Мацуо басе биография. Мацуо басе

Мацуо Басе

В поэзии к началу XVII в. господствовал жанр хайку (хокку),семнадца-тисложных трехстиший с размером 5-7-5 слогов. Богатейшая поэтическая традиция и культура Японии создали условия, при которых на таком тесном стихотворном пространстве, какое предоставляет хайку (от 5 до 7 слов в одном стихотворении), стало возможным создавать поэтические шедевры с несколькими смысловыми рядами, намеками, ассоциациями, даже пародиями, с идейной нагрузкой, объяснение которой в прозаическом тексте занимает иногда несколько страниц и вызывает разнотолки и споры многих поколений знатоков.
Интерпретациям одного только трехстишия Басе «Старый пруд» посвящены многие десятки статей, очерков, разделов в книгах. Приведенная К- П. Кирквудом интерпретация Нитобэ Инадзо — одна из них, и при этом далеко не самая
убедительная.

В описанное в книге время существовало три школы хайку: Тэймон (основатель Мацунага Тэйтоку, 1571 -1653)
Мацунага Тэйтоку (1571-1653) ,

Данрин (основатель Нисияма Соин, 1605-1686)

и Сефу (во главе с Мацуо Басе, 1644-1694).
В наше время представление о поэзии хайку в первую очередь ассоциируется с именем Басе,который оставил богатое поэтическое наследие, разработал поэтику и эстетику жанра. Для усиления экспрессии он ввел цезуру после второго стиха, выдвинул три основных эстетических принципа поэтической миниатюры: изящная простота (саби) ,
ассоциативное сознание гармонии прекрасного (сиори) (Понятие сиори заключает два аспекта. Сиори (букв. «гибкость») вносит в стихотворение чувство печали и сострадания к изображаемому и в тоже время определяет характер выразительных средств, их направленность на создание необходимого ассоциативного подтекста…
…Кёрай объяснял сиори следующим образом: «Сиори — это то, что говорит о сострадании и жалости, но не прибегает при этом к помощи сюжета, слов, приёмов. Сиори и стихотворение, наполненное состраданием и жалостью, не одно и то же. Сиори коренится внутри стихотворения и проявляется в нём. Это то, о чём трудно сказать словами и написать кистью. Сиори заключено в недосказанности (ёдзё) стихотворения». Кёрай подчёркивает, что чувство, которое несёт в себе сиори, не может быть передано обычными средствами — оно составляет ассоциативный подтекст стихотворения… Бреславец Т.И. Поэзия Мацуо Басе. М. Наука. 1981г. 152 с)

и глубина проникновения (хосоми) .

Бреславец Т.И. пишет: «Хосоми определяет стремление поэта постичь внутреннюю жизнь каждого, даже самого незначительного явления, проникнуть в его сущность, выявить его истинную красоту и может быть соотнесено с дзэнским представлением о духовном слиянии человека с явлениями и вещами мира. Следуя хосоми (букв. «тонкость», «хрупкость»), поэт в процессе творчества достигает состояния духовного единства с объектом поэтического выражения и в результате постигает его душу. Басё говорил: «Если помыслы поэта постоянно обращены к внутренней сущности вещей, его стихотворение воспринимает душу (кокоро) этих вещей».
病雁の 夜さむに落て 旅ね哉
Яму кари-но
Ёсаму-ни отитэ
Табинэ Больной гусь
Падает в холод ночи.
Ночлег в пути 1690 г.
Поэт слышит крик слабой, больной птицы, которая падает где-то недалеко от места его ночлега. Он проникается ее одиночеством и печалью, живет единым с ней чувством и сам себя ощущает подобным больному гусю.
Хосоми является противоположностью принципа футоми (букв, «сочность», «плотность»). До Басё появлялись хайку, написанные на основе футоми, в частности, стихи школы «Данрин». У Басё тоже есть произведения, которые могут быть охарактеризованы этим понятием:
荒海や 佐渡によこたふ 天河
Арэуми я
Садо-яи ёкотау
Ама-но гава Бурное море!
До острова Садо тянется
Небесная река 1689 г.
(Млечный Путь — 天の河, amanogawa; прим. Shimizu)
Хайку выражает огромность мира, вселенскую беспредельность. Если, основываясь на футоми, поэт изображает величие природы в ее мощных проявлениях, то хосоми противоположного свойства - оно призывает поэта к углубленному созерцанию природы, осознанию ее красоты в скромных явлениях. Раскрытию этого положения может служить следующее хайку Басё:
よくみれば 薺はなさく 垣ねかな
Ёку мирэба
Надзуна хана саку
Какинэ кана Вгляделся пристально -
Цветы пастушьей сумки цветут
У ограды 1686 г.
В стихотворении описано неприметное растение, но для поэта оно заключает в себе всю красоту мира. В этом отношении хосоми смыкается с традиционным представлением японцев о прекрасном как о хрупком, малом и слабом.
Увлечение мировоззрением дзэн-буддизма и традиционной эстетикой привело поэта к совершенствованию в хайку принципа недосказанности: автор минимальными языковыми средствами выделяет характерную черту, давая направленный импульс воображению читателя, предоставляя ему возможность наслаждаться и музыкой
стиха, и неожиданным сочетанием образов, и самостоятельностью мгновенного проникновения в суть предмета (сатори).»

В мировой поэзии Мацуо Басе обычно не сравнивают ни с одним из поэтов. Дело здесь заключается и в своеобразии жанра, и в роли поэзии в культуре и быту японцев, и в специфике творчества самого Басе. Аналогии с европейскими
поэтами-символистами касаются обычно одной черты его творчества — умения обобщить образ, сопоставляя несопоставимое. Факт у Басе превращается в символ, но в символике поэт демонстрирует высочайший реализм. В своем
поэтическом воображении он умел как бы войти в предмет, стать им, а потом выразить это в стихе с гениальным лаконизмом. «Поэт, — говорил он, — должен стать сосной, в которую входит человеческое сердце». Приведя это
высказывание, португальский литературовед Армандо М. Жанейра заключает:
«Этот процесс если не противоположен, то отличается от того, который описан западными поэтами. Поэзия для Басе приходит от духовного озарения»
При анализе образа «сиратама» («белая яшма») А. Е. Глускина отметила трансформацию его содержания от значений чистого, дорогого и прекрасного к значениям хрупкого и непрочного . Подобное понимание красоты было развито в представлении о «печальном очаровании вещей», поэтому не случайно Ота Мидзухо говорит, что хосоми Басё восходит к той особой тонкости чувств, которая звучит в стихах Ки-но Цураюки. В этот же период, как отметил К. Рехо, идеал японской красоты в ее существенных чертах был выражен в памятнике IX в.- «Повести о Такэтори» («Такэтори моногатари»), в которой говорилось, что старик Такэтори нашел в коленце бамбука крошечную девочку, обворожившую знатных юношей,- «эстетизм японцев основан на том, что внешним знакам ложной значительности противопоставляется значительность слабого и малого».
Японские исследователи показывают также соотнесенность хосоми с идеями Сюндзэй, который при характеристике танка пользовался термином «тонкость души» (кокоро хососи) и особенно подчеркивал, что тонкость образа танка должна соединяться с его глубиной, с «глубиной души» (кокоро фукаси). Эти идеи были близки Басё, который учился у обоих предшественников поэтическому мастерству. В стихах поэта звучит та же искренность, проникновенность. Можно считать, что и сам термин «хосоми» имеет своим источником японскую эстетическую традицию.»
Правомерно, как полагают японские филологи, и сопоставление хосоми Басё с теорией о трех типах вака, которую выдвигал император Готоба (1180 - 1239). Он учил, что о весне и лете нужно писать широко, свободно; танка о зиме и осени должны передавать атмосферу увядания, быть хрупкими; о любви нужно писать изящные, легкие танка. Положение о зимних и осенних танка действительно созвучно хосоми Басё, однако хосоми не ограничивается тематически или каким-либо определенным настроением (печаль, одиночество), поскольку оно является эстетической установкой поэта, отражающей одну из сторон его метода художественного осмысления действительности, и подобно саби, может проявляться как в печальном стихотворении, так и в веселом.
К вопросу о хосоми, в поэзии хайку обращались ученики поэта; в частности, Кёрай в своих записках объяснял: «Хосоми нет в слабом стихотворении… Хосоми заключено в содержании стихотворения (куи). Для наглядности приведу пример:
Торидомо мо
Нэиритэ иру ка
Ёго-но уми А птицы
Тоже спят?
Озеро Ёго.
Роцу
Это хайку Басё охарактеризовал как стихотворение, содержащее хосоми». Кёрай подчеркивает, что хосоми, указывая на чувство тонкое, хрупкое, предполагает и его эмоциональную силу.
Роцу говорит о птицах, которым так же холодно спать на озере, как и заночевавшему в пути поэту. Роцу передает в стихотворении чувство сопереживания, духовного слияния поэта с птицами. По своему содержанию хайку может быть соотнесено со следующим стихотворением Басё, которое тоже описывает ночлег странника:

Кусамакура
Ину мо сигуруру ка
Ёру-но коэ
Подушка из трав
Собака тоже мокнет под дождем?
Голос ночи 1683 г.
Бреславец Т.И. Поэзия Мацуо Басё, ГРВЛ изд-ва «НАУКА», 1981

Басе (1644-1694) — сын самурая из Уэно в провинции Ига. Басе много учился, изучал китайскую и классическую поэзию, знал медицину. Изучение великой китайской поэзии приводит Басе к мысли о высоком назначении поэта. Мудрость Конфуция, высокая человечность Ду Фу, парадоксальность Чжуан Цзы влияют на его поэзию.

Дзен буддизм оказал большое влияние на культуру его времени. Немного о Дзэн. Дзэн – это буддийский путь достижения прямой духовной реализации, ведущей к непосредственному восприятию действительности. Дзэн является религиозным путем, но он выражает действительность обычными повседневными понятиями. Одни из учителей дзэна Уммон советовал поступать в соответствии с действительностью: «Когда идете — идите, когда сидите — сидите. И не сомневайтесь, что это именно так». Дзэн пользуется парадоксами для того, чтобы освободить нас из ментальных тисков. Но это конечно короткое и малообъясняющее определение дзен. Определить его трудно.
Например, мастер Фудаиши представил это так:
«Иду я с пустыми руками,
Однако в руках моих меч.
Пешком я иду по дороге,
Но еду верхом на быке.
Когда же иду через мост я,
О чудо!
Не движется речка,
Но движется мост.
Дзэн так же отрицает противоположности. Это отказ от крайностей полного восприятия и полного отрицания. Уммон сказал как-то: «В дзэне существует абсолютная свобода».
И в поэзии Басе ощущается присутствие дзэна. Басе пишет:«Учись у сосны быть сосной».

Японская поэзия постоянно стремится освободиться от всего лишнего. Поэт в гуще жизни, но он одинок — это «саби». Стиль «сефу», в основе которого лежал принцип «саби», создал поэтическую школу, в которой выросли такие поэты как Кикаку, Рансэцу и др. Но сам Басе шел еще дальше. Он выдвигает принцип «каруми» — лёгкости. Эта легкость оборачивается высокой простотой. Поэзия создается из простых вещей и вмещает в себя целый мир. Оригинальное японское хайку состоит из 17 слогов, составляющих один столбец иероглифов. При переводе хайку на западные языки традиционно - с самого начала XX века, когда такой перевод начал происходить, - местам возможного появления киридзи соответствует разрыв строки и, таким образом, хайку записываются как трехстишия.
Хайку — всего три строчки. Каждое стихотворение – маленькая картина. Басе «рисует», намечая немногими словами то, что мы домысливаем, скорее, воссоздаем в воображении в виде в образов. Стихотворение запускает механизмы чувственной памяти-можно вдруг ощутить запах дыма горящего сена и листьев во время уборки сада осенью, вспомнить и почувствовать прикосновение травинок к коже, когда лежал на поляне или в парке, аромат яблони особой, неповторимой для тебя весны, влагу дождя на лице и чувство свежести.
Басе как бы говорит: всматривайся в привычное-увидишь необычное, всматривайся в некрасивое – увидишь красивое, всматривайся в простое-увидишь сложное, всматривайся в частицы увидишь целое, всматривайся в малое-увидишь великое.

Хайку Басе в переводах В. Соколова
x x x

Протянул ирис
Листья к брату своему.
Зеркало реки.

Снег согнул бамбук,
Словно мир вокруг него
Перевернулся.

Парят снежинки
Густою пеленою.
Зимний орнамент.

Полевой цветок
В лучах заката меня
Пленил на миг.

Вишни расцвели.
Не открыть сегодня мне
Тетрадь с песнями.

Веселье кругом.
Вишни со склона горы,
Вас не позвали?

Над вишней в цвету
Спряталась за облака
Скромница луна.

Тучи пролегли
Между друзьями. Гуси
Простились в небе.

Леса полоса
На склоне горы, словно
Пояс для меча.

Все, чего достиг?
На вершины гор, шляпу
Опустив, прилег.

Ветер со склонов
Фудзи в город забрать бы,
Как бесценный дар.

Долгий путь пройден,
За далеким облаком.
Сяду отдохнуть.

Взгляд не отвести —
Луна над горной грядой,
Родина моя.

Новогодние
Ели. Как короткий сон,
Тридцать лет прошло.

«Осень пришла!» —
Шепчет холодный ветер
У окна спальни.

Майские дожди.
Как моря огни, блестят
Стражи фонари.

Ветер и туман —
Вся его постель. Дитя
Брошено в поле.

На черной ветке
Ворон расположился.
Осенний вечер.

Добавлю в свой рис
Горсть душистой сон-травы
В ночь на Новый год.

Срез спиленного
Ствола вековой сосны
Горит, как луна.

Желтый лист в ручье.
Просыпайся, цикада,
Берег все ближе.

Свежий снег с утра.
Лишь стрелки лука в саду
Приковали взор.

Разлив на реке.
Даже у цапли в воде
Коротки ноги.

Для чайных кустов
Сборщица листа — словно
Ветер осени.

Горные розы,
С грустью глядят на вашу
Красу полевки.

В воде рыбешки
Играют, а поймаешь —
В руке растают.

Пальму посадил
И впервые огорчен,
Что взошел тростник.

Где ты, кукушка?
Привет передай весне
Сливы расцвели.

Взмах весла, ветер
И брызги холодных волн.
Слезы на щеках.

Одежда в земле,
Хоть и праздничный день у
Ловцов улиток.

Стон ветра в пальмах,
Грохот дождя слушаю
Ночи напролет.

Я — прост. Как только
Раскрываются цветы,
Ем на завтрак рис.

Ива на ветру.
Соловей в ветвях запел,
Как ее душа.

Пируют в праздник,
Но мутно мое вино
И черен мой рис.

После пожара
Лишь я не изменился
И дуб вековой.

Кукушки песня!
Напрасно перевелись
Поэты в наши дни.

Новый год, а мне
Только осенняя грусть
Приходит на ум.

На холм могильный
Принес не лотос святой,
А простой цветок.

Притихли травы,
Некому больше слушать
Шелест ковыля.

Морозная ночь.
Шорох бамбука вдали
Так меня влечет.

Выброшу в море
Свою старую шляпу.
Короткий отдых.

Обмолот риса.
В этом доме не знают
Голодной зимы.

Лежу и молчу,
Двери запер на замок.
Приятный отдых.

Хижина моя
Так тесна, что лунный свет
Все в ней озарит.

Язычок огня.
Проснешься — погас, масло
Застыло в ночи.

Ворон, погляди,
Где твое гнездо? Кругом
Сливы зацвели.

Зимние поля,
Бредет крестьянин, ищет
Первые всходы.

Крылья бабочек!
Разбудите поляну
Для встречи солнца.

Отдохни, корабль!
Персики на берегу.
Весенний приют.

Был пленен луной,
Но освободился. Вдруг
Тучка проплыла.

Как воет ветер!
Поймет меня лишь тот, кто
В поле ночевал.

К колокольчику
Цветку долетит ли комар?
Так грустно звенит.

Жадно пьет нектар
Бабочка-однодневка.
Осенний вечер.

Цветы засохли,
Но семена летят,
Как чьи-то слезы.

Ураган, листву
Сорвав, в роще бамбука
На время заснул.

Старый-старый пруд.
Вдруг прыгнула лягушка
Громкий всплеск воды.

Как ни белит снег,
А ветви сосны все равно
Зеленью горят.

Будь внимательным!
Цветы пастушьей сумки
На тебя глядят.

Храм Каннон. Горит
Красная черепица
В вишневом цвету.

Ты проснись скорей,
Стань товарищем моим,
Ночной мотылек!

Букетик цветов
Вернулся к старым корням,
На могилу лег.

Запад ли, Восток…
Везде холодный ветер
Студит мне спину.

Легкий ранний снег,
Только листья нарцисса
Чуть-чуть согнулись.

Вновь выпил вина,
А все никак не усну,
Такой снегопад.

Чайку качает,
Никак спать не уложит,
Колыбель волны.

Замерзла вода,
И лед разорвал кувшин.
Я проснулся вдруг.

Хочется хоть раз
В праздник сходить на базар
Купить табаку.

Глядя на луну,
Жизнь прошел легко, так и
Встречу Новый год.

Кто ж это, ответь,
В новогоднем наряде?
Сам себя не узнал.

Пастушок, оставь
Сливе последнюю ветвь,
Срезая хлысты.

Капуста легче,
Но корзины улиток
Разносит старик.

Помни, дружище,
Прячется в лесной глуши
Сливовый цветок.

Воробей, не тронь
Душистый бутон цветка.
Шмель уснул внутри.

Всем ветрам открыт
Аиста ночлег. Ветер,
Вишни зацвели.

Пустое гнездо.
Так и покинутый дом —
Выехал сосед.

Треснула бочка,
Майский дождь все льет.
Проснулся ночью.

Мать похоронив,
Друг все стоит у дома,
Смотрит на цветы.

Совсем исхудал,
И волосы отросли.
Долгие дожди.

Иду посмотреть:
Гнезда уток залили
Майские дожди.

Стучит и стучит
У домика лесного
Дятел-трудяга,

Светлый день, но вдруг —
Маленькая тучка, и
Дождь заморосил.

Сосновая ветвь
Коснулась воды — это
Прохладный ветер.

Прямо на ногу
Вдруг выскочил шустрый краб.
Прозрачный ручей.

В жару крестьянин
Прилег на цветы вьюнка.
Так же прост наш мир.

Спать бы у реки
Среди пьянящих цветов
Дикой гвоздики.

Он дыни растил
В этом саду, а ныне —
Холод вечера.

Ты свечу зажег.
Словно молнии проблеск,
В ладонях возник.

Луна проплыла,
Ветви оцепенели
В блестках дождевых.

Кустарник хаги,
Бездомную собаку
На ночь приюти.

Свежее жниво,
По полю цапля идет,
Поздняя осень.

Молотильщик вдруг
Остановил работу.
Там луна взошла.

Праздники прошли.
Цикады на рассвете
Все тише поют.

Вновь встают с земли
Опущенные дождем
Хризантем цветы.

Чернеют тучи,
Вот-вот прольются дождем
Только Фудзи бел.

Мой друг, весь в снегу,
С лошади упал — винный
Хмель свалил его.

В деревне приют
Всем хорош для бродяги.
Озимые взошли.

Верь в лучшие дни!
Деревце сливы верит:
Весной зацветет.

На огне из хвои
Высушу полотенце.
Снежный вихрь в пути.

Снег кружит, но ведь
В этом году последний
День полнолунья.
x x x

Персики цветут,
А я жду все не дождусь
Вишни цветенья.

В мой стакан с вином,
Ласточки, не роняйте
Комочки земли.

Двадцать дней счастья
Я пережил, когда вдруг
Вишни зацвели.

Прощайте, вишни!
Цветенье ваше мой путь
Теплом согреет.

Трепещут цветы,
Но не гнется ветвь вишни
Под гнетом ветра.

Глупый человек имеет много вещей, чтобы беспокоиться о них. Те, кто делают искусство источником обогащения,… не способны сохранить своё искусство живым. --- Мацуо Басё

МАЦУО БАСЁ (1644 – 1694) – известнейший японский поэт и теоретик стиха родился в небогатой, но образованной самурайской семье Мацуо Ёдзаэмона. Получив хорошее домашнее образование, будущий поэт некоторое время был чиновником, но сухая официальная служба оказалась не для него. Пришлось жить на доставляемые уроками поэзии скромные средства.

Вот всё, чем богат я!
Лёгкая, словно жизнь моя,
Тыква-горлянка. (Пер. Веры Марковой - В.М. далее)
* * *
Плодотворный поэт -- Басё оставил 7 антологий: «Зимние дни», «Весенние дни», «Заглохшее поле», «Тыква-горлянка», «Соломенный плащ обезьяны» (книги 1-я и 2-я,), «Мешок угля», лирические путевые дневники, предисловия, письма об искусстве и сути творчества.. До Басё в отличии от высоко эстетической «танка», «хокку» была ближе к вмещающей любую эмоцию повседневной эпиграмме (не подписанные хокку даны в переводе автора этой статьи – С. Сангье):

Каша одна с водой, - совсем
рыжий кот отощал. ...Но любовь!
Сладостна крыши песнь!
* * *
Осень. Скука - вздохи дождей.
Так что ж? Тоску под дождь, -
к красоткам летим скорей! (Светлана Сангье - С.С. далее)
* * *

Здесь нужно оговориться: х о к к у - это определение строфической формы, вне зависимости от жанра - от содержания стиха, то есть. Пейзажно лирический жанр х о к к у называется - х а й к у. Японская стихотворная сатира в совокупности определяется как - к ё к у. У Басё же лирическо философский подтекст х а й к у - нередко сочетается с комизмом ситуации, что придает стихам особое очарование. Но и делает их весьма и весьма трудно переводимыми.

Разные языки имеют разные возможности стихотворного выражения. Отсюда два типа переводов т а н к у: в одних попытка соблюсти три строки и жёсткое количество слогов: 1-я строка - 5 слогов; 2-я - 7; 3-я - 5 или менее. Причём жёсткое соблюдение этого правила в нашем языке ограничено: в целом русское слово - длиннее плюс необходимые в предложении синтаксические связки. Приведённые здесь переводы Г.О. Монзеллера по форме -- самые правильные и близкие строфике подлинника.

Переводы второго типа при ломке внешней формы х о к к у стремятся, в первую очередь, передать философское содержание - затекстовые оттенки в том числе. Путь заманчивый и опасный, безнадежно завлекший и автора этой статьи. Возможен ли полностью -- и в эмоциональном, и в ритмическом, и в образном смысле --- адекватный перевод с восточного языка на европейский с сохранением всех оттенков оригинала?.. Нередко выдающие переводчики оставляли по мастерству равнозначные переводы обоих видов: даже при этом содержание трёх строчника х о к к у выражается не полностью.
* * *

Смеётся в окно луна, - она
в хижине бедной моей засыпала
золотом все четыре угла.
* * *
Луна ушла -- золото унесла.
Стол пустой, темны четыре угла.
...О, мимолётности вкус!(С.С.)

Я банан посадил –
и теперь противны мне стали
ростки бурьяна... (В.М.)
* * *
Посадил я у дома банан, - и бурьян
Не даёт мне покоя. А был тот бурьян - верным
Спутником долгих скитаний моих.(С.С.)
* * *

Возле подаренной ему одним из учеников скромной хижины поэт сам посадил банан. Считается, что именно он подарил поэту псевдоним: «банан» -- яп. «басё». С 1884 г. последнее десятилетие своей жизни Басё много странствует пешком, в одиночестве или с кем-то из учеников.

В путь! Покажу я тебе,
Как в далеком Есино вишни цветут,
Старая шляпа моя. (В. М.)
* * *
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле. (В. М.)
* * *

Плетёная шляпа (какую обычно носили монахи), простой коричневый плащ, на шее сума, как у всех паломников и нищих; в руке посох и буддийские чётки, --таков был простой дорожный наряд. В сумке лежали две-три книжки стихов, флейта и крохотный деревянный гонг.

В пути я занемог.
И всё бежит, кружит мой сон
по выжженным полям. (В. М.)
* * *

Заболел в пути.
Снится: полем выжженным
Без конца кружу. (Г.О. Монзеллер)
* * *

Занемог в пути. Мнится, -
Всё кружу выжженной стезёй
в бесконечности. (С.С.)

Едва-едва я добрёл
Измученный до ночлега...
И вдруг – глициний цветы! (В. М.)
* * *

Измученный, я до ночлега
Едва добрёл... О, снег глициний здесь, -
Дождём цветочным щедро всё увито! (С.С.)
* * *

Простые любители поэзии и аристократы - все желали заполучить в гости уже знаменитого странника, надолго нигде не задерживающегося. Источник поэзии – путешествия служили упрочению известности, но едва-ли были полезны для хрупкого здоровья поэта. Зато странствия способствовали почерпнутому в философии дзэн принципу «вечного одиночества» или «печали поэтического одиночества» (ваби). Освобождая от мирской суеты, нищие странствия помогали служить только высшему сакральному предназначению: «Ваби и поэзия (фуга) далеки от повседневных нужд…» (Послесловие Басё к своему сборнику «Пустые каштаны»).

Сакральный смысл должен быть освобождён от повседневности, чтобы преобразить её, -- сквозь её призму явить сияние вечности:

Парящих жаворонков выше
Я в небе отдохнуть присел -
На самом гребне перевала. (В.М.)
* * *
Отдохнуть присел
Выше жаворонков я;
Горный перевал... (Г.О. Монзеллер)
* * *

В лазури жаворонков выше
Я отдыхаю. Я устал. Небесный горный
Перевал. И шаг последний - ещё выше. (С.С.)
________________________

Паутинки в вышине.
Снова образ Будды вижу
На подножии пустом. (В.М.)
* * *
Паутинки - в вышине нитей
Разноцветных чудо. Образ Будды -
Всюду-всюду: мир - подножие ему.(С.С.)

Басё стремится отразить мир и сопричастного ей человека минимальными средствами: как можно более ударно кратко – незабвенно кратко. И, раз только прочитав, хокку Басё невозможно забыть! Воистину, это «грустное просветление отрешённости» (саби):

В осенних сумерках
Долго-долго тянутся досуги
Скоротечной жизни. (В.М.)
* * *
Луна или утренний снег...
Любуясь прекрасным, я жил как хотел.
Вот так и кончаю год. (В.М.)

Искусство и эстетика не служат прямому морализированию, тем не менее они несут высшую мораль – принцип «мгновенного озарения»:

В день рождения Будды
Он родился на свет,
Маленький оленёнок. (В.М.)
* * *
Грустите вы, слушая крик обезьян!
А знаете ли, как плачет ребёнок
Покинутый на осеннем ветру? (В.М.)
_______________________

Старый пруд заглох.
Прыгнула лягушка... миг -
Тихий всплеск воды. (Г.О. Монзеллер)
* * *
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине. (В.М.)
* * *
Пруд умирает... Спят
В воде года. Всплеск лягушачий -
Рябь - сомкнулася вода. (С.С.)

Удивительно, что видение мира японским поэтом 17 века иногда очень близко В 19 веке русским поэтам, с японской поэзией едва-ли знакомым. Особенно ярки созвучия с Басё в стихах Афанасия Фета. Конечно, конкретные реалии – цветы, животные, элементы пейзажа – в разных странах разные. Но в основном, будто одними глазами увидено.

Естественно, что с детства знающие Фета русские переводчики Басё могли добавить совпадений: свободный от влияний переводчик - из области фантазии (ибо переводчик - родился в определённой стране и образован определённым образом). И всё равно такие совпадения могли явиться только при условии, что созвучия имеются в японском и русском оригиналах. Сравним строки Басё с приведенными в нижней колонке отрывками из стихотворений Фета:

Б А С Ё
Жаворонок поёт,
Звонким ударом в чаще
Вторит ему фазан.
* * *
Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела…
О, с какой неохотой!
* * *
Как быстро летит луна!
На неподвижных ветках
Повисли капли дождя…
* * *
Есть особая прелесть
В этих, бурей измятых,
Сломанных хризантемах.
* * *
О этот долгий путь!
Сгущается сумрак осенний,
И - ни души кругом.
* * *
Опала листва.
Весь мир одноцветен.
Лишь ветер гудит.
* * *
Тоненький язычок огня, -
Застыло масло в светильнике.
Проснёшься...
Какая грусть! - Пер. Веры Марковой
__________________________________

А Ф А Н А С И Й Ф Е Т

…Вот жук взлетел и прожужжал сердито,
Вот лунь проплыл, не шевеля крылом. (Степь вечером)
* * *
Пропаду от тоски я и от лени…
В каждый гвоздик душистой сирени,
Распевая, вползает пчела. (Пчёлы)
* * *
Месяц зеркальный плывёт по лазурной пустыне,
Травы степные унизаны влагой вечерней…
Длинные тени вдали потонули в ложбине.
* * *
Осыпал лес свои вершины.
Сад обнажил своё чело.
Дохнул сентябрь, и георгины
Дыханьем ночи обожгло.
* * *
Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури,
Изрыдалась осення ночь ледяными слезами,
Ни огня на земле...
Никого! Ничего!...
* * *
Какая грусть! Конец аллеи
Опять с утра исчез в пыли,
Опять серебряные змеи
Через сугробы поползли. (Афанасий Фет)
__________________________________

Зачем переводить Басё, когда в его переводах уже нет недостатка? Зачем вообще переводят не только профессионалы? Неисчерпаемость внутреннего – за словами – смысла поэзии Басё сама по себе отставляет возможность разных, несхожих взглядов. Обдумывая -- как бы "приспосабливая" к себе строки большого мастера, в первую очередь, стремишься понять самого себя – вспомнить что-то свыше дарованное, но забытое.

Переводить – безмерное удовольствие и столь же безмерный труд: буквы уже плывут перед глазами, а всё переставляешь слова! Без прогулки проходит законный выходной. Обедал ты или нет?! И всё не оторваться от блокнота, -- нечто сродни светлой магии!

Переводишь, -- и бредёшь с поэтом по дорогам средневековой Японии или по дорогам собственной страны?! Главное: видишь всё внове – как в первый день творения: себя как в первый день творения!

Впервые я познакомилась с Басё в переводе Г. О. Монзелер (2). Хоть ныне его упрекают во многом, на мой взгляд, очарование -- «запах» поэзии японского мастера переводчик донёс. Очень нравятся мне переводы Веры Марковой, -- её тоже туманно упрекают в «отсутствии цельности композиции и плавности интонации оригинала». Зато переводчица нашла равновесие между европейской рассудочность и скреплённой традициями японской культуры для европейца «рваной» образностью танку и хокку! Ведь, если читатель не проникся, для чего и перевод?

«Слова не должны отвлекать внимание на самих себя, потому что истина - за пределами слов» - уверял Басё. С этим весьма сходно Афанасий Фет (кстати, великолепный и педантичный переводчик с немецкого, латыни и греческого!) говаривал, что поэзия – не вещи, а только запах вещей, -- их эмоциональное отражение. Что же тогда перевод: запах запаха стихов?..

Вообще, не подойти ли к проблеме перевода с другой стороны?! Чем более переводов, тем богаче выбор читателя: сравнение оттенков смыслов эстетически обогащает читателя! Причисляя самоё себя к непрофессиональным любителям перевода (трогает за душу – не трогает…), я не соперничаю и не спорю здесь ни с кем.

Известный перевод Георгия Оскаровича Монзелер перепечатываю (сверху на странице) как дань моей благодарности и уважения к этому – увы! – не встреченному мною в жизни человеку; ниже свой перевод. ...Даже и не перевод в прямом смысле, но перепевы темы -- личный опыт сопричастности к «мгновенному озарению» великого японского поэта.
____________________________________________

МАЦУО БАСЁ. В Е С Н А. - ПЕРЕВОД Г. О. МОНЗЕЛЕР (1)

Ах, соловушко!
И за ивой ты поешь,
И перед кустом. (Г.О.М.)
* * * * *

Соловей - певец! И за сливами
Ты поёшь, и на веточке ивовой, -
всюду весть весны!
_____________________

Сливу уже сорвал...
Хочется камелию
Положить в рукав! (Г.О.М.)
* * * * *

Дождались весны! Сливовый цвет -
в рукаве уже. И камелию тоже хочется, -
жаль сорвать цветок.
________________________________

Скажет кто-нибудь:
"Надоели дети мне!" -
Не для тех цветы! (Г.О.М.)
* * * * *

«Как докучливы дети
Мне!" - если скажет кто, -
для него ль цветы?!
______________________

Месяц со стыда
Скрылся в облаках совсем -
Так красив цветок! (Г.О.М.)
* * * * *

Так пьянит цветок красотой, -
Глаз не отвести! Месяц со стыда
в облако ушёл.
_________________________

Лето близится...
Рот тебе бы завязать,
Ветер на цветах! (Г.О.М.)
* * * * *

Срывает ветер цвет – весны очарованье.
О, ветер, ветер! Завязать тебе бы
на устах дыханье!
____________________________

Вот упал листок...
Вот еще листок упал...
Это -- ветерок. (Г.О.М.)
* * *

Роняет лепестки цветок...
Листок... Ещё один... Ах, ветер --
шаловливый господин!
_______________________________

Ну, и жарко же!
Даже раковины все,
Рты открыв, лежат... (Г.О.М.)
* * * * *

Жарко, -- мочи нет!
В обмороке рты разинули - рты
захлопнули даже раковины.
________________________

Скал азалии
Алы от кукушкиных
Слезок красящих. (Г.О. М.)
* * * * *

Кукушка плачет и поёт, -
и слёзы алы её. И алятся от слёз
цветы азалии и скалы. (3)
_________________________

О, камелии!
"Хокку" написать мне мысль
В голову пришла. (Г.О. М.)
* * * * *

О, камелии! Нынче время вам...
Рифма расцвела, -- «хокку»
вновь пишу!
______________________

Ночь совсем темна...
И, гнезда не находя,
Плачет пташечка. (Г.О. М.)
* * * * *

Так уж ночь темна...
Не найдя гнезда, пташка плачется -
стонет малая.
__________________________

Как прохладна ночь!
Ясный месяц молодой
Виден из-за гор. (Г.О. М.)
* * * * *

Как дышит ночь прохладой!
Ясный месяц – красавец молодой-
глядится из-за гор.
_________________________

Летом ночью ты
Раз ударишь лишь в ладонь -
И уже светло! (Г.О. М.)
* * * * *

Так летом ночь робка!
В ладони хлопнешь, - эхо звенит.
Луна бледнеет, - уже рассвет.
______________________

Постоянно дождь!
Как давно не видел я
Лика месяца... (Г.О. М.)
* * * * *

Дождь. Дождь... Так долго
уже не виден лик ясный месяца.
И вылиняла радость. (4)
_______________________

Майский дождь не шел
Здесь, наверно, никогда...
Так сияет храм! (Г.О. М.)
* * * * *

Как ярко крыша храма золотится!
Не шёл совсем здесь дождь, - или
монахи буддийские так святы?!
* * *

Упал листок... Ещё один
Непрошенный. О, увяданья господин -
О, ветер осени!
________________________

О С Е Н Ь

Осень началась...
Вот и бабочка росу
С хризантемы пьет. (Г.О. М.)
* * * * *

Начало осени. И бабочка,
забывшись, последнюю росу
из хризантемы так жадно пьёт!
_________________________

О! камелия
Опадая пролила
Воду из цветка... (Г.О. М.)
* * * * *

Умчалось! Лето провожая
Грустит камелия, слезой
росу и лепестки роняя.
______________________

Высока вода!
И в пути придется спать
Звездам по скалам... (Г.О. М.)
* * * * *

Небо на землю опустилося, -
Поднялась вода. Нынче на скалах
звёздам ночевать!
_______________________

Ночью при луне
У подножья гор туман,
Облачны поля... (Г.О.М.)
* * * * *

Горы облачны. В молоке поля
у подножия. Ночью под луной
стелется туман...
___________________

Как заговоришь
Осенью при ветре ты,
Холодно губам... (Г.О.М.)
* * * * *

Торопись сказать! Осенью
На ветру холодно губам, -
стыло на сердце.
________________

Повернись сюда!
Сумерками осенью
Скучно ведь и мне... (Г.О.М.)
* * * * *

Обернись ко мне! В хмурых
сумерках старой осени
так печально мне!
_________________

Осенью такой
Как живется в облаках
Птицам в холода? (Г.О.М.)
* * * * *

Осень, осень... Холода множатся.
Как живётся в облаках мёрзлых
птицам – как им можется?!
_______________________

Думается мне:
Ад похож на сумерки
Поздней осенью... (Г.О.М.)
* * * * *

Мнится - видится: Ад –
как сумерки поздней осенью…
Хуже некуда!
______________________

Вот занятно как
Превратится ли он в снег,
Этот зимний дождь? (Г.О.М.)

* * * * *
Ледяная изморось: кап, кап, - дрожь.
Превратишься ли ты в снег,-
скучный зимний дождь?!
__________________________________

Ведь не умерли
Под снегом вялые
Камышей цветы? (Г.О.М.)
* * * * *

Совсем завяли камышей цветы, -
погибли или о весне в снегу
им снятся сны?
____________________

Только снег пойдет, -
Балки гнутся в потолке
Хижины моей... (Г.О.М.)
* * * * *

Снег падает – трещит тростник
на крыше. В лачуге холодно, -
летите думы выше!
____________________

Хоть и холодно, -
Но в пути вдвоем заснуть
Очень хорошо! (Г.О.М.)
* * * * *

Так уж холодно! Ветер лют.
Ах, вдвоём заснуть на пути -
так бы сладостно!
______________________

Чтобы видеть снег -
До того, что с ног валюсь, -
Я брожу везде. (Г.О.М.)
* * * * *

1. Снег первой ризою укрыл поля.
С ног падаю, но всё брожу,брожу
я от суеты вдали...

2. Гляжу на снег. Уже замёрз, застыл, -
А всё не надышусь снегов дыханьем.
...Как уберечь сиянье чистоты?!

1. Георгий Оскарович Монзелер (1900 – 1959) -- японовед и китаевед. В 1930–1931 – преподаватель ЛГУ. В 1934 был выслан (возможно, уехал сам, спасаясь от ареста), на Север, где работал «в экспедиции по обследованию ресурсов Кольского полуострова». По возвращении работал в ЛВИ (до 1938 г.) и других учреждениях АН СРСР. Переводил стихи (Ли Бо, Басё), чаще выступал как автор подстрочников (для Гитовича, Ахматовой и других).

2. Приведённый выше перевод Монзелер «Из стихотворных циклов Басё» напечатан в сборнике под редакцией - Конрад Н. И. Японская литература в образцах и очерках. Том 1. С. 463-465. Ленинград. Издание института живых восточных языков имени А. С. Енукидзе, 1927 г.

3. По японскому поверью кукушка плачет красными слезами

4. Лето в Японии – скучный сезон дождей.

Мацуо Басе был японским поэтом 17-го века, который считается величайшим мастером хайку - очень короткая форма поэзии. Как самый известный поэт эпохи Эдо в Японии, он был широко популярен при жизни, и его слава многократно увеличивалась на протяжении столетий после его смерти. Считалось, что его отец был самураем низкого ранга, и Басе начал работать в качестве слуги с ранних лет, чтобы заработать себе на жизнь. Его учитель Тодо Йоситада любил поэзию, и, находясь в его обществе, сам Басе также полюбил эту литературную форму. В конце концов, он изучил поэзию Китамуры Кигина, известного киотского поэта, и углубился в познание учения даосизм, которое сильно повлияло на него. Мацуо начал писать стихи, которые получили широкое признание в литературных кругах и утвердили его как талантливого поэта. Известный своей краткостью и ясностью в выражении, этот человек получил славу в качестве мастера хайку. Он был учителем по профессии и достиг успеха, но это не давало ему удовлетворения. Несмотря на то, что его приветствовали в известных литературных кругах Японии, Басе избегал общественной жизни и блуждал по всей стране в поисках вдохновения для письма. Добился большой популярности еще при жизни, хотя никогда не чувствовал себя спокойно с самим собой и постоянно пребывал в мучительной душевной суматохе.

Этот японский поэт родился в 1644 году недалеко от Уэно, в провинции Ига. Его отец, вероятно, был самураем. У Мацуо Басе было несколько братьев и сестер, многие из которых впоследствии стали фермерами. Он начал работать, когда был еще ребенком. Изначально юноша был слугой Тодо Йоситады. Его хозяин интересовался поэзией и понимал, что Басе тоже любит поэзию, таким образом, он взращивал литературные интересы мальчика. В 1662 году было опубликовано первое сохранившееся стихотворение Мацуо, а два года спустя был выпущен его первый сборник хайку. Йоситада внезапно умер в 1666 году, положив конец мирной жизни Басе как слуги. Теперь ему пришлось искать другой способ получения средств к существованию. Поскольку его отец был самураем, Басе мог бы стать одним из них, но он предпочел отказаться от этого варианта карьеры.

Несмотря на то, что он не был уверен, хочет ли стать поэтом, Басе продолжал сочинять стихи, которые были опубликованы в антологиях в конце 1660-х годов. В 1672 году вышел сборник, содержащий его собственные работы, а также работы других авторов школы Тейтоку. Вскоре он приобрел репутацию умелого поэта, а его поэзия прославилась своим простым и естественным стилем. Басе стал учителем и имел 20 учеников к 1680 году. Ученики очень уважали его и построили для него деревенскую хижину, тем самым предоставив своему учителю его первый постоянный дом. Однако хижина сгорела в 1682 году, а вскоре после этого, через год умерла мать поэта. Это сильно огорчило Басе, и он решил отправиться в путешествие, чтобы обрести спокойствие. Подавленный, мастер хайку путешествовал один на опасных маршрутах, ожидая смерти в пути. Но его путешествия не заканчивались, состояние ума улучшалось, и он начал наслаждаться своими странствиями и новыми впечатлениями, которые получал. Именно путешествия оказали огромное влияние на его писания, а стихи приобрели интересный тон, когда Мацуо писал о своих наблюдениях за миром. Он вернулся домой в 1685 году и возобновил работу преподавателя поэзии. В следующем году написал хайку, описывая лягушку, прыгающую в воду. Это стихотворение стало одним из его самых известных литературных произведений.

Поэт Мацуо Басе жил простой и строгой жизнью, избегая всякой яркой городской общественной деятельности. Несмотря на его успех как поэта и учителя, он никогда не был в мире с самим собой и старался избегать общества других. Однако в последние годы стал более общительным и делил дом со своим племянником и его подругой. Мацуо страдал болезнью желудка и умер 28 ноября 1694 года.