А почему лгал офицер инвалидной команды.

«Не старайтесь удовлетворить свое тщеславие, обучая их
слишком многому. Возбудите только любопытство.
Откройте своим слушателям глаза, но не перегружайте
мозги. Достаточно заронить в него искру, огонь сам
разгорится там, где для него есть пища».

А. Франс

Главная цель современного образования – развитие личности ребёнка, а главная задача – создание условий для развития личности школьника.

Тема моей методической работы как учителя русского языка и литературы: «Развитие творческих способностей учащихся через активные формы обучения на уроках русского языка и литературы».

Почему я заинтересовалась данной темой?

Работа по развитию творческих способностей учащихся позволяет реализовать обучающие, развивающие и воспитывающие цели урока, осуществляется культуроведческий подход в преподавании русского языка и литературы. Одна из главных целей любого моего урока – развитие индивидуальных особенностей, учёт субъективного опыта, включение в активную творческую деятельность. Этому способствуют принципы личностно-ориентированных, индивидуально-ориентированных подходов и технологий, творческие мастерские.

Для развития исследовательской, творческой, познавательной деятельности необходимо искать способы создания особой, побуждающей к творчеству обстановки учебного процесса.

Появившийся в педагогике в последние годы новый жанр - инновационная технология «мастерская» создает творческую атмосферу, психологический комфорт, способствует росту личности, дарит радость сотворчества.

Эта педагогическая мастерская разработана с целью формирования у педагогов умения организовывать научно-исследовательскую деятельность учащихся, с целью обеспечения приоритета творческого саморазвития учителя над передачей ему знаний, умений и навыков.

Мастерская - это совокупность пространств: игрового, учебного, культурного, художественно-творческого. Здесь обучаемый сам выстраивает свои знания, формирует ценности, культуру, открывает новое. Главное условие мастерской - свободное самовыражение, внутренняя независимость личности, способность по-новому реагировать на происходящее, создание собственного продукта творчества.

Душа, духовность, нравственность, смысл жизни, совесть, гуманность, человеколюбие – основные концепты урока литературы. И моя основная цель как учителя не писателя низвести до уровня ученика, а ученика поднять до понимания мировоззрения писателя. Детей необходимо как можно чаще ставить в позицию автора, давать возможность выразиться, раскрыть свою личность, выявить отношение к происходящему, выразить свои чувства, эмоции.

Мастерская – это особая форма учебного процесса, построенная на основе активного взаимодействия участников в ходе выполнения серии заданий, приводящих к осмыслению и «выстраиванию» нового знания.

Педмастерская даёт возможность заглянуть внутрь себя, свой внутренний мир для развития творческих способностей. Вот эту специфику своей работы я и хотела показать на данном уроке.

Я работаю по УМК под редакцией Г.И.Беленького. Мною был проведён урок литературы на тему:«Постников – герой–праведник» (Н.С. Лесков «Человек на часах»). Тип урока: комбинированный. Форма проведения: творческая мастерская с использованием ИКТ. Вид урока: мастерская построения знаний. На изучение рассказа Н.С. Лескова отводится программой 3 урока. Данный урок в системе – завершающий.

Проект урока весьма актуален. Необходимость разговора о нравственном выборе диктуется современными условиями жизни. Я думаю, что вопросы, рассмотренные на уроке, не безразличны современным школьникам.

Перед учащимися поставлена в начале урока цель - почему автор изменил название рассказа? Необычное оформление, эмоциональный настрой, слово учителя – всё это, я думаю, вызвало у учащихся интерес к уроку.

В начале мастерской создается проблемная ситуация. Участники сознают важность поставленной проблемы. Затем участникам предлагается сконструировать решение учебной задачи. Работа разбивается на две стадии: на первой формируется собственное видение решения проблемы, а на второй - общее обсуждение, способствующее коллективному принятию решения. Организуя в ходе обучения обсуждение, участники мастерской имеют возможность проанализировать, постичь системную природу изучаемого объекта и характер отношений в нем. Затем, анализируя полученные результаты и осознавая неполноту собственных знаний, участники мастерской добровольно организуют работу по восполнению знаний по данной проблеме.

Такая форма работы позволяет формировать рефлексивное отношение к собственным способам действий. Считаю, что содержание урока способствовало поставленным целям и теме урока. Была соблюдена логика, можно проследить композицию урока. Старалась продумать оформление.

Этапы мастерской:

Индукция – введение участников в проблемную ситуацию с целью создания личностного отношения к предмету обсуждения (эмоциональный настрой). С этой целью было использовано музыкальное сопровождение, эпиграф к уроку. Для подведения учащихся к проблемной ситуации было дано задание «вокруг» слова «Человек», причём неожиданное и личностное. Ребята записывали слова-ассоциации, связанные с ключевым словом урока. Это задание способствовало развитию ассоциативного мышления, воображения.

Самоконструкция – индивидуальное выполнение задания участником с целью определения своих реальных возможностей в рамках поставленной проблемы. Затем обмениваются работами в паре и дополняют записи друг друга в тетрадь.

Индивидуальное создание гипотезы, решения, текста, проекта. Первая часть этапа: «де-конструкция» - превращение материала в «хаос», смешение явлений, слов, событий. А затем «ре-конструкция». Ребята обменялись и дополнили записи в паре, подбирали пословицы по теме урока, а также выявили связь песни и темы урока. Это задание носило личностный характер. Сочетание индивидуальной и групповой формы работы, а также опора на личностный опыт каждого способствовали активизации внимания, формированию умения связно и логично строить свой ответ, а также воспитывало чувство товарищества.

Социоконструкция – групповая работа. Участники мастерской, обсудив результаты самостоятельной работы (в группе из 2 человек), должны систематизировать ЗУНы и основные компетентности и оформить результаты. Участники мастерской осознали важность поставленной проблемы: отметили, какая проблема затронута в тексте, выяснили особенности эпохи правления Николая I, выявили причины поступка солдата Постникова, соотнесли своею деятельность с деятельностью остальных, представили результаты работы в диалоге, в малой группе. Это способствовало развитию исследовательских умений анализировать, обобщать, выделять главное, формулировать проблему и прогнозировать возможные результаты.

Социализация – общее обсуждение изучаемой проблемы, защита позиции каждой группы. Актуализация готовности участников к пересмотру своих суждений и изменение образа действия при наличии убедительных аргументов в пользу такого пересмотра. Задача этапа – дать самооценку и провести самокоррекцию. Всё, что сделано индивидуально, в паре, группе, должно быть обнародовано, обсуждено. Все мнения услышаны, все гипотезы рассмотрены. С помощью групповой формы работы учащиеся аргументировали свои мнения по проблемному вопросу: достоин Постников наказания или поощрения, выяснили авторские характеристики действующих лиц, раскрыли смысл фразеологизма «выйти сухим из воды». Работа с текстом, с дополнительным материалом позволили соотнести понятие «Праведник» с образом главного героя рассказа. Данный вид работы решал коммуникативную компетентность.

Афиширование – творческое оформление результатов групповой работы при постижении изучаемой проблемы. Создание синквейна по теме урока. Задача - способность излагать сложные идеи, представления, чувства в нескольких словах. Ознакомление с результатами работы.

Разрыв – внутреннее осознание участником неполноты или несоответствия своего старого знания новому по проблеме. Возникновение информационного запроса. Процесс поиска ответов, сверка нового знания с литературным источником. Учащиеся, работая со справочным материалом, приходят к выводу, что главное слово в названии рассказа «Человек», определяют, что значит быть Человеком.

Рефлексия – осознание собственной и коллективной только что произведённой деятельности. Осознание метода, приведшего к активной познавательной деятельности. Отражение чувств, ощущений, возникших у участников в ходе мастерской. Участники мастерской высказали свои размышления о проблеме, затронутой на уроке. Такая форма работы позволяет сформировать рефлексивное отношение к собственным способам действий.

Логическим итогом урока стало поэтическое напутствие ребятам (Р. Киплинг, английского писателя).

На уроке я постаралась реализовать следующие принципы организации мастерской:

  • Равенство всех участников, включая ведущего мастерской: «Все способны строить свои знания самостоятельно в совместном поиске»;
  • Ненасильственное привлечение к процессу деятельности;
  • Создание личностной мотивации;
  • Отсутствие оценки, соревнования, соперничества, замена этих «стимулов» самооценкой, самокоррекцией, самовоспитанием;
  • Чередование индивидуальной и коллективной работы;
  • Важность самого процесса творческого поиска, а не его результатов;
  • Свобода выбора материала, вида деятельности, способа предъявления результата.

Вышеперечисленные ценности инновационной технологии, феномен которой в подходе к образованию как к процессу открытия себя, своего отношения к себе и другим, собственных средств взаимодействия с людьми, понимания главных условий, помогают в разработке и внедрении новых оригинальных мастерских.

Педмастерская даёт возможность заглянуть внутрь себя, свой внутренний мир и задуматься над добрым и вечным, что мы должны заронить в души юного поколения. Это определённый вклад в копилку приёмов и методов работы с детьми для развития их творческих способностей.

Форма проведения: творческая мастерская с использованием ИКТ.

Методы : проблемно-поисковый, диалогический.

Цели урока:

  1. Привлечь внимание школьников к проблеме нравственного выбора «в борьбе между служебным долгом и состраданием»;
  2. Показать, что мотивы поведения героев обусловлены не только личностными особенностями, но и реалиями жизни, историческим укладом, «духом времени»;
  3. Обучающие цели: продолжить работу по формированию умения анализировать эпический текст путём включения учащихся в исследовательскую работу.
  4. Развивающие цели: создать условия для развития у учащихся умений формулировать проблемы, находить и определять средства выражения авторской позиции, давать оценку героям, формулировать собственную точку зрения, высказывать и аргументировать её.
  5. Воспитательные цели:
  • воспитывать уважение к людям, бескорыстно совершающим добрые
  • поступки, и стремление жизнь посвятить добру;
  • помочь учащимся осознавать ценность совместной деятельности.

Оформление:

  1. Портрет Н.С. Лескова;
  2. Картины, иллюстрации к рассказу Н.С. Лескова «Человек на часах»;
  3. Карточки с заданиями, дополнительный, справочный материал, листы ватмана, фломастеры для каждой группы;
  4. Средства обучения: мультимедийная система, ПК.

Эпиграф к уроку: Я думаю о тех смертных, которые любят добро, просто для самого добра и не ожидают никаких наград за него где бы то ни было. Эти прямые и надёжные люди тоже, мне кажется, должны быть вполне довольны святым порывом любви… Н. Лесков (из рассказа “Человек на часах”)

1. Организация начала урока

Мы сегодня с вами, ребята, находимся в мастерской, где все участники будут познавать себя и добывать новые знания.

Откройте тетради, запишите число, классная работа. Тема нашего урока «В сём справедливость от вас нимало не пострадала». Постников – герой–праведник»(Н.С. Лесков «Человек на часах»).

2. Индукция

(Звучит 1 куплет и припев из песни «Ты - Человек».)

Какие ассоциации возникают, когда вы слышите слово «Человек»? Напишите о них. (Ребята работают индивидуально).

3. Самоконструкция

(Учащиеся называют: родной человек, друг, помощь, жизнь, семья, радость, счастье).

Обсудите в группе, дополните свои записи.

Какие пословицы и поговорки вы знаете на эту тему? Запишите. Работаем в группах. (Не место красит человека, а человек место. Все мы люди, все мы человеки. Людно-то людно, да человека нет. Человек человека стоит. Человек не для себя родится. Милостивому человеку и Бог подаёт).

Как вы думаете, почему мы наш урок начали с этой песни? Как она связана с темой урока?

4. Социоконструкция

1. Слово учителя : Впервые рассказ Лескова «Человек на часах» был опубликован в журнале «Русская мысль» в 1887 году под заглавием «Спасение погибавшего». Почему автор изменил название? На этот вопрос мы сможем ответить в конце урока, когда разберёмся в прочитанном.

2. Беседа по вопросам :

  1. Какая эпоха описана в рассказе? (Эпоха царствования Николая 1 Палкина, как прозвали его в народе. Страшное время. Жестокие законы. Страх перед вышестоящим начальством, перед царём. Жестокое наказание за малейшую провинность и отступление от закона или воинского Устава.)
  2. В основу рассказа положено реальное “… событие трогательное и ужасное по своему значению для главного героического лица…”. Когда и где происходит действие в рассказе? Какова сюжетная линия этого рассказа? (Солдат Постников нарушил Устав, отлучился ненадолго с караульного поста, чтобы спасти утопающего, вернулся после этого на свой пост, но был наказан за нарушение присяги.)
  3. Это внешняя сторона событий в рассказе. Теперь давайте пристальнее посмотрим на солдата Постникова. Найдите в тексте и прочитайте цитаты, характеризующие душевное состояние героя.
    а) Итак, сформулируйте, пожалуйста, проблему, вставшую перед Постниковым?
    Как поступить: спасти человека и нарушить воинскую присягу или остаться верным воинскому долгу, избегнуть наказания, но тогда погибнет тонущий человек.
    б) Работа с текстом: как Лесков описывает душевную борьбу Постникова (гл. 4), длившуюся полчаса? (Сердце Постникова так и ноет, так и стучит, так и замирает. - … помнит и службу, и присягу.
    Так беспокойно с сердцем делается от этих стонов и воплей. - … знает, что ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.
    Страшно слышать, как другой человек погибает, и не подать ему помощи. - Отлично понимал, что оставить пост есть вина со стороны часового, за которую последует военный суд).

    Завязка сюжета: герой очень, чувствительный, приходит от криков утопающего в оцепенение; непокорное сердце ноет, стучит, замирает; страшно ведь слышать, как другой человек погибает…
  4. Какое наказание ожидало солдата, покинувшего самовольно пост, нарушевшего присягу? Знал ли об этом Постников? (Да, знал.)
  5. Что же является кульминацией (наивысшей точкой в развитии сюжета)? (гл.4)
  6. Кульминация: «Часовой не выдержал и покинул свой пост».
    в) Как поступил солдат, мы знаем. Лесков пишет: “Человек не выдержал и покинул свой пост”. Тем самым он нарушил воинскую присягу, но спас тонущего человека.
    г) Терзания были бы менее мучительны, если бы он сформулировал проблему иначе. Итак, в чем проблема? (Проблема должна быть сформулирована учащимися самостоятельно и записана учителем на доске).

Как спасти тонущего человека, не покидая поста?

Возможные варианты решения проблемы предлагают учащиеся. (Поскольку речь идет о реальных событиях, волшебные (сказочные) варианты не предлагать!)

  • Привлечь внимание людей стрельбой, криком.
  • Подать установленный сигнал опасности и т.д. (Записать на доску!)

Самый оптимальный вариант. Почему? (Учащиеся выбирают оптимальный вариант, аргументируя его).

5. Социализация

Постановка проблемного вопроса: Достоин Постников наказания или поощрения?

а) Запишите в тетради ваше мнение по этому вопросу.

б) Выявление мнения учащихся. (Зачитывают вслух.)

Работа в группах

в) Объединение в группы с одинаковым мнением: придумать аргументы – 5 мин. Выбрать аналитиков.

г) Обсуждение и заслушивание аргументов. Подведение итогов дискуссии. (Выступление представителя от группы аналитиков).

Результаты работы

Большинство учеников пришли к мнению, что Постникова надо наказать. Постников стоял в карауле у царского дворца. Это очень ответственное дело, т.к. объект стратегический. Крики, доносившиеся с реки, могли быть провокацией. Враги проникли бы таким образом во дворец, и жертв могло бы быть гораздо больше.

Солдат ничего не сделал, чтобы привлечь внимание других людей к тонущему человеку. Ведь не могло не быть связи какой-либо, иначе как бы он предупредил об опасности, если бы что-нибудь случилось. Выстрел из ружья, например, мог бы привлечь внимание начальника караула, а тот организовал бы спасение утопающего.

1) Итак, часовой Постников спас человека. Как вы думаете: прав ли солдат, не сумевший воспротивиться голосу сердца? (Спасая жизнь другому человеку, он губил себя, но по-другому поступить не мог.)

2) А как отнеслось к поступку солдата воинское начальство? (По содержанию текста.)

Разводной унтер-офицер явился с докладом к капитану Миллеру, начальнику караула, весь объятый страхом, со словами “Беда, ваше благородие, беда! Страшное несчастие постигло”.

3) О чем в первую очередь переживало воинское начальство? (Гл. 6 стр. 175, гл.7 стр. 177) (Чтоб никому не вышло ни малейшей неприятности” + сохранить честь мундира и полка.)

4) Почему вокруг поступка Постникова началась такая суета? Чем все озабочены? Кто эти люди?

I Задания группам:

Миллер (гуманный капитан) боится оказаться главным виновником, т.к. он непосредственный начальник караульной службы и это его солдат нарушил присягу.

Свиньин (подполковник) боится потерять репутацию строгого и требовательного к дисциплине начальника, и осуждение его в слабости останется несмываемым пятном на его репутации. А он очень хотел оставить свой портрет в галерее исторических лиц России.

Кокошкин (обер-полицмейстер Петербурга, генерал) любит видеть трепет подчинённых перед своей высокопоставленной персоной, любит иногда показать себя благородным и умеющим умно и тактично (как он говорит) решать самые щекотливые вопросы. Ему нравится такое положение и он не хочет, чтобы было по-другому, но и боится, что если он не решит, как поступить, то Свиньин обратится к чиновнику выше рангом или даже к самому великому князю Михаилу Павловичу (брату царя) и тогда всё узнает Николай 1.

5) Благодаря чему инцидент не имел никаких последствий, и о поступке солдата не узнало “высокое” начальство, в том числе государь? Кто воспользовался подвигом Постникова?

(Офицер придворный инвалидной команды присвоил себе спасение погибающего человека.)

6) Его наградили медалью, хотя все знали, что он обманывает. Почему?

7) Как это характеризует офицера, представителя привилегированного класса.

8) Понимает ли Кокошкин, что не офицер инвалидной команды спас утопавшего? (Да).

9) Зачем же он пошёл на хитрость, ложь, передёргивание фактов? (Из страха перед царём Николаем I. И из желания «выйти сухим из воды».)

10) Фразеологизм «выйти сухим из воды» неоднократно используется автором в рассказе. К кому из героев эти слова относятся в прямом смысле, а к кому – в переносном?

11) Кто же испил чашу страдания и понёс наказание? (Наказание Постникова-развязка сюжета. Свиньин всё любил доводить до конца. Постников получил 200 розг).

Каждый считает свой поступок нравственным. Все остались довольны. Но что удивительно, как говорит автор, и Постников остался доволен.

II Задания группам:

Познакомьтесь с материалом. Как он соотносится с темой урока?

Работа с дополнительным материалом

Цикл рассказов «Праведники» Лесков задумал и начал осуществлять в 1879 году. Свой замысел и причину его возникновения он объяснил в предисловии к рассказу «Однодум» (1879). После беседы с "одним большим русским писателем" (этим неназванным писателем был А.Ф. Писемский), который мрачно смотрел на русскую действительность, видя в ней "одни гадости", Лесковым "овладело от его слов лютое беспокойство.

«Как, - думал я, - неужто в самом деле ни в моей, ни в его и ни в чьей иной русской душе не видать ничего, кроме дряни? <...>

Это не только грустно, это страшно. Если без трёх праведных, по народному верованию, не стоит ни один город, то как же устоять целой земле с одною дрянью, которая живёт в моей и в твоей душе, мой читатель?».

Мне это было и ужасно, и несносно, и пошёл я искать праведных, пошёл с обетом не успокоиться, доколе не найду хотя то небольшое число трёх праведных, без которых «несть граду стояния»..."

Праведник – тот, кто в своих действиях руководствуется принципами справедливости, честности, не нарушает правил нравственности (Академический Словарь русского языка); “…во всем по закону Божьему поступающий, безгрешник” (Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля)

Вывод учащихся : В образах праведников Лесков воплотил христианскую концепцию человека. Человек устроен Богом так, что изначально (это дано ему Богом) способен постигать Божественную истину, различать добро и зло, пользу и вред, красоту и безобразие.

6. Афиширование

III Задания группам:

А теперь попробуем обобщить понятие и полученную информацию при помощи синквейна. Это творческая работа, которая состоит из 5 строк (пятистрочная строфа).

Синквейн учит определять своё отношение к рассматриваемой проблеме.

1строка – одно ключевое слово, определяющее содержание синквейна;

2 строка – 2 прилагательных, характеризующих данное понятие;

3 строка – 3 глагола, обозначающих действие в рамках заданной темы;

4 строка короткое предложение, раскрывающее суть темы или отношение к ней;

5 строка – синоним ключевого слова (существительное).

Способность излагать сложные идеи, представления, чувства в нескольких словах – важное умение.

Пример синквейна:

Праведник
Духовный, человечный.
Сострадает, любит, не судит.
Бескорыстно помогает людям.
Нравственность.

Учащиеся на основе собранной лексики создают Синквейн, записывают его на листе ватмана, вывешивают на доску. Защита синквейна.

7. Разрыв

Право выбора есть у каждого человека. Он его делает в зависимости от своих нравственных принципов.

2) Что же такое уметь делать добро? (Это значит – не уметь делать зла. Слышать крики о помощи и не помочь – невыносимо для доброго, нравственного человека).

3) А теперь давайте ответим на вопрос: почему же Лесков изменил первоначальное название рассказа?

Работа со справочным материалом

Известный филолог и писатель В.И. Даль в своём словаре так определяет понятие «человек»:

  1. Высшее из земных созданий, озарённое разумом, свободной волей, речью, совестью, сердцем.
  2. Служитель, прислуга, лакей (Эй, человек, подать трубку!).
  3. Юродивый, пророк, избранник (Божий человек Алексей, святой).

Какой смысл, по-вашему, вкладывает Лесков в понятие «человек»? Почему он изменил смысл рассказа? (Главное слово в этом названии – «человек», не солдат, не караульный, а человек. Даже стоя на часах, солдат Постников оставался человеком!)

Какое открытие в себе сегодня на уроке вы сделали?

9. Завершение урока

Наш урок мне хочется закончить поэтическим напутствием вам. (Р. Киплинг, английский писатель):

Владей собой среди толпы смятенной.
Тебя клянущей за смятенье всех.
Верь сам в себя наперекор Вселенной
И маловерным отпусти их грех.
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив
Останься тих, когда твоё же слово
Калечит плут, чтоб удавить глупцов.
Когда вся жизнь разрушена, и снова
Ты должен всё воссоздавать с основ.
Умей поставить в радостной надежде
На карту всё, что накопил с трудом,
Всё проиграть, и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том.
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно всё пусто, всё сгорело
И только вера говорит: «Иди!»
Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой,
Будь прям и твёрд с врагами и друзьями,
Пусть все в свой час считаются с тобой.
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неумолимый бег,
Тогда весь мир ты примешь во владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

10. Домашнее задание: написать сочинение на тему «В чём смысл заглавия рассказа Н.С.Лескова «Человек на часах»?».

11. Итог урока

Что, на ваш взгляд, устарело в рассказе, а что сохранило своё значение?

"Человек на часах"

Событие, рассказ о котором ниже сего предлагается вниманию читателей, трогательно и ужасно по своему значению для главного героического лица пьесы, а развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России.

Это составляет отчасти придворный, отчасти исторический анекдот, недурно характеризующий нравы и направление очень любопытной, но крайне бедно отмеченной эпохи тридцатых годов совершающегося девятнадцатого столетия.

Вымысла в наступающем рассказе нет нисколько.

Зимою, около Крещения, в 1839 году в Петербурге была сильная оттепель.

Так размокропогодило, что совсем как будто весне быть: снег таял, с крыш падали днем капели, а лед на реках посинел и взялся водой. На Неве перед самым Зимним дворцом стояли глубокие полыньи. Ветер дул теплый, западный, но очень сильный: со взморья нагоняло воду, и стреляли пушки.

Караул во дворце занимала рота Измайловского полка, которою командовал блестяще образованный и очень хорошо поставленный в обществе молодой офицер, Николай Иванович Миллер (*1) (впоследствии полный генерал и директор лицея). Это был человек с так называемым "гуманным" направлением, которое за ним было давно замечено и немножко вредило ему по службе во внимании высшего начальства.

На самом же деле Миллер был офицер исправный и надежный, а дворцовый караул в тогдашнее время и не представлял ничего опасного. Пора была самая тихая и безмятежная. От дворцового караула не требовалось ничего, кроме точного стояния на постах, а между тем как раз тут, на караульной очереди капитана Миллера при дворце, произошел весьма чрезвычайный и тревожный случай, о котором теперь едва вспоминают немногие из доживающих свой век тогдашних современников.

Сначала в карауле все шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии (*2) тишина. Капитан

Миллер приколол булавками свой белый носовой платок к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.

Н.И.Миллер всегда был страстный читатель, и потому он не скучал, а читал и не замечал, как уплывала ночь; но вдруг, в исходе второго часа ночи, его встревожило ужасное беспокойство: пред ним является разводный унтер-офицер и, весь бледный, объятый страхом, лепечет скороговоркой:

Беда, ваше благородие, беда!

Что такое?!

Страшное несчастие постигло!

Н.И.Миллер вскочил в неописанной тревоге и едва мог толком дознаться, в чем именно заключались "беда" и "страшное несчастие".

Дело заключалось в следующем: часовой, солдат Измайловского полка, по фамилии Постников, стоя на часах снаружи у нынешнего Иорданского подъезда, услыхал, что в полынье, которою против этого места покрылась Нева, заливается человек и отчаянно молит о помощи.

Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нервный и очень чувствительный. Он долго слушал отдаленные крики и стоны утопающего и приходил от них в оцепенение. В ужасе он оглядывался туда и сюда на все видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни на Неве, как назло, не усматривал ни одной живой души.

Подать помощь утопающему никто не может, и он непременно зальется...

А между тем тонущий ужасно долго и упорно борется.

Уж одно бы ему, кажется, - не тратя сил, спускаться на дно, так ведь нет! Его изнеможденные стоны и призывные крики то оборвутся и замолкнут, то опять начинают раздаваться, и притом все ближе и ближе к дворцовой набережной. Видно, что человек еще не потерялся и держит путь верно, прямо на свет фонарей, но только он, разумеется, все-таки не спасется, потому что именно тут, на этом пути, он попадет в иорданскую прорубь. Там ему нырок под лед, и конец... Вот и опять стих, а через минуту снова полощется и стонет: "Спасите, спасите!" И теперь уже так близко, что даже слышны всплески воды, как он полощется...

Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. Если теперь сбежать на лед, то тонущий непременно тут же и есть.

Бросить ему веревку, или протянуть шестик, или подать ружье, и он спасен.

Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить. Но Постников помнит и службу и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.

С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и замирает... Хоть вырви его да сам себе под ноги брось,

Так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей... Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. "Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет..."

За один получас, пока это длилось, солдат Постников совсем истерзался сердцем и стал ощущать "сомнения рассудка". А солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть, даже и "расстрел"; но со стороны вздувшейся реки опять наплывают все ближе и ближе стоны, и уже слышно бурканье и отчаянное барахтанье.

Т-о-о-ну!.. Спасите, тону!

Тут вот сейчас и есть иорданская прорубь... Конец!

Постников еще раз-два оглянулся во все стороны. Нигде ни души нет, только фонари трясутся от ветра и мерцают, да по ветру, прерываясь, долетает этот крик... может быть, последний крик...

Вот еще всплеск, еще однозвучный вопль, и в воде забулькотало.

Часовой не выдержал и покинул свой пост.

Постников бросился к сходням, сбежал с сильно бьющимся сердцем на лед, потом в наплывшую воду полыньи и, скоро рассмотрев, где бьется заливающийся утопленник, протянул ему ложу своего ружья.

Утопающий схватился за приклад, а Постников потянул его за штык и вытащил на берег.

Спасенный и спаситель были совершенно мокры, и как из них спасенный был в сильной усталости и дрожал и падал, то спаситель его, солдат Постников, не решился его бросить на льду, а вывел его на набережную и стал осматриваться, кому бы его передать. А меж тем, пока все это делалось, на набережной показались сани, в которых сидел офицер существовавшей тогда придворной инвалидной команды (впоследствии упраздненной).

Этот столь не вовремя для Постникова подоспевший господин был, надо полагать, человек очень легкомысленного характера, и притом немножко бестолковый, и изрядный наглец. Он соскочил с саней и начал спрашивать:

Что за человек... что за люди?

Тонул, заливался, - начал было Постников.

Как тонул? Кто, ты тонул? Зачем в таком месте?

А тот только отпырхивается, а Постникова уже нет: он взял ружье на плечо и опять стал в будку.

Смекнул или нет офицер, в чем дело, но он больше не стал исследовать, а тотчас же подхватил к себе в сани спасенного человека и покатил с ним на

Морскую, в съезжий дом Адмиралтейской части.

Тут офицер сделал приставу заявление, что привезенный им мокрый человек тонул в полынье против дворца и спасен им, господином офицером, с опасностью для его собственной жизни.

Тот, которого спасли, был и теперь весь мокрый, иззябший и изнемогший.

От испуга и от страшных усилий он впал в беспамятство, и для него было безразлично, кто спасал его.

Около него хлопотал заспанный полицейский фельдшер, а в канцелярии писали протокол по словесному заявлению инвалидного офицера и, с свойственною полицейским людям подозрительностью, недоумевали, как он сам весь сух из воды вышел? А офицер, который имел желание получить себе установленную медаль "за спасение погибавших", объяснял это счастливым стечением обстоятельств, но объяснял нескладно и невероятно. Пошли будить пристава, послали наводить справки.

А между тем во дворце по этому делу образовались уже другие, быстрые течения.

В дворцовой караульне все сейчас упомянутые обороты после принятия офицером спасенного утопленника в свои сани были неизвестны. Там

Измайловский офицер и солдаты знали только то, что их солдат Постников, оставив будку, кинулся спасать человека, и как это есть большое нарушение воинских обязанностей, то рядовой Постников теперь непременно пойдет под суд и под палки, а всем начальствующим лицам, начиная от ротного до командира полка, достанутся страшные неприятности, против которых ничего нельзя ни возражать, ни оправдываться.

Мокрый и дрожащий солдат Постников, разумеется, сейчас же был сменен с поста и, будучи приведен в кордегардию, чистосердечно рассказал

Н.И.Миллеру все, что нам известно, и со всеми подробностями, доходившими до того, как инвалидный офицер посадил к себе спасенного утопленника и велел своему кучеру скакать в Адмиралтейскую часть.

Опасность становилась все больше и неизбежнее. Разумеется, инвалидный офицер все расскажет приставу, а пристав тотчас же доведет об этом до сведения обер-полицеймейстера Кокошкина, а тот доложит утром государю, и пойдет "горячка".

Долго рассуждать было некогда, надо было призывать к делу старших.

Николай Иванович Миллер тотчас же послал тревожную записку своему батальонному командиру подполковнику Свиньину, в которой просил его как можно скорее приехать в дворцовую караульню и всеми мерами пособить совершившейся страшной беде.

Это было уже около трех часов, а Кокошкин являлся с докладом к государю довольно рано утром, так что на все думы и на все действия оставалось очень мало времени.

Подполковник Свиньин не имел той жалостливости и того мягкосердечия, которые всегда отличали Николая Ивановича Миллера: Свиньин был человек не бессердечный, но прежде всего и больше всего "службист" (тип, о котором нынче опять вспоминают с сожалением). Свиньин отличался строгостью и даже любил щеголять требовательностью дисциплины. Он не имел вкуса ко злу и никому не искал причинить напрасное страдание; но если человек нарушал какую бы то ни было обязанность службы, то Свиньин был неумолим. Он считал неуместным входить в обсуждение побуждений, какие руководили в данном случае движением виновного, а держался того правила, что на службе всякая вина виновата. А потому в караульной роте все знали, что придется претерпеть рядовому Постникову за оставление своего поста, то он и оттерпит, и Свиньин об этом скорбеть не станет.

Таким этот штаб-офицер был известен начальству и товарищам, между которыми были люди, не симпатизировавшие Свиньину, потому что тогда еще не совсем вывелся "гуманизм" и другие ему подобные заблуждения. Свиньин был равнодушен к тому, порицают или хвалят его "гуманисты". Просить и умолять

Свиньина или даже пытаться его разжалобить - было дело совершенно бесполезное. От всего этого он был закален крепким закалом карьерных людей того времени, но и у него, как у Ахиллеса, было слабое место.

Свиньин тоже имел хорошо начатую служебную карьеру, которую он, конечно, тщательно оберегал и дорожил тем, чтобы на нее, как на парадный мундир, ни одна пылинка не села: а между тем несчастная выходка человека из вверенного ему батальона непременно должна была бросить дурную тень на дисциплину всей его части. Виноват или не виноват батальонный командир в том, что один из его солдат сделал под влиянием увлечения благороднейшим состраданием, - этого не станут разбирать те, от кого зависит хорошо начатая и тщательно поддерживаемая служебная карьера Свиньина, а многие даже охотно подкатят ему бревно под ноги, чтобы дать путь своему ближнему или подвинуть молодца, протежируемого людьми в случае. Государь, конечно, рассердится и непременно скажет полковому командиру, что у него "слабые офицеры", что у них "люди распущены". А кто это наделал? - Свиньин. Вот так это и пойдет повторяться что "Свиньин слаб", и так, может, покор слабостью и останется несмываемым пятном на его, Свиньина, репутации. Не быть ему тогда ничем достопримечательным в ряду современников и не оставить своего портрета в галерее исторических лиц государства

Российского.

Изучением истории тогда хотя мало занимались, но, однако, в нее верили и особенно охотно сами стремились участвовать в ее сочинении.

Как только Свиньин получил около трех часов ночи тревожную записку от капитана Миллера, он тотчас же вскочил с постели, оделся по форме и, под влиянием страха и гнева, прибыл в караульню Зимнего дворца. Здесь он немедленно же произвел допрос рядовому Постникову и убедился, что невероятный случай совершился. Рядовой Постников опять вполне чистосердечно подтвердил своему батальонному командиру все то же самое, что произошло на его часах и что он, Постников, уже раньше показал своему ротному капитану Миллеру. Солдат говорил, что он "богу и государю виноват без милосердия", что он стоял на часах и, заслышав стоны человека, тонувшего в полынье, долго мучился, долго был в борьбе между служебным долгом и состраданием, и наконец на него напало искушение, и он не выдержал этой борьбы: покинул будку, соскочил на лед и вытащил тонувшего на берег, а здесь, как на грех, попался проезжавшему офицеру дворцовой инвалидной команды.

Подполковник Свиньин был в отчаянии; он дал себе единственное возможное удовлетворение, сорвав свой гнев на Постникове, которого тотчас же прямо отсюда послал под арест в казарменный карцер, а потом сказал несколько колкостей Миллеру, попрекнув его "гуманерией", которая ни на что не пригодна в военной службе; но все это было недостаточно для того, чтобы поправить дело. Подыскать если не оправдание, то хотя извинение такому поступку, как оставление часовым своего поста, было невозможно, и оставался один исход - скрыть все дело от государя...

Но есть ли возможность скрыть такое происшествие?

По-видимому, это представлялось невозможным, так как о спасении погибавшего знали не только все караульные, но знал и тот ненавистный инвалидный офицер, который до сих пор, конечно, успел довести обо всем этом до ведома генерала Кокошкина.

Куда теперь скакать? К кому бросаться? У кого искать помощи и защиты?

Свиньин хотел скакать к великому князю Михаилу Павловичу (*3) и рассказать ему все чистосердечно. Такие маневры тогда были в ходу. Пусть великий князь, по своему пылкому характеру, рассердится и накричит, но его нрав и обычай были таковы, что чем он сильнее окажет на первый раз резкости и даже тяжко обидит, тем он потом скорее смилуется и сам же заступится. Подобных случаев бывало немало, и их иногда нарочно искали.

"Брань на вороту не висла", и Свиньин очень хотел бы свести дело к этому благоприятному положению, но разве можно ночью доступить во дворец и тревожить великого князя? А дожидаться утра и явиться к Михаилу Павловичу после того, когда Кокошкин побывает с докладом у государя, будет уже поздно. И пока Свиньин волновался среди таких затруднений, он обмяк, и ум его начал прозревать еще один выход, до сей поры скрывавшийся в тумане.

В ряду известных военных приемов есть один такой, чтобы в минуту наивысшей опасности, угрожающей со стен осаждаемой крепости, не удаляться от нее, а прямо идти под ее стенами. Свиньин решился не делать ничего того, что ему приходило в голову сначала, а немедленно ехать прямо к

Кокошкину.

Об обер-полицеймейстере Кокошкине в Петербурге говорили тогда много ужасающего и нелепого, но, между прочим, утверждали, что он обладает удивительным многосторонним тактом и при содействии этого такта не только

"умеет сделать из мухи слона, но так же легко умеет сделать из слона муху".

Кокошкин в самом деле был очень суров и очень грозен и внушал всем большой страх к себе, но он иногда мирволил шалунам и добрым весельчакам из военных, а таких шалунов тогда было много, и им не раз случалось находить себе в его лице могущественного и усердного защитника. Вообще он много мог и много умел сделать, если только захочет. Таким его знали и Свиньин, и капитан Миллер. Миллер тоже укрепил своего батальонного командира отважиться на то, чтобы ехать немедленно к Кокошкину и довериться его великодушию и его "многостороннему такту", который, вероятно, продиктует генералу, как вывернуться из этого досадного случая, чтобы не ввести в гнев государя, чего Кокошкин, к чести его, всегда избегал с большим старанием.

Свиньин надел шинель, устремил глаза вверх и, воскликнув несколько раз:

"Господи, господи!" - поехал к Кокошкину.

Это был уже в начале пятый час утра.

Обер-полицеймейстера Кокошкина разбудили и доложили ему о Свиньине, приехавшем по важному и не терпящему отлагательств делу.

Генерал немедленно встал и вышел к Свиньину в архалучке, потирая лоб, зевая и ежась. Все, что рассказывал Свиньин, Кокошкин выслушивал с большим вниманием, но спокойно. Он во все время этих объяснений и просьб о снисхождении произнес только одно:

Солдат бросил будку и спас человека?

Точно так, - отвечал Свиньин.

А будка?

Оставалась в это время пустою.

Гм... Я это знал, что она оставалась пустою. Очень рад, что ее не украли.

Свиньин из этого еще более уверился, что ему уже все известно и что он, конечно, уже решил себе, в каком виде он представит об этом при утреннем докладе государю, и решения этого изменять не станет. Иначе такое событие, как оставление часовым своего поста в дворцовом карауле, без сомнения должно было бы гораздо сильнее встревожить энергического обер-полицеймейстера.

Но Кокошкин не знал ничего. Пристав, к которому явился инвалидный офицер со спасенным утопленником, не видал в этом деле никакой особенной важности. В его глазах это вовсе даже не было таким делом, чтобы ночью тревожить усталого обер-полицеймейстера, да и притом самое событие представлялось приставу довольно подозрительным, потому что инвалидный офицер был совсем сух, чего никак не могло быть, если он спасал утопленника с опасностью для собственной жизни. Пристав видел в этом офицере только честолюбца и лгуна, желающего иметь одну новую медаль на грудь, и потому, пока его дежурный писал протокол, пристав придерживал у себя офицера и старался выпытать у него истину через расспрос мелких подробностей.

Приставу тоже не было приятно, что такое происшествие случилось в его части и что утопавшего вытащил не полицейский, а дворцовый офицер.

Спокойствие же Кокошкина объяснялось просто, во-первых, страшною усталостью, которую он в это время испытывал после целодневной суеты и ночного участия при тушении двух пожаров, а во-вторых, тем, что дело, сделанное часовым Постниковым, его, г-на обер-полицеймейстера, прямо не касалось.

Впрочем, Кокошкин тотчас же сделал соответственное распоряжение.

Он послал за приставом Адмиралтейской части и приказал ему немедленно явиться вместе с инвалидным офицером и со спасенным утопленником, а

Свиньина просил подождать в маленькой приемной перед кабинетом. Затем

Кокошкин удалился в кабинет и, не затворяя за собою дверей, сел за стол и начал было подписывать бумаги; но сейчас же склонил голову на руки и заснул за столом в кресле.

Тогда еще не было ни городских телеграфов, ни телефонов, а для спешной передачи приказаний начальства скакали по всем направлениям "сорок тысяч курьеров" (*4), о которых сохранится долговечное воспоминание в комедии

Это, разумеется, не было так скоро, как телеграф или телефон, но зато сообщало городу значительное оживление и свидетельствовало о неусыпном бдении начальства.

Пока из Адмиралтейской части явились запыхавшийся пристав и офицер-спаситель, а также и спасенный утопленник, нервный и энергический генерал Кокошкин вздремнул и освежился. Это было заметно в выражении его лица и в проявлении его душевных способностей.

Кокошкин потребовал всех явившихся в кабинет и вместе с ними пригласил и Свиньина.

Протокол? - односложно спросил освеженным голосом у пристава

Кокошкин.

Тот молча подал ему сложенный лист бумаги и тихо прошептал:

Должен просить дозволить мне доложить вашему превосходительству несколько слов по секрету...

Кокошкин отошел в амбразуру окна, а за ним пристав.

Что такое?

Послышался неясный шепот пристава и ясные покрякиванья генерала...

Гм... Да!.. Ну что ж такое?.. Это могло быть... Оли на том стоят, чтобы сухими выскакивать... Ничего больше?

Ничего-с.

Генерал вышел из амбразуры, присел к столу и начал читать. Он читал протокол про себя, не обнаруживая ни страха, ни сомнений, и затем непосредственно обратился с громким и твердым вопросом к спасенному:

Как ты, братец, попал в полынью против дворца?

Виноват, - отвечал спасенный.

То-то! Был пьян?

Виноват, пьян не был, а был выпимши.

Зачем в воду попал?

Хотел перейти поближе через лед, сбился и попал в воду.

Значит, в глазах было темно?

Темно, кругом темно было, ваше превосходительство!

И ты не мог рассмотреть, кто тебя вытащил?

То-то и есть, шляетесь, когда надо спать! Всмотрись же теперь и помни навсегда, кто твой благодетель. Благородный человек жертвовал за тебя своею жизнью!

Век буду помнить.

Имя ваше, господин офицер?

Офицер назвал себя по имени.

Слышишь?

Слушаю, ваше превосходительство.

Ты православный?

Православный, ваше превосходительство.

В поминанье за здравие это имя запиши.

Запишу, ваше превосходительство.

Молись богу за него и ступай вон: ты больше не нужен.

Тот поклонился в ноги и выкатился, без меры довольный тем, что его отпустили.

Свиньин стоял и недоумевал, как это такой оборот все принимает милостию божиею!

Кокошкин обратился к инвалидному офицеру:

Вы спасли этого человека, рискуя собственною жизнью?

Точно так, ваше превосходительство.

Свидетелей этого происшествия не было, да по позднему времени и не могло быть?

Да, ваше превосходительство, было темно, и на набережной никого не было, кроме часовых.

О часовых незачем поминать: часовой охраняет свой пост в не должен отвлекаться ничем посторонним. Я верю тому, что написано в протоколе. Ведь это с ваших слов?

Слова эти Кокошкин произнес с особенным ударением, точно как будто пригрозил или прикрикнул.

Но офицер не сробел, а вылупив глаза и выпучив грудь, ответил:

С моих слов и совершенно верно, ваше превосходительство.

Ваш поступок достоин награды.

Тот начал благодарно кланяться.

Не за что благодарить, - продолжал Кокошкин. - Я доложу о вашем самоотверженном поступке государю императору, и грудь ваша, может быть, сегодня же будет украшена медалью. А теперь можете идти домой, напейтесь теплого и никуда не выходите, потому что, может быть, вы понадобитесь.

Инвалидный офицер совсем засиял, откланялся и вышел.

Кокошкин поглядел ему вслед и проговорил:

Возможная вещь, что государь пожелает сам его видеть.

Слушаю-с, - отвечал понятливо пристав.

Вы мне больше не нужны.

Пристав вышел и, затворив за собою дверь, тотчас, по набожной привычке, перекрестился.

Инвалидный офицер ожидал пристава внизу, и они отправились вместе в гораздо более теплых отношениях, чем когда сюда вступали.

В кабинете у обер-полицеймейстера остался один Свиньин, на которого

Кокошкин сначала посмотрел долгим, пристальным взглядом и потом спросил:

Вы не были у великого князя?

В то время, когда упоминали о великом князе, то все знали, что это относится к великому князю Михаилу Павловичу.

Я прямо явился к вам, - отвечал Свиньин.

Кто караульный офицер?

Капитан Миллер.

Кокошкин опять окинул Свиньина взглядом и потом сказал:

Вы мне, кажется, что-то прежде иначе говорили.

Ну все равно: спокойно почивайте.

Аудиенция кончилась.

В час пополудни инвалидный офицер действительно был опять потребован к Кокошкину, который очень ласково объявил ему, что государь весьма доволен, что среди офицеров инвалидной команды его дворца есть такие бдительные и самоотверженные люди, и жалует ему медаль "за спасение погибавших". При сем Кокошкин собственноручно вручил герою медаль, и тот пошел щеголять ею.

Он был так встревожен, что три дня проболел, а на четвертый встал, съездил в Петровский домик, отслужил благодарственный молебен перед иконою

Спасителя и, возвратись домой с успокоенною душой, послал попросить к себе капитана Миллера.

Ну, слава богу, Николай Иванович, - сказал он Миллеру, - теперь гроза, над нами тяготевшая, совсем прошла, и наше несчастное дело с часовым совершенно уладилось. Теперь, кажется, мы можем вздохнуть спокойно. Всем этим мы, без сомнения, обязаны сначала милосердию божию, а потом генералу Кокошкину. Пусть о нем говорят, что он и недобрый и бессердечный, но я исполнен благодарности к его великодушию и почтения к его находчивости и такту. Он удивительно мастерски воспользовался хвастовством этого инвалидного пройдохи, которого, по правде, стоило бы за его наглость не медалью награждать, а на обе корки выдрать на конюшне, но ничего иного не оставалось: им нужно было воспользоваться для спасения многих, и Кокошкин повернул все дело так умно, что никому не вышло ни малейшей неприятности, - напротив, все очень рады и довольны. Между нами сказать, мне передано через достоверное лицо, что и сам Кокошкин мною очень доволен. Ему было приятно, что я не поехал никуда, а прямо явился к нему и не спорил с этим проходимцем, который получил медаль. Словом, никто не пострадал, и все сделано с таким тактом, что и вперед опасаться нечего, но маленький недочет есть за нами. Мы тоже должны с тактом последовать примеру Кокошкина и закончить дело с своей стороны так, чтоб оградить себя на всякий случай впоследствии. Есть еще одно лицо, которого положение не оформлено. Я говорю про рядового Постникова. Он до сих пор в карцере под арестом, и его, без сомнения, томит ожидание, что с ним будет.

Надо прекратить и его мучительное томление.

Да, пора! - подсказал обрадованный Миллер.

Ну, конечно, и вам это всех лучше исполнить: отправьтесь, пожалуйста, сейчас же в казармы, соберите вашу роту, выведите рядового Постникова из-под ареста и накажите его перед строем двумя стами розог.

Миллер изумился и сделал попытку склонить Свиньина к тому, чтобы на общей радости совсем пощадить и простить рядового Постникова, который и без того уже много перестрадал, ожидая в карцере решения того, что ему будет; но Свиньин вспыхнул и даже не дал Миллеру продолжать.

Нет, - перебил он, - это оставьте: я вам только что говорил о такте, а вы сейчас же начинаете бестактность! Оставьте это!

Свиньин переменил тон на более сухой и официальный и добавил с твердостью:

А как в этом деле вы сами тоже не совсем правы и даже очень виноваты, потому что у вас есть не идущая военному человеку мягкость, и этот недостаток вашего характера отражается на субординации в ваших подчиненных, то я приказываю вам лично присутствовать при экзекуции и настоять, чтобы сечение было произведено серьезно... как можно строже. Для этого извольте распорядиться, чтобы розгами секли молодые солдаты из новоприбывших из армии, потому что наши старики все заражены на этот счет гвардейским либерализмом: они товарища не секут как должно, а только блох у него за спиною пугают. Я заеду сам и сам посмотрю, как виноватый будет сделан.

Уклонения от каких бы то ни было служебных приказаний начальствующего лица, конечно, не имели места, и мягкосердечный Н.И.Миллер должен был в точности исполнить приказ, полученный им от своего батальонного командира.

Рота была выстроена на дворе Измайловских казарм, розги принесены из запаса в довольном количестве, и выведенный из карцера рядовой Постников

"был сделан" при усердном содействии новоприбывших из армии молодых товарищей. Эти неиспорченные гвардейским либерализмом люди в совершенстве выставили на нем все point sur les i, в полной мере определенные ему его батальонным командиром. Затем наказанный Постников был поднят и непосредственно отсюда на той же шинели, на которой его секли, перенесен в полковой лазарет.

Батальонный командир Свиньин, по получении донесения об исполнении экзекуции, тотчас же сам отечески навестил Постникова в лазарете и, к удовольствию своему, самым наглядным образом убедился, что приказание его исполнено в совершенстве. Сердобольный и нервный Постников был "сделан как следует". Свиньин остался доволен и приказал дать от себя наказанному

Постникову фунт сахару и четверть фунта чаю, чтоб он мог услаждаться, пока будет на поправке. Постников, лежа на койке, слышал это распоряжение о чае и отвечал:

Много доволен, ваше высокородие, благодарю за отеческую милость.

И он в самом деле был "доволен", потому что, сидя три дня в карцере, он ожидал гораздо худшего. Двести розог, по тогдашнему сильному времени, очень мало значили в сравнении с теми наказаниями, какие люди переносили по приговорам военного суда; а такое именно наказание и досталось бы

Постникову, если бы, к счастию его, не произошло всех тех смелых и тактических эволюции, о которых выше рассказано.

Но число всех довольных рассказанным происшествием этим не ограничилось.

Под сурдинкою подвиг рядового Постникова располозся по разным кружкам столицы, которая в то время печатной безголосицы жила в атмосфере бесконечных сплетен. В устных передачах имя настоящего героя - солдата

Постникова - утратилось, но зато сама эпопея раздулась и приняла очень интересный, романтический характер.

Говорили, будто ко дворцу со стороны Петропавловской крепости плыл какой-то необыкновенный пловец, в которого один из стоявших у дворца часовых выстрелил и пловца ранил, а проходивший инвалидный офицер бросился в воду и спас его, за что и получили: один - должную награду, а другой -

заслуженное наказание. Нелепый слух этот дошел и до подворья, где в ту пору жил осторожный и неравнодушный к "светским событиям" владыко, благосклонно благоволивший к набожному московскому семейству Свиньиных.

Проницательному владыке казалось неясным сказание о выстреле. Что же это за ночной пловец? Если он был беглый узник, то за что же наказан часовой, который исполнил свой долг, выстрелив в него, когда тот плыл через Неву из крепости? Если же это не узник, а иной загадочный человек, которого надо было спасать из волн Невы, то почему о нем мог знать часовой? И тогда опять не может быть, чтоб это было так, как о том в мире суесловят. В мире многое берут крайне легкомысленно и суесловят, но живущие в обителях и на подворьях ко всему относятся гораздо серьезнее и знают о светских делах самое настоящее.

Однажды, когда Свиньин случился у владыки, чтобы принять от него благословение, высокочтимый хозяин заговорил с ним "кстати о выстреле".

Свиньин рассказал всю правду, в которой, как мы знаем, не было ничего похожего на то, о чем повествовали "кстати о выстреле".

Владыко выслушал настоящий рассказ в молчании, слегка шевеля своими беленькими четками и не сводя своих глаз с рассказчика. Когда же Свиньин кончил, владыко тихо журчащею речью произнес:

Посему надлежит заключить, что в сем деле не все и не везде излагалось согласно с полною истиной?

Свиньин замялся и потом отвечал с уклоном, что докладывал не он, а генерал Кокошкин.

Владыко в молчании перепустил несколько раз четки сквозь свои восковые персты и потом молвил:

Должно различать, что есть ложь и что неполная истина.

Опять четки, опять молчание, и наконец тихоструйная речь:

Неполная истина не есть ложь. Но о сем наименьше.

Это действительно так, - заговорил поощренный Свиньин. - Меня, конечно, больше всего смущает, что я должен был подвергнуть наказанию этого солдата, который хотя нарушил свой долг...

Четки и тихоструйный перебив:

Долг службы никогда не должен быть нарушен.

Да, но это им было сделано по великодушию, по состраданию, и притом с такой борьбой и с опасностью: он понимал, что, спасая жизнь другому человеку, он губит самого себя... Это высокое, святое чувство!

Святое известно богу, наказание же на теле простолюдину не бывает губительно и не противоречит ни обычаю народов, ни духу Писания. Лозу гораздо легче перенесть на грубом теле, чем тонкое страдание в духе. В сем справедливость от вас нимало не пострадала.

Но он лишен и награды за спасение погибавших.

Спасение погибающих не есть заслуга, но паче долг. Кто мог спасти и не спас - подлежит каре законов, а кто спас, тот исполнил свой долг.

Пауза, четки и тихоструй:

Воину претерпеть за свой подвиг унижение и раны может быть гораздо полезнее, чем превозноситься знаком. Но что во всем сем наибольшее - это то, чтобы хранить о всем деле сем осторожность и отнюдь нигде не упоминать о том, кому по какому-нибудь случаю о сем было сказывано.

Очевидно, и владыко был доволен.

Если бы я имел дерзновение счастливых избранников неба, которым, по великой их вере, дано проницать тайны божия смотрения, то я, может быть, дерзнул бы дозволить себе предположение, что, вероятно, и сам бог был доволен поведением созданной им смирной души Постникова. Но вера моя мала;

она не дает уму моему силы зреть столь высокого: я держусь земного и перстного. Я думаю о тех смертных, которые любят добро просто для самого добра и не ожидают никаких наград за него где бы то ни было. Эти прямые и надежные люди тоже, мне кажется, должны быть вполне довольны святым порывом любви и не менее святым терпением смиренного героя моего точного и безыскусственного рассказа.

Николай Лесков - Человек на часах , читать текст

См. также Лесков Николай - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Чёртовы куклы 01
Главы из неоконченного романа ГЛАВА ПЕРВАЯ В начале истекающего девятн...

Чёртовы куклы 02
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Для начала он, разумеется, описывал в них только сво...

Николай Лесков

Человек на часах

Событие, рассказ о котором ниже сего предлагается вниманию читателей, трогательно и ужасно по своему значению для главного героического лица пьесы, а развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России.

Это составляет отчасти придворный, отчасти исторический анекдот, недурно характеризующий нравы и направление очень любопытной, но крайне бедно отмеченной эпохи тридцатых годов совершающегося девятнадцатого столетия.

Вымысла в наступающем рассказе нет нисколько.

Зимою, около Крещения, в 1839 году в Петербурге была сильная оттепель. Так размокропогодило, что совсем как будто весне быть: снег таял, с крыш падали днем капели, а лед на реках посинел и взялся водой. На Неве перед самым Зимним дворцом стояли глубокие полыньи. Ветер дул теплый, западный, но очень сильный: со взморья нагоняло воду, и стреляли пушки.

Караул во дворце занимала рота Измайловского полка, которою командовал блестяще образованный и очень хорошо поставленный в обществе молодой офицер, Николай Иванович Миллер (*1) (впоследствии полный генерал и директор лицея). Это был человек с так называемым "гуманным" направлением, которое за ним было давно замечено и немножко вредило ему по службе во внимании высшего начальства.

На самом же деле Миллер был офицер исправный и надежный, а дворцовый караул в тогдашнее время и не представлял ничего опасного. Пора была самая тихая и безмятежная. От дворцового караула не требовалось ничего, кроме точного стояния на постах, а между тем как раз тут, на караульной очереди капитана Миллера при дворце, произошел весьма чрезвычайный и тревожный случай, о котором теперь едва вспоминают немногие из доживающих свой век тогдашних современников.

Сначала в карауле все шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии (*2) тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.

Н.И.Миллер всегда был страстный читатель, и потому он не скучал, а читал и не замечал, как уплывала ночь; но вдруг, в исходе второго часа ночи, его встревожило ужасное беспокойство: пред ним является разводный унтер-офицер и, весь бледный, объятый страхом, лепечет скороговоркой:

Беда, ваше благородие, беда!

Что такое?!

Страшное несчастие постигло!

Н.И.Миллер вскочил в неописанной тревоге и едва мог толком дознаться, в чем именно заключались "беда" и "страшное несчастие".

Дело заключалось в следующем: часовой, солдат Измайловского полка, по фамилии Постников, стоя на часах снаружи у нынешнего Иорданского подъезда, услыхал, что в полынье, которою против этого места покрылась Нева, заливается человек и отчаянно молит о помощи.

Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нервный и очень чувствительный. Он долго слушал отдаленные крики и стоны утопающего и приходил от них в оцепенение. В ужасе он оглядывался туда и сюда на все видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни на Неве, как назло, не усматривал ни одной живой души.

Подать помощь утопающему никто не может, и он непременно зальется...

А между тем тонущий ужасно долго и упорно борется.

Уж одно бы ему, кажется, - не тратя сил, спускаться на дно, так ведь нет! Его изнеможденные стоны и призывные крики то оборвутся и замолкнут, то опять начинают раздаваться, и притом все ближе и ближе к дворцовой набережной. Видно, что человек еще не потерялся и держит путь верно, прямо на свет фонарей, но только он, разумеется, все-таки не спасется, потому что именно тут, на этом пути, он попадет в иорданскую прорубь. Там ему нырок под лед, и конец... Вот и опять стих, а через минуту снова полощется и стонет: "Спасите, спасите!" И теперь уже так близко, что даже слышны всплески воды, как он полощется...

Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. Если теперь сбежать на лед, то тонущий непременно тут же и есть. Бросить ему веревку, или протянуть шестик, или подать ружье, и он спасен. Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить. Но Постников помнит и службу и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.

С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и замирает... Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, - так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей... Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. "Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет..."

За один получас, пока это длилось, солдат Постников совсем истерзался сердцем и стал ощущать "сомнения рассудка". А солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть, даже и "расстрел"; но со стороны вздувшейся реки опять наплывают все ближе и ближе стоны, и уже слышно бурканье и отчаянное барахтанье.

Т-о-о-ну!.. Спасите, тону!

Тут вот сейчас и есть иорданская прорубь... Конец!

Постников еще раз-два оглянулся во все стороны. Нигде ни души нет, только фонари трясутся от ветра и мерцают, да по ветру, прерываясь, долетает этот крик... может быть, последний крик...

Вот еще всплеск, еще однозвучный вопль, и в воде забулькотало.

Часовой не выдержал и покинул свой пост.

Постников бросился к сходням, сбежал с сильно бьющимся сердцем на лед, потом в наплывшую воду полыньи и, скоро рассмотрев, где бьется заливающийся утопленник, протянул ему ложу своего ружья.

Утопающий схватился за приклад, а Постников потянул его за штык и вытащил на берег.

Зимою, около Крещения, в 1839 году в Петербурге была сильная оттепель. Так размокропогодило, что совсем как будто весне быть; снег таял, с крыш падали днем капели, а лед на реках посинел и взялся водой. На Неве перед самым Зимним дворцом стояли глубокие полыньи. Ветер дул теплый, западный, но очень сильный; со взморья нагоняло воду, и стреляли пушки.

Караул во дворце занимала рота Измайловского полка, которою командовал блестяще образованный и

154

очень хорошо поставленный в обществе молодой офицер, Николай Иванович Миллер (впоследствии полный генерал и директор лицея). Это был человек с так называемым «гуманным» направлением, которое за ним было давно замечено и немножко вредило ему по службе во внимании высшего начальства.

На самом же деле Миллер был офицер исправный и надежный, а дворцовый караул в тогдашнее время и не представлял ничего опасного. Пора была самая тихая и безмятежная. От дворцового караула не требовалось ничего, кроме точного стояния на постах, а между тем как раз тут, на караульной очереди капитана Миллера при дворце, произошел весьма чрезвычайный и тревожный случай, о котором теперь едва вспоминают немногие из доживающих свой век тогдашних современников.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сначала в карауле все шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.

Н. И. Миллер всегда был страстный читатель, и потому он не скучал, а читал и не замечал, как уплывала ночь; но вдруг, в исходе второго часа ночи, его встревожило ужасное беспокойство: пред ним является разводный унтер-офицер и, весь бледный, объятый страхом, лепечет скороговоркой:

Беда, ваше благородие, беда!

Что такое?!

Страшное несчастие постигло!

Н. И. Миллер вскочил в неописанной тревоге и едва мог толком дознаться, в чем именно заключались «беда» и «страшное несчастие».

155

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дело заключалось в следующем: часовой, солдат Измайловского полка, по фамилии Постников, стоя на часах снаружи у нынешнего Иорданского подъезда, услыхал, что в полынье, которою против этого места покрылась Нева, заливается человек и отчаянно молит о помощи.

Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нервный и очень чувствительный. Он долго слушал отдаленные крики и стоны утопающего и приходил от них в оцепенение. В ужасе он оглядывался туда и сюда на все видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни на Неве, как назло, не усматривал ни одной живой души.

Подать помощь утопающему никто не может, и он непременно зальется...

А между тем тонущий ужасно долго и упорно борется.

Уж одно бы ему, кажется, - не тратя сил, спускаться на дно, так ведь нет! Его изнеможденные стоны и призывные крики то оборвутся и замолкнут, то опять начинают раздаваться, и притом все ближе и ближе к дворцовой набережной. Видно, что человек еще не потерялся и держит путь верно, прямо на свет фонарей, но только он, разумеется, все-таки не спасется, потому что именно тут на этом пути он попадет в иорданскую прорубь. Там ему нырок под лед и конец... Вот и опять стих, а через минуту снова полощется и стонет: «Спасите, спасите!» И теперь уже так близко, что даже слышны всплески воды, как он полощется...

Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. Если теперь сбежать на лед, то тонущий непременно тут же и есть. Бросить ему веревку, или протянуть шестик, или подать ружье, и он спасен. Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить. Но Постников помнит и службу и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.

С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное; так и ноет, так и стучит, так и замирает...

156

Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, - так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей... Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. «Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет...»

За один получас, пока это длилось, солдат Постников совсем истерзался сердцем и стал ощущать «сомнения рассудка». А солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть даже и «расстрел»; но со стороны вздувшейся реки опять наплывают все ближе и ближе стоны, и уже слышно бурканье и отчаянное барахтанье.

Т-о-о-ну!.. Спасите, тону!

Тут вот сейчас и есть иорданская прорубь... Конец!

Постников еще раз-два оглянулся во все стороны. Нигде ни души нет, только фонари трясутся от ветра и мерцают, да по ветру, прерываясь, долетает этот крик... может быть, последний крик...

Вот еще всплеск, еще однозвучный вопль, и в воде забулькотало.

Часовой не выдержал и покинул свой пост.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Постников бросился к сходням, сбежал с сильно бьющимся сердцем на лед, потом в наплывшую воду полыньи и, скоро рассмотрев, где бьется заливающийся утопленник, протянул ему ложу своего ружья.

Утопавший схватился за приклад, а Постников потянул его за штык и вытащил на берег.

Спасенный и спаситель были совершенно мокры, и как из них спасенный был в сильной усталости и дрожал и падал, то спаситель его, солдат Постников, не

157

решился его бросить на льду, а вывел его на набережную и стал осматриваться, кому бы его передать. А меж тем, пока все это делалось, на набережной показались сани, в которых сидел офицер существовавшей тогда придворной инвалидной команды (впоследствии упраздненной).

Этот столь не вовремя для Постникова подоспевший господин был, надо полагать, человек очень легкомысленного характера, и притом немножко бестолковый, и изрядный наглец. Он соскочил с саней и начал спрашивать:

Что за человек... что за люди?

Тонул, заливался, - начал было Постников.

Как тонул? Кто, ты тонул? Зачем в таком месте?

А тот только отпырхивается, а Постникова уже нет: он взял ружье на плечо и опять стал в будку.

Смекнул или нет офицер, в чем дело, но он больше не стал исследовать, а тотчас же подхватил к себе в сани спасенного человека и покатил с ним на Морскую в съезжий дом Адмиралтейской части.

Тут офицер сделал приставу заявление, что привезенный им мокрый человек тонул в полынье против дворца и спасен им, господином офицером, с опасностью для его собственной жизни.

Тот, которого спасли, был и теперь весь мокрый, иззябший и изнемогший. От испуга и от страшных усилий он впал в беспамятство, и для него было безразлично, кто спасал его.

Около него хлопотал заспанный полицейский фельдшер, а в канцелярии писали протокол по словесному заявлению инвалидного офицера и, с свойственною полицейским людям подозрительностью, недоумевали, как он сам весь сух из воды вышел? А офицер, который имел желание получить себе установленную медаль «за спасение погибавших», объяснял это счастливым стечением обстоятельств, но объяснял нескладно и невероятно. Пошли будить пристава, послали наводить справки.

А между тем во дворце по этому делу образовались уже другие, быстрые течения.

158

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В дворцовой караульне все сейчас упомянутые обороты после принятия офицером спасенного утопленника в свои сани были неизвестны. Там измайловский офицер и солдаты знали только то, что их солдат, Постников, оставив будку, кинулся спасать человека, и как это есть большое нарушение воинских обязанностей, то рядовой Постников теперь непременно пойдет под суд и под палки, а всем начальствующим лицам, начиная от ротного до командира полка, достанутся страшные неприятности, против которых ничего нельзя ни возражать, ни оправдываться.

Мокрый и дрожащий солдат Постников, разумеется, сейчас же был сменен с поста и, будучи приведен в кордегардию, чистосердечно рассказал Н. И. Миллеру все, что нам известно, и со всеми подробностями, доходившими до того, как инвалидный офицер посадил к себе спасенного утопленника и велел своему кучеру скакать в Адмиралтейскую часть.

Опасность становилась все больше и неизбежнее. Разумеется, инвалидный офицер все расскажет приставу, а пристав тотчас же доведет об этом до сведения обер-полицеймейстера Кокошкина , а тот доложит утром государю, и пойдет «горячка».

Долго рассуждать было некогда, надо было призывать к делу старших.

Николай Иванович Миллер тотчас же послал тревожную записку своему батальонному командиру подполковнику Свиньину , в которой просил его как можно скорее приехать в дворцовую караульню и всеми мерами пособить совершившейся страшной беде.

Это было уже около трех часов, а Кокошкин являлся с докладом к государю довольно рано утром, так что на все думы и на все действия оставалось очень мало времени.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Подполковник Свиньин не имел той жалостливости и того мягкосердечия, которые всегда отличали Николая Ивановича Миллера; Свиньин был человек не

159

бессердечный, но прежде всего и больше всего «службист» (тип, о котором нынче опять вспоминают с сожалением). Свиньин отличался строгостью и даже любил щеголять требовательностью дисциплины. Он не имел вкуса ко злу и никому не искал причинить напрасное страдание; но если человек нарушал какую бы то ни было обязанность службы, то Свиньин был неумолим. Он считал неуместным входить в обсуждение побуждений, какие руководили в данном случае движением виновного, а держался того правила, что на службе всякая вина виновата. А потому в караульной роте все знали, что придется претерпеть рядовому Постникову за оставление своего поста, то он и оттерпит, и Свиньин об этом скорбеть не станет.

Таким этот штаб-офицер был известен начальству и товарищам, между которыми были люди не симпатизировавшие Свиньину, потому что тогда еще не совсем вывелся «гуманизм» и другие ему подобные заблуждения. Свиньин был равнодушен к тому, порицают или хвалят его «гуманисты». Просить и умолять Свиньина или, даже пытаться его разжалобить - было дело совершенно бесполезное. От всего этого он был закален крепким закалом карьерных людей того времени, но и у него, как у Ахиллеса, было слабое место .

Свиньин тоже имел хорошо начатую служебную карьеру, которую он, конечно, тщательно оберегал и дорожил тем, чтобы на нее, как на парадный мундир, ни одна пылинка не села; а между тем несчастная выходка человека из вверенного ему батальона непременно должна была бросить дурную тень на дисциплину всей его части. Виноват или не виноват батальонный командир в том, что один из его солдат сделал под влиянием увлечения благороднейшим состраданием,- этого не станут разбирать те, от кого зависит хорошо начатая и тщательно поддерживаемая служебная карьера Свиньина, а многие даже охотно подкатят ему бревно под ноги, чтобы дать путь своему ближнему или подвинуть молодца, протежируемого людьми в случае. Государь, конечно, рассердится и непременно скажет полковому командиру, что у него «слабые офицеры», что у них «люди распущены». А кто это

160

наделал? - Свиньин. Вот так это и пойдет повторяться, что «Свиньин слаб», и так, может, покор слабостью и останется несмываемым пятном на его, Свиньина, репутации. Не быть ему тогда ничем достопримечательным в ряду современников и не оставить своего портрета в галерее исторических лиц государства Российского.

Изучением истории тогда хотя мало занимались, но, однако, в нее верили, и особенно охотно сами стремились участвовать в ее сочинении.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Как только Свиньин получил около трех часов ночи тревожную записку от капитана Миллера, он тотчас же вскочил с постели, оделся по форме и, под влиянием страха и гнева, прибыл в караульню Зимнего дворца. Здесь он немедленно же произвел допрос рядовому Постникову и убедился, что невероятный случай совершился. Рядовой Постников опять вполне чистосердечно подтвердил своему батальонному командиру все то же самое, что произошло на его часах и что он, Постников, уже раньше показал своему ротному капитану Миллеру. Солдат, говорил, что он «богу и государю виноват без милосердия», что он стоял на часах и, заслышав стоны человека, тонувшего в полынье, долго мучился, долго был в борьбе между служебным долгом и состраданием, и, наконец, на него напало искушение, и он не выдержал этой борьбы: покинул будку, соскочил на лед и вытащил тонувшего на берег, а здесь, как на грех, попался проезжавшему офицеру дворцовой инвалидной команды.

Подполковник Свиньин был в отчаянии; он дал себе единственное возможное удовлетворение, сорвав свей гнев на Постникове, которого тотчас же прямо отсюда послал под арест в казарменный карцер, а потом сказал несколько колкостей Миллеру, попрекнув его «гуманерией», которая ни на что не пригодна в военной службе; но все это было недостаточно для того, чтобы поправить дело. Подыскать если не оправдание, то хотя извинение такому поступку, как оставление

161

часовым своего поста, было невозможно, и оставался один исход - скрыть все дело от государя...

Но есть ли возможность скрыть такое происшествие?

По-видимому, это представлялось невозможным, так как о спасении погибавшего знали не только все караульные, но знал и тот ненавистный инвалидный офицер, который до сих пор, конечно, успел довести обо всем этом до ведома генерала Кокошкина.

Куда теперь скакать? К кому бросаться? У кого искать помощи и защиты?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Тогда еще не было ни городских телеграфов, ни телефонов, а для спешной передачи приказаний начальства скакали по всем направлениям «сорок тысяч курьеров» , о которых сохранится долговечное воспоминание в комедии Гоголя.

Это, разумеется, не было так скоро, как телеграф или телефон, но зато сообщало городу значительное оживление и свидетельствовало о неусыпном бдении начальства.

Пока из Адмиралтейской части явились запыхавшийся пристав и офицер-спаситель, а также и спасенный утопленник, нервный и энергический генерал Кокошкин вздремнул и освежился. Это было заметно в выражении его лица и в проявлении его душевных способностей.

Кокошкин потребовал всех явившихся в кабинет и вместе с ними пригласил и Свиньина.

Протокол? - односложно спросил освеженным голосом у пристава Кокошкин.

Тот молча подал ему сложенный лист бумаги и тихо прошептал:

Должен просить дозволить мне доложить вашему превосходительству несколько слов по секрету...

Кокошкин отошел в амбразуру окна, а за ним пристав.

Что такое?

Послышался неясный шепот пристава и ясные покрякиванья генерала...

Гм... Да!.. Ну что ж такое?.. Это могло быть... Они на том стоят, чтобы сухими выскакивать... Ничего больше?

Ничего-с.

Генерал вышел из амбразуры, присел к столу и начал читать. Он читал протокол про себя, не обнаруживая ни страха, ни сомнений, и затем непосредственно обратился с громким и твердым вопросом к спасенному:

Как ты, братец, попал в полынью против дворца?

Виноват, - отвечал спасенный.

То-то! Был пьян?

165

Виноват, пьян не был, а был выпимши.

Зачем в воду попал?

Хотел перейти поближе через лед, сбился и попал в воду.

Значит, в глазах было темно?

Темно, кругом темно было, ваше превосходительство!

И ты не мог рассмотреть, кто тебя вытащил?

То-то и есть, шляетесь, когда надо спать! Всмотрись же теперь и помни навсегда, кто твой благодетель. Благородный человек жертвовал за тебя своею жизнью!

Век буду помнить.

Имя ваше, господин офицер?

Офицер назвал себя по имени.

Слышишь?

Слушаю, ваше превосходительство.

Ты православный?

Православный, ваше превосходительство.

В поминанье за здравие это имя запиши.

Запишу, ваше превосходительство.

Молись богу за него и ступай вон; ты больше не нужен.

Тот поклонился в ноги и выкатился, без меры довольный тем, что его отпустили.

Свиньин стоял и недоумевал, как это такой оборот все принимает милостию божиею!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Кокошкин обратился к инвалидному офицеру:

Вы спасли этого человека, рискуя собственною жизнью?

Точно так, ваше превосходительство.

Свидетелей этого происшествия не было, да по позднему времени и не могло быть?

Да, ваше превосходительство, было темно, и на набережной никого не было, кроме часовых.

166

О часовых незачем поминать: часовой охраняет свой пост и не должен отвлекаться ничем посторонним. Я верю тому, что написано в протоколе. Ведь это с ваших слов?

Слова эти Кокошкин произнес с особенным ударением, точно как будто пригрозил или прикрикнул.

Но офицер не сробел, а, вылупив глаза и выпучив грудь, ответил:

С моих слов и совершенно верно, ваше превосходительство.

Ваш поступок достоин награды.

Тот начал благодарно кланяться.

Не за что благодарить, - продолжал Кокошкин. - Я доложу о вашем самоотверженном поступке государю императору, и грудь ваша, может быть, сегодня же будет украшена медалью. А теперь можете идти домой, напейтесь теплого и никуда не выходите, потому что, может быть, вы понадобитесь.

Инвалидный офицер совсем засиял, откланялся и вышел.

Кокошкин поглядел ему вслед и проговорил:

Возможная вещь, что государь пожелает сам его видеть.

Слушаю-с, - отвечал понятливо пристав.

Вы мне больше не нужны.

Пристав вышел и, затворив за собою дверь, тотчас, по набожной привычке, перекрестился.

Инвалидный офицер ожидал пристава внизу, и они отправились вместе в гораздо более теплых отношениях, чем когда сюда вступали.

В кабинете у обер-полицеймейстера остался один Свиньин, на которого Кокошкин сначала посмотрел долгим, пристальным взглядом и потом спросил;

Вы не были у великого князя?

В то время, когда упоминали о великом князе, то все знали, что это относится к великому князю Михаилу Павловичу.

Я прямо явился к вам, - отвечал Свиньин.

Кто караульный офицер?

Капитан Миллер.

Кокошкин опять окинул Свиньина взглядом и потом сказал:

167

Вы мне, кажется, что-то прежде иначе говорили.

Ну все равно, спокойно почивайте.

Аудиенция кончилась.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В час пополудни инвалидный офицер действительно был опять потребован к Кокошкину, который очень ласково объявил ему, что государь весьма доволен, что среди офицеров инвалидной команды его дворца есть такие бдительные и самоотверженные люди, и жалует ему медаль «за спасение погибавших». При сем Кокошкин собственноручно вручил герою медаль, и тот пошел щеголять ею. Дело, стало быть, можно было считать совсем сделанным, но подполковник Свиньин чувствовал в нем какую-то незаконченность и почитал себя призванным поставить point sur les i. 1

Он был так встревожен, что три дня проболел, а на четвертый встал, съездил в Петровский домик, отслужил благодарственный молебен перед иконою спасителя и, возвратясь домой с успокоенною душой, послал попросить к себе капитана Миллера.

Ну, слава богу, Николай Иванович, - сказал он Миллеру,- теперь гроза, над нами тяготевшая, совсем прошла, и наше несчастное дело с часовым совершенно уладилось. Теперь, кажется, мы можем вздохнуть спокойно. Всем этим мы, без сомнения, обязаны сначала милосердию божию, а потом генералу Кокошкину. Пусть о нем говорят, что он и недобрый и бессердечный, но я исполнен благодарности к его великодушию и почтения к его находчивости и такту. Он удивительно мастерски воспользовался хвастовством этого инвалидного пройдохи, которого, по правде, стоило бы за его наглость не медалью награждать, а на обе корки выдрать на конюшне, но ничего иного не оставалось: им нужно было воспользоваться для спасения многих, и

1 Точку над i (франц.).

168

Кокошкин повернул все дело так умно, что никому не вышло ни малейшей неприятности, - напротив, все очень рады и довольны. Между нами сказать, мне передано через достоверное лицо, что и сам Кокошкин мною очень доволен . Ему было приятно, что я не поехал никуда, а прямо явился к нему и не спорил с этим проходимцем, который получил медаль. Словом, никто не пострадал, и все сделано с таким тактом, что и вперед опасаться нечего, но маленький недочет есть за нами. Мы тоже должны с тактом последовать примеру Кокошкина и закончить дело с своей стороны так, чтоб оградить себя на всякий случай впоследствии. Есть еще одно лицо, которого положение не оформлено. Я говорю про рядового Постникова. Он до сих пор в карцере под арестом, и его, без сомнения, томит ожидание, что с ним будет. Надо прекратить и его мучительное томление.

Да, пора!- подсказал обрадованный Миллер.

Ну, конечно, и вам это всех лучше исполнить: отправьтесь, пожалуйста, сейчас же в казармы, соберите вашу роту, выведите рядового Постникова из-под ареста и накажите его перед строем двумя стами розог.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Миллер изумился и сделал попытку склонить Свиньина к тому, чтобы на общей радости совсем пощадить и простить рядового Постникова, который и без того уже много перестрадал, ожидая в карцере решения того, что ему будет; но Свиньин вспыхнул и даже не дал Миллеру продолжать.

Нет, - перебил он, - это оставьте: я вам только что говорил о такте, а вы сейчас же начинаете бестактность! Оставьте это!

Свиньин переменил тон на более сухой и официальный и добавил с твердостью:

А как в этом деле вы сами тоже не совсем правы и даже очень виноваты, потому что у вас есть не идущая военному человеку мягкость, и этот недостаток вашего характера отражается на субординации в ваших

169

подчиненных, то я приказываю вам лично присутствовать при экзекуции и настоять, чтобы сечение было произведено серьезно... как можно строже. Для этого извольте распорядиться, чтобы розгами секли молодые солдаты из новоприбывших из армии, потому что наши старики все заражены на этот счет гвардейским либерализмом: они товарища не секут как должно, а только блох у него за спиною пугают. Я заеду сам и сам посмотрю, как виноватый будет сделан.

Уклонения от каких бы то ни было служебных приказаний начальствующего лица, конечно, не имели места, и мягкосердечный Н. И. Миллер должен был в точности исполнить приказ, полученный им от своего батальонного командира.

Рота была выстроена на дворе измайловских казарм, розги принесены из запаса в довольном количестве, и выведенный из карцера рядовой Постников «был сделан» при усердном содействии новоприбывших из армии молодых товарищей. Эти неиспорченные гвардейским либерализмом люди в совершенстве выставили на нем все point sur les i , в полной мере определенные ему его батальонным командиром. Затем наказанный Постников был поднят и непосредственно отсюда на той же шинели, на которой его секли, перенесен в полковой лазарет.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Батальонный командир Свиньин, по получении донесения об исполнении экзекуции, тотчас же сам отечески навестил Постникова в лазарете и, к удовольствию своему, самым наглядным образом убедился, что приказание его исполнено в совершенстве. Сердобольный и нервный Постников был «сделан как следует», Свиньин остался доволен и приказал дать от себя наказанному Постникову фунт сахару и четверть фунта чаю, чтоб он мог услаждаться, пока будет на поправке. Постников, лежа на койке, слышал это распоряжение о чае и отвечал:

Много доволен, ваше высокородие, благодарю за отеческую милость.

170

И он в самом деле был «доволен», потому что, сидя три дня в карцере, он ожидал гораздо худшего. Двести розог, по тогдашнему сильному времени, очень мало значили в сравнении с теми наказаниями, какие люди переносили по приговорам военного суда; а такое именно наказание и досталось бы Постникову, если бы, к счастию его, не произошло всех тех смелых и тактических эволюций, о которых выше рассказано.

Но число всех довольных рассказанным происшествием этим не ограничилось.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Под сурдинкою подвиг рядового Постникова располозся по разным кружкам столицы, которая в то время печатной безголосицы жила в атмосфере бесконечных сплетен. В устных передачах имя настоящего героя - солдата Постникова утратилось, но зато сама эпопея раздулась и приняла очень интересный, романтический характер.

Говорили, будто ко дворцу со стороны Петропавловской крепости плыл какой-то необыкновенный пловец, в которого один из стоявших у дворца часовых выстрелил и пловца ранил, а проходивший инвалидный офицер бросился в воду и спас его, за что и получили: один - должную награду, а другой - заслуженное наказание. Нелепый слух этот дошел и до подворья, где в ту пору жил осторожный и неравнодушный к «светским событиям» владыко, благосклонно благоволивший к набожному московскому семейству Свиньиных.

Проницательному владыке казалось неясным сказание о выстреле. Что же это за ночной пловец? Если он был беглый узник, то за что же наказан часовой, который исполнил свой долг, выстрелив в него, когда тот плыл через Неву из крепости? Если же это не узник, а иной загадочный человек, которого надо было спасать из волн Невы, то почему о нем мог знать часовой? И тогда опять не может быть, чтоб это было

171

так, как о том в мире суесловят. В мире многое берут крайне легкомысленно и «суесловят», но живущие в обителях и на подворьях ко всему относятся гораздо серьезнее и знают о светских делах самое настоящее.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Однажды, когда Свиньин случился у владыки, чтобы принять от него благословение, высокочтимый хозяин заговорил с ним «кстати о выстреле». Свиньин рассказал всю правду, в которой, как мы знаем, не было ничего похожего на то, о чем повествовали «кстати о выстреле».

Владыко выслушал настоящий рассказ в молчании, слегка шевеля своими беленькими четками и не сводя своих глаз с рассказчика. Когда же Свиньин кончил, владыко тихо журчащею речью произнес:

Посему надлежит заключить, что в сем деле не все и не везде излагалось согласно с полною истиной?

Свиньин замялся и потом отвечал с уклоном, что докладывал не он, а генерал Кокошкин.

Владыко в молчании перепустил несколько раз четки сквозь свои восковые персты и потом молвил:

Должно различать, что есть ложь и что неполная истина.

Опять четки, опять молчание и, наконец, тихоструйная речь:

Неполная истина не есть ложь. Но о сем наименьше.

Это действительно так, - заговорил поощренный Свиньин. - Меня, конечно, больше всего смущает, что я должен был подвергнуть наказанию этого солдата, который хотя нарушил свой долг...

Четки и тихоструйный перебив:

Долг службы никогда не должен быть нарушен.

Да, но это им было сделано по великодушию, по состраданию, и притом с такой борьбой и с опасностью: он понимал, что, спасая жизнь другому человеку, он губит самого себя... Это высокое, святое чувство!

172

Святое известно богу, наказание же на теле простолюдину не бывает губительно и не противоречит ни обычаю народов, ни духу Писания. Лозу гораздо легче перенесть на грубом теле, чем тонкое страдание в духе. В сем справедливость от вас нимало не пострадала.

Но он лишен и награды за спасение погибавших.

Спасение погибающих не есть заслуга, но паче долг. Кто мог спасти и не спас - подлежит каре законов, а кто спас, тот исполнил свой долг.

Пауза, четки и тихоструй:

Воину претерпеть за свой подвиг унижение и раны может быть гораздо полезнее, чем превозноситься знаком. Но что во всем сем наибольшее - это то, чтобы хранить о всем деле сем осторожность и отнюдь нигде не упоминать о том, кому по какому-нибудь случаю о сем было сказывано.

Очевидно, и владыко был доволен.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Если бы я имел дерзновение счастливых избранников неба, которым, по великой их вере, дано проницать тайны божия смотрения, то я, может быть, дерзнул бы дозволить себе предположение, что, вероятно, и сам бог был доволен поведением созданной им смирной души Постникова. Но вера моя мала; она не дает уму моему силы зреть столь высокого: я держусь земного и перстного . Я думаю о тех смертных, которые любят добро просто для самого добра и не ожидают никаких наград за него где бы то ни было. Эти прямые и надежные люди тоже, мне кажется, должны быть вполне довольны святым порывом любви и не менее святым терпением смиренного героя моего точного и безыскусственного рассказа.

Н. С. Лесков. Человек на часах // Лесков Н. С. Собрание сочинений в 11 томах. М.: ГИХЛ, 1957. Т. 8. С. 154–173.



Последние материалы раздела:

Развитие критического мышления: технологии и методики
Развитие критического мышления: технологии и методики

Критическое мышление – это система суждений, способствующая анализу информации, ее собственной интерпретации, а также обоснованности...

Онлайн обучение профессии Программист 1С
Онлайн обучение профессии Программист 1С

В современном мире цифровых технологий профессия программиста остается одной из самых востребованных и перспективных. Особенно высок спрос на...

Пробный ЕГЭ по русскому языку
Пробный ЕГЭ по русскому языку

Здравствуйте! Уточните, пожалуйста, как верно оформлять подобные предложения с оборотом «Как пишет...» (двоеточие/запятая, кавычки/без,...