как и отвечаешь, и о себе, но не совсем то, что надо. И так на каждом этапе. Вас спрашивают об одном, а вы отвечаете на предыдущую группу вопросов, только более развернуто. Один хрен потом все равно ответите на все, что спросят. Но каждый этап у вас будет разбит и растянут на более продолжительно время, и у вас будут перерывы, в которые можно будет собраться с мыслями, а то и вовсе сознание потерять. В итоге от вас получат все, что вы бы и так сказали, но и вы будете целее, и время потянете куда более эффективно.

Что касается вранья. Или, умными словами — дезинформации

Во времена той же Великой Отечественной войны врать было проще, многие детали было тупо никак не проверить. Сейчас же, в наш век чудовищной информатизации, за полчаса о вас без каких либо слов с вашей стороны будет , поэтому врать надо очень осторожно, желательно имея в голове конкретную легенду для.

Дьявол — он в деталях, помните? Искаженные или неправильно указанные мелочи могут в итоге привести к совершенно ложной картине .

Так, например, сказать, что группой командует не майор, а капитан. Мелочь? Да. Но заставит тратить противника больше времени на проверку ваших данных. Или сказать, что в группе не 10, а 12 человек, а пулеметов не три, а один. Точно так же можно искажать мелкие детали, такие как время выхода, время нахождения «в поле «. Это и противнику усложняет задачу, и вам не так обидно, что вы впринципе рассказываете ему информацию, которую не надо рассказывать.

Самое главное — врать не нагло и не откровенно. Заветы доктора Геббельса хороши только при работе с массами, но не с человеком с профессионально уставшими глазами. Ну и да, принцип выдачи дезинформации точно такой же, как и в случае с правдивой информацией. То есть вас так же пытают, пиздят и клещами откусывают кусочки пальцев, но вы даете им неточную информацию.

Опять же, чувство своей хитрости резко поднимает мотивированность на выживание в таких случаях. Самое главное — помните, что если вас поймали на вранье, вам пиз..ец. Скорее всего целостность и здоровье вам на допросе сохранить не удастся, вся полученная информация будет проверяться максимально быстро, а вас в это время будут профилактически пиз..ить.

Важная ремарка:

Обратите внимание, что достаточно часто употребляются выражения типа «скорее всего » и «с большей степенью вероятности «, потому что сказать точно, что и как будет происходить, невозможно. Тут надо смотреть на то, как развивается ситуация вокруг. Универсальных рецептов нет, все равно каждый раз все по-другому, и собственно от того, насколько правильно вы оцените ситуацию, и будет зависит итоговый результат.

По поводу мотивации

Личная мотивированность — фактор очень важный. Пожалуй, не менее важный, чем . Общеизвестен факт, что работать с фанатиками сложнее всего. Во-первых, они очень жестко замотивированы на свою смерть, во-вторых, на преданность своему делу и своим братьям по джихаду. По большому счету, все эти разговоры и накрутка на тему «боевого братства » и «своих не бросаем » рассчитано на создание у бойца мотивации максимально долго молчать. Чтобы братьев не подставить, плюс уверенность того, что тебя не бросили, дает надежду, что придут и освободят.

Каким образом вы сами себе создадите мотивацию , это ваше дело. Если мы возьмем в пример какой-нибудь постапокалипсис , где вы живете со своей семьей небольшой общиной, то главной мотивацией для вас будет их жизнь и здоровье. И тут очень сильно играет роль то, насколько они РЕАЛЬНО вам дороги. Поэтому вопрос создания мотивации — это момент очень тонкий, и неоднозначный.

По поводу техник отключения сознания, и прочих вещей, рассчитанных на противодействие пыткам

Легенд и баек по этому поводу ходит дикое количество. А реальные техники закопаны под такими ДСП, что их и упоминать страшно. Причина этому очень простая — этим техникам не учат военных. Никаких. Потому что военных надо учить тому, как в плен не попадаться , и не расходовать ценное время на всякую фигню. Подобные техники рассчитаны на обучение сотрудников оперативной и агентурной разведки (желающие могут вообще ознакомиться с «Аквариумом» гражданина Резуна, дабы проникнуться всей мощью и суровостью советской разведывательной мойшыны ).

Поэтому сконцентрируемся на трех наиболее известных техниках, вокруг которых курсирует наибольшее количество слухов.

1. Про йогов, которые спят на гвоздях и питаются бритвами

Наиболее распространенный миф о том, что сотрудников разведки учат по техникам йогов, которые позволяют отключить ощущения тела . Насколько это реально в рамках подготовки — у меня лично возникают большие сомнения. Потому как сами йоги годами постигают эти истины. А готовить человека еще и по такой дисциплине — это сложно, учитывая сколько всего остального должен уметь сотрудник.

2. Про впадение в транс

Еще один из вариантов реагирования на внешнее воздействие на допросе — это впадение в транс. В принципе, такая же история, что и с техникой йогов. Да и опять же, научить человека впадать в такой транс, из которого его не выводит удар молотком по пальцу — это сколько времени на это уйдет?

3. Сделай мне больно, назови меня своей вещью

Речь о «дрессировке » определенного мазохизма.

То есть реакции на боль, выражающейся в акцентированном сексуальном возбуждении. Ну и за счет выброса серотонина в кровь — реагирование на боль как на источник положительных эмоций.

Байка конечно классная, но тоже вызывает большие сомнения. Хотя бы потому, что если в процессе избиения на допросе увидят эрекцию — «получите сапогом в эту самую эрекцию» . Причем так, что мгновенно станет не до секса. Да и опять же, пределы болевого удовольствия имеют очень четкие границы. Когда под ноготь запускают раскаленную спицу, очень сложно концентрироваться на сексуальном удовлетворении.

Еще раз напомню — речь не о реальных техниках, а «байках» и «легендах», которые крутятся вокруг этой темы. Ну и опять же, способов сделать человеку ОЧЕНЬ больно безумное количество. И типы боли будут очень разные. Ко всем не адаптироваться.

Ну и закроем тему разговором о возможных вариантах подготовки

Главный момент, который касается подготовки к допросам — это то, что человека можно подготовить только к поведению на конвенциональном допросе . По одной простой причине — во время обучения никто не будет отрезать курсанту палец или рвать рот.

То есть в задачу подготовки входит в основном тренировка устойчивости к физической и психологической усталости . Максимум, что могут сделать в рамках такого обучения — это лишать питья, еды и сна (в строго оговоренных границах ), создавать условия физического дискомфорта (постойте часа три у стены на коленях, упираясь в нее руками, с очень неудобно согнутой спиной, не имея возможности пошевелиться ). Максимум травм, которые могут наноситься в процессе обучения — это вывихи конечностей, разбитые носы, не более. Конечно, можно рассуждать о местах типа учебного центра ЦРУ «Фермы «, где курсантов трахают в жопу ржавыми паяльниками, но это уже сродни «городским легендам «, верить или не верить в которые дело личное. Я не верю.

Ну и второй момент связанный с подготовкой — создание мотивации . Но это уже вопрос, касающийся очень широкого спектра моментов, потому что мотивация зависит от очень многих факторов. Причем не только внутренних, но и внешних. А тут надо либо направленно накручивать человека, либо создавать искусственные факторы формирования этой самой мотивации .

Вражеский плен – неизбежная участь многих солдат и офицеров, участвующих в любом крупном сражении. Великая Отечественная война (1941-1945 гг.) оказалась не только самой кровавой за всю историю человечества, она также поставила антирекорд по количеству пленных. Более 5 миллионов советских граждан побывали в фашистских концлагерях, только около трети из них вернулись на родину. Все они кое-чему научились, находясь у немцев.

Масштабы трагедии

Как известно, в ходе Первой мировой войны (1914-1918 гг.) в плен к представителям Германии и Австро-Венгрии попали более 3,4 миллиона русских солдат и офицеров. Из них погибли около 190 тысяч человек. И хотя к нашим соотечественникам, по многочисленным историческим свидетельствам, немцы относились гораздо хуже, чем к пленным французам или англичанам, все же условия содержания русских военнопленных в Германии тех лет несравнимы с ужасами фашистских концлагерей.

Расовые теории немецких национал-социалистов привели к чудовищным по своей жестокости массовым убийствам, пыткам и зверствам, учиненным над беззащитными людьми. Голод, холод, болезни, невыносимые условия жизни, рабский труд и постоянные издевательства – все это свидетельствует о планомерном истреблении наших соотечественников.

По оценкам разных экспертов, всего с 1941 по 1945 годы немцы захватили в плен около 5,2 – 5,7 миллиона советских граждан. Более точных данных нет, поскольку никто досконально не учитывал всех партизан, подпольщиков, резервистов, ополченцев и сотрудников разных ведомств, оказавшихся во вражеских застенках. Большинство из них погибли. Точно известно, что после окончания войны на родину вернулись более 1 миллиона 863 тысяч человек. И примерно половину из них сотрудники НКВД заподозрили в пособничестве фашистам.

Советское руководство, вообще, считало каждого солдата и офицера, сдавшегося в плен, чуть ли не дезертиром. А естественное стремление людей выжить любой ценой воспринималось как предательство.

Нацисты оправдывались

Как минимум, 3,5 миллиона советских солдат и офицеров погибли в плену. Высокопоставленные нацисты в ходе Нюрнбергского процесса (1945-1946 гг.) пытались оправдать себя тем, что руководство СССР не подписало Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными от 1929 года. Дескать, этот факт позволил немцам нарушать нормы международного права в отношении советских граждан.

Фашисты руководствовались двумя документами:

директива «Об обращении с политическими комиссарами» от 6 июня 1941 года (война еще не началась), которая обязывала солдат расстреливать коммунистов сразу же после пленения;

распоряжение командования вермахта «Об обращении с советскими военнопленными» от 8 сентября 1941 года, фактически развязавшее руки нацистским палачам.

На территории Германии и оккупированных государств было создано более 22 тысяч концлагерей. Рассказать обо всех из них в одной статье просто невозможно, поэтому приведем в пример печально известную «Уманскую яму», располагавшуюся на территории Черкасской области Украины. Там советские военнопленные содержались в огромном котловане под открытым небом. Они массово умирали от голода, холода и болезней. Трупы никто не убирал. Постепенно лагерь «Уманская яма» превратился в огромную братскую могилу.

Умение выживать

Главное, чему научились советские военнопленные, находясь у немцев, так это выживать. Каким-то чудом около трети узников удалось преодолеть все тяготы и лишения. Притом что рациональные фашисты часто кормили только тех обитателей концлагерей, которых использовали на различных производствах.

Итак, для поддержания работоспособности советских граждан в лагере, расположенном у населенного пункта Хаммерштейн (сейчас это польский городок Чарне), каждый человек ежедневно получал: 200 г хлеба, овощную похлебку и суррогат кофейного напитка. В некоторых других лагерях ежедневная пайка была в два раза меньше.

Стоит сказать, что хлеб для пленных готовили из отрубей, целлюлозы и соломы. А похлебка и напиток представляли собой небольшие порции дурно пахнущей жидкости, часто вызывающей рвоту.

Если учесть холод, эпидемии, непосильный труд, то стоит только поразиться редкостному умению выживать, выработавшемуся у советских военнопленных.

Школы диверсантов

Очень часто нацисты ставили своих узников перед выбором: расстрел или сотрудничество? Под страхом смерти некоторые солдаты и офицеры выбирали второй вариант. Большинство пленных, согласившихся сотрудничать с фашистами, выполняли функции охранников в тех же концлагерях, сражались с партизанскими соединениями, участвовали в многочисленных карательных операциях против мирного населения.

Но наиболее толковых и активных пособников, вызвавших доверие, немцы часто направляли в диверсионные школы абвера (нацисткой разведки). Выпускников таких военных учебных заведений забрасывали в советский тыл на парашютах. Их задачей являлся шпионаж в пользу немцев, распространение дезинформации среди населения СССР, а также разные диверсии: подрывы железных дорог и других объектов инфраструктуры.

Главным преимуществом подобных диверсантов было их знание советской действительности, ведь как ни учи сына белогвардейского эмигранта, воспитанного в Германии, а от советского гражданина он все равно будет отличаться манерой поведения в обществе. Таких шпионов быстро вычисляли сотрудники НКВД. Совсем другое дело – предатель, выросший в СССР.

К обучению агентов немцы подходили тщательно. Будущие диверсанты изучали основы разведывательной работы, картографию, подрывное дело, они прыгали с парашютом и водили разные транспортные средства, осваивали азбуку Морзе и работу с рацией. Спортивная подготовка, методы психологического воздействия, сбор и анализ информации – все это входило в курс начинающего диверсанта. Срок обучения зависел от предполагаемой задачи и мог продолжаться от одного месяца до полугода.

Таких центров, организованных абвером, в Германии и на оккупированных территориях насчитывались десятки. Например, в разведшколе Мишен (неподалеку от Калининграда) готовили радистов и разведчиков для работы в глубоком тылу, а в Дальвитце обучали парашютизму и подрывному делу, австрийское местечко Брайтенфурт было центром подготовки техников и летного состава.

Рабский труд

Советских военнопленных нещадно эксплуатировали, заставляя трудиться по 12 часов в сутки, а иногда и больше. Они были задействованы на тяжелых работах в металлургической и горной промышленности, в сельском хозяйстве. На рудниках и сталелитейных заводах военнопленные ценились, в первую очередь, как бесплатная рабочая сила.

По подсчетам историков, примерно 600-700 тысяч бывших солдат и офицеров Красной Армии были задействованы на различных производствах. А доход, полученный германским руководством в результате их эксплуатации, составил сотни миллионов рейхсмарок.

Многие немецкие предприятия (пивоварни, автозаводы, агрокомплексы) платили руководству концлагерей за «аренду» военнопленных. Их также использовали фермеры, в основном, во время посевных работ и сбора урожая.

Некоторые немецкие историки, пытаясь как-то оправдать такую эксплуатацию узников концлагерей, утверждают, что в плену они освоили новые для себя рабочие специальности. Дескать, бывшие солдаты и офицеры Красной Армии вернулись на родину опытными механиками, трактористами, электриками, токарями или слесарями.

Но в это сложно поверить. Ведь высококвалифицированный труд на германских предприятиях всегда был прерогативой немцев, а представителей других народов фашисты использовали лишь для выполнения тяжелой и грязной работы.

Украина отказывается от советского принципа "пленник - значит предатель". Однако плохо работает с психологией освобожденных заложников и родственников заключенных ОРДЛО.

Я повернувся додому з полону,

у мене серце з заліза й поролону.

Вітчизна зустрічає сторожовими псами.

Хто тут торгує моїми небесами?

Сергій Жадан, “Саботаж”

Начиная с 2014 года, в плену боевиков ОРДЛО побывало около 1300 украинских бойцов - без учета тех, кого считают пропавшими без вести. Об этом свидетельствуют источники издания Новинарня в Минобороны.

Перевести эту статистику в официальную непросто. Наиболее запутанными являются данные по 2014 год, ведь в то время обмены пленными часто происходили на низовом, волонтерском и других негосударственных уровнях.

Официальные комментарии по количеству украинских граждан, которых сепаратисты незаконно удерживают в заключении сейчас, предоставляет только Служба безопасности Украины.

В ответ на запрос “Новинарні” СБУ сообщила: при Службе создан Объединенный центр по координации поиска, освобождению незаконно лишенных свободы лиц, заложников и установлению местонахождения без вести пропавших в районе АТО.

По учетным данным Центра, по состоянию на 2 июня 2017 года в заложниках остаются 128 человек, в том числе: военнослужащие [ВСУ] - 61, лица, проходящие службу в Национальной гвардии Украины - 4, сотрудники МВД - 3.

В декабре украинская сторона переговоров в Минске заявляла, что Киеву известно о местонахождении 58 заложников.

В то же время представители ОРДЛО подтверждают содержание менее половины украинцев из тех 128-ми, которых считает СБУ.

Общая "украинская" цифра пленных и пропавших без вести (их более 400) уменьшается, когда поступают подтвержденные данные о смерти бойца, считавшегося заложником. И увеличивается - когда в плен к "сепарам" попадают новые украинские военные.

В СБУ на запрос “Новинарні” сообщили, что с начала 2016 года - то есть в период, когда интенсивность боевых действий на Донбассе существенно снизилась по сравнению с первыми 1,5 годами войны - в заложники незаконных вооруженных формирований попали 42 человека.

Больше всего пленных было летом 2014-го и зимой 2014-2015 - Иловайский котел, Донецкий аэропорт, Дебальцево. Тогда через подвалы и тюрьмы "ДНР/ЛНР" прошло около тысячи украинских военных, среди которых - мобилизованные, добровольцы, многие офицеры.

На первые месяцы войны приходится наибольшее количество казней и пыток пленных.

Факты расстрелов заложников не скрывает и тогдашний главарь террористов "ДНР" Игорь Гиркин-Стрелков.

Михаил Толстых "Гиви" и Олег Кузьминых . 20 января 2015 года

Известный всем пример психологической устойчивости в лапах врагов - подполковник Олег Кузьминых, над которым после ДАПа издевался "200-й” сейчас террорист Гиви.

Живым олицетворением физических пыток в плену стал 19-летний боец "Айдара" галичанин Василий Пелиш: боевики "ЛНР" отрубили ему правую руку, на которой была патриотическая татуировка с надписью “Слава Україні”.

Вернувшись в родной Старый Самбор в конце сентября 2014-го, Пелиш жалел, что тогда, на дороге между Новосветловкой и Хрящеватым, когда танк попал в их УАЗик и четверо побратимов погибли, он, тяжело раненный, не имел гранаты, чтобы взорвать себя и избежать плена.

"Пленный - предатель", "Лучше смерть, чем плен с пристрастием" - после начала войны на Востоке эти штампы вынырнули в сознании многих украинцев вместе с другими неуместными параллелями между АТО и Великой Отечественной.

Тогда как психологи утверждают: военные нужны и своим родным, и Родине живыми. А при умелом обращении в плену можно не только выжить, но и сохранить здоровье, светлый ум и чистую совесть.

Поэтому на четвертом году войны в МОУ понемногу реализуется программа тренингов для военнослужащих на случай попадания в заложники. Программа мало заметна сторонним и многим "своим" глазам, но таковая нужна.

В АТО - как на войне: может ли заложник террористов считаться военнопленным?

В официальной документации силовые ведомства не случайно употребляют термин "заложники". Ведь де-юре боевые действия на Востоке считаются "антитеррористической операцией". Конвенции и международные договоренности боевиков-террористов не покрывают, поэтому и захватывают они не военнопленных, а заложников.

"Согласно международному гуманитарному праву, пленным может считаться военнослужащий одной из стран, которые ведут между собой войну. Сегодня Российская Федерация отрицает участие своих террористических войск в войне против Украины, поэтому и пленных у нас нет",- пояснил в комментарии “Новинарні” начальник управления психологического обеспечения Главного управления морально-психологического обеспечения ВСУ полковник Сергей Грилюк.

В то же время он подчеркнул, что любой захват в заложники военнослужащего или гражданского лица незаконными вооруженными формированиями противоречит международному гуманитарному праву и преследуется по закону.

"Я уверен, что каждый, кто на временно оккупированных территориях Украины брал в заложники наших граждан, впоследствии получит заслуженное наказание", - добавил полковник.

С точки зрения международного права дискуссия о терминологии, казалось бы, окончена. Но недаром же "конфликт" на востоке Украины носит все признаки гибридной войны. Террорист может считать себя борцом за справедливость, а непосредственный участник боевых действий, который незаконно пересек государственную границу, - назваться сторонним наблюдателем.

Однако должны ли другие стороны беспрекословно соглашаться на такие определения?

"Популярное утверждение о том, что заложников, которых удерживают боевики ОРДЛО, нельзя назвать военнопленными - это манипуляции. Можно!» - убеждена военный психолог Елена Нагорная, которая является сопредседателем комитета психологической адаптации и социальной реабилитации Ассоциации народных волонтеров при Министерстве обороны.

Российскую Федерацию официально признали страной-агрессором как Верховная Рада Украины, так и многочисленные международные организации, аргументирует свою позицию Нагорная в комментарии “Новинарні”. И международные наблюдатели смело используют термин "военнопленные" в отношении украинских бойцов, содержащихся в самопровозглашенных «ДНР» и «ЛНР». В частности, именно такая терминология употребляется в докладе депутата Сейма Польши Малгожаты Госевской "Российские военные преступления в Восточной Украине в 2014 году", который она представила Европарламенту. Доклад основывается на более чем 60 интервью с бывшими заключенными, которых удерживали на неподконтрольных Украине территориях Донецкой и Луганской областей.

"Во всех международных документах приняты слова "плен", "пытки", "казни". Другой вопрос, что наши СМИ, к сожалению, часто проявляют вопиющую некомпетентность и очень легко поддаются на манипуляции противника", - говорит Нагорная.

Пытки и казни - понятия, с которыми неразрывно связана тема плена и из-за которых, собственно, вопрос терминологии является таким важным.

"Применение пыток означает международные суды из-за несоблюдения Женевских конвенций о запрете пыток. Поэтому в военных конфликтах каждая сторона пытается обвинить другую в жестоком обращении с пленными", - говорит Нагорная.

Ведь попытки объяснить им, что побои или другие издевательства - это международное преступление, с большой вероятностью завершатся для пленного "высшей мерой": кто же заинтересован оставлять в свидетелях такого "умника"?

У нас - клеймо, у них - награда

Елена - одна из разработчиков методики работы с военными по выживанию и поведению в плену, пилотный проект которой недавно действует при Минобороны.

В ВСУ подтверждают наличие программы тренингов.

"Тренинг предусматривает ряд взаимосвязанных занятий по изучению как теории, так и практики. Полностью моделируется ситуация, в которую может попасть каждый, кто сегодня защищает нашу страну. Главная наша задача - научить военнослужащих выживать в любых условиях, чтобы победить врага",- отмечает полковник Сергей Грилюк.

По словам специалистов, отношение к плену в Вооруженных силах постепенно меняется с "советской" на "западную” модель. Отличие между ними в том, что в цивилизованном обществе (и, соответственно, армии) наибольшей ценностью является человеческая жизнь. Следовательно, главная цель военнослужащего - любой ценой сохранить себя живым, даже если для этого придется сдаться врагу.

Прийти к такому осознанию после лет установки на то, что плен - это предательство, позор, клеймо на всю жизнь, которая укоренилась в сознание советского человека, нелегко.

"Сопротивление очень сильное, но изменения уже есть", - уверяет Нагорная.

"Тема плена в украинской армии до сих пор табуирована, ее стараются максимально избегать. Во-первых, плен - это страшно, а человеку всегда не хочется говорить о том, чего он боится. Это один из элементов психики. Плюс, конечно, срабатывают остатки советской ментальности, когда плен считался предательством, и "настоящий герой" должен себя взорвать, чтобы только не попасть в руки врага. Ведь когда человек не ценился, для всех было легче, чтобы в экстремальной ситуации он покончил с собой - "нет человеки, нет проблемы" (а попадание бойца в плен тянуло за собой кучу хлопот для его командования)", - объясняет Елена.

Елена Нагорная. Фото: Новинарня

Один из способов помочь военном изменить отношение к плену как "измене" - донести до него, что там он может узнать какую-то полезную информацию и затем передать ее своему командованию.

"Это очень сильно мотивирует, помогает человеку оставить мнение о том, что граната в кармане решает все проблемы. Ведь это совсем не так. Самоубийство с целью любыми путями избежать плена может обернуться проблемами для твоей группы и даже для целого участка фронта. Ведь задача перед тобой была поставлена другая", - подчеркивает Нагорная.

Важно, чтобы ошибочная установка на героизацию бессмысленного самопожертвования изменилась не только в армии, но и в обществе в целом. Тот, кто сохранил себя - для армии, для семьи, для государства - заслуживает уважения, а не презрения.

Недаром во многих странах есть государственные награды за выживание в плену.

Раздвоение личности в плену - спасение

Сохранить себя в ситуации постоянного унижения, физических и - особенно - психологических издевательств на самом деле очень непросто. Станут ли последствия плена фатальными для личности или нет, зависит прежде всего от того, сумеет ли заложник выбрать правильную тактику выживания.

Человека берут в плен с определенной целью: получение информации, возможного обмена (как заложника) или каких-то коммерческих целей ("продать", использовать как рабочую силу и т.д.). И для того, чтобы принять ту роль, которую ему искусственно насаждают, заложнику всегда приходится идти против своей личности: забыть о том, что у него есть гордость, честь, своя позиция, человеческое достоинство, объясняют специалисты.

"Когда ты попадаешь в плен, то все эти факторы, которые делают из тебя человека, целенаправленно ломают. Идеальный вариант выживания в плену - сохранить свою личность, загнав ее глубоко глубоко, став снаружи "овощем". Главная цель которого - выжить. Это тот случай, когда раздвоение личности становится спасительным", - подчеркивает военный психолог Нагорная.

Когда "измена" - ложь

Как признаются бывшие заложники боевиков, в плену самое трудное перенести даже не боль, а психологические пытки. Ведь боль бывает острее или притупляется, болит, когда бьют, но потом отходишь. Зато целенаправленное давление на психику, на сложенную в голове систему установок и социальных ролей, "сидит" в мозгу непрерывно.

Методы психологического прессинга бывают разными. Один из традиционных - внести раздор между заложниками, поссорить их между собой.

"В каждой группе пленных, как правило, есть тот, кого считают предателем. И обычно это субъективная оценка тех, кто с ним находился", - рассказывает Елена Нагорная.

"По нашему опыту, это один из методов психологического давления - для того, чтобы разделить группу, захватчики постоянно хвалят кого-то одного за то, что он якобы с ними сотрудничает. Умышленное дают ему дополнительную пайку, сигареты и т. д. Хотя реальных доказательств сотрудничества, как правило, не находится", - говорит эксперт.

И подчеркивает: всю информацию, которую вы получаете в плену о ваших коллегах, надо ставить под сомнение.

Первым делом, конечно, будут пытаться дискредитировать командира. Журналистам “Новинарні” также приходилось слышать от бывших пленных о том, как их офицеры "подозрительно вели себя в плену". А после детальных расспросов выяснялось, что такое впечатление у наших собеседников сложилось преимущественно со слов боевиков, которые сразу изолировали командира от его группы и постоянно "доводили до сведения" его подчиненных, что тот их "слил, сдал, пошел на сотрудничество".

Хотя, конечно, это не значит, что не случится настоящий предатель. Одним из реально подозреваемых в этом смысле является освобожденный из плена в июле 2016 года полковник Иван Безъязыков, который был встречен в Киеве с почестями, но впоследствии, по выводам СБУ, оказался завербованным российскими спецслужбами.

Наиболее уязвимы в плену - мобилизованные и добровольцы

Психологи отмечают: профессиональные военные переносят плен значительно легче, чем гражданские или мобилизованные, ведь в них "запрограммирована" готовность к выживанию, в том числе и в условиях изоляции.

"Возникла такая ситуация (попадание в плен), она закончилась, война продолжается дальше, я дальше продолжаю службу. И не надо на этом акцентировать", - так в интервью “Новинарні” прокомментировал ажиотаж вокруг него после освобождения из плена известный "киборг” Олег Кузьминых.

Олег Кузьминых с женой и дочерьми во время приема в АП

"Меня друзья, знакомые часто тогда спрашивали, как я себя чувствую. И я никак не мог понять этот вопрос, почему у меня должны быть какие-то проблемы? Я когда после плена вернулся в Житомир, то сразу пошел на службу. Вот если бы мне на Донбассе оторвало ногу, то не пошел бы. А так - почему нет? Я профессиональный военный", - отметил подполковник.

Самое сложное в такой ситуации мобилизованным из запаса, которые попали на войну, будучи не готовыми к таким испытаниям.

Однако у добровольцев, которые, казалось бы, шли воевать целенаправленно, проблем возникает не меньше.

"Обыкновенного добровольца никто не учил ни убивать, ни выживать в плену. По результатам ряда исследований, которые проводили совместно украинские и балтийские специалисты, 60% личного состава добровольных батальонов можно отнести к психогенным потерям. А это - необратимые нарушения в психике", - говорит Елена Нагорная.

Такие цифры она объясняет тем, что большинство добровольцев шли не так воевать, как "быстро побить сепаров" или "умереть заУкраину". Необходимость вести долгую позиционную войну, переживать боевые неудачи, сталкиваться с гибелью гражданского населения или терпеть унижения пленом для них оборачивалось шоком, что часто приводило даже к самоубийствам.

Тюремная "прививка" перед пленом

Конечно, есть из этого правила и исключения. Среди добровольцев немало тех, кто в этой ипостаси уже участвовал в боевых действиях в других странах, проходил практики боевых искусств. Или, как экс-боец батальона "Донбасс" Валерий Маринец с позывным "Хромой", прошел через украинскую пенитенциарную систему.

Валерий Маринец в составе батальона "Донбасс" во время боевых действий в Донецкой области летом 2014 года. Фото из личного архива

Именно более чем двухлетний опыт отсидки в СИЗО помог перенести плен не только Валерию, но и его побратимам, с которыми Маринец попал в заложники отряда Моторолы под Иловайском 30 августа 2014 года.

По обвинению в преступлении, которого он в действительности не совершал, Маринца полностью оправдали еще в 2012 году. А неприятная страница биографии оказалась полезной, и своими ценными в этой ситуации знаниями мужчина охотно делился с боевыми товарищами по несчастью.

По словам киевского строителя, «на подвале" он был искренним. Когда надо - "включал дурачка". Когда можно было на допросе достать сигареты и чай - пользовался такой возможностью. Когда работал на принудительных работах под наблюдением боевиков (убирал мусор, копал огороды, что-то строил) - определял более человечных "сепаров" и просил мобилку, чтобы позвонить домой.

Звонить Маринец мог по собственной сим-карте, потому что старый телефон перед попаданием в плен в Иловайске выбросил, а "симку" - спрятал в пояс брюк. Поэтому Хромой имеет даже фото из плена.

Фото, которое Валерий Маринец сделал на принудительных работах в плену под наблюдением боевика "ДНР" Борзого. Иловайск, осень 2014 года

"Меня опытные зеки научили, как вести себя, чтобы легче пережить заключение. Главное - обязательно найти себе какое-то занятие, которое поможет отвлечься от мыслей об ограничении свободы", - рассказал Маринец в интервью “Новинарні“.

"В СИЗО я обложился книгами по юриспруденции и занимался самообразованием, писал апелляции для себя и других заключенных. Библиотека спасала и в плену - в донецкой СБУ, куда нас сначала поместили, сепары выбросили книги. И позволили нам их взять. Еще там были журналы, пустые тетради, ручки. И вот кто-то из ребят читал, кто-то рисовал. Лепили шахматы, шашки, расчерчивали доску и играли. Или переписывали из журналов кулинарные рецепты. Мы же голодные, а здесь переписываем и представляем себе, как приготовлю такие блюда после освобождения …” - Хромой, ветеран-весельчак, вспоминает, что привез из плена в Киев "две сумки книг", среди которых, в частности, толстый том "Голодомор-33".

40-летний Валерий Маринец во время интервью. Фото: Новинарня

Пытки голодом - еще один метод боевиков. Говорят, ломает даже очень сильных духом мужчин. Хотя и других испытаний хватало: и били, и на расстрел пленных выводили, и таки стреляли - резиновыми пулями, которыми Маринцу порвало пальцы на руках.

Понятно, что самостоятельно справиться с последствиями такого испытания для психики способен далеко не каждый (а объективно - абсолютное меньшинство).

Так же не каждый способен признать, что нуждается в помощи специалиста.

"Не хочу кого-то обидеть, но психологи чаще всего нужны в двух случаях: насильно мобилизованным в армию, которые себя никак не видели на войне, и ребятам, которые стали инвалидами после ранения и не знают, как жить дальше, как обеспечить семью", - считает Олег Кузьминых.

Однако специалисты убеждены: это ошибочное представление. Такой опыт нельзя держать в себе - обязательно надо "выговориться", делиться пережитым. И психологическая реабилитация после плена нужна даже самым опытным военным.

В частности, и потому, о чем говорилось выше: пока отношение общества к плену как "позору" еще не изменилось, большинство бывших заложников, по меньшей мере, в глубине души чувствует вину, стыд, боится пренебрежения окружающих и их осуждения.

"Каждый, кто находился в заложниках, требует отдельного сопровождения и внимания, ведь такой опыт серьезно влияет на психологическое состояние. Независимо от срока, в течение которого они удерживались в плену, на них осуществлялось мощное физическое, психологическое и моральное давление", - отмечает Сергей Грилюк.

"Было бы хорошо, если бы после освобождения всем предлагали какую-то программу реабилитации»

Помочь бывшим заложникам полноценно вернуться к мирной жизни могла бы обязательная программа психологической реабилитации. Как признался Валерий Маринец, по возвращении из плена он чувствовал в такой реабилитации большую потребность. Но пройти ее официальные структуры ему не предлагали.

"В госпитале МВД, где я лечился после освобождения, со мной лежал полковник милиции. Он пожаловался врачу, что я ночью кричу, командую: «мины! ложись!.. "И врач меня отправила к психиатру. Тот мне выписал уколы и таблетки. Но от таблеток я просто падал и засыпал, а уколы сама врач посоветовала не колоть, потому что они с наркотическим веществом. А психотерапии не было", - рассказал Хромой.

Впоследствии Валерий сам пытался найти специалиста, который бы ему предоставил квалифицированную психологическую помощь, но также неудачно. Что же говорить о тех экс-заложниках, которые даже необходимости такой не осознают?

"Было бы хорошо, если бы после освобождения из плена всем предлагали какую-то программу реабилитации, чтобы психолог сам к нам приходил, а не мы его искали", - считает Маринец.

"Сегодня как в государстве, так и в Вооруженных силах отдельной программы по оказанию помощи военнослужащим, которые были в заложниках, мы не используем. Тем, кто продолжает службу в ВСУ, системно оказывается медицинская и психологическая помощь, после освобождения они в обязательном порядке проходят углубленное медицинское обследование, осуществляется психологическое сопровождение. А вот оказание психологической помощи военнослужащим, уволенным из рядов ВС, остается проблемным", - признает руководитель профильного управления ВС Сергей Грилюк.

"Во-первых, у них нет доверия к людям, есть боязнь, что их будут осуждать, насмехаться, считать слабыми. После возвращения к мирной жизни они стремятся скрывать свою беду, избегают разговоров о перенесенном, доверяют только проверенным и очень близким людям. Поэтому лучше сегодня работает программа "равный-равному", по крайней мере - в начале, пока боец еще не решается довериться незнакомцу - психологу", - говорит полковник.

Тем более, что в Украине вообще катастрофически не хватает психологов, умеющих работать с бывшими заложниками. Хотя работа в этом направлении ведется, уверяет представитель Главного управления морально-психологического обеспечения ВСУ.

Что касается бывших пленных, которые не имеют отношения к ВСУ, то в этом случае ситуация вообще печальная. Заботиться о них некому, к тому же большая часть гражданских экс-заложников проживает в сельской местности, где психологов негусто.

Впрочем, как заверил Сергей Грилюк, сейчас вопрос адресной помощи таким людям рассматривается на уровне администрации президента.

Ждущие дома

В психологического сопровождения нуждаются не только бывшие заложники. Не менее важна потребность в консультации специалиста для ихсемей, которым очень трудно выдерживать сначала напряжение ожидания своих близких из плена, а затем - жизнь с человеком, психика которого травмирована таким опытом.

Переживания и действия родственников пленных - отдельная важная часть проблемы. В начале войны, в 2014-2015 годах, они и сами нередко становились заложниками, поехав на неподконтрольные территории в надежде освободить своих родных. Случалось, что боевики специально заманивали их обещаниями отпустить пленного за небольшой выкуп, хотя на самом деле имели целью за счет взволнованных жен или родителей увеличить количество заложников, которых потом можно обменять на "своих".

Многие становился жертвой мошенничества, поверив неизвестным людям, которые по телефону представлялись "той стороной" и предлагали выкупить заложника. После того, как семья перечисляла деньги на указанную банковскую карточку, все контакты с "продавцами" прекращались.

Число таких "предложений" вновь увеличилось после публикации "списков Савченко".

Хотя семьи на мошенничество теперь ведутся редко - научены горьким опытом.

Специалисты, занимающиеся этим вопросом, советуют: если вы узнали, что ваш близкий попал в плен - не употребляйте никаких мер самостоятельно.

Надо действовать слаженно и согласованно с теми, кто занимается этой темой профессионально: есть так называемый "обменный фонд", планы, списки верификации, договоренности по обмену.

Когда семьи пытаются "решить вопрос" сами, это в лучшем случае завершается безрезультатно.

"Когда военного берут в заложники, важно, чтобы семья получила достоверную информацию о том, что произошло, от официальных представителей воинской части и в дальнейшем пользовалась только официальными, надежными источниками информации. Главное - человек жив. И надо надеяться, что мы совместно приложим усилия для его скорейшего освобождения. Самое важное для таких семей - всегда надеяться и терпение", - комментирует Сергей Грилюк.

Скепсис, с каким родственники некоторых пленных реагируют на такие советы после лет ожидания, невозможно передать в текстовом измерении.

Екатерина Глондар. Фото с ФБ

"Да, участники обменных процессов рассказывают нам, что "работают, делают все возможное". Но сегодня прошло уже 842 дней (по состоянию на 7 июня 2017 года - "Н"), как Сергей в плену, и ситуация не изменилась. Мы встречались со многими людьми, в прошлом году виделись с Петром Порошенко, но результата пока нет", - с горечью рассказывает “Новинарні” Екатерина Глондар - жена спецназовца из Кропивницкого.

Боевики захватили старшину 3-го Отдельного полка специального назначения ВСУ Сергея Глондаря, когда он сопровождал колонну украинских военных на выходе из Дебальцевского котла.

"Когда муж попал в плен, нам никто об этом не сообщил. Он пропал, мы обзванивали побратимов, но никто не говорил, что произошло. А на следующий день его маме позвонили неизвестные, представились "казаками войска донского" и сказали, что ее сын - в плену. Мы обратились в СБУ, нам сказали, что они не имеют достоверной информации", - вспоминает женщина.

Именно в тот день, когда Сергей попал в плен, Екатерина узнала, что ждет второго ребенка.

Маленькая Аня еще никогда не видела папу - только на фотографии. Да и не намного старше ее Маша вряд ли хорошо его помнит. Но очень-очень ждет.

Однако уже почти год как его перевели в Макеевку, в колонию строгого режима, и с тех пор телефонной связи с мужем нет.

"Нам сказали, что в колонии телефонные разговоры запрещены, можно только переписываться. За год я получила шесть писем. Сергей писал, что "состояние здоровья нормальное (ухудшается)", что после контузии пропадает слух и очень болит голова. Просил лекарства. Дважды удалось отправить посылку, передали еду, вещи и средства гигиены", - рассказывает жена.

Не спекулировать на отчаянии родственников

В той же колонии содержат и тернопольчанина Алексея Кодьмана, от которого родные также уже год получают только письма. В отличие от военного Глондаря, Кодьман - мобилизованый, получил повестку в феврале 2015 года. А 12 ноября вместе с двумя товарищами попал в плен.

"До 19 июня 2016 года Алексею можно было звонить, а дальше их перевели в Макеевскую исправительную колонию № 97, и до августа я не знал, где он. В сентябре мне передали письмо, в феврале Надежда Савченко привезла письма, а сейчас процесс получения писем немного улучшился", - рассказал “Новинарні” отец заложника Сергей Кодьман.

"Сын пишет, что все нормально, кормят, два часа в день можно смотреть новости, даже два украинских канала есть - "1+1” и "5-й канал", выводят на прогулку. Просил прислать витамины, жаловался на зубную боль. Ему надо к стоматологу, но там нет медицинской помощи. Писали прислать мазь Вишневского - значит, раны гниют …”

Пытаясь вызволить сына, Сергей Кодьман ездил на оккупированную территорию и дошел даже до "власти ДНР" - еще в декабре 2015-го встретился с так называемым "министром обороны" Владимиром Кононовым. "По случаю Рождества" тот позволил ему 20 минут повидаться с Алексеем.

Прошел Сергей и через звонки от неизвестных, которые предлагали отпустить сына за выкуп.

"Суммы предлагали разные, говорили, деньги сразу надо давать. Однако с ними я на контакт я не шел", - рассказывает мужчина.

Фамилия Алексея Кодьмана в списках на обмен фигурирует давно, но он до сих пор остается заложником.

Представители воинской части связывались с его отцом только раз: «Когда сын попал в плен, приехал представитель воинской части и сообщил обстоятельства, как это произошло. А после того из командования никто не звонил …” - говорит Кодьман-старший.

Сергей Кодьман признается, что иногда "начинает сдавать психологически".

"Столько времени прошло, поездки в Киев, обращения к политикам, а результат - ноль. А их людей, которые в наших тюрьмах сидят, по"закону Савченко” просто так столько отпустили... Несправедливость. Вот оно и накапливается. Если бы с нами работал психолог, я бы воспользовался такой возможностью. Но психологическую поддержку никто не предлагал …” - делится с “Новинарнею” отец пленного.

Екатерина Глондар зато уверяет, что в психологической помощи не нуждается. Лишь бы муж скорее домой вернулся...

О том, что ее Сергей в плену, Катя напоминает государству, обществу и всему миру постоянно. Вместе с родственниками других пленных она пикетировала посольство России, обращалась в государственные учреждения Украины, вывешивала портрет своего мужа на бигбордах, недавно ездила в Германию - выходила на пикеты, встречалась с местными политиками и рассказывала им о заложниках террористов на Донбассе.

Но обратной связи, по словам женщины, она почти не получает.

"Текущую информацию о пленных я узнаю из СМИ. Из координационного центра СБУ нам никто не звонит, не сообщает, как прошла Минская встреча... Все узнаем из соцсетей или же звоним и спрашиваем", - уверяет Катя.

Зато участники переговоров уверяют: новости “доводятся”, когда они есть; проводятся встречи с женами и родителями заложников в Верховной Раде и администрации президента.

Другое дело, что освобождение заложников зависит прежде всего от доброй воли политического руководства России. Ребят не отпускают, поскольку Кремлю выгодно держать Украину в политической напряжении, давя, в том числе, и на родственников пленных.

"Вы же видите, как некоторые политики спекулируют на этом. Были попытки - правда, неудачные - сформировать политическое движение на базе родственников заложников, спекулируя на их отчаянии",- отметил в разговоре с “Новинарнею” источник, причастный к решению проблемы пленных.

Поскольку Сергей Глондар - кадровый военный (с 2007 года на контракте), с его женой иногда связываются представители его воинской части. "Когда выдают зарплату и на праздники, детям подарки приносят", - признает Катя.

День рождения она снова празднует без папы - 7 июня на заседании Трехсторонней контактной группы в Минске вопрос освобождения заложников снова фактически не продвинулся. Хотя определенные договоренности есть, и украинская сторона с большим основанием, чем раньше, надеется на "большой обмен".

ОСНОВНЫЕ ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ В ПЛЕНУ

Чтобы выжить, вы должны признать и понять, что находитесь полностью во власти того, кто вас удерживает. У вас нет никаких прав, вы не можете ничего сделать, ваша задача - сохранить себя.

Никогда не провоцируйте тюремщиков на агрессию. Не оказывайте сопротивления, не смотрите им прямо в глаза, не вступайте в дискуссию, говорите спокойным голосом, без враждебного тона.

Отвечайте только на те вопросы, которые вам задают. Выполняйте все предписания террористов, особенно в первые 60 минут после того, как вас захватили.

Вы имеете полное право говорить правду обо всем, что знаете, для сохранения своей жизни.

Единственное, что правду следует выдавать не в первые часы (пока подразделение оперативно изменит дислокацию, пароли, шифры и др.). И правду следует выдавать "дозировано",чтобы оставаться интересным твоим держателям.

Выдав всю информацию сразу, есть опасность стать больше не интересным, а значит, не ценным для того, кто удерживает.

Если вас удерживают в плену - значит, вы ценный материал, который будут для чего-то использовать. С этим нужно смириться и заботиться прежде всего о том, чтобы сохранить свою жизнь.

Дают есть - ешьте, дают пить - пейте, есть возможность отдохнуть - отдыхайте.

Спрячьте свою личность максимально глубоко. Чем больше она "выдвинута на поверхность" - тем легче ее сломать.

Старайтесь использовать каждую возможность, чтобы отвлечься, снять стресс: выполняйте физические упражнения, если есть такая возможность - рисуйте или читайте, пишите стихи и тому подобное.

Запоминайте все, что услышали вплену: имена, прозвища, позывные, приметы, голоса, особенности поведения тюремщиков, о чем они между собой говорят.

После освобождения эта информация поможет их идентифицировать и привлечь к ответственности.

Не пытайтесь "понравиться" террористам или завести с ними особо дружеские отношения. Не поддавайтесь на провокации и с подозрением относитесь к тому, что они вам рассказывают.

Стоит понимать, что будет много провокаций, чтобы заставить вас принять их позицию.

Родственники украинских пленных в Луганске. Фото: ЛИЦ

СОВЕТЫ РОДСТВЕННИКАМ ПЛЕННЫХ

С того момента, когда у вас появилось подозрение, что родной человек мог попасть в плен, старайтесь максимально собирать информацию.

Фиксировать все телефонные звонки, все появления в вашей жизни новых лиц, незнакомых людей.

Ни в коем случае не вступайте ни в какие переговоры или договоренности с боевиками или кем-либо, кто будет уверять вас, что удерживает вашего близкого в заложниках.

Ибо родных не освободите, и сами можете попасть в плен.

Не позволяйте "забыть" о себе государственным инстанциям, которые занимаются освобождением пленных - пишите, звоните, "надоедайте".

Дмитро Лиховій, Леся Шовкун, Ольга Гордійчук; опубликовано в издании